Текст книги "Каждый день, каждый час"

Глава 22

– Что ты здесь делаешь? Ты же дежуришь после обеда?

Лука прошел мимо стойки администратора и ничего не сказал, только кивнул приятелю. «Странно», – подумал тот и снова уткнулся в список постояльцев.

Лука постучал в дверь Дориного номера, она открыла почти в то же мгновение, как будто ждала его. А она и ждала. Они обнялись и поцеловались.

– Девочка.

Только теперь Лука смог улыбнуться. Он посмотрел ей в глаза, и они расплакались, уверенные, что все что угодно лучше, чем разлука.

Когда они смогли оторваться друг от друга и спокойно лежали в постели, пришло время поговорить. Всё выяснить. Откладывать больше нельзя.

– Как они?

– Не знаю.

– Что значит – не знаешь?

– Я тут же ушел.

Дора должна была подумать, что это значило. Если вообще что-то значило.

– Но это же твоя дочь. Твоя жена.

– Я знаю. Знаю. Я никогда не осознавал этого так ясно, как сейчас. Поверь. Я ни на секунду не могу забыть об этом.

– Она родилась раньше, чем должна была?

– Да.

Они задумались.

– Ты думаешь, это как-то связано с нами?

– Что ты имеешь в виду?

– Разве это не знак свыше?

– Знак чего?

– Не знаю. Я просто спросил.

Дора пыталась его понять.

– Знает ли она…

– Что?

– Что есть я? – Какой скромной она казалась!

– Нет. – Лука был уверен в этом. – По крайней мере, я ей не говорил.

– Тогда от кого она могла узнать? Кому ты рассказывал про Париж?

– Никому. У меня не было времени. Не было возможности. Всё произошло слишком быстро…

– Она не задавала тебе вопросов?

– Нет.

– Она тебя не спрашивала, почему ты так долго был в Париже?

– Нет.

– Что же она за женщина!

Дора была в ярости. Она не любила, когда ее не замечали. Она не случайно стала актрисой.

– Это ее не касается. Она знает об этом.

Они молчали. Оба не знали, что делать дальше.

Утро было прекрасным.

– Я голодна.

В ресторане было пусто. Со столов уже убрали. Лука заказал на кухне завтрак. Повариха его знала. Официантка тоже. В гостинице вообще все его знали: он не только был сыном директора, но еще и знаменитым художником, а люди, живущие на морском берегу, как слоны – никогда ничего не забывают. На Дору все смотрели с любопытством, ее оценивали.

Они сели на террасе с видом на море. Вокруг было спокойно. В мае еще не было шумных детей. В гостинице жили только пожилые люди, которые хотели насладиться южным теплом. Они целыми днями гуляли, путешествовали, сидели на пляже и чувствовали себя счастливыми. Особенно когда отправляли открытки домой.

Лука и Дора завтракали молча. Лука не был голоден, но решил поесть за компанию. Их взгляды постоянно встречались. Им было необходимо соприкасаться друг с другом.

Они не замечали, как вокруг понимающе переглядываются. Всё было ясно. Лица влюбленных не способны хранить тайну. Они словно открытая книга. И уже начались разговоры. Люди начали шушукаться. Рассказывать то, чего и не было.

Когда тарелки опустели, они поднялись. Лука взял Дору за руку:

– Давай исчезнем.

Внизу на утесе слышался только плеск морских волн.

Дора и Лука лежали на нагревшемся камне, болтая ногами в воде.

– У меня к тебе сотня вопросов.

– Задавай.

– Но сначала прочти мне что-нибудь из Неруды.

Лука молчал.

– Или ты забыл?

– Быть без тебя – не значит ли не быть?[26]26
  Пабло Неруда. «Сто сонетов о любви». Перевод М. Алигер, изд-во: Художественная литература, 1978.


[Закрыть] – быстро ответил Лука. Он смотрел, как в небе охотились чайки. – Когда ночью все спали или расходились по своим комнатам или когда я оставался в гостинице один, я доставал томик его стихов из ящика стола и начинал читать вслух, представляя, что ты сидишь передо мной и слушаешь меня, я так волновался, боялся, что сойду с ума. Без тебя нет ничего. Небытие – вот что такое жизнь без тебя. И нет никаких «но» и «если».

Дора тоже разглядывала чаек. Она была так взволнована, что боялась лишиться рассудка. Она готова была разделить с Лукой всё.

– Что именно ты делаешь в гостинице? Как давно ты там работаешь? Ты об этом никогда не говорил.

Голова Доры лежала у него на животе.

– С тех пор, как узнал, что стану отцом.

– Что с твоей живописью? У тебя остается на нее время?

– С тех пор как я вернулся из Парижа, я ни разу не брал кисть в руки. Я даже не распаковывал вещи.

Рука Луки лежала у Доры на животе. Он чувствовал тепло ее тела, и всё выглядело по-другому. Возможным. Обнадеживающим. Как будто он вскоре снова сможет беззаботно играть с друзьями. Строить замки из песка, которого нет.

– Это преступление! Ты же художник! – Она чуть не плакала, настолько несправедливым ей это казалось. – Отречься от себя, а что потом?! Что же тогда останется?

– Я понимаю. Но это не важно. У меня семья, я должен ее кормить.

– Это… Это… – Бывает, что нелегко подобрать слова.

Дора встала и побежала по утесу. Лука с тревогой следил за ней. Она внимательно рассматривала камни под ногами, словно искала мертвых крабов.

– Ты не можешь так поступать, ты должен рисовать, непременно должен. Пожалуйста!

Дора стояла прямо перед ним.

– Не плачь, пожалуйста, не плачь.

– Я не плачу.

– Но у тебя глаза красные и блестят от слез.

– Ты же знаешь, я никогда не плачу!

Дора была в ярости, она кричала все громче, Лука поднялся, обнял ее и нежно прошептал, уткнувшись в копну ее волос:

– Я снова начну рисовать.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Что обещано, то обещано.

– Точно. – Рассмеявшись, он приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза. – Сейчас ты рядом со мной.

– Тебе нужно домой. Ты должен пойти в больницу, посмотреть на свою дочь. – Глаза Доры снова покраснели и наполнились слезами, голос слегка дрожал.

Лука еще крепче сжал ее в объятиях.

– Ты должен увидеть свою дочь.

– Я понимаю.

– Твоя дочь.

– Дора.

– Трудно поверить, что твоя дочь… что это не наш ребенок.

Пробило полдень. Так торжественно. Словно возвещая о чем-то важном.

Глава 23

Лука пришел домой. Через час он снова должен быть в гостинице, начнется его смена. Но Дора же будет там. К черту работу! Жизнь даже лучше, чем завтрак на траве. Сама мысль о том, чтобы снова начать рисовать, наполняла его голову картинами.

Зоран спал на софе в гостиной. Лука вдруг понял, что не спал больше тридцати часов. Возможно, именно поэтому он чувствовал себя, как пьяный. Или потому, что здесь Дора. Или потому, что у него появилась дочь. Или потому, что его жизнь шла кувырком, того и гляди все опрокинется в море. Неудержимо. Лука встал под душ. Вода была словно бальзам для его кожи. Он закрыл глаза, голова закружилась от мыслей и чувств. Через двадцать минут вода начала остывать, Лука закрыл кран и вытерся. Волосы он оставил влажными и решил не расчесывать. Он оделся и тихо вышел из дома. Потому что Зоран все еще спал. «Он уже не так молод», – подумал Лука, эта мысль причиняла ему боль.

До больницы было далеко. Пешком около пятидесяти минут. Лука шел быстро. У него было не так много времени. В два часа он должен прийти в гостиницу. Он старался не думать о Кларе, о том, что собирается ей сказать. О том, что она ему ответит. Чего ждет от него. Лука был так потрясен, что остановился на главной площади и хотел бежать прочь, но все же заставил себя идти дальше. В больнице стояла приятная прохлада. Неожиданно он решительно направился в палату, где накануне узнал, что стал отцом. Он вошел в комнату без стука, словно был у себя дома.

Клара спала, и Лука был ей за это очень благодарен. Рядом с ее кроватью стояла другая, прозрачный лоток, в котором что-то шевелилось. Лука увидел бесцельно движущиеся невообразимо крошечные ручки и ножки. Лука осторожно подошел, не желая будить Клару.

Лука смотрел на свою дочь. Хотя смотреть было особенно не на что. Он рассматривал ее лицо. Круглое, нежное, безо всякого выражения. Только губки шевелились да веки подрагивали. Из-за этого существа вся его жизнь пошла кувырком. Девочка отобрала у него живопись, отняла Дору. Но все же он не мог ненавидеть ее. И любить тоже. Он смотрел на нее и думал, что она могла быть их с Дорой дочкой. Лука представил себе, как мог бы с радостью ожидать ее появления на свет. Они были бы с Дорой женаты, она бы родила ему ребенка и сейчас спала бы на этой самой кровати…

– Правда, она красавица?

Лука испугался и сделал шаг назад, словно делал что-то запрещенное.

– Я так счастлива. – Клара говорила очень тихо.

Лука никак не мог заставить себя посмотреть на нее.

На душе у него было скверно. Чувство вины давало о себе знать.

– Ты как? – спросила Клара, будто это он провел несколько часов в родильной палате.

Ему было плохо от этого.

– Ты сама-то как себя чувствуешь? Было трудно? – Лука не узнавал собственного голоса.

– Все уже позади. У нас же теперь все хорошо?

Лука посмотрел на нее. В ее глазах застыло множество вопросов, которые она боится задать. Клара протянула ему руку. Он замешкался всего на секунду, но Клара заметила его замешательство, и улыбка исчезла с ее лица. Взгляд ее был мрачным. Она погладила малышку по голове.

– Тебе хотелось сына, да?

И когда ему стало ясно, что она ничего не понимает и ни о чем не догадывается, он понял, что скрывать больше не имеет смысла. Он рассказал ей обо всем, исповедался, просил прощения, обещал, даже плакал, описывал свои мысли, чувства, сознался, что хочет снова рисовать, ведь в живописи вся его жизнь, что не может работать администратором в гостинице. Он художник, его пальцы должны быть перепачканы краской, иначе он не имеет права называться живописцем. Он говорил не останавливаясь, со всей страстью, и вскоре чувство вины забылось. Впервые за все время их знакомства он открыто рассказал ей обо всем – и почувствовал облегчение…

Лука молча и растерянно смотрел на Клару, а затем быстро взглянул на младенца в кроватке. Его губы не шевелились. Ни звука не вырвалось из его рта. Лука вздохнул с чувством глубокого презрения к себе:

– Мне нужно идти.

И он ушел. Сбежал. Как трус, а не как принц.

Глава 24

– Великан. В одной руке у него трубка, в другой – огромное мороженое.

– У тебя воображение, как у пятилетнего ребенка! – Лука рассмеялся, его затопила огромная волна нежности.

– Глупости! У воображения нет возраста!

Она поднялась на ноги, ее голос дрожал, лодка раскачивалась, и ей приходилось следить, чтобы не потерять равновесие и не свалиться в море. Хотя в этом не было бы ничего страшного – стоял конец июня. На часах только половина восьмого. Они еще даже не завтракали.

Лука поднялся и посмотрел на Дору. Она решительно уперла руки в бока, словно готовилась к нападению. Лука подтолкнул ее, и они оба с громким криком свалились в воду. Они помешали только рыбам и чайкам, так как были единственными людьми между островами Брач и Хвар. Смеясь и визжа, они глотали соленую воду, словно это было лучшее вино. Они шумели, плескались, ныряли, обнимались, сливаясь в поцелуях.

– Из-за тебя мое красивое платье намокло.

– Тогда сними его.

– Не могу, оно прилипло!

– Давай я тебе помогу.

И снова шум, гам, крики. Они барахтались, погружаясь и снова всплывая на поверхность. Море вспенилось, так что приходилось протирать глаза.

А затем они лежали на палубе и занимались любовью, нежась в лучах ласкового солнца.

– Вон там! Люлька, в которой сидит медвежонок.

– Точно. А видишь сигарету, зажатую между его острых когтей? А рядом с ним бутылка пива.

Лука рисовал. Последние несколько недель он снова начал писать. Дора подарила ему краски, которые заказала в Париже у Кристиана. Сегодня они нашли им применение. Вид был просто прекрасен.

– Если ты хочешь побыть один, только скажи. Ты не обязан таскать меня за собой.

– А я и не таскаю, только стягиваю с тебя одежду.

– Все вы мужчины одинаковы.

– Я люблю тебя.

Наступило долгое молчание. Дора и Лука целовались.

– Ты скучаешь по Парижу? – спросил Лука, продолжая рисовать. Он принес с собой несколько маленьких холстов, для морских пейзажей. Ему всегда было мало. Каждый раз он открывал для себя что-то новое, скрытый нюанс, неизвестную черточку, проблеск, который можно увидеть только при определенном освещении.

– Да. Особенно мне недостает театра.

– У тебя будут проблемы?

Краски, которые он энергично смешивал, брызнули в разные стороны.

– Нет. Не знаю. Не думаю. Я просто хочу отдохнуть пару месяцев.

– Ты и правда этого хочешь?

– Нет. Но я хочу быть с тобой.

– Тогда, может, и хорошо, что старый король Лир сломал ногу.

Они засмеялись.

– Да, это нам на руку.

Они снова замолчали, потому что нужно было еще столько всего сказать, задать столько вопросов, столько всего решить и сделать. Особенно сделать. Даже если это причиняло им боль, мешало спать, а иногда и дышать, они старались думать об этом как можно меньше, хотя это у них почти не получалось, потому что они жили среди этих вопросов, сомнений и страхов. И среди людей. Но сегодня идеальный день, чтобы уединиться, забыть, отложить все неприятности. Возможно, именно поэтому они не смогли так поступить. День был совершенен. Море. Солнце. Воздух. Небо. Перспектива. И прежде всего их жизнь. Но они разговаривали.

– Я еще ничего не сказал Кларе.

– Знаю.

– Я не могу.

– Почему?

– Каждый раз, когда я ее вижу, она держит на руках ребенка.

– Почему ты всегда говоришь «ребенок», почему ты не зовешь ее по имени?

– Не знаю. Не хочу к ней привыкать.

– Это глупо, ljubavi moja! Она же твоя дочка, тебе придется к ней привыкнуть.

– Не знаю. Думаю, мне просто страшно.

Дора обняла его. Лука положил голову ей на плечо. От Доры пахло солью и морем.

– Ты должен ее любить и быть с ней рядом. Ты уходишь от ее мамы. Но ее ты не должен бросать, ни в коем случае.

– Это так трудно. Когда я с тобой, всё так просто и ясно. Но когда я возвращаюсь домой, тебя нет рядом, и я не знаю, что должен делать. Я думаю только о том, как вернуться к тебе.

Голова Луки медленно скользнула на ее колени.

– Ты должен разобраться сам. Я не могу сделать это вместо тебя. Она не моя жена, это ты женился на ней, продолжая любить другую женщину.

Дора рассердилась и оттолкнула его голову. Терпение Доры лопнуло, она беспокоилась.

– Скоро уже два месяца, как я здесь.

– Знаю, мы можем отпраздновать это событие!

– Лука, я так долго не выдержу.

Лука смотрел, как Дора встала, потянулась, грустно опустила голову. Он понимал, что должен что-то сказать, а лучше сделать, принять единственно правильное решение, и он хотел этого больше всего на свете, он хотел провести всю жизнь с Дорой, только с ней, но он чувствовал себя больным, парализованным. Погребенным заживо в очень маленьком гробу. И он начал считать: раз, два, три, четыре, пять… Его глаза закрылись, веки отяжелели, ему стало хорошо, всё вокруг закружилось…

– Прекрати, ты мой, только мой, открой глаза, посмотри на меня, мой принц, я спасу тебя, избавлю от огнедышащих драконов, злых ведьм, заколдованного леса, мой принц…

Дора целовала его довольное лицо. Они вновь занялись любовью.

И снова ничего не было решено.

Глава 25

Прошло два месяца с тех пор, как Дора впервые за шестнадцать лет приехала в Макарску, а Лука стал отцом после того как целый день и целую ночь занимался любовью с Дорой. Уже два месяца, как Дора и Лука вновь неразлучны. Никто не удивлялся. Никто не задавал вопросов. Даже те, кто их осуждал. Но все обсуждали. Все смотрели на них с интересом, потому что раньше в Макарске ничего подобного не случалось. В воздухе по-прежнему было что-то особенное, когда Дора и Лука были вместе. Нельзя было сказать, что это такое – затишье или ураган. Пахло мандаринами, жареным миндалем, морем, свежеиспеченными кексами и весной. Словно они были окутаны каким-то облаком. Некоторые утверждали, что оно бирюзовое, другие – оранжевое. Домика, пожилая женщина, которая жила на опушке леса и часто сидела на пляже, говорила, что облако было светло-голубым, почти белым, и напоминало летнее небо. С тех пор как Домика двадцать три года назад предсказала землетрясение, люди начали ее побаиваться, но по-прежнему обращались к ней за советом. Больше всего ей верили влюбленные девушки. Домика надеялась, что скоро и Дора придет к ней, и говорила, что точно знает, что ей делать. Некоторые клялись и божились, что видели у Домики на полке с травами пакетик с именем Доры.

* * *

Дора уже давно не жила в гостинице. Слишком дорого, а она еще не так знаменита. Вскоре после приезда в Макарску Дора навестила свою тетю Марию, которая все еще пекла вкуснейший шоколадный пирог и была несказанно рада видеть Дору. Все эти годы Мария почти не общалась со своей двоюродной сестрой Хеленой и ничего не знала о Дориных успехах, разводе ее родителей, новой жизни ее матери. Дора редко появлялась у тети, в своей маленькой комнатке. Мария расстраивалась, но считала, что это лучше, чем ничего, и, когда Дора не приходила ночевать, просто пекла волшебный пирог, чтобы заманить девочку домой. Тетя Мария слышала, о чем говорили люди, но решила не вмешиваться. Она видела, как счастлива Дора, как светились глаза Луки, когда он за ней заходил. Мария ничего не говорила, потому что помнила о тех временах, когда Дора и Лука были еще детьми, и уже тогда все было ясно. Людям же она посоветовала вспомнить о прошлом, и на их лицах появились глубокие морщины, потому что они не знали, чем все закончится, и что об этом думать, и на чьей стороне правда. Так что жители Макарски были чрезвычайно заняты, город никогда не переживал ничего подобного.

Дору мало заботило, что думают люди, она радовалась поддержке тети, и ей этого было достаточно. Многие к ней хорошо относились, поэтому у нее не возникло трудностей с поиском работы. Дора устроилась в бюро путешествий и сопровождала франкоговорящих туристов. Их было не так много, и у нее оставалось достаточно свободного времени. Туристы всегда платили ей щедрые чаевые, особенно когда узнавали, что она актриса и приехала сюда по велению сердца. Так что на жизнь Доре хватало. Да и много ли ей было нужно? Лука и шоколадный пирог тетушки Марии. Что может быть лучше для души и тела?

Когда вечером, после прогулки с Лукой, Дора, счастливая и растерянная, вернулась домой, около двери ее ждала светловолосая девушка. Первой мыслью Доры было: Клара. Но в этой девочке Дора узнала кого-то смутно знакомого из прошлой жизни, ее охватили странная нежность и волнение, и несмотря на серьезное лицо гостьи, Дора улыбнулась.

– Ты – Дора. – Скорее утверждение, чем вопрос. – Я Ана, сестра Луки.

Ана. Ну, конечно же! Ее первая настоящая публика!

– Ана! Как здорово.

– Я бы так не сказала. – Ана говорила медленно, словно тщательно обдумывала каждое слово. Словно с их последней встречи она жила на необитаемом острове и забыла человеческую речь.

Дора протянула Ане руку, но не решилась коснуться ее. На лице Аны были написаны тревога и решимость… и еще какая-то тоска. Дора ждала. Но Ана молчала. Дора не стала приглашать гостью в дом. Она просто ждала, что Ана скажет дальше. Всегда лучше подождать, если что-то неясно.

Прошло несколько минут. Девушки продолжали смотреть друг на друга.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– С удовольствием.

– Я хочу, чтобы ты уехала. Туда, откуда явилась.

Дора молчала, ожидая продолжения. Хотя и была слегка удивлена.

– У Луки есть семья. У него родилась дочь. Оставь его. Он может быть счастлив с ними, если ты оставишь его в покое.

Дора обдумывала сказанное, но не возражала. С каждым словом, Ана говорила все быстрее и путанее:

– Он любит Клару, они давно вместе, они знают друг друга целую вечность, они многое пережили вместе. Клара уже однажды потеряла его ребенка, у них есть общее прошлое. Клара всегда была рядом с ним, она никогда его не бросала, не уезжала от него, не забывала о нем никогда, она не стеснялась спрашивать о нем, то есть на нее можно положиться. Ты снова исчезнешь, не сказав ни слова, бросишь его, и ему снова будет больно, а мне придется заботиться обо всем, о нем и его семье, ты даже думать об этом не будешь, просто уедешь, чтобы стать актрисой, – я слышала, тебе это удалось, поздравляю, ты получила то, чего хотела, твои снимки в газетах, что же тогда тебе здесь нужно, ты никому не нужна здесь…

Дора сделала шаг вперед, хотела обнять ее, потому что Ане в этот момент было три или четыре года. Дора понимала, что ей пришлось пережить, когда рядом никого не осталось: ни отца, ни матери, ни брата, – Дора бросила ее первой. Ей хотелось обнять Ану, извиниться перед ней, но та залепила Доре пощечину. И они обе удивились.

Дора схватилась за щеку, а Ана уставилась на нее во все глаза:

– Мне очень жаль. Прости меня.

Ана убежала, словно кошка от рассерженной собаки.

Дора хотела ее догнать, но вспомнила, что ее ждет группа туристов из Бельгии, которых она должна провести по ресторанам Макарски.

Растирая горящую щеку, Дора вошла в дом. На лестнице стояла тетя Мария.

– Dorice moja, маленькая моя девочка, – сочувственно сказала она.

В ее глазах читался вопрос: чем все это кончится? У Марии не было никакого опыта в подобных делах, она никогда не была помолвлена, а уж тем более замужем, она всю жизнь заботилась о родителях, пекла пироги и размышляла. Единственное, что ее в жизни заботило, был вопрос – подойдут дрожжи или нет? «Жизнь должна быть простой», – думала Мария. А тут такое. Дора. Ее маленькая Дора.

В полночь Дора попрощалась с туристами около гостиницы «Метеор», самой новой и большой в городе, было много поцелуев и объятий, а потом Дора медленно пошла в сторону «Отель Парка». У Луки была ночная смена. Она шла по тропинке вдоль пляжа Донья Лука. Дора не спешила. Она шла осторожно, будто пьяная. Смотрела под ноги и размышляла. И даже испугалась, когда еще одна пара женских ног попала в поле ее зрения. Ана.

Девушка выглядела усталой. Словно кто-то разбудил ее и насильно притащил сюда.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Поговорить? Так ты называешь пощечину?

– Мне действительно жаль.

Дора ничего не ответила. Она продолжала размышлять. Уже слишком поздно. Лука ее ждет. Хотя этот разговор давно назрел и мог быть очень интересным.

– Я не знаю, почему так сделала.

– Возможно, ты злилась.

– Вероятно, но я не имела права так поступать.

Дора не стала делиться с Аной своими соображениями о том, почему та так сильно на нее злилась. Как уже было сказано, слишком поздно. И Лука ждет.

– Я не очень хорошо тебя помню, но у меня осталось какое-то странное чувство. И запрет произносить твое имя. – Ана смущенно рассмеялась.

Дора улыбнулась. У нее тоже были свои табу. Целых шестнадцать лет.

– И что теперь?

– Вопрос в том, какие у тебя планы. – Ана смотрела на Дору устало и выжидательно.

– Я не знаю. Я люблю Луку. А он любит меня.

– Но он женат. У него есть ребенок.

– Он женился не на той женщине. Он любит меня, я – его. Только это имеет значение.

Дора тоже устала, и ей совершенно не хотелось объяснять то, что касается только ее и Луки.

– Это эгоистично и безответственно.

– Ты хочешь, чтобы он провел всю жизнь рядом с нелюбимой женщиной, зная, что где-то на свете есть я? Такой судьбы ты хочешь своему брату?

Дора чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она сделала шаг в сторону и хотела уйти. Но Ана поймала ее за руку. Доре пришлось остановиться.

– Я хочу, чтобы он был счастлив, но у него есть обязательства. Нельзя думать только о себе.

Дора молча посмотрела на нее. Нечего говорить. Ана вольна думать, что хочет. Дора не будет ее ни в чем убеждать – это не ее дело.

– Мне нужно идти. – Голос Доры звучал тихо.

– К Луке?

– Да.

Дора сбросила руку Аны и медленно пошла прочь. Когда она уже почти поднялась по каменной лестнице, то услышала, как Ана сказала: «Я тебя ненавижу». Ее слова больно ранили Дору. Тело болело, как после не слишком удачного прыжка с десятиметрового трамплина. Дора взбежала по лестнице и, запыхавшись, остановилась перед стеклянным входом в гостиницу. За стойкой администратора она увидела Луку, он болтал с барменом Йозо, который собирался уходить. Они громко смеялись, Йозо даже бил себя по коленке. Зеленые глаза Луки светились словно, словно… Дора понятия не имела, с чем их можно сравнить, но точно знала, что его глаза принадлежат ей. И только это имеет значение.

Дора вошла внутрь. Лука, заметив ее, перестал смеяться и распахнул для нее объятия. Дора вернулась домой.