Текст книги "Тест на верность"

Глава 8

На войне верность самурая проявляется в том, чтобы без страха идти на вражеские стрелы и копья, жертвуя жизнью, если того требует долг.

Дайдодзи Юдзан. Сборник наставлений на воинском пути

Я забежала домой, переоделась и взяла Малыша. Мы должны были попасть на улицу Лобачевского, к зданию МГИМО. Ахмед несколько дней назад проезжал мимо на машине и видел объявление на автобусной остановке. Но так как он был с семьей, и они спешили, то нормально посмотреть объявление у него не получилось. В маршрутке Малыш сидел у меня в ногах и возбужденно дышал, свесив розовый язык чуть ли не до пола. На него постоянно косилась какая-то тетка, раздраженно вздыхала, строила козью рожу и нервно ерзала. О том, что под сиденьем прячется еще и рослый доберман, она даже не подозревала. Мы переглядывались с Ахмедом, сдержанно улыбались, представляя, какой эффект будет, когда Мартин вылезет.

– Почему вы возите такую собаку в общественном транспорте и без намордника? – не выдержала тетка.

Малыш удивленно посмотрел на нее и умильно зевнул, демонстрируя зубы.

– Это один из элементов общего курса дрессировки – послушание собаки в городе, – спокойно, но строго произнес Ахмед. – Очень важно, чтобы собака была коммуникабельной в отношении к чужим людям. От этого зависит наша с вами жизнь.

– Таким агрессивным собакам не место в транспорте, – заводилась она все больше. – Почему вы на людях ставите опыты?

– Да он даже на вас не смотрит, – покосилась я на скандалистку.

– Не хватало еще, чтобы он на меня смотрел!

Малыш встал и начал вилять хвостом, поворачиваясь к недовольной попутчице. Она как-то так сразу подобралась, прижав сумку к груди.

– Он не кусается, не бойтесь, – постаралась улыбнуться я. Потрепала собаку по голове, потискала за бархатные щеки. Малыш тут же лизнул мне ладонь. Конечно же, тетка права, и мы не имеем права возить собак без намордника. Но у меня дома нет намордников, нет денег на покупку нового, хороший стоит дорого, а плохой не поможет.

– А вдруг? – не унималась она.

– Как кинолог, могу вас заверить, что с данными собаками ваши страхи беспочвенны, – ответил Ахмед.

– Собаками? – округлила женщина глаза.

– МГИМО. Кто просил остановиться у МГИМО? – громко спросил водитель, избавляя нас от общества дотошной гражданки. – Приехали.

Мы открыли дверь. Доберман и питбуль тут же, как совершенно невоспитанные шавки, рванули на улицу. Женщина только конечности поджать успела, чтобы мы на нее не наступили. Что она нам сказала вслед, я не разобрала. Ахмед, как порядочный, отвечать не стал, сделав вид, что не услышал.

– Вообще-то, она права, – проворчала я, озираясь по сторонам. – Такие собаки должны быть в намордниках.

– Права, конечно. Обрати внимание, я совершенно не спорю. Собака в общественном транспорте должна быть в наморднике, какой бы дрессированной она ни была. Но у меня не было под рукой намордника. У Малыша, подозреваю, его нет вообще. К тому же некоторым гражданам самим не помешает в намордниках ходить. Идем вон туда. Кажется, это там было.

Мы переходили от остановки к остановке, от столба к столбу. Бродили по улицам, мимо домов, от подъезда к подъезду, внимательно рассматривая доски объявлений, изучая каждую, – вдруг расклейщики заклеили то, что нам надо.

– Понимаешь, я точно видел Малыша. Там была фотография.

– Может быть, это было наше объявление? Хотя так далеко мы не забирались.

– Нет-нет, там было крупными буквами написано, что пропала собака. И фотография. Цветная такая, боком. Отец опаздывал, я не мог попросить его остановиться. Как же я так лопухнулся?!

– Мы найдем, слышишь, я верю, что мы найдем объявление, – схватила я его за рукав. Ахмед посмотрел на меня и мягко улыбнулся. Я почувствовала неловкость. Веду себя, как дура. Спрятала руки в карманы.

Мы уходили в глубь района. Ахмед рассказывал о студенческой жизни, как сдавал экзамены в МГУ, как удалось списать, сидя под носом у преподавателя. Как было тяжело первые месяцы, и он едва не сорвался, чуть не бросил учебу, поняв, что ошибся факультетом. А потом все как-то пошло само собой, втянулся, понял, что здесь не действуют законы школы, что надо учиться немного по-другому, по-иному перераспределить силы. Завел друзей и подружек. Только устает сильно, на добермана совсем не остается времени. Но именно Мартин это то существо, которое позволяет ему чувствовать, что мир большой и заключается не только в учебе.

Я в свою очередь рассказывала ему о нашей школе японского фехтования. Объясняла, чем катана – боевой меч, отличается от боккена – деревянного меча для тренировок, и показывала шрамы на руках и лице, полученные в тяжелых «боях» при неправильной отработке ката. Ахмед наклонялся ко мне поближе, чтобы получше разглядеть почти незаметные тоненькие белые линии на щеке, лбу и брови. Теплыми руками брал мои замерзшие кисти и осматривал кожу, нежно дотрагивался до мозолей, которые оставляли мечи. Взгляд очень теплый, согревающий.

– Катану носят в зависимости от намерений, – объясняла я. – Вот если у меня все хорошо и я не собираюсь никому рубить головы, то повешу ее на правый бок, потому что так ее тяжелее вытащить. А вот если я не в настроении, то катана будет висеть на левой стороне.

Ахмед рассмеялся.

Собаки играли друг с другом, возились. Мартин нападал на Малыша, по-детски подпрыгивая, порыкивал и озорно крутился вокруг нас, путая наши ноги в поводках. Малыш покусывал его за тоненькие жилистые лапы, торчащие из «рукавов» комбинезона, заставляя пританцовывать и крутить задом. Мы с Ахмедом смеялись, постоянно распутывая наши поводки.

На улице уже стемнело, а мы так и не нашли никаких объявлений. Честно говоря, я расстроилась. Казалось, что вот они, хозяева, так близко, что Малыш вернется сегодня в семью, домой, уйдет с холодной лестницы на любимую теплую подстилку. Ведь это так здорово вернуться домой.

– Мы почти дошли до Олимпийской деревни, – Ахмед смотрел на раскинувшийся впереди жилой квартал, окруженный металлическим забором. – Надо домой выбираться. По-моему, вон туда Мичуринский проспект. Сядем на автобус или маршрутку и доедем до дома. Тут по прямой. Устала?

Я качнула головой. Мартин был грязный по самые уши. Малыш повалил его в грязь и с вожделением трепал за глотку. Доберман отчаянно дрыгал лапами и изворачивался. Но тушку питбуля просто так с себя не скинешь.

– Зато Малыш нагулялся. Я последние два дня занята была, на улицу его выводила только утром и вечером, он засиделся у своей батареи.

– Оно и видно, – ухмыльнулся парень, с любовью наблюдая за возней собак. – Знаешь, если не найдем хозяев, то я его себе заберу. Хороший пес. Среди питбулей редко таких встретишь. Они в массе своей любят быть единственными, главными, а этот общительный такой. Забавный, добрый очень. Попробуем завтра поискать в противоположной стороне, и если не найдем никого, то будет у Малыша новый хозяин.

– А я? – тут же обиделась я.

– А ты будешь к нам в гости приходить. Будешь ведь?

– Не знаю… не знаю, – протянула я, кокетливо закусывая губку и хлопая ресничками. Совсем как Настя.

– Будешь, – довольно улыбался Ахмед.

– Давай в магазин зайдем. Хочется купить что-нибудь нездорового.

– Например?

– Ну… Булку… Можно еще молока взять пару пакетиков. Будет не то ужин, не то полдник.

– Господи, что же ты не сказала, что проголодалась. Смотри, вон какой-то торговый центр. Там наверняка есть кафешки.

– Нас с собаками туда не пустят. Тем более с такими грязными.

– Н-да… Придумаем что-нибудь.

Под словами «придумаем что-нибудь» подразумевалось, что я буду стоять с двумя собаками у входа в торговый центр, а Ахмед пойдет в магазин за булочками. А все потому, что я отказалась брать у него деньги, обещая расплатиться своими. Мартин топтался с одной стороны, Малыш – с другой, а я пританцовывала от холода – кроссовки немного протекли, и из-за этого ноги мерзли. Надо доставать зимние сапоги. Они у меня клёвые, фирменные. В них и на морозе не холодно.

Прошло минут пятнадцать, а Ахмед так и не появился. Мы уже играли с собаками в «Наступалки»: я пыталась «наступить» им на лапы, они не давали мне этого сделать, убирали их, покусывали меня за кроссовки и смешно поскуливали-потявкивали. Нос и щеки все сильнее начинало щипать морозом, изо рта пошел пар. Как бы пит не простудился, он же без моего свитера гуляет. Да и Мартин, должно быть, промок, Малыш всего его извозил.

– Где же твой хозяин, а? – требовала я ответа у добермана. – Что же он нас совсем не любит, а? Холодно же как, а…

В дверях появился Ахмед с пакетом и кульком, который он нежно прижимал к груди. За ним шла женщина и девочка лет шести.

– Мартин, – позвал пса. Доберман радостно затанцевал и дернул к хозяину. Я отпустила поводок. Малыш повернулся на голос, завилял хвостом.

– Мама! – донеслось до моего слуха. Краем глаза я заметила, что ребенок показывает на нас пальцем.

И тут Малыш взвизгнул и рванул к женщине. Да с такой силой, что вырвал поводок. Я поскользнулась и рухнула в лужу на живот, пронзительно крича всего одно слово:

– СТОЯТЬ!!!

Женщина и девочка замерли. Мать как-то нелепо попыталась прикрыть ребенка пакетом. В моей голове мелькали картинки, как собака бросается на них, рвет и кусает. Я мгновенно вспомнила, что питбуля невозможно оттащить, что его челюсти способны запросто перекусить тонкие кости девочки.

– СТОЯТЬ!!! – орал Ахмед, метнувшись в сторону, стараясь перехватить собаку и не дать добраться до перепуганных людей. Малыш ловко проскочил между ним и дверью. И… прыгнул на женщину.

Я зажмурилась на мгновение, понимая, что это конец… Укусы этой собаки могут быть смертельными. Мы не сможем его ни оттащить, ни отогнать. Пронзительный, истошный вопль привел меня в чувства. Я, как пружина, подорвалась с земли и в несколько шагов оказалась рядом с собакой, готовая отбивать женщину и ребенка ценой собственного здоровья и, возможно, жизни.

Они плакали. Малыш орал в голос, неистово крутил хвостом, извивался всем телом и лез лизаться. Девчонка повисла у него на шее, едва ли не легла на спину, тыкалась лицом в открытую пасть, стараясь поцеловать в щеку. Женщина пыталась поймать голову собаки. Когда это у нее получалось, она расцеловывала широкий лоб и черный нос и рыдала. Пакет валялся на полу в грязи. Из него выкатился багет и кусок сыра.

– Сэм, Сэм, Сэмушка, – приговаривала она.

От звука собственного имени Малыш впадал в экстаз и начинал верещать еще громче, рискуя вывалиться из собственной шкурки.

Я растерянно посмотрела на Ахмеда. Тот тоже стоял без кулька и пакета (они валялись на полу у камеры хранения). В руках сжимал конец поводка, с которого капала снежно-песочная жижа. Мартин скакал вокруг и звонко лаял, радуясь новой прикольной игре. Люди старательно нас обходили.

– Отлично выглядишь, – улыбнулся мне Ахмед и поднял большой палец вверх.

С меня текла грязь от самого подбородка. Я расхохоталась, а по щекам быстро бежали слезы.

Собаку удалось успокоить только минут через десять. Сэм натурально сходил с ума. Он, как ненормальный, нарезал вокруг нас круги, скакал, гавкал и пытался запрыгнуть на Алену – так представилась женщина. К нему лез Мартин, заигрывал, но тот лишь огрызался и продолжал беситься дальше. Мы отошли подальше от входа, чтобы не пугать прохожих, предоставив ему возможность справиться с собственными эмоциями.

– Я прошу вас, – умоляюще произнесла Алена. – Мы приготовили деньги… вознаграждение… У меня с собой нет, давайте зайдем к нам. Мы вон в том доме живем. – Она махнула на высотку. – Я вас чаем угощу. Вы же совсем промокли. Пожалуйста, пойдемте к нам.

– Мне не нужны деньги, – улыбалась я. – Просто, понимаете, у меня тоже собака… пекинес… Лорд… Если бы он потерялся, я бы была счастлива узнать, что кто-то добрый помог ему. Простите, мне правда не нужны деньги.

– Но вы же понесли расходы! – не сдавалась она.

– Да какие там расходы? Мы кормили Малыша всем этажом. Гуляли с ним тоже всем этажом. Поводок и ошейник притащил брат из ветклиники. Я так рада, что мы вас нашли.

– Мы заклеили весь район объявлениями. Все зоомагазины обошли… Мы искали его. Спрашивали у собачников. Вечерами гуляли по улицам, в надежде увидеть. Звали постоянно. – Алена снова заплакала. – Маша так расстроилась. Ведь Сэмушка нам за няньку был. Дочь на него можно было оставить. Я иногда даже во двор ее выводила, говорила ему, чтобы охранял, а сама делами бежала заниматься. Знала, что никто Машу не обидит, Сэм никого к ней не подпустит и не даст уйти с площадки. Он у нас ведь все понимает, как человек. Он выкормыш.

Я вопросительно взглянула на Ахмеда.

– А почему? – нахмурился он.

– Его мать умерла – то ли не разродилась, то ли внутреннее кровотечение, я не знаю. Сосед по даче пытался спасти щенков, кормил их каждые два часа. Но его в командировку срочно послали – тут или убивать их, или кому-то отдавать. Мы и взяли. Им тогда всего пять дней было. Один совсем слабый был, умер на следующий день, а второго вот выкормили. Сэм для нас как член семьи.

– Как он потерялся? – спросила я.

– Муж пошел друга провожать к метро. А вернулся без собаки. Мы кинулись искать, но… Говорит, что оставил около магазина, пива им захотелось. Вышел, посадил друга в маршрутку и вспомнил про Сэма.

– Его увели, судя по всему, а потом он вырвался и убежал, – авторитетно сказал Ахмед. – На нем не было ошейника, и он топтался у магазина.

– Да, видимо, ждал хозяина, – поддакнула я. – Продавец говорила, что он там несколько часов крутился.

Она неожиданно резко села. Сэм тут же подбежал к ней и ткнулся носом в ладони. Алена что-то шептала ему в ухо, он повиливал хвостом. Казалось, что собака на самом деле понимает, что ему говорят.

– Пожалуйста, зайдемте к нам. Право слово, мне так неловко. Вы же промокли из-за нас.

– Нет-нет. Мама не знает, куда я ушла, а время уже позднее. Мы лучше пойдем, – отнекивалась я.

– Да, лучше пойдем.

– Возьмите деньги на такси. Пожалуйста, возьмите.

– У меня есть, – улыбался Ахмед. – Не теряйтесь больше. – Он присел перед Сэмом. – Ну, брат, давай лапу. – Собака тут же водрузила грязную конечность в раскрытую ладонь. – Веди себя хорошо и слушайся. Я рад за тебя.

– Сэмми, скажи спасибо, – попросила Алена.

Сэм дважды гавкнул. Мы рассмеялись.

Я обняла его, крепко-крепко прижала к себе:

– Малыш, ты самый лучший питбуль в мире. Я очень тебя люблю и буду по тебе скучать. Будь умницей и не уходи больше далеко от дома. – Сэм лизнул меня по щеке. – До свидания. – Положил лапу мне на колено. Тупые когти чуть надавили. Я накрыла его лапу ладонью, крепко сжала. – Я тоже буду по тебе скучать, но Маше ты нужен больше. Ты же ее друг.

Попрощались с Аленой, Машей и Сэмом. Стало грустно и как будто бы пусто. Словно что-то ушло, очень важное, теплое, родное. Мы медленно брели по улице, погруженные каждый в свои мысли, даже Мартин притих и понуро тащился за нами.

– Ну не расстраивайся, – толкнул меня в бок Ахмед. – Сэм нашелся. Мы же именно этого хотели.

– Жалко, – пробормотала я.

– Жалко. Но теперь он вернулся домой, поэтому не будем эгоистами.

– Не будем. Знаешь, у меня вообще сегодня день плохой.

– Проблемы?

– В школе.

– Двойка?

– Если бы…

– Рассказывай.

– Ты не поймешь.

– Не ломайся. Рассказывай.

– В школе кто-то сначала пустил сплетню, что я лесбиянка, а потом, что беременна.

Ахмед захохотал:

– Зачем?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Тебя это тяготит?

– А как ты думаешь?

– Знаешь, я поменял много школ. Наша семья постоянно переезжала. У отца вообще разъездная работа была. Так вот, в одной из школ я постоянно был объектом насмешек и унижения. Все произошло из-за того, что однажды я рассказал другу, что можно сделать машину времени в одном направлении – только в будущее. В ней бы человек просто спал столько, сколько надо, пока его не разбудят.

– Подожди, но ведь человек состарится во сне.

– Нет, чтобы он не старился, можно остановить дыхание, жизнедеятельность, а потом запустить обратно.

– Интересная идея. По-моему, по тебе плачет Голливуд.

Ахмед ухмыльнулся.

– Друг начал меня выспрашивать, что за машина, какая машина, как выглядит. Спросил, можно ли для этого использовать таз, например.

– Ой, какой у тебя продвинутый друг. Если бы в твоем тазу был душ, я бы с удовольствием в нем переночевала пару столетий.

– Я ответил, что это не имеет принципиального значения, это может быть что угодно.

Представив себе машину времени в виде таза, я громко рассмеялась.

– «Три мудреца в одном тазу поплыли по морю в грозу!» Это не ты написал?

– Нет, к сожалению. Зато дальше все кончилось, как в том стихотворении: я утонул вместе с тазом.

– Видимо, таз был китайского производства, – захохотала я. – Тебе надо было надевать спасательный жилет.

Ахмед снисходительно смотрел на меня сверху вниз.

– Продолжай, извини, что перебила, – кое-как успокоилась.

Он еще помолчал немного, потом соизволил продолжить:

– На следующий день вся школа обсуждала, как я собираюсь делать машину времени из таза.

– Ты стал знаменит!

– Ну, слушай, – одернул он меня. – А то я мысль потеряю. Потихоньку это дошло до классной руководительницы, а потом она поговорила с моими родителями. Через пару дней мама начала выспрашивать, что за машину я собрался делать из таза, таким тоном, словно опасается за мое психическое здоровье, и уже нашла мне хорошего психиатра и выбила палату-люкс в ближайшей психушке.

– А услуги санитаров входили в набор? – серьезно спросила я, едва сдерживаясь, чтобы не заржать в голос. Потом гнусаво затянула: – Едет, едет, едет белая карета… Ха-ха-ха! Какая у тебя странная мама. Моя мама всегда поддерживает даже самые бредовые мои идеи.

– А моя… Вот да… Хотела вызвать белую карету. – Он запнулся, словно раздумывая, говорить или нет. – Вот ты меня перебила, а я ведь тебе это с умыслом рассказывал.

– Прости, я не смогла удержаться.

– Я тебя подвожу к основной мысли, как бороться с этой напастью. Тебе самой ничего не надо делать. Вот вообще ничего в буквальном смысле этого слова. Пойми, чем больше ты доказываешь, что они не правы, тем…

– Тем меньше тебе верят?

– Да. Не суетись, смейся вместе с ними. Когда они поймут, что от тебя нет ожидаемой реакции, они сами отстанут. Понимаешь?

– Понимаю, – помрачнела я, вспомнив Лепру и ее лепрозорий. – Я и не собиралась бежать, как крыса, от этих сплетен.

– А что ты уже сделала?

– Ничего… Ну… – Я стыдливо опустила глаза. – Подралась…

– Хм… Они перестали дразниться?

– Нет. Еще больше.

– Тогда ты делаешь что-то неправильно. Ты поступаешь неправильно или ведешь себя неправильно. В общем, ты где-то сильно лажаешь. И это странно. Ты, Яра, воин по своей натуре, сильная личность. Но в твоих словах я слышу отчаянье, ты опустила лапки и глупо тонешь, вместо того чтобы карабкаться наверх. Давай, чего ты ждешь! Сделай сплетников! Красиво сделай. Как сделал бы великий буси.

– Я сделаю, Ахмед. Обязательно сделаю, – кивнула я, полная решимости действовать. – Ты прав. Буси не может сдаться так глупо.

– Ты только продумай все хорошо, – похлопал он меня по плечу и широко улыбнулся. – Удар должен быть один и конкретный.

– Да, ты прав. Я подумаю.

– Я в тебя верю.

Ох, вздохнула я, вот еще самой бы в себя поверить.

Автобус медленно полз по Мичуринскому проспекту в сторону дома. Мы больше не возвращались к теме отношений, болтали о чем-то легком. Ахмед предлагал сходить в выходные в кино, обещал прийти ко мне на тренировку. Сказал, что проведет меня в МГУ на самый высокий этаж, откуда видна вся Москва, главное, чтобы погода была ясной.

Мы подъехали к светофору. Сейчас пересечем площадь Индиры Ганди, а там до дома рукой подать. Ноги и руки совсем замерзли. Джинсы колом стоят. Куртка… Интересно, в чем я завтра пойду в школу? И, наверное, выгляжу кошмарно, грязная вся… Я узнала ее сразу же по развевающейся гриве медных волос, которые трепал ветер. Рита быстро шла и кому-то махала рукой. Ее лицо светилось от счастья. Казалось, что она вот-вот взмахнет ярко-оранжевым палантином с каким-то узором и взлетит, как огромная огненно-красная бабочка. Я судорожно начала рыскать взглядом по толпе, стараясь найти того, к кому она спешит. Вон тот парень в черно-белой куртке! Точно! Он! Стоит ко мне спиной и машет ей в ответ. И это совершенно точно не мой брат. По одежде похож на райдера – спущенные джинсы, зауженные книзу, кроссовки, широкая куртка, шапочка. У них специфический вид, уж я-то видела, знаю.

Я тут же полезла в карман за мобилкой. Трясущимися руками принялась настраивать камеру.

– Что ты делаешь? – удивился Ахмед.

– Погоди, – отмахнулась я. Света не хватало, было очень плохо видно, да и памяти на телефоне мало.

Рита подлетела к парню и повисла у него на шее. Тот подхватил ее за талию, уткнулся носом в плечо. Они что-то говорили друг другу. Потом отпрянули, не отпуская рук. Рита кокетничала, строила глазки, все так же пронзительно счастливо улыбаясь. Мой телефон сообщил, что у него больше нет ресурсов. Отключил запись, но и этих секунд хватит, чтобы доказать Славке ее измену. Рита смотрела на парня таким влюбленным взглядом, с таким восторгом, так вдохновенно, что мне даже стало стыдно, что мы за ними подглядываем.

Автобус тронулся с места, начал торопливо пересекать площадь.

Я встала на сиденье на колени и прилипла к окну. Это Сережка Ракицкий. Скорее всего, он. Очень похож.

Так, надо срочно узнать, кто это! Кому позвонить? Леха! Да… Он должен знать, в чем ходит Ракета.

Автобус резко повернул к остановке, и я плюхнулась Ахмеду на колени. Но это событие меня мало взволновало – пальцы судорожно набирали заветный номер.

– Ершов! – забыв про всех, рявкнула я в телефон, вываливаясь из автобуса на улицу, поскользнувшись на ступенях. – Леха! Это Птица, друг Макса. Ты Ракету давно видел?

– Ни мне здрасте, ни тебе спасибо… – зевнул он в трубку.

– Леха! Ты Ракету давно видел?! – заорала я зло, отходя от Ахмеда на несколько метров.

– Днем. Птица, друг Макса, ты чего такая нервная, как курица?

– А где он может быть сейчас?

– Откуда я знаю? Я с ним не живу.

– Он с Ритой помирился?

– Понятия не имею. А ты на него…

– Нет! Я не имею на него видов! Я тебя спрашиваю, он помирился с Ритой?!

– Ну, он с ней полдня эсэмэсился. А уж помирился или нет, то мне не известно.

– Зато мне известно. У него куртка какая? Такая черно-белая, широкая? Там еще какой-то рисунок…

– Ну да. Черно-белый принт. Картинки разных фигур при катании на скейте.

– Фуф, – выдохнула я облегченно. – Спасибо, Леш, ты мне очень помог.

– Не за что, Птица, друг Макса. А тебе зачем надо было?

– Тот лох, помнишь, про которого ты рассказывал, – мой брат. И ваша Рита ушла от Ракеты к моему брату. Не могу сказать, что я в восторге от этого события.

– Оуч, ну ты, Птица, друг Макса, попала.

– Не то слово. И это… Леш, я видела, как вы с Ракетой катались. Это было круто! Я очень за вас переживала.

– Спасибо, Птица. Приходи в скейт-парк «Локстрим», это на Черкизовской. Я тебе покажу, как надо кататься по-настоящему.

– Ловлю на слове. Бывай.

– Звони, Птица, друг Макса.

Я повернулась к Ахмеду. Его нигде не было. Удрученно осмотрелась… Нет, ушел. Ни мне до свидания, ни тебе спасибо… Обиделся? Но на что?