Текст книги "Под кровом Всевышнего. О трудах и радостях семейной жизни. Воспоминания"

– Вошел я в келью больного, – рассказывал нам отец Вадим, – и не знаю, за что браться: беспорядок, грязь, вонь жуткая. Я решил сперва пол вымыть. Как заглянул я за печку, а там гора белья грязного гниет, куча от пола до потолка. Видно, в этот угол кидали все белье из-под больного, не стирали, оно и пахло. Стал я ставить на улице самовары, накипятил воды, принялся стирать. Отполоскал, развесил простыни по двору. Вымыл я все углы, вымыл больного старца, переодел, перестелил ему постель, проветрил келью. Ну, у меня и запаху-то не стало!

В общем, ухаживал я за больным, как за отцом родным, он был мною доволен. Цветов нарву, душистые букеты расставлю. А к старцу Серапиону много людей приходило, беседовали с ним, почитали его.

– Как у тебя чисто, хорошо, – говорят ему, а он меня знай похваливает. Даже сам Патриарх Алексий I к нам в келью не раз заходил.

Подружился я с отцом Серапионом, узнал он мою историю, узнал, что я мечтаю о семинарии, да не надеюсь и впредь туда попасть: много знать надо, а откуда мне знания-то черпать? От кого? Когда?

Старец сказал мне:

– Пиши прошение на имя Патриарха, а я за тебя походатайствую пред ним.

Наступило лето. Снова набор в семинарию объявили. Старец мне говорит:

– Я до осени не доживу, умру. А ты, Вадик, дай мне слово, что выполнишь мою предсмертную просьбу.

Я обещал, а старец сказал:

– Вот у меня тут мощи святые. Они со мною всю жизнь были, мне и в гробу не хочется с ними расставаться. Но станут меня в гроб класть, снимут их с меня! Это так полагается. А ты, Вадик, как облачат меня во все, что положено, то ты потихоньку, незаметно и подсунь мне на грудь эту коробочку с мощами.

Я обещал исполнить просьбу старца.

Незадолго до смерти отца Серапиона к нему зашел Патриарх.

Старец хвалил меня, сказал:

– Он упокоил мою старость.

Просил помочь мне поступить в семинарию. Патриарх Алексий взял мое заявление и подписал: «Принять». Судьба моя была решена! Я ликовал и благодарил, как умел, Господа Бога.

Старец мой вскоре скончался. Многострадальное тело его одели, как полагалось, и положили в гроб. Я хотел было исполнить свое обещание и поместить ковчежец (коробочку) со святыми мощами в гроб, но мне сказали, что этого делать нельзя, что это грех. Что мне было делать? Совершить грех я боялся, но нарушить обещание, данное старцу, совесть мне не позволяла. Я переживал и ходил как убитый. Братия заметили мое состояние, утешали меня:

– Что с тобой? Не скорби так об умершем: он отмучился и отошел в вечные покои. И твое тяжелое послушание окончено! Слава Богу, скоро примешься за учение, будешь принят благодаря Святейшему без экзаменов. А ты голову повесил, унываешь!

– Друзья мои, – говорил я со слезами, – ведь я лишился духовного отца. Он был моим руководителем, а теперь мне не у кого совета спросить, не знаю, как поступить…

– Ты должен иметь теперь другого духовника, – учили меня братия. – Без духовника оставаться нельзя, иди к другому, коли твой умер…

Я послушался совета, немедленно пошел на исповедь. Священник сказал мне:

– Хорошо, что ты открыл мне боль твоего сердца. Теперь сделай то, что я тебе скажу: исполни свое слово, положи на грудь покойного ковчежец со святыней. Ты выполнишь теперь послушание, а дальше будет мое дело.

Как гора свалилась с моих плеч! Радостный, подошел я к гробу, простился со старцем и положил ему под одежду ковчежец. Вслед за мной подошел мой новый духовник и достал святые мощи.

Душа моя успокоилась. Снова надо мной сияло солнце, звенели колокола. А долгожданная семинария открывала мне свои широкие двери.

Я учился уже третий год, когда начальство семинарии сказало нам:

– Надо совершать для спасения души дела милосердия.

Мы с товарищами охотно откликнулись на это указание, и нам дали адрес дома, где нуждаются в помощи наших молодых сил. Мы пошли по адресу и нашли ветхую деревянную избушку, в которой доживали свой век две слабые старушки. Они еле двигались, физическую работу по дому делать не могли, больше лежали на печи. А дров наколоть и принести воды из колодца им было некому.

Итак, мы с товарищами стали регулярно посещать старушек. Мы носили воду, пилили дрова – в общем, делали для них все, что было в наших силах. Однажды мы встретили в этой лачуге молодую цветущую девушку. Это была племянница старушек, она приходила к тетушкам стирать их белье. Косички девушки, ее простой вид, приветливость и прямота в обращении – все нам с другом пришлось по сердцу. С этих пор мы стали еще охотнее и чаще посещать старушек, надеясь снова встретить Валю (так звали девушку).

Учебный год кончался. Мы с товарищами решили Вале сделать предложение, наречь ее своей невестой. «За кого из нас она пойдет, тот ее возьмет за себя», – решили мы с другом. Я уехал в Ярославскую область, не объяснившись с девушкой. Летом я не забывал ее, ее образ был у меня в сердце, но я не надеялся, думал, что Валя предпочтет моего друга. Но, к своему удивлению, я встретил Валю осенью снова у старушек.

– Что же ты не пошла за Лешу? – спросил я девушку.

– Да ведь он из Ташкента. Он увезет меня отсюда далеко на юг, я больше не увижу ни Лавру, ни тетушку. Я ему отказала, – ответила Валя.

– А за меня пошла бы? – спросил я.

– За тебя пошла бы, – тихо прозвучал ответ.

Когда кончался последний учебный год в семинарии, друзья Вадима, видя его скромность и смирение, стали предлагать ему избрать монашеский путь служения Богу. Но Вадим был знаком еще до семинарии с трудностями монашеского пути, а поэтому решительно отверг советы друзей. Он ответил:

– Вы еще не жили в монастыре, идите и узнайте те порядки, а я буду белым священником – у меня невеста есть.

Обвенчавшись с Валентиной и получив от архиерея священный сан, отец Вадим прибыл в назначенное ему место. То было небольшое село в северной области нашей великой России. Прихожане быстро полюбили энергичного молодого священника, служившего всегда с великим благоговением. Да и во всякое время чувствовалось, что отец Вадим ходит, как пред лицом Бога Всевышнего.

То было начало 50-х годов, когда Россия еще томилась среди концлагерей, тюрем и прочих испытаний. Так и отцу Вадиму Господь послал жизнь, полную страданий.

Желая скрасить в провинции жизнь молодых супругов, прихожане храма в изобилии приносили им плоды своих трудов. То были овощи, фрукты, молоко, сметана и творог – в общем, то, чем были богаты местные жители. Но кто-то из них предупредил священника: «Батюшка, есть люди, завидующие вашему счастью. Вы ничего не берите у Юдиной бабки, уж очень она злая».

Однако жирный творог, густая сметана, приносимые этой старухой, были ни с чем не сравнимы. Молодые не обратили внимания на предупреждения и продолжали все кушать, благодаря Бога.

– И что же стало со мной и с Валей! – рассказывал нам батюшка. – Мы вдруг возненавидели друг друга. Стали мы с женой ссориться, из-за всяких пустяков обижаться друг на друга, ходили раздраженные, злые. Когда мы поняли, что не в силах сами побороть духа тьмы, одолевавшего нас, мы поехали в Лавру к Преподобному Сергию. Мы исповедались, рассказали и епископу об обуревавшем нас искушении. Ведь не было причины у нас, чтобы иметь зло друг на друга! После молебна Преподобному Сергию, после Причастия Святых Христовых Тайн буря в душах наших стихла. Снова любовь Божия, как солнце, озарила наши души. Но епископ не велел нам возвращаться в свое село. Он дал мне другой приход. А там мы снова начали жить душа в душу, но уже впредь с опаской брали приносимые нам гостинцы, брали не у всех, а только у тех, кого знали как чистых, богобоязненных прихожан.

Началась приходская жизнь священника, полная нападок невидимого врага – нападок и внутри, и снаружи. Духовная настроенность отца Вадима, его ревностное служение не нравились советским властям, поэтому батюшку то и дело переводили с прихода на приход.

В городе Переславле батюшка сумел приобрести свой домик, но и с этим приходом вскоре пришлось расстаться.

А семья росла, матушка поочередно рожала то дочку, то сына, так что через двенадцать лет в школу ходило уже трое детей, а младшая Лена сидела пока дома. Тут наступили тяжелые «хрущевские» времена, когда вновь стали закрывать открытые в войну храмы. Местные власти пришли к старосте храма, в котором служил отец Вадим. Председатель сельсовета велел писать заявление, что церковь бедна, содержать себя не может, поэтому просит ее упразднить. Но священник и старик староста твердо отвечали, что это ложь, что народ любит храм, усердно его посещает и средств на содержание его хватает. Тогда священника обложили огромными налогами, надеясь, что он испугается этой суммы и уйдет с прихода. Но староста поддержал отца Вадима:

– Не робей, батюшка, держись, заплатить налог мы тебе поможем.

Заплатили. Власти не унялись, прислали еще больший, добавочный налог. Опять и его оплатили. В третий раз прислали огромный налог. Тогда староста сказал:

– Денег больше у нас нет. Но храм закрывать не дадим.

Приехала комиссия и описала все имущество, которое было в сторожке, где жил священник с семьей. Была весна. Описали даже детские шубки, одежду с малышей и взрослых – в общем, все, что можно было взять и увезти. Подали три телеги и увезли все вещи в сельмаг (так назывался магазин на селе). Каково же было матушке видеть, как грабительски забирают их имущество, без которого они стали как нищие! Но семья не пала духом, решила все перетерпеть и храм отстоять. Господь укрепил детей Своих, Он и не оставил их.

Умный староста храма договорился с заведующим сельмага сложить (временно) все вещи семьи Неведомых на склад, в сарай. Вещи не выложили на прилавок в продажу населению, но держали три месяца на складе. Ведь все работники сельмага были на стороне священника и жалели ограбленную семью. Каждый месяц делали переоценку вещам, убавляя сильно их стоимость якобы для того, чтобы население могло их купить. Так по документам через три месяца цена на все отобранные у священника вещи упала и превратилась в ничтожную сумму. Староста дал матушке деньги и три подводы со словами:

– Идите, дорогие наши, выкупайте сами свою одежду и прочее, привозите обратно домой. Ничто там не пропало, к зиме снова оденете детей.

Однако каково же было матушке пережить это лето, зная, что все теплое у них конфисковано. Но Бог помиловал. Храм продолжал действовать, а власти не успокоились. Они пришли и сказали отцу Вадиму:

– Мы по разверстке должны были закрыть в области двенадцать храмов. Одиннадцать закрыли, а ты один свой отстоял, не даешь нам план выполнить. Уполномоченный по делам Церкви снимет тебя с регистрации, не даст тебе служить!

Отец Вадим ответил:

– Тогда я не пущу своих детей в школу. Пусть дома неучами сидят все трое.

А в те годы строго следили, чтобы все дети посещали школу.

– Нет, дети должны учиться, – заявили власти.

– Что же, я их голодными буду в школу провожать? Детей у нас четверо, их кормить надо. А где же я возьму деньги, если служить не смогу? Я в советские годы выучился и должен служить по специальности.

На некоторое время отца Вадима оставили в покое, и он продолжал служить. Но уполномоченный все же направил через два года отца Вадима в город Ярославль. И там отец Вадим продолжал отстаивать соборный храм, в котором служил. Он научил прихожан, как надо действовать, к кому обращаться в Москве и т. п.

Советские власти, недовольные непокорным священником, обратились в духовную семинарию Загорска: «Кого вы выпустили? Не дает храмы закрывать, упрямый, не подчиняется!»

Отца Вадима вызвало его духовное начальство:

– Никому ты не можешь угодить, сколько приходов сменил! Не дадут тебе служить! Знаешь, надо, чтобы про тебя забыли. Поучись еще у нас в Академии года два-три, а там видно будет.

Пришлось отцу Вадиму забирать свою семью и возвращаться в Загорск. Жить на стипендию было невозможно, поэтому матушка занялась сельским хозяйством. Ее тетка уже умерла и завещала ей домик с огородом. Завели коз, поставили ульи, питались своими овощами. В общем, не унывали. Отец Вадим всегда с благодарностью вспоминал своих семинарских друзей, которые не оставляли его без поддержки. А те, пойдя по монашескому пути, были уже архиереями и, не имея семей, не нуждались.

Наконец архиерей, управляющий церквями Москвы, вызвал отца Вадима и предложил ему богатый приход в центре города. То был храм Иоанна Воина на Якиманке, который никогда не закрывался. Владыка думал, что священник обрадуется, но тот смиренно ответил:

– Надо матушку спросить, что она скажет.

На следующий день отец Вадим приехал и сказал:

– У нас дети, им молоко нужно. Матушка сказала, что в центре Москвы ей коз пасти негде будет.

От досады архиерей крякнул:

– Я тебе лучший, богатейший приход даю, а ты о козах думаешь!

Вскоре Владыка подыскал отцу Вадиму приход в Московской области, но среди лесов и полей. Семья Неведомых переехала в церковную сторожку в село Ванилово под Егорьевском. Там трава кругом была выше человеческого роста, было где коз пасти, огород сажать, пчел держать. Но до школы было так далеко, что дети сильно уставали и не могли в морозы и непогоду посещать школу. Промучилась там семья года два, снова послала смиренного отца в Патриархию.

– Все бы хорошо, Ваше Преосвященство, – сказал отец Вадим, – да детям не под силу за четыре километра в школу ходить.

– Так тебе надо такой приход, чтоб и трава для коз была, и огород рядом был бы, и школа недалеко, и сторожка большая была бы? Вас ведь шесть человек с детьми-то!

И архиерей не нашел ничего лучшего, как направить отца Вадима в село Гребнево.

Тут мы с этой семьей и познакомились, и духовно породнились – покумились. За шесть лет у священника семья увеличилась еще на двоих детей.

Господь помог батюшке с матушкой вырастить как дочек, так и сыновей, трое из которых уже в священном сане. А девочки вышли замуж за семинаристов, все трое тоже стали матушками.

Сейчас в семьях растут уже внуки. Все они горячо верующие, все живут между собой в любви и согласии, хотя и разъехались по необъятным краям нашей великой Родины, служат и за границей.

Вот какой богатый духовный урожай предвидел наш всеведущий Господь, когда призвал на служение Себе из глухого села кроткого, худенького, оборванного мальчика, грузившего уголь на паровозы всю долгую Великую войну.

Заключение

…Прошло более полувека с тех пор, как я в 1947 году посетила отца Митрофана Сребрянского, находившегося в ссылке. Через пять месяцев старец отошел ко Господу. Я очень плакала при прощании, он утешал меня, предсказывая многое из будущей моей жизни. Но не все я могла понять тогда, и еще долгие годы слова старца были для меня непостижимы. Старец благословлял мои труды словами: «Твоя живопись пригодится, еще и нашу обитель украсишь ею». Я спорила, протестовала.

– Батюшка! Какая может быть в СССР обитель? Почти все храмы разрушены, монастыри закрыты, разграблены. О религии народ понятия не имеет, имя Божие произносить-то боятся, служители Церкви сосланы, убиты…

– Другие времена настанут, деточка! Конечно, я скоро отойду, а ты доживешь до времени, когда крестные ходы по России опять пойдут, колокола загудят, очнется народ, возродится, но это будет ненадолго… А наука достигнет того, что, как дважды два четыре, доказано будет миру существование Бога, великого, непостижимого умом человеческим. Тогда неверующих не станет…

– Батюшка! Так это рай на земле получится, все уверуют?

– Вот в том-то и горе, что, уверовав в Бога, люди от него отвернутся, сознательно не захотят быть Ему покорными, восстанут против Него. И тогда Он придет судить мир. Не раньше, чем когда все о Нем узнают. Это теперь многие могли бы еще оправдаться, сказав: «Нам доказывали, что Тебя нет, мы о Тебе не знали…»

Но пред последними временами по всему миру будет сказано о Боге. И вот когда люди сознательно отвергнут Бога, Любовь Божию, изберут зло и временную жизнь вместо вечности с Богом, вот тогда Христос придет судить мир. Ты, деточка, забудешь мои слова, но когда они исполняться начнут, то снова все вспомнишь.

Вернувшись в Москву, я робко и только родителям могла передать предсказания старца, так как боялась, что больше никто мне не поверит.

В семейной жизни отец Митрофан обещал мне счастье. Он повторил не раз:

– Какие же прекрасные детки у вас будут! Они нужны будут Богу, и Он их возьмет к Себе.

Я даже смутилась:

– Господь их возьмет чистыми, святыми, маленькими?

– Нет, милая, они много, очень много сделают для Его Церкви, но…

Батюшка говорил о моих скорбях, но, как бы заглянув в даль, сказал:

– Ну, да там ведь еще останутся… Ничего, счастлива будешь. На могилку мою приедешь, а в этой жизни мы с тобой больше не увидимся… А ты все-таки станешь нашей сестричкой!

По прошествии полувека я помню об этих словах отца Митрофана. «Станешь нашей сестричкой» – это ведь он о монашестве сказал! На Большой Ордынке вновь открыта Марфо-Мариинская обитель, в которой много писанных мною икон. Но семейные узы меня пока держат, я бабушка и прабабушка, люблю родных, которые уверяют, что я им нужна для духовной поддержки.

Господь сподобил меня снова посетить село Владычно в Тверской области, где в 1948 году был похоронен батюшка Митрофан. Теперь он прославлен Церковью, святые мощи его обретены и находятся в Твери, в соборе монастыря. Господь прославил отца Митрофана многими чудесами, которые укрепляют нас в вере.

Вскоре после кончины батюшки злые люди подожгли его избушку, крытую соломой. Матушки, которые ухаживали за парализованной вдовой отца Митрофана, едва сумели ее вынести. Сгорели дневники и все вещи, почти ничего не успели вынести. Возмущенные односельчане, почитавшие батюшку, горячо откликнулись и за два дня поставили новый сруб, который стоит и по сей день. Я посетила этот домик, в котором теперь живет благочестивая семья. Старая хозяйка, бывавшая в молодости у батюшки, сумела с точностью восстановить прежний вид его комнатушки. И постель на прежнем месте, и русская печь, и иконы в том же углу, и лавка, и кресло, про которое мне батюшка говорил:

– До чего же нахален враг! Появится и сядет тут напротив меня, да все норовит ногой в меня попасть. Только я его не чувствую, посмеиваюсь над ним…

– А вы бы, батюшка, перекрестились!

– О, враг тут же исчезнет, он не терпит молитвы.

Среди кустов на пустыре, метрах в двухстах от домика, по-прежнему видны руины древней каменной церкви, в которой до революции много лет служил тесть отца Митрофана, похороненный здесь же, у храма. А рядом построена небольшая бревенчатая церковь, в которой раза два в месяц совершает богослужение священник, приезжающий из Лихославля. Во Владычном всего с десяток домов, местного населения почти нет. Километрах в двух – деревня, где есть школа, магазин, пожарная часть. Оттуда во Владычно в 2002 году на средства Марфо-Мариинской обители проложили насыпную каменистую дорогу. Теперь по ней ходят машины, а в прежние годы в низинке было место, которое можно было преодолеть только в сухую погоду.

На пригорке – кладбище, заросшее высокими деревьями. Среди них стоит сложенная из массивных бревен избушка-часовня. Через широкую дверь свет падает на три могилы. В средней прежде лежали мощи отца Митрофана, а теперь там гроб его супруги Елизаветы, которая умерла через два года после батюшки. По сторонам – могилки монахинь, ухаживавших за матушкой. Одна из них – Пашкевич Елена Михайловна (мать Магдалина, алтарница Богоявленского Елоховского собора), которая в 1947 году привозила меня к отцу Митрофану. Все они, претерпевшие изгнание и ссылку, теперь царствуют со своим дорогим духовником и святой великой княгиней-мученицей Елизаветой.

А на земле, где они терпели скорби, теперь среди болот и кустов извивается широкий ручей. Минутах в десяти ходьбы от церкви на его берегу построена еще одна часовня, с купальней. Там освящают воду, и народ по бревнам и дощечкам через болота пробирается сюда за святыней и для исцеления от болезней. Чудеса по молитвам отца Митрофана совершаются постоянно.

Для размещения паломников во Владычне есть два маленьких домика – это скит Марфо-Мариинской обители. Но жизнь в этом скиту настолько трудна для человека, избалованного удобствами, что постоянных обитателей здесь нет. Одна монахиня Евфросиния несет тяжелое послушание начальницы скита. Она и храм убирает, и читает, и поет за богослужениями, копает огород, ухаживает за коровой и тремя козами, кормит двух собак и кошек, которых там множество. Вот подвижница нашего времени!

Правда, вода подается в дом из скважины, электричество проведено, баллоны с газом привозят. Есть машина, косилка, маленький тракторишко, но нет людей, кто бы с любовью и самопожертвованием нес труды на святом месте. Там ширь необъятная, там благодать Божия, там молитвы святого батюшки Митрофана. Спешите туда спасать души!

Итак, прошло полвека, и предсказания старца стали сбываться. В конце 1995 года, вскоре после кончины моего мужа, второй наш сын Серафим (в монашестве архимандрит Сергий) в сане уже епископа отбыл на Новосибирскую кафедру. Переживания, связанные со скоропостижной кончиной Владыки, описаны в книге «Архипастырь Сибири». В ней же рассказано и о младшем сыне – отце Федоре, неожиданно отошедшем ко Господу при автомобильной катастрофе. Так сбылось пророчество старца Митрофана: «Они нужны будут Богу, Он их возьмет к Себе».

После Владыки Сергия осталась книга его воспоминаний «Правдой будет сказать…», вышли в свет и труды его – «Слова пастыря». По его инициативе в Новосибирской епархии открылись новые храмы, монастыри, Богословский институт; стало традицией духовенства отправляться для проповеди слова Божия ежегодно на поезде по Сибири и на пароходе по Оби в глубь области.

Отец Федор в Москве тоже много потрудился для Церкви. О нем был снят фильм и вышла книга под названием «Федор – дар Божий». Православные помнят труды своих пастырей, их могилы усердно посещают, испрашивая Божия милосердия. Так мы видим, что пророчества святых сбываются. Нам остается только сказать: «Слава Богу за все». Да, порой это так трудно! Но Господь помогает и подает свое утешение – ни с чем земным не сравнимое…

Никогда не писала стихов, но однажды вдруг сразу получилось такое:

 
Догорают безмолвные свечи,
Но не стынет любовь к вам в сердцах…
Духом рядом вы – здесь, недалече,
А душою в святых небесах.
 
 
Вы, как звезды, прошли над землею,
Но не скрылись в небесной дали.
Вы сердца зажгли веры зарею,
В цвете силы вы к Богу ушли.
 
 
Как нам, грешным, с потерей смириться?
Как утрату понять и принять?
Божьей Матери станем молиться,
У Христа утешенья искать.
 
 
Прочь тоску, и печаль, и уныние!
Божью волю понять нелегко.
Помолитесь о нас, братцы милые,
Нам до встречи недалеко.
 

Но и в мирской жизни Господь не оставляет своих рабов без временной радости. Внуки растут, справляют по-православному свадьбы, крестят моих правнуков, и Бог не оставляет их своими милостями. Старший сын мой, отец Николай, руководит духовной жизнью осиротевших. Так что мы все, как и раньше, – под кровом Всевышнего!