Текст книги "Все оттенки боли"

– Ты можешь не бояться, меня здесь все знают. Знают, что я не армянин, знают, что ты жена Мухаммеда. Не волнуйся, Карина, это долго продолжаться не может. Сейчас советское правительство что-нибудь предпримет, введут войска и всех спасут, – говорил отец, а у самого руки тряслись.

Группа хорошо одетых парней с короткими ломами в руках зашла в соседний подъезд. Они направились в квартиру той самой соседки, которая пять минут назад ушла от них домой.

Крики, вопли, плач, грохот падающей из окна мебели.

Карина собрала детей возле себя, прижала их к груди, стараясь закрыть им уши.

– Мама, а нас тоже будут бить? – спросил старший сын.

– Нет, детишки, у нас все будет хорошо! – едва шевеля языком от страха, ответила Карина.

Вдруг раздался глухой стук о землю и чей-то истошный крик: «Убили!»

Дед выглянул из-за кухонной занавески и увидел, что возле подъезда лежит тело их соседки с размозженной головой.

– Боже мой, что же это делается… – только и сумел вымолвить он. – Это же звери!

Он тяжело боком завалился на диван, держась за сердце. Его жена, тихонько причитая, засеменила на кухню за таблетками.

– Я с детьми возвращаюсь в Баку, – сдерживая слезы, чтобы не напугать детей, сказала Карина. – Вы сможете защитить свою жену, но я боюсь, что мое присутствие создает вам еще большие проблемы. Простите меня, я не хотела…

Отец, охая, категорично замотал головой «нет». Но потом откинулся навзничь и замолк, хрипло дыша.

– Не дай бог, инфаркт, не дай бог, тогда мы все пропали, замолчи ты лучше, Карина, – причитала жена, колдуя вокруг мужа.

На улице разожгли костер из хлама вещей, молодые мужчины кричали, чтобы к ним выводили армян, и они будут пить их кровь. Бросив посреди дороги труп забитого палками мужчины, агрессивная толпа двинулась дальше.

– Они ушли, сегодня уже ничего не будет, даст бог, они больше не вернутся, мы спасены, – стоя на коленях перед кроватью мужа, шептала мать Мухаммеда и вытирала кончиком платка слезы отчаяния.

Отец Мухаммеда уснул, Карина уложила детей спать и пошла на кухню что-нибудь перекусить.

– Ты хоть ела сегодня? – спросила мать Мухаммеда. – Поешь, вон одни глаза торчат.

Карина попыталась съесть бутерброд с сыром, еда не шла от отвращения.

– Я хочу вернуться в Баку, утром заберу детей, и мы уедем. Зачем вам рисковать из-за нас? – полувопросительно сказала Карина, плохо представляя, как это будет.

– И не думай! Детей мы не отдадим! С ними ничего не сделают. Дети – полукровки, значит, в них течет и азербайджанская кровь. Я перед сыном за них отвечаю. Это нас с тобой, Кариночка, могут зарезать или задушить. Детишек не тронут, я в этом уверена. И… вот еще хотела тебя спросить, а где твой муж? Где Мухаммед? Почему ты нам ничего не говоришь?

Карина вздохнула, не зная, скрыть правду или сказать. Решила не говорить, все равно она виноватой окажется…

– Мухаммед сейчас в Москве на работу устраивается. Сказал, что скоро вернется…

– Ааа, в Москве спокойно, они там, наверное, и не знают, что у нас здесь творится. Эх, видел бы мой мальчик этот ужас, наверное, поубивал бы этих зверей… Иди ложись спать, завтра решим, что тебе делать; возвращаться домой или остаться здесь. Спросим у деда, тогда и решим.

Мать ушла, а Карина осталась сидеть одна, понимая, что настал тот момент, когда она сама должна принять решение.

Глава 12
Жертвы любви и ненависти

Танька давилась рыданиями, рассказывая нам со Светкой об отъезде Мухаммеда.

– Что? Что мне придумать? Я хочу вытравить его из своего сердца!

– Да он всегда будет тебя мучить, – обнадежила молодая мать, не выпуская сигареты изо рта.

– Да ты что? – будто ожидая другого ответа, вскинулась Таня.

– Не-е, ну с женатым не вариант, сама понимаешь. Сегодня он с тобой, завтра опять побежит к семье. Если бы он еще в Москве жил, мог бы в течение дня забегать или поделил бы вас на дни недели. А так выходит, тебе месяцами придется одной прозябать. И не факт, что он себе в Баку новую любовницу не заведет. Ему ведь там удобней, чтобы не скакать туда-сюда.

– И как же мне его забыть? – морщила лобик Танюха. – Есть же какие-то народные средства, чтобы забыть мужчину навсегда! Просто возненавидеть его!

Мне показалось, что настало время высказать свои соображения.

– Он должен тебя чем-нибудь обидеть или обмануть, – пофантазировала я слегка.

– Да он только и делает, что обманывает меня! – вскричала Танька. – Но это совсем не помогает. Я только сильнее его люблю и верю все сильнее!

Мы призадумались. Татьяна умела задавать заковыристые вопросы.

– А может, ему избить тебя? Скажи ему, что он мудак, пидор и козел впридачу. Он разозлится и вмажет тебе. Как?

На Танькином лице не появилось вдохновения.

– Врежет, и правильно сделает. Зачем мне его оскорблять, если это все неправда? Он самый лучший на свете! И я люблю-ю-ю его, – снова зарыдала Танька.

– А я вот думаю, что ты должна посильнее его привязать к себе. Но при этом сама должна испытать к нему отвращение, ненависть, – что-то задумала Светка. – Мне парень один рассказывал, что он свою жену порол розгами и тащился от этого. Потом они развелись, потому что она, оказывается, его ненавидела, а он думал, что она кричит от удовольствия.

– Дурак, что ли? – удивилась я. – Не может отличить интонации?

– Ну, он не музыкант, чтобы к интонациям прислушиваться. Мужики вообще тугие на ухо – кричит, значит, нравится.

– Подожди, подожди, ну-ка, поподробнее расскажи! – вдруг заинтересовалась Танька. – Он сильно ее любил?

– Да откуда я знаю? – как всегда, ушла от сантиментов Светка. – Знаю, что бил сильно. Розгами. Привязывал ее поперек кровати и хлестал. Когда он мне об этом рассказывал, у него даже ширинка оттопырилась.

– А кто это? Почему ты о нем никогда не говорила? – обиделась я на очередной Светкин секрет.

– Забудь. Ничего интересного, – махнула рукой Светка.

– Как раз очень интересно! – загорелась Татьяна. – А почему он тебе про свою жену рассказывал? Значит, забыть не может, да?

– Ну, типа того… Говорит, что ни с кем больше он не получал такой богатой гаммы ощущений. Все другие, говорит, обычные и скучные телки, которым нужно только, чтобы их как следует оттрахали и в ресторан сводили. А эта была… с фантазией. Правда, сбежала от него, видать, чувак перестарался с побоями, ха-ха. Она его теперь за три километра обходит…

– Вот! Это то, что нам нужно! – закричала Танька, и в другой комнате заплакал ребенок.

– Мааа-м! Эвридика проснулась! – басом позвала Светка. – Посмотри, она, наверное, обоссалась!

Ребенок перестал плакать, и мы снова настроились на дело.

– А этот парень не рассказывал тебе, как он это делал? В подробностях?

– Да вот еще, – равнодушно протянула Светка. – Мне это не интересно.

– Ну а где он эти розги раздобыл? У меня дома их нет, у тебя, подозреваю, тоже. И где их брать?

– Сорви ветку на улице – вот тебе и розги. Или поезжай на Птичку, там для лошадей, для разных животных все есть…

– Для кобылы есть, найдется и для тебя, – заржала Светка и быстро прикрыла рот рукой – вдруг опять дочь разбудит.

– Девки, может, в библиотеку сходить? – искренне спросила Таня. – Посмотрю в разделе «Мрачное Средневековье» наказания крестьян.

– Ага! Вот он тебя в кандалы закует и кирпичом по башке – будет тебе наказание, – тоже заржала я.

– Вот вы ржете, а, между прочим, у нас сегодня последняя ночь! – надулась Танька. – Утром он улетает. Значит, сегодня у меня последняя возможность оставить о себе сильные воспоминания. Чтобы никто так, как я, не смог! Чтобы он с ума сходил, как Светкин знакомый, искал такую же, но тщетно. Все, девки, я поехала готовиться!

На улице возле дома Таня сорвала ветку ивы, пришла домой и замочила ее в ванне. Туда же кинула на всякий случай мухобойку и брючный ремень Мухаммеда. Пометалась по квартире и нашла еще длинный провод от сломанного магнитофона, отрезала, сложила его втрое, легонько стеганула себя по ноге и удовлетворенно бросила в ванну – тоже пригодится.

С главпочтамта вернулся Мухаммед, он отправлял жене телеграмму о своем приезде. В прихожей долго шуршал одеждой и возил тапками. Танька поняла, что он собирается.

Мучительный промежуток времени, когда любимый готовится уйти. Вырезать бы это как середину ленточки на открытии объекта – два лоскута слева и справа тут же повиснут бесхозными тряпочками. Потому что вырезанная часть их соединяла…

Танька, улавливая проклятое шуршание, чуть не расплакалась снова. А нельзя. Слез он не любит – значит, действуем по программе.

– Выполни мое последнее желание, милый! – крикнула Таня, не выходя из комнаты.

– Почему последнее? Ты что, вешаться собралась? – заглянув в комнату, увидел на столе провода Мухаммед.

– Нет, не собралась. Я хочу, чтобы ты меня перед отъездом наказал.

– А есть за что? – игриво усмехнулся мужчина и заинтересованно уставился на Таню.

– Если не скоро вернешься – будет за что. Я не собираюсь ждать тебя всю жизнь, пока ты очистишь совесть, нагуляешься или соскучишься. Поэтому собираюсь тебе изменять. Что ты мне за это сделаешь?

Мухаммед озадаченно скривил губы:

– Не знаю… Не приеду больше, скорее всего… – Обиженно забрал со стола свой ремень и положил в сумку.

– И только? – натурально удивилась Танюха и таинственно улыбнулась.

– А что еще? Убивать тебя не стану, у меня нет в натуре агрессии.

– Тогда я сама назначу себе наказание. Хочу, чтобы ты меня выпорол за будущие грехи.

– Смело… Тогда я буду терзаться виной, что сделал тебе больно.

«Это именно то, что мне нужно! Хотя бы чувство вины заставит тебя вернуться ко мне», – подумала про себя Таня. А вслух обманула:

– Мне нужно испытать боль, чтобы меньше страдать!

Мухаммед молчал, пытался сообразить, что от него требуется.

Таня продолжила:

– Я сейчас разденусь и буду послушно ждать твоей порки. Приму ее с благодарностью и покорностью. Стегай меня, пока я не скажу «стоп». Это станет условным сигналом о границе моего терпения. Если б ты знал, какую душевную боль я испытываю от твоего бегства… Эту боль можно заглушить только болью физической. Итак, ты готов?

Он кивнул и уточнил:

– Мне тоже раздеться?

– Нет, раздетой буду только я. Ты мой палач, а я твоя жертва.

Девушка встала посередине комнаты, торжественно разделась и кивнула на склад реквизита:

– Бери веревку и привяжи мои руки к люстре.

– Вот как? – удивился Мухаммед. Видимо, он уже представил себе эту сцену, но по-другому.

– Я хочу, чтобы мне было больнее и чтобы я не могла сопротивляться.

Голая Татьяна перед истязанием под горящей пятью плафонами хрустальной люстрой смотрелась сказочно очаровательной. Зайчики отблеска скользили по ее телу и переливались разноцветными бриллиантовыми огоньками.

Мухаммеду стало страшно. Как можно стегать эту нежнейшую молодую кожу, когда ее хочется лишь гладить и целовать…

– Начинай, – потребовала «жертва» и вытянула руки над головой.

Мухаммед встал на стул, крепко перевязал запястье девушки и перекинул веревку через металлический каркас люстры.

Готово.

Карина выгладила постиранные вещи детей, вытащила сок из холодильника, чтобы к утру согрелся, взяла дорожную сумку и тихонько выскользнула за дверь. На столе осталась записка-объяснение.

«Возвращаюсь в Баку, оттуда в Москву к мужу. Простите меня, что усложнила вам жизнь. Надеюсь, без меня будет проще и этот ад скоро закончится. Утром уеду первым автобусом и сразу, как доберусь, дам о себе знать. Нашим малышам скажите, что мама и папа скоро их заберут. Целую вас. Простите, если что не так».

Она постояла в темном подъезде, не решаясь выйти на улицу. Вроде все тихо. Выглянула за дверь – никого. Пустая дорога, только повсюду разбросан хлам и кирпичи.

Карина украдкой пробежала от одного дома к другому, спряталась за угол, прислушалась. Никого и тишина. Немного успокоившись, она перешла улицу и вышла на освещенный участок дороги.

– Стой! Ты армянка? – окликнул ее мужчина в темной куртке в капюшоне.

– Эй, ребята, бегом сюда – тут армянка, сбежать хотела! – позвал он, не дожидаясь ее перепуганного ответа.

Из двора вышли четверо парней.

– Эй, давай раздевайся, дешевка, я выпью твою кровь, – дернул ее за руку один из парней. – Вали ее, ребята!

Татьяна стояла под люстрой белой свечкой с маленьким черным орнаментом. Абсолютно спокойная, она наблюдала за эмоциями Мухаммеда, не думая о том, что ей сейчас предстоит. Мужчина ходил вокруг нее с проводами в руке, не решаясь начать. Но в его помутненном взоре она уже узрела похоть.

– Возьми для начала ветку ивы. Действовать нужно по возрастающей, – почему-то догадалась она.

Мухаммед осторожно хлестнул ее по попке, но она ничего не почувствовала.

– Сильнее можешь? – попросила она.

Мужчина несколько раз ударил веткой по ее бедрам, и Таня почувствовала подобие слабого укуса. Хотелось почесаться, но руки…

– Возьми мухобойку – ветка не впечатляет, – направляла Таня.

– Не командуй, я здесь палач, – полушутя сказал Мухаммед.

Пластмассовая мухобойка с дырочками, понятное дело, не впитывала влагу. Поэтому Мухаммеду пришлось снова сходить в ванную, помочить «инструмент для порки» и вернуться к «объекту».

– Бей, – отважно скомандовала Таня.

– Ты можешь заткнуться?! Раз назвалась жертвой, стой и молчи, а то мешаешь, – разозлился Мухаммед и шлепнул мухобойкой сбоку по груди.

Огромная грудь тяжело колыхнулась, и по ней разлился красный отпечаток в мелкую дырочку.

– Ух, – только и выдохнул Мухаммед. Тут же возникла эрекция.

Он начал шлепать ее то по одной груди, то по другой, снизу, по бокам, все более хлестко. Особенно ему нравилось ударять сбоку, когда тяжелая дынеобразная масса «уходила» в сторону и тут же упруго возвращалась на место.

Соски вздыбились и покрылись мурашками. Танька кусала губы и стонала. Ей хотелось, чтобы он погладил ее груди и поцеловал, чтобы пожалел и трахнул. Но задача была другая – если сейчас она не доведет дело до конца, значит, проиграет будущее.

– Бусинки горят, возьми бельевые прищепки в столе, – быстро проговорила Таня, чтобы не навлечь гнев хозяина.

Мухаммед прицепил на каждый сосок по тугой прищепке, и тут она заорала.

– Что, больно?

Она помотала головой.

– Продолжать?

Она с готовностью кивнула.

Карина поняла, что бандиты ее не отпустят.

– Я не армянка, у меня трое детей и муж азербайджанец, отпустите меня, пожалуйста! – сразу взмолилась она.

– Фамилия какая? – спросил один из парней.

– Да какая фамилия?! Ты на рожу ее посмотри – вылитая армянка! Что ж ты с сумкой по ночам бегаешь от детей? Азербайджанская женщина не станет убегать от мужа и детей! Армянская шлюха! Валите ее!

Все четверо парней начали наперебой срывать с нее одежду, рвать белье и избивать. Ее повалили на асфальт и били ногами в лицо, в живот, в грудь, по голове. Еще в сознании она молила их, цепляясь руками за грязные сапоги и кроссовки: «Не убивайте, пощадите, у меня дети маленькие!»

В этих парнях была такая злоба, что остановить их смог бы только пулемет…

Один из них схватил с земли металлический прут и со всей силы ударил женщину по грудной клетке. Она хрипло выдохнула «ыых» и потеряла сознание.

– Здесь ее оставим? – высморкнулся на нее один из парней.

– А вдруг не сдохла? Поджигай ее!

Парни собрали всю одежду, сорванную с Карины, и бросили на нее. Распотрошили сумку с вещами и бросили туда же, до кучи.

– Керосин давай! – скомандовал главный.

– Погоди. Надо ей память о муже оставить…

Он схватил за ногу истерзанную женщину и засунул ей между ног металлический прут.

Потом ее забросали одеждой, перемазанной в крови, облили керосином и подожгли.

– Факел дружбы народов, – заржал главный, и они медленно пошли дальше…

…Яркий костер уносил в небо любовь, надежду и долг.

Мухаммед взял в руки провода и уже опытным жестом нежно провел ими по напряженным бедрам Тани.

– Ты готова? Расслабь ягодицы, будет больно!

Таня кивнула и сжала зубы.

Мужчина хлестнул втрое сложенными проводами по попке девушки.

– Ааа! – закричала она и до крови прокусила губу.

– Терпи, сама провинилась, теперь получи, – разжигал себя «палач».

Он хлестнул еще раз, сильнее, и на теле выпучились бордовые «жгуты» от проводов. Резкая боль не сразу проявлялась, она возникала волнами, разливаясь по телу непонятным доселе удовольствием. Тело нервно подергивалось под каждым ударом, ягодицы сжимались и разжимались, на них явственно проступили алые рубцы.

– Еще, – сказала она, глядя помутненным взором в глаза Мухаммеду.

Он стеганул по бедрам, по попе, потом переложил провода не втрое, а вдвое и как длинным хлыстом нанес опоясывающий удар по ногам.

– Ааа! Больно! – закричала и заплакала Таня.

– Тебе стыдно? Тебе должно быть очень стыдно за свое поведение! – приговаривал Мухаммед и наносил новые удары.

Больше он не спрашивал разрешения, он ждал только сигнала «стоп», все остальное принималось за крик удовольствия.

Попеременно то мухобойкой любовно охаживал вспотевшие груди, то проводами по бедрам стегал от всего сердца – ему безумно понравилось быть хозяином чужого тела.

Таня терпела из последних сил, но вместе с тем испытывала чувство, похожее на оргазм. Ее возбуждала его мнимая власть над ней. Ей нравилось ощущать боль, потому что ее душа полностью атрофировалась, сердечные страдания были «отбиты». Руки начали отекать, но груди требовательно горели. Ей хотелось еще.

– Поменяй на провода, – как смогла, выразила свое желание Таня, но мужчина понял.

Он отбросил мухобойку, снял прищепки с сосков и, отойдя на шаг от Тани, несколько раз хлестнул проводами по грудям.

– Аа, больно, больно, больно… – сипло прошептала Таня, потерявшая голос от эмоций.

– Еще? – спросил Мухаммед, видя, что у девушки обмякли мышцы лица, челюсть отвисла, из глаз потекли слезы, а изо рта слюни.

– Возьми в столе… золотой портсигар… и трахни меня им… Хочу кончить, – еле выговорила она непослушным языком.

Мухаммед сделал, как она просила. На дрожащих ногах, с затекшими руками, с фиолетовыми полосами по всему телу девушка испытала бурный оргазм с воплями и рыданиями.

– Вот это да! – только и промолвил Мухаммед, отвязывая Таню от люстры.

Он с таким восхищением смотрел на нее, что девушка почувствовала себя Жанной д’Арк.

– Я словно горела на костре, – поделилась она с ним, когда он принял ее в свои объятия.

– Мученица моя, я этого не стою, – нежно шептал он и гладил ее измученную вспухшую кожу.

Утром она не поехала его провожать. Болело все тело, еле с кровати поднялась. Только в прихожей вручила ему ворованный в химчистке портсигар:

– Тебе на память. Может, жене пригодится для разнообразия…

Глава 13
Сказка со счастливым концом

Наступила весна, и значит, все вокруг должны влюбляться!

Америка посылает к нам Рейгана для подписания договора о ядерных ракетах средней дальности; в стране то здесь, то там вспыхивают конфликты национального характера, скоро будет Цхинвали, потом Тбилиси, за ними начнут бороться за статус государственного молдавского языка приднестровцы, взорвется эмоциями хладнокровный Вильнюс и Рига… Но для нас это были всего лишь «новости издалека», потому что политика ну вообще не интересовала. Интересовала любовь. И наши мамы, а у кого-то и папы, прильнув к телевизорам с комментариями «ну, началось…», были устаревшими, «сложными» людьми с их непонятными проблемами.

Да, конечно, круто, что появился еще один интересный персонаж – Борис Ельцин, и теперь уже Горбачева не любят и говорят, что он разрушает страну. Теперь Горбача называют отцом национализма, а народные симпатии на стороне Андрея Сахарова, Анатолия Собчака, Гавриила Попова, Виталия Коротича. Стали народными депутатами следователи Гдлян и Иванов, «родители» первого громкого дела о коррупции в высших эшелонах власти. Трибуной становилась вся страна. Это были герои НАШЕГО времени.

Горбачева уже не хвалили, его высмеивали. «На́чать; при́нять; собака порылась; а вы все сюда ло́жите и ло́жите» – шедевры от Горби. Правда, потом через много лет мы узнаем, что можно правильно говорить и манипулировать страной не хуже, но наши люди всегда найдут, к чему прикопаться. Но не только мы одни ошибаемся в выборе вершителей наших судеб. Вон у американцев президент Джордж Буш вообще был с лицом дурака. И ничего, терпели. Башни-близнецы похоронили под собой тысячи людей, войска ввели в Иран, трагических ошибок тоже немало совершил. Но чужие ошибки не утешают, и, бросая взгляд на Запад, вновь и вновь задаешься вопросом: почему мы, победители, живем хуже, чем побежденные?..

Танька ничего не знала про Мухаммеда с тех пор, как он уехал.

Светка воспитывала родителей, как нужно воспитывать внучку, чтобы у дочки было больше свободного времени.

Я продолжала учиться в училище и работать в театрах.

И как же нам всем троим до смерти хотелось влюбиться!

…Премьерный показ фильма «Маленькая Вера» собрал возле кинотеатра «Художественный» большую толпу зевак. Было много камер, снимали интервью со зрителями и специальными гостями. Фильм наделал немало шороху – показали настоящий секс, которого в СССР не было и быть не могло.

Мы с Танькой задумали с кем-нибудь познакомиться для досуга, и наш взгляд привлек немолодой мужчина в широкополой шляпе и маргинальным шарфом до пят.

– Режиссер. Снимаю документалистику, – отрекомендовался он, и это было круто. Гораздо круче последующей информации, что недавно он выписался из психиатрической клиники, где лежал по ошибке.

Собственно, никто не удивился, потому что побывать в психушке для того времени было делом вполне нормальным. Диагноз «вялотекущая шизофрения» раздавал отдел по борьбе с инакомыслием КГБ. Распространители «Архипелага ГУЛАГ» и другой запрещенной литературы, а также известные диссиденты Владимир Буковский, Валерия Новодворская, Михаил Шемякин тоже жертвы политической психиатрии. При Горбачеве, с целью заигрывания с Западом, Всероссийское общество психиатров обязалось реабилитировать жертв репрессий, более двух миллионов людей сняли с психиатрического учета и даже выдали денежную компенсацию. Некоторые, правда, не дождались «подачки» и сбежали за рубеж.

Перед нами стоял почти герой, почти богема, новый персонаж чьей-то биографии. Мы с Танькой пока не определились чьей, уж больно староват – сорок пять лет.

– А я учусь в музыкальном училище имени Октябрьской революции, – с гордостью представила я свой статус.

– О, какое совпадение, – удивился мужчина, одновременно делая знаки операторам, которые на него и не смотрели. – Там учится один мой знакомый. Не знаете Сережу Корнеева? Он тоже на вокальном, только на курс старше.

Я не знала. У меня и на наш курс времени не хватало.

– Да? Жаль, очень интересный молодой человек. Уже два года работает в хоре Театра оперетты. Да еще и вкалывает на двух дополнительных работах. У него жена – больная женщина, детей нет, а он очень хочет. Невероятно красивый парень! Такая порода, такая фигура!

Весьма подозрительно слышать, когда один мужчина расхваливает другого. Но этому было простительно – все-таки режиссер, значит, ВИДИТ. А еще «ломанула» фраза про «больную женщину». Как правило, «больная женщина» при красивом мужчине есть абсолютно здоровая тетя с «жалобным» диагнозом для удобства адюльтеров.

Так и оказалось.

– У него очень много баб, – продолжал рассказывать биографию моего коллеги мужчина, – и было, и есть. В данный момент у него начинается роман с однокурсницей. Она красивая девушка, но тоже «с тараканами», никак не идет с ним на контакт.

Не знаю, был ли этот режиссер действительно шиза или нет, но известно – все больные на голову видят в других шизофреников. И скорее всего, однокурсница Сергея просто не хотела связываться с женатым.

– Передайте, пожалуйста, ему записку от меня, – протянул наскоро чиркнутый текст режиссер.

И он ушел, оставив съемочную группу и нас.

Мы поняли, что никакой он не режиссер, но рассказ про загадочного красавца из Театра оперетты заинтересовал меня.

На другой день в коридоре училища я нашла группу старшекурсников и быстро выяснила, кто из девушек является пассией Сережи. В кого у нас нынче влюбляются?

Девушка по имени Рита оказалась прекрасной. И красивой, и порядочной, и талантливой, и скромной. Поэтому я сразу поняла, что женатый Сергей с вагоном любовниц ей не нужен. Может, она и была в него влюблена, но бороться за него она точно никогда бы не стала.

– Вон Сережа, у кабинета стоит, – грустно сказала она и указала на красивого парня с нотами в руках. – Хочешь, я сама передам ему записку?

Я усмехнулась – наивный вопрос.

Сергей сам подошел к нам, галантно представился…

Последующие два года учебы Риту я видела только издали, мы всегда здоровались и ничего с ней не обсуждали.

Разве нужно обсуждать чей-то выбор?

Сергей стал моим мужем и отцом первого ребенка.

…Это было время институтов, первых заработков и поиска настоящей любви.

Кто-то будет продолжать учиться и учиться, для кого-то любовь станет смыслом существования – каждый выберет свой путь в своей единственной жизни. Есть молодость, есть здоровье, а главное – желание и вера, что скоро мы хорошо заживем в правовом государстве. А это вообще сказка! Сказка, когда есть любовь, силы, покой и защита.

Так я думала в двадцать три года.

А на пороге стояли девяностые…