Текст книги "Чернее черного. Весы Фемиды"

Глава 3
Катастрофа

1

Нгомбванское посольство, выстроенное для торгового магната георгианской поры, было, по правде сказать, чересчур величественным для новорожденной африканской республики, во всяком случае на взгляд Аллейна. Лондонские представители Громобоя перехватили этот дом, едва здание освободилось после долгой аренды. В таком дворце и посольство любой великой державы чувствовало бы себя совсем неплохо.

Дом был великолепный, прекрасных пропорций, внушающий ощущение покоя и просторности. Залы для приема гостей, занимающие почти весь первый этаж, выходили в глубине дома в обширный парк, где помимо прочих изысков имелось небольшое озеро. Парк, успевший за время аренды прийти в запустение, был не без шика восстановлен баронсгейтской фирмой «Прекрасные виды». Ее дочерняя компания «Декор и дизайн», также из Баронсгейта, позаботилась об интерьере.

– Пожалуй, эффект получился даже более разительным, чем они рассчитывали, – сказал Аллейн, – особенно когда теперешние владельцы разместили здесь свои украшения.

Он обходил дом в обществе пригласившего его сюда суперинтенданта Фреда Гибсона, занимавшего в Специальной службе такой же пост, как Аллейн в своем отделе. Крупный бледный молчаливый Фред первым делом оговорился при встрече, что они находятся здесь по приглашению посла Нгомбваны, причем находятся, строго говоря, на нгомбванской территории.

– В сущности, нас здесь только-только терпят, – говорил своим глуховатым голосом Гибсон. – Конечно, они так или иначе состоят в Содружестве, но, насколько я понимаю, могут в любую минуту сказать: «Большое спасибо, до скорых встреч».

– Я тоже так думаю, Фред.

– Я, как ты понимаешь, далеко не в восторге от этой работы, что нет, то нет! Как только Его Прохиндейство высунет нос из дверей, хлопот у нас будет по горло, можешь мне поверить.

– Тебе не позавидуешь, – согласился Аллейн. Аллейн и Гибсон работали вместе в самом начале их карьеры и прекрасно понимали друг друга.

Они находились то ли в салоне, то ли в бальной зале, их провел сюда огромного роста ливрейный лакей-африканец, который затем удалился в другой конец залы и застыл в неподвижном ожидании.

Аллейн оглядывал подобие ниши, занимавшей почти всю стену на их конце комнаты. Ниша была оклеена малиновой и позолоченной бумагой и увешана привезенными из Нгомбваны предметами – щитами, масками, плащами, копьями, – расположенными так, что получился своего рода африканский орнамент, обрамленный геральдическими изображениями. Центральным экспонатом служил ритуальный барабан. Все это освещалось небольшим театральным прожектором. Зрелище получилось внушительное, уводящее воображение к давним дням, в которые дом этот только строился, а Лондон сходил с ума по нубийским статуям и маленьким черным пажам в тюрбанах. Громобою понравится, подумал Аллейн.

По трем стенам залы тянулась галерея для музыкантов, и Гибсон пояснил, что помимо оркестра там будут находиться четверо его людей.

Шесть двустворчатых окон, начинающихся от самого пола, выходили в парк. «Прекрасные виды» создали ложную перспективу, высадив по обеим сторонам продолговатого озера тисовые деревья – на переднем плане высокие, а дальше все уменьшавшиеся вплоть до самых миниатюрных размеров. Соответственно была изменена и форма озера, широкого там, где росли деревья повыше, и сужавшегося к дальнему краю. В итоге получилась почти пугающая оптическая иллюзия. Аллейн читал где-то о «Корсиканских братьях»[8]8
  Мелодрама ирландского драматурга и актера Лиона Баусико (182(?) –1890).


[Закрыть] в постановке Генри Ирвинга[9]9
  Выдающийся английский актер и режиссер (1838–1905).


[Закрыть], разместившего поближе к публике шестифутовых стражников, а на заднем плане расположившего карликов. Здесь, думал Аллейн, эффект получится противоположным ирвинговскому, поскольку на дальнем конце озера был разбит шатер, в котором во время устраиваемого на свежем воздухе представления будут сидеть Громобой, посол и кое-кто из особо почетных гостей. Из салона они будут походить на Гулливеров в Лилипутии. Что опять-таки, сказал себе Аллейн, не доставит Громобою ничего, кроме удовольствия.

Помня о присутствии лакея, он и Гибсон разговаривали, не повышая голоса.

– Сам видишь, как разбит парк, – говорил Гибсон. – Через секунду я покажу тебе план. Все их шоу, вечерний прием, начнется здесь, на первом этаже. А после переместится в этот клятый парк. На второй этаж никто, кроме постоянной прислуги, подниматься не будет, об этом мы позаботимся. Наверху каждой лестницы я поставлю по человеку, можешь не волноваться. Теперь. Как видишь, вестибюль, который за нами, находится на более низком уровне, а перед нами, за окнами, – парк. Слева от тебя тоже парадные комнаты: салон поменьше, столовая – можешь назвать ее банкетным залом, не ошибешься, – дальше кухни и служебные помещения. Справа от нас соединяется с вестибюлем – тем, что сзади, – что-то вроде гостиной для дам, а к ней, прямо за альковом со скобяными изделиями, – Гибсон указал на нгомбванские трофеи, – примыкает дамская туалетная. Этакая, знаешь, изысканная. Ковры по колено. Кресла, туалетные столики. Даровая пудра и пара горничных. В самих ватерклозетах – их там четыре – есть выходящие в парк окна, почти под потолком. Как следует прицелиться из них по шатру трудно, мешают деревья. И все же мы посадили туда надежную женщину в чине сержанта.

– Переодетую горничной?

– Точно.

– Разумно. А где мужская уборная?

– По другую сторону вестибюля. Соединяется с курительной, или как ее там, в ней будет устроен бар. Из окон этой уборной шатер виден лучше, так что там мы тоже кое-кого посадили.

– А что насчет самого парка?

– С парком проблема, черт его подери, – проурчал Гибсон. – Слишком много деревьев.

– Но при этом имеется высокая кирпичная стена?

– Иметься-то она имеется. И даже с железными штырями, да толку-то! В последний момент мы все, конечно, обшарим – задача номер один. Дом, парк – в общем, все. И проверим весь персонал. Банкет обслуживают «Костар и Кай» из Мейфэра. Высший класс. Все их люди – то, что они называют максимально надежными, испытанными служащими.

– Но ведь для такого рода работы они подряжают людей со стороны, разве нет?

– Да, я знаю, однако они уверяют, что могут поручиться за каждого.

– А что насчет… – Аллейн слегка повел головой в сторону уставившегося в окно лакея.

– …нгомбванской шатии? Ну как тебе сказать? Домом правит один из них, получивший образование в Англии и работавший в первоклассных парижских отелях. Наилучшие рекомендации. Посольская прислуга набрана, как мне сказали, в Нгомбване. Чего она стоит и как они ее там набирают, я не знаю. Короче говоря, их здесь тридцать человек, да еще с президентом приедет кое-кто из его слуг. Нгомбванцы, насколько я понял, будут все больше с любезным видом стоять по стеночкам. Вот этот малый, – Гибсон перешел почти на шепот и говорил, двигая лишь уголком рта, – дело другое, он, можно сказать, парадный телохранитель президента. В официальных случаях торчит поблизости от патрона, разодетый, как каннибал, со здоровенным ржавым символическим копьем в лапах. Это у них что-то вроде королевского жезла или парадного меча. Называй как хочешь. Прикатил пораньше вместе с несколькими личными слугами президента. Президентский самолет, как ты, наверное, знаешь, прилетит завтра утром.

– Как себя чувствует посол?

– На стенку лезет.

– Бедняга.

– Он то суетится насчет приема, то мучается кошмарами по поводу безопасности президента. Собственно, и мы с тобой здесь потому, что он очень просил нас прийти.

– Он звонит мне с утра до вечера на том основании, что я знаком с великим беем.

– Что ж, – пожал плечами Гибсон, – разве я сам втянул тебя в это дело не по той же причине? А поскольку тебя еще и на прием пригласили – ты уж не сердись, что я с тобой так вот, запросто, – положение сложилось, можно сказать, совсем соблазнительное, тут бы никто не устоял. Только пойми меня правильно.

– Ради всего святого, что я, по-твоему, должен делать? Бросаться прикрывать своей грудью президента каждый раз, как кто-то зашебуршится в кустах?

– Не то чтобы я думал, – следуя своим мыслям, продолжал Гибсон, – будто нас ожидают настоящие неприятности. В общем-то нет. Не на этом приеме. Вот его разъезды туда-сюда – это и в самом деле головная боль. Говоришь, он согласился нам помогать? Соблюдать вашу с ним договоренность и не удирать на непредусмотренные прогулки?

– Мы можем только надеяться. А каков распорядок во время приема?

– Вначале он будет стоять в вестибюле, на ступенях, ведущих в эту комнату. За спиной вот этот, с копьем, справа посол. Слева, немного сзади, советники. Личная охрана образует что-то вроде коридора, ведущего от дверей прямо к нему. Они при оружии, это часть их формы. Восемь моих парней находятся снаружи, прикрывают путь от автомобилей к входу, еще дюжина в вестибюле и вокруг. Все в ливреях. Ребята надежные. Я договорился с «Костаром», их нагрузят работой, будут разносить шампанское и так далее, чтобы не выбивались из общей картины.

– Так что насчет распорядка?

– Гости начинают съезжаться в половине десятого; мажордом, стоящий у входа, выкрикивает их имена. Они проходят по коридору из охранников, посол представляет их президенту, тот жмет им ручки, и они топают дальше. Вон там на галерее играет музыка – оркестр Луиса Франчини, – я их всех проверил, на помосте перед этими железками стоят кресла для важных гостей. Для прочих – кресла у стен.

– И какое-то время мы тут прогуливаемся, так?

– Так. Наливаетесь шипучкой, – без всякого выражения произнес Гибсон. – До десяти часов, в десять открываются все эти двери и прислуга, включая и моих людей, встает около них, приглашая гостей выйти в парк.

– И тут, Фред, начинается пресловутая головная боль?

– Да, будь я проклят! Пойдем-ка взглянем.

Через стеклянную дверь они вышли в парк. От широкой части водоема, вдоль сходящихся сторон которого вели мощеные дорожки, дом отделяла низкая терраса. По другую сторону озера стоял шатер – изящное сооружение из натянутой на огромные пики с плюмажами полосатой ткани. Там же, на узком конце озера, были расставлены кресла для гостей, все это окружали столь нелюбимые Гибсоном деревья.

– Конечно, – мрачно сказал он, – тут будет куча вечно гаснущих китайских фонариков. Как видишь, даже они чем дальше, тем становятся меньше. Эффект поддерживают. Надо отдать им должное, ребята поработали на славу.

– Они по крайней мере дадут какой-то свет.

– Не волнуйся, ненадолго. Предстоит что-то вроде концерта, да еще кино будут показывать. Экран натянут вдоль стены дома, а проектор разместят с той стороны озера. И все это время никакого света не будет, только в шатре – здоровенный орнаментальный фонарь, освещающий Его Прохиндейство, чтобы легче было прицелиться.

– Долго это протянется?

– Они говорят, минут двадцать. Сначала туземные пляски с барабанами, следом еще пара номеров, включая пение. Думаю, все займет не меньше часа. Потом вы вернетесь в банкетную – ужинать. А потом, если на то будет милость Господня, отправитесь по домам.

– Уговорить их изменить программу ты никак не можешь?

– Ни единого шанса. Все расписано наверху.

– Ты имеешь в виду Нгомбвану, Фред?

– Именно. Двое парней из «Видов» и «Декора» слетали туда с планами и фотографиями этого логова. Президент долго их разглядывал, а после дал волю фантазии и разродился праздничной программой. Он даже прислал сюда одного из своих прихвостней с заданием присматривать, чтобы тут все соблюли до тонкости. Сколько я понял, достаточно изменить хоть одну мелочь – и послу придется распрощаться с работой. А вот как тебе другое понравится? – В обычно бесцветном голосе Гибсона возникла жалостная нота. – Посол строго-настрого велел нам держаться подальше от этого чертова шатра. Приказ президента, и никаких тебе разговоров!

– Миляга Громобой!

– Выставляет нас идиотами. Сначала я разрабатываю меры безопасности, а потом мне говорят, что президент их не потерпит. Если б меня хоть кто-нибудь слушал, я бы тут все переиначил. И шатер, и все остальное.

– А если пойдет дождь?

– Тогда вся шайка-лейка переберется в дом.

– Значит, нам остается молиться, чтобы ночь выдалась дождливая.

– Повтори еще раз, приятно послушать.

– Давай пройдемся по дому.

Они обошли торжественные просторы верхнего этажа, причем нгомбванский копьеносец держался от них сколь возможно дальше, но из виду не упускал. Пару раз Аллейн на пробу обращался к нему с замечаниями, но человек этот, видимо, плохо понимал по-английски, если вообще понимал. Повадки у стража были самые величавые, но лицо решительно ничего не выражало.

Гибсон еще раз повторил план действий на завтра, и Аллейн не смог найти ни одного изъяна. Специальная служба стоит в полиции особняком. В ней не принято особенно распространяться о своих действиях, и, за исключением тех случаев, когда эти действия перекрываются с действиями других подразделений, никто никаких вопросов не задает. Впрочем, и отношения, давным-давно сложившиеся между Аллейном и Гибсоном, и необычность создавшейся ситуации были таковы, что оба отошли от этих неписаных правил. Они вернулись к своим машинам, раскурили каждый свою трубку, и Гибсон принялся рассказывать о подрывных элементах из недавно получивших независимость стран, которые обосновались в Лондоне и, как он выразился, «жить без насилия не могут».

– Одни держатся совершенно обособленно, – говорил он, – другие и вовсе свернулись, как кровь. Крохотные тайные общества. По большей части ни на что серьезное они не способны, однако бывает, что складываются этакие злокачественные обстоятельства. И разумеется, профессионалов тоже нельзя сбрасывать со счетов.

– Профессиональных убийц?

– Их все еще нетрудно найти. Того же Гинни Пакманна. Он теперь на воле, отсидел свое в шведской кутузке. Имея хорошие деньги, его можно купить. Он меньше трех тысяч не берет.

– Гинни в Дании.

– В Дании, если верить Интерполу. Да долго ли его сюда привезти? Я насчет политической стороны дела ничего не знаю, – продолжал Гибсон. – Не по моей части. К кому перейдет власть, если пришибут президента?

– Как мне объяснили, произойдет что-то вроде революции, придется посылать в Нгомбвану наемников, создавать марионеточное правительство, и в конце концов туда вернутся крупные корпорации и приберут власть к своим рукам.

– Ну вот, значит, и это тоже приплюсуй, а ведь есть еще фанатики-одиночки. Вот кого я совсем уж не перевариваю, – сказал Гибсон, проводя не лишенную интереса демаркационную линию между различными категориями потенциальных убийц. – На таких у нас, как правило, ничего нет, и, в какую сторону глядеть, чтобы его увидеть, ни черта не известно.

– Список гостей у тебя, конечно, имеется?

– Да уж конечно. Сейчас покажу. Подожди секунду.

Гибсон выудил из внутреннего кармана список, и оба прошлись по нему. Против примерно пяти дюжин фамилий Фред Гибсон поставил галочку.

– Эти все так или иначе подвизались в Нгомбване, – сказал он. – От нефтяных баронов, крутившихся в верхах, до мелких экс-бизнесменов. И почти всех оттуда выперли или вот-вот выпрут. Похоже, главная идея приема в том, что, дескать, никто ни к кому личных претензий не имеет. «Все всех любят», так что прошу пожаловать в гости!

– «Мне больнее, чем тебе»?

– Вот-вот. И что хуже всего, никто от приглашения не отказался.

– Вот тебе на! – воскликнул Аллейн, ткнув пальцем в список. – Они и этого пригласили!

– Кого? А, этого. Да. Ну уж на него-то у нас кое-что имеется.

– Смотри список, любезно предоставленный мне твоими людьми, – проворчал Аллейн, вытаскивая названный список из кармана.

– Правильно. Хотя к насилию он вроде бы никогда не прибегал, однако в прошлом у него всякой дряни хватает. Мне он совсем не нравится.

– Он с сестрой наладил производство глиняных свиней в пяти минутах ходьбы от посольства, – сказал Аллейн.

– Я знаю. Забились в этакую мерзкую дыру. И вот объясни ты мне – зачем? Денег он из Нгомбваны выкачал предостаточно.

– А у него еще есть деньги? Может быть, он прогорел?

– Трудно сказать. Все зависит от того, во что он вложил свои барыши, перед тем как там началась заваруха.

– Этого ты тоже знаешь? – спросил Аллейн, указывая на фамилию «Уипплстоун» в списке приглашенных.

Гибсон мгновенно выдал краткое жизнеописание Сэма Уипплстоуна.

– Да, он самый, – подтвердил Аллейн. – Вот что, Фред, может, это все и не важно, однако навостри уши и слушай.

И пересказал коллеге историю о кошке мистера Уипплстоуна и о глиняной рыбке.

– Уипплстоуна это немного встревожило, – сказал он под конец, – хотя не исключено, что к нам оно никакого отношения не имеет. Этот человек из подвала, Шеридан, и одиозные Санскриты, возможно, встречаются лишь для того, чтобы играть в бридж. Или они могут принадлежать к какому-нибудь эзотерическому кружку: ворожат, вызывают духов – все что угодно.

– За такие штуки Санскрита в первый раз и забрали. Ворожба и мошенничество. Потом еще подозрения в связи с наркотиками. Но это уже после того, как он вышел и основал торговое дело в Нгомбване. У него, кстати, все реквизировали, – заметил Гибсон.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Мне кажется, я видел Санскрита на ступенях его заведения, когда был там три недели назад.

– Интересно.

– Касательно изгнанников, которые сбиваются в кучку, чтобы пожаловаться друг другу: ты, сколько я понял, ничего не слышал о тех из них, кто носит медальоны с рыбкой?

– Пф! – с отвращением откликнулся Гибсон.

– Мистер Шеридан в списке приглашенных отсутствует. А как насчет полковника и миссис Монфор? Они прошлым вечером были в квартире Шеридана.

– Постой-ка. Сейчас.

– Нет, – покачал головой Аллейн, заглянув в список. – На букву «М» никаких Монфоров не значится.

– Погоди-погоди. Что-то такое было. Вот, смотри. Буква «К»: лейтенант-полковник Кокбурн-Монфор, Барсетская легкая кавалерия (в отставке). Ну и имечко. Кокбурн.

– Отдает кобурой, – благодушно заметил Аллейн. – О нем что-нибудь есть?

– Короткая информация. Вот. «Организатор нгомбванской армии. Находился в стране со времени объявления независимости в 1961-м по 1971-й, когда власть целиком перешла к нынешнему правительству».

– Ну, – помолчав, подытожил Аллейн, – это, строго говоря, ничего нам не дает. Конечно, бывшие обитатели колонии в Нгомбване держатся один за другого, как те, что прожили жизнь в Индии. И возможно, их в Каприкорнах насчитывается несколько человек, и они временами встречаются, чтобы поныть со всеми удобствами. Хорошо. Что об обслуге? Не нгомбванской, я имею в виду.

– Мы их всех досконально проверили. Всех до единого. Взгляни, если хочешь.

Он вытащил еще один список.

– Они здесь вместе с персоналом «Костара». Сначала идет постоянный штат, потом вольнонаемные. Все чисты, как херувимы.

– Этот тоже?

Гибсон взглянул туда, куда указывал длинный палец Аллейна, и негромко прочитал:

– «Нанимается «Костаром» в качестве вспомогательного официанта в течение десяти лет. Постоянное занятие: домашний слуга. Последний срок непрерывной службы: восемь лет. Отличные рекомендации. Место службы в настоящее время…» Здрасте!

– Да?

– Место службы в настоящее время: Каприкорн-Уок, дом 1, Юго-Запад, 3.

– Итак, перед нами довольно любопытное собрание незначительных совпадений, – нахмурился Аллейн, – не правда ли?

2

– Нечасто мы с тобой надеваем на себя всю эту сбрую, верно? – сказал Аллейн жене.

– Ты-то выглядишь так, будто влезаешь в нее каждый вечер. Вылитый строитель империи в джунглях. Тех времен, когда у нас была империя. Да еще ордена в придачу.

– В придачу к чему?

– Это ты мне скажи, ты же у нас пурист.

– Был пуристом, когда ухаживал за будущей женой.

Трой в зеленом бальном платье сидела на кровати и натягивала длинные перчатки.

– А неплохо все получилось, – сказала она. – У нас с тобой. Ты не находишь?

– Нахожу.

– Нам здорово повезло.

– Еще как. – Аллейн помог жене застегнуть перчатки. – Замечательно выглядишь, – улыбнулся он. – Тронулись?

– В элегантном наемном лимузине, который ждет у наших дверей?

– Именно.

– Ну что ж, вперед, вперед, рога трубят.

Полиция перекрыла движение в Дворцовых Садах, и потому привычного скопления зевак у нгомбванского посольства не наблюдалось. Ступени устилал красный ковер, потоки света и звуки музыки, относящейся примерно к той же поре, в которую строился особняк, изливались сквозь широко распахнутые двери. Целая галактика черных и белых мужчин в ливреях открывала дверцы машин и захлопывала их.

– О господи, я забыла проклятую карточку! – воскликнула Трой.

– Она у меня. Пошли.

Пригласительные карточки, как увидел Аллейн, внимательнейшим образом рассматривались принимавшими их мужчинами и затем передавались другим мужчинам, скромно сидевшим за столиками. В глубине дома мелькнул, вызвав у Аллейна улыбку, суперинтендант Гибсон в цилиндре и фраке, смахивающий на полномочного представителя «Старого Доминиона»[10]10
  «Старым Доминионом» называют в США штат Виргиния; названием этим штат обязан Карлу II (1630–1685), согласно указу которого английская колония в Виргинии объявлялась четвертым (после Англии, Шотландии и Ирландии) доминионом его королевства.


[Закрыть].

Гости, которым требовалось раздеться, сворачивали от дверей к гардеробным, расположенным справа и слева, а вернувшись в вестибюль, направлялись к началу двойной шеренги нгомбванских гвардейцев, где называли свои имена внушительному черному мажордому, который выкликал их с гулкой размеренностью боевого барабана.

Трой и Аллейну снимать с себя было нечего, поэтому они сразу вступили в ведущий к президенту живой коридор.

В дальнем конце его на ступеньках зала приемов возвышался Громобой, помпезный, с копьеносцем за спиной, в парадном мундире, создатель которого определенно вдохновлялся наполеоновской Старой гвардией, испытывая, впрочем, отчасти сдерживавшее его влияние Сандхерста[11]11
  Английское высшее военное училище сухопутных войск, находящееся близ деревни Сандхерст в графстве Беркшир.


[Закрыть].

– Невероятно, – пробормотала Трой. – Боже мой, он просто великолепен!

Ей хочется его написать, подумал Аллейн.

Справа от Громобоя стоял посол, облаченный в похожий, хоть и не столь пышный мундир. На лице его читалось сдерживаемое волнение. За ними в величественных позах застыли их личные помощники.

– Мистер и миссис Родерик Аллейн!

Широкая, чарующая улыбка вспыхнула на лице Громобоя.

– Вот уж с кем меня знакомить не надо, – пробасил он и обхватил ладонь Аллейна своими затянутыми в перчатки лапищами. – А это его прославленная супруга! – громогласно объявил он. – Очень рад. Мы еще поговорим попозже. Я собираюсь просить вас об услуге. Хорошо?

Аллейны двинулись дальше, сознавая себя объектами неявного, но общего внимания.

– Рори?

– Да, я знаю. Нечто особенное, не так ли?

– Фью-ю-ю!

– Как-как?

– Фью. Присвист, означающий «глазам своим не верю».

– Прости, не расслышал из-за Гильберта с Салливаном.

Они уже вошли в большую залу. На галерее оркестранты под ненавязчивым присмотром людей Гибсона смаковали «Гондольеров»[12]12
  Оперетта В. Гильберта и А. Салливана (1889 г.).


[Закрыть].

 
Когда кругом такие шишки,
Что делать бедному парнишке? —
 

весело и почти неслышно напевали они.

По залу плыли подносы с шампанским. Шуточки по поводу констеблей в сапогах и мешком сидящих ливрей здесь были бы неуместны. Различить среди прочих белых слуг людей Фреда Гибсона казалось делом почти невозможным.

Как описать запах большого приема? Сквозь великолепную смесь ароматов косметики, духов, цветов, лосьонов для волос, отдаленных запахов еды и напитков не пробивалось ли здесь что-то еще, свойственное только этому празднеству? Похоже, где-то поблизости жгли эту штуку – как ее? – сандарак? Да, конечно. Аллейн помнил запах по дворцу президента в Нгомбване. Плюс безошибочно чужеродный душок людей с другим цветом кожи. Высокие окна были задернуты шторами, но в огромной комнате еще сохранялась прохлада. Люди перемещались по ней, как хорошо вышколенные статисты в главной сцене исторического фильма.

Аллейны увидели немало знакомых: людей, портреты которых Трой когда-то писала для Королевского общества Британского Содружества наций; большого белого вождя Аллейна с супругой; кое-каких его знакомых из Министерства иностранных дел и, что было для них неожиданностью, его брата, сэра Джорджа Аллейна: высокого, красивого, с первого взгляда определяемого – посол – и полностью предсказуемого. Трой ничего против зятя не имела, но Аллейн всегда считал его ослом.

– Господи! – изумился сэр Джордж. – Рори!

– Джордж.

– И Трой, дорогая. Вы прелестны до неприличия. Очаровательно! Очаровательно! А что, позволь тебя спросить, ты-то делаешь на этой galure[13]13
  Галера (фр.).


[Закрыть], Рори?

– Меня подрядили присматривать за серебряными ложками, Джордж.

– Неплохо, ха-ха. Честно говоря, – сэр Джордж игриво склонился к Трой, – между нами двумя и ближайшим фонарным столбом, понятия не имею, как я и сам здесь оказался. Не считая, конечно, того, что нас всех пригласили.

– Всю семью, ты имеешь в виду? – поинтересовался его брат. – Близнецов, жену и прочих?

– Ты все шутишь. Я имею в виду, – продолжал он, обращаясь к Трой, – corps diplomatique или по крайности тех из нас, кто имел честь представлять правительство ее величества в «нездешних краях». – Сэр Джордж снова впал в игривость и радостно закончил: – И вот мы здесь! А зачем, никто толком не знает!

– Полагаю, для создания возвышенной атмосферы, – с серьезным видом высказался Аллейн. – Смотри-ка, Трой, там Сэм Уипплстоун. Пойдем поздороваемся с ним.

– Пойдем.

– Еще увидимся, Джордж.

– Насколько я понял, нас ожидает подобие fete champetre[14]14
  Сельский праздник (фр.).


[Закрыть].

– Верно. Смотри в озеро не свались.

Когда они отошли на достаточное расстояние, Трой объявила:

– На месте Джорджа я бы тебя пришибла.

Мистер Уипплстоун стоял у возвышения, устроенного перед развешанным по стене нгомбванским оружием. Чуть поблекшие волосы его были изящно причесаны, на несколько замкнутом лице изображалось ласковое внимание. Настороженно поблескивал монокль. Завидев Аллейнов, он радостно улыбнулся и устремился им навстречу.

– На редкость пышный прием, – сказал он.

– Вы имеете в виду – непропорционально пышный? – подсказал Аллейн.

– Ну, это, пожалуй, слишком сильное слово. Я все вспоминаю Мартина Чэзлвита.

– «Тоджеры уже начали действовать»?

– Да. – Мистер Уипплстоун взглянул Аллейну прямо в глаза и спросил: – Ничего тревожного по вашей части?

– Нет уж простите, не по моей.

– Но с вами же консультировались.

– А, – откликнулся Аллейн, – вы об этом. Неявно. И совершенно неофициально, просто пригласили посмотреть, как здесь и что. Основную работу проделал братец Гибсон.

– Ну и прекрасно.

– Кстати, вам известно, что здесь сегодня прислуживает ваш домочадец, Чабб?

– О да. Они с миссис Чабб уже много лет как состоят в списке вспомогательного персонала фирмы, так он мне сказал. И их нередко привлекают для участия в подобных оказиях.

– Да.

– Вы считаете, что это еще одно из наших совпадений?

– Ну… в данном случае вряд ли.

– А как поживает Люси Локетт? – улыбнулась Трой.

Мистер Уипплстоун состроил гримаску, позволив моноклю выпасть из глазницы.

– Вам обоим следует с ней познакомиться, – сказал он, – и заодно отведать стряпни миссис Чабб. Обещайте.

– С большим удовольствием, – тепло сказала Трой.

– Я позвоню вам завтра, и мы обо всем договоримся.

– Да, по поводу Люси Локетт, – встрепенулся Аллейн. – Хорошо, что я вспомнил, – мистер Шеридан. Вам не известно, чем он занимается?

– Что-то делает в Сити. А что?

– Ничего конкретного, просто его знакомство с Санскритами вызывает к нему определенный интерес. Он никак не связан с Нгомбваной?

– Насколько я знаю, нет.

– Впрочем, сюда его не пригласили, – заметил Аллейн.

Через густеющую толпу в их направлении двигался один из адъютантов. Аллейн узнал в нем своего сопровождающего в Нгомбване. Увидев Аллейна, адъютант разулыбался и устремился прямо к нему.

– Мистер Аллейн, его превосходительство господин посол просил передать вам, что президент будет чрезвычайно рад видеть вас среди официальных гостей во время праздника в парке. Когда придет время, я вас провожу. Возможно, мы могли бы встретиться прямо здесь.

– Он очень любезен, – отозвался Аллейн. – Сочтем за честь.

– Подумать только, – пробормотал мистер Уипплстоун, когда адъютант удалился. – Похоже, Тоджеры и впрямь начали действовать.

– Это не Тоджеры, это Громобой. Я бы с удовольствием обошелся без подобной чести.

– Как ты думаешь, что он имел в виду, когда сказал, что хочет просить нас об услуге? – спросила Трой.

– Он сказал это не мне, дорогая. Тебе.

– Ладно, я тоже собираюсь попросить его об услуге.

– За решение этой задачки приз не присуждается. Она хочет, – объяснил Аллейн мистеру Уипплстоуну, – чтобы Громобой ей позировал.

– Я уверен, – слегка поклонившись, подхватил мистер Уипплстоун, – вам достаточно будет пустить слух об этом и… о боже ты мой!

Он умолк, уставившись на двери, сквозь которые втекали внутрь последние гости. Среди них, разительно выделяясь ростом и статью, выступали личные пугала мистера Уипплстоуна – Санскриты, брат и сестра.

На сей раз они принарядились применительно к случаю. То есть облачились в одежду, предназначавшуюся у них для выхода в свет. Санскрита облекала совершенно несусветная, на консервативный вкус мистера Уипплстоуна, сорочка – сплошь кружева и оборочки с парой-другой блесток, мерцавших в глубинах складок. Множество перстней красовалось на его покрытых ямочками перстах. Стриженные «под пажа» светлые волосы спадали на уши. Он был искусно, но очень приметно еn maquillage[15]15
  Накрашен (фр.).


[Закрыть], как с содроганием мысленно выразился мистер Уипплстоун. Лиловые волосы его сестры, казавшейся необъятной в зеленом, тоже оборчатом атласном платье, также были подстрижены челочкой, а по бокам уложены наподобие буклей, отчего колоссальное лицо ее стало квадратным. Двигались они медленно, словно две огромные баржи, подталкиваемые сзади буксирами.

– Я так и думал, что вы удивитесь, – усмехнулся Аллейн. При его росте приходилось склоняться к мистеру Уипплстоуну, чтобы можно было разговаривать, не повышая голоса. Слитный гул голосов почти заглушал оркестр, который, продолжая свой поход сквозь столетие, уже добрался до веселых деньков Кокрановых ревю[16]16
  Сэр Чарльз Блейк Кокран (1872–1951) – английский продюсер более чем 125 пьес, особенно прославившийся постановкой пышных музыкальных ревю.


[Закрыть].

– А вы знали, что их пригласят? – спросил мистер Уипплстоун, качнув головой в сторону Санскритов. – Право, это уж слишком!

– Согласен, приятного в них мало. Кстати, где-то здесь порхает еще парочка фазанов из каприкорновского заказника.

– Надеюсь, не…

– Монфоры.

– Ну, это еще куда ни шло.

– Полковник, как выяснилось, был важной шишкой в пору создания их армии.

Мистер Уипплстоун удивленно воззрился на Аллейна.

– Вы говорите о Кокбурн-Монфоре? – спросил он.

– Да.

– Тогда какого дьявола его жена мне так и не сказала?! – сварливо воскликнул мистер Уипплстоун. – Бестолковое существо! Почему она отбросила Кокбурнов? Как это все утомительно! Ну что ж, его-то должны были пригласить. Я с ним никогда не сталкивался. В ранние мои дни он там не появлялся, а когда я вернулся, его уже не было. – Мистер Уипплстоун на миг примолк, размышляя, затем сокрушенно проговорил: – Как ни грустно, но полковник, по-моему, опустился. И жена его, боюсь, тоже.