Текст книги "Луна в Близнецах"

Леонардо не вникал в суть её рассказа и не слышал ровно ничего. Он наблюдал, как шевелятся её губы, как Сонечка струёй воздуха сдувает с века надоедливую прядь волос, как то опускаются, то поднимаются её брови. Он любовался её мимикой, вслушивался в мелодию голоса, внимая тому, как меняется его частота.

– Ты меня не слышишь!! – София сердито схватила мужчину за рукав. – Есть также лимбическая система, как у животных. С помощью неё мы можем обнять друг друга, прижаться, выразить эмоции, а есть неокортекс.

– Как же страдала моя лимбическая система весь этот месяц, она сейчас как голодный разъярённый тигр… умоляет о пощаде, р-р-р-р, сжальтесь, сударыня! А твоя?

– Я её отрабатывала на своих котах. Слушай дальше. Неокортекс – это высшие разделы мозга. С их помощью мы понимаем, что у нас есть будущее, и можем его планировать. Этот раздел есть только у человека.

– Вот мы и подошли к главному вопросу, – мужчина интригующе посмотрел на свою возлюбленную. Он нежно накрыл своей широкой ладонью её маленькую ручку, умоляя остановить наконец этот длинный урок.

Сонечка поперхнулась.

– Этот англичанин приглашает нас в своё поместье в Англию.

Повисло общее молчание.

– А с чего ты взял, что он приглашает не тебя, а нас?

– Он выставил условие, только вместе с той, что на портрете. Он оплатит нам всё путешествие, покажет замок. Он сказал, что у него есть для нас какое-то заманчивое предложение.

– Ты шутишь? – неуверенно проговорила женщина.

– Вот письмо, – Леонардо протянул ей лист тесненной бумаги с золотым вензелем «U.N.» в верхнем левом углу.

София принялась изучать текст, внимательно рассматривая каждое слово. Её взгляд медленно двигался вдоль строчек. Она тяжело прерывисто вздохнула, сосредоточенно посмотрела на Леонардо. Мысли её были где-то очень далеко, будто в другой жизни, из которой она совсем ничего не помнила.

– С этим нужно переспать, – серьёзно проговорила она. В одночасье Сонечка вдруг превратилась в уставшую зрелую женщину, лет на десять старше той, которая только что вещала о лимбической системе. Леонардо мгновенно передалось её настроение, от его прежних шуток не осталось и следа.

– За эти три месяца мы можем всё успеть, – умоляюще произнёс он.

София молчала.

10. «Немытая Россия»

⠀

– Барыня, барыня!!! Там вас требуют! Уж я им грозил! Говорил же, предупреждал! Не дело затеяли. Матушка ваша Надежда Дмитриевна не позволила б такое… Эх, да что там, – старик сокрушённо развёл руками.

– Что случилось? Да что же?!

– Пришли! Все пришли! Вас, барыня, требуют.

– Да кто пришёл-то?

– Крепостные наши! Скопом все пришли! – Савелий сокрушённо тряс головой.

Неделю назад Натали собственноручно отписала вольные крепостным. Несколько дней они трудились с Лизой, заверили грамоты семейной печатью. Савелий развёз бумаги по окрестным селениям и вручил каждому. Женщина напряглась, задумалась. В следующее мгновение она заспешила во двор.

Приказчик предусмотрительно открыл перед ней ворота. Натали бегло оглядела пришедших. Мелкие детали не ускользнули от её пристального внимания. Ветхая одежда не по сезону. Практически у всех на ногах плетённая из бересты обувь, такая не даст ногам остаться сухими в слякотную погоду. А у иных чуни из плотной рогожки с пришитым к подошве войлоком, перевязанные вокруг щиколоток тонким прутком. Молодую женщину рассматривали множество пар глаз, и трудно было определить, что в них. Смятение, страх, протест? Обречённость скорее.

– Проходите те, кто расскажет, что случилось с вами, – обратилась Натали к пришедшим.

Несколько крепких мужчин среднего возраста и роста несмело последовали за ней. Хозяйка решительно распахнула перед ними двери, приглашая войти. Гости замешкались на пороге.

– Барыня, матушка, Наталья Романовна! Да вы посмотрите на ноги на их! Ковры! Персидские! – Савелий предупредительно закрыл грудью дверной проём.

– Ничего страшного, почистим ковры, – Натали мимоходом взглянула на берестяные лапти мужчин и, предположив, что ноги их не многим чище этой обуви, добавила, – можете не разуваться.

Она проследовала в свой кабинет и, усадив гостей на добротные дубовые стулья, обратилась к Глаше:

– Глашенька, принеси-ка нам чаю да сахара больше захвати… кускового. Что случилось у вас? – взглянула она на мужчин.

Те смущённо молчали.

– Тогда спрошу так: чем недовольны вы? Своею свободой?

– Барыня, мы разве вам не служили по правде? За что… такая немилость? Вы скажите, мы вам всю землю засеем, саженцев посадим. Сколько пожелаете, – заговорили почти одновременно.

Натали повернулась в сторону узкой полоски света между портьерами. Медленно подойдя к окну, раздвинула тяжёлые занавеси. Солнечные лучи заскользили вдоль стен, играя зайчиками, преломляясь в воде стоящей на столе вазы с цветами. Комната наполнилась светом. Женщина задумчиво смотрела вдаль, будто впервые разглядывала тёмные острые вершины сосен, устремлённые в небо, а за ними полосу горизонта. Та была снизу тёмной – почти чёрной, а со стороны неба – розовой. «Не замечала, красоты не замечала… Да, к свободе нужно быть готовым, чтобы обрадоваться ей. Для свободы нужно вызреть. Это решение было необдуманным, поспешным. Но главное, оно было безответственным по отношению к этим людям, за которых она была сейчас в ответе. Нет рядом матери, той, что прежде, брата… и Николая тоже нет. Связь с отцом оборвалась со времени их с Николаем отъезда в Англию. Один Бог знает, где он сейчас, жив ли? Что делать с этой свободой теперь, куда её девать? Да такая уж свобода ли? Нельзя стать свободной от самой себя. Чтобы это случилось, нужно, наверное… умереть».

Глаша принесла чай в большом фарфоровом чайнике и четыре ёмких стакана в медных подстаканниках. Девушка проворно расставила посуду на рабочем столе и, разлив пахучий напиток, неслышно выскользнула из кабинета.

– Ну, тогда придётся как-то обустраивать нашу жизнь… по-другому, – взглянула Натали на своих гостей, – дальше так жить мы не будем. Есть грамотные среди вас?

– Я… Могу расписываться… и читать немного, – робко произнёс самый молодой.

– Как твоё имя?

– Фёдором кличут, – мужчина смотрел прямо, не опуская глаз.

– Есть ещё в селениях наших кто грамоте обучен?

– Марья Попяткова, Прохор…

– Понятно. А столяры, плотники?

– Имеются, барыня! И мастера ручной работы. Никита сам чудной станок смастерил, такие наличники делает. Купцы на ярмарке все разом купили! Да не пошёл он, сказал: «Вольная мне нипочём, без куска не останусь».

– Тогда будем строиться. Школу будем строить, больницу… и храм… Бог нам в помощь. Ты, Фёдор, собери мастеров, всех, каких найдёшь. Из тех, что от вольных отказались. У тех, кто решил в крепостных задержаться, собери грамоты и отдай Савелию. Мы пригласим мастера… архитектора из Петербурга. Он нам поможет с чертежами. Ты понимаешь в чертежах?

Мужчина смущённо теребил подол рубахи. Натали догадалась, что слово сие не знакомо её собеседнику.

– Ну, значит, научишься. Раз читать умеешь, то и чертежи понимать станешь… со временем, – улыбнулась Натали. – Всё на этот раз. Скажи всем, что вас никто из поместья не гонит. Пашню расширять не будем, работы без того хватает. Задание моё понятно вам?

– Как не понять… Благодарствуем, барыня. За доброту вашу… поклон.

– А про чай забыли, – Натали отхлебнула из массивного стакана.

Затем женщина вышла во двор и направилась к воротам. Она подошла к крепостным совсем близко и, справившись с охватившим её волнением, обратилась к пришедшим:

– Я теперь буду вместо Надежды Дмитриевны. Кто не знает, зовут меня Натальей Романовной. А с вами мы познакомимся ближе, я на этой неделе объеду всех. Кто не желает подписывать вольные грамоты, пусть отдаст Фёдору. А кто согласен, можете остаться на своей земле, вас никто с земли не гонит. Землю тем, что вольные подпишут, отдаю во временное пользование на три года. Поднимайте свои хозяйства сами. А через три года будете сами за свои наделы налог в казну уплачивать. За главного среди остальных назначаю Фёдора, слушайтесь его во всём.

Облегчённый вздох прокатился среди толпы, напряжение спало. На угрюмых лицах читалось выражение одобрения. Неожиданно взгляд Натали остановился, выделив из толпы перемазанное в саже заострённое детское личико. Ребёнок, ухватившись за подол испачканной женской юбки и цепляясь грязными ручонками за ногу немолодой женщины, пугливо выглядывал в просвет между взрослыми и пытался украдкой рассмотреть красивую статную женщину в длинном сером платье с белоснежными кружевами на нижней юбке. С первого взгляда было трудно определить возраст и пол ребёнка. Натали подошла ближе.

– А ты что прячешься за маму? Тебя как зовут?

Ребёнок утопил маленькую головку в многочисленных складках крестьянского платья, тоненькие ручки обхватили крепкую ногу женщины. По платку на голове можно было предположить, что это девочка. Натали наклонилась и протянула ей маленькую конфетку.

– Знаешь, что это?

Девочка спряталась вовсе, а женщина несмело заговорила.

– Нюркой кличут. И не мать я ей вовсе, гляди-ка, уцепилась! – она сердито дёрнула ногой. – Родители от тифа весной померли все, всё братово семейство. Вот только от них всех и осталось, что Нюрка одна.

Натали внимательно посмотрела на женщину, та смутилась.

– Возьмите девочку, отмойте и накормите, – обернулась Натали к Савелию, – пусть Глаше помогает по хозяйству. А как школу построим, учиться пойдёт. Не Нюрой… Анной станем величать её, верно? Расходитесь, – обратилась хозяйка к присутствующим, – всё устроится… заживём ещё.

 
                                     * * *
 

Всю следующую неделю Натали с Савелием и Лизой обследовали земли, которые некогда принадлежали её прадеду, деду, а затем Надежде Дмитриевне – всей её семье. В детстве дальше своего двора и окрестного леса матушка заходить дочери не велела. Натали и не предполагала, насколько были велики угодья, принадлежавшие Протасовым. Молодая хозяйка внимательно изучала домовые книги. Савелий, видя, с каким желанием и разумением она приступила к делу, постепенно открывал перед Натали многочисленные свои премудрости, тонкости, которые незаметны на первый взгляд, маленькие хитрости. Его многолетний опыт был поистине бесценным для Натали. Потеряв самых близких её сердцу людей, женщина не раз благодарила Создателя, что не оставил её без преданного опытного советчика. Однако она не всегда соглашалась со своим учителем, часто высказывала свой взгляд на привычные и, казалось, само собой разумеющиеся вещи. Натали хотелось всё здесь изменить, и в первую очередь отношение к крепостным. Ей хотелось обустроить их быт, научить грамоте, пробудить достоинство, которое выбивалось из простого человека веками, подавлялось жёстким к нему отношением, приравнивая к домашней вещи, рабочему скоту.

Семей, что подписали вольные, оказалось не много. С первых дней Натали поняла, что расширять нужно именно лесные угодья. Разорвать договорённости с петербургскими заводами о поставке леса было никак нельзя, там были оговорены сроки на пять-десять лет вперёд, да и прибыли это давало немало. Но вот лесопилка заработала исключительно на нужды поместья и крепостных. После того как утихли их с Савелием и Лизой споры, наконец родился план сроком примерно на два года. За это время Натали предполагала произвести ремонт обветшавших совершенно крестьянских жилищ – починку крыш, ремонт печей, расчистку колодцев, начать строительство сельской больницы и заложить основание для православного храма. В Петербурге Натали благодаря связям отца удалось отыскать грамотного архитектора – Петра Владимировича Спасского, которого она уговорила поселиться на полгода в домике недалеко от господского двора. Домик этот в былые времена предназначался для гостей, которые приезжали по большим праздникам в имение к Надежде Дмитриевне.

Об отце Натали узнала только четыре месяца спустя. Волошин Роман Александрович с начала войны отправился добровольцем на Черноморский флот, был назначен от завода «Адмиралтейские верфи» механиком на военное судно. Во время Синопского сражения он героически погиб. Имя отца Натали отыскала среди погибших на линейном корабле «Великий князь Константин». Ей в связи с бывшим положением мужа было позволено лично ознакомиться с Ведомостью о числе убитых и раненых в Синопском сражении (от 29 ноября 1853 года). Последняя надежда растаяла как апрельский снег. Интуитивно Натали догадывалась и об этой потере, ведь если бы батюшка был жив, то непременно разыскал бы её после возвращения из Англии. Но всё же где-то в глубине сознания она надеялась на встречу с отцом. Что ж в том такого? Мечтать ей никто запретить не может, это только её… сокровенное. Даже Лиза никогда не узнает, что грезится Натали редкими вечерами в её кабинете, когда, закутавшись пледом, она раскачивается в огромном кожаном кресле, держа на коленях Персея и слушая, как тихонько урчит он от ласковых прикосновений руки. А другая её рука сжимает огромный серый камень величиной с ладонь. Камень сухой, шершавый и чуть тёплый. И вот уже Натали с трудом удаётся отличить грёзы и явь. Именно в эти удивительные минуты провидение не однажды посылало ей единственно правильные решения и нежданно приходила вера в то, что путь этот именно её, не иначе. Тогда наступало блаженное спокойствие и ощущение благодарности этой жизни за всё, что она посылала. Мысли о князе всё реже посещали Натали, и уже через год встреча с ним казалась почти нереальной, словно ничего такого и не было вовсе… Но камень! Вещица в бархатном чёрном чехле безжалостно опровергала эту иллюзию, будоражила воображение, не давала уйти послевкусию, оставшемуся после тех стремительных и странных событий.

 
                                     * * *
 

Уже через год крестьянские избы надёжно защищали своих обитателей от ливней и гроз, а в зимнюю стужу в них исправно топились добротные каменные печи, испуская в дымоходы клубы густого дыма. Те семьи, которые насчитывали более двух-трёх здоровых мужчин – у этих дела шли лучше других. Быстро воспользовались они новшествами, которые установила хозяйка, и сумели построить себе новые жилища. Мастера кузнечного, гончарного и строительного дела в поместье ценились особенно, получая в свои хозяйства новый инвентарь, домашнюю утварь, саженцы. Первый сруб недалеко от хозяйской усадьбы был построен для архитектора Спасского. А гостевой дом переоборудовали под временную больницу. Вот только лекаря настоящего Натали так и не нашла. В домике том хозяйничала местная знахарка – травница Пелагея, к которой и в прежние-то времена хотя бы раз обращалась каждая крестьянская семья. Из своей обветшалой хижины у самого леса Пелагея перебралась в гостевой домик. Старушка оказалась на удивление проворной. Оборудовав себе уголок в тесном маленьком чуланчике, она так умело перепланировала предоставленное ей пространство, что в нём можно было разместить около десятка больных. Натали заметила, что в домик Пелагеи зачастила их новая воспитанница – Анюта, что была отдана в помощь Глаше. Знахарка решила сначала, что девчурка слишком мала для её премудрости, но отметила про себя, что та проявляет особый интерес к делу, хорошо запоминает названия трав и даже справляется без посторонней помощи с простыми людскими недугами. Девочка оказалась наблюдательной, старательной. Не скупясь на похвалы, травница не таила от своей помощницы, чем ведала, постепенно обучая своему делу. Девочку старушка ласково называла Нютой. Видя такой оборот, Натали велела Глаше особо не нагружать девочку домашними делами. «Пусть сама выбирает, что ей по душе», – сказала женщина горничной.

Спасский был выходцем из небогатой купеческой семьи. Из крепостных он выделил для общего строительства около двух десятков молодых мужчин. Те проявляли особую сметку и к тому же имели опыт в лесном и строительном деле, знали, как ведёт себя та или иная порода дерева. Основание под новую двухэтажную больницу заложили с учётом размещения в ней четырёх десятков больных, нуждающихся в постоянной помощи. Здание архитектор спроектировал сам, а Натали предложила разбить окрест будущей больницы небольшой садик, обустроить территорию вокруг.

Так постепенно, очень медленно задуманное становилось реальностью, а собственная жизнь обретала для Натали смысл. И всё чаще вспоминались ей слова князя: «А ведь вы в России многое можете… С вашим-то состоянием». Будто знал наперёд этот странный, так неожиданно появившийся на её пути человек, как распорядится она своей жизнью.

11. Опасный эксперимент

Бёз осторожно постучал в дверь, прошептал:

– Спишь?

Раздался щелчок.

– Я думала, ты уже не зайдёшь, – Кейт запахнула на груди халат.

– Завтра с утра Совет, не успеем поговорить.

– Что-то не так? Ты остыл к нашей работе, у меня столько вопросов накопилось, нужно посоветоваться, – недовольно проговорила девушка.

Это была её манера – вот так с порога… агрессивно брать инициативу в свои руки.

– То, что происходит в Сэль, ещё долго не даст мне вернуться к нашей с тобой работе. Я предлагаю расширить диапазон исследований, увеличить количество испытаний. И тогда не будет сомнений. В плане было записано: «тысяча образцов», исправляем на две. И добиваемся более точного результата.

– И это всё, что ты можешь мне предложить?

– Кейт, ты думаешь только о себе, – в голосе его звучали усталость и раздражение.

– Нет! Я думаю о нас с тобой!

– А я думаю о Землянине, – мужчина подал девушке вольфрамовый контейнер, – смотри, что я тебе принёс.

– Что это?

– Это его голограммы, ты представляешь, его творческий потенциал просто зашкаливает. Я у наших такого не встречал. Либо там что-то не так с аппаратурой, либо у него миссия на Земле, у него открыто более половины верхних каналов!!!

Кейт неуверенно разглядывала контейнер, с завистью посмотрела на Бёза.

– Как тебе это удалось?

Дело осложнялось тем, что техника Урусэль была более совершенна, чем у их соседей, поэтому и носители информации не совмещались с оборудованием, которое использовали исследователи Сэль.

– Я придумал драйвер и сам сделал адаптер.

– Оттуда же ничего нельзя выносить, – Кейт удивлённо смотрела на учёного.

– Он из вольфрама. Их аппаратура не фиксирует материалы с такой плотностью. Посмотри, у тебя там есть такой вход, – Бёз взял у неё контейнер и направился в кабинет, где располагался компьютер Кейт. – Чёрт! Я совсем забыл.

В ячейке Урусэль источники энергии с двух часов ночи отключались повсеместно, и это давало возможность для самовоспроизведения ресурса. Увидев на добротном столе работающий компьютер, учёный удивлённо посмотрел на девушку. И теперь пришла его очередь удивиться её изобретательности.

– Ну да! А как бы я, по-твоему, могла нашу работу в полсрока уместить? – затараторила Кейт.

– Ладно, потом расскажешь. Времени нет.

Он вставил контейнер в устройство.

Девушка как заворожённая смотрела получасовой фильм о жизни на далёкой неведомой планете. На её звезде из созвездия Плеяд не было таких живописных равнин, величественных и рельефных сооружений и уж тем более таких одухотворённых и одновременно красивых женских лиц. Бёз переключил изображение, и голограммы сменились сухими чёрно-белыми графиками, таблицами, цифрами.

– Ты видишь?!

– Немыслимо…

А вот это их произведения искусства… Мне даже удалось воспроизвести некоторые звуки, – Бёз переключил режимы, и в комнате зазвучала очень необычная для обитателей Урусэль мелодия.

Это было «Адажио» Марчелло в обработке Себастьяна Баха. Кейт слушала, низко опустив голову.

– Ты что? Что с тобой?!

Молчание.

– Я вдруг подумала, какой ерундой мы все здесь занимаемся.

– Поэтому я к тебе и пришёл…

– Поэтому почему?

– Я подумал, что наши не отпустят его так просто… что не стоит завтра на Совете показывать это, – он взглянул на контейнер.

– А как? – она с тревогой смотрела на парня.

– Выгрузить его на третьем выходе Сэль без всяких профилактик.

– А ты уверен, что он именно на Землю попадёт?

– Там всего два исхода: либо на Землю, либо в промежуточную зону, но на этой зоне сейчас до конца проверки стоит защитное поле. Поэтому ему больше некуда, только на Землю.

– А как время, пространство? Ты уверен, что он в своей реальности окажется?

– Не уверен, да и, скорее всего, что не в своей. На другой суше – это точно, да и лет на двести пятьдесят может опоздать.

– Ну ты даёшь… А если в океан… Это же верная смерть! А вирусы?

– Да какие вирусы! Ты видела его голограммы, вирусы с такими не уживаются… А здесь он застрянет! У этого парня огромный потенциал, здесь ему нельзя больше оставаться, у него, может, лет десять-пятнадцать осталось по земным меркам. Они его выпотрошат и отправят назад жалким стариком. И всё будет по закону.

– Не тебе решать! Не нам, вернее…

– Кейт! Возьми контейнер… На тебя всё равно никто не подумает, – он вытащил из устройства маленькую невесомую коробочку, улыбнулся устало, – будешь по ночам музыку слушать.

– Так в Сэль об этом не знают?

– Ну ты даёшь. Ему тогда вообще не жить.

– И как ты собираешься всё им объяснить? А нашим?

– Не знаю пока. Не придумал ещё… всё! Осталось три часа до Совета. Пока, – он смотрел виновато, помолчал и добавил: – Это было только моё решение, ты ни при чём. Вещица тебе в подарок… от меня… на память.

Будто знал, что больше им уже никогда не увидеться.

 
                                     * * *
 

Совет прошёл спокойно. Общими усилиями был разработан план возвращения Землянина на его планету с предварительной профилактикой в Урусэль. А вот у Бёза план был иной. Нужно было ещё успеть соорудить небольшой навигатор… из вольфрама. Мозг лихорадочно работал, перебирая варианты и пытаясь угадать возможные случайности. И он прекрасно понимал, что всё учесть не получится, Вселенная изобретательна, её нельзя обмануть. Чувство страха и опасности улетучилось. О себе учёный уже не думал, все мысли были лишь о том, как укрыть пришельца от чужих и от своих. «План сработает! Нужно, чтобы сработал!» Ещё раз встретиться с Кейт, как он и предполагал, не получилось, в Сэль начиналась следующая рабочая неделя.

Ячейка Сэль. 3 часа ночи

Бёз знал, что вновь сменившийся охранник начнёт просматривать видеозаписи камер после четырёх, а смена караула начинается без двадцати три. Значит, ему нужно пройти в приёмник до пересменки… и выйти. А затем в начале пятого выйти во второй раз и успеть нагнать Землянина. Казалось, лифт замер, но только казалось. В ладони пульсировала новая аппаратура, учёный несколько ночей колдовал над ней, продумывая и просчитывая секунды. Он стремительно подошёл к кушетке. Землянин лежал, раскинув в стороны руки, тонкие бледные пальцы слегка подрагивали, сливаясь с белым покрывалом, а на лице отобразилась блаженная улыбка.

– Будите гостя, – проговорил Бёз в датчик и не узнал своего голоса.

В ответ прозвучало:

– Как всегда? Пятнадцать минут?

– Валяйте пятнадцать.

Из динамика послышался лёгкий смешок, пришелец вздрогнул, открыл глаза. Учёный дождался осознанности во взгляде своего подопечного и медленно, но уверенно произнёс:

– Вы помните наш с вами уговор?

Тот утвердительно покачал головой.

– Слушайте меня очень внимательно и ни о чём не спрашивайте. Доверьтесь мне. Мы максимально ограничены во времени. Я всё продумал, объясню позже.

Человек на кушетке напрягся, и Бёз вдруг понял, что сил у парня совсем немного. Их просто недостаточно, чтобы осуществить придуманный им план. Он захватил в свою лапищу изящную руку пришельца и утопил в своей, затем плотно соединил их ладони. Мощный поток энергии рванулся из мускулистой жёсткой руки и устремился в другое тело.

– Сейчас я вам сделаю укол. Это позволит бодрствовать ещё какое-то время после отключения аппаратуры. Потом вы переоденетесь в мою одежду, и я отдам вам вот это, – он показал Николаю маленькую вольфрамовую коробочку, – это навигатор. Работает просто. Сожмёте в ладони, и в мозг пойдут сигналы. Вы будете точно знать, в каком направлении вам передвигаться. Через десять минут я вас догоню и сделаю следующий укол. От вас требуется только двигаться в заданном направлении, остальное я беру на себя.

Неожиданно Бёз почувствовал тепло в левой стороне груди. Ему вдруг показалось, что он стал прежним ребёнком. Перед взором возникла картинка из детства – стройная величественная женщина игриво прячет лицо в ветках дерева, склонившегося под тяжестью спелых ароматных плодов, рука матери ласково протягивает ему персик. «Нет, не сейчас!» Обожгла догадка – Землянин посылает свои энергии. Земные: свет, тепло, любопытство, расслабленность, любовь. «Стоп! Стоп!!!» Ученый осторожно разжал ладонь. Затем он снял с себя рубаху и протянул Николаю. «Немного великовата», – усмехнулся про себя учёный. Через минуту обмен одеждами был окончен, и вольфрамовая коробочка пульсировала в руке Николая.

Бёз достал из бокового кармана брюк чистый носовой платок и протянул землянину:

– Возьмите платок.

Тот вопросительно посмотрел в ответ.

– Протрите лицо… контакт с кожей… обеспечьте. Заверните салфеткой.

Осторожно взяв завёрнутый в салфетку платок, Бёз сунул себе в нагрудный карман, показав взглядом, что не собирается объяснять своих действий.

– Идите спокойно, не останавливайтесь и ни с кем не разговаривайте. Отключайте сигнал! – громко скомандовал учёный, повернувшись к динамику.

– Так быстро?

– Отключайте! Я же сказал. Отбой!

Николай двинулся к выходу. Бёз ещё раз окинул взглядом пришельца.

«Да, великовата одежонка… До пересменки десть минут. Чай… в это время у них чай, не обратят внимания, документы на выходе не проверяют».

Он вытащил из своего тайничка в стене второй комплект одежды, натянул брюки и снова взглянул на часы. Заступивший вновь охранник не в курсе, что «я» уже выходил, а проверка камер начнётся не раньше, чем через пятнадцать минут. «У каждой новой смены сначала чай… это святое», – усмехнулся он про себя. Время тянулось медленно. Контакт с Землянином не прошёл бесследно. В груди учёного пульсировал тёплый мягкий шарик. С чем это можно было сравнить? Счастье… Детство… «Господи, как же давно всё это было… не со мной». Включился внутренний будильник. Бёз направился к выходу.

– На сегодня всё, – буркнул он, не оборачиваясь к динамику.

Пройдя последний кордон, подумал: «Половина у нас в кармане, осталось чуть-чуть, совсем немного». Вот и заветная «дверь». В маленьком отсеке за дверью умещалось три канала: первый вёл в Урусэль, второй – к земному порталу, где на входе располагался встроенный в стену пульт для регулирования места и времени возврата на Землю случайно приблудившихся на Зеро, и третий – в промежуточную зону. На третьем стоял блок в связи с профилактическими работами. «Вау!!!» Пространство за входной дверью оказалось пустым. «Землянин… Где он мог застрять?!» Учёный извлёк из кармана своё последнее изобретение. То был определитель места нахождения объекта по любой его принадлежности. Достав из кармана платок, который только что держал русский, и осторожно взявшись за край салфетки, Бёз положил на него маленький изящный датчик со световым индикатором. Сигнальная лампа известила о том, что ни в одном из трёх отсеков хозяин платка не обнаружен. «Не может быть… этого просто не может быть! Потому что этого быть не может!!!» Своему новому прибору в этот момент Бёз доверял больше, чем самому себе. Он испытал его. Испытал! Мужчина инстинктивно шагнул в родную вотчину, но обнаружил себя на входе в первую дверь – он остался в ячейке Сэль. Он снова и снова пытался осуществить своё намерение, но всё было тщетно. «Чёрт! Чёрт, Чёрт, Чёрт!!!» Страшная догадка обожгла холодным кипятком, а в виске настойчиво пульсировало: «Нарушение гармонии и внедрение в матрицы субъектов, независимо от сложившихся в системе обстоятельств, карается низведением виновных в предшествующую мерность и заключением их в ней бессрочно».

«Я проиграл! Если Землянин каким-либо образом всё же попал в земной портал, то там на пульте сохранились старые координаты приземления – координаты отправки домой предыдущего заблудившегося. Кто был перед ним? Из какого времени, материка?» Он перебирал в памяти гостей из каморы. «Того вёл не я, то была женщина… смуглокожая. Даже не помню, вернули её обратно или эти умники её доконали… и было это перед самым моим назначением. Чёрт, не помню. Видеокамеры не фиксируют область порталов, она лежит в другом диапазоне частот. Они будут искать Землянина в месте, где потеряли его из виду, и, скорее всего, отдадут эту зону под карантин».

 
                                     * * *
 

Прибор молчал. Николай раскрыл ладонь. Силы медленно уходили, веки тяжелели. Открыв дверь, он шагнул в следующее пространство. На пульте замигала сигнальная лампа. Приборы безошибочно зафиксировали земной объект. Пришелец сделал шаг к пульту и в следующее мгновение начал терять сознание. Тело беспомощно наклонилось вперёд, а угасающее сознание посылало рукам сигналы, руки пытались достать ближайшую опору. Навалившись грудью на панель управления, медленно сползая всем телом, человек мягко опустился на пол. От случайных прикосновений человека кнопки устройства ожили. Загораясь поочерёдно, одновременно и вразнобой, они будто исполняли замысловатую цветовую симфонию. В следующее мгновение в ушах Николая раздался тонкий непрерывный звук. Он шёл по краю обрыва, балансируя и наклоняясь то вправо, то влево, но всё же удерживая равновесие. Тело стало лёгким и невесомым, словно птичье перо. Великая пустота наполнила собой всё вокруг. Она была внутри него и снаружи – везде. И он сливался с этой пустотой, изредка выныривая и погружаясь обратно. Это было новое, неведомое ранее ощущение. Он ощутил себя той самой пустотой, она поглотила все его желания, его самого. Нет желаний – нет формы, нет тела.