Текст книги "Антрийские легенды. Щепотка другого мира"

ГЛАВА 11. НОВЫЙ СОВЕТ

Решение остаться в Ивовом Совете принял не только Итен. Спустя неделю после суда над Ластрой Ов Легри получили приглашение в дом у реки, и сомнений в том, что это не просто встреча, а собрание, ни у кого не возникло.

Все утро перед Советом Сайми сетовала на то, что ей все еще нельзя присоединиться к собранию, а Кристина посещает его уже во второй раз. Олден аргументировал это решение тем, что разговор снова пойдет о возможности вернуть Кристину домой. И без самой Кристины обсуждение представляется бессмысленным, поскольку только она вправе решать, на какой риск идти во имя возвращения в свой мир. Если бы не это обстоятельство, на собрание Кристину никто бы не допустил.

– К тому же, – прибавил Олден. – Тебе все равно расскажут о произошедшем во всех подробностях, я уверен.

Кристина догадалась, что Олден намекает на нее и Джела. По сути, Олден был абсолютно прав. Сайми в любом случае обо всем узнает, потому что новая подруга и молодой человек не смогут устоять перед соблазном хотя бы немного поговорить о Совете. Кристина упрекала себя за несдержанность. Ей выпала честь хоть ненадолго стать частью такого события, а она не нашла в себе сил держать язык за зубами.

Сайми все равно осталась недовольна. Ей хотелось принять непосредственное участие и увидеть все своими глазами. Ее выражение лица не укрылось от Илерины. Илерина улыбнулась. Как всегда.

За все время своего пребывания в Сантене Кристина ни разу не видела Илерину злой или обиженной. Как Илерине это удавалось? Кристина не сомневалась в том, что Илерине не просто дается роль человека, способного поддержать в любую минуту. Со стороны кажется, что делать это легко и просто, но на деле поддержание такого образа – тяжкое бремя для любого человека, даже обладающего по-настоящему сильным характером.

– А еще, – сказала Илерина, дополняя слова мужа. – Кто-то должен остаться в приемной и позаботиться о пациентах.

– Но ведь в приемной останется Биерн, – возразила Сайми.

– Биерну потребуется помощь, дорогая, – голос Илерины звучал мягко. – Он не сможет одновременно принимать пациентов, следить за порядком среди ожидающих и ходить за лекарствами.

Сайми в который раз оставалось лишь вздыхать. Она могла пожаловаться на несправедливость в присутствии родителей, но, услышав их доводы, всегда проявляла смирение и находила в себе силы остаться дома, как того хотели Олден и Илерина.

Наблюдая за этим, Кристина постепенно приходила к мысли, что смирение – это не слабость, а невероятная сила, постичь которую дано не каждому. Проявлять смирение сложно, ведь человеку приходится мириться с кажущейся несправедливостью. Или злостью. Не говоря уже о том, что смирение призывает наступить на горло собственным желаниям и стремлениям. Однако в некоторых ситуациях именно это самое смирение может стать единственно правильным решением.

Встав на путь этого решения, Сайми направилась в приемную.

О работе приемной заботились все члены семьи. Приемной Легри называли ту часть дома, где принимали больных. Границей между жилой и рабочей частью дома служила обычная стена, точно такая же, какая отделяла бы одну спальню от другой. Легри вообще не видели смысла в том, чтобы придавать приемной какой-то особенный вид.

Правда дверь в приемную они все же сделали отдельной. Над дверью висела табличка с надписью «Прием пациентов. Аптека». Аптека в привычном понимании этого слова Кристиной не существовала. Если кто-то желал купить лекарство, он мог дернуть за шнурок и дождаться появления Олдена. В свою комнату зелий и снадобий Олден гостей приводил крайне редко, она служила ему рабочим местом и складом.

Еще четыре комнаты, отданные под деятельность Легри, представляли из себя общий небольшой холл для ожидания, две связанные между собой комнаты для осмотра пациентов, и еще одно помещение, служившее стационаром. Обычно в нем находилось двое или трое человек, требовавших особого наблюдения.

В редких случаях, когда пациентов требовалось полностью изолировать от других из-за опасной болезни, Илерина договаривалась о палате с городской лечебницей. В лечебнице никогда не отказывали. Там знали, что Илерина сама продолжит лечить пациента, и что под ее контролем у пациента гораздо больше шансов поправиться, ведь Илерина была одним из лучших лекарей города.

В своей приемной Илерина и Биерн находились постоянно. Пациенты приходили один за одним, и холл редко пустовал. Иногда на прием образовывалась очередь, и тогда с больными работали сразу все члены семьи. По мнению Илерины и остальных, заставлять людей ждать нельзя, особенно, если они больны. К счастью, Олден имел удивительную способность успокаивать людей, а Сайми отлично умела слушать и утешать, поэтому скандалы в приемной не случались почти никогда.

Во время собраний Совета в приемной большую часть ответственности на себя брал Биерн. Он интересовался происходящим в Совете и в мире крайне редко. Кристину поражало то, как такой молодой человек с головой погружен в свое занятие. Он целиком и полностью отдавался работе с больными, проявлял терпение, к которому многие люди идут годами. К тому же Биерн умел сочувствовать. Его сочувствие никогда не звучало наигранно или шаблонно. Биерн говорил от всей души, которая, судя по его поступкам, имела колоссальную широту.

Как-то раз Кристина увидела, как Биерн вернулся домой сам не свой. Она спросила, что случилось. Биерн ответил, что он принял пациента, которому не может помочь. Этому человеку вообще уже никто не мог помочь, слишком серьезным было его заболевание. Биерн не плакал, но его взгляд выдавал переживания и то самое неприятное чувство, накатывающее на человека в моменты осознания собственного бессилия.

Тогда Кристина впервые увидела, как глубоко Биерн сопереживает больным. В отличие от врачей ее мира, Биерн не имел склонности к чрезмерному цинизму. Хорошо это или плохо, Кристина не знала.

Удивительно, но Кристина снова отправилась на собрание Ивового Совета.

Она и супруги Легри вновь пришли в дом у реки последними, хотя были далеки от того, чтобы опоздать. Пунктуальности Совета, как и многим другим качествам этого общества, позавидовал бы любой, кто узнал бы о его существовании.

Тео, Джел, Итен и Ветор сидели в гостиной. Поздоровавшись с ними, Кристина почувствовала на себе еще чей-то взгляд. Она испуганно огляделась по сторонам. Неужели мэр все-таки одумался и вернулся на собрания? Однако чуда не случилось, Гроум не одумался. Вместо него в углу гостиной стоял Бергин.

– Я думаю, – начал собрание Тео, когда все уселись поудобнее. – Все мы прекрасно видим, что наше сегодняшнее собрание необычно по своему составу. Наш многоуважаемый мэр и его не менее уважаемый помощник отсутствуют по причинам, о которых все мы, пожалуй, знаем, но говорить не хотим. Что касается отсутствия Инфрина Шелона, то оно объясняется тем, что несколько дней назад Инфрин отбыл домой в Ист-Аст. Зато с нами сегодня наш друг Бергин. Полагаю, возражений по поводу его присутствия ни у кого нет.

Возражения действительно не последовали. Убедившись в этом, Тео удовлетворенно кивнул и повернулся к Итену.

– Я не хочу заставлять тебя скрывать что-то от своего начальника, – продолжил волшебник. – Но все же я должен заметить, что раскрытие нашей сегодняшней тайной встречи может иметь негативные последствия.

– Я не собираюсь ничего рассказывать ни Гроуму, ни кому-то еще, – пожал плечами Итен. – По этому поводу волноваться не стоит.

– Спасибо, – бодро ответил Тео. – Тогда, раз все формальности позади, можем перейти к нашим делам.

– Ты прочитал дневники? – нетерпеливо спросил Джел. Ветор и Итен одновременно повернулись к нему и одарили Джела вопросительными взглядами. Джел смутился и поджал губы. – А… То есть про дневники еще не все знают…

Джел виновато посмотрел на волшебника, но на лице Тео злость и укор не проступили. Он лишь улыбнулся и добродушно посмотрел в ответ на Джела. Итен проследил за этим обменом взглядами и попросил рассказать, о каких дневниках идет речь. Джел вздохнул и приготовился говорить, но Тео опередил его. Джел не стал сопротивляться. Пожалуй, для такого рассказа Тео годился больше, чем он.

Волшебник рассказал, что в его руках оказались дневники великого Тоноака, и что написаны они на аверинге. О том, как он и остальные нашли дневники, о доме двух волшебников, да и вообще о любых деталях Тео пообещал рассказать позже. А пока он сказал лишь то, что взялся за расшифровку дневников, как только они попали к нему.

– Я могу помочь, – сказал Итен, дослушав рассказ. – Не буду врать, никакого опыта расшифровки манускриптов у меня нет, да и в аверинге я не силен, но я могу записывать под диктовку любой скорости…

– Ты очень добр, – прервал его Тео. – Конечно, если бы я мог читать и тут же диктовать, я бы и сам обратился к тебе за помощью. Твоя усидчивость и твой идеальный почерк пришлись бы очень кстати. Но увы… Я перевожу, если так можно выразиться, медленно, по одному слову. Не все так просто, как хотелось бы.

– Но, если когда-нибудь моя помощь понадобится, – не сдавался Итен. – Я к твоим услугам в любое время дня и ночи.

Тео сердечно поблагодарил его и вернулся к рассказу о расшифровке. Наводящих вопросов на этот раз он не ждал.

Как выяснилось, на то, чтобы полностью изучить дневники, могут уйти месяца, поэтому волшебник занялся тем вопросом, который интересовал Совет первым делом – заклинанием высшей власти. Тео пролистывал дневники, в надежде наткнуться на упоминания о нем. В конце концов ему улыбнулась удача, и он нашел то, что искал.

Упоминания о заклинании присутствовали в хронологически последнем дневнике. Тео заметил, что Тоноак долгое время не зацикливался на том, что создавал. Писал лишь, что он и его друг приступили к сотворению сильного и очень необычного заклинания.

Частые упоминания о заклинании начались в тот момент, когда Рэскайн, по всей вероятности, стал проявлять чрезмерный интерес к новой магии. Тоноак писал, что не понимает желания друга браться за написание заклинания снова и снова, но дружба – это не просто красивое слово. Если друг нуждается в помощи, отказывать нельзя.

Когда работа над заклинанием подошла к концу, волшебники нанесли его рунами на пергамент, и, как только последний символ был записан, руны заискрились.

В своем дневнике Тоноак признался, что испытал страх, осознав, что создано заклинание, способное подарить человеку безраздельную власть. Прочитавший заклинание смог бы одной лишь силой мысли повелевать стихиями, как ему вздумается, влиять на погоду и все живое. Кроме того, заклинание даровало способность контролировать мысли людей, подчинять их своей воле. Тоноак опасался и того, что заклинание высшей власти толком не изучено, а потому последствия его непредсказуемы.

Еще до легендарного разговора двух волшебников Тоноак начал переживать и сомневаться в том, что стоило браться за подобную магию. Мир не нуждался в ней, ведь все, что могло принести заклинание высшей власти – это беды, разрушение и горе. Не такой участи Тоноак желал людям и всему миру.

Сам разговор, послуживший началом ссоры, Тоноак не описал, да и визит Ланарии в дневнике не упоминался. Однако о событиях в пещере Тоноак запись оставил, и здесь, отметил Тео, начиналось самое интересное.

Оказывается, легенда умалчивала о том, что Тоноак стал свидетелем произошедшего между Рэскайном и Ланарией инцидентом. Он собственными глазами видел, как Рэскайн, ослепленный гневом, наложил заклятие на пещеру, где укрылась бедная девушка.

К сожалению, помочь Ланарии Тоноак не мог. Его вмешательство сулило еще большую угрозу. Рэскайн был опасен, любое неверное движение, и он разрушил бы все живое вокруг себя и на много миль вперед.

Тоноак прятался и наблюдал, молча ужасаясь тому, во что превращался его друг. С каждой минутой ярость все больше овладевала Рэскайном. Он менялся внешне и внутренне и становился похож на чудовище, маскирующееся под человека. Ничего более страшного в своей жизни Тоноак не видел.

Не сумев пройти к Ланарии, Рэскайн в гневе удалился. И тогда Тоноак выбрался из своего укрытия и попытался сам пробраться в пещеру. Попытался и сумел.

Как только Тео сообщил, что Тоноак проник в пещеру, в гостиной воцарилось сосредоточенное молчание. Кристина ждала, что кто-нибудь не выдержит, вскочит и прокричит что-то. Однако каждый из присутствующих сумел удержать себя в руках. А Тео продолжил рассказ.

Да, Тоноаку удалось войти в пещеру. Он не использовал магию, не читал заклинаний. Он просто прошел внутрь.

– А дальше, – сказал Тео и достал из кармана мантии листок бумаги. – Я хотел бы зачитать вам этот отрывок. В переводе, разумеется. Возможно, Кристине было бы приятно и полезно услышать именно его.

Девушка кивнула в знак согласия. Для нее этот момент стал особенным и волнительным. Пожалуй, более волнительным, нежели для остальных.

– Несколько секунд, стоя у входа, я колебался, – Тео приступил к чтению. Его голос звучал спокойно. – Зная теперь, что друг мой Рэскайн уже не тот добрый волшебник, каким я считал его долгие годы, я не мог представить себе, как гнев повлиял на использованную им магию. Я не знал, что со мной будет, но я не мог развернуться и уйти. В конце концов я решился переступить черту у самого входа в пещеру. Я точно знал, где проходит черта, потому что в том месте, где ее сотворил Рэскайн, трава сгорела.

Я сделал шаг вперед и прошел внутрь. Оказавшись в пещере, я не почувствовал ничего особенного. Здесь было меньше солнца, а воздух казался холоднее. Но ведь это пещера, подумал я, так и должно быть.

Я постоял немного у самого входа, огляделся и заметил, что шагах в двадцати от меня по воздуху плывет шар серебристого цвета. В его магическом происхождении я не сомневался. В мире не существует ничего, похожего на такую странную субстанцию, пугающую и завораживающую одновременно.

Мне показалось, что шар наблюдает за мной, хотя глаз у него не было. Шар приближался, но я стоял и не двигался. А потом он остановился на расстоянии вытянутой руки от меня, замер на несколько секунд и молнией полетел назад, куда-то глубоко в пещеру.

И вдруг я увидел, как навстречу мне идет девушка. Бедная милая Ланария. Она совсем не изменилась, только взгляд ее стал грустным. Такая хрупкая, такая трогательная. Мне стало жаль ее. Она еще ничего не сказала, но я чувствовал, что она более не принадлежала миру живых, но и в мир мертвых она не перешла.

Ланария спросила, зачем я пришел, и не послал ли меня Рэскайн. Я заверил ее, что пришел исключительно по собственной воле. Она вздохнула. Вздохнула так, словно была самым обычным человеком.

Я спросил у Ланарии, что за шар мне явился. Она ответила, что и сама не знает. Она не вызывала его, но шар появлялся и тогда, когда в пещеру пытался проникнуть Рэскайн. Только тогда шар вел себя иначе. Он становился черным и окутывал Рэскайна как плотная паутина. Ланарии даже чудилось, что шар проникал внутрь мага. Рэскайн неистово кричал и сопротивлялся. Он предпринял несколько попыток отбиться от шара, но тщетно. Шар не исчезал.

Мы немного помолчали, а потом я задал Ланарии вопрос о том, что она собирается делать дальше. Она поделилась своим опасением. Ей казалось, что она не может выйти из пещеры, хотя ей очень этого хочется. Словно в доказательство своих слов и чувств, Ланария прошла к выходу и постаралась переступить через границу, но у нее ничего не получилось. Ее тело останавливала невидимая и неведомая сила.

Я никогда не забуду взгляда, которым Ланария посмотрела на меня, обернувшись. Сколько печали и смиренного отчаяния было в том взгляде… Думаю, он будет являться мне во сне еще долгие годы.

Ланария спросила, могу ли я помочь ей выбраться. Но я не мог. Я не имел права бороться с тем, чего до конца не понимал. К тому же я боялся, что мои слепые попытки помочь сделают только хуже.

Опустив глаза, Ланария помолчала еще минуту, а потом протянула мне кусочек пергамента.

Заклинание высшей власти. Вернее, его часть. Та, что осталась в ее руке после ссоры с Рэскайном.

Ланария сказала, что не знает, что делать с пергаментом, и предложила мне забрать его с собой. Я ответил, что ей лучше оставить его у себя, рассказал о том, что соединенное воедино и прочтенное заклинание приведет к катастрофе, и что Рэскайн будет предпринимать попытки вернуться за частью заклинания снова и снова. Да, я мог бы унести пергамент и спрятать его, но здесь, в пещере, под защитой Ланарии и неведомой силы, заклинание не попало бы в руки Рэскайна никогда.

Ланария пообещала, что сохранит пергамент любой ценой. Мне стало не по себе от ее слов. Эта бедная храбрая девушка нуждалась в помощи, но я по-прежнему был бессилен. В пещере я словно терял весь свой магический дар и становился простым человеком. Ни один волшебник не поймет, насколько сильно он привязан к своему дару, пока полностью на лишится его.

Однако я пообещал Ланарии, что сделаю все возможное, чтобы помочь ей вырваться из этого странного коридора на границе мира живых и мира мертвых. Она не заслужила такой страшной судьбы. Никто такой судьбы не заслужил.

И я намерен следовать своему обещанию, хотя, признаюсь, почти не верю в успех.

Ланария ощущала мою неуверенность. Она смотрела на меня так грустно и обреченно, что мое сердце сжималось от боли и сочувствия.

Вскоре мы попрощались. В отличие от Ланарии, я смог покинуть пещеру легко. Никакая сила меня внутри не удерживала. Всего один шаг, и я оказался в мире живых, где солнце светило по-прежнему ярко.

Мои волшебные силы сразу вернулись ко мне, но, несмотря на это, из пещеры я вышел уже не тем человеком, каким вошел в нее. Этот день изменил меня навсегда.

Тео умолк. Остальные тоже молчали. Волшебник свернул листок бумаги и положил его обратно в карман мантии. Делал он это медленно. Кристина догадывалась, что он давал ей и всем присутствующим время осмыслить услышанное.

Теперь пришелица из другого мира знала, что она не первая, кто побывал в пещере Ланарии и вышел оттуда живым. Осознание этого приносило некоторое облегчение. Однако Кристине было настолько жаль Ланарию, что незаметно для самой себя она начала думать о том, не может ли она сама как-то помочь этой девушке.

– Дорогая, – прервала молчание Илерина. – Если ты будешь долго молчать, мы всерьез забеспокоимся. Для тебя эта история, наверное, реальна намного больше, чем для нас. Возможно, будет лучше, если ты поделишься с нами своими мыслями. Быть может, мы сумеем помочь тебе или ответим на вопросы, которые у тебя есть.

– Извините, – оживилась Кристина. – Мне просто показалось, что Совет собирается для обсуждения важных текущих дел, и вам некогда отвечать постороннему человеку на вопросы о прошлом.

Кристина и сама не ожидала, что у нее получится сказать нечто отличное от ее обычной речи, склонной к простоте. Кристина еще раз извинилась, посмотрела сначала на Илерину, потом на Тео и уставилась в пол.

– Тебе не нужно извиняться, – сказал Олден. – Поверь, мы все сейчас испытываем массу эмоций. Каждого присутствующего здесь волнует эта история. И волнует не только потому, что загадки прошлого так манящи и привлекательны. Эта история может привести нас к величайшему открытию в истории магии. Впрочем, по моему мнению, это открытие должно остаться величайшей тайной, но об этом позже.

Он сделал паузу.

– Так или иначе, – продолжил Олден – Все крутится вокруг заклинания высшей власти. Теперь нам доподлинно известно, что оно существует. Из дневников мы узнали, что одна часть осталась у Ланарии, а благодаря тебе, Кристина, мы знаем, что эта часть находится в пещере и по сей день. Если я правильно помню, на прошлой нашей встрече Джел ратовал за то, что заклинание или хотя бы его часть нужно найти и уничтожить. Я долго сомневался в правильности идей Джела, но сейчас хочу извиниться перед ним за свои сомнения.

Он посмотрел на Джела. Джел кивнул в ответ.

– Я за то, что заклинание нужно найти и уничтожить, – продолжил Олден и оглядел присутствующих.

– Я тоже, – сказал Бергин, и всеобщее внимание устремилось на него.

– А я немного удивлен, – улыбнулся Итен. – Что Бергин опередил меня. Но вообще-то я тоже хотел сказать, что поддерживаю идею об уничтожении заклинания.

– И я, – сказал Ветор.

– Я тоже, – сообщила Илерина.

– И я, – Тео не остался в стороне. Он отчего-то выглядел очень счастливым.

Джел тоже пребывал в приподнятом настроении. Отсутствие мэра привело к тому, что первоначальные идеи, нацеленные на действия, нашли поддержку у остальных. Новый Ивовый Совет принял решение единогласно.

– Я не часть Совета, но… – Кристина почувствовала себя уверенней. – Я тоже считаю, что заклинание нужно уничтожить. Я знаю о нем не так много, а мне уже кажется, что лучше бы его никогда не создавали.

– Не так много? – рассмеялся Тео. – Ты не перестаешь удивлять меня, дитя мое. За несколько веков ты первый человек, узревший заклинание собственными глазами. Тебе позавидовали бы тысячи.

– Особенно те, чьи кости я видела в пещере… – пробормотала Кристина.

Тео пожал плечами.

– Но вернемся к твоим вопросам, Кристина, – сказал Олден. – Мы отвлеклись, но все еще готовы попытаться пролить свет на то, что тебе непонятно, и надеемся, что ты прольешь свет на то, что непонятно нам. Буду честен, лично мне непонятно многое. Ты и Тоноак, вернее, его дневник, как две части одного целого. Мне кажется, разложив все по полочкам, мы поймем, что нам делать и как добыть заклинание.

– Ну… – тихо начала Кристина. Она собиралась с мыслями. – Прежде всего я не понимаю, почему этот странный серебряный шар не напал на меня. И почему он был серебряным у меня и Тоноака, а у Рэскайна – черным.

– Здесь все просто, – Тео сложил руки в замок и поделился своими догадками. – Ты и Тоноак зашли в пещеру, не держа в голове злого умысла. Тоноак хотел помочь бедной Ланарии, а тебя влекло простое безобидное любопытство, никак не связанное с поисками источников высшей власти. Рэскайн же собирался вернуть часть заклинания, навсегда покончить с Ланарией и продолжить свой темный путь. Шар ощущал это. Его цвет отображал чистоту ваших помыслов, если так можно выразиться.

– Ага… – протянула Кристина, подумала несколько секунд, а потом снова посмотрела на волшебника. – А почему я не увидела Ланарию?

– И на этот вопрос ответ достаточно прост, – на этот раз ответить первым успел Олден. – Раньше в пещеру заходили только со стороны нашего мира. Те люди, чьи кости ты видела, были выходцами из Антры. Как и тебя, их в пещеру влекло любопытство, но любопытство иное – корыстное и амбициозное. Они шли в пещеру с оружием, а оружие – это зло. Скорее всего, эти люди пали жертвами черного шара. А вот ты… Ты появилась с другой стороны пещеры. Ланария, что бы она сейчас из себя ни представляла, по всей вероятности, оказалась не готова к встрече с человеком из другого мира. Твое появление удивило ее, и она не стала спешить с тем, чтобы показать себя.

– А что с границей между мирами? Пещера – это коридор? – тут же задала еще два вопроса Кристина.

– Разобраться в этом будет не так просто, – вздохнул Тео. – Не думаю, что кто-то когда-то разберется в подобных вещах полностью.

Он встал и прошелся по гостиной, а затем прислонился спиной к оконной раме и скрестил руки на груди.

– По моим пока скромным догадкам, – продолжил волшебник. – Рэскайн желал остановить Ланарию заклинанием, которое при правильном и миролюбивом использовании лишь слегка разрушает ткань пространства, после чего все возвращается в первоначальное состояние. Однако Рэскайн произнес заклинание в страшном гневе, и ткань пространства разрушилась куда сильнее, чем Рэскайн мог себе представить. Он повредил пространство настолько сильно, что оно не смогло самостоятельно вернуться в исходную форму.

Тео посмотрел на Илерину.

– Все ли раны на теле человека могут затянуться самостоятельно? – спросил он, обращаясь к целительнице.

– Конечно, нет, – ответила та. – Организм легко справляется с мелкими царапинами, но серьезные раны необходимо зашивать.

– Разумеется… – согласился Тео. – Пространство всегда справлялось с мелкими незначительными царапинами, но, когда дело дошло до серьезного повреждения, рана не смогла затянуться. В пространстве появилась дыра, а пещера стала местом соприкосновения двух миров. А может… Может, этих миров намного больше. Кто знает…

– А шар? – на этот раз вопрос задала не Кристина, а Джел. – Что он вообще такое? Откуда он взялся?

– Пока что я не уверен, – замялся Тео. – Возможно, шар – это материальное воплощение пространственной раны.

– А попроще? – попросил Ветор.

– Скорее всего, это сгусток энергии, собирающейся из нескольких измерений сразу, – Тео аккуратно подбирал слова. – Шар живет своей жизнью, проникает в сознание людей, узнает, зачем они пришли, чисты ли их мысли. Пространство, разрушенное однажды, не излечилось, но встало на собственную защиту.

Волшебник улыбнулся и покачал головой.

– Я и раньше считал, что пространство – это не просто абстрактное понятие, а настоящая живая субстанция, не всесильная, но способная мыслить… – продолжил он. – Раненное пространство обзавелось броней и оружием. И поэтому люди, пришедшие в пещеру со злым умыслом, были убиты. И пространство продолжит убивать.

Тео сказал это так легко и просто, словно говорил не о смерти, а о пирожках, например. Кристина непроизвольно вздрогнула. На лице остальных так или иначе тоже отразился ужас. Спокойствие сохранил только Бергин. После произнесения на собрании двух слов он снова стал молчалив и неэмоционален, хотя за происходящим следил внимательно.

– Надо идти в пещеру, – нарушил тишину Ветор.

– Согласен, – подключился Джел. – Но кто пойдет? И что мы будем делать внутри? Просто заберем заклинание? А как же возвращение Кристины домой? А если на нас нападет шар? Или мы увидим Ланарию?

– Не торопитесь, друзья мои, – Тео посмотрел сначала на Джела, потом на Ветора. – Да, теперь нет сомнений в том, что нам придется попасть в пещеру, но я хотел бы попросить вас всех дать мне еще время на изучение дневников. Да, я снова прошу дать мне время. Увы… Увы. Результаты, которыми я решил поделиться с вами сегодня, всего лишь промежуточные. Однако я подумал, что они будут вам интересны.

– Что ты собираешься делать? – спросил Олден.

– Я успел прочесть далеко не все, – поспешил напомнить Тео. – Возможно, в тех записях, которые я еще не читал, я найду больше подсказок, больше упоминаний о заклинании, о пещере, о Ланарии. Но боюсь, что, когда бы мы ни решились на поход в пещеру, мы не сможем обойтись без Кристины.

Кристина знала, чувствовала, что дальнейшая судьба пещеры связана с ней, а она, Кристина, связана с этой пещерой. Ей стало немного не по себе после того, как Тео озвучил ее опасения вслух, но все же она приняла его слова мужественно.

– Я так и думала, – произнесла она и крепко вцепилась руками в край лавочки, на которой сидела. Взгляд на присутствующих она поднимать не решилась. Боялась, что увидит в глазах своих новых друзей сожаление, намекающее на то, что поход в пещеру может стоить гостье из другого мира слишком дорого.

– Ты храбрая, – Тео подошел к Кристине и положил руку на ее плечо. – Тебе страшно, но это не имеет никакого значения. Бояться – это нормально, даже разумно, я бы сказал. Но ты знаешь, что тебе придется совершить маленький подвиг, и ты не пытаешься убедить себя в том, что совершать его не нужно. Ты очень храбрая.

– И ты должна знать, – Олден тоже подошел ближе. Его примеру быстро последовали остальные. – Что каждый из нас пойдет в пещеру с тобой, если это будет необходимо. Я не знаю, что еще вычитает Тео, и к чему мы придем, обговаривая дальнейшие планы, но никто из нас не бросит тебя в беде.

Теперь собравшиеся не были рассредоточены по гостиной дома. Все стояли рядом с Кристиной. Сама девушка, не желая оставаться единственной, кто продолжает сидеть, быстро встала и выпрямилась.

– Я благодарна вам, – она глубоко вздохнула, и ее голос зазвучал громче. – Всем вам. Вы и представить себе не можете, какие вы замечательные… Я надеюсь, что Тео найдет в дневниках что-то такое, что позволит вам не рисковать. Мне совсем не хочется, чтобы кто-то из вас подвергался опасности.

Тео кивнул. В том, что он рано или поздно зачитает дневники до дыр, Кристина не сомневалась. А тот блеск в глазах, с которым волшебник зачитывал отрывок, только подтверждал ее догадки. К тому же поддержка остальных оказалась для Кристины гораздо важнее, чем она могла себе представить.

Молчание продлилось до того момента, пока все не вернулись на свои места, а затем слово взяла Илерина.

– Если мы закончили говорить о пещере, – сказала она. – Я хотела бы поговорить о Ластре Ов и ее пиратах.

Никто не возражал.

Илерина рассказала, что видела Ластру вечером прошедшего дня. Несмотря на то, что многие ждали, что Ов покинет Сантень, она остановилась в городе или где-то неподалеку от него. Илерине и другим членам Совета это показалось странным. Ластра славилась своей любовью к путешествиям и морю. В Сантене люди вроде нее появлялись крайне редко, а если и появлялись, то надолго не задерживались.

У Ластры определенно оставались дела в городе. Были ли эти дела связаны с Торнером Шенто, никто не знал. По словам Итена, Торнер вел себя как обычно. По крайней мере, в рабочее время. Итен нередко пересекался с Шенто в мэрии и ничего особенного в его поведении не замечал, хотя изо всех сил старался уловить в его словах любую мелочь, любой намек. Торнер вел себя предельно раскованно и предельно осторожно одновременно. Найденная им золотая середина выглядела на удивление идеальной. После суда вопросы посыпались и на Торнера, но он справлялся с ними, пожалуй, лучше, чем Гроум.

Олден обратился к Джелу с просьбой еще раз пересказать подслушанный некогда разговор между Ластрой и Торнером. Джел согласился, сосредоточился и постарался передать его дословно.

– Меня беспокоит этот «повелитель», – признался Олден. – Сначала я не придавал этому разговору большого значения. Пираты любят давать друг другу прозвища, и «повелитель» прекрасно вписывается в их представления о том, как следует называть человека… Этот «повелитель» вполне мог оказаться каким-нибудь могучим, но не обремененным интеллектом преступником.

Джел засмеялся, но, увидев, что другие не смеются, спрятал улыбку и извинился за несдержанность.

– Но теперь, – продолжил Олден. – После произошедшего в суде я начинаю думать, что Шенто связался с кем-то серьезным и имеющим далеко идущие планы. Шенто действует скрытно. Скажу честно, я предпочел бы, чтобы он действовал открыто, пусть даже с применением оружия. Тогда мы хотя бы понимали бы, чего от него ждать. Но пока мы знаем лишь то, что Торнером кто-то руководит, и что в руках этого человека немало козырей, раз уж он сумел раскопать что-то о прошлом Гроума. Я уверен, что Шенто не сам справился с задачей поиска темных пятен в биографии Грена. Он не настолько усидчив.