Текст книги "Луна в Близнецах"

Мужчина протянул руку в белой перчатке.

– Я Фернандо Альто. Можно Фернандо. Рад вас приветствовать в моём доме.

– Николай, – ответил русский, подавая руку.

– Видите ли, у нас есть к вам деловое предложение. Я открываю производство украшений из слоновой кости. Это сейчас очень востребовано на большой земле, и мне нужен человек с художественным образованием.

Николай вопросительно посмотрел на Фернандо.

– Где вы учились?

– У меня нет законченного художественного образования, и я никогда не имел дело со слоновой костью.

– От вас этого и не требуется. Это ваш рисунок, – Фернандо протянул Николаю свиток, оставленный им накануне в храме Сарасвати.

– Да. Как он у вас оказался?

– Это не имеет значения, – уклончиво ответил хозяин, – я предлагаю вам апартаменты в замке, полный пансион, возможность писать на холсте темперой и всего четыре рабочих дня в неделю. Вы будете полностью свободны в ваших передвижениях, и ещё я дам вам право пользоваться моей личной библиотекой. Вы не будете работать только за еду. Я буду платить вам жалование, с этого мне следовало начать. Я могу хорошо заплатить за вашу работу.

– Я не уверен, что справлюсь. У вас разве нет достойных кандидатов?

– Видите ли, мне нужен человек, выполняющий классические орнаменты. Этно не оценят в высшем свете. Ваш рисунок по исполнению как раз то, что нужно. Поверьте, у меня есть чутьё на это дело.

– Вы художник? – спросил Николай.

– Я деловой человек.

Воцарилось молчание.

– Я должен подумать.

– Думайте, думайте быстрее, – мужчина откланялся и направился к выходу.

 
                                     * * *
 

Вернувшись, Николай рассказал другу о предложении Фернандо.

– Ты говоришь, он обещал тебе библиотеку.

– Ну да, можно читать, и главное, у меня будет на это достаточно времени.

Прасат задумался.

– Мне предлагают жалование, а это значит, что я смогу помогать твоей семье.

– У нас всё своё, мы не нуждаемся в помощи.

– Ты бы смог купить своей Заре красивое платье… из-за моря.

– В нашей общине шьют такие платья, любая позавидует. Княжна… или как там у вас это называется. А вот библиотека… Тебе дали время на «подумать»?

– Есть немного, – улыбнулся Николай.

– Знаешь, мне нужно домой, подожди меня здесь. Я скоро вернусь, – абориген улыбнулся другу.

Прасат отсутствовал немногим более часа, вернулся взволнованным. Таким русский его ещё не видел.

– Пошли скорее, я тебе кое-что покажу.

Они отправились к селению напрямик – через джунгли. На этот раз дорога оказалась много длиннее, чем обычно. Лес постепенно становился другим – сначала он стал тихим, а затем совсем беззвучным. Абориген словно скользил по воздуху, ни единым звуком не выдавая своего здесь присутствия. Николай еле поспевал за ним. По солнцу можно было предположить, что деревня осталась западнее этих странных мест. Неожиданно Прасат остановился, прислушался. Русский не расслышал даже шороха, а проводник его удовлетворённо кивнул и решительно направился к огромному дереву. Корни этого гиганта стелились по земле на десять-пятнадцать метров, хитро переплетая и вытесняя друг друга, уходя своими окончаниями в почву. Неожиданно Прасат издал грудной глухой звук, при этом губы его были плотно сжаты, а глаза закрыты. Николай в оцепенении наблюдал, как дерево медленно повернулось, открыв пришельцам неровное овальной формы дупло и обнажая перед путниками вязкое серо-зелёное пространство своей утробы. Абориген в два прыжка оказался у входа, приглашая жестом следовать за ним. Широкие гладкие ступени вели в просторное подземелье, и, несмотря на то что вход немедленно закрылся за путниками, здесь можно было видеть очертания стен и потолка, рассмотреть шероховатости и замысловатые рисунки. Источник света Николаю отыскать так и не удалось. Ему казалось, что спуск этот длился бесконечно, а время замерло. Наконец двое оказались в просторном гроте, заполненном стеллажами с книгами. В зале этом было не жарко и не холодно, не влажно и не сухо – словом, идеально для того, чтобы оставаться здесь долго. Тщательно расставленные по высоте и толщине книги будто говорили: «Посмотрите, какой у нас заботливый хозяин, как он любит нас, как лелеет». Русский широко раскрытыми глазами смотрел на это изобилие мысли, тайн, истории.

– Это только часть… Жалкая часть от того, что осталось после вторжения.

Русский вопросительно смотрел на друга.

– После вторжения, когда они разграбили почти всё, что хранили Девы, было решено спрятать оставшееся.

– А эта дверь… Куда она ведёт?

– Там следующий зал, у меня нет туда доступа. Но знаю, что там тоже книги, но они ещё не переведены. И это даже не книги – пластины, дощечки, куски воловьих шкур.

– Не переведены кем?

– Ты не задумывался, почему все здания на острове скрыты под землёй?

Николай напрягся.

– Да, на Земле некогда обитала совсем другая цивилизация. Они называли себя потомками звезды – Златое Солнце. И они оставили нам свои письмена. У них другая письменность.

– И кто это всё перевёл? – взглядом указав на книги, спросил Николай.

– Они сами и перевели… И сейчас ещё переводят…

– Они что, вечные? – недоверчиво произнёс русский. – Они со своего солнца это всё вам спустили?

– Ты зря иронизируешь. Они научили Дева своей письменности… и знания эти передаются издревле, но им нельзя попадать в чужие руки.

– И вы сейчас это переводите?

– Но это уже другой уровень доступа. Я их никогда не видел, тех, что переводят. Вот это всё, – показал взглядом абориген, – это всё очень высокий уровень доступа. Тебя допустили, понимаешь?

– Чем же я заслужил такую честь? – недоверчиво спросил Николай. – Неужели своими ничтожными подношениями?

– Ты добрый, но очень странный. Ты никак не привязан к пространству. Как же вы, белые, вообще так живёте? Мы считываем человека, как вот эту книгу… На расстоянии.

– Как это?

– Достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, что он в себе носит.

– И что же я в себе ношу? Можно посмотреть? – Николай взглянул на одну из книг.

– Раз ты здесь, то можно.

Русский осторожно взял книгу, долго рассматривал переплёт, обложку. Открыв первую страницу, он разочарованно вздохнул.

– Непонятная письменность.

– Это уже более понятно, это санскрит. И это уже гораздо ближе к нам. Санскрит мы осилим на Земле.

– Это тоже кто-то переводит.

– Это переводить пока нельзя… Время не пришло. Одна надежда, что всё, что к ним попало, им недоступно… там, за морем. Но мы думаем, что много ещё осталось здесь – на острове. Вряд ли на материке найдутся такие, чтобы переводили санскрит. Они лучше возьмут с собой камни и слоновую кость. Им невдомёк, что настоящие ценности лежат у них под носом.

– Я, кажется, начинаю понимать.

– Вот именно, библиотека Фернандо. Этот чванливый белый наверняка туда даже не заглядывал, но мы точно знаем, что он купил на рынке часть наших книг только для того, чтобы хвастать перед своими, что приобрёл единственный экземпляр.

– Он что, купил книги, понимая, что никогда не узнает, что в них написано?

– Ты плохо знаешь этих людей. Когда они здесь появились, мы тоже отнеслись к ним с доверием.

– Так ты хочешь, чтобы я нашёл в его библиотеке написанное на санскрите?

– И не только. Он мог приобрести и пластины. Они из чистого золота. Их нужно найти, пока он их не переплавил и не переправил за океан.

– Но как я возьму эти пластины?

– Ценны не сами пластины, а то, что на них написано.

– Вот теперь да… понятно.

– В тебе скрыта великая сила… у тебя миссия на земле, а твой навык рисовать – это только инструмент, это для того, чтобы облегчить твою задачу.

Круг замкнулся. «А разве не учитывается, что у меня внутри? Боже! Почему именно я», – сознание словно погрузилось в иную реальность, и уже русской буквицей где-то глубоко внутри него читались слова неизвестного автора:

 
Не спеши…
Познать, открыть, постичь, сверстать.
Тебе дано – исполнить.
А Истина лишь в тайниках души. Как знать?
Но можешь ты наполнить
Любовью кубок свой сполна
И расплескав его, познать горение,
Услышать, как души струна
Поёт в небесном откровении.
 

– Это жестоко.

– Это правильно, – словно понимая мысли друга, абориген обнял русского. И столько в этом объятии было понимания и доверия.

16. Решение принято

Далеко за полночь София закончила очередное эссе. Писательство с юности являлось инструментом для сброса скопленной за день энергии. Если оставить этого змея внутри, то обязательно приснится что-то странное. Женщина не любила этих снов. Они приводили в смятение и потом долго хранились в её памяти. Почти всегда исписанные ночами листы по утрам аккуратно складывались в большую вместительную корзину для мусора, которая стояла под столом и никогда не пустовала. «Мой чистый утренний разум не может разрешить того, что пропустила ночь», – говорила София, оправдывая себя. Лишь изредка написанное оказывалось в её специальной папке. Не знала Сонечка, что дочь прячет в своём шкафу другую папку, в которой хранится содержимое корзины. А некоторыми «шедеврами» Танечка под большим секретом делилась с Аскольдом – главным редактором издательства «Мир». Аскольд всегда радовался редким Таниным звонкам. «Читаю, как песню… вчера хохотал до слёз. И чего не хватало этой упрямице?» – риторически изрекал в трубку густой мужской бас. «Фламенко, наверное», – грустно шутила девушка.

Незаметно для себя женщина задремала. Её разбудил телефонный звонок.

– Сонь, ну ты держишь меня на голодном пайке. Я умру от голода и жажды, – Леонардо уже обычным голосом произнёс, – мы же договорились… в шесть. Ты забыла?

– Оя-я-я, – София взглянула на часы.

Часовая стрелка замерла на девяти.

– Я пришлю за тобой такси, нужно поговорить… очень, – взмолился художник.

– Приезжай ты, Проспект Энгельса, 7Б, сегодня дочка у подруги ночует.

– Вау! А я всё ждал, когда ты нас познакомишь.

Леонардо не знал до этого момента адреса Софии. «Не удосужилась», – как-то в запале бросил он.

– Шутишь? Не стоит травмировать девочку. Код – девятнадцать.

Через двадцать минут раздался звонок в дверь.

– Снег на улице? Тапочки вот, – София подала художнику обувь.

– Больше ветер. Ерунда, – Леонардо обнял Софию.

– Проходи.

Уютная обстановка жилища располагала к доверительной беседе. Художник внимательно рассматривал фотографии на стенах, книги за стеклянной дверью шкафа. Такие шкафы давно вышли из моды, книги за стеклом уже давно никто не хранил.

– Раритет… но мило.

А лампу под зелёным абажуром он даже погладил, словно кошку.

– Проходи на кухню, я кофе сварю.

– Отдыхай, сам справлюсь, покажи только, где посуда.

София достала чашки, кофе и расположилась на маленьком диванчике, прикрыв ноги пледом.

– Рассказывай.

– Ты рассказывай. Что решила насчёт поездки?

– У меня контракты до весны.

– Нам с тобой этих денег до конца жизни хватит, зачем тебе эти контракты? – вскинулся Леонардо.

– Я не могу бросить людей. Договора подписаны, так не делается. У меня в отличие от некоторых нет прерогативы вольного художника.

– У тебя есть план?

– Поезжай… не в Англию. Тебе нужно развеяться. Посмотришь мир, как люди живут. А там, даст бог, и депрессия пройдёт. Я посмотрела твою карту. У тебя сейчас очень благоприятный период для путешествий.

– И?

– Транзит Юпитера по девятому дому. Там Кету у тебя ещё.

– Ну-у-у, начинается.

– Подожди. Диспозитор Кету в двенадцатом – связь с прошлым. Ты можешь получить очень ценную информацию… откровение, инсайт, что ли.

– Без тебя никуда не поеду, – перебил её Леонардо.

София откинула плед.

– Вот ты снова торопишься. Даже не выслушал до конца. Весной поедем… к твоему англичанину.

– Да он не мой. Твой скорее, я так понял, что его больше интересует твоя персона.

– Пусть так, если тебе так хочется, вот весной и поедем.

– Тогда я подожду тебя до весны.

– Я ж тебе говорю, у тебя время подошло. Надо ехать сейчас, нельзя упускать такую возможность… Именно в этот момент Вселенная даёт её тебе.

– Какую такую?

– Деньги! Деньги тебе даёт… Ну?!

– А там у тебя случайно не сказано, на какой параллели эта возможность?

София подняла голову, будто что-то соображая, задумчиво посмотрела сквозь него.

– В Пиренеях: Испания, Португалия, Франция… Андорра, в конце концов, – немного помолчав, насмешливо добавила: – Может, Грааль найдёшь? Можно и в Иерусалим податься, тебе не помешает.

Леонардо чуть не выронил из рук турку.

– Откуда знаешь?! Ты что, там была?

– Не приходилось, я вообще не выезжала за рубеж.

– Не притворяйся! На втором этаже… была?!

– Да объясни ты толком, на каком втором этаже?

– Про Грааль откуда знаешь?

– Да его там немцы искали во Вторую мировую. В Пиренеях не нашли, подались на Кавказ. Это была их следующая версия. Да наши не пустили. Сталинградскую битву они продули. В сорок третьем, помнишь? У меня там дед воевал, под Сталинградом. Контузило его, по госпиталям мотался. Вот я и пошутила, что Грааль найдёшь.

– А дальше что было?

– Дальше? Ничего не было. Не нашли они его… Его, в общем, многие искали. Никто не знает, где он.

– А ты сама как думаешь, где? – Леонардо внимательно посмотрел на женщину.

– А ты?

– Я серьёзно спрашиваю.

София нахмурилась.

– Думаю, это не чаша вовсе. Это у нас внутри… но не каждому дано найти его в своём сердце. Это знания… вера, свет. Как найдёшь, сразу поймёшь. Ты-то точно сразу, у тебя Луна в Рыбах.

– А у тебя?

– У меня? У меня в Близнецах. Но я родилась в двенадцатый лунный день растущей Луны, символ дня – Священный Грааль, сердце.

Леонардо порывисто обнял Софью.

– Ты… Ты мой самый-самый Священный Грааль.

Женщина ласково гладила художника по волосам.

– Да нет. Это не земное. Это… ну как бы тебе объяснить. Не материальное… что ли. Поэтому и найти не могут, что думают, будто это что-то материальное – чаша вроде. А это когда сердце становится большим-большим… Огромным, что можно туда весь мир положить. Просто в тех местах есть много такого, от чего к тебе вдохновение вернётся. Вдохновение – это и есть твой Грааль.

– А у тебя? – Леонардо смотрел как ребёнок, и в этот момент она, как никогда, отчаянно почувствовала разницу в возрасте.

– Не знаю, не задумывалась я об этом… вернее, думала, что я его ещё не нашла…

– Поедем ко мне, я тебе что-то покажу, – заговорщически произнёс художник.

– С ума сошёл, скоро час ночи.

– Поедем, поедем, – Леонардо уже набирал номер такси и подмигнул, – поедем, у тебя же Луна в Близнецах.

Машина мчалась по мокрому чёрному асфальту.

Леонардо повернул ключ и, не снимая обуви, потянул женщину к лестнице, ведущей на второй этаж. Он распахнул дверь.

– Не включай, закрой глаза! – Лео прикрыл рукой выключатель.

София зажмурилась.

– Открывай!

Художник зажёг свечу, отодвинул полотняную штору и повернулся к Софии, желая наблюдать её реакцию.

На полотне Леонардо изобразил лестницу из мрамора. Винтовую… с коваными рельефными перилами. Лестница поднималась из морских волн, вела вверх – в небо. На третьей ступени стоял мужчина. А в конце пути, в облаках сияла чаша… Грааля. Он нарисовал её точно такой, как изображали в источниках, но крылатой. Чашу венчали два полупрозрачных крыла. Вода гармонично сливалась с облаками, а лестница так и светилась, напоминая издалека лунную дорожку, а сама чаша – Луну.

Женщина молчала.

– Ты молчишь… Сама же просила показать.

– А где я? Я… где на картине? Ты один здесь.

– Ну… ты на небесах, с крылышками, – пошутил Леонардо, – ты же родилась в двенадцатый лунный день.

– Значит, опять разведёт нас время.

– Почему ты так подумала?

– Но ведь нет меня рядом… на твоей картине.

– Начнём с того, что работа ещё не закончена.

– Это картина в твоём сознании, понимаешь? А то, что у нас в сознании, непременно приходит в нашу жизнь.

– Ты грустишь?

– Не бери в голову, – женщина тряхнула головой, словно освобождаясь от каких-то тяжёлых мыслей, – смотри, почему лестница винтовая? Ведь так дольше идти. Зачем перила? Они ассоциируются с костылями, и почему ты только на третьей ступеньке? Ты обусловил свой путь, сам расставил себе границы. У Вселенной нет границ, понимаешь? И в жизни это выглядит так, что тебе непременно нужна я, чтобы отправиться в путь, потому что без перил ты на это решиться не можешь. И крылья я бы изобразила как сердце. Маленькое сердце у тебя в груди, а большое вокруг чаши, если тебе непременно хочется, чтобы это была чаша.

– Но это общепринятая версия.

– У каждого версия своя… – резко произнесла женщина. – И пока люди этого не поймут, они будут ходить кругами.

Леонардо взял в свои руку Софии. Рука женщины была ледяной.

– Милая, да ты совсем замёрзла! Я тебя так люблю, – художника вовсе не расстроила жёсткая критика, в этот момент он чувствовал только желание защитить, отогреть эту хрупкую маленькую женщину.

– У тебя осталось то вино, помнишь?

– Я его и не трогал с прошлого раза, – Леонардо достал бокалы.

Мужчина извлёк из шкафа электрогрелку.

– Это я недавно купил, ты здесь всегда мёрзнешь, – он подал Софии свою покупку и надел на её ноги шерстяные гольфы.

Женщина смягчилась.

– Даже не колются… у меня там в кармане конфетка, возьми в шубе.

– Что, пополам разделим? – по-мальчишески прищурился Леонардо.

– Валяй, пополам, – согласилась София.

Они долго сидели, укрывшись одним пледом и прижавшись друг к другу. Молчали.

– Я не знаю языка.

– Сейчас это не проблема. В интернете можно найти того, кто знает. В такое путешествие с тобой хоть кто поедет.

– А если это будет женщина? – хитро прищурился Леонардо.

– Тем лучше, скорее отыщешь свой Грааль – нарисуешь другой портрет – танец с саблями.

Мужчина вмиг стал серьёзным.

– Поеду, если ты пообещаешь, что весной мы с тобой будем в Лондоне.

– Обещаю, – по слогам проговорила Софья.

Она спала, опершись затылком о руку мужчины, глаза её были чуть приоткрыты. В сознании Леонардо всплыла картинка, как Настя повторяет латинские названия, подглядывая сквозь полуприкрытые ресницы в свою толстую книгу, а он мысленно рисует её губы вверх тормашками.

17. Всё устраивается

1861 год

После февраля 1861-го, когда было отменено крепостное право, в России отмечалось массовое обнищание крестьян. Русский народ оказался не способным управлять собственной жизнью, которой распоряжался помещик. Да, хозяин использовал своего крестьянина, однако направлял его жизнь по определённому руслу. На крепостных в имении Протасовых эта реформа не сказалась столь пагубно, как на окрестных землях. Здесь всё шло своим чередом. Большая часть крепостных, подписавших вольные грамоты, спустя месяц вернулись под крыло графини. И это ещё раз доказывало, что её решение дать им свободу было преждевременным. С тех пор прошло ни много ни мало семь лет. За это время в имении были построены больница, православный храм и сельская школа. В школе разрешалось учиться крестьянским детям из окрестных деревень. Лиза исправно обучала ребятишек русской грамоте, а Натали – счёту, рассказывала понемногу обо всём: об устройстве государства Российского, границах, географическом положении, истории России. И это было самое счастливое время в её жизни. В лице крестьянских детей Натали нашла благодарных, любопытных, одарённых и поражающих своей наивностью и чистотой слушателей. Савелий ворчал: «Не щадите вы себя, матушка! Где ж сил-то взять на все ваши дела? Хозяйство-то вона как разрослось. Ни кровинки у вас». А времени и правда не хватало. «Вот было бы в сутках тридцать шесть или хотя бы тридцать часов, тогда бы хватило на сон и на отдых», – думала про себя графиня. А слава о делах имения Протасовых шла далеко впереди Натали, докатилась и до самого Петербурга.

В те времена делами Петербурга управлял военный генерал-губернатор, внук генералиссимуса Александра Васильевича Суворова светлейший князь Александр Аркадьевич Суворов – русский государственный, общественный и военный деятель. С тринадцати лет юноша получал образование у лучших учителей Европы. Сначала учился в Италии в школе знаменитого швейцарского педагога, где в совершенстве овладел несколькими иностранными языками, а также занимался изучением естественных наук и истории. Затем молодой Суворов продолжил обучение в Париже в университете Сорбонна. Окончил образование Александр в Гёттингенском университете в Германии. Продолжительная жизнь за границей оказала немалое влияние на мировоззрение этого человека. Вернувшись в Россию, Александр был зачислен юнкером в лейб-гвардии конный полк, и последующие пять лет ознаменовались для молодого Суворова головокружительной карьерой. За заслуги перед отечеством он был произведён во флигель-адъютанты Николая I и во время Русско-турецкой войны продолжал находиться при особе Государя.

За боевые заслуги Александра Суворова наградили орденом Святой Анны. За восхождением в военной карьере последовало назначение на место костромского губернатора, а затем губернатора Прибалтийского края. С конца 1861 года светлейший князь Александр Суворов назначается военным генерал-губернатором Санкт-Петербурга. И это было время великих преобразований в государстве Российском – время после российской крестьянской реформы.

Документ о необходимости зафиксировать полевые наделы для крестьян, проживающих в усадьбе Протасовых, и об определении повинности для освобождённых за предоставленную им в безвременное пользование землю Натали получила ещё четыре месяца назад. Для этого нужно было создать из крестьян выборное сельское общество с последующим перераспределением земель между ними. Но руки всё не доходили до этих дел. «На будущей неделе обязательно», – думала про себя графиня, откладывая со дня на день решение этого вопроса. И не то чтобы жаль ей было свих земель, времени не хватало. Ведь следовало самой доподлинно изучить правительственные бумаги, грамотно разъяснить людям, убедить их в необходимости сего предприятия. По правде сказать, она и сама многое не понимала в этом вопросе.

– С огнём играете, барыня Наталья Романовна, – не унимался Савелий.

«Положение» это Натали поручила исследовать Лизе вместе с приказчиком. Но в повседневной суете разговора по этому поводу меж ними ещё не случилось. Дать скорейший ход сему делу вынудило её извещение о прибытии в поместье комиссии, назначенной для улаживания дел между помещиками и бывшими крепостными во главе с генерал-губернатором Санкт-Петербурга Суворовым.

– Оформить документы мы всё равно не успеваем, – спокойно проговорила Натали, – нужно быстро проверить земли на подворьях, чтобы площадь каждого участка соответствовала указанной в документе цифре. А там, где меньше окажется, расширить участки.

Савелий, изучивший ранее все бумаги, почесал в затылке.

– Да как же, матушка, мы всё это успеем?

– Хоть ночью. Возьми Спасского, Фёдора. С факелом мерьте, но чтобы к утру все наделы измерить, составь перепись по фамилиям и площадям. Лиза, ты всё списком перепиши. С рассветом те наделы, что меньше окажутся, будем расширять.

– Оно всё одно видно, что земля не пахана.

– Видно, да, колья перенесём, как положено. А там посмотрим, что-нибудь придумаем.

– Так у нас в запасе ещё три дня, матушка Наталья Романовна, – умоляюще прошептал Савелий.

– А ты разве не знаешь, нужно, чтобы повинности были зафиксированы в уставных грамотах. На проверку нужно было подготовить всё ещё месяц назад… мировым посредникам отправить… Но этим сама займусь. В грамотах этих нужно записать размеры участков, для того и перемерять станем.

– А повинности? – прошелестела Лиза. Всё это время она не проронила ни слова.

– А какие повинности? Оброк брать не будем. Откуда у них деньги? Барщина… Укажем числом дней в неделе, недель в месяце. Здесь нужно с архитектором нашим обсудить. Он людей всех и работу их знает. Это мы с ним завтра подумаем. Отоспится после замеров и тогда… – Натали улетела мыслями, будто соображая о чём-то совершенно другом. – Ты, Савелий, лично проверь все постройки, помещения. Скажи людям, чтобы чистоту навели, инвентарь Спасский пусть самолично проверит, лесники – угодья обойдут, чтобы ни задоринки. На лесопилку сама съезжу.

– А грамоты в Петербург кто повезёт? – не унимался Савелий.

– Грамоты мы отдадим им, когда они сюда пожалуют и спросят с нас. А не спросят, значит, после отвезём. Штрафов за задержку, слава богу, ещё не придумали в нашем государстве. Ну? За дело?! – Натали весело посмотрела на Савелия и Лизу. – Я сейчас на лесопилку, там отыщу Петра Владимировича и пришлю вам на подмогу.

Дело завертелось. Поместье, живущее и без того насыщенной жизнью, зашевелилось, словно развороченный улей. Спасского на лесопилке не оказалось. «Где же он может быть? – думала Натали. – Может, на лесоперерабатывающем? Решили же с цехами пока подождать, фундамент нужно, чтобы устоялся как следует…»

 
                                     * * *
 

Гости пожаловали к двум часам дня. Подписанные грамоты с печатью Волошиных лежали стопочкой на столе в кабинете Натали. Правоприемником поместья теперь являлась Волошина Наталья Романовна. Вновь прибывших встретили хлебом-солью, с чарочкой – по русскому обычаю.

– Пожалуйте в дом, гости дорогие, – графиня в строгом фиолетовом платье предстала перед Александром, летний загар ещё не сошёл, и нитка жемчуга на шее выгодно подсвечивала смуглую кожу её осунувшегося лица.

– Наслышан, наслышан о ваших делах, Наталья Романовна. Хвастайтесь, успеем, отобедаем ещё. Батюшка ваш церковный благословит нас на великие дела? Храм, говорят, у вас тут замечательный.

– Да, петербургских удивить трудно, особенно по части храмов, – краска залила лицо графини.

– Вы, говорят, на мозаичную роспись отважились?

– Отважились, мне всегда нравился византийский стиль.

– Наши русские оставили шедевры, не уступающие византийской школе. Всё кануло в Лету. Благо Ломоносов-батюшка возродил ремесло. С нуля… по собственному рецепту. Гений!

Двери храма в поместье Волошиных открывались с рассветом, колокол Берда звонил регулярно по воскресным дням и праздникам. На Пасху и в Рождество здесь можно было услышать православные песнопения. Хором крестьянских мальчиков руководил приходской священник Тимофей. Натали, пропустив гостей впереди себя, накинула на голову платок, перекрестилась и вошла в храм. В помещении пахло медовыми свечами и ладаном.

С первых шагов внимание прихожан привлекало огромное мозаичное панно Георгия Победоносца. Величие изображения рыцаря на вороном коне не оставляло равнодушным самого взыскательного гостя. Нужно сказать, что снаружи здание храма было выполнено строго по всем канонам архитектуры православной церкви. А вот внутреннее убранство удивляло своей изобретательностью и мастерством росписи. Отдельные библейские сюжеты поражали живостью и наполненностью. «Пришествие волхвов поклониться Сыну», Икона Софии с дочерями – Верой, Надеждой и Любовью, «Исцеление Лазаря», «Крещение Иисуса». Панно Георгия Победоносца можно было рассматривать часами. Храмы того времени отличались мрачностью, демонстрируя тёмные приглушённые тона. Высота стен и росписи куполов словно давили, подчёркивая ничтожность маленького человека, погрязшего в грехах перед величием Отца. Храм, построенный в поместьи Натальи Романовны, поражал вошедшего обилием света, матовым блеском мозаики в светлых тонах, преимущественно в пастельных. Но самой вызывающей вольностью казалось медное кольцо по окружности большого купола, увенчанное множеством маленьких, словно прозрачных колокольчиков, которые колебались от шевеления пламени множественных свечей, издавая еле слышный звон, как при соприкосновении хрустальных бокалов. На внутренних сводах купола отображались четыре Евангелия из Нового завета: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна.

– Где мастера нашли, графиня? – не отрывая глаз от Победоносца, тихо проговорил Суворов.

– Привезла из Чернигова.

– Рассказывайте, – прошептал он доверительно.

– Да он и сейчас здесь, дом мы его семье построили. Остался в поместье со всем семейством. Не жалуется. Вот, скоро часовню расписывать станем.

Александр хитро прищурился.

– Ай да графиня, ай да Наталья Романовна. Поедемте смотреть ваш цех, вы, говорят, и мебель делать пытаетесь.

– Да там только ещё закуток небольшой. Мы станки приобрели, а завод лесоперерабатывающий пока только строим. Образцы опытные, немного совсем. На ярмарке кое-что продали нынешним летом.

– Поедемте, будет скромничать.

После всех осмотров долгожданный обед обратился поздним ужином. За столом речь шла о государственных заказах по поставке переработанного леса. Суворов обещал содействовать данному вопросу в Петербурге, просил поторопиться с постройкой завода. О грамотах речь не заходила, словно и не было среди присутствующих гостей представителей комиссии для улаживания земельных дел. Провожая гостей, Натали словно невзначай передала одному из её членов увесистую папку с грамотами, которые кропотливо заполняли они с Лизой всю прошедшую ночь.

Напоследок Александр Аркадьевич, желая графине всяческих успехов в делах, всё же обмолвился, кивнув в сторону крестьянской школы:

– Не боитесь, графиня, чернь образовывать? Того и гляди рухнет сук. Не увлекайтесь, не благодарное это дело. Не нужно народу нашему много знать. В узде надо народ-то держать… так оно спокойнее будет.

Натали вспыхнула. Многое могла бы ответить она этому человеку. «Не сейчас!» Возраст его и чин остановили графиню. Не было к этому времени в ней уже прежнего максимализма, да и идеализма тоже поубавилось, жизнь перекроила её по-своему, научила не давать волю чувствам. «Это можно только со своими, – подумала Натали, промолчав в ответ, – всё ведь устроилось, чего же ещё?»

После этого визита графиня долго не могла уснуть. Неужели и эта ночь обернётся бессонницей? Натали спустилась в столовую, поставила на поднос два массивных стакана в подстаканниках и большой фарфоровый чайник. Она тихо подошла к двери Лизы. В проёме увидела свет. «Лиза, видно, читает свой любимый роман. А может, к завтрашним занятиям готовится». Натали тихонько приоткрыла дверь.

– Ты не спишь, Лиза? Давай шахматы расставим. Помнишь, как в Англии?

– Вы разве не устали, Наталья Романовна? Я уж и забыла, как фигуры ходят.

– Уж так и забыла, – Натали принялась разливать чай, – помнишь, как мы с тобой коротали в замке наши вечера? Кажется, что было это в другой жизни – не нашей.

– Теперь уж точно она другая. По-другому другая.

– Главное, что она наша с тобой и больше ничья.

Лиза молчала. Потом она плотно прикрыла дверь и произнесла еле слышным шёпотом:

– А князь, что с ним стало?

– Он жив… И здравствует. Зовёт в гости. А что ты шепчешь? Через Берда от него уже четыре письма пришло.

– И что же он пишет?

– Пишет, что в нашем замке всё в порядке. Правда, недавно Джакоба схоронили. Старик подхватил воспаление лёгких.

– Так Эмма совсем одна осталась?

– Садовник! Ты разве забыла? Да ты всё забыла, Лиза! Князь их навещает.