Текст книги "Луна в Близнецах"

22. Грааль

Компактное авто Арье быстро поднималось по горному склону, приближая Леонардо к мечте. Так, во всяком случае, ему казалось. Художник намеренно молчал, ожидая, когда его спутник заговорит первым. А тот в свою очередь рассчитывал на инициативу гостя. Томительное ожидание воцарилось меж ними и становилось всё более тягостным. Наконец испанец нарушил молчание, решив, что будучи гидом, он просто обязан ознакомить своего подопечного с легендой, ради которой тот явился в Валенсию.

– Когда апостолы стали делить то, что им осталось от Учителя после смерти Девы Марии, чаша попала к Петру. Думаю, вы знаете, что из сей чаши вкушал сам Иисус. В последние дни перед распятием Он собрал своих учеников на Тайной Вечере и пил вино из этой чаши. Поэтому считают, что кубок этот способен творить чудеса, кто выпьет из него, получит бессмертие.

Леонардо кивнул.

– Пётр со своей реликвией направился в Рим, где она и хранилась, пока папский престол делили один за другим двадцать три Папы до Сан Сикста II. А тот в третьем веке отправил чашу со своим дьяконом Святым Лаврентием в арагонский город Уэска. То были смутные времена – император Валериан фанатично преследовал христиан, стремясь истребить христианство в своём государстве, и Сан Сикст решил перепрятать кубок.

Леонардо весь обратился в слух, подавшись вперёд, он старался не пропустить ни одной детали из рассказа своего спутника.

– Так вот, таким образом Грааль попал в Испанию. Во времена мусульманского вторжения кубок регулярно перепрятывали в пещерах Пиренеев, где в то время обитали монахи, и наконец, он попал в монастырь Сан-Хуан-де-ла-Пенья, который до сего времени хранит документ, упоминающий об этой реликвии. В четырнадцатом веке чашу передали королю Арагона – Мартину Эль Умано, и тот хранил её до самой своей смерти сначала в Сарагосе, а затем в Барселоне. Упоминание о ней можно встретить в описи имущества Арагонской Короны. Приемник Мартина – Альфонсо V доставил чашу вместе с другими реликвиями в Валенсию. Во время войны за независимость Грааль перевозили в Аликанте, в Ибицу, Пальма-де-Майорку, спасая реликвию от Наполеона. И в конце концов кубок опять оказался в Валенсии. Позже его перепрятывали и во времена гражданской войны, но после её окончания установили в Кафедральном Соборе Святой Марии. Благодаря имеющимся артефактам Валенсийский Грааль – считают единственным экземпляром, который признаёт Ватикан.

Леонардо расслабился, капли пота выступили на его лбу.

– Ничего нового вы мне не рассказали, – разочарованно произнёс русский.

– А что вы хотели услышать? Это только одна из версий. Их множество. Какая вам больше нравится?

– А сами-то вы что думаете по этому поводу?

Арье прищурился.

– Считаю чудом не саму чашу, а то, что её всё время ищут… На протяжении двух десятков веков. Вот вы! На дворе двадцать первый век, а вы ради Грааля приехали сюда. И если бы не он, мы могли с вами никогда не встретиться, разве это не чудо?

Леонардо улыбнулся.

– А что ешё вы можете мне рассказать про Грааль?

– Я многое могу рассказать, кучу версий, но может так случиться, что ни одна из них вам не понравится.

– Как это?

– Думаю, у каждого Грааль свой, и если вы здесь, то ваш где-то совсем рядом.

Леонардо молчал.

– Есть история об этой чаше, связанная с Иосифом Аримафейским, которого упоминает Евангелие от Никодима. По этой версии считают, что после распятия Христа чаша была отдана на хранение Иосифу Аримафейскому. И именно с этого персонажа началась опека над Граалем. Мы знаем четыре евангелия – от Матфея, Луки, Марка и от Иоанна. Остальные же не входят в те шестьдесят шесть канонических книг, которые упоминаются в Библии. Как вы думаете, почему? Дело в том, что некоторые из них имеют не полное содержание, у других нет подтверждённой достоверности авторства, а третьи имели теологические расхождения с каноническими текстами, и поэтому их церковь не принимает. Так вот, Евангелие от Никодима рассказывает, как Иосифа после распятия Христа заключили в темницу из-за того, что он, будучи фарисеем, предоставил свой гроб для места погребения Иисуса. И там ему явился Бог, который спас узника и чудесным образом перенёс его в его родной дом – Аримафею. Затем эту историю со Священным Граалем продолжил поэт Роберт де Борон, написав поэму «Иосиф Аримафейский». И в своей поэме он добавил к апокрифическим текстам новые «факты». Якобы в эту чашу после распятия Мессии Иосиф собрал кровь Христа. Затем он спрятал чашу у себя дома, а потом его посадили в тюрьму за поклонение Иисусу. В темнице Иосифу явился Господь и отдал ему чашу, выпив из которой узник сделался бессмертным. После освобождения из заточения поэт отправляет своего героя – куда бы вы думали? Ни в жизнь не догадаетесь! В Англию, и там чаша оседает на мифическом острове Авалон. Вот так передаётся легенда через творчество, обрастая всё новыми якобы фактами, – усмехнулся Арье.

Леонардо слушал с интересом.

– Есть приверженцы того, что сия реликвия напрямую связана с крестовыми походами и Королём Артуром. В средневековой Европе во времена XII—XIII веков все были одержимы крестовыми походами, и каждая страна, принимающая в них участие, хотела иметь у себя хоть какую-то христианскую реликвию. В Англии, где король Артур является национальным героем, многие легенды пересказывались, постепенно обрастая элементами христианства, так как оно пришло туда из другой культуры. И в связи с этим Священный Грааль впервые упоминается именно в легендах о короле Артуре. А в Англию эта легенда пришла из ирландской языческой культуры. В их сказках чаша Грааля является символом почитания короля своим народом и передаётся от отца к сыну как символ власти… Так притягивают они всё новых и новых паломников и туристов. Ну, сколько ещё вам нужно рассказать о ней?

Между тем машина остановилась возле Кафедрального Собора Девы Марии.

Оставив авто на ближайшей стоянке, мужчины двинулись к Собору.

– Собор реставрировался в тринадцатом и четырнадцатом веках, поэтому наряду с французской готикой он имеет черты других архитектурных стилей: романского, Ренессанса и барокко, – пояснил Арье.

Трижды обойдя вокруг, Леонардо решился наконец войти внутрь. Испанец не торопил гостя, сознательно давая ему погрузиться в атмосферу величия этого сооружения. Не спешил Арье рассказывать и о персонажах, запечатлённых в скульптурах христианских святых, и о предметах, составляющих убранство капелл. Остановившись возле капеллы Святого Грааля, Леонардо попросил Арье.

– Я сам… Можно я сам?

Тот согласно кивнул.

– Гуляйте. Я подожду вас на входе. Встретимся возле той скамьи, где мы остановились.

Художник, казалось, не слышал своего гида.

«Но вот очутилась в зале Священная чаша Грааль под белым парчовым покровом, однако никому не дано было видеть её и ту, что её внесла…» – прошептал Леонардо, вспоминая «Смерть Артура» Томаса Мэлори. Словно во сне шёл русский, ступая по мягкому ковру ручной работы. «Вот… Вот она… Как жаль, что нельзя подойти ближе». Пространство перед аркой, за которой помещалась реликвия, загораживал огромный стол с широкой столешницей. Леонардо беспомощно осмотрелся вокруг. Смотритель еле заметно кивнул гостю, и тот, обойдя столешницу, почти вплотную приблизился к постаменту, на котором возвышалась чаша. Время замедлилось… и остановилось. Пространство словно наполнилось вязким влажным веществом и множеством непонятных звуков, казалось, они тянулись от разных народов и из разных времён. Сместив фокус зрения за объект своего внимания, художник наблюдал за ним светящуюся точку. По мере усиления звучания внутренней музыки точка эта начала медленно расти, превращаясь в огромный горячий шар. Отдавшись всецело своему внутреннему проводнику и безропотно сливаясь с моментом, мужчина закрыл глаза. Перед его внутренним взором возник длинный узкий тоннель, по которому бежал человек. Спустя несколько мгновений бегущий остановился… и вдруг… массы воды неистово хлынули в узкий проход тоннеля, подхватили стоящего и… Русский очнулся на полу, смотритель водил возле лица лежащего тампоном с нашатырём. Помогая Леонардо подняться, он предложил гостю пузырь со льдом, сказав что-то на своём языке и указывая на его затылок. Художник нащупал огромную шишку, видимо, при падении он ударился головой о мраморную столешницу. Приложив лёд к затылку, слегка покачиваясь, Леонардо медленно заковылял к выходу. Через некоторое время он ощутил мягкое прикосновение. Смотритель держал гостя за локоть, указывая жестом в другую сторону. «Заблудился», – смутился художник.

Яркое полуденное солнце освещало улицу, ведущую к железным воротам, навстречу мужчине спешил взволнованный Арье. Ему уже успели сообщить о происшествии в Соборе.

Обратную дорогу путники практически всю промолчали, и только на самом въезде в деревню Арье заметил:

– Если вы действительно хотите более подробно изучить этот предмет, то я вам могу посоветовать посетить библиотеку Жуанина в Португалии. Там хранятся тридцать тысяч томов и пять тысяч рукописей. Если вам повезёт, то можете кое-что раскопать. Я дам вам телефон одного моего приятеля. Он поможет вам сориентироваться.

Леонардо согласно кивнул, обратился к испанцу:

– Прошу вас, не говорите ничего Марине.

– Я уверяю, что когда вы отведаете нашу паэлью, запьёте это сангрией… Смею заметить, что говоря о сангрии, вы, русские, неправильно делаете ударение. И это потому, что вы никогда не пробовали настоящую сангрию. Правильно ставить ударение именно на предпоследнем слоге. Так вот, Алварос так готовит сангрию, о паэлье я уже не говорю, что вы тотчас забудете все ваши печали и жизнь покажется вам сущим праздником, – Арье дал понять, что разговоры о серьёзном на сегодня закончены.

23. Тебе дано исполнить

Не спеши

Познать, постичь, сверстать, принять.

Тебе дано – исполнить,

А истина лишь в тайниках души, как знать?

Но можешь ты наполнить

Любовью кубок свой сполна

И, расплескав его, познать горение.

Русскому повезло, Фернандо не помнил своего пьяного откровения. А может, и помнил, только не хотел признаваться, что наговорил лишнего. «Если он всё же помнит, то будет следить за мной, а если нет, тогда это подсказка, где искать пластины», – думал Николай. Он, конечно же, рассказал другу об этом ночном происшествии. Тот внимательно выслушал, задумался.

– В этих местах мы находили старую оросительную систему. Она заброшена, и на её месте возведены новые сооружения. Но там могли остаться старые каналы, шлюзы. Я уверен, что прежняя цивилизация строила плотины и водохранилища, но с тех пор рельеф сильно изменился, это всё покрыто толстым слоем земли. И там, под землёй, могли остаться какие-то ходы. Скорее всего, твой хозяин нашёл один из них, и он соединяется с подвалами его дома или постройками, которые находятся у него во дворе. Вот почему мы не можем отыскать пластины, – Прасат замолчал. – А картины твои продаются?

– Да, у меня уже скопилось много золота, – пошутил Николай, – все пластины в моей мастерской. Вот рукописи, забирай.

Абориген внимательно рассматривал исписанные листы.

– У тебя красивый подчерк, я бы так не смог.

– Ну, мне теперь приходится работать карандашом и кистью по двадцать часов в сутки. Я хотел спросить, ты не знаешь, что это за символ? Он часто встречается в текстах, – Николай показал в рукописи, – вот… и вот, и вот опять.

– Этот знак означает начало и конец – точку, итог. Точку ставят в конце предложения, но её можно поставить и между словами, чтобы усилить слово, подчеркнуть его смысл.

– Начало и конец… Что-то это мне напоминает. Я есмь альфа и омега – начало и конец… Так это Бог? Этот символ означает Бога?

– Эта буква читается как «Эль». Да, Бог – Эльо. Эльже – Боже. Это же не просто буквы, это образы, в каждом целый мир… и смысл.

– Просто я подумал, что этот символ очень похож на нашу «О», только с завитушками.

– Ладно, давай поговорим о деле. Если предположить, что в его доме или около есть ход, то ты можешь его найти только ночью, и там наверняка заперто. Может, в самом доме есть какой-то люк или подвал, откуда можно выйти не только наверх, но и спуститься вниз. На самом деле здесь очень много подземелий, вся наша земля ими словно прошита.

– Хорошо, я буду искать.

– Очень осторожно, не выдай себя. Мы будем молиться за тебя.

Николай улыбнулся.

– Чего ты хочешь?

– Я? В каком смысле?

– Чего ты хочешь от жизни? Если бы ты точно знал, что получишь это, о чём бы ты попросил Эльо?

Русский задумался.

– Я бы хотел быть с Натали… А ещё… я бы хотел, чтобы на моих картинах было моё имя.

– Значит, всё так и будет, – просто заверил абориген.

Русский нахмурился.

– Ты не понял. Когда мы чего-то хотим, мы сеем желания, словно семена. И поэтому мы всё время рождаемся. Снова и снова, потому что мы всё время чего-то хотим. Семена прорастают.

– Как можно жить и ничего не хотеть? Разве так бывает? А ты чего хочешь?

– Я хочу, чтобы у нас всё получилось. Хочу того, чего хочет Он.

– Через неделю я передам тебе ещё. Скоро приплывает корабль, и Фернандо снова заплатит мне, я постараюсь переписать быстрее, – улыбнулся Николай, – у тебя очень благие желания… Я рад, что встретил здесь именно тебя.

– Если ты обнаружишь это место, то можешь брать оттуда по одной пластине, копировать и утром возвращать назад, тогда они не догадаются, даже если всё пересчитают.

– А много их там?

– Если всё, что было, хранится только у твоего хозяина, то много.

– Осталось только найти, – грустно посмотрел Николай, глядя в пространство за спиной аборигена, – хочешь, я принесу твоей Заре браслет из слоновой кости?

– Нет, ни в коем случае. Ты слишком доверчив, ты не понимаешь, на что способны эти люди. Они наверняка незаметно следят за тобой. Если на её руке кто-то увидит браслет, в храме, например, то у них обязательно возникнут вопросы. Моя Зара всем довольна и так, – Прасат обнял русского.

– Ну ладно, мне пора. Передавай Заре привет от меня, – улыбнулся Николай.

 
                                     * * *
 

Прошёл месяц, все поиски оказались безуспешны, художник обследовал каждую пядь земли вокруг дома и внутри него. Остался только цех – цех, где изготавливались украшения. Но там ему не довелось побывать, как-то не случилось, не было повода. Русский регулярно получал плату за свои работы, переписывал ночами тексты, и в его мастерской накопилось уже достаточно пластин. Он аккуратно складывал их стопочками вдоль стены, а Фернандо незаметно поглядывал в ту сторону, и один бог только знал, какие планы рождались в голове расчётливого дельца.

Это случилось во время очередной отлучки хозяина. Управляющий показал Николаю серьги, выполненные по одному из его эскизов.

– Здесь неверно, резьба должна быть не внешней, а внутренней, и изумруд цельный, – Николай показал эскиз, намеренно исправленный им накануне.

– Изделие выполнено точно по вашему чертежу, – растерялся мужчина, – я сам проверял.

– Давайте пройдём в цех, вы покажете мне эскиз.

– Пойдёмте.

Они спустились по узкой лестнице.

В небольшом помещении расположились несколько станков, за которыми работали мастера из местных. Управляющий подвёл русского к одному из них и попросил показать эскиз. Тот открыл небольшой ящик, медленно перебрал его содержимое и, отыскав нужный чертёж, передал управляющему. Тот подал эскиз Николаю. Русский долго рассматривал чертёж, сравнивая со своим экземпляром.

– Вот этот вариант, мне думается, намного лучше. Как вы считаете?

– Эскизы утверждает хозяин, ваш не утверждён. Я только слежу, чтобы всё было, как тут показано. К тому же у нас все камни готовятся заранее, они строго учтены. Мы не допускаем отходов.

– А брак?

– У нас не бывает брака.

– Похвально. А что за этой дверью? – поинтересовался русский.

– Там следующий цех, вот там как раз и шлифуются эти камушки.

– Понятно. Здесь у вас достаточно света? Ювелирная работа требует хорошего освещения.

– Не жалуются, – управляющий кивнул в сторону мастера и испытующе посмотрел на собеседника. Последовала пауза, – мы можем продолжать?

– Да, конечно, мы обсудим с Фернандо этот новый вариант, можете показать мне камни? Есть у вас что-то новое? – Николай обратил внимание, что каждая дверь здесь запиралась отдельно и имела внушительный замок.

– Да, пойдёмте, я покажу. Мы несколько дней назад получили великолепные королевские сапфиры и бирюзу, совершенно особенную, такой ещё не было у нас, – мужчина с гордостью открыл следующую дверь.

– Обратите внимание, как светятся… даже без обработки, – он зачерпнул несколько крупных камней и передал Николаю.

Делая вид, что рассматривает камни, русский незаметно обвёл взглядом окружающее пространство, спросил, указывая на следующую дверь: – А там? Готовые изделия храните?

Тот пожал плечами.

– Готовые хозяин сразу забирает. Там? Даже не знаю, думаю, что она ведёт в винный погребок, – пошутил мужчина, и широкая улыбка озарила его лицо.

«А глаза-то не весёлые, – подумал русский, – что ж, мне, пожалуй, пора».

Он улыбнулся собеседнику, давая понять, что инцидент исчерпан.

– Не провожайте меня, сам доберусь. Спасибо за экскурсию.

Поднимаясь по ступенькам, русский думал о том, что отыскать ключи в кабинете европейца будет не сложно, если тот переусердствует в очередной раз. Уже не однажды Николай слышал ночью, как Фернандо с грохотом падает на диван, а то бывало, что и на полу засыпал, так и не добравшись до своей спальни. Николай намеренно больше не входил в такие минуты к хозяину, чтобы не вызвать лишних подозрений. «Нужно дождаться момента… И если это и есть Его замысел, то случай такой непременно представится», – размышлял про себя художник, представляя, как Прасат указывает пальцем вверх, и улыбаясь самому себе.

И случай действительно не заставил себя долго ждать. Закончив копировать очередной текст, художник услышал внушительный храп, доносящийся из кабинета хозяина, храп, похожий на львиный рык. Поступью лесного охотника он подошёл к кабинету, осторожно заглянул внутрь. Фернандо полулежал в кресле, широко раскинув руки, а ноги его, поросшие густым волосом, крепко упирались в пол, не давая обмякшему телу сползти вниз. Рядом на столике стояла пустая бутылка из-под виски, а в хрустальном стаканчике образовалась горка окурков, на которой мирно покоился человеческий зуб. Глядя на эту композицию, русский прыснул, инстинктивно прикрыв ладонью рот, чтобы не выдать своей реакции. Оставив обувь у порога, он босиком подошёл к письменному столу, тихо открыл верхний ящик. Колечко, на котором крепились множество ключей, одним краем выглядывало из-под толстого журнала с неприличными картинками. Взяв полотенце, Николай осторожными движениями завернул свою находку и сунул свёрток под мышку. Задвинув ящик, он ещё раз взглянул на человека в кресле и поспешил к выходу. Вернувшись к себе, художник наперво изнутри закрыл на ключ дверь в мастерскую. Всё происходило словно во сне – механически, будто им управляла невидимая сила, овладев его телом, его рассудком. Взгляд мужчины упёрся в масляную лампу. «Ничего лучшего, пожалуй, мне сейчас не найти», – подумал он, а руки уже разматывали толстую верёвку, спрятанную под матрасом. Перебросив верёвку через окно и оглядев напоследок мастерскую, Николай проверил внутренний карман куртки. «Пластина должна поместиться… И даже две». В солнечном сплетении тоскливо заныло.

Спустившись во двор, он заспешил к цеху. «Не греметь ключами, не греметь, – приговаривал он про себя, – как же их тут разобрать, столько ключей». Глянул вверх, новолуние. «На тебя, красавица, никакой надежды», – обратился беззвучно к ночному светилу. Поставив лампу около двери в цех, художник присел на корточки и осторожно разложил на траве ключи. «Вот этот, пожалуй, что подойдёт», – взглянул он на встроенный замысловатый замок на двери. А дальше всё пошло уже легче, лестница вниз, одна дверь, другая, третья, вот и «винный погребок». Он шёл по длинному узкому тоннелю, не обращая внимания на бренчание ключей. «Сейчас нас с вами уже никто не слышит… Стоп!» Справа из стены торчал ржавый крюк, который вполне можно было пропустить в этом бесконечном коридоре. Под крюком художник разглядел ещё один замок. Перебирая ключи под тусклым светом лампы, он снова отследил то же ощущение в солнечном сплетении. На этот раз пришлось перепробовать не один и даже не пару ключей. Дверь долго не хотела впускать. «Ну, вот и оно!» Множество пластин лежали аккуратно сложенные вдоль стены до самого потолка просторного помещения. «Сколько ж их тут? На всю жизнь хватит… И пересчитать их невозможно… Нужно торопиться». Разместив во внутреннем кармане две штуки, Николай оглянулся, медленно обвёл взглядом стены комнаты. Дверь, в которую он только что вошёл, почему-то обозначилась с другой стороны – противоположной. Шагнув к ней, мужчина не обнаружил за дверью железного крюка, да и замка, над которым он столько возился, в ней не оказалось. Художник вернулся в хранилище. Несколько раз мужчина обошёл и прощупал все стены, рассматривая под лампой каждый сантиметр. Всё тщетно. «Одна дорога!» Русский медленно опустился на пол, опёрся спиной о холодный сухой камень, выступающий из стены. Им овладело чувство полного бессилия и покорности. Сколько времени продолжалось это немое принятие, он уже не отслеживал. «Там, наверху, наверное, уже утро». Ноги затекли. Опёршись руками о каменный пол, художник поднялся и направился к единственному выходу, который предлагал ему некто, и этот некто совершенно ясно дал понять, что дверь за собой закрывать не стоит.

Вот уже несколько часов мужчина бродил по странному каменному лабиринту, не встречая на пути никаких маяков и ориентиров. Масла в лампе почти не осталось. Несколько раз он ложился на спину, но сырой холодный камень не давал долго оставаться неподвижным, да и мысль, что лампа скоро погаснет, неумолимо гнала вперёд. И казалось, что ходит он по одному и тому же месту, что совсем рядом непременно есть какой-то ключик, выход… Ещё немного, и ключик этот обязательно найдётся. «А ключи-то я оставил… но сейчас их уже не найти». И снова тоннель, прямой как стрела, манил, зияя пустотой. Николай побежал. Шаги гулким эхом отражались от стен и потолка, и невозможно было разобрать, что так грохотало, эхо или его сердце. Казалось, оно сейчас вырвется из груди. В горле пересохло. «Ещё немного… немного…» Окончательно задохнувшись, художник остановился. Опершись спиной о стену, он упёрся обеими ногами в противоположный угол и медленно сполз на пол. Тоннель казался совсем узким. Лампа погасла, а руки нащупали в стене металлический предмет. Исследуя свою новую находку, Николай инстинктивно потянул тяжёлую ручку на себя, нет ответа. Он налёг на неё так сильно, что сдавленный крик вырвался из его груди, скорее это был свист – звериный свист бессилия и ужаса. Стена задрожала и, медленно отодвинув своего повелителя, подалась в сторону, открывая новое пространство. Мужчина расслышал гул, похожий на шум воды. Неожиданно мощный поток со скрежетом ворвался в тоннель, увлекая за собой всё, что встречалось на пути, и быстро заполняя водой доступное ему пространство. «Эти знания не могут достаться людям. Люди не готовы… Эпоха колонизации… не готовы… всё правильно», – пронеслось в угасающем сознании. Хранилище, тоннель, цех, двор – всё мгновенно заполнилось водами огромной подземной реки.

 
                                     * * *
 

Имущество, которое удалось спасти, европеец поспешил вывезти на своём судне. Но волей случая корабль у самых берегов Португалии захватили морские пираты. Фернандо повезло, грабители завладели лишь его добром. Они щедро оставили ему жизнь, выбросив за борт недалеко от суши. Волнами океана португальца прибило к берегу, и его подобрали монахи-отшельники, живущие в горных пещерах. Они выходили страдальца, но спасли не только тело. После этого потрясения рассудок Фернандо обратился к совершенно иной стороне бытия. Европеец уверовал. Со временем он смирился со своим положением и завещал имущество, оставшееся за ним на большой земле, своим спасителям. Это был долгий процесс, так как документов у новоиспечённого монаха при себе не оказалось. Потребовались свидетели. Но Невидимый разрешил и эту «головоломку». Так оставшиеся у Фернандо картины Николая попали в надёжные руки. Правда, имени на них не было. Но их автору предстояло рано или поздно заявить о себе. В космосе ведь нет времени, там всё происходящее живёт одновременно. Время – только одно из «преимуществ» и инструментов Земли.