Текст книги "Время перемен"

– Странное дело, как это люди умудряются скучать… – Но Кира вдруг спохватилась: – Я не о твоей маме. Она у тебя – что надо. Все понимает, все выслушает. Например, думаю, она тебя от этого самого Стаса не отговаривала?

– Нет, а должна была?

– Не пара он тебе. Сразу я тебе это сказала. И это видно. Но родители уважают твой выбор.

Лиля задумалась – она не знала, уважают ли отец и мать ее выбор, но то, что они не давили на нее – это верно.

– Не пара? А почему?

– Вы разные.

– Все люди разные. И наши родители тоже.

– Я не могу тебе объяснить. Просто чувствую, – Кира пожала плечами, – знаешь, мне работать надо. Недовольны будут, что я болтаю тут.

– Да, извини. Не буду отвлекать, но мы ждем тебя. Приходи обязательно. И кстати, спасибо за совет. Куртку мы купили Стасу. Между прочим, и я, и он заметили, как ты с ним кокетничала. Мне было приятно видеть тебя такой, а вот он разозлился. Сказал, что наигранное поведение такое не любит.

Кира вскинула брови:

– Наигранное? А я иногда бываю такой, веселой и обаятельной. Ты просто не видела.

– Вот я и удивляюсь.

– Чего ж удивительного? Ты же не парень, чтобы тебе глазки строить.

Лиля попрощалась и вышла из магазина. Эта встреча оставила у нее странное ощущение. Кира не дерзила и не грубила, но ее убежденность, что Стас не лучший выбор, раздражала и настораживала Лилю.

Новый 1989 год ознаменовался переменами. Во‐первых, Тамара Леонидовна ушла с работы. В библиотеке, где она работала, перестали платить деньги. Сначала объединили аванс и получку, потом сократили две ставки – ушли две пенсионерки, которые прекрасно справлялись со своими обязанностями. Коллектив для вида вслух поохал, но втайне все обрадовались. Все казалось, что эти две ставки разделят на оставшихся. Но этого не случилось. Ставки канули в бездну, а проблем у коллектива только прибавилось. Оказалось, что нет теперь подписок на газеты и журналы, которые раньше оплачивались ведомством. Потом вдруг заговорили о том, что необходимо акционироваться и теперь коллектив будет держателем акций. По рукам ходило постановление 1988 года, которым правительство Горбачева разрешало акционирование. Все вдруг заговорили о том, что коллектив сам будет управлять библиотекой, что теперь все будет иначе – справедливо и честно. Критически настроенные сотрудники напоминали, что еще совсем недавно справедливо и честно могло быть только в СССР, а теперь не пойми что. Тамара Леонидовна, воспитанная мужем, больше помалкивала. Хотя и имела что сказать. Петр Вениаминович давно предрек коллапс и разруху. Но в коллективе Мельникова вела себя спокойно и разумно, придерживаясь мнения большинства. А большинство уже делило библиотеку и посты. Трудовой коллектив пытался как-то выжить. Акции были распределены между сотрудниками, директором был выбран единственный мужчина – заведующий отделом политической литературы. Позднее дамы, которые доверили полномочия этому человеку, очень пожалеют. Но пока, в отсутствие нормальной зарплаты, нехватки продуктов и полного запустения на улицах, приятно было ощущать себя на гребне перемен и тешить надеждой на скорое богатство. Тамара Леонидовна проголосовала как все, а дома выслушала от мужа:

– Господи, можно подумать, это вас спасет. Через год все окончательно развалится.

Мельников ошибся в одном – развалилось все через пару лет, в 1991 году. А пока Тамара Леонидовна, женщина практичная, пыталась организовать свадьбу дочери. С будущими родственниками познакомились, финансовые вопросы обсудили, но теперь настал момент конкретных решений.

– В каком ресторане будем праздновать? – задались вопросом матери. И после долгих поисков остановились на модном и недавно открытом первом частном ресторане на Кропоткинской. Когда Тамара Леонидовна упомянула этот ресторан, мать Стаса поморщилась и осторожно сказала:

– Как-то боязно. Может, лучше «Прагу»? Или «Арагви»?

– Если бы наши дети могли встретиться лет десять назад, это была «Прага» или «Арагви». Или «Берлин». Но сейчас… Продуктов нет, а цены ломовые. И договориться нельзя. Люди в этих местах еще не поняли, что времена капризных таксистов, швейцаров или рестораторов давно прошли. Они до сих пор думают, что диктуют они. А времена-то изменились. И к тому же я уверена, что на Кропоткинской можно будет договориться о своей выпивке и продуктах. А это важно. Не представляете, как легко можно отравиться сейчас паленым коньяком.

Перовы согласились, понимая, что Мельниковы сейчас лучше ориентируются в деталях происходящего. Впрочем, Тамара Леонидовна немного отстала от реальности – к моменту свадьбы цены в ресторане на Кропоткинской уже превышали и цены в «Арагви», и в «Праге». Но права была Тамара Леонидовна в одном – там можно было договориться. К владельцу ресторана поехал сам Петр Вениаминович. Он по-прежнему заведовал Мосстройтрестом, а потому у него были возможности договариваться. Владелец ресторана принял его в маленьком кабинете, где пахло котлетами.

– Нет вытяжки. И жильцы наверху жалуются на запахи. А это такая проблема – нужны специальные трубы, короба, ну, все, как в общепите. С меня же денег дерут. Говорят, «капиталист, плати».

Петр Вениаминович покрутил головой, прикинул объемы работы и сказал:

– Завтра пришлите мне толкового человека, сведу с кем надо, все сделают. Расценки старые, государственные. То есть почти ничего. Мы как раз один объект сдаем, там точно такие работы. Заплатите, когда сможете, но не позднее, чем через три месяца.

Владелец ресторана чуть не прослезился – справедливые жалобы жильцов не давали покоя, да и кабинет в запахах, сам владелец, пропахший едой, не были хорошей рекламой.

Тем временем Мельников приступил к разговору, ради которого пришел:

– Дочь у меня замуж выходит. Вот решили у вас…

– Я все понял, – владелец всплеснул руками, – все сделаем.

– Дорого не потянем. Но мы можем принести некоторые продукты. Можно?

– Сами понимаете, не одобряется, но для вас я сделаю любые исключения. И с нас свадебный торт. Это подарок от заведения вашей дочери.

– Неудобно, – тут уже Мельников растерялся, – я не могу согласиться.

– Все нормально. Я действительно капиталист, я даже заинтересован в таком мероприятии. И сделать торт – тоже заинтересован. Это же реклама. У нас же пока обеды, ужины, небольшие вечеринки. А тут – свадьба. Только один вопрос, можно ли будет сделать фото? Так сказать, светская хроника…

– А у нас есть светская хроника? Не в газете ли «Правда»? – рассмеялся Петр Вениаминович.

– Нет, в «Московском комсомольце», например. Там теперь разное печатают. Да и в других изданиях…

– Думаю, что можно и сфотографироваться. Потом, когда все это с треском повалится, будет что вспомнить.

– Вы против этого брака? – вырвалось у владельца ресторана.

– Я против бардака, который только-только начинается и неизвестно чем закичится.

– А… Не знаю, но мне сейчас нравится. Я чувствую, что многое смогу сделать.

– Это хорошо. Но вы молоды. А это придает силы. Я старше вас, и меня перемены пугают. Но спишем мое ворчание на возраст.

– Будет вам, все обойдется! – засмеялся собеседник.

На следующий день на «большом совете» Мельников отчитался:

– С рестораном договорился. Алкоголь принесем свой.

Перовы беспокоились:

– Нам неудобно, что вы хлопочете. С нас – организация транспорта. И, да – свадебный торт нам дарит ресторан.

Тут уже забеспокоилась Тамара Леонидовна:

– Что значит «дарит»? Во‐первых, мы не знаем, вдруг они сэкономят и его есть будет нельзя. А во‐вторых, если не сэкономят, то тем более неудобно. Мы же не нищие, и детей не хотим в дурацкое положение ставить!

С ней согласилась Зинаида Васильевна, и разговор о свадебном угощении не прекращался, даже когда стрелки часов перевалили за полночь. Удивительно, что этих разных людей такое событие, как свадьба, сделало друзьями. Все чаще и чаще Перовы и Мельниковы собирались вместе и не только по поводу предстоящего торжества. За чаем и рюмкой коньяка из старых запасов они обсуждали «текущий момент».

А вот детей это совершенно не интересовало. Так случилось, что родители взяли на себя заботу все организовать, но ни Лиле, ни Стасу они ничего не сказали. Внешне это выглядело так, словно жениться собрались несмышленые малолетки, которые не имели возможности что-либо организовать. А потому и права голоса не имели. От Лили не могло укрыться то, что Перовы часто стали появляться в их доме, а Стас теперь подолгу беседовал с Мельниковым о нефти, месторождениях в Сибири, о перспективах частных промыслов, но ни разу никто с ними не заговорил о предстоящем свадебном мероприятии. Лиля и Стас знали, что они расписываются в ЗАГСе шестнадцатого февраля, что приглашены в этот день родные и очень близкие друзья. Стас пригласил школьного друга и близкого приятеля из группы, Лиля планировала пригласить Киру. Но что родные уже запланировали свадьбу в ресторане, свадебный кортеж и другие мероприятия, они понятия не имели. Как-то, встретившись после лекций, Лиля сказала Стасу:

– Меня тошнит от этих зефирных платьев! Никогда этого не понимала. А сейчас тем более считаю это невозможным.

– Почему? – рассеянно спросил Стас.

– У меня стипендия пятьдесят тысяч. На какие деньги мы будем покупать такую роскошь? На родительские? Нет, не хочу.

Перов, который слушал это все не очень внимательно, вдруг взял Лилю за руку.

– Я как раз хотел с тобой поговорить на эту тему.

Лиля глянула на Стаса, и у нее сжалось сердце. А еще она вспомнила слова Киры, что этот парень ей, Лиле, не подходит. «Он хочет отменить все!» – со страхом подумала Лиля. Вслух же она сказала:

– Я слушаю тебя.

– Знаешь, я хочу перевестись на заочное отделение. Это можно сейчас сделать без проблем.

– Зачем?! Зачем тебе это надо?! – изумилась Лиля, но в душе с облегчением вздохнула – бракосочетание не отменялось.

– Я хочу работать. Но я хочу работать по специальности и я хочу работать в Сибири. Сейчас там не хватает людей. И к нам приходили «вербовщики», люди, которые приглашают специалистов. Согласны брать студентов. Там обучение можно пройти.

– И ты собираешься уехать из Москвы?!

– Мы собираемся уехать из Москвы. Я думал так: расписываемся, подаю заявление на работу, там семьям дают жилье. И переезжаем.

– А как же мой университет?

– А ты тоже переведешься на заочное. Будем вместе сессию сдавать. На самолете летать. Что скажешь?

Лиля молчала. Она ничего не могла сказать. Она даже не представляла себе, что скажут родители, услышав подобную новость.

– Стас, ты хорошо все продумал? – спросила она. – Высшее образование необходимо. А я знаю, как бывает, когда люди переходят на вечернее или на заочное. В школе у меня такие были. Они так диплом и не получили. Тяжело учиться после работы и трудно себя заставить учиться самостоятельно.

– Конечно, тяжело так учиться, – совершенно спокойно отреагировал Стас. Было заметно, что он подготовился к подобному разговору и аргументы все продуманы.

– И не только это… не только учеба. Я бы не хотела уезжать из Москвы. Особенно сейчас. Мы студенты, мы молодые… Где, как не в Москве, жить? И тут движение, а туда, куда мы приедем, там будет все по-старому. В отдаленные края все перемены идут медленно. И вообще… – Лиля вдруг расстроилась совсем, – почему ты со мной не посоветовался? Почему ты завел об этом разговор, когда сам принял это решение? Мое мнение тоже что-то значит!

Стас озабоченно потер подбородок, он так делал в минуты растерянности.

– Но я же тебе все рассказал? И я еще ничего не предпринял, я же просто предложил.

– Ты меня не обманешь, – возразила Мельникова, – я тебя уже хорошо знаю. И мне обидно, что ты так поступаешь.

Стас Перов очень любил Лилю. А потому, кляня мысленно себя за неуклюжесть, отсутствие сообразительности, сгреб ее в охапку, поцеловал и произнес:

– Гвоздика ты моя! Клянусь, я ничего не делал. Мне это просто пришло в голову вчера вечером. Родители так хлопочут с торжествами, а я деньгами им не могу помочь. Понимаешь, моего заработка и стипендии не хватает. А меня они же сами учили быть независимым и тратить только столько, сколько можешь себе позволить.

Стас, сам того не подозревая, попал в точку. Во‐первых, и Лилю раздражали эти все приготовления, но сказать она стеснялась – родители радовались этой ранней свадьбе, как дети. А во‐вторых, нехватка денег тоже ее беспокоила. Теперь, когда она вот-вот станет замужней женщиной, попросить у мамы с папой денег на кино или одежду будет неловко. Впрочем, Лиля гнала эти мысли, ей хотелось насладиться статусом невесты. Так приятно знать, что кто-то сделал ей предложение, что готов изменить свои планы ради нее и, в конце концов, выбрал ее из множества других женщин.

– Стас, про деньги – это правильно. Но давай пока не пугать наших родителей всем этим. Давай подумаем, как бы это все сделать безболезненно. Их же тоже жалко. Волноваться будут.

Стас решимости не потерял, но с последним доводом согласился. Он видел, как готовится мама и отец к свадьбе, он видел, что их родительская любовь, сдерживаемая его возрастом, вдруг прорвалась наружу. И теперь Зинаида Васильевна, целуя его на ночь, приговаривала:

– Ладно, не хмурься, вот женишься, мать тебя уж не так часто своей любовью донимать будет!

И отец все чаще в шахматы предлагал сыграть, все больше рассказывал, как в молодости они начинали жить, и за этим тоже стояла отцовская тоска. Сын уходил во взрослую жизнь. «Эх, только время такое…» – вздыхал про себя Николай Николаевич.

С того самого разговора прошла неделя. Лиля была бы вполне счастлива, если бы не этот неожиданный поворот – желание Перова так круто все поменять. Она понимала, что разговор это не последний и что придется принимать какое-то решение. Как-то вечером, отложив в сторону учебники, Лиля появилась на кухне.

– Мама, мы со Стасом нашли квартиру. Недалеко от вас. Совсем недорого. Однушка. Мы все посчитали – сами справимся.

Тамара Леонидовна готовила ужин.

– Ты не спеши, надо все хорошо обдумать. Знаешь, у нас огромная квартира. Почти сто с лишним метров. Живем втроем. Я думаю, что, если вы со Стасом будете жить у нас, ничего страшного. А потом, через какое-то время… будет видно.

– Мам, спасибо, конечно, но лучше, чтобы мы были самостоятельными. Понимаешь…

– Я все понимаю. Хочется пожить одним. Думаешь, я не была молодой?! Хочется все делать, как считаешь нужным, а не оглядываться на чужие правила и привычки. Я тебя очень хорошо понимаю. Но… Ты только поступила в университет. А если будет ребенок? Я всегда тебе говорила, ребенок – это главное. Как и образование и работа.

– Я все знаю… – поморщилась Лиля.

– Дочка, пожалуйста, послушай меня. Нам с папой не хочется, чтобы вы уходили. Мы не такие старые, чтобы не понимать вас. И мы помочь вам можем. А еще… время такое.

– Послушай, – Лиля вдруг возмутилась, – сколько можно пенять на время. Нормальное, замечательное время. Вот Стас нашел работу, работает и зарабатывает. А в какое еще время такое возможно было?

Тамара Леонидовна обернулась:

– Лиля, он не работает. Он – подрабатывает. Его теперешняя работа не имеет отношения к его специальности. А вот представь, что эта подработка будет приносить много, очень много денег. Он что, уйдет из института и будет работать на эту контору, которая воду и какие-то товары развозит? Будет грузчиком-экспедитором с миллионным заработком. А потом его уволят. И что? Куда он пойдет? И к тебе это тоже относится. Поэтому лучше вам жить у нас, спокойно учиться, найти работу. А у уж потом…

– Мама, понимаешь, Стас вообще хочет уйти на заочное. И хочет уехать по контракту на одно из месторождений. Там люди нужны. И он хочет, чтобы мы вместе уехали. Ну, я тоже на заочный переведусь. Там и для меня есть работа.

– Что?! – Тамара Леонидовна выронила ложку. – Какое заочное…

– Ты только не кричи и не волнуйся. Мы только обсуждаем…

– Вы? Обсуждаете? Да вы вообще ничего не знаете. Из дома да в школу! Какое месторождение?! Вы что, спятили?!

Лиля, с одной стороны, разозлилась, что их не считают способными принимать решения и жить самостоятельно, а с другой – испытала огромное облегчение. Она никуда не хотела ехать, она хотела жить в Москве со своим мужем, ходить в гости к знакомым, гулять по городу, посещать театры. Поэтому Лиля вздохнула и сказала:

– Мама, я все же считаю, что мы вполне сможем жить вдали от родителей и вдали от Москвы. Очень зря ты так реагируешь. Папа, думаю, отнесется к этому иначе.

– Да не дай бог! – воскликнула Тамара Леонидовна.

Лиля для убедительности добавила:

– Он сам рассказывал, как вы начинали и что вам пришлось пережить.

– Очень жаль, что невнимательно его слушала. И на этом закончим, – отрезала Тамара Леонидовна и с грохотом стала накрывать на стол.

– Стас будет у нас сегодня? – спросила она через какое-то время.

– Нет, он работает вечером, – отвечала Лиля.

Ужин прошел спокойно, только Тамара Леонидовна молчала больше обычного. Петр Вениаминович знал свою жену, а потому вопросов не задавал, ожидая, что та сама начнет разговор.

Так оно и случилось, уже лежа в кровати, Тамара Леонидовна произнесла:

– Знаешь, не очень правильно мы воспитываем детей. Они прут на рожон, сами не понимая, что делают.

Вслед за этой тирадой последовал рассказ о планах молодоженов. Мельников слушал внимательно, не перебивал, а когда возмущенная жена закончила повествование, произнес:

– Хороший парень, правильный. Надеюсь, дочь не ошиблась. Тома, пусть поедут. И жизнь посмотрят, и друг к другу привыкнут.

– А учеба?! Сколько мы таких видели? Которые приезжали, работали, денег заработали и вроде учиться не надо. Ты же знаешь, нужен стимул.

– Сама знаешь, все зависит от человека. И какой стимул здесь? Под боком у родителей?

– А здесь, в Москве, другие стимулы. Тут общий уровень другой. И надо подтягиваться, но в Москве требования другие. Тут без образования делать нечего. Общий фон, так сказать, иной.

Мельников не был согласен с женой, но спорить на ночь глядя не хотелось.

На следующий день Тамара Леонидовна за завтраком опять завела разговор, но теперь Петру Вениаминовичу не хотелось распаляться в начале рабочего дня. Он понимал, что жена будет наседать и требовать немедленного решения проблемы. Мельников даже уже прикидывал, что можно возразить и какие аргументы привести в пользу решения Стаса, но так же понимал озабоченность жены.

– Тома, вечером поговорим обстоятельно. – Петр Вениаминович поцеловал жену на прощание.

Тамара Леонидовна вздохнула, посмотрела на грязную посуду, оставленную мужем, и махнула рукой. «Все это подождет, надо начинать действовать!» – подумала она и стала обзванивать подруг с целью трудоустроить будущего зятя.

Лиля в этот день поднялась позже, на лекцию не пошла. Пока родители переживали новость, Лиля отправилась навестить подругу. Ей не терпелось рассказать Кире про их планы. И потом ей было интересно, как Кира на это отреагирует. А еще она хотела пригласить ее на свадьбу.

Кира по-прежнему работала в хозяйственном магазине. Лиля представила, какую мину состряпает подруга, когда увидит ее. Но Заболоцкой в магазине не оказалось.

– На больничном уже три дня, – сказала вторая продавщица.

Лиля развернулась и пошла к дому Киры. Когда она оказалась перед заколоченным подъездом, она уже раздумала навещать ее. «Блуждать по пустующему дому – удовольствие ниже среднего. И что это она так живет здесь?! Неужели не хочет по-человечески!» – Лиля уже повернула назад, как ее окликнули.

– Боишься? Не трусь, там никого нет. Чисто и гулко. – Кира вывернула из-за угла. В руках был пакет с продуктами.

– Да, один вид этой двери вызывает содрогания. А эти стропила и леса, кажется, рухнут.

– Это правда, леса рухнут раньше, чем дом. Но ты не бойся, я знаю все ходы здесь, убежать успеем.

– Только одна и надежда на тебя, – буркнула Лиля. Заколоченный подъезд оказался заперт на ключ.

Лиля даже удивилась, увидев его.

– Господи, амбарный!

– Под стать замку, – рассмеялась Кира.

В подъезде было тепло, но пахло запустением – пылью, старым деревом, немного сыростью.

– Чисто, – удивилась Лиля, глядя себе под ноги.

– Еще бы, я мою полы раз в неделю. А если учесть, что никто, кроме меня, не ходит здесь, то чистота сохраняется.

– Слушай, а ночью не боишься?

– Нет, привыкла, в первые дни, конечно, боялась. Потом привыкла. Знаешь, главное – изучить местность. Пересилить себя, побороть страх, а когда знаешь каждый угол, страха нет.

Наконец, они дошли до бывшей квартиры Заболоцких. Кира опять достала ключ и отперла входную дверь. Лиля зашла в квартиру, которую знала так же, как и свою. Но теперь вместо привычных предметов была пустота. Кира повернула выключатель, и большая прихожая оказалась залитой ярким светом. Откуда-то из глубины доносилось бормотание радио.

– Знаешь, почти как раньше. У вас же всегда радио работало.

– Да, на нашей замечательной общей кухне.

– А мне всегда нравилось там находиться.

– Это потому, что ты тараканов ночью там не встречала, – заметила Кира.

– А сейчас они тоже здесь есть? – Лиля боялась насекомых.

– Откуда им сейчас взяться?! Жильцов нет, магазины с первого этажа съехали. Есть, пить нечего. Нет, здесь осталась только я. – Кира помогла Лиле снять пальто и пригласила в комнату.

– Ты сейчас во всех комнатах живешь?

– Нет, только в двух. Которые смежные. Одна спальня, вторая – гостиная.

– Кирка, – Мельникова повернулась к подруге, – кончай валять дурака! Золотая медаль, светлая голова, такие возможности впереди! А ты дурью маешься! А уж про родителей твоих я вообще молчу. Они же не могут спокойно думать о том, что их дочь живет в заброшенном доме.

– Послушай, я с мамой раз двадцать говорила. Какая разница – снимаю я за деньги хрущевку на окраине или живу бесплатно в центре Москвы в родном доме. Вот выгоднее же так, как я решила.

– Кира, не всегда хорошо, что выгодно. Родителям было бы приятнее и спокойнее жить с тобой.

– Они должны доверять мне.

– Они – доверяют. Только волнуются.

– Ладно, давай чай пить. Я тут приболела.

– Знаю, в магазин приходила, – сказала Лиля. Она уселась на старый диван, который был ровесником их с Кирой дружбы.

– Ко мне там хорошо относятся, я им план делаю, умею с покупателями общаться. А еще сейчас полно появилось импортных вещей. Так мало кто знает, как с ними обращаться. А я инструкции все внимательно читаю, а потом объясняю. Короче, быть мне старшим продавцом-консультантом. А потом еще и проценты попрошу.

– Это как?

– У меня будет оклад, а к нему я буду получать, например, десять процентов от проданной вещи. Или от суммы покупок. Так часто делают в других странах.

– Это хорошо, только это не профессия.

– Ничего, профессия тоже будет. Только когда встану на ноги, буду с деньгами. Пойду учиться тому, к чему душа лежит.

– Странное рассуждение… – вздохнула Лиля. – Но мы все странные.

– Сейчас чай сделаю и поговорим о странностях людских, – улыбнулась Кира.

«Она изменилась, мягче стала. Или это болезнь так влияет на мою подругу», – подумала Лиля.

Кира тем временем стала заваривать чай. Вместо обеденного стола у нее был низенький журнальный. Он тоже был из прошлого. В семье Заболоцких он стоял перед телевизором, по бокам располагались кресла.

– Ты есть хочешь? – донесся голос Киры. – У меня есть котлеты и гречка. Вчера готовила.

– Нет, спасибо, – отказалась Лиля, и ей вдруг стало неудобно, что она пришла с пустыми руками. «Хоть бы конфет купила!» – корила себя Лиля.

– Вот свежие булки, масло, сыр, варенье. Но варенье, конечно, не домашнее, а какое-то немецкое. Конфитюр. И колбаска.

Стол был накрыт красиво. Лиля сделала себе бутерброд:

– Кир, знаешь, мама с утра меня покормила, но у тебя так все вкусно, что устоять невозможно.

– Вот и ешь. – Заболоцкая улыбнулась.

– Хорошо у тебя. Тихо. Спокойно. Никто не мешает. – Лиля вздохнула. Она не кривила душой. Родителей она любила, и комната у нее отдельная была, но все равно чувствовалась зависимость, соседство, контакт. «А может, Стас прав? Может, надо уехать, заработать денег, стать независимыми? Может, так и надо, как Кира? Выбрала свой путь. Ну, пошумели предки, да и отстали», – думала она, разглядывая комнату.

– Ты ремонт здесь делала? – спросила Мельникова.

– Небольшой. Обои поменяла – на стенах остались следы ковров, картин. Всяких украшательств. А это покрытие я со скидкой в магазине купила. Там есть брак. Но мне-то все равно.

– У тебя уютно очень. Даже лучше, чем было, когда вы жили все вместе.

– Всего было много. Вещи заполнили все пространство. А у меня только необходимое! И самое главное, Лилька, я – одна. Я хозяйка своему времени, делам, планам.

– Все равно, ты не скучаешь? Все же дом, родители.

– Если начинаю тосковать, еду к ним в гости. Покупаю что-нибудь вкусное. Знаешь, сейчас есть магазины разные, там полно всего. Они такое не ели. Вот я балую их. Представляешь, они считали, что будут меня кормить и содержать. А я хорошо зарабатываю. Скажу больше, отец сейчас зарабатывает меньше, чем я. Дела в государственных конторах плохо идут. Поэтому у меня совесть чиста. Я не камень на шее у родителей.

Лиля вздохнула.

– Посоветоваться хочу.

– Давай!

– Видишь ли, Стас решил перевестись на заочное и уехать.

– Без тебя? – хмыкнула Кира. – Я же тебе говорила.

– Господи, не спеши. Он хочет, чтобы мы уехали работать на месторождение. Учились заочно. Там поселок новый. Для меня тоже работа найдется. Что ты думаешь?

– Думать тебе надо, – фыркнула Заболоцкая. На какой-то момент она превратилась в привычную колючую Киру.

– Ох, Кира…

– Ладно тебе! Если честно, я считаю, что он прав. И что я ошибалась в нем. Мне казалось, он такой… С тобой из-за…

– Из-за чего?

– Ну, отец твой, начальник. Дом, в котором вы живете, ваши возможности. Сама понимаешь, ты лакомая невеста.

– Господи, просто так со мной дела иметь не могут? И потом, когда мы познакомились, он не знал, кто мои родители.

– Потом узнал. И влюбился еще больше.

– Почему ты так странно на все смотришь? Почему в тебе нет простодушия. Хотя бы совсем немного? Так проще и приятнее жить. И отношения с людьми иначе складываются. Кира, ты так часто меня обижала, просто я тебе не говорила.

– Зря, что не говорила. Я бы сбавила обороты.

– Это ты-то?! – рассмеялась Лиля.

– Дурочка, я из-за тебя. Ты же не понимаешь многих вещей. Ты в этом не виновата. Тебя оберегали.

– Заболоцкая, прекрати глупости нести. Никто меня не оберегал. Про нашу жизнь я знала все. Да, одежда была красивее и доставалась она мне легче. Но в остальном…

– Тебе так кажется, – покачала головой Кира, – хотя… Может, это я так болезненно реагировала. Понимаешь, мне моих родителей жаль было. И в то же время я злилась на них. Казалось, что они такие неспособные, не могут в жизни устроиться.

– Зря ты так.

– Сама знаю, что зря. Хотя… Знаешь, я так запомнила, как твоя мама к чаю однажды подала крекеры. Такие воздушные. Они были солеными. Мне так они понравились: хрустящие, остренькие. А еще были просто сливочные. Но тоже в таких же красивых высоких пачках.

– Как же, помню! Польское печенье. Папа приносил в заказах. Оно еще было в заказах для ветеранов.

– Мы не имели доступа в такие места, – улыбнулась Кира, – наши родственники либо погибли, либо жили далеко от Москвы.

– Кира, я не виновата, что мы ели это печенье! – растерянно произнесла Лиля.

– Господи, ты – дура! Я просто вспоминаю. Мне оно очень нравилось. И мама твоя всегда мне его с собой давала. А я обижалась, думала, это меня унижает.

– А мама на тебя обижалась. Говорила, что Кира не хочет сделать приятное.

– Так жизнь и устроена. Никто никого не понимает. А еще твоя мама пекла пирожные. Корзиночки с кремом. В детстве меня потрясало, как это у нее такой крем получается, как у магазинных пирожных.

– О да. Мои любимые. Сейчас она редко все это делает.

– А мои пекли пироги. Мне казалось, это так по-деревенски. Так просто, грубо.

– Но пироги были вкусными! Я же помню, с грибами и с рыбой.

– И еще был ореховый торт. Он был маленьким, но это было такое лакомство… – Кира мечтательно улыбнулась.

– Что-то мы с тобой о еде заговорили, хотя вроде бы не голодные, – рассмеялась Лиля, – ты не ответила толком на мой вопрос. Ехать нам в далекие края?

– Тебе решать, вам решать. Я бы поехала. Много прояснится, многое откроется.

– Ты считаешь, рано нам жениться? – Лиля улыбнулась.

– Не знаю, опять же не мне отвечать на такие вопросы.

– Я очень хочу, чтобы ты была на нашей на свадьбе. В феврале. Пришлю специальное приглашение.

– Спасибо, Лилька. Кто бы мог подумать, что ты так рано выйдешь замуж!

– Да, я сама не думала, что так получится, но я люблю его.

– Ну и хорошо. Хотя…

– Слушай, Кир, ты же его не знаешь. И нельзя же подозревать человека в меркантильности, не имея о нем представления.

– Как оказалось, он принимает правильные решения. Но, если честно, я бы не спешила.

Лиля помолчала, а потом сказала:

– Кира, любой человек может предать. Даже очень близкий и очень любимый человек. Если ты об этом, то я готова к такому повороту событий. Но сейчас я об этом не хочу думать. Я хочу думать о свадьбе.

– Белое платье, фата… Знаешь, меня даже тошнит от этих слов. – Кира поморщилась. – Но это я. Ты – другая.

– Какая? – с интересом спросила Мельникова.

– Ты мягче, склонна к компромиссам. И ты всегда мальчикам нравилась.

– Это смешно! – воскликнула Лиля. – Это ты всегда нравилась. Они к тебе поэтому и цеплялись! А ты так их отшивала, что я удивлялась. Грубо, резко.

– Наверное, я не верила, что могу нравиться.

– Это ты зря. Ты очень интересная, – Лиля встала, – пойду. Спасибо за чай. Выздоравливай быстрее. И ждем тебя, приглашение я тебе принесу сама, чтобы ты не сказала, что забыла или не получила его.

– Буду, обязательно буду. Передавай привет родителям.

– Ты бы заходила к нам почаще. Мои скучают и в голову им всякая фигня лезет.

– Зайду, пожалуй. Мне всегда было хорошо у вас. Погоди, провожу тебя.

Они спустились по пустынной лестнице, Кира открыла ключом подъезд.

– Знаешь, я иногда чувствую себя хозяйкой всего дома, – сказала она.

– Переехала бы к родителям, – рассмеялась Лиля, – но, правда, тогда видеться редко будем.

А в доме Мельниковых меж тем шла борьба. На какое-то время были забыты приготовления к свадьбе и даже в хозяйстве наблюдался некий разлад. Завтрак Тамара Леонидовна подавала чуть позже, чем нервировала Петра Вениаминовича. Но тот все же молчал – боялся спровоцировать громкий разговор. Но разговор этот был неминуем – Тамара Леонидовна умела давить и потребовала, чтобы муж воспользовался связями и трудоустроил будущего зятя. Мельников сопротивлялся, как мог. Решение Стаса вызывало уважение. Но Тамара Леонидовна была опытным домашним интриганом. Один из дней начался ее тяжелыми вздохами.