Текст книги "Луна в Близнецах"

20. Улыбка Сатурна

Благодарю за знания цветы,

За вкус сошедшей на меня печали,

За то, что этой страшной высоты —

Той, что захочет, чтобы замолчали

Все струны переполненной души.

Я, слава богу, не могу коснуться,

Что кровь и плоть ко мне ещё вернутся.

1909 год

К этому времени поместье Волошиной Натальи Романовны представляло собой небольшой городок со своей структурой, разделённый на промышленную и жилую зоны. И было в этом городе всё своё: сами строили, сами выращивали, мололи, выпекали, сами учили и лечили, сами крестили – могли безбедно прожить за счёт своих хозяйств и в дождь, и в засуху. Этому городу Натали посвятила всю себя, сердце болело за всё, что происходило здесь – за каждого уезжающего в большую жизнь. И сколько ж в это было вложено сил: её, Спасского, Лизы, Савелия и многих-многих воспитанников школы, которые возвращались сюда после обучения в Петербурге и Москве. А за тех, кто не возвращался, Натали не печалилась. Понимала, мечты у всех разные. Они как деревья: у одного калина, а у иного кедр и крона до небес. Улицы в городе аккуратно заасфальтированы и освещены ажурными высокими фонарями, частые лавочки с коваными перилами вдоль аллей приглашают гуляющих присесть, а в центре сквер с искусственными прудами и библиотека. Школы к этому времени уже три отстроили, а завод Натали славился своей мебелью далеко за морем. Понимала хозяйка, что с каждым годом силы уходят, нет уже той энергии, когда четырёх часов хватало, чтобы выспаться и снова вернуться к делам. А последние три года Наталья Романовна и преподавать перестала. Случилось это после ухода Лизы. Натали велела похоронить её в своём саду под большой раскидистой яблоней, куда каждое утро приносила свежие цветы. Имущество своё и замок в Англии графиня завещала Анне, словно чувствовала, что время её подходит. Маленькую Нюточку Натали почти сразу же удочерила, дав девочке фамилию мужа. Черкасову Анну Николаевну в городе знали как опытного хирурга. Закончив школу, девочка выучилась в Петербурге на врача и оперировала в родном поместье, растила себе достойную смену. Оперироваться к ней приезжали из самой Москвы.

«Всё остаётся людям», – думала Натали, медленно раскачиваясь в старом дубовом кресле. За окном мела метель, чай на самшитовом столике совсем остыл, а в камине весело потрескивало схваченное огнём старое полено. «Нюточка придёт не скоро, у неё сегодня три операции… наверное, на ночь останется», – подумала Натали и закрыла глаза.

 
                                     * * *
 

Она стояла в центре огромного круга. «Ристалище». По окружности декорации… и двери, двери… много дверей. Старые железные, наскоро сбитые деревянные крестьянские, современные из лёгкого материала. Сколько ж их тут? Натали посмотрела вверх. Под куполом графиня увидела девушку. Та была огромного роста – метра три-четыре. Кожа у девушки смуглая, глаза карие, вьющиеся тёмные густые волосы достают до плеч, и платье очень странное – до колена чуть достаёт. Тело девушки было стройным и грациозным, с рельефными формами, узкие кисти, щиколотки, длинные пальцы. «Да, такие руки созданы для рояля», – подумала Натали. А рядом с девушкой стоял мальчик лет одиннадцати. «Сын», – решила графиня.

– Ты кто? – спросила женщина из круга.

– Я? Медведица, – ответила девушка, – я твоё следующее воплощение.

– Почему медведица? Ты же человек.

– Я душа твоя. Ты, деточка, родом из созвездия Плеяд. Твой дом – Альциона. И ты можешь вернуться домой. Тебе нынче позволено, – девушка ласково улыбнулась, – для этого нужно только твоё желание.

Натали задумалась.

– К медведям?

Красавица рассмеялась.

Это легенда такая. Плеяды – семь сестёр, которые стали жёнами богов – мудрецов, великих Риши с Большой Медведицы. Случилось так, что Плеяды стали жертвами обмана, и мужья отреклись от них, низвергли на Землю. Картикея спас нас, – Медведица указала рукой на мальчика, – помог вернуться на небеса. Солнце Земли – восьмая звезда Плеяд, и вращается она вокруг Альционы – самого яркого Солнца в нашем созвездии.

– А я люблю наше Солнышко, – задумчиво произнесла Натали, – особенно зимой.

– Земля отдана под эксперимент, где души взращивают себя в энергиях дуальности, чтобы в конце концов прийти к единству. Но у нас на Альционе нет дуальности. Твоё пребывание на Земле было достойным, и ты заслужила возвращение домой.

Натали, опустив голову, молчала.

– А этот эксперимент… он когда-нибудь закончится?

– Никто не знает… Всё когда-то закончится, деточка, – уклончиво ответила красавица под куполом.

Снова повисло молчание. Слезинка скатилась по щеке Натали. Она прижала руки к груди и грустно посмотрела на Картикею.

– Я должна быть там. Человечество столько всего открыло… Я совсем ещё не успела ничего узнать.

В тот же миг множество сверкающих звёздочек посыпались на голову Натали, они кружились в вихре, освещая собою сцену, но по мере приближения гасли, покрывая голову графини пеплом. Натали зажмурилась. Отряхнув волосы, она приоткрыла глаза и направилась к одной из дверей. «Интересно, откроется или нет?» Натали почему-то вспомнилась дверь без ручки в западной части английского замка. Дверь скрипнула и медленно отворилась, приглашая женщину войти. В центре зала графиню ждал большой стол, она подошла ближе. На столе под белоснежной салфеткой Натали обнаружила инструменты – точно такие, какими пользовалась Нюточка. Были здесь и скальпели различной длины, изогнутые ножницы, пинцеты и много-много других чудных вещиц, которые графиня не встречала прежде. «Значит, таких мы пока ещё не придумали», – решила женщина. Она обошла зал по периметру, надеясь отыскать хотя бы одно маленькое окошко, чтобы взглянуть краем глаза, но нет, окошко не появилось. Графиня незаметно вернулась ко входу, тихо повернула маленький ключик и направилась к следующей двери.

За дверью слышались голоса. Женщина заглянула внутрь, и неведомая сила буквально втолкнула её в новое пространство, увлекая в общий людской поток. На первый взгляд обстановка в помещении показалась ей хаосом. Множество людей разных возрастов стояли почти вплотную друг к другу, некоторые тихо переговаривались, изредка слышались всхлипы женщин, плач детей, прерывистые вздохи. В воздухе смешались запахи духов, пота, табака, чеснока и много-много других. От этой феерии «ароматов» у Натали мгновенно закружилась голова, и она начала медленно клониться набок. Стоящий рядом мужчина подхватил её за локоть, предложил глоток воды.

– Что здесь происходит? – еле слышно спросила графиня.

– Матушка Феодосия скоро начнут принимать… – начал было объяснять мужчина и вдруг как закричит: – Женщину, женщину пропустите!!! Обморок случился!

Двое других подхватили Натали, увлекая мимо общей очереди. И через несколько мгновений она уже сидела на небольшом стульчике, наблюдая, как маленькая старушка водит свечой над лежащей на кушетке девчушкой, распевая свой чудной непонятный речитатив.

Старушка мимоходом взглянула на вошедших мужчин, вздохнула, улыбнулась и показала им взглядом на дверь. Ребёнок на кушетке крепко спал.

– Ну, наконец, дитятко, – обратилась старушка к Натали. – А я уж и ждать перестала!

Она взяла со стола старую потёртую иконку, платок в голубой горошек и медный увесистый маятник на шнурке, протянула свои инструменты Натали. Та вопросительно посмотрела на знахарку.

– Бери скорее, теперь это всё твоё, мне уж давно пора. Сколько же можно, сил нет уже никаких.

– Что это? – спросила графиня, а сон ею овладел так, что ещё немного, и на всё согласилась бы, чтобы только к подушке прикоснуться щекой.

«Это, видно, бабушка так меня усыпила», – пронеслось где-то совсем рядом, будто не в её сознании.

– Нет! – из последних сил закричала Натали, одёргивая руки от подношения старушки.

В тот момент увидела графиня во лбу женщины, которая пыталась отдать ей свой реквизит, находится огромный глаз. И глаз этот расположен не как два других, а вертикально, Глаз словно делил всё лицо знахарки на две равные части. И не старушка была перед ней вовсе, а стройная статная женщина лет пятидесяти, но Натали точно знала, что ей больше, много больше. Видение это промелькнуло, словно в дурном сне, и графиня уже стояла перед следующей дверью.

В этом зале Натали увидела стройные ряды столов, разделённых небольшими проходами. За столами сидели молодые, лет двадцати, юноши и девушки, а крепкий статный мужчина выводил на огромной доске какие-то формулы. Мужчина повернулся к двери, кивнул Натали и обратился к студентам:

– Хочу представить вам нашего нового преподавателя зарубежной литературы Наталью….

Графиня предупредительно поднесла указательный палец к губам, умоляя мужчину жестом, чтобы он замолчал. Затем она направилась в конец аудитории и опустилась на свободный стул. Видимо, это было место для опоздавшего студента, который по ночам разгружал контейнеры с продуктами, чтобы помогать больной матери.

«Это у меня уже было», – грустно подумала Натали и, решительно встав, направилась к выходу.

Когда женщина прошла через десятка полтора дверей, то почувствовала, что ноги её отказываются слушаться. Натали казалось, что этому путешествию не будет конца. «Устала, ничего больше не хочу». И тут её внимание неожиданно привлекла свеча, стоявшая на пороге одной из дверей. Пламя будто танцевало, движимое потоками воздуха, исполняя замысловатый танец. Графиня напряглась и в это мгновенье услышала звон колокольчика. Множество колокольчиков издавали точно такой звон, как в их храме. Этот звон, который возникал от малейшего движения воздуха, она не спутала бы ни с каким другим. Женщина взяла свечу и шагнула в неведомое. «Что ж, ничего особенного». В центре зала стояло большое овальное зеркало во весь человеческий рост, а рядом обыкновенная вешалка. На плечиках Натали ожидало одно единственное платье. «Где-то я это уже встречала, – мучительно вспоминала женщина. – Портрет!!! Платье уличной танцовщицы… в спальне князя». В солнечном сплетении тоскливо заныло. Женщина придирчиво разглядывала наряд. К подолу искусный портной пристрочил алый капроновый шлейф, а на крючке плечиков призывно возвышался огненно-красный цветок на кожаном шнурке, подсвечивая собой дорогую ткань. Натали погладила платье тонкими пальцами, и материал заиграл, переливаясь всеми цветами, освещённый пламенем свечи. Поставив подсвечник на пол, графиня сняла плечики и, приложив к себе наряд, улыбнулась своему отражению в зеркале. «Вот это!» – уверенно произнесла женщина в пустоту. Не выпуская свою находку из рук, она решительно направилась к выходу и… как заворожённая остановилась в дверях.

Прямо на неё смотрели чёрные бездонные, как омут, в бесчисленных складках на веках глаза старика. Прямой как палка старик, одетый в серый длинный саван, держал в одной руке железный посох, похожий на обыкновенную клюку. А другая его рука, устремлённая к Натали, словно зависла в воздухе, удерживая небольшой конверт.

Женщина застыла в немом молчании, отвела взгляд. Наконец она решилась поднять глаза и, стараясь унять дрожь в голосе, чётко и тихо произнесла:

– Я выбрала.

Старик саркастически усмехнулся.

– Неужели вы и вправду решили, что это выбрали вы?

Натали смутилась.

– Это вам, – он подал ей конверт.

Женщина, перекинув свой новый наряд через руку, развернула подношение. На совершенно чистом листе бумаги медленно проступил рисунок. То был квадрат, расчерченный по периметру на двенадцать квадратов меньшего размера, и в каждом из них она увидела маленькие непонятные символы.

– Что это? – спросила графиня.

– Это ваш звёздный паспорт, я сегодня добрый, – хитро усмехнулся старик.

– Но я в нём ничего не понимаю, – беспомощно проговорила Натали.

– Потом поймёте, – резко бросил он в ответ, развернулся и пошёл прочь.

 
                                     * * *
 

Створка окна вдруг широко распахнулась, в комнату ворвался поток колкого снежного ветра, опрокинув на пол стакан с остывшим чаем. Под порывами ветра по всему полу рассыпались сотни листов бумаги, исписанные чётким ровным почерком и заполненные множеством цифр. В кресле неподвижно сидела женщина. Она не почувствовала холода, она была уже далеко.

21. Всё ближе к Граалю

Покинув Андорру, Леонардо с Мариной отправились в Испанию. Они решили не отклоняться от намеченного маршрута. На удивление девушки, художника не впечатлили красоты Барселоны. Музей Пикассо чуть более других вдохновил Леонардо, и она искренне недоумевала, что не так. От этой поездки Марина ожидала противоположного результата. Чувство, что вся их программа лишь декорация, за которой скрывается истинное намерение её спутника, не покидало её с того самого момента, как их маленький Спарк пересёк границу Испании. Во время ужина Леонардо неожиданно сообщил, что хочет переехать в Валенсию, и предложил своей спутнице найти для него русскоязычного гида, а самой остаться в Барселоне. Такого оборота Марина не ожидала, она с радостью приняла бы это предложение, если бы не просьба Софии Владимировны – по возможности не оставлять Леонардо одного.

– Можно найти гида, но мне бы не хотелось оставаться здесь без тебя, – уклончиво произнесла девушка.

Мужчина пожал плечами, казалось, он её не слушал, думая о чём-то своём.

– Если ты не возражаешь, я поеду в Валенсию вместе с тобой, и мы обязательно найдём там для тебя гида, а я могу гулять и одна.

– Что ты сказала? – обратился он к девушке, словно не услышал её.

– Я отвезу тебя в Валенсию! И найду тебе гида, мы можем даже поселиться в разных отелях.

– Хорошо… – задумчиво ответил он. – Мне нужна поездка по монастырям города, а дальше я уже сам… Буду звонить, если что-то понадобится.

Вскоре Марине удалось найти для них маленький сельский дом в пригороде Валенсии. Это было вполне себе уединённое место вдали от цивилизации и автострад, давно забытое туристами, казалось, что и самим хозяином. По счастливой случайности это объявление девушка встретила не на сайте посредника, а в местной газете еврейской диаспоры, которую ей вручил на заправке кареглазый мальчишка-подросток. Связавшись с хозяином, путники сразу отправились по указанному маршруту. Владелец обещал приехать к полудню, предупредив, что встречать их будет Алварос – его садовник.

Прибыв к месту назначения немного раньше Арье, так назвался податель объявления, гости обнаружили, что калитка открыта.

– Не будем себя обнаруживать, – заговорщически предложил Леонардо, намеренно придавая ситуации таинственность.

Девушка давно заметила, что художнику явно не доставало сказки в этой жизни, и он пытался придумать её или отыскать во всём, что встречал. Об этом можно было судить и по его атмосферным наброскам, которые она видела в Пале.

Леонардо осторожно продвигался по узкой, мощённой камнем тропе, уклоняясь от веток колючего кустарника, над которым возвышались тенистые густые деревья, росшие по обе стороны дорожки. Здесь можно было встретить старые ветвистые оливы, инжир, хурму, шефлеру, араукарии и много-много других пород, о которых девушка до сих пор даже не слышала.

– Вилла Делорес, – загадочно произнёс художник, – отличный сюжет для кисти.

Она боязливо посмотрела на своего спутника.

– Думаю, нам следует поискать садовника.

– Зачем? Пусть сам попробует нас найти в этих зарослях… Послушай, как здесь тихо… и ни одной живой души, – Леонардо блаженно закрыл глаза, – а вот и наш дом.

В центре сада двое увидели ровную, аккуратно постриженную лужайку, за которой возвышался старинный трёхэтажный дом, похожий на замок.

– Однако садовник явно не справляется с вверенными ему обязанностями, – снова пошутил художник. По всему было видно, что эта игра его забавляла.

Вдруг девушка вздрогнула от неожиданного звука. На противоположном, видимом из-за здания конце тропинки стоял человек. В одной руке он держал старую масляную лампу, а другой тряс довольно увесистый колокол, который издавал мягкий приятный звон. Марине этот звук напомнил звучание поющих тибетских чаш, которые она встречала в Таиланде. Садовник энергично направился к своим гостям.

– Я очень рад, что вы уже прибыли. Надеюсь, что дорога вас не слишком утомила, – проговорил он на чистом русском языке.

– Здравствуйте, Алварос, – Леонардо подал мужчине руку, – рад познакомиться, я Леонардо.

– Я не Алварос, – пророкотал тот, смеясь в ответ, – я Арье, можно Андрей, если вам будет угодно.

– Так вы добрались вперёд нас? И так хорошо знаете русский… без акцента, – художник заинтересованно взглянул на собеседника.

– А я и есть русский… Еврей, – рокочущий насмешливый бас хозяина гулко отразился от камней изгороди, – этот садик мне достался от моей прабабушки, которая эмигрировала в Испанию ещё в конце восемнадцатого века. Я сдаю эту обитель, на то и живу…

Чуть помолчав, он добавил:

– Промышляю проводником. Раньше работал в агентстве, но слишком много обязательств. Предпочитаю свой бизнес, если это можно так назвать.

Мужчина был широк в плечах, строен, тёмные густые волосы он собрал на затылке в густой тугой хвост. Особо на его лице выделялись синие выразительные глаза, они выдавали увлечённую, пылкую натуру, а в чуть припухших алых губах сквозила чувственность и угадывалась склонность к творчеству. Такие лица в миру называли породистыми. Хозяин обратился к Марине:

– А вас как называть, прекрасная незнакомка?

Девушка смутилась, краска залила её шею.

– Марина.

– Ах, Марина… Морская. Что ж, прекрасное имя. Пройдёмте, я покажу вам дом.

Снаружи строение выглядело как старый замок, выполненный в стиле барокко, но ветхий: выбеленные, когда-то белоснежные стены, декорированные гипсовыми колоннами на втором этаже, подчёркивали статус его владельца. Арочные в пол большие окна и двери с маленькими коваными балконами придавали зданию изысканность и воздушность. Третий этаж высотой в половину каждого из нижних был оформлен как крытая веранда – мансарда со сводчатой крышей, по бокам которой возвышались округлые башенки, заканчивающиеся шпилями. Формы эти можно было назвать скорее округлыми, нежели строгими. Искусно выполненная лепнина в верхней части колонн отображала сюжеты из греческих мифов. Снаружи здание хотелось рассмотреть более детально, но Арье пригласил своих гостей внутрь. Нужно заметить, что русское имя совершенно не подходило этому человеку, и девушка не могла заставить себя обратиться к нему «Андрей».

С грустью она заметила, что внутреннее убранство дома полностью отличалось от того, что они наблюдали снаружи. Видимо, здание столь обветшало, что хозяин решил переделать его в духе нового времени. От прошлого остался только старинный камин… и ещё рояль. «Как жаль, что я не могу играть». Марина бережно погладила светлую палевую поверхность инструмента. А мужчина, по-хозяйски откинув крышку инструмента, с такой непринуждённостью и лёгкостью прошёлся по клавишам, что обстановка разрядилась ещё более, и молодым людям уже казалось, что они знают этого человека целую вечность. Звуки испанского мотива, который распевала когда-то Лолита Торрес, наполнили зал. Всё заиграло разноцветьем этой удивительной южной страны – уютом, праздником, танцем, звуком, запахом, чувственностью.

– Я приготовлю вам кофе, а вы можете выбрать себе спальни, там за фойе лестница на второй этаж, – кивнул он присутствующим.

От Арье не ускользнуло, что эти двое – просто друзья и им следует предложить разные спальни.

– В саду урожай к вашим услугам, можете потреблять неограниченно, только плоды с дерева добра и зла не ешьте, – пошутил хозяин, – а продукты, что найдёте в столовой, тоже ваши. До Валенсии километров двадцать, туда можно ездить за провиантом. Посуду лучше складывать в машину, здесь только холодная вода, к сожалению. Но за домом, в центре сада, есть бассейн и душевая. Вода там за день так нагревается, что можно обжечься.

По тому, как запросто он обращался с незнакомыми ему людьми, девушка сказала бы, что нрав у этого человека весёлый и лёгкий, но скрывалось за ним что-то гораздо большее – глубинное, о чём им с Леонардо, наверное, предстояло ещё узнать. «А может, это так и останется под водой», – подумала она. Ей нравилась такая жизнь, когда столь беззаботно, легко можно было узнавать новых, совершенно других людей, не думать о дне завтрашнем, не печалиться о прошлом. «Наверное, это и есть жизнь в моменте – в „здесь и сейчас“, главное не испортить момент этот мыслями о будущем, страхами и неуверенностью в себе».

Девушка поднялась на второй этаж, а художник отправился в столовую вслед за Арье, решив воспользоваться моментом и, пока Марина выбирает им апартаменты, поговорить с хозяином о своём намерении.

– Арье, я рад, что мы можем говорить с вами на моём родном языке. Если вы располагаете временем, могу я попросить вас отвезти меня в собор Святой Марии? Только… я бы хотел отправиться туда один.

Испанец хитро прищурился, пытливо взглянул в лицо своего собеседника.

– Ищете чашу, я угадал? – он посмотрел в сторону входа и, убедившись, что их никто не слышит, тихо проговорил: – Мы поедем туда завтра, если не возражаете. Вы вообще представляете, сколько их всего на земле? Сколько версий и предположений об этой чаше тянется из глубин времени, сколько летописей говорят о совершенно разных местах на земле и рассказывают о разных историях, связанных с этой реликвией?

– Мне непременно нужно её увидеть, – взволнованно произнёс Леонардо, – я пойму, сразу пойму… узнаю её.

Испанец насмешливо посмотрел на своего гостя:

– Добро! Будет вам и собор, и чаша… По воскресеньям храм открывается с двух часов дня, но мы подъедем к десяти утра, когда там никого нет, в здании совершенная тишина. А Марине мы предложим кое-что поинтереснее. Они с Алваросом займутся приготовлением нашего национального блюда. Будьте уверены, ваша дама будет довольна стариком, он знает столько историй, что вполне мог бы меня заменять. Но бедняга совсем не владеет русской речью. Надеюсь, наша гостья хорошо понимает испанский? Я предполагаю, что она знает не один только русский язык.

– Вы прозорливы, – одобрительно произнёс Леонардо.

– Просто я знаю людей… Много встречал на своём веку.

И только тут русский задался вопросом о возрасте этого человека, на его лице не обозначался возраст. Спина ровная, фигура статная, не заметил художник в нём ни напыщенности, ни высокомерия. Наверняка можно было сказать, что человек этот обладал острым умом и большим жизненным опытом. Что же ещё скрывалось за его дружелюбием?

– Хорошо, завтра, – согласился русский.

Запах кофе и муската наполнил собой столовую, за дверью послышались чьи-то лёгкие шаги. Она тотчас отварилась, и на пороге показался мускулистый мужчина с седой бородкой и длинными бакенбардами. Одеяние его отличалось запредельной экстравагантностью. На нём прекрасно сидели батистовая крахмальная рубаха, чёрный атласный, расшитый разноцветными лентами жилет и просторные полотняные шаровары. А на ногах вошедшего Леонардо не смущаясь рассматривал кожаные рыжие мокасины с воротничком вокруг щиколотки, украшенные оранжевого цвета дорожкой, расшитой бисером и разноцветными камушками. На ушах этого персонажа восседала широкополая соломенная шляпа с двумя острыми изогнутыми перьями фиолетового цвета. Облачение старика напомнило художнику героя из восточной сказки. Арье заговорил с вошедшим на своём языке, и тот, подойдя к Леонардо и слегка поклонившись, подал гостю руку. Художник ощутил крепкое уверенное пожатие, которое говорило: «Всё хорошо». Утопив тонкие пальцы художника в своей широкой ладони, старик произнёс нараспев: «Алварос».

«Вполне себе интересный сюжет», – внутренне улыбнулся Леонардо.

– Да, картина будет интересной, – словно угадав его мысли, – весело заметил Арье. Он приметил на заднем сиденье «Шевроле» мольберт и небольшой деревянный чемоданчик для хранения красок. А русского не переставали удивлять выстроенные чередой события, напоминающие тропу, которой вело его провидение, увлекая всё дальше и дальше в неведомое.