Текст книги "Последний мужчина на Земле"

Из комнаты усмирения души раздавались визгливые крики.

Глава 9. Кристина

У Кристины Краско сегодня была проблема – она никак не могла отчистить пятнышко крови с лаковых туфель.

Кристина Краско пришла на работу, как всегда, ровно в восемь – ни раньше, ни позже. Хотя правила офисного планктона вроде бы гласили, что на свое рабочее место надо прибывать не позднее чем за пятнадцать минут до восьми. И тогда все будет гут, как говорил ее сосед по квартире Камиль. Вспомнив его, она поежилась – вот уж кому-кому, а этому-то было точно наплевать на офисные правила – незадолго до Часа икс его сделали начальником отдела. И он ходил павлином по квартире, почесывая свою огромную задницу утром в субботу – как всегда с бодуна – и слушал свои глупые гармошечные песни. Камиль бесил ее. Равно как и третья представительница офисного планктона, обитающая в их трешке недалеко от Кунцевской, которую они снимали вскладчину. Она была какой-то не от мира сего. А все кто были не от мира сего, очень бесили ее. А может, не только по этой причине она подсознательно злилась каждый раз, как видела Василису, фамилию которой она даже не давала себе труда спросить, у себя перед глазами. Может, эта Васька злила или просто раздражала всех окружающих самим фактом своего существования. А может, Кристина просто была стервой (ей очень нравилось ощущать себя красивой московской стервой, хотя насчет ее красоты каждый, кто знал ее, могли бы поспорить – и выиграл бы спор… поспорить с кем-нибудь другим, только не с ней) – и ее бесили вообще все, кроме нее самой. У нее самой изъянов, естественно, не было и быть не могло.

Кристина Краско часто злилась. Или раздражалась. Она, кажется, и добилась в жизни чего-то от постоянной злости на всех и вся. Когда мужчина, с которым она делила постель, не просыпался раньше нее, потому что ему надо было ехать на работу на час позже или он болел, она презрительно косилась на его постепенно заплывающий жиром живот, вставала с постели и говорила сама себе – мне никто не нужен. Пусть этот олух дрыхнет хоть всю жизнь, если ему так нравится. А я должна идти. Должна опять и опять выходить в мир и с ним бороться.

Теперь он, а также Камиль и все ему подобные сгинули – и черт с ними. Туда им и дорога. А она, Кристина, пойдет дальше по жизни на своих двадцатисантиметровых каблуках, которые делали ее намного выше ее ста пятидесяти сантиметров. Пойдет выше и выше по карьерной лестнице, пока не доберется до самых высот. И никто не встанет у нее на пути. Аминь.

Офис был наполовину полон. Но и наполовину пуст, с другой стороны. Кристина недовольно скривилась. Ленивые сучки. Ничего, когда она станет их начальницей, они у нее узнают, где раки зимуют. А судя по обстановочке, начальницей она станет очень и очень скоро.

Возможно, даже сегодня.

И она хихикнула в наманикюренный кулачок.

Девушки, пришедшие в офис за пять и за десять минут до Кристины, стояли у кулера под кондиционером, обсуждая последние новости. Судя по толпе, постепенно собирающейся там же, новости были нешуточные (кто-то слушал, открыв рот, кто-то же притворялся, что не слушает, делая вид, что поливает фикус на полу или протирает несуществующую пыль с мониторов).

Новостей было две – а) почему вот уже несколько месяцев их давняя и преданная сотрудница Дина Колесникова так и не выходит из отпуска и б) пропала начальница отдела статистики – стало быть, их начальница – Ариадна Семёновна Гунько.

– И что ты по этому поводу думаешь? – повернулась к своей подруге Ульяна Смирнова, младший менеджер. Одновременно, задавая вопрос, она не преминула отметить про себя, насколько подурнела в последнее время Анька. И пару килограммов набрала (может, и больше, вот ужас-то!). и ногти стрижет под корень, вместо того, чтобы что-то с ними делать. И туфли не покупала вот уже полгода, с самого декабря. И голову моет не каждый день, что уж совсем не простительно! Конечно, Ульяна знала, что у Аньки больная дочь, даже сочувственно кивала каждый раз при упоминании об этом, но все равно – ситуации это не меняло. Как говорила Коко Шанель – женщина должна оставаться красивой при любых обстоятельствах. Или не Коко Шанель, может, это был кто-то еще? Неважно. Может, это она сама так когда-то подумала. Да, она не лишена здравого смысла. А при любых – это значит при любых – и точка. Так что Ульяна слегка сморщила уголок рта – это показывало ее презрение для нее самой, но незаметно для глаз окружающих. Сама Ульяна считала, что похожа на Барби и тайно гордилась этим. А вот ее подруга была несколько полновата, и волосы ее свисали на лицо и на лоб жидкими пергидрольными прядями. Порой Ульяна спрашивала себя, а сознает ли Анька, какой, в общем-то, чести она удостаивается в их офисе, дружа с ней, Ульяной. Ведь только из-за этого она могла пить чай вместе со всеми остальными людьми на кухне. Иначе ей бы пришлось пить чай прямо на рабочем месте у компьютера, как это делает Евстафьева.

– Ничего не думаю, – пожала плечами Анька. – Я просто не знаю, что думать…

«Потому что у тебя только и хлопот, что о своем маленьком дауненке, даже мозгами шевелить некогда», – опять же машинально подумала Ульяна.

– Да тут и думать нечего, – скривилась Людка, самая старшая из них. Она была настолько толстая и рыжая, насколько это вообще возможно, чтобы проходить в дверь. – Помните, как эта фифа вечно крутила сиськами перед Ивановым? Ей можно было уходить в отпуск когда угодно и возвращаться тоже когда угодно.

– Точно! – ахнула кудрявая тридцатилетняя Тонька, чье рабочее место было так захламлено, что бумажные потоки и горы степлеров лавиной обрушивались на любого проходящего мимо ее стола. – Я как-то раз зашла к нему в кабинет без стука, а она стоит над ним, близко-близко, и сиськи прямо так и вываливались из лифчика! А он смотрит голодным взглядом. Еще наорал на меня тогда, чтобы без стука не входила.

Ульяна:

– Ну, всё ясно. Как это мы раньше не замечали. – Качает головой.

– Вот-вот. Так что уехала наша Динка в бессрочный отпуск… прямо в январе…

– Да? А я вот слышала другое, – негромко прозвучал чей-то голос из толпы, и чья-то рука с пластиковым стаканчиком, полным воды «Аква Минерале» без газа, едва заметно дрогнула в предвкушении сенсаций. На короткий миг вдруг стало тихо-тихо. Кто-то закурил сигарету, стараясь дымить в форточку, но дым все равно тянул в офис.

– Я вот, например, слышала, что у Динки и не было никакого романа с Ивановым, а все это выдумки всяких завистливых куриц.

Не последовало ни одного возражения.

– Но как тогда так получилось, что она до сих пор не вышла из отпуска? – сказал кто-то. – Ведь не могла же она просто пропасть…

– Ха-ха, ты о чем вообще, Кошелева? Половина населения Земли пропала, а ты туда же – не может. Значит, может.

– Да, но она же ведь…

– …а еще я не только слышала, но и видела кое-что. – продолжал голос. Да кто же это был? – На новогоднем корпоративе я зашла в туалет в ресторане, а кабинка не была закрыта. Я резко дернула дверь на себя, а там стояла Динка. Ко мне спиной.

– И что?

– Стояла. Ко мне спиной. Вам это, люди, о чем-нибудь говорит?

– Ну и что?

– Как что? Она стояла – и писала стоя!

Еще одна секунда гробового молчания – и все заговорили одновременно. В гуле женских голосов невозможно было ничего разобрать. Аня отошла от Ульяны, втайне любуясь ее идеально ровными ногами и замшевыми туфлями от Армани, и молча хлопала глазами. До нее еще не доходило.

– А еще, – продолжал голос, перейдя на хрипотцу от волнения и радости, что открывается доселе никому не известный секрет, – я видела в ее сумочке мужской крем для бритья. Или после бритья. Я не помню.

– Слушайте… – медленно начала Аня, потирая лоб. – Я вот сейчас вдруг тоже кое-что вспомнила. – У нее никогда не было с собой прокладок. Никогда. И она никогда не жаловалась на месячные, а когда я у нее спросила как-то раз, какими противозачаточными таблетками она пользуется, она засмеялась и сказала, что ей вообще забеременеть не грозит.

– А еще у нее плечи очень уж широкие.

– И голос низковат.

– …и что же вы думаете, девочки, она вовсе не в отпуске? – прошептал кто-то.

– Ха-ах! Так Динка была трансвеститом? И между ног у нее кое-что висело?

– И она ухитрялась скрывать это много лет?! Вот это да-а! Вот так Динка!

– Да вы бы в жизни не догадались, если бы не вся эта кутерьма с мужиками. Она просто… исчезла по закону пропажи всех остальных.

Весь офис гудел растревоженным ульем. Теперь уж никому было не до статистики. Летели на пол квартальные отчеты. Толстые задницы усаживались прямо на столы. Приходили в офис опоздавшие сотрудницы, и им все пересказывалось с новыми подробностями. Те ахали и охали.

Над городом вместе с солнцем поднимался густой серый смог. Это было красиво – как в каком-нибудь футуристическом фильме. Огромный общий офис в здании Москва-Сити с окнами от пола до потолка открывал прекрасную панораму.

– Бабоньки, да что ж это делается! – заверещала бухгалтерша Ангелина Степановна. Ей вторили десятки разных голосов – от контральто до баса. И в этот момент они ничем не отличались от колхозной сходки в сельском клубе где-нибудь в далёкой Кукуевке. Только вот руки были белыми и без мозолей, не привыкшими к тяжелому ежедневному труду.

Постепенно разговор перетек в иное русло – к начальнице их отдела. Кристина, до сей поры молча полировавшая – ногу на ногу – ноготки в углу и презрительно фыркавшая, стала прислушиваться к разговору.

– …ведь дети-то у нее были… правда, кажется два мальчика…

– Ничего себе мальчики! Здоровые такие лбы, нигде не работали, а слонялись целыми днями по улицам!

– Ну а что вы хотели с такой мамашей…

– По крайней мере, была женщиной…

– …теперь делать?

– …а вот в других отделах…

– Да что вы на них киваете, в самом деле!

В этот момент, никем не замеченная, в офис вошла еще одна женщина. Ее никто не поприветствовал. Она робко оглядела всех, ей стало любопытно, почему творится такой шум и гам, но она ни у кого ничего не спросила. Как бы случайно переведя взгляд на серо-жёлтую панораму в окне, чтобы никто не заметил, что она смотрела на собравшихся, она вздохнула и стала запускать свой рабочий компьютер. Женщина была средних лет, но невозможно было сказать точно, сколько ей было именно, ибо усталость накладывала печать на кожу лица, прорезая сеть мелких морщинок и складки у губ, но руки, однако же, выглядели очень молодо, и, если смотреть на них, то казалось, что она не старше тридцати. Нечесаные желтоватые волосы она, как всегда, собрала в хвост, потому что ничего не успела с утра. Лак на ее ногтях недавно облупился, что являло собой отвратительный контраст с ухоженными руками Ульяны или Кристины – Образцовых Девушек Космо из московского офиса. Ноги вновь пришедшая не брила по непонятным причинам – потому ли, что не хотела или забывала, неизвестно, но это являлось объектом постоянным шепотков и даже открытых насмешек всех остальных обитательниц этого дружного змеиного гнезда. А что уж говорить о ее манере одеваться… словом, женщину в коллективе не так чтобы ценили, да и вообще почти с ней не разговаривали. Кумушкам из соседнего отдела оставалось только удивляться, как такая серая мышь вообще к ним затесалась, а если уж и затесалась, то как смогла подержаться столь долгое время. Для этого, видимо, надо быть извращенной мазохисткой.

Но сегодня всем было не до нее, и она этому была несказанно рада. Что может быть приятнее, чем начать работать в тишине (твоей личной тишине), без подкусываний и ледяных улыбочек, граничащих с откровенным хамством. Но, похоже, ее компьютер сегодня был единственным, кроме кулера и кондиционера, включенным в сеть прибором. Огромный принтер-сканер-копир, три в одном, высотой больше половины человеческого роста, стоял посреди офиса, как мирно спящий желто-белый слон.

Все разговоры были сосредоточены только на одном – куда подевалась их начальница и сколько это еще будет так продолжаться. Ведь должен же кто-то ими руководить. Уже две недели как работа практически простаивает, а им ведь надо еще сдать полугодовой отчет… подбить баланс… в конце-то концов, будет ли в этом месяце зарплата?

Ульяна пожала плечами и вышла из толпы, подсев к Кристине. Заговорщически улыбнулась ей улыбкой, которая была предназначена только избранным – скажем, лучшей подруге, которая нужна тебе для похода в клуб сегодня ночью – как бы показывая ей, какие же все гадюки – только они с Кристиной знают, что почем. Но, к ее огромному удивлению и досаде, та не обратила на ее взгляды ни малейшего внимания. Ульяна было хотела разозлиться – никто не смел игнорировать ее подобным образом – но не успела. Кристина резко встала со своего места и бесцеремонно вошла в толпу галдящих сотрудниц.

– А теперь давайте-ка все помолчим! – не терпящим возражений голосом приказала она. От неожиданности женщины охнули, но замолчали, почему-то уставились на Кристинины новенькие кроваво-красные лаковые туфли (она с удовольствием заметила это, а также то, что проклятое пятнышко всё ещё было там).

– Что я вам хочу сказать. Первое. У меня в руках приказ нашей бывшей начальницы о моем назначении в наш отдел.

С этими словами она высоко подняла лист формата А4, на котором что-то было написано от руки. Внизу стояла подпись, в которой все узнали размашистую закорюку их начальницы.

– Если кому-то не видно или захочется рассмотреть поближе – я дам. – угрожающим тоном сказала Кристина. Никто не захотел.

– Далее. Нашей начальницы нет и не будет.

Снова озадаченное молчание.

– Как так? Почему это?

– Не знаю. Она не объяснила, – усмехнулась Кристина. – я видела ее в последний раз неделю назад, и она очень просила меня занять ее место.

(о да, ну очень уж просила)

Ульяна и Аня смотрели на нее с одинаково изумленным выражением лица. А первая даже начала хватать губами воздух словно его ей не хватало. Аня же собиралась что-то сказать, но украдкой оглядела лица всех присутствующих – и передумала, уговаривая себя, что еще будет время. Все были так смущены Кристининой наглостью, что словно язык проглотили. Главбух медленно покачала головой и отправилась в туалет. Видимо, ей надо было побыть наедине с собой.

Кошелева пожала плечами и уселась за свой стол, чтобы приняться красить губы ярко-розовой помадой, который почему-то напоминал Ане ее собственного умственно отсталого ребенка.

Разговоры вдруг как рукой оборвало, хотя невыясненных вопросов, так же как и желания почесать языки, оставалась еще целая куча. Задницы слезали со столов, собирались бумажки, включались принтеры и ксероксы. Начинался новый день. Где-то внизу гудели машины в пробках. А Кристина, положив листок на кулер и задрав подбородок до потолка, отправилась в свой новый кабинет. С матовыми молочно-белыми стеклянными дверями и огромной плазменной панелью на стене.

Но внезапно спокойствие оборвалось, так и не установившись.

Аня подошла к кулеру и взяла с него листок бумаги. Это была ксерокопия. Женщина внимательно вгляделась в текст и машинально почесала за ухом.

– Как-то странно получается… – сказала она довольно громко. – Это не Ариадны Семеновны почерк.

В этот же момент девушка, пришедшая в офис последней и так и оставшаяся незамеченной, проходила мимо Анны и тоже заглянула в листок.

– И почему документ от руки написан? – почти прошептала она. Но Кристина, почти дошедшая до своего кабинета, остановилась как вкопанная – потому что услышала две последние фразы. Она круто развернулась на своих каблуках на сто восемьдесят градусов и ровным голосом произнесла:

– Это почерк Ариадны Семеновны. Она лично при мне писала этот документ.

Так она и знала, что с кем-нибудь из этих идиоток возникнут проблемы.

Атмосфера в помещении мгновенно зазвенела, как натянутая струна. Со всех сторон к ним опять начинали подтягиваться женщины. Слабо попискивали принтеры и ксероксы.

– Но на нем же ведь нет печати, – продолжала упорствовать Аня. – Да вы сами все посмотрите… Кто назначает начальников отделов?

– Слушай, девочка, у тебя какие-то проблемы? – сказала Кристина, и ее голос уже дрожал от плохо сдерживаемой ярости. Она хрустела костяшками пальцев.

– Но это вообще никакой не… – начала было Аня, но, подняв глаза от листка, встретилась взглядом с глазами Кристины. И то, что она увидела в этих глазах, заставило ее заледенеть от страха. Узкие щелочки ее глаз полыхали зелёным огнем, и в них не было ни намека на что-то женское – это были глаза лисы, загнавшей зайца. Казалось, она уже проводила когтями по ее горлу. Да, кстати, и когти у нее действительно были – на них и крови-то не будет заметно, ведь они бордового цвета…

– У тебя проблемы, я говорю? Че ты тут стоишь, глазами хлопаешь? Тебе объяснить ситуацию или и так уже дошло?

Однако она все еще стояла на своём месте, ожидая, видимо, их дальнейших слов. Нет – не просто стояла – стояла наизготовку. Аня уже чуть не плакала – она не знала, куда деться от этого взгляда. Она посмотрела на всех остальных, но ни в ком не встретила хотя бы видимого сочувствия. Но не смотреть ей в глаза она уже не могла, чтобы не уронить достоинства хотя бы перед собой. Она совсем забыла, что девушка-изгой стоит совсем рядом с ней.

– Ариадна Семеновна. Сказала. Что. Уходит. На пенсию. Всех остальных просила не беспокоиться, – Кристина стреляла черными пузырями слов, все больше и больше распаляясь.

– А что же она тогда не позвонила, – еще тише, чем Аня, проговорила девушка.

Кристина в ярости перевела взгляд на девушку. Аня поспешила слиться с толпой. Она знала Кристину. А девушка – нет.

– Не позвонила, потому что не посчитала нужным ставить вас в известность! Поняла ты, мудачка! Из-за таких, как ты, ни хрена не понимающих, и не получается ни хрена!

Что и у кого не получается, уточнять она не стала, а решила прямо переходить к активным действиям. Резкими, отрывистыми шагами подошла она к девушке и как можно ближе придвинула к ней свое лицо, чтобы та как можно лучше рассмотрела глаза хищницы, вышедшей на охоту.

– Ты понимаешь, что теперь кому-то надо брать за вас ответственность, когда старые кошелки вроде Гунько отваливают в бессрочный отпуск! Кому-то надо заставлять шевелить конкретно тебя своей тощей ленивой задницей!

Ее некрасивое лицо было так близко, что девушка могла ощущать маленькие капельки слюны у себя на лице и шее. Она могла подсчитать все поры на ее жирной коже, тщательно замазанной дорогим тональным кремом. Аня с огромным облегчением отошла далеко в сторону от эпицентра бури, и теперь, забытая фурией, могла наблюдать с безопасного расстояния. Но девушка не отодвигалась. С больным упрямством продолжала она бормотать о том, что надо позвонить в вышестоящие инстанции, или хотя бы проголосовать – Кристина от такой наглости и неожиданности выпада девушки просто не могла поверить своим ушам и глазам, ей даже было противно стоять рядом с этой дрянью, которая вообще не имела право существования, нигде, да, нигде, кроме мусорной кучи, которая и двух слов связать не умеет… о, это приводило ее в еще большую ярость с каждой новой каплей воздуха, который она вдыхала вместе с ее мерзкими испарениями.

– Пошла вон отсюда! – наконец заорала Кристина.

– Я никуда не пойду, – сказала девушка. – Я имею право здесь работать.

Кристина криво улыбнулась ей, не веря своим ушам, и оглянулась на остальных, уже стоявших (как она раньше не заметила?) прямо у нее за спиной. Они ничего не говорили, даже не шептались, но в их молчании и красноречивых переглядываниях друг с другом она увидела молчаливое согласие.

– Слушай, девочка, – начала было Ангелина Степановна, как раз вернувшаяся из туалета, пытаясь добавить в свой голос материнских интонаций. – Давай-ка ты двигай отсюда подобру-поздорову. Нечего тебе здесь делать. Зарплаты тебе все равно нет в этом месяце. У тебя штрафов много. За опоздания.

– А я с такими жирными клушами как вы вообще не разговариваю, – промямлила девушка со слезами в голосе. Ахи и охи среди присутствующих – на пределе возмущения. Внушительная грудь Ангелины Степановны заколыхалась под бархатным платьем, и она приблизилась еще немного, со словами что-то вроде «хабалка» или «нахалка» – в общем шуме и нарастающем гаме ничего было не разобрать.

– Вы все уже меня достали, я вас всех тут ненавижу! – (удовлетворенные смешки со всех сторон). – Но я ни… никуда не уйду! – последняя фраза вызвала уже почти отрытый хохот – и это был не тот добродушный хохот, который возникает при просмотре старых советских комедий… смех этот визжал ржавым гвоздем по грифельной доске.

– Нет, я не пойму, ты мне что, сказать что-то решила? Ты вообще тут никто, поняла? – продолжала надвигаться Кристина. И вот настала какая-то критическая грань, после которой девушка не могла больше выдержать ужасного Кристининого взгляда. Все-таки раньше она никогда не вступала в такие открытые конфликты. И она отступила на шаг назад, к кулеру – движение совершенно неосознанное, незамеченное ни одной из девушек, однако вполне прочувствованное нападающей – она чуяла добычу… и еще кое-что, о чем сама добыча пока еще не подозревала.

Девушка отошла на шаг и сделала непростительную ошибку. Она повернулась к Кристине спиной. Как бы желая показать, что разговор исчерпан. Но разговор, по крайней мере со стороны Кристины, исчерпан еще далеко не был. Кристина размахнулась и толкнула девушку что есть силы. От неожиданности та ударилась грудью о кулер и пошатнула рукой пластиковую бутылку, торчавшую из него. По офису прокатился возбужденный вздох. У кого-то зазвонил мобильный, но никто уже не обращал ни на что внимания. Весь мир сейчас сузился до размеров ринга. И она затаив дыхание ждали, что будет дальше. Это было почти так же хорошо, как их любимое шоу «Дом два». А может, даже и лучше.

Не успела девушка испугаться и повернуться, как на нее обрушился второй толчок, еще сильнее первого. На этот раз девушка упала. Ани рядом давно уже не было, да и вообще никого в пределах досягаемости, кроме кроваво-красных лаковых туфель на высоких каблуках.

Тут она поняла, что нужно что-то делать, чтобы окончательно не уронить себя в их глазах. Схватив рукой край стола, она резко подняла себя и опять – опять оказалась лицом к лицу с противницей.

– Ты сволочь! – заорала она, но все, в том числе и она сама, услышали в ее голосе, который она старалась сделать твёрдым, испуг. И она не толкала Кристину в ответ. Она просто стояла и ждала, может быть, молясь про себя, чтобы это все поскорее закончилось. Но Кристина не собиралась отступать. Она опять подошла невыносимо, до боли близко, и еще большей яростью сверкали ее глаза.

– Кто здесь сволочь, так это ты! Ты здесь вообще права голоса не имеешь, поняла, лохушка!

Она схватила ее за хвост и брезгливо потеребила его в пальцах, выставляя свои действия на всеобщее обозрение.

– И на будущее, прежде чем что-то вякать, сначала голову помой!

Тут уж смеялись все. И с большим облегчением, что это не она стоит там, напротив Кристины, смеялась Аня. Кто-то даже подал реплику – «да она же не знает где шампунь продается», и все в таком духе.

Чувствуя, как к глазам подступают слезы, девушка где-то нашла в себе силы толкнуть Кристину в ответ. Но всеобщий смех совсем выбил ее из колеи.

Она толкнула Кристину, совсем легонько, и та яростно охнула. Ее реакция, последовала незамедлительно. Все еще держа в ладони волосы девушки, она резко дернула ее за волосы вниз. Та закричала на одной высокой ноте, пытаясь дотянуться до Кристининых запястий и отодрать вцепившиеся мертвой хваткой руки. Но то ли ярость нападавшей была слишком сильна, то ли защищавшаяся была слишком не уверена в своих силах, но только Кристина вцепилась в волосы своей противницы еще сильнее. Стала давить на ее голову, постепенно прижимая к полу. Из глаз девушки брызнули слезы. А Кристина, визжа, принялась возить ее лицом по серому ковролину. Девушка засучила ногами, пытаясь подняться. Взмахнув ногой, ей удалось добраться до Кристины, и та рухнула на пол вместе с ней. И началось. На лицо Кристины хлынула кровь, когда девушка вырвала кусок ее скальпа и волос. Но и сама она вдруг согнулась пополам, нечеловечески выпучив глаза и закашлявшись, когда Кристина особенно сильным движением вонзила острый каблук ей между ребер. Туфля так и осталась там, но девушка не попыталась ее вытащить – если бы она отвлеклась хоть на секунду, это был бы конец… Кристина, наконец, принялась душить противницу, то визжа на каких-то почти ультразвуковых нотах, то хрипло рыча, разбрызгивая слюну и кровь из разорванной губы. Не обращая внимания на крики обступивших их женщин «да перестаньте вы уже, ты же ее убьешь!», она пыталась добраться до глаз девушки и выцарапать их. Она напирала со всех сторон, не давая сделать и вдоха, ни выдоха, и орала: «Мы теперь тут закон, сука!» Девушка все еще была сильна, все еще сопротивлялась, как могла (хотя это было трудно сделать из-за залившей глаза крови, когда акриловые ногти отрезали ей одно веко), и все еще неясен был исход битвы, когда помощь вдруг пришла в неожиданной стороны.

Аня незаметно для всех подошла к огромному принтеру три в одном, у подножия которого сплелись в смертных объятьях два существа женского пола. Слыша, как до боли громко стучит кровь в ушах, и этот звук сейчас был в сто раз громче летящего самолета, она на негнущихся ногах подошла почти вплотную к девушкам. Она видела то, что осталось незамеченным, и выбирала удобный момент. И, наконец, он настал.

Когда девушка достаточно далеко отодвинула от себя Кристину, пытаясь хоть на секунду разжать ее сильную хватку, принтер фирмы Самсунг три-в-одном с сокрушительной силой обрушился на голову девушки. В момент соприкосновения черепа с пластмассой и металлом все услышали звук, будто кто-то с аппетитом откусил кусок хрустящей вафли, а Ане в этот самый миг почему-то вспомнилась слюнявая улыбка ее пятилетней дочери с синдромом Дауна, которая иногда просто пугала ее. Голову девушки пронзила страшная боль, она хотела закричать, но у нее больше не было рта, одновременно вспыхнул ослепительный белый свет, а потом и он угас. Так что безымянная девушка умерла молча.

Кристина медленно сняла с себя все еще сжимающие ее руки девушки, встала (чьи-то угодливые руки помогли ей подняться с пола) и, отряхиваясь и пытаясь отдышаться, не отрываясь смотрела на тело девушки и на тяжелый агрегат, под которым полностью скрылась ее голова. девушки в ужасе молча смотрели на нее. Сейчас оставшаяся в живых пугала их гораздо больше мертвой. Кто-то плакал.

Кристина сплюнула кровь на пол, который в радиусе метра превратился из серого в черный и слегка влажный.

– Попить дай мне, – сказала она, ни на кого не глядя, но как-то сразу все поняли, кому именно был адресован приказ. И да – это был именно приказ.

На Аню тоже было трудно смотреть без содрогания. Она прикрывала рот рукой, едва сдерживая рвотные позывы (впрочем, не она одна). Голова ее тряслась, а другой рукой она держалась за стол. Она не отрываясь смотрела на волосы, торчащие из-под принтера. На них не было крови, и они выглядели на трупе такими же немытыми, как и на живом человеке.

Ничего не изменилось.

Никто все еще не осмеливался нарушить молчание, таким же принтером обрушившимся на их головы. Молчание было тугим, как вагина девственницы, и таким же осязаемо-вонючим, как грязный рот у старой шлюхи.

– Попить дай мне, я сказала! – заорала Кристина на свою новоиспеченную соучастницу. Впрочем, ни одна из присутствующих не могла похвастаться тем, что всю драку провела где-то в другом месте. Кристина стояла прямо у кулера, а Ане, чтобы до него добраться, требовалось совершить отвратительную вещь – перешагнуть через труп. Но, снова нечаянно встретившись с глазами новой начальницы (в них все еще плескалась затаенная смертельная угроза), Аня наплевала на такие мелочи. Она перешагнула, взяла новый пластиковый стаканчик из подстаканника и трясущейся рукой протянула холодную воду Кристине. Та взяла стакан не глядя, залпом осушила его и опять сплюнула на пол, как какой-нибудь черный боксер после удачного нокаута. Вдруг раздался еще один грохот, перевернулись несколько стульев. Все с облегчением смогли отвести взгляд от тела, – ноги нелепо раскинуты в стороны, туфля так и торчит между ребрами – это в обморок шлепнулась Ангелина Степановна. Две стоящие рядом девушки ахнули и кинулись поднимать огромную тушу, с фальшивыми жемчугами на бычьей шее.

Ульяна просто сидела в той же позе на краешке стола, как и была покинута Кристиной начале этой сцены, хлопала глазами, кусала фалангу большого пальца и часто-часто дышала, как маленькая собачонка вроде чау-чау. В ее голове проносились отрыжки мыслей: Кристина порвала себе все колготки, какой это позор… у нее нет куска кожи на голове… как звали эту телку… о чем думала, интересно, Аня, когда принтер летел со стола, и уверена ли она, что сделала правильный выбор… и не думает ли она теперь, что станет новой фавориткой начальницы, или что Кристина хотя бы простит или забудет утреннее ее открывание рта. Нет уж, пусть не надеется. Ульяна знала это так же, как то, что с Ивановым спала она сама.

Кто-то тихо всхлипывал. У кого-то опять зазвонил мобильный, раздражающая песенка, как издевка над ними всеми – «Желаю, чтобы все были здоровы…» но все так и стояли на месте, как будто приросли к полу и пустили в него корни, похожие на USB-кабели, протянутые от компьютеров к копирам.

– Ну, что стоите, клушки, – запыхтела, наконец, Кристина, убирая волосы с лица и снимая с себя безнадежно испорченные колготки. – Уберите ее отсюда куда-нибудь. И не дай бог кто-нибудь куда-нибудь звякнет. Ясно вам? – она обвела презрительным и полным злобы взглядом всех присутствующих. – Сейчас не те времена. У кого-нибудь еще есть ко мне какие-нибудь вопх-росы? – на последнем слоге вместе со слюной из ее рта вырвались капельки крови.

Снова молчание. Опущенные головы, словно классная руководительница застала отличниц за курением в школьном туалете. Все они скорее дали бы пропустить себя через строй матерых уголовников, чем поднять сейчас головы. Это был действительно абсолютно новый порядок.