Текст книги "Время перемен"

2002 год

Стас повязывал галстук. Он стоял перед зеркалом и привычными движениями вытягивал и сворачивал шелковую ткань.

– У тебя даже галстуки необычные, – заметила Кира. Она калачиком свернулась на диване.

– Тебе не холодно? – Перов повернулся к ней. – В этом доме топят еле-еле.

– Мне жарко, – засмеялась она.

Перов покончил с галстуком, надел пиджак, потом подошел и присел на край дивана.

– Кира, давай встречаться в отеле? Понимаешь, мне здесь не очень приятно.

– Почему же? – удивилась Кира. – Пустой дом, ни глаз, ни свидетелей. Никакой тебе регистрации, паспортов. Никто не ухмыльнется, никто не скривит физиономию.

– Знаешь, меня не смущают такие вещи.

– Ты привычен к ним? – улыбнулась Кира.

– Ты же знаешь, что нет. Ты же знаешь, что у меня никого не было. Почти.

– Ах, – рассмеялась Кира. На самом деле ей было не смешно. С некоторых пор она отчаянно ревновала Перова. Она ревновала его не только к возможным прошлым связям, но и к жене, к Лиле. Эта ревность началась внезапно. Однажды ей показалось, что она увидела Перова на улице с девушкой. Ей показалось, что они зашли в магазин. Кира не стала гадать, она кинулась, но Перова, или человека, похожего на него, и след простыл. Заболоцкая никогда еще не испытывала такого сильного чувства. Иногда ей казалось, что ревность намного сильнее любви.

– Кира, перестань грузить себя ерундой, – сказал Стас, погладив ее по голове, – все хорошо. Насколько может быть хорошо в нашей с тобой ситуации. Здесь у каждого своя правда. У нас с тобой, у Лили, у Григорьева.

– То есть разводиться ты не собираешься? – спросила Кира и сразу же пожалела об этом.

Перов вздохнул.

– Пока я ничего не могу сказать. Была бы моя воля, я бы распилил себя пополам.

– Ты вообще представляешь, что сейчас сказал? Ты сказал, что тебе одинаково нравятся две женщины. Твоя жена и я.

Перов посмотрел на нее.

– Но это правда. Я не могу отказаться от вас обеих. Только не спрашивай, кого я люблю, а с кем остаюсь из-за чувства долга. Я тебе не отвечу.

– Хоть честно, – вздохнула Кира.

– Я бы Лиле соврал, а тебе не могу. Ты же сама все лучше меня знаешь.

– Выгодно быть слабой.

– Нет, слабой быть унизительно. Ты ей не завидуй. Она же тоже не дура.

Кира задумалась, а потом спросила:

– Но мне бы досталась большая половина, да?

– Половина большей не бывает. Половины – равны, – вздохнул Перов.

– Только здесь ты проводишь все больше и больше времени, – язвительно сказала Кира.

– Да, ты права.

Перов надел куртку – ему не хотелось уходить, но ему также не хотелось ссориться. А еще не хотелось говорить о проблемах, решить которые он не мог. Во всяком случае, пока.

Кира осталась одна. Все чаще они расставались и настроение у нее было пасмурным. Ей хотелось… Кира и сама не понимала, чего бы ей хотелось. Уйти от Григорьева. Но его было жаль. Жаль было тех доверительных, простых отношений, которые сложились между ними. Эта дружба-семья-чувство превратились в нечто прочное, которое ценишь не за красоту, а за надежность. В то время как отношения с Перовым были страстью, фейерверком, запретным тайным чувством, от которого кипела кровь. Как Кира умудрялась работать и зарабатывать деньги, оставалось загадкой.

Вот и сейчас, как только закрылась дверь за Перовым, Заболоцкая набрала телефон давнего друга Яшкина.

– Привет, встречаемся у меня в офисе? – спросила она.

– Встречаемся, – коротко ответил тот.

Через полчаса Кира выезжала в сторону своего офиса.

Яшкин вел машину и гадал, что от него потребует Заболоцкая. «Она же стерва, змея, кремень-баба. Но я не должен отступать. Если бы не я, фиг бы она решилась на такое!» – думал он. Это была своего рода психологическая подготовка ко встрече с Кирой.

Кира уже ждала его.

– Привет! Кофе будешь? – спросила она.

Яшкин задумался. Сесть пить кофе, значит, расслабиться. А расслабишься – не заметишь, как Заболоцкая тебя за жабры возьмет.

– Нет, не буду кофе. Не хочу. Ты о чем хотела поговорить?

– Видишь ли, Димаш, деньги мне нужны. Много.

– Занять тебе? – Яшкин стал соображать, как выгоднее ему поступить. Кира была своей, под большие проценты неудобно, без процентов – глупо.

– Нет, – отмахнулась Заболоцкая, – ты же меня знаешь, я в долг не беру. Есть идея получше.

– Говори. – Яшкин чуть успокоился.

Кира помолчала, потом встала, прошлась по кабинету.

– Яшкин, скажи, ты же ведь со своими ребятами связь поддерживаешь? Ну, общаетесь? За пивом, водкой. В бане.

– Да и без бани общаемся, – почему-то обиделся Яшкин, – мы люди интеллигентные.

– Это, конечно, – не без иронии согласилась Кира. Яшкин иронию не услышал.

– Ну а много твоих пользуется нашими услугами? У многих убирают наши девочки?

– Обижаешь, почти у всех. Я же задачу поставил.

– Спасибо тебе, дорогой. Но вот скажи мне, а есть ли у кого из твоих связь с моими девчонками? Ну, приехали убрать, познакомились, понравились, стали встречаться.

Яшкин подскочил:

– Есть, ты, Кира, даже не представляешь. Я думал, я один такой, что на твою Яну запал. А оказывается, многие ребята.

– Это о чем, Димаш, говорит? – задала вопрос Кира.

– О чем? – вытаращил глаза Яшкин.

– О том, что мы идем в правильном направлении. И о том, что кадры решают все. Были у нас страшненькие девочки, нравились бы они твоим?

– Нет, им бы не нравились, а вот женам так очень, – рассмеялся Яшкин, – у многих скандалы на этой почве.

– О, во‐о‐от, – удовлетворенно протянула Кира, – переходим к главной и очень секретной части нашего разговора. – Она хитро посмотрела на Яшкина.

Тот секунду молчал, а потом хлопнул себя по колену:

– Ну, ты и зараза! Почище мужика иного будешь.

– Я выживаю, как могу.

Тут Яшкин про себя крякнул – он знал, что за спиной Киры есть богато-стабильный Григорьев. Еще он знал, что доходы от магазинов они делят поровну, хотя бизнес начинал Олег Борисович один. «Впрочем, Кира тоже не промах. Она бы и так поднялась. Как там моя Яна говорит про нее? «Хорошая породистая сука!» Яна хватанула, конечно, но в чем-то она права».

– Кира, но опасно же. Кое-кем занята уже поляна.

– Знаю, – жестко ответила Заболоцкая, – но, во‐первых, надо все сделать с умом. Во‐вторых, а на что ты? И твои ребята. Не хочешь заключить с моей фирмой договор на охрану и юридическое обслуживание?

Яшкин задумался. Кира предлагала вступить в неизбежный конфликт с конкурентами, но, с другой стороны, Яшкин знал, что Заболоцкая выйдет победительницей. Так было всегда. Он давно присматривает за Кирой. И деньги обещали быть совсем другими. Это вам не шваброй по полу елозить…

– Подумать надо, – покачал головой Яшкин.

– Думай прямо здесь, пока схожу к девочкам, узнаю, сколько заказов на сегодня.

Кира вышла из кабинета.

Яшкин призадумался. Соблазн был – деньги неплохие, бизнес Кира под контролем держала. Насколько Яшкин помнил, Заболоцкая была единственным соучредителем. Никаких посторонних денег там не было. «Если что, претензии к ней. Она и будет отвечать. А мы… Мы по договору работаем. Мало ли, кого охраняем!» – думал он.

– Вот сегодня заказов «под завязку»! До позднего вечера.

– И все – уборка? – прищурился Яшкин.

Кира внимательно на него посмотрела.

– А мы другим и не занимаемся.

Она уже поняла, что Яшкин все для себя решил.

– Договор сегодня подпишем. Юрист наш оформит.

– Ну что спешить… – вдруг замялся Яшкин.

– Димаш! Или сегодня, или я других ребят найду, – Кира посмотрела ему в глаза, – все надо делать вовремя.

Яшкин покинул офис Киры спустя два часа. Из машины он звонил своим:

– Сегодня на нашем месте. Перетереть надо. Дело появилось.

В то время, как Яшкин убеждал «соратников», что он нашел выгодное партнерство, Кира отвечала на вопросы своего бухгалтера, она же юрист.

– Я не очень понимаю, зачем нам понадобились охранники? У нас что-то меняется? Род деятельности?

Кира холодно посмотрела на невысокую, коротко стриженную даму. Заболоцкая ее не любила. За вежливостью, даже лаской, она угадывала в ней излишнее любопытство.

– Если бы он менялся, вы бы узнали первой, Майя Владимировна.

– Извините, конечно, я просто удивилась. Все же охрана. Мы как-то обходились без нее. Что же к каждой бригаде уборщиков будем приставлять парня с пистолетом?

– Откуда у вас такие фантазии? Про пистолет? – подняла брови Кира. – Вы знаете, что у нас пропало несколько коробок стирального порошка японского? У нас такой вообще найти невозможно. Мы его для особых клиентов закупили, для белого постельного белья.

– Да что вы! – округлила глаза Майя Владимировна.

– Да, чтобы не было подобного, приходится охрану нанимать. Мы еще и камеры поставим. Когда окончательно разбогатеем.

Майя Владимировна хихикнула.

– Что вы смеетесь, это дорогое удовольствие, – сказала Кира.

– В таком случае, конечно… Конечно. – Бухгалтер-юрист откланялась.

– Старая лиса, – вслух сказала Кира после ее ухода, – догадывается, что что-то происходит, но понять не может. Надо ее переселить подальше от офиса. А еще лучше, пусть дома работает.

Кира посмотрела на часы. «Вот и отлично! День еще не закончился, а все вопросы решены. Ну или почти все. Самое главное, сейчас не делать резких движений. Пусть все идет, как идет. Мы на правильном пути». – Кира допила остывший кофе и засобиралась домой.

Барбос лежал на своем матрасике. На его рыжей морде было написано недоумение. Рядом с матрасиком валялась тряпочка. Барбос старался не смотреть в ее сторону. Тряпочка совсем недавно была замечательной мохнатой игрушкой. Барбос наклонил свою большую голову и осторожно отодвинулся от тряпочки. Мол, знать не знаем, не ведаем, что это тут у вас валяется.

У Барбоса часов не было, но его внутренний голос и живот подсказывали, что хозяин явится с минуты на минуту. Явится, снимет пальто, помоет руки, потом погладит его, Барбоса, по голове и скажет:

– Ну, проголодался?!

А потом пойдет на кухню, насыплет полную миску корма и добавит туда мелкорубленой курочки. Ах, эти душистые кусочки курочки! А еще попадается желе, такое волнующе легкое, прозрачное. Барбос очень любил куриное желе. Еще он любил, когда хозяин давал ему хрящик, маленький такой кусочек, похожий на косточку. Впрочем, сейчас Барбос уже сомневался, что будет хрящик, курочка и желе. Вот та тряпочка, от которой он отодвинулся, была когда-то любимой игрушкой хозяйки. Кто ж знал, что, если эту любимую игрушку слегка укусить, из нее тотчас полезет белый пух и посыплется мелкая крупа. Теперь эта крупа катается по всему дому, а пух не только на полу, но и на столах, и на диванах. Барбос вздохнул и положил голову на лапы. Ему показалось, так он выглядит несчастнее.

Хозяин не опоздал. Он пришел, еще из прихожей позвал Барбоса, но тот решил притвориться спящим.

Тогда хозяин обеспокоенно пошел в комнату и, поскользнувшись на мелкой крупе, поехал на пятках и чуть не упал. Перепуганный Барбос подскочил и тявкнул.

– Ох ты ж зараза! – вскричал хозяин. – Предупреждать надо!

Барбос понуро повесил голову. Умел бы он говорить, он бы рассказал, что за диваном еще валяется горшок с цветами. Правда, земли в нем уже нет, она тоже за диваном, на полу.

– Ну, брат, ты сегодня отличился! – сказал хозяин и все же потрепал Барбоса по голове. – Видать, день такой, да? Ну, ничего. Сначала мы поедим, а потом затеем уборку. Хозяйка наша завтра вечером приезжает, надо, чтобы дом чистым был. Не любит она у нас грязи.

Барбос радостно согласился.

Григорьев поставил миску с едой на пол, позвал Барбоса и, когда тот шумно зачавкал, оглядел кухню. «Да, что-то я запустил хозяйство! – подумал Олег Борисович. – Посуды вагон, посудомойку раза три загружать надо, постельное белье так и не поменял, хотя Кира просила это сделать, полотенца несвежие. Да вообще бардак в доме. Барбос сегодня добавил».

Григорьев смотрел, как ест собака, и думал, что приниматься за уборку совсем не хочется. Хочется взять собаку, сесть в машину и укатить в лес. А там бродить по тропинкам, вдыхать осенний воздух, шуршать листиками и наслаждаться теплым осенним солнцем.

Барбос перестал чавкать и поднял голову.

– Ага, гулять просишься? – сказал ему Григорьев.

Барбос радостно заскакал в прихожую. Олег Борисович постоял, еще раз оглядел беспорядок, потом решительно взялся за поводок.

– Гулять! Успеется. Завтра что-нибудь придумаем! – сказал он собаке.

Вернулись они поздно. Пропахшие кострами, в которых сжигали сухие листья. На лохматых штанах висели сосновые иголки. Пес так устал, что даже не дождался, пока Григорьев вытащит ведро воды и помоет ему лапы.

– Куда пошел… – начал было Олег Борисович, но потом махнул рукой. Он быстро разделся, выпил чашку холодного чая и завалился на диван. Для приличия он взял пульт от телевизора.

– Новости обязательно надо посмотреть, – сказал он Барбосу. Тот ответил громким сопением. Через десять минут спал и Григорьев.

Утро началось с будильника. Олег Борисович подскочил, вспомнил, что сегодня приезжает Кира, и принялся за работу. Попутно он разговаривал с Барбосом.

– Мы с тобой поступим хитро. Мы закажем уборку. Но не просто закажем, мы нашей Кире поможем план выполнить. Думаю, она не обидится, если мы в ее кассу несколько тысчонок подкинем. И ей хорошо, и квартиру мы в порядок приведем, – говорил он и искал телефон Кириной клининговой компании. Телефона не было. Олег Борисович сосредоточился, кое-что вспомнил, покопался на своем письменном столе.

– Вот, нашел! – сообщил он собаке. Через мгновение он уже разговаривал с диспетчером:

– Добрый день! Мне бы милых и аккуратных девушек! – игриво начал он.

Диспетчер была строга:

– Стандартный заказ или есть особые пожелания?

Григорьев растерялся. В квартире, конечно, был беспорядок и грязь, но все же ситуация была скорее стандартной.

– Стандарт, – заверил ее Григорьев, – но так, чтобы не очень долго.

– Час-два?

– Понятия не имею.

– Хорошо, ставим два часа, потом, если что – перезвоните.

– Конечно, – рассмеялся Олег Борисович, – но я знаю, что у вас прекрасные, умелые сотрудницы.

– Есть и сотрудники, – отозвались в телефоне.

– Нет, нет. Сотрудников не надо. Я так понимаю, что они окна у вас моют и прочие высотные работы выполняют.

– Простите? – переспросила диспетчер.

– Это я так, шучу. Не обращайте внимания. – Григорьев понял, что Кира свой персонал выдрессировала. «Ни одного слова лишнего, ни улыбки, ни шутки! Но, может, это и правильно», – подумал он.

– Еще какие-нибудь пожелания? Ну там, возраст, например, – спросила диспетчер.

– Без разницы. Главное, чтобы расторопная была. У нас ничего тяжелого двигать не надо. Нет никаких особых пожеланий. Записывайте адрес.

– Записала, ждите. Скоро будем. Да, в форме должны быть?

Григорьев задумался:

– Ну, не халат же жены я ей дам?! Конечно, в форме, или как это у вас там называется?! Спецодежда?

Диспетчер, наконец, хихикнула:

– Записала. Ждите.

Григорьев повесил трубку и посмотрел на Барбоса:

– Такое простое дело – полы помыть и пыль протереть. А сколько вопросов. Ладно, можно расслабиться.

В дверь позвонили через минут сорок. Григорьев отправил Барбоса на кухню.

– Ты, извини, друг, вдруг тебя испугаются. Поскучай там.

Барбос послушался и занял место под обеденным столом. Григорьев поспешил к двери.

– Добрый день! – поздоровался Олег Борисович и растерялся. Перед ним стояла красивая, ухоженная молодая женщина. Одета она была просто, но со вкусом.

«Ай да Кира, ай да молодец!» – подумал он в какой раз за день.

– Проходите, пожалуйста. – Григорьев посторонился, пропустил женщину. – Давайте я вам помогу снять пальто.

– Спасибо. – Женщина улыбнулась, отчего стала еще красивее.

– Да, могу предложить тапочки, новые. Нераспечатанные.

– Благодарю, у меня все с собой. – Женщина указала на объемную сумку.

– Ах, точно, мне же сказали, – хлопнул себя по лбу Григорьев, – вы не пугайтесь, у нас собака…

– Собака? – нахмурилась женщина. – Мне ничего не сказали про собаку.

– Да не волнуйтесь, она большая, но смирная. Я на кухне ее запру.

– А, тогда хорошо! Где можно переодеться?

– А, в спальне, пожалуйста, – Григорьев указал на дверь, – кстати, может, вам чаю? Или кофе?

Женщина обернулась, посмотрела на Олега Борисовича и сказала:

– Шампанского. Лучше холодного.

С этими словами она скрылась в спальне. «Ха, да я сам бы не отказался от шампанского! Но счет на часы пошел, Кира скоро явится!» – подумал Григорьев, но на всякий случай открыл холодильник. Шампанское было.

– Простите, как вас зовут? – прокричал он, стоя под дверью спальни.

– Да кто как. Чаще – Мила. Но многие зовут меня Агнешкой.

– А как вам привычнее?

– А мне все равно. Настоящее имя мое – Зинаида.

– О как! – вслух удивился Григорьев.

– А что вы хотите? Сколько людей, столько фантазий в голове.

– Это верно, – согласился Олег Борисович, – кстати, если хотите шампанского, могу налить. В холодильнике стоит.

– Сейчас подумаем, – пообещала Мила-Агнешка.

– Хорошо, – отвечал Олег Борисович, – кстати, если нужны там щетка, веник…

– Не надо, думаю, справимся и так, – неожиданно весело ответили из-за двери.

– Как скажете, как скажете, – проговорил Григорьев. Он почему-то стал нервничать.

– Понимаете, времени у нас не очень много. Жена должна скоро приехать.

– Успеем. Все успеем. У меня в руках все горит! – ответили ему, и дверь в спальню распахнулась. Григорьев поднял глаза и обомлел. Перед ним стояла сотрудница клининговой компании. Из одежды на ней был клетчатый голубой передник и такая же косынка на голове. На ногах у нее были высоченные шпильки.

– Ну, приступим к уборке, – сказала Мила-Агнешка и сделала шаг вперед. Она оказалась лицом к лицу к Олегом Борисовичем и, воспользовавшись его растерянностью, впилась ему в губы.

– Ммм… о‐о… у‐у‐у, – издал звуки Григорьев, пытаясь освободить рот.

– Зайка, давай же наведем порядок в твоем хозяйстве, – не унималась Мила-Агнешка и мертвой хваткой вцепилась в его брюки.

Барбос, заслышав возню, громко тявкнул.

– Да подожди же! – перешел на «ты» Олег Борисович. – Ты откуда вообще взялась?! – Он старался не смотреть на большую грудь, которая выкатывалась из передника.

– Ну, начинается! То есть как откуда? – сурово спросила женщина. – Что значит откуда? Ты сам меня сегодня вызвал. На два часа. Сказал, стандарт. Никаких, значит, групповух, плеток, наручников. Ну да, спецодежда наша. В заказе так и написано. Знаешь, как бывает? Приезжаешь к клиенту, а тебе предлагают надеть салоп графини из «Пиковой дамы». Там уже не мех, а моль сплошная. А его, видите, запах нафталина возбуждает. Вот бы шарики и нюхал. Зачем тряпьем старым трясти?!

– «Пиковой дамы»? Откуда про «Пиковую даму» знаешь?

– Вообще-то, я чуть-чуть кандидатскую не защитила. По русской литературе. «Мистика и реальность в образах русского реализма» – тема моя. Но не успела.

– А что случилось?

– Давай я не буду тебе все это сто первый раз пересказывать. Знаешь, клиент свое получит, а потом жилы из души тянет. Не люблю я этого.

– Да. – Григорьев все это время смотрел в пол. Женщина была так хороша, что у него покраснели уши.

– Так, я что-то не поняла? Ты девочку заказывал?

– Девочку? – Тут Олег Борисович посмотрел на Милу-Агнешку.

– Так, ты что? Действительно, убрать дом хотел? Перед приездом жены? – Женщина сначала прыснула, а потом расхохоталась во все горло. Она совершенно не стеснялась своего наряда и того, что обнаженные участки так и дразнят Григорьева. Олег Борисович, до которого только-только дошел смысл произошедшего, рассмеялся.

– Мила-Агеншка, оденься пойди. Шут с ней, с этой уборкой. И с сексом тоже. Ответь, голуба, мне на несколько вопросов, возьми положенные деньги и уезжай. Отдохни где-нибудь в кафе до следующего вызова. Я всем скажу, что ты у меня была три часа.

– Нет, хозяйка узнает, выгонит.

– Не узнает. Ей никто не скажет.

– Понимаешь, она все равно все узнает. Не знаю как. Давай, я тебе лучше пол помою. И приберу немного. Я умею это делать. А ты мне заплатишь?

– Да? – Григорьев в нерешительности посмотрел на гостью. – А давай. Грязь мы с Барбосом развели. А она будет пилить нас.

– Вот наша хозяйка такая же. Как пила. Но… Умная баба. Хваткая. И не сволочь вроде. Справедливая. Но, говорят, у нее такой мужик хороший. Не муж. Просто живут вместе. А она любовника завела. Муж подруги, между прочим.

– Откуда вы все знаете? – выронил из рук газету Григорьев.

– Тю! Делов‐то! Водители ездят с ней? Ездят. Языками болтают. Нет, не все рассказывают, но намекают. А она часто на служебной ездит. Чтобы свою не светить. У нее шикарная машина. В Москве таких немного. Говорят, ее этот мужчина ей подарил. Понимаешь, просто взял и за два «ляма» подарил. Ни детей ему не родила, не жена, а он просто взял и подарил.

– Любит, значит, – сказал Олег Борисович.

– То-то! Любит! – Мила-Агнешка бойко орудовала веником и тряпкой и при этом не замолкала: – Любит. Ты главное слово произнес. А она? Не любишь – уйди. Зачем так? Ей-богу, даже девки честнее себя ведут.

– Но вы же ее не знаете? Может, что-то не устраивает ее или еще что?

– Да что ты оправдываешь ее? Сам такой же, как этот ее мужик. Вот твоя ездит где-то, а ты и постель перестилаешь, и убираешь. И в холодильник шампанское поставил…

– Ладно, замяли… – Григорьев махнул рукой.

Мила-Агнешка замолчала, но ненадолго:

– Слушай, ты не обращай внимания на меня. Твоя точно не такая, твоя любит тебя и не обманывает. Я сразу могу сказать, по мужику уже могу определить, кто как живет. Знаешь, скольких я повидала.

Мила-Агнешка вдруг испугалась, что обидела или сказала что-то лишнее.

– Ты вообще меня не слушай. У нас треп – это психологическая разгрузка. С клиентом начеку все время. Говоришь, что хотят слышать.

– Господи, как же тебя занесло сюда-то? – покачал головой Григорьев. – Замуж бы вышла, детей родила бы.

– Я же тебе сказала, не хочу об этом. За меня не волнуйся, я не пропаду. Я книжки читаю, критику литературную. Правда, приходится притворяться. Понимаешь, я даже сейчас, с тобой говорю совсем не так, как раньше разговаривала. У меня речь грамотного человека, образованного. Но я стараюсь быть проще. Девочки у нас разные. Не хочется выделяться, от этого конфликты. Этих необразованных дур ох как жалко!

– Погоди, а как в эту фирму попала? Ты знала, что это не уборка квартир?

– Нет, конечно. Там хитро так все придумано. Приходишь, тебе про веники и тряпки рассказывают. А когда приезжаешь на квартиру, там могут к тебе пристать. Все зависит от того, как ты отреагировала. Хозяйка вроде бы и ни при чем. Она как бы ничего не знает. Только девочки на несколько суток иногда зависают. И совсем там полы не моют. А вздумай пожаловаться, она стрелки на тебя переведет. Типа, ах, ты позоришь нашу клининговую компанию! Денег срубить проституцией решила!

– Хитро! – Григорьев покачал головой.

– Не то слово. Ну и пес есть там.

– Какой еще пес?

– Мужик, который с братками следит за порядком. Не зверствует, но, с другой стороны, никто и не нарушает. Говорят, она ему жену нашла среди наших девиц. Но это до меня было. Так он так доволен, что охранять предложил фирму. Только я сомневаюсь. Этот самый мужик – он со связями. Наверное, он договаривается, чтобы не трогали и проверки хорошо проходили. Смешно, у нас весь офис в моющих средствах, вениках и швабрах.

– Да, веники и швабры, – пробормотал Григорьев.

– Вот, короче, этот мужик правой рукой у нее. Но не любовник. Это точно. Любовник у нее красивый. Но главная – она. Всем она вертит и заправляет. И идеи ее. А этот Яшкин, так. Говорят, она уже все его связи на себя перевела. Говорю, же тетка – огонь!

– Ясно. – Олег Борисович в растерянности ходил по комнате. Он даже про Барбоса забыл.

Мила-Агнешка (Зинаидой она себя запретила называть) закончила уборку.

– Вот. Теперь чисто и относительный порядок. Встречайте вашу дорогую жену. А я пошла.

– Слушай, я тебе денег даю за четыре часа. Ты никому не говори, что была два. Иди куда-нибудь, просто отдохни, погуляй. Не иди ты в эту вашу контору чертову!

– Спасибо, хотя и боюсь брать. Хозяйка у нас строга.

– Не узнает. Я вам больше звонить не буду.

– Ясно. Тогда деньги возьму, вам спасибо скажу. А если убрать надо будет – вызывайте. В лучшем виде наведу тут порядок.

– Вот это дело! Договорились.

Григорьев проводил женщину. И в глубокой задумчивости опустился в кресло. Почувствовав, что посторонние ушли, Барбос покинул кухню и улегся у его ног. В квартире теперь было чисто и очень тихо.

Когда на улице стемнело, Григорьев очнулся, зажег свет. Посмотрел на часы. Кира должна была быть с минуты на минуту. Олег Григорьевич не любил дешевых эффектов, терпеть не мог показательных выступлений. Вот и сейчас он заварил чай, поставил разогреваться ужин, накрыл на стол. Он это делал, потому что так положено было делать – человек с дороги всегда уставший, он хочет горячего чая и домашней еды.

Ключ в замке повернулся с грохотом. Во всяком случае, так ему показалось. Кира вкатила в квартиру чемодан, бережно поставила на пол большой пакет.

– Здесь стекло, – строго сказала она обоим сразу – и Григорьеву, и Барбосу.

– Раздевайся, мой руки, садись за стол, – сказал Олег Борисович, – ведь голодная?

– Ужасно. Еда в самолете скорее терапия, чем еда. Отвлекаешься и вроде не так страшно, и время летит быстро.

– Верно подмечено, – улыбнулся Григорьев.

Кира не заставила себя ждать – она быстро привела себя в порядок, переоделась и заняла свое место за столом. Барбос подошел к ней, лизнул в руку и вернулся к Григорьеву.

– Любит тебя он.

– Да, я дорожу этой любовью, – серьезно сказал Олег Борисович.

Кира обратила внимание на его тон. «А еще он не поцеловал меня при встрече», – вдруг вспомнила она.

– Что это ты такой? Официально-строгий? – спросила Кира.

– Тебе показалось. Я не строгий. Я – серьезный.

– А, – успокоилась Кира.

– Настолько серьезный, что даже рискну начать разговор до того, как ты закончишь ужин.

– Валяй, – улыбнулась Кира. Она поняла, что сейчас разговор пойдет о замужестве. Вот точно таким образом много раз начинались подобные разговоры.

– Кира, скажи, что ты на свете больше всего любишь? – спросил Григорьев.

– Я? Люблю? Много чего люблю, – не удивилась вопросу Кира. Она подумала, что ее ждет подарок. «Все, как обычно. Сначала сюрприз, а потом опять заведет разговор о семье. Хотя разве плохо так?» – подумала она.

– И все же? – не отставал Григорьев. – Ну есть же что-то, что ты не променяешь ни на что.

– Есть. Деньги, – ответила Заболоцкая. – Понимаешь, их нельзя менять. Их можно тратить. Но с умом.

– Бинго. Ждал именно такого ответа, – рассмеялся Олег Борисович.

– Да не томи! Что ты хочешь мне подарить? – заулыбалась Кира.

Григорьев рассмеялся еще громче.

– Так ты любишь деньги?

– Обожаю! – широко улыбнулась Кира и откусила кусок котлеты.

– Но ведь это всего лишь деньги. Бумага и металл? Тебя это никогда не настораживало?

– С какой стати? Раньше были бусы и камешки. Теперь металл и бумага, – пожала плечами Заболоцкая.

– Мне казалось, что нельзя отдаваться страсти с таким сумасшествием. Причем не важно, что это: любовь к шоколаду, вину или деньгам. В любом случае это – ненормально.

Кира оторвалась от еды и посмотрела на Григорьева.

– Нет, ты сегодня не такой, как обычно. Мне не нравится, когда ты такой серьезный.

– Мне самому не нравится, когда я такой. Но что поделаешь! Я узнал, чем занимается твоя новая компания. Вернее, она уже не новая. Представляю, как ты там развернулась!

Кира покраснела.

– Что-то я не очень понимаю.

– Видишь ли, сначала я подумал, что мне будет стыдно за тебя. А сейчас мне противно, что ты занялась этим и что ты скрыла от меня это. Как ты помнишь, деньги были нашими общими.

– Ах вот в чем дело?! Тебя волнует прибыль! Я отдам тебе половину того, что взяла. Остальное я сама заработала.

– Кира, успокойся. Я как раз не о деньгах. Я о морально-этической стороне дела. Если ты, конечно, понимаешь, о чем речь.

– Да уж куда мне! – разозлилась Заболоцкая.

– Боюсь, что да. Ты не понимаешь, что ты сделала. А деньги… Можешь оставить себе.

Наступило молчание, только Барбос во сне гонялся за кошками и иногда ворчал.

– Противно это все. Я даже не понимаю, как ты до этого додумалась.

– Ты считаешь возможным мне читать мораль? – с вызовом спросила Кира.

– Считаю, – спокойно ответил Олег Борисович, – я рассчитывал на порядочность человека, с которым живу. Которого люблю, которого считал своим.

– Это просто бизнес.

– Ты органами человеческими не пробовала торговать? – осведомился Григорьев.

– Мне надо было купить квартиру в «старом доме». Ты же все знаешь.

– А если потерпеть? Если наступить на горло собственным желаниям? Особенно когда они роскошью являются. Ты не пробовала когда-нибудь от чего-нибудь отказаться?

– Не пробовала. Именно поэтому многого достигла. Ты, конечно, помог мне.

– Лучше бы не помогал.

– Что ты взбеленился так? Что такого произошло?

– Ты купила квартиру? Купила. Но бизнес не прикрыла. Наоборот, еще больше развернулась. Почему?

– Хорошо пошло. – В голосе Киры послышались наглые нотки.

– То есть любовь к деньгам выше всего.

– Да, представь. Ты сам не всегда занимался приличными делами.

– Вот и ошибаешься. Я торговал вениками, тазами, ведрами. В разных масштабах. Но бабами я не торговал. Не убивал. Даже не обманывал, как ты. Деньги в рост не давал. Я не брал на работу человека и не скрывал, чем он будет заниматься.

– Как ты узнал? Уши оборву тем, кто разболтал.

– Яшкин обрывать будет. Ты сама руки пачкать, наверное, не будешь, – усмехнулся Григорьев.

– О, и про Яшкина знаешь.

– Да, а, кстати, Перов знает, что ты содержишь бордель?

Вот этого Кира не ожидала. Она покраснела.

– Григорьев, – наконец сказала она, – если я и чувствую вину, то только из-за Перова. Это, конечно, подло. Но так ведь в жизни бывает. Ты же сам, поди, не святой.

– Не святой, – согласился Олег Борисович.

– Да? И кто же она?

– Ну зачем тебе знать. Я лучше поберегу человека. Ты жестокая. Ты и отомстить можешь. Кстати, – Григорьев вдруг пересел поближе к Кире, – ты расскажи мне, как же тебе это удалось?! Как ты приличную компанию по уборке помещений превратила в бордель по вызову?! Или как там правильно это называется? Нет, мне просто интересно, как технически это можно было сделать. Меня уже не интересует, как ты на это пошла, мне интересно, как технически это ты осуществила.

Заболоцкая вдруг уловила неподдельный интерес. Ей показалось, что Григорьеву важно знать, насколько она предприимчива. И она решилась рассказать:

– Все просто. Мне это пришло в голову еще тогда, когда я собеседование с девушками проводила. Потом увидела, как они время проводят, ожидая заказов. Потом Яшкин заказал уборку и все его ребята. Девочки приезжали с большими деньгами. Потом их еще вызывали. Но нет, ничего такого не было. Яшкин даже женился в конце концов на одной из наших. Потом еще одна в разряд подруг перешла. Красивые же все были. А когда вопрос с квартирой встал, я поняла, что можно воспользоваться ситуацией. Я ничем не рисковала. Если кого-то обвинят, можно сказать, сама решила соблазнить. Когда деньги давали за секс, можно было сказать, что за уборку. Главное, не давить на девочек. Чтобы они сами выбор сделали. Потом многие втягивались. Одно дело пару тысяч за мытье полов, другое сто долларов за ночь. Многие были рады. Потом я еще одежду дарила им. В стоках покупала и дарила. Мне копейки, а люди мои были. Ну, врачи… Это было самое сложное. Пришлось запугивать. Яшкин тут пригодился. Но все были заинтересованы в молчании. Девушки, чтобы родные не узнали, друзья. Некоторые сотрудники догадывались, да доказать не могли. Дисциплина у нас была железная.