Текст книги "Принцип Солнца"

– Помолчала бы… Ты мне как дочь, Алешка – мой единственный внук. О деньгах не может быть и речи! Как тебе не стыдно?! (Влад. Ник.)

– Простите, дядь Володь, я не хотела вас обидеть… (Оля.)

– Так и не обижай. Чтобы о процентах я больше не слышал! Что-нибудь я отсужу у него… Ну, а накладные расходы, за тобой, разумеется. (Влад. Ник.)

– Спасибо. (Оля)

– Пока не за что. Здесь в папке вся информация, или за душой что припасла? (Влад. Ник.)

– Здесь только документы о собственности. А за душой… припасла, конечно! Вы как себя чувствуете? (Оля.)

– Выкладывай, давай. (Влад. Ник.)

– Я очень виновата перед вами, дядь Володь, и перед тетей Зиной, – Оля опустила глаза. – Совсем я запуталась… В общем, это из-за меня Димка в пропасть свалился.

– Оля, перестань! Кто его туда посылал? Он от себя все сбежать пытался, и ты здесь совершенно не причем. Из-за нее Димка в пропасть свалился! Ну, придумала же! Ты его, когда в последний раз видела, не считая Тибета? В армии? Сколько воды с тех пор утекло… (Влад. Ник.)

– В последний раз мы виделись четыре с половиной года назад. Алька – его дочь. Это – мой последний аргумент для развода с Василием. Будет нужно – можете им воспользоваться… (Оля.)

Владимир Николаевич много лет работал адвокатом, и приходилось ему слышать про разные чудеса. Но, услышав об Альке, он в первый раз потерял дар речи.

– Если потребуется, анализ ДНК подтвердит это? – спросил он после длительного молчания.

– 100 % гарантия, – кивнула Оля.

– И Василий что… не знает?! (Влад. Ник.)

– Никто не знает. (Оля.)

– Ну, ты даешь, партизанка! Ну, что тут скажешь… – Владимир Николаевич развел руками. – Спасибо за внучку! – Он встал, поднял Ольгу и прижал ее к себе.

– Пожалуйста, – ответила невестка, обворожительно улыбаясь.

– Оля, а у тебя только двое детей, или может еще где-нибудь есть? (Влад. Ник.)

– Пока только двое. (Оля.)

– Угу… Так может, мы, как-нибудь, на досуге, расскажем Дмитрию, что у него тоже двое детей? А то как-то нехорошо получается: живет себе человек, у него рождаются дети, растут без него, а он и не в курсе событий! (Влад. Ник.)

– Я все ему уже рассказала, дядь Володь… (Оля.)

– Это когда он без сознания был? (Влад. Ник.)

– Да. А что, думаете, не вспомнит? (Оля.)

– Ну, не знаю, не знаю… (Влад. Ник.)

– Наяву я с ним не рискну встречаться. Ваш сын, Владимир Николаевич, использует запрещенные приемы: оружие, пытки, угрозы… (Оля.)

– Оля, я начинаю серьезно опасаться за твою голову. Как говорит Вася, “ты в Тибете, случайно, не падала головой вниз”? Ты говоришь сейчас о реальных событиях? (Влад. Ник.)

– К сожалению, да. Но я не буду об этом рассказывать. Он никогда не простит меня за предательство. Я это знаю. Но и я прощать его тоже не собираюсь: он меня чуть не убил во время последней встречи! Но раз уж боги спасли меня, а потом помогли мне спасти его – вы правы, Владимир Николаевич, он имеет право знать, что у него есть дети. Даже имеет право с ними общаться. И дети имеют право знать, кто их отец. (Оля.)

– Ох, Оля, Оля… Ты мне сейчас перевернула всю адвокатскую концепцию твоего развода, а заодно и всю мою жизнь! В который уже раз, Оля!! (Влад. Ник.)

– Ну, извините меня, дядь Володь. Я не виновата, что у меня все шиворот-навыворот! И потом, правда, всегда лучше, чем ложь, даже тяжелая правда… (Оля.)

– Ну, не такая уж она и тяжелая, я бы даже сказал – приятная. Теперь у меня двое внуков – а это значит, что род мой на земле продолжится, теперь можно и на пенсию. Дмитрию, конечно, трудно будет принять твою правду… Какую же интересную жизнь ты устроила моему сыну Оля! Как в хорошем кино… Умом, конечно, он этого не примет, ну, может сердцем поймет… когда-нибудь. (Влад. Ник.)

– Дядь Володь, я вас прошу, вы сначала разведете нас с Васей, а потом, в спокойной обстановке, расскажите Дмитрию о детях. Да, и Вася не должен знать, кто отец Альки… во избежание вооруженных конфликтов! Он только должен знать, что он – не отец. (Оля.)

– Не скажешь Василию об Альке – будешь богатой женщиной. Если же он узнает – тебе ничего не светит. Против его денег – никакие документы и доказательства не понадобятся. Это я тебе как адвокат говорю. (Влад. Ник.)

– Так не в деньгах же счастье! Я люблю деньги, очень люблю, и слава богам, сама умею их зарабатывать. Они дают мне уверенность и многочисленные возможности в жизни. Но самое дорогое, что у меня есть – это мои дети, потому, что это… Димкины дети! Его взгляды, его улыбки, его привычки. И пусть наша жизнь сложилась не так, как надо… Но он – лучшее в моей жизни! И мне кажется, что дочери он даст больше, чем Василий. (Оля.)

– Да, дилемма… Ты Васе пока ничего не рассказывай, тут надо подумать. Крепко подумать… (Влад. Ник.)

– Думайте, дядь Володь, на то вы и адвокат. А я буду надеяться, что вы не оставите внуков без средств к существованию. (Оля.)

– Надейся, надейся. Но с Василием будь очень аккуратна – трижды взвешивай, что говоришь! (Влад. Ник.)

Вернувшись с экзотических островов, в третьей декаде января, Вася не обнаружил дома ни жены, ни детей, ни тещи, ни тестя. Жена ушла из дома по-мужски: забрала только одежду, игрушки, книги и свою коллекцию черепах. Вася понял, что “погорячился” с ее увольнением и приехал “просить прощения” к теще.

Алька, которая в Василии души не чаяла, подозрительно спросила: – Ты меня, что, лазлюбил?

– Кто тебе сказал такую глупость?! – искренне возмутился Василий.

– Бабуля сказала, – честно ответила Алька.

– Аля, разве ты не знаешь, что я тебя люблю больше всех на свете? Угадай, что я тебе привез? (Василий.)

– Что? (Аля.)

– Золотые браслетики на каждую твою ручку и на каждую твою ножку. (Василий.)

Подарок Альке понравился, и она решила, что папа ее не разлюбил. – А что ты маме пливез?

Василий растерялся: Ольге он ничего не привез.

– Понятно, значит, ты маму лазлюбил, – сделала вывод Алька.

– Ну, что ж, тогда ладно. Пойдем, покажу тебе, что мне надалили на Новый год мама, бабушки и дедушки…

– Ольга, с Новым годом! Там без тебя в офисе народ скучает

– попытался “навести мосты” Василий. – Если ты передумаешь разводиться, я, так и быть, возьму тебя обратно… Хочешь, удвою тебе оклад?

– Нет, Вась, спасибо… (Оля.)

– Хочешь, чтобы я поделился с тобой процентами? – с опаской спросил Вася.

Ольга покачала головой из стороны в сторону.

– По суду ты от меня ничего не получишь! – не выдержал Василий.

– Ну и ладно. Тебя тоже с Новым годом! (Оля.)

Космический танец Шивы

(Тибет – Древняя Индия)

Даже в Тибете в апреле наступает весна… Правда, возможны неожиданные снегопады и перевалы до конца месяца занесены снегом.

Когда Дмитрий смог полусидеть-полулежать на кровати, он начал изучать “Камасутру”, положив в нее фотографию, на которой Оля держала Алешку на руках. Алешку он закрыл рукой: – Тебе, сынок, еще рано.

Теперь с ним была его женщина. “Ну, наконец-то! – думал Дима.

– Надо было свалиться в пропасть, чтобы разрешить себе мечтать о ней!”

– Ладно, пока я ранен, можешь побыть со мной рядом, предательница! Забудем на время твои многочисленные преступления. Но только на время, имей в виду, – решив таким образом вопрос со своей совестью, Дмитрий обрел в своих эротических мечтах чувственную партнершу. Хотя, если уж быть до конца откровенным, она и раньше была героиней его эротических фантазий…

– Ведьма! – говорил Димка, глядя на фотографии. Но рядом с Ольгой был его сын. – Ну, хорошо, обаятельная ведьма. Заноза моя, завертка. Непостижимая, непредсказуемая… Вот бы коснуться сейчас твоих изгибов! Лучше любого лекарства. Вот бы раздеть тебя… Как же я хочу видеть тебя обнаженную!

– Дима, а, смысл? Если половина костей в твоем организме поломаны… (Внутренний голос.)

Чтобы жить дальше, Димке нужна была опора. “Обаятельная ведьма” протянула руку – и у него не хватило духу ее отвергнуть. Так как он не мог самостоятельно даже вставать, он принял все, предложенное ею. Он почувствовал (после продолжительного голода мысли стали удивительно позитивными), что тот, кто организовал ему этот “культурно-монастырский досуг”, руководствовался… вряд ли, конечно, любовью (на такое эта стерва не способна!), но сочувствием – точно, а может быть даже и состраданием.

Димке так хотелось жить, просто жить, иметь возможность дышать, смотреть в окно, двигать руками, ногами, ходить… Что бы ни было у него с ней раньше, сейчас она помогала ему выжить. И он принял эту помощь с благодарностью. В первый раз… с благодарностью! К тому же она не навязывалась, не приезжала. Как бы ни хотелось оказаться перед ней таким беспомощным! Она просто предоставила ему все, что было нужно.

Боли терзали Димку по ночам. Ганс поил ему какими-то микстурами… Боль не исчезала, но происходили перемены в ее восприятии. Она текла как река и звучала как симфония; расширяясь, включала в себя не только изматывающую монотонность, но и необычные сочетания цветов и звуков, неожиданные чувства и замысловатые видения… Как детектив по телевизору, музыка которому не помеха, так и боль не мешала Димке видеть “страшные” сны.

Оля снилась ему в образе яростной богини Кали с длинными волосами. Кали была богиней чувственных удовольствий, жестокой и милосердной одновременно. Ее стройную фигурку “украшало” ожерелье из отрубленных мужских голов и пояс из отрезанных членов… У богини, как и положено, было четыре руки, а вот четыре торчащих груди добавило ей воспаленное Димкино воображение. В левой верхней руке Черной богини сверкал окровавленный меч, а нижняя левая держала за ухо отрубленную голову демона неведения[77]77
  Кали (с древнеиндийского “черная") – защитница богов и мирового порядка от демонов.


[Закрыть]… Поверженное тело демона Кали топтала каблуками, словно разъяренная фурия. Оля-Кали поднимала верхнюю правую руку – и в Димку били молнии, поднимала нижнюю правую – и дикие змеи бросались на него с неистовым шипением[78]78
  Вообще-то верхняя правая рука поднята в жесте “не бойся”, а нижняя – простерта в даровании благ.


[Закрыть]. Когда богиня начинала заплетать свои черные кудри в косы – для Димки наступали минуты блаженства, и он засыпал…

Но так как Кали, по совместительству, была богиней разрушения и смерти, то оказывается, Дима не засыпал – он умирал… Вскоре Оля-Кали стала похожа на комикс датского художника Херлуфа Бидструпа про ку-клукс-клан, с характерным капюшоном на голове и с арканом в руке, и начала пожирать его заживо… И ничего страшного, между прочим – обычное дело для мифов Юго-Восточной Азии.

Дмитрий проснулся весь в поту, попытался закурить, но передумал, и выпил отвар трав, который принес Ганс. Он успокаивал себя, что начитался “Камасутры”, что секс и смерть тесно связаны друг с другом на подсознательном уровне, недаром французы называют секс “маленькой смертью”. Отвар трав подействовал: Дима опять уснул.

Кали снова танцевала на его теле, но ему уже не было больно, потому что богиня смерти, как правило, танцует на трупах поверженных ею мужчин…

В Димкиных снах Кали всегда или неистово танцевала, или занималась с Шивой любовью. Тоже неистово. Шива-Махадева был мужем богини чувственных удовольствий. Шива[79]79
  Шива (древнеинд.) – “благой”, “приносящий счастье”.


[Закрыть] – великий бог созидания и разрушения. Из индийских богов он нравился Дмитрию больше других. Во-первых, символом Шивы был сияющий лингам-фаллос[80]80
  Изображения линги в виде каменной колонны, покоящейся на йони – женском символе, являются главным объектом культа Шивы.


[Закрыть]. Как сказал в “Махабхарате” мудрец Упаманьо, “знак творения – не лотос Лакшми, не диск Вишну, не ваджра Индры, но линга и йони, и поэтому Шива – верховный бог и творец мира”.

Существует предание, что во время спора Брахмы и Вишну по поводу “кого же из них следует почитать творцом мира”, перед ними возник огненный линга необозримой величины. Пытаясь найти его конец и начало, Вишну в облике кабана спустился под землю, а Брахма птицей взлетел на небо, но ни тот ни другой не достигли цели. Тогда они признали Шиву величайшим из богов.

Во-вторых, Шива нравился Димке, потому что он испепелил бога любви Каму. А в-третьих, он всю жизнь мучился со своей женой: эта стерва своей красотой и дурным характером не давала богу возможности ни на чем сосредоточиться…

Иллюстрация. Танцующая Оля-Кали.

Рисунок Госьковой Анастасии. (Цвет. илл. 15)

Каждый бог в индийской мифологии имеет свой женский аспект – шакти. Шакти – это сила, энергия, без которой невозможно ни зарождение жизни, ни эволюция вселенной. Шакти Шивы носила разные имена: Кали, Деви, Ума, Дурга, Парвати[81]81
  Деви – “богиня” (древнеинд.); Ума – “светлая"; Дурга – “труднодоступная"; Парвати – “горная”.


[Закрыть]… Шива придумал для супруги сто имен. Но, как бы не называл он ее, характер любимой не менялся в лучшую сторону.

Неистовая богиня любви и смерти имеет полное право танцевать на теле своего божественного супруга. Для Шивы, она всегда – “непостижимая”, всегда – “блаженное видение”. Он считает меч смерти в ее руке знаком духовной дисциплины, и готов сложить за нее голову. Кали всегда успокаивает мужа, призывая его “ничего не бояться” и обещая неземное блаженство…

…Когда-то Парвати, дочь Гималайя – короля гор и апсары Мены, ушла высоко в горы, чтобы предаться суровому аскетизму. Жестокий тиран-исполин Тарака захватил тогда власть над миром, и только истребитель демонов Шива мог свергнуть его. Чтобы спасти мир от асуров, Парвати надо было женить Шиву на себе. Но Шива был йогом: бесстрастным, одиноким и погруженным в глубокую медитацию. Он был великим аскетом, Махайогином: вечно ходил голым, был перемазан золой и не имел привычки расчесываться. Тогда хитроумная Парвати решила победить Шиву его же оружием.

Она постилась и загорала обнаженной под горячими лучами солнца до тех пор, пока ее прекрасное тело не сморщилось и не высохло до костей, а глаза не стали гореть воспаленным жаром. Слух о том, что сотворила со своей неземной красотой дочь короля гор, распространился в округе… И однажды к Парвати пришел молодой брамин и поинтересовался, почему она, некогда столь прекрасная, превратила себя в подобное чудовище со спутанными волосами?

Страшилище гордо ответило ему: – Мое желание – Шива. Я практикую аскетизм, чтобы вывести благодетельного Шанкару из состояния равновесия и пробудить в нем мужское любопытство. Если когда-нибудь Шива увидит меня – он не сможет не полюбить…

– Шива – бог разрушения, он нищий и ужасный, – сказал брамин. – Его окружают злые духи и оборотни, питающиеся человеческим мясом. Для него нет большего наслаждения, чем медитировать на кладбище среди разлагающихся смердящих трупов. Зачем он тебе?

Парвати ответила на это: – Шива – бог и он за пределами твоего скудного браминского понимания. Пусть он нищий – но он источник изобилия, пусть он ужасен – но он источник красоты, а его аскетизм говорит лишь о его безмерной чувственности.

– Ах так! – ответил брамин. – Ну, что ж, посмотрим. – И он обратился в имеющего львиную голову Киртимукху. Потом – в ужасного Бхайраву – чудовище с гигантскими клыками, опоясанное черепами и змеями. Девушка лишь рассмеялась: Шива – моя любовь!

И тогда брамин не выдержал, и сбросил свою личину. Это был Шива-Вишванатха – владыка мира. – Твоя непредсказуемость зажгла в моем сердце любовь, – сказал он дочери гор, – и я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но Парвати, умоляю, приведи себя в порядок!

В другой раз в Димкином сне, уже сам Шива-Натараджа[82]82
  Натараджа – “царь танца”.


[Закрыть] – воплощение космической энергии, весь в огне, танцевал “тандаву” – танец созидания и разрушения. Оглушительно звучал “Танец с саблями” из балета “Щелкунчик” – и Димкина голова раскалывалась на части… Но не от музыки Чайковского, а от того, что Владыка мира танцевал на его голове!

Иллюстрация. Шива-Матарайя – бог, танцующий в огненном круге космоса.

Звездообразование в Туманности “Рождественская елка” (Скопление Снежинки). (Цвет. илл. 18)

Посредине лба Шивы сверкал третий глаз, пламенем которого он сжег бога любви Каму. Вставшие дыбом волосы украшал серп полумесяца. Тело бога было окрашено в ярко синий цвет, потому что во время пахтанья океана он выпил яд калакуту, чтобы спасти мир. В правой верхней руке Великий владыка держал бубен-тамбурин, символизирующий музыку рождения Вселенной. В его верхней левой руке горел огонь, напоминающий о конце света, искры которого падали на несчастного Дмитрия. Все четыре лица Шивы источали спокойствие и отрешенность, как и положено богу. Нижние руки тоже изображали какие-то жесты, но их значения Димка не понял[83]83
  Нижняя правая рука застыла в жесте “не бойся!” нижняя левая – указывала на левую ногу, символизирующую “слона, прокладывающего дорогу через джунгли”, то есть ангела-хранителя.


[Закрыть]. Сам герой в образе поверженного асура Апасмары возлежал на бронзовом цветке лотоса и терпел неимоверную боль. Глаза его были закрыты, и на внутреннем экране шли кровавые титры о том, что поверженный демон олицетворяет собой его, Дмитрия, невежество, мешающее освобождению и свободному полету его же божественной души…

Проснувшись, Дима никак не мог понять: если Шива танцевал на его голове, почему у него закололо сердце? Он еще не знал, что священное место, в котором бог танцует свой танец – это человеческое сердце.

По большому счету космический танец Шивы Димке понравился. Бог времени и всего сущего был хаотичен, непредсказуем и даже опасен. Волны его кудрявых черных волос струились по мускулистому телу, живые змеи извивались браслетами на руках и ногах. Наш герой тоже считал, что хаос – это нормально, потому что мы живем во Вселенной, которой правит беспорядок.

Но танцы танцами, а свою жизнь пора все-таки упорядочить. Буддизм – это не танцы, это – дисциплина. Самодисциплина.

Благородные истины буддизма

(Тибет)

– Так-с, ну начнем, – Дима решил подойти к буддизму серьезно. – О, книжка с посвящением…

“Одни люди ничего не хотят знать об истине, другие уже нашли ее, а третьи ищут путь. Именно для них предназначено учение Будды”.

Это Ошо. Выздоравливай быстрее. Сергей.

– Серега, спасибо, – поблагодарил Дима друга через время и расстояние. Было чертовски приятно, что о нем помнят в Москве.

“Существуют четыре благородные истины буддизма: о страданиях, о причине страданий, о прекращении страданий и о пути, ведущем к прекращению страданий”.

Первая истина: о страданиях.

“Итак, я страдаю… (Дима таких слов раньше никогда не употреблял.) Нет, не от боли и вынужденной обездвиженности – это временно и можно пережить. К тому же, кормят меня вполне прилично, бывает даже дичь, а библиотека, собранная заботливыми руками – выше всяких похвал”. – Дмитрий был уверен, что встанет на ноги, поэтому не впадал в депрессию. Голова, руки, ноги – на месте; тело молодое, сильное – срастется. Мучило его другое… И сейчас, пользуясь вынужденным отпуском, ни в чем особо не нуждаясь, и никуда не торопясь – он решил все-таки пойти себе навстречу. “На пути к себе есть вероятность встретиться с самим собой”, – Дима вспомнил слоган московского эзотерического магазина “Путь к себе”.

Мучился он из-за связи с тем, что его не радовало, и из-за разрыва с тем, что он любил. “Полезно иногда долбануться головой: многое сразу встает на свои места. Сколько лет прошло, а боль и обида от ее предательства так никуда не делись. Время, говорят, лечит. Видимо, не всех. Вот если бы сейчас она была рядом… Что бы я сделал?”

– Выгнал бы ее к чертовой матери! Пусть катится к своему “олигарху”! (Дима.)

– Ты бы не хотел, чтобы она была здесь?! Это же она тебе все организовала… (Внутренний голос.)

– С чего бы это? Совесть, значит, замучила? Никогда даже не намекнула, что сын мой! (Дима.)

– Ну, ты мог бы и догадаться. И отец тебе намекал, и Рамзан тогда говорил… царствие ему небесное! А Серега, твердил черным по белому: “Сходи, посмотри на Ольгиного сына!” (Внутр. голос.)

“Очень уж ты похож на меня, Алешка. Как я тебе на глаза покажусь через десять… одиннадцать лет?! – Димка все смотрел и смотрел на фотографии сына. На Ольгу тоже смотрел – в зависимости от самочувствия: то с ненавистью, то с восхищением. “Живут они без меня, за тридевять земель, с чужим мужиком. А я лежу в этом монастыре один, как дурак, и долго буду еще лежать… Пока все книжки не прочитаю”.

В-третьих, мучила героя невозможность достичь того, о чем он мечтал. А мечтал он о том, как познакомится с сыном. И сын ему, конечно, обрадуется. А Оля опять станет любящей, верной, надежной его девчонкой… ну или женщиной. Нежной, страстной и заботливой. Дима представлял себе, как они смеются над чем-то, и как им хорошо вместе. Как он торопится с работы домой, заезжая по пути в магазины и скупая все, что попадется под руку. Какие вкусные они устраивают ужины… А потом, завалившись на диван, смотрят приключенческие и исторические фильмы…

– Да, факт страдания налицо, – признался сам себе Дмитрий. – Ну, и что там дальше?

Вторая истина: о причине страданий.

“Причиной страданий являются желания, которые в совокупности с чувственными наслаждениями порождают новые желания.

Да, к старым чувственным желаниям теперь прибавились новые…”

Третья истина: о прекращении страданий.

"Прекращение желаний и полное их исчезновение возможно только вдали от мирской суеты…

Ну, нахожусь я сейчас “вдали от мирской суеты”. Куда уж дальше?! Дальше только небо. Но не только о полном исчезновении желаний, об их прекращении, но даже об уменьшении – говорить не приходится. Особенно после серии книг “Камасутра” в фотографиях!”

Четвертая истина: о пути, ведущем к прекращению страданий.

“Так, а чтобы желания все-таки прекратились (а зачем?) указан путь, который ведет к прекращению страданий.

Восьмеричный путь: правильное понимание, правильная мысль, правильное намерение, правильное слово, правильное действие, правильный образ жизни, правильное усилие и правильное сосредоточение.

Сложно все как…

Правильное понимание. Ну, это у меня есть. Я-то правильно понимаю, что баба это моя. Это у нее неправильное понимание, что деньги – это главное. Только, зачем же ты, дорогая, оплачиваешь мой отдых в горах, если я тебе не нужен? Рассчитываешь на благодарность? Почему родителям моим помогаешь?” (Дима.)

– Да, потому, что тебе всегда некогда! (Внутр. голос.)

– Да, это правда. Ведь она и маму лечила, и отца. И меня тогда к Андрею перевезла… Я уж и забыл об этом. (Дима.)

– А когда она была в больнице? Ведь ты знал и ничего не сделал… (Внутр. голос.)

– С какой стати?! (Дима.)

– Но она же тебе помогает? (Внутр. голос.)

– Так у нее сын мой! (Дима.)

– А у тебя – чей, бестолочь? (Внутр. голос.)

– Я ничего о сыне не знал! (Дима.)

– Ну, ладно, Димон, не сбивайся с пути! Так, значит, правильное понимание у нас есть. Что там дальше? Правильная мысль. (Внутр. голос.)

– Мысль такая – приехать и отбить Ольгу у “олигарха”! (Дима.)

– Опаньки! А захочет ли этого королева? А как же дочка ее? (Внутр. голос.)

– Ну, это уже нюансы. А мысль – правильная! И намерение правильное: трахаться с ней, ну, или заниматься любовью… (Дима.)

– А правильное слово – какое? (Внутренний голос.)

– Да, мечтать, лежа привязанным к доскам, это, конечно, одно, а вот приехать и сказать то, что думаю… Это совсем другое! (Дима.)

– Приехать и сказать – это уже правильное действие! (Внутр. голос.)

– Правильный образ жизни – это и так понятно. Не пить, по бабам не ходить, жениться на Ольге, работать, растить детей… Куда уж правильнее?!

Так, осталось совершить правильное усилие', выздороветь и встать на ноги. Все– таки хочется прийти к жене и сыну на собственных ногах, а не в инвалидной коляске приехать. А правильное сосредоточение – на сексе у меня еще с юности, здесь двух мнений быть не может. Вот на изучении “Камасутры” я и сосредоточусь!

Ну, что ж, путь я выбрал. Как он там называется? Восьмеричный путь. Верный путь!” (Дима.)

К богу ведут много дорог. Тибетский буддизм – учение срединного пути – одна из них. Дима выбрал свой путь. Дело осталось за малым: принять этот мир таким, каков он есть.

Чтобы увидеть Солнце, герою придется потрудиться. Пройдет еще три месяца, пока он сможет выйти из монастырской кельи на собственным ногах. Он увидит солнце, улыбнется и зажмурит глаза от счастья…

– Дмитрий, что для тебя означает свет солнца? – спросит его Ганс.

– Это мой Бог, которому я поклоняюсь, – ответит Дима.

– А небо? (Ганс.)

– Небо для меня загадка… Я впервые увидел его здесь. (Дима.)

В Тибете трудно не заметить небо, оно там – повсюду.

О чем думает человек, когда он смотрит на небо? Он думает о себе.