Текст книги "Время перемен"

– А терки эти дурацкие мы не продадим. У нас магазин не вызывает интереса. К нам за вениками только ходить. И за тазами, – сказала Кира.

Вечером этого дня она навестила Беглову, поговорила со старухой немного, сварила ей быстро овощной суп и, заметив, что у той слипаются глаза, пошла к Мезенцевой. Римма Станиславовна встретила ее в очках и с газетой в руках.

– Кроссворд? – спросила Кира, указывая на газету.

– Нет, новости читаю.

– Телевизора мало?

– Я люблю сравнивать. А теперь, слава богу, появилась возможность получать одну и ту же информацию из разных источников.

– Да, это вам не газета «Правда», это «Московский комсомолец». О чем только не пишет.

– Да, хотя много и врет.

– Вы о чем? – спросила Кира, но тут же махнула рукой: – Право, мне все равно. У меня забот хватает.

И она рассказала о событиях в магазине, а заодно и о Зульфие, которая стала любовницей.

– Это глупо винить сотрудников в собственных огрехах.

– Каких? Какие огрехи наш директор сделал?

– Надо магазин переделать полностью. Надо, чтобы все стояло на полках, чтобы было одно торговое пространство. Ты же видела, как теперь торгуют продуктами.

– Ага, на рынках оптовых. И не только оптовых.

– Нет, я говорю о супермаркетах. Все есть под одной крышей и в одном зале. Это современно и удобно. Одна касса на все отделы. Предложи вашему этому самому…

– Григорьеву? Олегу Борисовичу?

– Директору вашему.

– Ну да, Григорьеву. А как ему сказать?

– Так прямо и сказать. Но лучше без свидетелей. А еще лучше, написать это все на бумажке, постучаться в кабинет и положить ему на стол. А на словах сказать, что, если он сочтет нужным, пусть прочитает. Вежливо, но не боясь. С достоинством. Достоинство чувствуется всегда. И его уважают.

– Идея хорошая. И с одним пространством и с предложением. Но он такой…

– Какой?

– Неотесанный, грубый.

– Ну что тебе сказать. Время такое, когда такие удерживаются, могут выстоять. Грубые, жесткие. А может, он на самом деле не такой? Ты же не видела его в других ситуациях.

– Нет, человек или такой, или другой. Ситуация тут ни при чем.

– Может, ты и права, – кивнула головой Мезенцева и добавила: – Кира, извини, но дам тебе совет. Переоденься. Перестань ходить в одном и том же.

– Я стираю всегда все.

– Речь не о чистоте, тут нет никаких вопросов. Речь о стиле. Перестань носить эти толстые кофты с начесом.

– Это называется свитшот.

– Не важно, как это называется. Важно, что тебя это грубит и делает похожей на парня. А ты очень интересная.

– Знаете, я не могу тратить деньги на барахло. Я коплю. Валюту покупаю. Я не знаю пока, для чего, но пусть будет запас.

– Отлично, но я тебе помогу. Отнесись к этому правильно. Мы же соседи, друзья.

– Не знаю. И обижать вас не хочу, но и брать что-то от вас не стану.

– Зря ты так.

– А у вас есть семья? – вдруг спросила Кира. Получилось это как-то грубо.

– Нет, у меня семьи нет. Я не замужем, детей у меня нет. Родители мои умерли. У меня есть друг, но мы живем порознь. Так давно решили. Он мне помогает, но я, как и ты, предпочитаю самостоятельность. – Голос Мезенцевой прозвучал спокойно.

– Извините, я не хотела. Я просто такая…

– Я уже поняла. Но все же попробуй вот это надеть. И только потом иди к этому вашему Григорьеву, – Мезенцева достала из шкафа пару пакетов, – это джинсы. Модные, узкие, белая блузка.

– Спасибо, подойдут ли?!

– Примерь дома спокойно, – Мезенцева полезла в стол и достала пакетик с украшениями, – вот это клипсы. Сейчас такие модно носить. Это бижутерия, копеечная. Но смотрится она отлично.

– Откуда у вас это все?

– Купила, подарили. А мы с тобой одной комплекции.

– И при этом вам больше лет, чем мне.

Мезенцева рассмеялась:

– Ты неисправима!

– Да, не обижайтесь. Я как будто нарочно!

– Да ладно. Как там Беглова?

– Нормально. Сегодня не ходите, я была у нее и суп даже сварила.

– Хорошо, завтра зайду.

– Вот и отлично, – Кира улыбнулась, – спасибо. Я вам все принесу назад. Постираю и принесу. Вот только к Григорьеву схожу.

– Приносить ничего не надо. Это тебе.

– Господи, да вы просто фея! – воскликнула Кира и тут же опять испугалась. – Я это без издевки!

– Верю, верю. Иди примерь! – Мезенцева закрыла за ней дверь.

Кира вернулась к себе. «Вот это да! Нежданно-негаданно приобрела соседок. Беглова, кстати, очень интересная старуха. И очень разумная. Мозги у нее молодые, хоть и страдает она провалами в памяти. А вот Мезенцева… Она… Она…» – Кира распаковывала пакеты и пыталась найти определение Мезенцевой.

– Она человек с загадкой, – вслух сказала Заболоцкая, когда надела на себя джинсы и белую блузку, – она человек с загадкой, но вещи на мне сидят просто супер! Так и пойду. И напишу все для Григорьева. Она права, люди к нам приходят по старинке – за необходимым, каким всегда ходили в хозяйственный – мыло, порошок, веревка для белья… А должны приходить за комфортом. Ведь наш товар должен облегчать жизнь. И украшать ее. Григорьев этого не понимает!

Заболоцкая тщательно погладила блузку. Развесила все на плечики. Оглядев дом, она вспомнила комнаты Мезенцовой и устроила генеральную уборку. К полуночи все было вымыто, вытерто до блеска. Даже занавески Кира поменяла – достала те, которые ей дала мать в прошлый ее визит к родителям. Комната преобразилась. Теперь было не только уютно, но и нарядно. «А еще я куплю лампу. Красивую, под старину. И поставлю ее на письменный стол. И будет у меня кабинет. Зачем мне кабинет? Пусть будет. Я же с золотой медалью окончила школу!» – усмехнулась про себя Кира и почувствовала, как по щекам покатились слезы. Захотелось уткнуться в подушку. Но не в эту, не на этом диване и не в этой комнате. Захотелось оказаться в новой светлой квартире родителей. И чтобы все вдруг забегали, захлопотали вокруг нее, а отец бы ворчал, мол, истерика, что тут мудрить, а сам бы подавал стакан и говорил: «Выпей, дочка, выпей, хорошая. Все ерунда!»

Кира почти не спала ночь, наутро встала опухшая, но отступать от планов она не любила, а потому оделась во все новое и пошла на работу.

Кассирша отдела бытовой химии охнула и позвала кассиршу отдела посуды.

– Ты посмотри на Кирку! Модель. Почти Джулия Робертс! Какая блузка! Это тебе не коммерческий киоск. Это оттуда!

– Джинсы! Вот это стретч! Но плотные, фирменные. А не то вьетнамское барахло, которым сейчас торгуют. Кира, откуда все?

– Подарили. – Кира не любила врать.

– Понятно, мужик. Рано начинаешь, девонька. – «Отдел посуды» поджал губы.

– В смысле? А, нет, не мужик. Знакомая привезла. Джинсы подарила, а блузку продала, – чтобы было правдоподобно, сказала Мельникова.

«Отдел посуды» и «Отдел бытовой химии» покачали головой. Кира прошла в свой отдел, навела там порядок, на видное место поставила новые терки. Директор появился к двенадцати. Кира промочила горло остывшем чаем и пошла к его кабинету.

– Можно? – тихо спросила она.

– А, Заболоцкая… – проговорил директор и поднял на нее глаза, а когда поднял, то онемел.

– Простите, я не вовремя?

– А, да нет… да проходи ты, не узнать тебя. Красавица! – Григорьев опомнился.

– Спасибо, это все одежда другая, – ответила скромно Кира, но своим «конским» хвостом кокетливо махнула. Что не укрылось от директора.

– Волосы у тебя роскошные, – проговорил он.

– Еще раз спасибо, от мамы. У нее такие же, – голосом паиньки и маменькой дочки отвечала Кира. Директор пришел в себя.

– Что у тебя, только быстро говори…

– Ой, я тут написала. Но и сказать могу. Давайте немного иначе торговлю организуем. Ну, как в зарубежных магазинах. В кино же видели. И у нас уже есть такие. Кстати, хозяйственных еще нет. Вы первым будете!

– А может, просто терки новые хорошо продавать, а? – обманчиво ласково сказал Григорьев.

Кира не стала дожидаться продолжения, сыграла на опережение:

– Их никто у нас не купит. Кто у нас покупатели? Старики и старухи, которые еще не уехали из старого жилого фонда. А все те, кто купил квартиры, богатые, они к нам не пойдут. Они поедут в новые магазины. У нас бечевка, таз, веник. Только ушата не хватает!

– Ты договоришься! Нос суешь не в свое дело… – начал было Григорьев, а потом посмотрел на Киру, – чего глаза на мокром месте? Рыдала? Обидели?

– Нет, вчера расстроилась. Так, мама, отец…

– Ну, живы же?

– Да.

– Самое главное, остальное пройдет! – Директор замолчал, а потом спросил: – Ты это серьезно? Про торговлю? На фига тебе это, молодой и красивой, надо.

– Я не только молодая и красивая. Я еще с золотой медалью школу окончила.

Григорьев присвистнул:

– Вот это работничка мне Бог послал!

– Да, Олег Борисович, я не дура. И не ворую у вас. И не собираюсь уходить. Во всяком случае, пока. И к работе серьезно отношусь.

– Ясно… – Григорьев побарабанил пальцами по столу, – посчитать сможешь, во сколько обойдется? Все – ремонт, оборудование, ну там все эти модные штуки. И товар какой-нибудь. Не тазы и ушаты.

– Тазы и ушаты тоже должны быть, но не только.

– Хорошо. Через неделю жду цифры.

– Спасибо, что выслушали и доверили такое дело. – Кира позволила себе сделать вид, что ей поручили не только посчитать, но и заняться переустройством.

– Ох, хороша, ты… Где мои глаза были!

– На Зульфию смотрели, – дерзко ответила Кира и закрыла за собой дверь, пока директор собирался ответить.

Следующую неделю Кира работала в магазине и бегала по окрестностям. Потом она купила толстенный справочник «Желтые страницы», отметила все конторы, торгующие оборудованием для магазинов. К концу недели у нее был полный список необходимого и часть расчетов. Часть, потому что Кира не знала, на какие расходы может пойти Григорьев. Пугать его не хотелось, так можно было загубить всю идею. За это время она ни разу не встретилась ни со старухой Бегловой, ни с Мезенцевой. «Надо бы заскочить…» – каждый вечер думала Заболоцкая, но не заскакивала – боялась потерять кураж, с которым выполняла задание директора. Наконец, в понедельник, Кира зашла в кабинет к Олегу Борисовичу.

– Вот, полный список необходимого. И места, где можно это купить. Деньги я посчитала приблизительно…

– Деньги надо считать точно…

– Это когда свои, – парировала Кира по привычке.

– А чужие, значит…

– Чужие вообще неприлично считать. Поэтому я вам только прикинула. Вы же сами решите, в каком объеме будете расширяться.

– Вроде логично… Ух, ты даже напечатала.

– Да, на компьютере. У меня нет, но попросила у подруги.

– Ага, смотрю в списке есть компьютеры.

– Очень скоро без них никуда. Поэтому советую купить. И бухгалтерию тоже посадить за них.

Григорьев хохотнул в кулак:

– Представь нашу Инессу за компьютером.

Мельникова улыбнулась – Инесса Захариевна (именно так она произносила свое отчество) была дамой не только корпулентной, но и крайне резкой, новшеств не признавала, а главным врагом у нее был свежий воздух.

– Олег Борисович. Вам решать. Я готова помочь. Ну хорошо бы за эту помощь вы мне доплачивали. Я же в свободное время могу этим заниматься только.

– Ладно, поглядим. – Григорьев тут же поскучнел. Любые разговоры о премии или доплате ввергали его в депрессию.

В торговом зале на нее накинулись «Отдел посуды» и «Отдел бытовой химии».

– Ну что там у тебя с ним? Зульфие волноваться теперь надо?

– Господи, отстаньте, он просил узнать о компьютерах, – отвечала Кира и, заметив недоверие на лицах коллег, добавила: – И о кассах. Теперь же все будет компьютеризировано.

Коллеги встревожились и теперь уже не приставали к Кире.

– Я ни на какие курсы не пойду учиться. В моем-то возрасте?! – бурчала «Посуда».

«Бытовая химия» вторила ей.

Вечером этого дня Кира навестила старуху Беглову. Старуха сидела перед неработающим телевизором, была насуплена и недовольна.

– Что-то случилось? – поинтересовалась у нее Кира.

– Каждый день что-нибудь случается. Не успеваешь уследить, – отвечала та.

– Что же на этот раз? – Кира понимала, что ворчание – преамбула к длинному разговору.

– А вот скажи мне, что за новости такие – валюту продают везде, покупают везде, а рубли что, исчезнут? Если так дальше пойдет, рубль исчезнет.

– Никуда не исчезнет, национальная валюта, без нее никак. А доллары и марки в обменниках – это для того, чтобы люди могли иметь выбор. Рубль не стабилен пока.

– Вот и главный вопрос – почему не стабилен? У нас такая богатая страна.

– Страна богатая, если люди ее живут в довольстве, если есть тот самый средний класс. А вот мои родители ни тогда, при СССР, не были средним классом, ни тем более сейчас. Потому я считаю, что должна работать и зарабатывать деньги им на старость.

– Верно. – Беглова слегка оживилась, брови перестали хмуриться.

– Вы ели сегодня? – спросила Кира.

– Ела, – ответила старуха и отвернулась.

«Не ела. Ждала меня. И не потому, что нечего или лень приготовить себе, а потому что скучно одной. Со мной веселее. Тоже понятно. Но почему я должна за ней следить?! Где ее родственники замечательные?! Ни разу не наведались, насколько я помню», – подумала Кира.

– Давайте перекусим вместе? – Кира, не дожидаясь ответа, прошла на кухню, разогрела вчерашнюю гречку, открыла банку тушенки.

– Всегда любила эту простую еду, – улыбнулась Беглова.

– Так почему до самого вечера не едите?

– Скучно, – вздохнула старуха.

– Это понятно. Ваши-то приезжали хоть раз?

– Раз приезжали. Забрали диванчик маленький. Он совсем же новый. Купили накануне ордера.

– Ясное дело! – покачала головой Заболоцкая. – Завтра я вам продукты занесу. Еще тушенки, масла, сыра колбасного. Может, еще чего-нибудь.

– Мне не надо, сама могу в магазин сходить.

– Сходите. Но я все равно принесу. А Римма Станиславовна заходила?

Беглова помолчала, а потом пробурчала:

– Нечего тебе с ней якшаться. Хорошему не научит!

– Вот те раз! – присвистнула Кира. – Она-то чем вам не угодила?! Спокойная, интеллигентная, образованная, самостоятельная. Это же хорошо, что нас в этом доме трое. Три поколения. И можем помогать друг другу.

– И все равно, не слушай ты ее много!

– Как вы себе это представляете? Нас тут трое. Всего. Все уже перезнакомились, хоть и были раньше соседями. В гости ходим другу к другу. Как вы себе представляете это «не якшайся»?

– И все равно, – Беглова с аппетитом, но очень аккуратно ела гречку с мясом, – лишний раз не заводи разговоры, хорошему не научит!

– Вы второй раз сказали эту фразу. Мне очень интересно, что это значит?

– К чаю достань печенье, какое-то я сегодня купила, не успела выложить в вазочку. – Беглова показала на пакет, лежащий на старом буфете.

– Отлично, сладенького хочется. – Кира сделала вид, что забыла про Мезенцеву. Она уже изучила нрав старухи и знала, что, если на нее не давить, она сама все расскажет.

Чай они пили молча, потом Кира мыла посуду под непрерывные восклицания Бегловой про то, что она сама может за собой поухаживать. А потом Кира засобиралась к себе, но уже у двери вскользь бросила:

– Нет, пожалуй, зайду к Римме Станиславовне, что-то давно не видно ее. Не случилось бы чего!

– Да что с этой профурсеткой станется! – не выдержала Беглова, а Кира вернулась в комнату, села на диван и скомандовала:

– Рассказывайте.

Беглова замялась. Но было видно, что ей самой хочется посплетничать. Старуха уселась с суровым видом в кресло, помолчала, подчеркивая значимость своей персоны, как носителя важной информации.

– Надеюсь, все останется в этих стенах?

– Разумеется, – чуть не прыснула Кира. Ситуация была забавной.

– Так вот, Мезенцева эта – проститутка. Профессиональная. На службе у органов стояла. Ее все в центре знали.

– В центре?

– Ну, среди своих…

– Но… Как проститутка? На улицах клиентов снимала?

– Шутишь? Она валютная была и на службе у органов. Она работала по вызову. И только с высокопоставленными лицами.

– Офигеть! – только и сказала Кира.

– Вот тебе и офигеть! – Беглова важно посмотрела на Заболоцкую. – Теперь понимаешь?

– Ничего не понимаю, но ей сейчас лет… Я даже не могу сказать, сколько ей лет.

– Ей около пятидесяти пяти. Не больше, – авторитетно сказала старуха, – я живу в этом доме давно. Все видела, при мне дом заселялся, при мне из этого дома уезжали, уходили, при мне из этого дома уносили. Она жила здесь с матерью. Мать рано умерла. Занимали они одну комнату. Но когда она осталась одна, ее соседям быстро дали ордер. Так быстро, что мы оглянуться не успели. А ей дали ордер на всю квартиру. Думаешь, просто так?

– Но почему сейчас она не уезжает никуда? Если такие… такие… знакомства?

– Ну, ее старые связи не в чести. Сама знаешь, что пишут про КГБ и коммунистов. Думаю, она в курсе всего, а если тут живет, и у нас тобой есть шанс спокойно жить.

– Надо полагать, – задумчиво сказала Кира.

Нельзя сказать, что ее потрясла новость. Фильм «Интердевочка» она смотрела, публикации о ночных бабочках читала, а еще раньше видела у «Националя» дам холеных. Но это были девицы… А это – Мезенцева. Само благородство манер, поведения, речей. Воспитание чувствовалось в каждой детали. Словно она окончила Смольный институт благородных девиц.

– Елена Александровна, а вы все же уверены? Мало ли, что говорят соседи? Знаете, если честно, мне плевать, кем она была. С ней приятно общаться, она хорошая соседка. А все остальное – это ее личное дело.

– Как ты можешь так рассуждать! – возмутилась Беглова. – Это же просто возмутительно!

– Но, – Кира сделала паузу, – вас же тоже считали агентом НКВД. Говорили, что вы работали на них, как и Мезенцева. (Заболоцкая хотела добавить, что все же работа Мезенцевой была несколько доходнее, но сдержалась.)

– А вот мне плевать, что говорили. Я работала там, где нужна была партии.

– Мезенцева имеет право тоже так рассуждать. К тому же в ее деятельности присутствует некоторая жертвенность. Сами понимаете, это не просто написать докладную… – Кира хотела уязвить Беглову не потому, что Кире нравилась Мезенцева, а потому, что она не понимала, как можно стучать на соседей, как говорят, делала Беглова. «Впрочем, зачем такое говорили и верно ли это – тоже вопрос! – подумала Кира, глядя на покрасневшее лицо старухи. – И вообще, надо разговор прекращать, а то ее удар хватит. Соглашусь со всем и пойду к себе», – подумала Кира.

– Ладно, если честно, я вам благодарна за предупреждение, – Кира дотронулась до руки старухи, – вы хорошо сделали, что рассказали. Я же здесь одна. Ну, не считая вас, кто бы меня еще предупредил?!

– Так-то лучше, – смягчилась Беглова, – а про меня не слушай. Мне надо было детей растить. А времена были… Понимаешь, до смерти «отца народов» вообще выбора не было. Или так нам казалось. Думаешь, не вспоминаю? Не кляну себя? Эх! – Беглова отвернулась.

«Вот оно. Вот оно – это дурное зерно нашего времени. Вот зачем ей это все напоминать? Зачем писать об этом и трубить по десять раз на дню по всем каналам? Зачем? И так людям больно. Напомнили раз и хватит. Нет, это возвращение памяти, это воспитание комплекса вины. Мне мама так припоминает съеденные конфеты тайком. А то я сама забыла?! – думала Кира, неспешно идя к себе. Оказавшись у дверей, она вдруг встрепенулась: а что изменилось в моем отношении к Мезенцевой? Ничего! Поэтому я зайду к ней». – Кира открыла свою дверь, взяла пакетик с конфетами и пошла навещать Римму Станиславовну.

Мезенцева открыла сразу. Она была одета в изящный домашний костюм, на ногах были уютные меховые тапочки. В руках она держала янтарный мундштук с сигаретой.

– Вы такая красивая! – вырвалась у Заболоцкой.

– Спасибо, деточка, – улыбнулась Мезенцева, – проходи, чай будем пить.

– А я уже… У Бегловой… – Кира запнулась и отвела глаза. Мезенцева внимательно посмотрела на нее.

– Уже рассказала эта когда-то хищная, но теперь жалкая тетка, – вздохнула Римма Станиславовна, – зачем? Вот зачем, тебе, молодой девочке, это знать? Умнее ты станешь? Осторожнее? Отношения соседские станут крепче? Ох, чем же думают эти доброхоты.

– Может, хотела лучше?

– Не смеши меня, девочка. Кому от этого лучше. Мне сейчас приятнее? Тебе?

– Вы правы. Меня это не касается.

– И ее это не касается. Но все же… Знаешь, так и детей воспитывали. Без деликатности.

– Извините, но вы так быстро меня раскусили.

– Ну, это не так сложно. Особенно если всю жизнь живешь настороже, – Мезенцева затянулась сигаретой, – все же проходи, чай будем пить. По справедливости. У Бегловой, потом у меня, потом мы обе придем к тебе. То-то развлечение будет!

– Ладно, не переживайте так, прошу вас. Для меня ничего не меняется. Вы отличная соседка. – Кира вдруг поняла, почему родители так странно отреагировали на вопрос о Мезенцевой.

– Ну и хорошо. Это правильно, – Римма Станиславовна расставляла чашки и ставила на стол конфеты, – неправильно другое.

– Что именно?

– Ты же будешь об этом думать теперь? Думать не обо мне, а о том, как это случилось, что это такое, будешь гадать, сколько мне платили и что я с этого имела вообще. Есть такое выражение «нездоровое любопытство». Именно из-за него так отвратительны сплетни.

– Да что вы! – Кира смутилась. – Я даже… не думала про это…

– Просто еще не успела, – усмехнулась Мезенцева.

Кира пожала плечами и взяла чашку с чаем. Она не хотела пить, но сделала глоток, чтобы спасти ситуацию и не обидеть Мезенцеву.

– Все истории имеют банальное начало…

– Если не хотите, не рассказывайте мне. Я сама-то не очень болтлива.

– Я заметила. – Мезенцева улыбнулась.

– Простите, я не имела в виду, что вы болтушка.

– Я все правильно поняла.

– А как случилось? Как это случилось? – Кира покраснела.

– Банально. Я джинсы привезла из поездки. А поездка была, заметь, по линии ЦК ВЛКСМ. А потом решила их продать – деньги были нужны. Договорилась с подругой. Та парня привела с курса. Мы встретились в Парке культуры, а там дружинники и милиция. Одним словом, через неделю меня отчислили из института, завели дело о спекуляции. Это реальный срок. Но однажды ко мне пришел человек, который предложил на них работать.

– Так прямо и сказал? – изумилась Кира.

– А что? Даже если бы возмутилась, ему бы поверили, а мне нет.

– И что дальше? – Кира уже забыла об обещании не интересоваться этой историей.

– Дальше? – Мезенцева прикурила еще одну сигарету. – А дальше я устроилась работать в библиотеку. Представляешь, днем выдавала книжки Тургенева и Чехова, а вечером…

– А что вечером?

– А вечером шла в ресторан.

– А как же деньги?

– По-разному. Иногда мне выдавали сумму небольшую – это означало, что я должна быть одна и привлечь внимание нужного человека. Человека мне описывали. А иногда меня знакомили с клиентом. Я приезжала, а там уже компания. Как бы все мои знакомые. Среди них тот самый, с которым я должна подружиться.

– Просто фильм о шпионах.

– Не так романтично, смею тебя уверить. Знаешь, я попала в элиту.

– Как думаете, почему?

– Сложно сказать.

– Вы очень красивая.

– Внешность, да. Знала английский и немецкий. Это мама со мной занималась. Она в издательстве работала. Одеваться умела. Держалась спокойно.

– Очень испугались, когда за джинсы поймали?

– Очень. Не хотела в тюрьму. Дело мое, кстати, закрыли потом. А так держали на крючке долго. Чтобы не ушла.

– А секреты узнавали, да? – Кира превратилась в девочку. Которая слушает сказку.

– Господь с тобой! Кто ж со мной о секретах говорить будет?! Я замечала, сколько пьет, что пьет. О чем рассказывает, имена, о членах семьи. С кем в Москве встречается, где часто бывает. Знаешь, я тогда не очень понимала, что это может дать нашим службам. Потом поняла, им нужны были досье на тех, кто приезжал, на тех, кто работал у нас. Всегда есть слабые места. Ими-то и пользуются. У меня слабым местом была спекуляция джинсами.

– Скажите, Римма Станиславовна, а вот если бы вы не согласились? Если бы отказались тогда?

– Села бы в тюрьму. Вряд ли бы я была такой, как сейчас, если бы это случилось.

Кира замолчала. Она понимала, о чем говорила Мезенцева, но сама не могла решить, как следовало поступить.

– Знаете, это так страшно – то, за что вас могли посадить, сейчас может делать каждый. И разве это так преступно – продать штаны?

Мезенцева рассмеялась:

– А я все эти годы думала о том, что я запросто могла бы отработать эту сумму. Просто пойти на завод отработать ее. И даже больше могла бы заработать. Я не понимала, почему надо за это сажать в тюрьму. Провинность в данном случае несопоставима с наказанием.

– И быть в одном месте с убийцами и ворами… – Кира пожала плечами.

– Знаешь, я никогда не смогу ответить на твой вопрос. Я не знаю, как бы я поступила, повторись такое.

– Варварский выбор. Мерзкий. Наказание должно делать человека лучше. Исправлять его. А тут… А тут…

– Мужик противный тот был. И, знаешь, что самое удивительное. Он был очень молодым. Таким, знаешь, резвым. Энтузиастом. Он прямо упивался ролью. Властью. Понимаешь, в конце он предложил встретиться наедине. Но тут я сделала такое лицо, что он испугался и отстал.

– Ужасная история, – Кире было очень жаль Мезенцеву, – я не хочу ничего больше знать. Вы очень хороший человек. А подлец тот, кто такое придумывает.

– Да, но на душе у меня очень тошно бывает.

– Вы замужем были?

– Нет. И детей у меня нет. Но… Но есть друг. Он старше меня. И он прекратил это все.

– А как?

– Влюбился в меня. Закрыл мое дело окончательно и бесповоротно. Чтобы уже на доследование его не смогли отправить. Потребовал вычеркнуть меня из списка «агентов». И это тоже сделали. Попробовали бы его ослушаться.

– Он вас любил.

– И любит. Очень. Я благодарна ему и тоже его люблю. Но… Нет, Кира, ты еще маленькая, не поймешь.

– Пойму. – Кира даже не обиделась на Мезенцеву. Она поняла, что маленьким такое не рассказывают. А про любовь она не хочет говорить, потому что это единственное незапятнанное, единственное «свое».

– Я пойму, но не надо рассказывать.

– Он заботился обо мне. О маме моей. Она заболела, он доставал все необходимое. Он «выбил» нам эту квартиру. Была же коммуналка. Ее расселили, а квартира досталась нам.

– Беглова тоже так сказала. Вы на нее не обижайтесь. Она старая и одинокая. Мы тут вообще какие-то одинокие собрались.

– Это ты верно заметила. Три тетки, три возраста, три жизни и одиночество. Но ты-то, Кира, не тетка и недолго будешь одинокой. Так что тебе переживать не надо. А дом у нас хороший. И никто его не тронет. Это я точно знаю.

– Неужели ваш мужчина влиятельный не захотел, чтобы вы в новую квартиру переехали?

– Это я не захотела, – улыбнулась Мезенцева, – здесь мама моя жила. Родные стены.

– А мама догадывалась?

– Мне хочется думать, что нет, – вздохнула Мезенцева, – а вот моего друга очень любила. И всегда радовалась, когда он к нам приходил.

– Он же женат был, я правильно поняла?

– Да. У него была семья. Но так сложилось, что мы встретились…

– Римма Станиславовна, это такая история… такая история… Кино надо снимать.

– Не дай бог! Будут потом подражать. Девчонки ведь глупые. Ты посмотри, что сейчас делается с этими конкурсами красоты?! Просто кошмар какой. Ищут богатство и счастье, а получают старость и проблемы.

– Вы про мужчин, которые с молодыми?

– Про девушек, которые со стариками общаются.

– Ваш… Ваш друг, он старше был.

– Он – есть. Не намного старше, но намного мудрее. Я благодарна ему.

– Но у него семья, он не хотел разводиться. – Кира сыпала вопросами, даже уже не задумываясь, что может быть неделикатной. Удивительное дело, Мезенцева ее не прерывала. Внимательный наблюдатель мог бы увидеть, что разговор не доставляет ей неудобства. Словно давно хотелось кому-то рассказать все это. Сама Римма Станиславовна поймала себя на мысли, что не стесняется этой девушки, но опасается того впечатления, которое произведет ее история.

– Кира, повторяю, это просто история. Она страшная. В моем случае закончилось хорошо, а в большинстве – все очень печально.

– Но были же женщины-содержанки? В литературе описаны!

– И как у них дело обстояло с судьбой? – улыбнулась Мезенцева.

– Ну да, не особо позавидуешь.

– Кстати, меня никто не содержал. Я работала. Сначала продолжала в той же библиотеке, потом меня пригласили в библиотеку одного учреждения. Там зарплата была выше, но и нагрузка другая. Даже если бы я рассталась со своим другом, я бы прожила сама. Но, конечно, в моей ситуации он был спасителем.

– Вам повезло. А можно я спрошу?

– Спрашивай, – насторожилась Мезенцева.

– Он вам предложение делал?

– Ах, ты про это! – вздохнула с облегчением Римма Станиславовна. – Делал. Представь себе, делал. Но я отказалась. Я посчитала, что не имею права на его жизнь. Мы даже какое-то время не встречались. А потом… А потом увиделись и поняли, что невозможно так расстаться. Думаю, домашние догадываются, но время идет…

– А у меня нет молодого человека, – вдруг сказала Кира, – и, боюсь, не скоро будет. У меня такой тип… Понимаете, я очень резкая.

– Ничего страшного, – рассмеялась Мезенцева, – и хочу сказать, что это совершенно не страшно. Всему свое время. А еще, когда ты станешь старше, ты поймешь, что с мужчинами надо знакомиться, в них нужно влюбляться, спать с ними, но не придавать этому большого значения. Главное – это ты! Поэтому ты должна думать о себе, о своей учебе, работе, о том, как стать самостоятельной.

– Ну, самостоятельности у меня хоть отбавляй. Мама всегда ругалась.

– Я говорю о настоящей самостоятельности. Надо уметь обходиться без помощи.

– Я вас поняла. Я тоже так думаю. А вот моя подруга замуж выходит. Представляете, только в институт поступила и уже замуж выходит! Я бы на ее месте не торопилась.

– Ну, может, ей виднее? – улыбнулась Мезенцева. – Может, она его любит.

– А как она это поняла? – Кира усмехнулась. – Ведь надо знать то, о чем судишь? А это ее первый парень.

– Бывает, что и первый парень становится первою любовью. Знаешь, не суди ее, не отговаривай, не пытайся раскрыть на что-то глаза. У тебя у самой такого опыта нет. Я вообще считаю, что человек должен делать выбор сам. Пусть подруга здесь поступает так, как считает нужным.

– Да, ни слова больше не скажу. Хотя он симпатичный. Даже красивый.

– Вот видишь, значит, он ей тоже внешне понравился.

– Я пойду, – Кира встала, – спасибо за чай, конфеты. Извините, что к вам с вопросами приставала.

– Я понимаю. И на Беглову тоже не обижаюсь. В конце концов, она права. Непристойным делом я занималась. И наверное, героизм был бы в том, чтобы сказать «нет» этому мерзкому типу, отсидеть в тюрьме, не сломаться, и дальше жить. Но я оказалась слабой. Я не захотела в тюрьму.

– Дело не в вас, а в этом подлеце… Понимаете, были же проститутки. Со стажем. Их можно было вербовать. Тоже плохо, но… Вы были молодой девушкой. Наверное, и жениха еще не было.

– Ох, Кира, прекрати! Вот об этом даже не могу думать и вспоминать!

– Извините, я не хотела, – испугалась Кира, – простите! Я к вам завтра зайду, занесу стиральный порошок!