Текст книги "Луна в Близнецах"

24. Промысел Божий

На лужайке перед домом Марина с Алваросом колдовали над огромной сковородой, которая умостилась на низкой треноге, стоящей на огне. Девушка, одетая в странное длинное платье, была под стать своему учителю, категорически опровергая первое впечатление о себе художника. Она раскраснелась, волосы выбились из завязанной на затылке косынки и разбросались по плечам, а глаза её светились такой неподдельной радостью, что Леонардо с облегчением выдохнул, принимая и погружаясь в атмосферу беззаботности и праздника. Аромат, идущий от сковороды, тут же напомнил, что с утра он ещё ничего не ел. Девушка шла по каменистой тропинке навстречу вошедшим, держа в каждой руке по бокалу красного вина.

– Расслабьтесь и в душ, – Марина вела себя так, словно присутствовала рядом всё это время, понимая, что Леонардо необходим отдых.

Может, она прочла это по его глазам, а может, его жалкая улыбка ей обо всём рассказала.

Леонардо вымученно улыбнулся девушке, словно благодарил за то, что она ни о чём не спрашивает. Вино оказалось в меру прохладным, не слишком сладким и не слишком крепким, главное, оно было вкусным. Сделав несколько глотков, художник слегка качнулся и, ухватившись за её руку, с трудом удержал равновесие. «Заработать вторую шишку – это уже слишком», – пошутил он сам с собой, отдавая Марине свой бокал.

– У нас всё почти готово, я возле бассейна положила вам свежие полотенца, – улыбалась Марина, затем она обратилась к Леонардо: – Я тебе что-то расскажу. Это отличный сюжет для твоей следующей работы, уверена, он тебя вдохновит. Алварос мне такое рассказал, такое… Этот документ хранится в Португалии в библиотеке Жуанина.

Леонардо с удивлением посмотрел на Арье.

– Я же вам говорил, Грааль рядом, – прошептал испанец так тихо, чтобы девушка не могла их услышать.

– Так не честно. Мы им тут и сангрию, и паэлью, а они от нас секреты, – она картинно подбоченилась и, изображая обиду, строго произнесла: – Ни кусочка не получите, пока всё нам не расскажете.

– Ну, сначала вы нам, – подыграл ей Арье.

– Можно и мы, – уступила девушка, продолжая игру.

Когда все уже выпили не один бокал вина и паэлья была оценена по достоинству, Леонардо обратился к присутствующим:

– А где обещанный сюжет? Тут кое-кто грозился…

– Значит, вы готовы? – Марина повернулась к Альваросу и уже на испанском добавила: – Вы позволите нам перейти на наш родной язык?

Тот кивнул.

– Этой великой истории любви в одном из залов библиотеки Жуанина посвящена целая комната. Там представлены вещи влюблённых, предметы утвари и, конечно же, платье самой королевы. А самое ценное представляет рукопись о женщине, которая стала королевой после своей смерти. Её португальцы вот уже несколько веков считают своей национальной героиней, хотя по происхождению она испанка. Ну что, вы готовы? – торжественно произнесла девушка.

В саду стало совсем тихо, и даже птичьи голоса растворились в этой тишине.

– На родине, в Испании, эту девушку звали Инес де Кастро. В 2005 году португальцы отметили шестьсот пятьдесят лет со дня её гибели. Инес погибла во имя любви в Коимбре – городе, который тогда считался столицей Португалии. Они встретились в 1340 году. Высокородная испанка Инес прибыла в тот год в Португалию, чтобы служить при дворе наследного принца Педро и его молодой жены – кастильской принцессы Констанции. Увидев Инес, принц сразу же влюбился в неё. Люди поговаривали, что Констанция и Инес были единокровными сёстрами, но прямых доказательств тому нет. В Португалии находится дворец, построенный королём Педро I для своей любимой и прозванный «Дворцом слёз», – Марина торжественно обвела своим взором окружающих и, сделав паузу, продолжала:

– Убийцы Инес похоронили девушку в монастыре Святой Клары, но по указанию Педро I её тело перезахоронили в Аббатстве Алкобаса в белом мраморном саркофаге. Второй такой же саркофаг Педро приготовил для себя, веря в то, что когда все мёртвые возродятся для вечной жизни, он вновь воссоединится со своей возлюбленной и их первый взгляд будет взглядом любви. Педро именно это место выбрал для захоронения своей возлюбленной. Он верил в легенду о двух влюблённых – юноше Алко и девушке Баса. Они любили друг друга так же страстно, как Инес и Педро. Влюблённых разлучили, и каждый из них, страдая, наплакал реку слёз. В месте слияния двух рек – Алко и Баса – и было воздвигнуто аббатство Алкабаса.

Инес обладала необыкновенной красотой, кожа девушки была мраморно-белой, как у её матери, поэтому в народе её прозвали «Лебединой шеей», но характер решительный и стойкий достался Инес от отца. Констанция, впервые увидев Инес, сразу почувствовала опасность, заметив, как её муж взглянул на девушку. Принц отличался бесстрашным и необузданным характером, привык, что женщины покоряются ему с одного взгляда. Инес же была неприступна. Однажды в сражении принца тяжело ранили, и гонец поспешил во дворец известить о гибели Педро. Констанция приняла это известие сдержанно, зато горю Инес не было предела. Когда же Педро неожиданно вернулся домой, то девушка уже не могла более скрывать своих чувств. Отец Педро – Афонсо IV сначала не придал значения увлечению своего сына, но когда Инес родила Педро двух сыновей, а затем дочь, король забеспокоился. Внебрачные дети принца могли оспорить корону у законных наследников. Афонсо сделал всё, чтобы жизнь Инес при дворе стала невыносимой. В ответ на это Педро выстроил для своей возлюбленной замок, достойный её красоты, и поселил её там вместе с их детьми. Педро сделал всё, чтобы его любимая чувствовала себя настоящей королевой. Всё свободное время наследник проводил либо в сражениях, либо во дворце с детьми и Инес. А Констанции приходилось мириться со своей участью, молча сносить положение нелюбимой жены. Вскоре, в возрасте двадцать девяти лет, Констанция умерла, и в ту же ночь Педро и Инес тайно обвенчались в маленькой часовне. После смерти Констанции король сразу принялся искать для своего сына новую жену, но Педро ни о ком не хотел слышать, кроме как об Инес. И тогда Афонсо понял, что сын не женится, пока Инес жива.

Когда принц уехал на охоту, Афонсо ворвался со своей стражей в резиденцию Инес и потребовал, чтобы она с детьми навсегда покинула Португалию. Женщина не согласилась, тогда по приказу короля стражники убили её на глазах у детей. Жители Коимбры утверждают, что после смерти Инес на её любимом месте в саду волшебным образом появился источник. Он существует и до сих пор, напоминая людям об этой грустной истории. Педро плакал навзрыд. Затем он ушёл на священную гору Монтсеррат и прожил в пещере отшельником два года. Когда принц вернулся, ему сообщили, что отец его тяжело болен. Афонсо так и не смог оправиться после тех страшных событий. Через некоторое время король скончался. Педро вошёл в его покои, перекрестил отца и сразу же вернулся во «Дворец слёз». Первое, что сделал наследник после смерти короля, отыскал убийц своей возлюбленной и жестоко расправился с ними. А вскоре сообщил своим придворным, чтобы они собрались на площади у Собора Святой Марии. Рано утром 25 июня 1360 года парадный кортеж двинулся из королевского дворца в Коимбру. Когда все собрались на площади перед Собором, то перед ними появился новый король – Педро I. Он сделал знак рукой, чтобы все замолчали и заговорил: «Сегодня главный и самый счастливый день в моей жизни. Я обретаю мою законную королеву, брак с которой был заключен одиннадцать лет назад», после чего все направились в Собор. То, что они увидели, заставило придворных содрогнуться. На троне в парадном королевском платье и с короной на голове восседал полуистлевший труп Инес. Педро произнёс: «Именем Всевышнего и именем закона Инес де Кастро провозглашается королевой Португалии. Присягните на верность своей королеве». Поочередно придворные подходили к трону и падали ниц, целуя почти что истлевшую руку женщины. Затем её тело положили в мраморный саркофаг, а второй, точно такой же, поставили рядом. Этот саркофаг ждал Педро ещё десять лет. В монастыре Святой Марии девяносто девять монахов молились за упокой души возлюбленной Педро. А когда тот возвращался из военных походов, то сразу же направлялся в монастырь, чтобы побыть наедине со своей королевой.

Марина замолчала. Затем взглянув на художника, она тихо произнесла:

– Мне бы так хотелось побывать в тех местах… где кончается земля.

 
                                     * * *
 

На следующий день, поблагодарив радушных хозяев и попрощавшись с Испанией, Леонардо и Марина отправились в путь. Их направлением была Португалия. Они поселились в отреставрированном здании начала двадцатого века, стоящем среди узких улочек, дворов и лестниц в верхней части Коимбры – отеле Casas da Alta, что в переводе означает «Высокий дом». Почти рядом с этим местом располагалась историческая церковь Се-Велья, а в десяти минутах езды парк «Маленькая Португалия». В библиотеку Жуанина Леонардо с Мариной отправились на следующий день. Примкнув к группе туристов, они благополучно обошли все три её зала, разделённые декоративными арками – красный, синий и оливковый. В каждом из залов возвышались высокие, отделанные искусной резьбой шкафы. Книги, множество книг в дорогих кожаных переплётах, плотно прижавшись друг к другу, заполняли упирающиеся в потолок шкафы. Заметив смятение Леонардо, девушка обратилась к дежурному:

– Будьте добры, как нам попасть в зал Инес и Педро?

– Вам следует пройти на второй этаж, комната на реставрации. Направо от лестницы и затем прямо до конца коридора. Я сейчас скажу, чтобы вас проводили, – мужчина достал сотовый телефон.

– Не нужно, – прошептал девушке художник, – сами найдём, – он потянул её за руку к лестнице.

– Леонардо, объясните, что вы хотите здесь найти? Я так поняла, что Инес и Педро вас не слишком интересуют.

– Ты права… как всегда, права. Эта история меня, мягко сказать, не зацепила. Мы пойдём туда, обязательно пойдём, но вечером нам нужно созвониться с Мигелем, и завтра я приеду с ним сюда ещё раз, а ты можешь пройтись по магазинам.

– Если этот поход только ради меня, то стоит ли тебе так себя мучить? Не хочешь говорить, не нужно. Подожди меня лучше на лавочке возле входа. Я могла бы сюда и одна пойти, – недоумевала Марина.

– Ну уж нет, вместе пришли, вместе уйдём, – уверенно заявил Леонардо.

– Нашли, молодые люди? – к ним обращалась средних лет стройная строгая женщина. – Если вас так интересует эта история, то вам явно не к нам. Вам следует посетить «Замок слёз». Там действительно есть на что посмотреть.

– Но раз уж мы здесь, покажите нам то, что есть у вас, – робко сказала девушка.

– Конечно, проходите. Здесь, правда, всё не на своих местах, ремонт, вы сами увидите. Я могу вам немного рассказать об этом.

Женщина принялась повторять историю, которая была уже всем известна, описывая попутно предметы обихода, которые хранились в этом маленьком уголке. Но Леонардо живо привлекла картина, расположенная над входом, которую, видимо, ещё не успели снять. На картине он увидел точно такую мраморную лестницу, которую рисовал когда-то сам. Она была витая, но без перил. Лестница вела в небо. В её центре стояли мужчина и женщина. В основании лестницы плескалось море, а в её вершине художник нарисовал странный символ в виде большого «О» с завитушками вверху и внизу, словно продолжение самой буквы. Верхний завиток был направлен по горизонтали влево, а нижний – вправо. Буква была удивительно похожа на чашу, только имела другую форму, а сюжет и сам стиль работы художника Леонардо до боли напомнили его собственную работу.

– Марина, спроси, кто автор этой картины?

Девушка перевела его просьбу. Женщина внимательно посмотрела на Леонардо и принялась рассказывать.

– Художник неизвестен. Картина преподнесена в дар библиотеке служителями монастыря Жеронимуш.

– Расспроси подробнее о монастыре, – шепнул девушке Леонардо.

Женщина продолжала:

– Этот монастырь в предместье Лиссабона был заложен в начале шестнадцатого века королём Мануэлом I Счастливым как монастырь Святой Марии. Изначально он принадлежал ордену иеронимитов.

– Кто это…

– Это католический орден монахов-отшельников, живущих по правилам Святого Августина, хотя главным их принципом всегда было отшельничество.

Марина тем временем внимательно рассматривала наряды Инес, оружие Педро, мебель, посуду.

– Я подожду тебя на входе, – тихо произнёс художник, благодарно кивнул рассказчице и поспешил к выходу.

Когда девушка вышла, Леонардо стремительно увлёк её к машине.

– Мы завтра едем в Лиссабон… В монастырь Жеренмуш.

– Жеронимуш, – поправила Марина… Да что с тобой, в конце концов, ты можешь объяснить?!

– Что тут объяснять? Едем знакомиться с монастырём.

Марина насупилась. Она молча вела машину.

– Найди мне русскоязычного гида, – уверенно произнёс Леонардо.

– А я тебя больше не устраиваю?

– Не в тебе дело.

– А в ком? Или в чём?

– Мне нужно узнать, откуда в монастыре появилась эта картина.

– Знаешь, она мне тоже показалась странной. Как будто из другого времени. Совсем не вяжется со всей этой историей, да и с отшельниками этими тоже.

Художник молчал. В его глазах девушка читала такую усталость и грусть, что сердце её сжалось.

– Может, позвоним Софии Владимировне? – жалобно прошелестела Марина.

– Ещё чего! Не вздумай! – в его тоне вновь появились прежние покровительственные нотки.

Леонардо набрал номер Арье.

 
                                     * * *
 

Художник не спал всю ночь. Испанец приехал в девять. Оставив девушку в отеле, мужчины отправились в Лиссабон и через три часа были уже на месте.

Арье перекинулся парой слов с дежурным и увлёк русского вниз по лестнице.

– У них в цокольном этаже архив, там нам могут дать справку об имуществе монастыря… липовую, – испанец хохотнул. – Хоть что-то.

Мужчины спустились вниз по лестнице. Их встретил маленький старичок без определённого возраста, как показалось Леонардо, ну очень древний. На просьбу Арье он беспомощно пожал плечами.

– Это был странный случай. Какой-то чудак передал картину библиотеке в день её юбилея якобы от имени нашего папства, назвавшись нашим служителем. Наши коллеги пытались найти этого странного человека. Припоминаю, что персонаж этот связан как-то с семейством Альма-де-Торлес, корни которого простираются из XII века. К сожалению, я ничего более не могу вам добавить по этому поводу.

– Вы нам очень помогли, наша благодарность, – заверил архивариуса Арье, увлекая Леонардо к выходу.

В машине испанец сделал всего один звонок. Ожидание продлилось около получаса, и после ответного разговора он ободрил художника:

– Мы почти у цели, слава богу, она ещё жива.

– Кто она?

– Девятнадцатая герцогиня де Альма. К тому же знаменита и очень богата. Она может рассказать нам о картине. Мы возвращаемся в Испанию, в Севилью, надеюсь, что это конечная точка наших поисков. Это около четырёх часов пути, там её родовой замок.

– Если она так богата и знаменита, с чего ты решил, что нас к ней пустят? В России попасть в подобные апартаменты не так просто.

– Не переживай, у меня кое-что есть на этот случай, – Арье показал русскому кожаную книжицу синего цвета.

– Что это?

– О, это очень важный документ, открывает все двери как по мановению волшебной палочки. Таким в Испании владеют единицы.

– Ваши корни идут вам во благо, – пошутил Леонардо.

Арье рассмеялся:

– Ну вот, совсем другой разговор. Может, нам выпить кофе?

– Мне с самого утра кусок в горло не лезет, могу посидеть за компанию, – кисло проговорил художник.

– Тебе следует выпить вина, я угощаю, – подбодрил русского Арье, – поспишь по дороге и к встрече будешь как огурчик. Так у вас говорят?

– У нас.

– У вас, – усмехнулся Арье.

– Пожалуй, что вино мне сейчас не помешает.

 
                                     * * *
 

На удивление Леонардо, их встретила сама хозяйка замка. Запросто, безо всякого страха, эта женщина пригласила совершенно незнакомых людей к себе в дом. «Документ не понадобился», – удивился про себя художник. Она показала пришедшим на небольшой диванчик рядом с изящным столиком, а сама расположилась чуть поодаль, в кресле на постаменте, которое вполне сошло бы за трон. И это подчеркивало её высокое положение, но так деликатно, как бы само собой, когда все вокруг согласны. Это была женщина интересной наружности, на вид ей можно было дать лет восемьдесят пять. Совершенно седые волосы круглой шапочкой до основания шеи окаймляли узкое длинное лицо серо-коричневого цвета. Маленькие, глубоко утопленные глазки, но искусно накрашенные, с подведёнными верхними и нижними веками, явно претендовали на больший размер. Бледная кожа серого цвета, тончайшая, как папиросная бумага, покрытая частым пигментом и неестественно натянутая, могла поведать о множестве удачных и неудачных пластик, а припухшие бледно-серые губы совершенно не вязались с безупречно ровными блестящими белыми зубами. Но взгляд её и ровная спина говорили о непревзойдённой уверенности и силе характера. Несмотря на возраст хозяйки, её платье с глубоким декольте и рукавом три четверти можно было назвать юным. Дорогие украшения на шее и в ушах безупречно гармонировали с остальным нарядом. И завершали всю эту композицию тончайшие капроновые чулки в сеточку и фиолетовые туфли на высоких квадратных каблуках. В руке герцогиня держала небольшой веер. Мимолётно взглянув на Альму, Леонардо автоматически словно сфотографировал весь её облик, отметив мельчайшие детали и уловив основную черту её сути. Это профессиональное, это как мастер-музыкант моментально определяет тональность и характер произведения. «Интересно, в обычной домашней обстановке она всегда так выглядит? – подумал русский и сам ответил себе: – Наряд ни при чём, это её природа».

– Чем могу? – хозяйка спокойно обратилась к мужчинам.

– Мы ищем владельца картины… вот этой, – Арье передал Альме листок с изображением из библиотеки.

Она долго задумчиво смотрела на фотографию, словно заглядывала за завесу времени, затем спокойно сказала:

– Я всегда верила, что когда-нибудь об этих картинах захотят узнать.

– Но здесь только одна.

– У вас только одна. Пойдёмте, я покажу вам ещё.

Леонардо в очередной раз удивился лёгкой поступи этой женщины, совершенно не выдающей её возраст. В герцогине, во всём её облике умещалось столько парадоксов, что он невольно вспомнил сказку Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». Они прошли вдоль галереи с портретами предков герцогини. Отовсюду на художника смотрело множество мужских и женских пар глаз: гневных, лукавых, удивлённых, капризных, насмешливых, страстных, безумных. У Леонардо закружилась голова, это напомнило ему состояние в Соборе Святой Марии. Наконец герцогиня, повернув в замке маленький ключик, открыла перед ними массивную дубовую дверь и… Все стены комнаты были увешены картинами Леонардо. «Утро на холме», «Девушка с кувшином», «Ступа», «Горные тропы», «Ветка сирени», «Вдохновение» и многие-многие другие. Дыхание перехватило, мужчина опёрся плечом о стену, пытаясь удержать равновесие.

– Это темпера… Краски изготавливались из натуральных камней, поэтому картины выглядят живыми, – гордо произнесла хозяйка замка.

«Да, масло не идёт ни в какое сравнение», – согласился про себя Леонардо. Художник увидел здесь и те, что он пока не закончил, и те, которые ещё толпились в его голове, ожидая своей очереди.

– Невероятно…

– Вы русский? – проговорила удивлённо Альма по-испански.

– Да, это мой гость, он из Санкт-Петербурга.

– О-о-о, я рада, я люблю эту страну… ваш балет, – герцогиня протянула Леонардо руку, – пройдёмте, я угощу вас хорошим вином.

– Скажите, пожалуйста, кто художник, – обратился он к хозяйке, указывая на картины.

Арье перевёл вопрос.

– Я сейчас расскажу.

На террасе уже стоял накрытый для гостей стол, чья-то заботливая рука постаралась. Вино как будто бы только что разлили. Как странно, Леонардо не услышал ни единого шороха, замок казался совершенно безлюдным. Герцогиня мягко опустилась в кресло и, сохраняя царственную осанку, отхлебнула из своего бокала. Она какое-то время смотрела на Леонардо и затем начала свой рассказ. Она будто поняла, что именно он должен был появиться здесь, чтобы взглянуть на спрятанные шедевры.

– Эти картины достались мне от моего давнего друга. Его уже нет в живых. Мы состояли в переписке сорок четыре года и ни разу не видели друг друга. Это было нашей договорённостью, – женщина замолчала, погружаясь в свои мысли.

– Когда Энрике не стало, я получила контейнер с картинами и все свои письма. Он писал, что у него никого не осталось кроме меня, просил, чтобы наша переписка осталась в тайне. Знаете, сейчас многие публикуют ошеломляющие подробности из своей жизни. Я считаю это недопустимым.

– А картины, как к нему попали эти картины?

– Он купил их у одного монаха.

– На всех картинах в правом нижнем углу изображение пятиконечной звезды и креста с расширяющимися вершинами, это может навести на след художника.

– Не может. Это эмблема катар. И она указывает только на то, что картины принадлежали именно Энрике. Энрике был катаром.

– Но вы подарили картину библиотеке.

– Это он её подарил, он не хотел, чтобы о нём узнали, поэтому представился служителем монастыря.

– Вы продавали картины?

– Нет, он просил, чтобы они оставались у меня, он верил, что когда-нибудь на них придёт взглянуть человек, имеющий к ним отношение. Энрике потому и подарил библиотеке свою картину, чтобы тот человек на неё наткнулся.

– Но как он мог знать?

– Энрике был уверен, что каждый, уважающий себя человек хотя бы раз в жизни обязательно посетил библиотеку Жуанина.

– Но ведь это совершенно не так, – Арье протестующе посмотрел на герцогиню.

– Как видите, факт говорит обратное… Теперь я могу спокойно умереть, – женщина рассеянно смотрела вдаль.

Затем она повернулась к Леонардо и устало добавила:

– Я не могу вам больше ничего сказать. Хотя… вот ещё что, за несколько месяцев до смерти Энрике серьёзно заболел. Он не надеялся прожить ещё хотя бы полгода и совершил над собой Consolamentum – особый ритуал посвящения в совершенные. Когда ему стало вдруг лучше, а он уже не ждал от жизни никаких подачек, он заморил себя голодом, так и умер голодной смертью. Это всё… Я слишком устала, – женщина выглядела совершенно измученной, она медленно встала и, ступая по искусно вышитому ковру, затерялась в лабиринтах своей последней обители. Гости вышли из замка так же незаметно, как и вошли.

 
                                     * * *
 

– Кто такие катары? – спросил Леонардо.

Арье уверенно вёл автомобиль.

– В тринадцатом веке, когда Франция состояла ещё из раздробленных провинций, её юго-западная территория между Парижем и Барселоной называлась Окситанией. Эта область по своим обычаям и языку более тяготела к Испании, нежели Франции. Лорды Окситании присягали на верность Барселоне – арагонскому королю. В этой провинции и возникло это религиозное течение – катаризм. Его адепты называли себя катарами.

– Секта?

– Нет! То была вполне структурированная и очень мощная организация. Впервые она появилась в Альби, поэтому их ещё называли альбигойцами. Катары обвиняли католиков в праздности, прелюбодеяниях, ростовщичестве – во всём том, что те выставляли грехом для простых смертных. Сами же катары считали материю злом и верили, что добрая душа должна стремиться к свободе и возвращению к Богу. Они были аскетами – соблюдали посты… и не только в еде.

– В чём же ещё можно соблюдать посты?

– В том, чтобы не вступать в связь с женщинами.

– Значит, это была религия для мужчин?

– Наоборот, они признавали женщин равными мужчинам, но в то же время запрещали брак и сношения, потому что считали, что через рождение человек попадает в физический плен и становится грешным. Просто в Окситании роль женщин была много выше, чем в северной Франции. В Окситании женщины управляли городами, принимали участие в государственной жизни и не были придатком к мужчине, как в остальной Франции.

– Интересная теория.

– Так вот, у катар каждый верующий мог перейти в разряд совершенных, когда давал обет не совершать грехов. Это таинство они называли «консоламентум». И совершить этот ритуал можно было только один раз в жизни, чтобы после этого уже не грешить и чистым прийти к Богу. Поэтому катары стремились перед самой смертью дать такой обет.

– Да уж… это не как у нас: покаялся перед батюшкой и опять за своё, – усмехнулся Леонардо.

– Да, совершив консоламентум, можно было только умереть. Доходило до смешного: человек мог серьёзно заболеть и дать обет, думая, что он умрёт. А когда болезнь отступала, то совершал самоубийство, так как оставшись живым, он якобы снова начинал грешить, но уже не имел права повторить таинство. Поэтому часто, совершив обряд, они либо замаривали себя голодом, либо уходили из жизни как-то иначе. Каждый совершенный отдавал своё имущество общине, а оставшиеся дни посвящал молитве и служению.

– Идиотизм.

– Вера! И самое интересное, что в эту религию стали постепенно вовлекаться высшие сановники – герцоги, графы. Они активно поддерживали катаризм и сами становились катарами. И те под покровительством окситанских элит чувствовали себя очень даже не плохо. Постепенно катаризм стал государственной религией в Окситании.

И когда под носом у Папы, которому все в рот смотрели, какие-то катары построили параллельную церковь, то с этим уже нужно было как-то бороться. Поэтому Папа, в ту пору то был Иннокентий III, объявил катаров еретиками и собрал против них и самой Окситании крестовый поход, так как ему нужно было добиться беспрекословного подчинения католической церкви всех европейских провинций. Крестоносцы стягивались отовсюду: из Германии, Англии, Австрии, Пруссии, Бургундии, севера Франции. Окситания манила, она в те времена считалась очень богатой, и этой землёй хотели завладеть многие. Крестоносцы вылавливали катаров и жгли их на кострах, независимо от сословия и положения, а имущество забирали себе. Королей, которые поддерживали катаров, Иннокентий отлучал от церкви, объявляя их вне закона. А это означало, что те не имели никаких прав: их могли убить, завладеть их имуществом. Первым пал Безье, потом Каркассон. Крестоносцы брали город за городом, грабя и сжигая всё на своём пути, жестоко пытая верующих. После того как у катаров не осталось военных защитников, они ушли в Пиренеи, и последним их оплотом стала крепость Монсегюр – оборонительное сооружение в отрогах гор.

Леонардо внимательно слушал Арье.

– И именно в это время и родилась великая инквизиция – следственный комитет римской католической церкви, который расследовал ересь, искал зачинщиков, последователей, сочувствующих этой ереси, и всех их предавал костру. Осада Монсегюра длилась девять месяцев. Инквизиция считала, что у катаров в подвалах хранятся несметные сокровища, среди которых и Священный Грааль, ведь римская церковь признавала катаров ранними христианами. Когда в последние две недели осады Монсегюра у осаждённых закончилась вода и они поняли, что придётся сдать крепость, то вступили с крестоносцами в переговоры. Катары попросили пятнадцатидневное перемирие, чтобы все, кто остался в живых, могли принять консоламентум. Крестоносцы стащили вниз с горы двести сорок священников-катар и сожгли на огромном костре. На этом поле сожжённых и сейчас установлена табличка, говорящая о тех временах. И вот здесь заканчивается реальность и начинаются легенды. Одна из них говорит о том, что женщина-катарка, их предводитель, во время сожжения превратилась в белую голубку и улетела. По другой легенде считают, что четверо монахов-катаров ночью спустились с горы на длинных верёвках и унесли с собой тайное знание и Священный Грааль, который они позже передали тамплиерам. И эта легенда оказалась столь живучей, что в сороковых годах Гитлер направил в Пиренеи экспедицию. Немцы там основательно всё перерыли, но так ничего и не нашли.

– Про голубку – это уже совсем сказки.

– Знаешь, катары ведь были искусными магами… Ведунами. Они могли вершить вещи, недоступные простым смертным – настоящие чудеса. В каждой легенде есть доля истины, – задумчиво произнёс Арье.

– А Гитлер?

– А что Гитлер, до сих пор ходят слухи, что немцы таки нашли Грааль и увезли его в свою резиденцию, но в конце Второй мировой войны его след опять затерялся. Исторически Монсегюр не был последним прибежищем катар, так как существовал ещё один их замок – Керибюс. И он был взят только через одиннадцать лет после падения Монсегюра, там и был убит последний катар.

– Тогда как этот Энрике мог быть катаром по прошествии стольких лет после их исчезновения?

– Вот и я думаю, как? – задумчиво произнёс Арье.

– Понятно… что ничего не понятно.

– А что тебя так потрясло у этой Альмы?

– Это мои работы.

– Что?!

– Картины в её замке… мои работы, – Леонардо показал испанцу несколько фотографий со своей выставки, хранящихся в памяти телефона.

Тот присвистнул.

– Но они маслом написаны, я никогда не пользовался темперой.

– Невероятно! Это не укладывается ни в какую логику.

– Точно… как превращение в голубку… Знаешь, я очень тебе благодарен, – Леонардо даже не заметил, как они перешли на ты.

– Что будешь делать?

– Завтра уедем в Питер, думаю, что к Испании у меня вопросов больше нет.

– Ну и дела… Многое видел, но такого…