Текст книги "Найти, чтобы потерять"

Прошлое, которое определяет будущее. Век двадцатый, СССР, Москва. Внутренние дела, или Раскормленное ничтожество

– Что это? – Галя Брежнева с недоумением ткнула пухлым коротковатым пальчиком в аляповатый перстень с красным камнем. – Зачем ты это притащил? Грубо, пошло… зачем он мне?

– Возьмите, Галина Леонидовна! – вкрадчиво сказал человек с лисьей мордочкой и лисьими же повадками. – Ценнейшая вещь! Музейный экспонат! А камень! Это же рубин, настоящий рубин, а не какой-нибудь там корунд! Возьмите… – Тонкие губы вытянулись трубочкой. – Этот перстень носил Папа Римский Александр Борджиа, а потом кто только им не владел! Пятьсот лет занимательнейшей истории и блистательных обладателей!

– Ну а мне он на кой? – грубо перебила поставщика ювелирных изделий гранд-дама загнивающего социалистического реализма, дочь Генерального секретаря Советского Союза и крупнейшая коллекционерша дорогостоящей ювелирки. Выбирала светская львица, считавшая собственный вкус безупречным, исключительно изделия выдающиеся: с крупными бриллиантами, жемчугом, изумрудами, сапфирами, но предпочтение отдавала все-таки бриллиантам чистой воды. Также Галина Леонидовна не пропускала и достойного антиквариата: мебели, оружия, хрусталя и фарфора. Возможно, это кольцо и было какой-то там исторической ценностью и стоило прибрать в свою коллекцию еще и его – денег-то много не попросят, да и денежки у нее всегда водились. Любвеобильный папаша давал без ограничений: слуги народа черпали для себя из народной кассы сколько хотели – на то они и были его слугами! А ежели денежных знаков с собой вдруг не оказывалось, а на ювелирном прилавке, напротив, вдруг появлялось нечто восхитительное и великолепное, она просто-напросто оставляла в кабинете директора магазина или комиссионки расписку. И никто, ни один человек еще ни разу не посмел отказать дочери генсека!

Однако сегодня Галочке не нравились ни оправа, ни огромный камень – пусть и действительно рубин! И еще: камень этот смотрел на нее, Галю Брежневу, слишком пристально… выжидающе… презрительно смотрел! На нее никто не смел так смотреть! Кроме того, все в этом… – она не смогла даже мысленно выговорить слово «изделие», которое не подходило ему, этому музейному экспонату! Также она не смогла бы объяснить, почему помимо того, что перстень выглядел неприятным, отталкивающим… опасным, в конце концов, он казался еще и явно живым!

– Юрию Михалычу подарите! – дребезжал лисьемордый. – Такая редкость, такая редкость!..

– На фиг Юрке эта редкость! – Галина Брежнева, недавно обзаведшаяся молодым и статным мужем, Юрием Михайловичем Чурбановым, выразилась круче – она вообще не стеснялась в выражениях, как и в средствах. Ее избраннику, который, словно по мановению некоей волшебной палочки, в свои тридцать четыре из майора вознесся в генерал-лейтенанты и стал заместителем министра внутренних дел, эта штука тоже явно была ни к чему. Она была из другого мира, другой породы – причем такой, с которой Галина раньше не встречалась, да и не нужно было ей с таким встречаться! Словом, это кольцо с камнем ни на что, виденное ею раньше, не походило…

– Юрию Михалычу бы понравилось! – продолжал настаивать продавец. Видно, ему позарез были нужны деньги. – И еще, только вам скажу, Галина Леонидовна… но это – чистая правда! Говорят, эта вещь приносит удачу. Да, да!

– Да где он его носить будет? – рассердилась пышнотелая и густобровая Галочка – копия своего отца, шепелявого генсека, – только с дикцией у нее все было в полном порядке. – В своем Министерстве внутренних дел, что ли?! Ха!

Дела, разумеется, были весьма и весьма внутренние… семейные были дела, клановые. И в этом клане и без этой странной штуковины всего прибывало. И камушков в семейных закромах, блестящих, дорогостоящих, исчислялось даже не килограммами – десятками килограммов; и машины были заграничные, и тряпки, и хрусталя, и бронзы какой хошь – античной, средневековой, Челлини-Донателлы там всякие. Про квартиры, дачи и говорить смешно. Картины какие угодно из запасников привезут и с поклонами повесят. Недавно Юрка придумал чучела коллекционировать – да на здоровье! Любого зверя тебе забьют и на подставочке красного дерева как живого подадут – нате, Юрь Михалыч, радуйтесь! Удачей для Юры Чурбанова, его колечком волшебным, была она, Галочка, а не это, странное. Не-е-ет… это она и в руки не возьмет!

– Ты это Ирке Бугримой снеси, – сказала Галина Брежнева. – Она купит. Они, в цирке, такое барахло любят. Она им своих львов пугать будет! – Галя разинула свою широкую ненасытную пасть – именно пасть, а не рот, – так показалось тому, кто принес этой непредсказуемой женщине истинную редкость, раритет, артефакт! – и захохотала.

И в самом деле… снесет-ка он драгоценное кольцо Борджиа Бугримовой! Та, в отличие от этой выскочки, хоть и всю жизнь на манеже, при клетках, при неистребимом аммиачном, сногсшибательном духе своих хищников, истинная аристократка. Царственная женщина… и дворянского рода – не то что это раскормленное ничтожество!

– Как скажете, Галина Леонидовна, как скажете! – Человек с лисьими повадками осторожно, будто боясь обжечься о раскаленное, взял со стола перстень с ярким камнем и бережно уложил его в сафьяновый футляр. – Можно и Ирине Николавне! Только вы же знаете, Ирина Николавна вам потом его не уступит, если вдруг передумаете!

– Иди-иди… не передумаю! – буркнула Брежнева, которой явно полегчало, когда странный предмет исчез с глаз, и она даже длинно выдохнула. Оказывается, пока эта зараза на нее вот так смотрела, она почти и не дышала! Не хочет она этого кольца! Пусть его кому угодно продают, но только не ей! Ишь раскатал губенки… нашел дурочку! Бугримова пусть такое покупает, она, эта баба с яйцами, ничего не боится!

– До свидания, Галина Леонидовна! – Поставщик советского двора повернулся к незаслуженно вознесшейся на самый верх плебейке спиной и поспешил к выходу. Он, разумеется, заметил, что Галя Брежнева не захотела даже брать украшение в руки. Она его боялась!

– Допилась до белой горячки! – зло сказал человек-лиса, выходя из строго охраняемого подъезда номенклатурного дома. – Черти везде мерещатся!

– Слава Богу, – проговорила Галина Брежнева, когда двери захлопнулись, отсекая от нее и продавца, и то странное, что он приносил.

Она прошла в комнату, тяжело плюхнулась на диван, достала бутылку коньяка и налила сразу полный стакан. Пить она начала уже давно и пила много и постоянно… но не с утра, совсем не с утра, как сегодня! Однако сегодня, сейчас, ей очень хотелось выпить и успокоиться. Галя почему-то чувствовала себя человеком, избежавшим огромной опасности… спасшимся от неминуемой катастрофы… «Или же катастрофа как раз заключалась в том, что я эту вещь не купила?! – вдруг пришла ей в голову странная мысль. – Вдруг перстень и в самом деле каким-то образом привлекает удачу?» Но у нее все было. Все! В буквальном смысле этого слова – у нее было все, что только возможно было пожелать. Она жила как хотела и с кем хотела. Теперь у нее были молодой муж, неизвестно какой по счету, и все, что только можно было достать за деньги в этой стране. И денег тоже было сколько угодно. Она была на вершине… ей некуда было больше стремиться. И, как знать, не столкнул бы ее этот камешек вниз, в пропасть?!

Галине Брежневой вдруг стало еще страшнее, чем когда жуткое кольцо лежало напротив и красная пристальная точка была устремлена прямо на нее. Лазерный прицел – вот что оно ей напоминало, да!

– Глупость какая! – сказала полупьяная женщина и рассмеялась.

Кино она вчера смотрела, вот что! Такое, какое в кинотеатрах не посмотришь, какое лишь домой привозят. И все там, в этом кино, было: и бабы голые, и даже мужики, тоже голые, которые этих баб по-всякому трахали, и убийца, и вот такая красная точка – точно, точно такая! Вот ей и померещилось бог знает что! Эх, надо было брать! Музейная редкость все ж! И в самом деле, из оправы выковырять этот камешек – дрянь оправа, грубая работа! И по-новому оправить, по ее заказу сделали бы, да и Юрочке подарить! Пусть в своем министерстве шутил бы, на подчиненных наставлял! – Галина хихикнула и налила себе еще. Да… зря она не захотела! А Ирка Бугримова купит… эта потаскуха цирковая со львами целуется, голову свою кудлатую им в пасть сует и никогда своего не упустит! И не своего тоже… и бриллианты у нее такие, каких даже у нее, Галины Брежневой, нет! И продать не хочет, сучка драная, хоть она к ней не раз подкатывалась!

– Чтоб тебя твои львы задрали, бл…дища! – выкрикнула она и запустила почти полным стаканом в стену. – Не хочешь продавать – я и так заберу! Все мое будет… и колечко с красным камушком тоже! Потому что тут я первая! И мне он его первой принес! Мне только позвонить – и он его на цырлах обратно притащит! И позвоню… позвоню! Вот только сейчас еще немножко выпью… для храбрости… – Галя Брежнева хихикнула и подмигнула своему совершенно пьяному отражению в зеркале бара, уставленного дорогими бутылками: – И позвоню!

Прошлое, которое определяет будущее. Век двадцатый, СССР, Москва. Долгожданная встреча, или Любой ценой

– Здрасс-с-ть, Ирина Николавна!

– О, здравствуйте, голубчик! Что-то принесли?

– Истинную редкость, Ирина Николавна, истинную редкость! И вам – первой!

– О! – только и сказала знаменитая дрессировщица – женщина с дворянскими предками и королевской осанкой, умная, проницательная, воспитанная… не чета той, другой, за которой не было настоящих корней и которая была просто раздутым мыльным пузырем.

– Да! – польщенно улыбнулся тонкогубым ртом тот, кого некоторые в этом обществе непочтительно называли спекулянтом и фарцой, хотя он был человеком тонкого вкуса, высокого образования и бизнесменом от природы.

О, как бы высоко он поднялся по ту сторону железного занавеса! Увы, это невозможно… Тут же приходилось юлить и изворачиваться, постоянно оглядываться и быть настороже, даже несмотря на высоких покровителей. Да еще и вертеться – и вашим, и нашим угождать! Льстить и давать взятки, ловчить и лгать…

– Вещь музейная, – веско сказал он, напуская на себя как можно более таинственный вид. – Из… нет, не буду открывать откуда, потому что это немножко не моя тайна! Но, поверьте, этот перстень принадлежал самому Александру Борджиа! Имеется даже официальное экспертное заключение. Более того, кольцо в первозданном виде и не подверглось ни единой переделке, а камень высокой чистоты и каратности! Звездчатый рубин!

– О! – еще раз сказала дрессировщица, беря магнетическую вещь в руки. Кольцо засветилось, заиграло, словно бы наконец вырвалось на свободу из многолетнего плена. В зимнем помещении цирка, вблизи вольеров с животными, было прохладно, но от перстня будто шел жар, и холодные пальцы Бугримовой тут же согрелись. – Носить я его, конечно же, не буду, – женщина тепло улыбнулась и этому нежданному чуду, и человеку, который его принес, – но возьму. Не могу не взять! Какова цена?

В голове у продавца тут же завертелось, защелкало, засуетились числа и мысли. Опасно было называть слишком высокую цену, однако соблазн был очень велик, и он удвоил первоначальную сумму.

– Ого! – Бугримова прищелкнула языком. – Боюсь, мне не потянуть! Но, если бы вы скинули процентов этак… скажем, двадцать, я бы подумала.

– Ирина Николавна, голубушка! – взмолился человек с лисьим лицом. – Что же вы со мной делаете-то! А я на что жить буду? – Он рассмеялся мелким неприятным повизгивающим смехом. – Ладно, где наша не пропадала! Двадцать процентов и то колечко, что вы хотели продать… Помните, что вам разонравилось? Бриллиант, который с угольком оказался? Вещичка плевая, но мне хоть какая, а прибыль! Сплавлю какой-нибудь актрисочке провинциальной, пыль в глаза пускать, кхи-кхи-кхи!

– Хорошо, договорились! – согласилась знаменитая укротительница, все так же не выпуская из рук перстня. – Денег, естественно, у меня тут нет… приезжайте завтра ко мне домой, хорошо? Там же я вам и то, с бриллиантом, отдам. Что до этого…

– Все-все-все! – тут же понял ситуацию продавец и улыбнулся как мог широко и приветливо. Хотя улыбка его все равно больше походила на оскал, однако это было самое большее, на что он был способен. – Не смею разлучать вас с наследием Борджиа! Оставляю его вам, дорогая Ирина Николавна! Я вам доверяю! Полностью доверяю! Оревуар! До завтра!

За посетителем уже давно захлопнулась простая, без затей дверь, а укротительница диких зверей все сидела, будто завороженная. Нужно было идти на манеж, шло драгоценное репетиционное время, а она не могла наглядеться на камень, не могла насладиться его теплом и ощущением долгожданной встречи – по-другому это и назвать было нельзя!

Наконец Бугримова очнулась, вышла не то из оцепенения, не то из приятной полудремы, но оставлять такую огромную ценность тут, в гримерке, под охраной жалкого серийного английского замка, который легко можно было отомкнуть шпилькой для волос, женщина не стала. Она взяла крепкий обувной шнурок, подвесила на него перстень и надела его на шею. И сразу же под шерстяной водолазкой словно забилось еще одно сердце – ровно и наполненно… удовлетворенно.

И денег заработал, и колечко в придачу! Никчемушная, конечно, штуковина: бриллиант мало того что с угольком, так еще и с трещиной! Но огромный, редкого розового цвета и внушительный… театральщина, одно слово! Сбагрит, сбагрит он это бриллиантовое счастье в один момент – таких, кому важен размер, а не качество, пруд пруди, а вот на рубиновом он сегодня поднялся! Изрядно поднялся! И не надо больше перед Брежневой унижаться… быдло – оно и есть быдло! Свинья, пусть даже и в соболях, все одно свинья…

Телефон задребезжал, когда он уже наливал себе, чтобы спрыснуть сделку. Рука дернулась, и дорогой виски пролился мимо стакана.

– Это я, – без обиняков заявила трубка. – Перстень еще у тебя?

Галя Брежнева, конечно же, рассказала мужу о штуковине с красным камнем – не могла не рассказать, потому что была еще очень пьяна, когда мужа Юрочку привезли в служебном авто домой. А что у трезвого на уме, то, как известно, у пьяного на языке. Язык Гали Брежневой слегка заплетался, но молчать она не могла:

– Притащил, значит… я и говорю – зачем нам этот самый Борджиа? Гром-а-адная каменюка и такая красная точка посередине… прям в лоб! Хи-хи! Говорит, мол, Юрь Михалы-ычу подарите… ик!

– Ну и где он? – довольно спросил Юрий Чурбанов, слегка поводя широкими плечами и потирая с холода ладони. Он любил броские вещи и еще не насытился их обладанием.

– Ушел! – удивилась Галина.

– Ну, это понятно. А перстень где? Я хочу его надеть! – игриво сказал муж и хлопнул свою обширную половину по обширному и бесформенному заду. Впрочем, страсти в их отношениях было не занимать: страсть могут подпитывать самые разные предметы, а тут страсть была истинной, бескрайней от финансовой неограниченности.

– Я его не взяла! – недоуменно сказала Галина. – Я подумала… я решила…

– Почему же ты решила за меня? – В голосе Юрия поубавилось теплоты, зато отчетливо проступила холодная сталь. – Я знаю, он бы мне понравился! Я его хочу! Я хочу этот перстень Борджиа! Слышишь? Хочу! Позвони немедленно этому твоему холую на тонких ножках и прикажи привезти его обратно!

– Х-хорошо. – Губы Галины дрожали, но ей нравилась властность этого мужчины, его грубый напор и то, что он не пресмыкался перед ней, а вел себя… ну совсем как этот Борджиа, наверное, держался со своими бабами! Да, нужно было брать! Нужно! Но еще не поздно… такую штуку не каждый купит!..

– Это я, – сказала она в телефон. – Перстень еще у тебя?

– Нет, Галина Леонидовна! – пропела трубка гнусным мстительным тенорком. – Уже нет… увы! Как вы правильно посоветовали, отнес Ирине Николавне! Она сразу и взяла… уникальная вещь, я же говорил!

– Сволочь! – припечатала Галина и швырнула трубку на рычаг.

– Ну что? – осведомился муж. – Когда привезет?

– Бугримова купила! – с неподдельной ненавистью в голосе ответствовала Галина. – Вечно она! Всегда дорогу перебежит… сколько она у меня… у нас… уже шикарных вещей увела! И я ж ей предлагала… по-хорошему предлагала! И цену давала чуть не вдвое! Бл…дь упертая! Как увидит стоящий антиквариат, так и тут как тут! Сволочь последняя! Подстилка цирковая! Тварь! Дрес-с-сировщица, мать ее!

– Я хочу этот перстень! – с угрозой в голосе повторил Юрий Чурбанов. – Я хочу его любой ценой! Слышишь? Любой!

В декабре смеркается быстро. В четыре часа дня уже совершенно темно и даже фонари перед престижной ведомственной многоэтажкой не могут полностью разогнать тьму, их свет едва пробивается сквозь густой занавес валящего снега. В цирке суета и генеральные прогоны перед новогодними выступлениями, на улице – тоже генеральная репетиция Нового года…

Два высоких, крепких молодых человека спокойно входят в охраняемый подъезд: один широко распахивает двери, чтобы пропустить второго с огромной пушистой елью в руках.

– Заноси! – командует он.

– К кому? – вскидывается вахтер, когда-то служивший прапорщиком.

– К Ирине Николавне Бугримовой! – бодро докладывает тот, что распахнул обе створки. – Квартира сто семнадцать! Какой этаж, отец?

– Седьмой, седьмой, – засуетился страж. – Да в этот лифт не поместится! Я вам щас грузовой вызову!

– Хорошо! – согласился второй, лица которого было совсем не видать за еловыми лапами. – Грузовой в самый раз будет!

– Дома она? – поинтересовался первый.

– Да с утра как ушла Ирина Николавна, так и нету! Да вам откроют, откроют, там домработница завсегда…

Домработнице час назад, как раз во время трансляции хоккейного матча, который бывший прапор не отрываясь смотрел по крохотному телевизору, упрятанному под стол, позвонили и сообщили, что сын сломал ногу и нужна операция, поскольку перелом у мальчика сложный. Женщина даже не стала отзваниваться хозяйке – мгновенно собралась и помчалась на другой конец Москвы, по названному ей адресу. Так что в квартире на седьмом этаже гарантированно никого не было…

Знаменитая дрессировщица львов и, в отличие от парвеню Брежневой, истинная светская львица Ирина Николаевна Бугримова вернулась домой совсем поздно, – но усталость как рукой сняло, когда она разглядела неладное: наружная дверь в ее апартаменты – бронированная, сверхнадежная – была лишь притворена. Квартира была умело вскрыта, а внутри жилья все было перевернуто снизу доверху. Впрочем, грабители не взяли ничего из того, чем прельстились бы обычные домашние воры: ни мехов, ни аппаратуры, ни коллекционного фарфора, ни даже картин. Воры, без сомнения, были квалифицированными и явились по точной наводке. И они нашли то, что искали, – хорошо скрытый тайник с коллекцией драгоценностей. Сейф был выпотрошен, бриллианты и перстень – бесценный перстень Борджиа, украшенный великолепным звездчатым рубином, – пропали.

Ирина Николавна Бугримова онемевшими пальцами накручивала диск, чтобы вызвать милицию и заявить о пропаже. У распахнутой настежь двери ее квартиры стояла огромная пушистая ель – оставленный ей кем-то новогодний подарок.

Сегодня, сейчас. Предложение, от которого невозможно отказаться, или Я должен подумать

– Дорогой мой Лев Вадимович… – Господин Никитич постукивал пальцем по ровно сложенной стопке распечатанных страниц, то есть по моей рукописи. Другой рукописи – не его биографии. – Сейчас я вам сделаю предложение, от которого вы не сможете отказаться. И вы не откажетесь, – веско проговорил он. Настолько веско, что мне даже стало как-то не по себе.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы я испугался Ник Ника, – с чего бы мне было его бояться? Тем паче никакого криминала за мной не водилось… и даже нашего знаменитого договора я вроде не нарушал!

– Ваш как бы исторический роман, безусловно, оригинален и, возможно, во многих местах попадает… как бы это выразиться… в точку? В яблочко? Ладно, вы меня поняли. Но в целом я бы охарактеризовал этот литературный труд как немыслимое, эклектическое нагромождение фактов и ваших диких домыслов, сваленное в одну большую кучу… Не перебивайте меня! – нервно сказал он, хотя я об этом и не помышлял.

Когда я обижаюсь – а сейчас на Ник Ника стоило обидеться, – то надолго замолкаю, чтобы обдумать и выстроить уничижительные аргументы… хотя он, безусловно, был прав: мои исторические зарисовки суть нездоровая эклектика, пусть и возведенная вокруг достоверных фактов. Но вокруг одного и того же каркаса можно соорудить и современный истребитель, и чучело динозавра! Все зависит лишь от манеры исполнителя. У меня собственная манера – но что, интересно, так задело Ник Ника, который настолько завелся? И что за предложение, от которого я не смогу – или не посмею отказаться? Сгораю от нетерпения услышать!

– Несмотря на то, что я как бы высказал некоторую критику, в целом мне это понравилось… Честное слово, понравилось! Но… – Ник Ник сделал театральную паузу, а я как воды в рот набрал, потому как у меня был слишком богатый опыт общения с критиками, многие из которых сочли бы аргументы господина Никитича детским лепетом, – уж они-то куда грамотнее и беспощаднее смешали бы меня с грязью! – Короче, не буду тянуть, – наконец решился он, видя, что народ тупо безмолвствует. – Я знаю, что вы хотели выпустить эту книгу… в вашей редакции.

– Это наш главный редактор хотел, а не я, – наконец изволил подать голос писатель Лев Стасов в моем лице.

– Но вы ведь тоже этого хотели? – начал раздражаться Ник Ник.

Зная, что он моментально заводится с пол-оборота, и памятуя о недавнем нервном срыве достопочтенного коллекционера и олигарха, а также о его плачевной нервной системе и прочих потрясениях, я счел за лучшее согласиться и склонил голову.

– Так вот, я хочу купить эту книгу сам! Сколько вы обычно получаете со своей… – Надеюсь, он не хотел произнести «макулатуры», потому что даже у моего терпения имелся предел! – Со своей работы… книги… романа! – закончил он. – Хотя я и так это знаю! – Он все-таки вспылил и двинул рукописью по столу так, что листы разлеглись веером.

– Не могу уловить сути проблемы! – холодно изрек я. – Вы можете перестать ходить вокруг да около и выложить все начистоту? Зачем вам эта моя книга? Что вы будете с ней делать? Сожжете на костре? Предадите анафеме? Устроите публичное аутодафе этому, как вы выразились, эклектическому опусу? Или подарите… – Я чуть было не брякнул «очередной невесте», но вовремя прикусил язык. Ник Ник был по-своему весьма порядочен… и к тому же настолько несчастлив в личной жизни, что мне стало стыдно. Очень стыдно, если честно. – Николай Николаич, зачем вам это нужно? – просто и без экивоков спросил я.

– Хорошо, я поясню… – чуть помедлив, сказал он. – Главным героем вашего романа есть не кто иной… то есть не что иное, как перстень Борджиа… который вы почти одушевили и наделили некими магическими свойствами. Так?

– Ну, водятся за мной мелкие грешки, – пожал плечами я. – Но идея-то была хороша, не так ли? Нанизать все эти истории на некий мистический стержень? Пять сотен лет – и какие люди! Характеры! Личности!

– Включая меня. – Ник Ник начал сверлить меня глазами, и я, кажется, понял, в чем было дело!

– Включая вас, да, – медленно произнес я. – Простите… это прямое или косвенное нарушение договора, хотя вашей личности я в книге не коснулся. Да и ваш перстень я описал весьма приблизительно…

– Весьма узнаваемо! – возразил он. – Любой дурак, видевший его у меня хотя бы раз, сразу же обо всем догадается!

– Ну… я могу это не печатать, – уныло сказал я. – Или заменить перстень… ну, скажем, на какую-нибудь диадему…

– Угу. Папа Римский в диадеме! Оригинально! – хмыкнул ядовитый старикашка.

– Или на кулон! – упорствовал я. – На пряжку, в конце концов! Аграф – вот как это называется! Стильно, научно, красиво! Приключения таинственного аграфа!

– Лев Вадимович, давайте успокоимся и все-таки рассмотрим мое предложение, – сказал он, сделав упор на слово мое. – Вы трудились. Результат вашего труда меня… э-э-э… очень впечатлил! Впечатлил, да! И я хочу его оплатить! И закрыть эту… э-э-э… тему раз и навсегда! Раз и навсегда! – повторил он. – Сколько вы хотите? Я утрою гонорар, который бы вы получили… причем деньги вы получите сразу, а не через полгода от начала продажи, как это у вас заведено! Сразу! Прямо сегодня!

Я молчал.

– Хорошо, упрямый вы человек! Во сколько вы оцениваете то, что будете лишены читательского признания? Пять ваших средних ставок! Пять! И прямо сегодня! Сейчас!

– Николай Николаевич, я не могу на это согласиться, – сказал я, и он дернулся, как будто я влепил ему пощечину, и покраснел.

– Почему? – тихо, но с угрозой в голосе спросил он. Или же угроза мне лишь почудилась? Но что-то было в этом его «почему»… что?! Я чувствовал, что дело тут не в перстне… вернее, не только в нем. Было что-то еще… да, он же сам сказал «попал в яблочко, в точку»! В какую точку я попал? И было это оговоркой или чем-то иным? А если иным, то чем именно?

Внезапно я почувствовал, что меня охватывает тот самый азарт, который всегда сопутствовал написанию финала всех моих романов: когда хочется завершить быстро, но в то же время нужно двигаться очень осторожно и ничего не упустить… Я мог сейчас согласиться на этот вполне достойный гонорар, оставить Ник Нику свою сырую рукопись и посчитать задачу выполненной. Я написал книгу, пусть и для одного-единственного читателя, и я продал ее. Все. Финиш. Цель достигнута. Конец истории. Но тут был явно не конец… Но что? Что?!

– Я должен подумать, – сказал я, и он с явным облегчением выдохнул.

– Подумайте, – с усмешкой сказал господин Никитич. – И можете даже назвать свою цену. И я тоже подумаю. Но не затягивайте, пожалуйста. Наше с вами сотрудничество заканчивается, меня ждет работа.

– Я должен подумать, – повторил я. – Потому что тут явно есть над чем подумать! – добавил я с вызовом. Зря, наверное, я это сказал. Потому что взгляд холодных серых глаз всесильного мультимиллионера мне не понравился.