Текст книги "Французский ангел в кармане"

Глава 24

В благородном семействе Гридиных разразился скандал. Ксения рыдала у себя в комнате, Вера носилась туда-сюда с лекарствами, бросая укоризненные взгляды на супруга, который сохранял невозмутимость и хладнокровие.

«Какое бессердечие! – привычно думала она о муже. – Какое равнодушие к судьбе единственной дочери!»

Жоржик в бешенстве метался по обставленной превосходным итальянским гарнитуром гостиной тестя, ломал руки и вопил, что «эти люди, эти ужасные люди довели его до отчаяния, до края пропасти», а близкие, на кого он рассчитывал, на кого понадеялся в несчастье, предали его, защищая свои меркантильные интересы!

– Твой папик – обычный провинциальный выскочка, вульгарный толстосум! – выговаривал он молодой жене сегодня утром, когда они проснулись в своей квартирке в Измайлово. – Он из-за денег удавится! Наплюет на родную дочь!

Ксения испуганно хлопала длинными ресницами, не в силах сообразить, что случилось, что это вдруг нашло на ее «обожаемого Жорженьку». Наверное, он опять недоволен ею как женщиной. Что и говорить о минувшей ночи… она совсем не удалась, как и большинство их супружеских ночей. Но он уже понемногу стал привыкать, относиться гораздо терпимее к недостаткам жены, тем более что она старалась, как только могла. И вот…

– Жоржик… – робко обратилась Ксения к разгневанному супругу. Она хотела узнать, что его так расстроило с утра пораньше. Ведь вчера все было так хорошо: они вместе смотрели телевизор, обсуждали последнюю художественную выставку…

– Не смей называть меня так! – завизжал Жоржик, подскакивая на месте и возмущенно размахивая руками. – Вы с папочкой, видно, возомнили, что можете помыкать мной, как вам только заблагорассудится?! Из-за того, что я попал в затруднительное положение! А кто в этом виноват? А? Кто?

– Кто? – эхом повторила за ним окончательно поникшая жена.

– Да вы же! Вы и виноваты! – истерически выкрикивал господин Экстер, теряя контроль над собой. – Это все ты!.. Дура! Нечего было пускать слюни перед папиком! Его давно пора поставить на место! А ты… безмозглая овца! Ну, чего вылупилась? Вместо того чтобы заниматься делами, я только и думаю, что о тебе, что у тебя ничего не получается в постели! Я нервничаю, как всякий мужчина в моем положении! Мои физиологические реакции летят к черту из-за такой холодной рыбы, как ты! Что ты скажешь о моих гормонах, о моем обмене веществ? Так я могу лишиться мужских способностей!

Ксении хотелось спрятаться под одеяло, как в детстве, когда ей становилось очень страшно, а родителей рядом не было. Она натянула одеяло до подбородка и смотрела на мужа полными слез глазами.

– Прекрати истерику! – вопил Жоржик, бегая по спальне. – Что ты нюни распустила? Посмотри, до чего ты меня довела! Я играл… да! И что тут такого? Я игрок, как любой настоящий мужчина! У меня сложный темперамент! Мне необходим риск! Но во время игры я должен думать о том, какой ход лучше всего сделать, а не о неудовлетворенном желании, не о твоих неуклюжих попытках исполнить свои обязанности супруги! Я зациклился на этом… Во время игры я думал о том, почему ты вышла за меня замуж, раз я не вызываю у тебя любовного влечения? Что тебя заставило сделать это? Желание иметь интеллигентного и умного мужа, чтобы хвастаться перед подружками? Или холодный, лживый расчет купить меня за деньги твоего папочки, чтобы потом держать на привязи, как собаку? Да! Конечно, я проиграл! И проиграл крупную сумму! Где я теперь возьму денег, чтобы заплатить? Ты об этом подумала, проклятая овца?

– Но… – Ксения хотела было сказать, что, не располагая деньгами, лучше не садиться за игру, но передумала. – Можно попросить у папы… – предложила она. – Сколько тебе нужно?

Когда Жорж назвал сумму, по ее телу побежали мурашки. Отец таких денег не даст, тем более Жоржу. Он действительно недолюбливает зятя. Где же достать деньги? Совсем недавно, осенью, они с мамой и так экономили на всем, чтобы собрать Жоржу необходимую сумму на взнос в какое-то дело, связанное с косметическим салоном или магазином – он так толком и не объяснил, а они постеснялись спрашивать. Не дай бог, Жоржик заподозрит их в жадности или излишней назойливости! Такую тонкую творческую натуру нельзя тревожить попусту, напрягать всякой ерундой, бестолковым любопытством!

– Что? Просить у твоего папика? Унижаться перед этим… жлобом?

– Жорж! Не говори так о папе. Я же люблю его!

– Ты его любишь, да! Я знаю! Ты всех любишь, кроме меня! Тебе наплевать, что я должен! Это не те люди, с которыми можно шутить. Меня же убьют, убьют! Ты хоть это понимаешь?..

Ксения заплакала. От горя, что ничем не может помочь мужу, от собственного бессилия и невозможности оправдаться. Ей хотелось спросить, зачем связываться с такими опасными людьми, а тем более – играть, но она не посмела. Да это и не имеет значения теперь. Нужно достать денег. Придется просить у папы. Она сама попросит, раз Жорж не хочет унижаться.

– Поедем к нам домой! – решительно сказала она, вылезая из-под одеяла и начиная одеваться. – Я сама поговорю с папой.

Жоржик только этого и ждал. Он не особенно надеялся на успех, но все же это был шанс. А вдруг Гридин сжалится над дочерью и даст денег? Мысль о том, что будет, если все-таки не даст, господин Экстер старался гнать от себя как можно дальше. Он отталкивал ее прочь, спускаясь по лестнице, сидя в такси, мчавшем их через морозную, заснеженную Москву к дому Гридиных. Он боялся этой мысли, не зная, что ждет его в случае, если тесть денег не даст.

Теща открыла им дверь и сразу поняла, что в молодой семье снова нелады.

– Что случилось? – спросила она потухшим голосом, чувствуя ноющую боль в сердце.

– Мама… – Ксения заплакала, входя в тепло родного дома, с привычной обстановкой, запахом полироля и папиных сигарет. – Папа дома?

Теща кивнула головой, показывая на приоткрытую кухонную дверь.

– Я делаю творожную запеканку. Вы завтракали?

Жорж, до этого сердито молчавший, выразительно вздохнул и махнул рукой. Его удивляло, что кто-то еще может думать о еде, о какой-то запеканке из творога, когда тут такая проблема, такая беда!

«Вопрос жизни и смерти решается на кухне, пропахшей корицей и взбитыми яйцами!» – зло подумал он.

Теща сообразила, что высказалась невпопад, и смутилась, заспешила на кухню.

Того, в чем сомневалась и на что тайно надеялась Ксения, не произошло. Отец пил кофе на кухне. Он выслушал ее внимательно и спокойно, не перебивая, не задавая никаких вопросов, и так же спокойно, не повышая голоса, отказал.

– Прости, Ксюша, – сказал он, глядя на дочь добрым, немного грустным взглядом, – но я не обязан платить долги господина Экстера. Они непомерно велики, а я еще несу ответственность за тебя и твою маму. К тому же вряд ли он на этом остановится, поэтому не стоит создавать прецедент. Он мужчина и не должен перекладывать свои проблемы на твои плечи. Спроси свою маму, сколько раз я обращался за помощью к ее отцу? Если она назовет хоть один такой случай, я готов взять свои слова обратно и собрать необходимую сумму.

Больше Гридин не сказал ни слова, несмотря на слезы и просьбы жены и дочери, возмущенные вопли зятя. Михаил Маркович оставался холоден и непоколебим, не вступая более в бесполезные дискуссии.

Запеканка остывала на тарелках нетронутая. Ксения убежала рыдать к себе в комнату. Вера, держась за сердце, доставала из аптечки лекарства, и только один Гридин оставался невозмутим и как-то скрыто удовлетворен всем происходящим. Он знал, что рано или поздно этим кончится, и не ошибся. Пусть дорогой зятек на него не надеется, а выпутывается сам!

Жорж, красный, ужасно возбужденный, метался в гостиной из угла в угол, обезумев от бешенства и бессилия. Эти людишки рады будут его погибели! Особенно тесть, самодовольный фанфарон, тупица! Он завидовал Жоржу и тайно ненавидел его, а теперь торжествует. Но какой же выход? Выхода не было – господин Экстер увидел это ясно и отчетливо, не теша себя более напрасными иллюзиями.

– Ах, негодяи! Мерзавцы! Сволочи! – ругался он неизвестно на кого. – До чего мне все опостылело! Проклятый город! Проклятая жизнь! Я убью, убью себя!

– Папа! – рыдала Ксения, истерически вздрагивая всем телом. – Он же убьет себя! Или его убьют!

– Вот тогда и поплачешь, – ответил Гридин, обнимая дочь.

Жоржу пришла в голову последняя спасительная идея – он может молить об отсрочке! Это единственное, что еще возможно предпринять.

Он выскочил в прихожую, сорвал с вешалки подаренную тещей дубленку и выбежал за дверь, оглушительно хлопнувшую в утренней тишине лестничной клетки. Ксения, заплаканная, растрепанная, хотела бежать за ним, но Гридин не пустил ее, крепко обняв за плечи и увлекая в комнату. Она смирилась, обмякла в его руках, позволила увести себя, уложить на диван. Ее глаза, ослепшие от слез, смотрели в потолок, как давным-давно, когда она оплакивала свою первую ссору с мальчиком в третьем классе. Тогда она еще не понимала, что плачет от счастья. Жизнь оказалась совсем не такой, как в ее детских представлениях, которые почти не изменились с годами. И это неожиданно причинило ей сильную боль, которую нельзя было унять новой игрушкой, подарком или конфетами, как в детстве.

– Почему так больно, папа? – спросила она.

– Просто ты выросла, Ксюха, Рыжик мой дорогой! И впервые по-настоящему столкнулась с жизнью, набив себе шишку. Но это пройдет!

– Правда?..

– Я тебя когда-нибудь обманывал?

В открытую форточку влетали снежинки. Кирилл смотрел, как они тают на лету, потом закрыл глаза, и сразу встала перед ним ночь любви, необычная, полная нежности, мягкости, неожиданного смущения, неловкости, интимного таинства близости, прекрасного в своих проявлениях… Они словно входили в незнакомый лес, скорее угадывая дорогу, чем зная ее заранее, и это было заманчиво и удивительно в их возрасте, с предшествующим опытом. Они словно стояли у истоков девственных и неизведанных, никем прежде не испытанных ощущений и чувств.

Клавдия проснулась первая и отправилась в душ. Стоя под горячими струями воды, она вспомнила, как они раздевались вчера поздно вечером, в теплой темноте комнаты, нагулявшись до ломоты в ногах по ночной Москве, полной снега и звезд, с высоким, страшно далеким черным морозным небом. Они зажгли только одну свечу, служившую им путеводным огнем на тропе любви. К утру свеча сгорела дотла, растекшись желтым восковым пятном по мельхиоровой тарелке.

Кирилл был очень осторожен, но настойчив, и она была благодарна ему за это. Иначе она ни на что так и не решилась бы. Страх и желание перемешивались с непривычными, жаркими ласками, на которые она отвечала очень робко, неумело, но с огромным и чистым стремлением доставить удовольствие мужчине, которого она придумала, представляя его себе в своих самых тайных, глубоко скрытых мечтах. Ей хотелось, чтобы ни он, ни она ни о чем не пожалели, даже если эта ночь будет их первой и последней. Они отдавали себя друг другу в тишине и неподвижной прелести ночи, как будто это их последнее свидание на земле, и их стоны, вздохи и нежный шепот смешивались с потрескиванием свечи и шорохами за стеной.

О такой ночи Клавдия никогда не мечтала, потому что она не знала, как это может быть. Кирилл не обманул ее ожиданий, он не проявлял нетерпения, дарил ей ласки и нежность, медленную и долгую любовь, тихо разговаривая с ней, словно перед ними нескончаемая дорога, по которой так сладко и мучительно хочется идти…

Ее желание – «хочу такого мужчину!» – сбылось, как и другие. Она уже не вспоминала о Кэтти Гордон из книжки, потому что жизнь захватила ее целиком, оказавшись гораздо увлекательнее недочитанного романа. С тех пор, как она увидела Кирилла, в глубине ее родилось предвкушение любви – особенной, неотвратимой, интригующе прекрасной, полной остроты и силы чувств, захватывающих и обильных, бурных, как тропический ливень. Или тихих и ласковых, как теплое солнечное утро.

Она блаженно потянулась, как ленивая кошка, накинула махровый халат, обмотала полотенцем голову и отправилась в комнату. Кирилл уже не спал.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила она, усаживаясь рядом.

– Антон, наверное, рвет и мечет, что меня до сих пор нет в офисе.

– Это неинтересно.

– Я знаю, что любят женщины, – сказал Кирилл, беря ее за руку. – Им нравится слушать о том, как их любят, какие они привлекательные, какие они умные и непохожие на других. Я сам слишком часто делал это.

– Что «это»?

– Ну… болтал всякое! – Кирилл уже пожалел, что завел разговор на опасную тему.

– Знаешь, я сейчас скажу тебе одну вещь, которая тебе до сих пор неизвестна, несмотря на богатый опыт. – Клавдия вздохнула, наклонила голову набок, словно присматриваясь к нему. – Никогда одной женщине не говори про другую! Это всегда вызывает боль и разочарование. Не потому, что другие женщины были, а потому, что ты говоришь об этом мне. Я хочу быть единственной! Я не думаю о том, заслуживаю я этого или нет. Я этого хочу, и все! Это мое условие, требование – назови, как хочешь. На другое я никогда не соглашусь, и лучше тебе сразу знать об этом. Я хочу тебя всего – и без остатка. Я не собираюсь никому ничего уступать. Если ты при мне скажешь другой женщине комплимент, то мне скажешь три комплимента или даже пять, в зависимости от моего настроения. Все цветы, все поцелуи, все слова, все внимание, восхищение и восторг должны быть моими! И только моими!

– Я согласен, – ответил Кирилл, и, как ни странно, ему не понадобилось никакого насилия над собой. Напротив, он посчитал ее требования обоснованными и даже приятными для себя.

– Если ты меня обманешь, я превращу тебя в лягушку!

Кирилл засмеялся.

– Напрасно смеешься! – притворно рассердилась Клавдия. – Хочешь, я тебе что-то расскажу? – Она наклонилась к самому его уху и прошептала: – Все мои желания исполняются.

– В самом деле?

– Точно! Вчера днем иду я в кафе обедать, а навстречу мужик навеселе движется. Наглый такой, рожа красная… Взял и толкнул меня, специально! Представляешь? Я и пожелала, чтоб он перевернулся. Он три шага прошел – и упал кверху ногами!

– Там у вас тротуар скользкий, – улыбнулся Кирилл. – Дворник забыл песочком посыпать.

– Может, и так, – согласилась Клавдия. – Но ты дальше слушай!

– Я весь внимание!

– Поглядела я на это и думаю, так себе, шутя, что лучше бы ему горшок цветочный на голову упал, чтоб мозги на место встали. И тут… летит сверху горшок, да еще с кактусом. И бабка какая-то орет с балкона: «Берегитесь! Берегитесь!» Пьянчужка-то этот голову задрал, ну и… получил по морде кактусом.

– А горшок?

– Скользнул только по голове. Мужик в шапке был, так что отделался легким испугом. А вот кактусом ему здорово досталось! Я уже пообедала, иду себе обратно в офис, а он все еще стоит у витрины, колючки из морды вытаскивает!

Клавдия так заразительно смеялась, что Кирилл поневоле последовал ее примеру.

– Так ты опасная колдунья?

– Еще какая! У меня талисман есть, не какой-нибудь, а самих Белых Духов, великих и всемогущих!

– Шутишь!

– Показать?

Клавдия открыла шкаф, достала оттуда пиджак и показала Кириллу.

Реакция оказалась не совсем такой, как она ожидала. Кирилл сначала просто смотрел на пиджак непонимающим взглядом, потом… улыбка медленно сошла с его лица, а само лицо начало медленно и страшно бледнеть.

– Что с тобой? – испугалась Клавдия.

– Где ты это взяла? – хрипло спросил он.

– Да что случилось? Ты что, правда думаешь, это…

– Где ты взяла пиджак? – повторил Кирилл таким голосом, что Клавдия остановилась на полуслове.

– Выписала… по почте. И получила наложенным платежом.

– Ты серьезно?!

– Послушай, Кирилл, в чем дело? Говори толком!

– Дай сюда!

Кирилл вскочил, раздетый, взял у нее из рук пиджак и начал его осматривать со всех сторон – воротник, пуговицы, карманы, подкладку…

– Черт! Черт! Тьфу! Не может быть! Я думал, у меня «крыша» поехала. А может, она у меня и правда поехала? А?!

– Ты можешь сказать, наконец, что происходит?! Или нет? Ты меня пугаешь!

– Это ты меня пугаешь! С чего ты вдруг решила выписать по почте какой-то старый пиджак? И где это видано, чтобы по почте высылали поношенные вещи?

– Я и не выписывала пиджак…

– Ты меня с ума сведешь! – На Кирилла было жалко смотреть, так он разволновался, покраснел; на лбу выступили капельки пота. – Ты же только что сказала…

– Что я сказала? Что выписала по почте… но не пиджак, а талисман… ну, этот, «могущества и счастья», который будет исполнять все мои желания. Так было написано в объявлении… в газете. А что?

– И ты веришь в подобные вещи?

– Не знаю… – Клавдии отчего-то стало обидно до слез. – У меня была черная полоса… и… я прочитала это объявление…

– Прости. – Кирилл увидел, что она с трудом сдерживает слезы, и тут же раскаялся в своей грубой настойчивости. Ну что он, в самом деле, набросился на женщину? – Прости, ради бога. Я просто… Мне интересно. Ты можешь рассказать, что было дальше?

– А дальше ничего не было. Я заказала талисман… не зная ни что это такое, ни как он выглядит… Ну и… мне прислали этот пиджак.

– Что?!

– Мне прислали этот пиджак! Ты что, плохо слышишь?

– Прости…

Кирилл настолько растерялся, что не знал, как ему себя вести.

– А… кто тебе его прислал?

Она пожала плечами:

– Обратного адреса не было, только номер абонентного ящика.

– Ты его помнишь?

– Я его долго не забуду! Ты знаешь, сколько мне пришлось заплатить за эту старую тряпку?

– Догадываюсь. Ты не стала выяснять, кто этот мошенник, занимающийся подобными делами? Неужели непонятно, что никакой это не талисман?.. Идиотизм какой-то!

Клавдия долго и задумчиво смотрела на Кирилла. Потом поправила полотенце на голове, вздохнула и сказала:

– Нет.

– Почему, позволь спросить?

– Потому, что с тех самых пор, как у меня появился этот пиджак, все мои желания начали сбываться… самым невероятным образом. Мне кажется, что даже я сама изменилась, стала совсем другой. Я получила все, что хотела! Даже то, на что уже перестала надеяться!

– И ты веришь в силу… талисмана? Думаешь, это он?

Клавдия помолчала, потерла виски, слабо улыбнулась:

– А почему ты меня так подробно обо всем этом расспрашиваешь?

– Да потому, что это… мой пиджак! Который я давно выбросил на помойку своими собственными руками! – воскликнул Кирилл.

Теперь они поменялись ролями – Карл и Клара. Видно, так уж им было положено.

– Как… твой?!

Георгий хмурился и нервно сжимал сложенные в замок пальцы. Гладышев невозмутимо смотрел в окно на красивое, похожее на терем здание Третьяковки, на редких прохожих, на медленно падающий с неба снег.

– Ты думаешь, он придет? – спросил Георгий.

– Непременно придет! Не волнуйся.

Они поставили машину так, чтобы с дороги ее не было видно, и приготовились наблюдать. Если убийца клюнул на приманку, он обязательно явится и этим окончательно выдаст себя. Георгию других доказательств и не требовалось. Он не собирался передавать дело в милицию. Правосудие он будет вершить сам, по законам чести.

– Который час? – нетерпеливо спросил он.

– Девять пятьдесят. Еще есть время.

– Он не придет, я чувствую, он же не идиот…

– Он трус, а это гораздо хуже, – возразил Гладышев. Он тоже начал нервничать, но старался не показывать этого.

– Где он возьмет столько денег? – задал Георгий вопрос, который мучил его всю ночь.

– Какое наше дело?

Часы показывали ровно десять, когда показался тот, кого они ждали. Он шел, как пьяный, постоянно озираясь и поднимая плечи, как будто у него чесался затылок. Нелепый красный шарф свисал с одной стороны, едва не падая. Он не знал, кто ему звонил, и поэтому в каждом встречном подозревал своего таинственного врага.

– Витек, ты дьявол, слушай… Это же зять Гридина! Черт! Не может быть! Он «голубой», по-твоему, да? Может, он случайно сюда забрел?

– В десять утра? В таком виде? Он же насмерть перепуган! Он просто мертв от страха! Ты что, не видишь? И что это он озирается, как будто у него нервный тик? Это он, не сомневайся! Смотри! – Гладышев вытащил из кармана фотографию «голубых» мальчиков, показал Георгию. – Здесь он гораздо моложе, но все равно узнать можно.

– А здесь, на фото, точно он?

– Точно. Господин Жорж Экстер, собственной персоной. Я проверил. За кого ты меня принимаешь?

– Тогда это действительно он. Шакал! – Глаза Георгия налились кровью. – Мерзавец! Он у меня заплачет кровавыми слезами! Но как ты догадался?

Гладышев довольно улыбнулся. Он славно потрудился и получил прекрасный результат.

– Видишь ли… Работа у меня такая!

– А за что этот шакал убил Вику?

– Предполагаю, она его шантажировала. Работая у Гридина, она узнала, что Жорж собирается жениться на единственной дочери шефа. Я думаю, это «сватовство гусара» он затеял от отчаяния: проигрался в карты по-крупному, а отдавать было нечем. Кредиторы требовали вернуть долг, угрожали. Что делать? Тут ему в голову пришла гениальная комбинация – жениться на дочери Гридина, который и заплатит долги любимого зятя. Да не тут-то было! Господин Экстер просчитался. Бесхитростную Ксюшу и сердобольную тещу ему охмурить удалось, а Михаила Марковича – нет. Гридина спасли здоровый провинциальный практицизм и скепсис. Будущего зятя он сразу и вполне заслуженно невзлюбил; надежды, которые возлагал на его денежки Жорж, стали рушиться, а тут еще и Вика пригрозила, что расскажет о его «сексуальной ориентации». И попросила денег за молчание. Что ему было делать?

– Он мог не платить, – возразил Георгий. – Мало ли, кто что говорит?

– А фотографии? Думаю, именно этим она Экстера и припугнула.

– Черт! Но зачем Вике нужен был шантаж? Денег у нее было предостаточно!

Гладышев посмотрел на Георгия, который следил за Жоржем взглядом голодного льва, и усмехнулся.

– Тебе действительно интересно? Тогда слушай. Вика была женщина необычная, резкая, порывистая, с авантюрным складом характера. Больше всего на свете она любила острые ощущения, деньги и независимость. Думаю, в этом вы были с ней похожи. Она не могла просто жить. Работа была для нее ужасно, невыносимо скучна. Ей все время необходим был какой-то допинг, дополнительный стимулятор. Может, поэтому она имела не одного мужчину, а нескольких.

Георгий слушал, не возражая. Да, такой Вика и была, он знал это и любил ее такой. Они с ней – волки по жизни, и с этим ничего не поделаешь. Поэтому их так тянуло друг к другу.

– Как он это сделал, ты тоже знаешь? – глухо спросил Георгий.

– Предполагаю! Господин Экстер испугался, наскреб неведомыми путями нужную сумму и явился на встречу. У Вики в желудке обнаружили кофе, пирожные… Видимо, они договорились встретиться в кафе, там он ее и отравил, рассчитав дозу яда так, чтобы умерла она не сразу, а потом, в другом месте. Те деньги, что нашли у Вики в сумочке, вероятно, Экстера.

– Зачем же он ее убил, если все равно отдал деньги?

– Жорж, конечно, дурак, но не настолько же? Он понимал, что шантажист никогда не останавливается на достигнутом. Получив деньги, он потребует еще и еще. И потом, я же говорил – он трус. Запаниковал, обезумел, потерял здравый смысл…

– А отраву где он мог взять?

– Где он достал яд, я не знаю, да это и несущественно. Мы же с тобой в суд не пойдем, улики нам не нужны. Нам с тобой что нужно? Уверенность! Убийца перед нами – вот он мечется по улице, уже сообразил, что никто с ним встречаться и не собирался, что это ловушка, в которую он попался самым банальным образом!

– Так бумаги тут ни при чем? – обескураженно спросил Георгий.

– Абсолютно!

– А куда же они, в таком случае, делись?

– О! Это совсем, совсем другая история! – с оттенком легкой зависти и печали ответил Гладышев.

– Поехали, – сказал Георгий. – Нам здесь больше делать нечего.

Жорж увидел проехавшую мимо него машину, но он не знал, что за люди сидят в ней. Для него это была обычная проехавшая мимо машина. Его охватило бешенство, дикая, неукротимая злоба, когда он понял, что никто не придет на встречу, что на него просто хотели посмотреть, подтвердить свои догадки. И он, как глупое животное, попался в капкан, из которого уже не вырваться. Теперь ему конец! Ничто его не спасет – ни деньги, ни бегство. Он просто не успеет убежать – не дадут. Да и куда ему бежать? Злоба сменилась леденящим душу страхом, сжавшим его сердце железной рукой. По спине прокатилась волна холода. Ему захотелось сесть прямо посреди дороги и заплакать, громко, безутешно… но он понимал, что это ему не поможет. Все напрасно… Ему вдруг стало безразлично и немило все окружающее – и люди, и снег, и проезжающие мимо машины… Господин Экстер повернулся и побрел куда глаза глядят.

Вернувшись в офис, Гладышев первым делом набрал номер «Антика» и попросил к телефону Кирилла Дубровина.

– Его нет, – ответила Зия и тут же поспешно добавила: – Подождите, он, кажется, пришел! Кирилл! Тебя к телефону.

Гладышев вежливо поздоровался и сообщил Дубровину, что некоторое время тому назад неизвестный человек в парике и странной одежде появлялся в приемных колдунов, магов и экстрасенсов и всем посетителям под страшным секретом давал телефон «Великого и Всемогущего», которому «все подвластно в этом и иных известных мирах». Он же и снял абонентный ящик № 13, дабы рассылать весьма дорогие талисманы от имени господина Дубровина.

– Почему вы мне говорите все это? – спросил Кирилл. – Кто вы?

– Я тот, кому вы помогли найти убийцу! – ответил Гладышев. – Долг, как известно, платежом красен.

– Хорошо, а я-то сам знаю этого человека в парике, который…

– Понимаю, – перебил его Гладышев. – Он находится в вашем окружении: во-первых, потому, что много о вас знает, а во-вторых, имеет доступ к вашим старым вещам. И у него небольшой шрам на левой брови. Более никаких особых примет никто не вспомнил.

– Спасибо! Можно еще один вопрос?

– Последний.

– Как вы узнали, что это я послал бумаги и фотографии?

– Это совсем просто! – засмеялся Гладышев. – Ни на одном снимке не было вас с Викой. Тогда как вы встречались, и такие фото должны были быть. Вы их изъяли.

– Здорово! Хотел бы я иметь такого помощника, – вздохнул Кирилл. – Настоящий Эркюль Пуаро!

– Благодарю за комплимент. И без излишней скромности скажу, что он вполне заслужен. Честь имею!