Текст книги "Чернее черного. Весы Фемиды"

– Значит, ошибка?

– Общее впечатление складывается такое – ошибка. Они были практически одного роста, сложены одинаково. Его ударили копьем в спину, а только со спины он и был виден на фоне освещенного экрана. И еще одно. Мой коллега сказал, что поставил двух своих людей у заднего выхода из шатра. После выстрела оттуда выскочил черный лакей. Они его сцапали, однако говорят, что малый был попросту перепуган. Так ведь, Фред?

– Так-то так, – подтвердил Гибсон. – Но беда в том, что, пока они разбирались, кто попался им в лапы, кто-то другой, вполне возможно, проскользнул в шатер – в такой-то чертовой темнотище, если вы простите мне подобные выражения, сэр.

– Кто-то другой? – удивленно переспросил мистер Уипплстоун.

– Вообще говоря, кто угодно, – развел руками Аллейн. – Гость, слуга, выбирайте кого хотите.

– И выбрался оттуда? После… случившегося?

– Опять-таки отдаленная возможность этого существует. А теперь, Уипплстоун, если вы не возражаете…

– Да, конечно.

– Где состоится собрание племени, Фред? Президент сказал – в бальной зале. Годится?

– Годится.

– Тогда переговори с ним и объясни, что к чему, а я взгляну, как подвигается дело в шатре, и вернусь к вам, хорошо? Ты не против?

– Ничуть.

– Фокс, вы не пройдете со мной?

Дорогой Аллейн сжато рассказал Фоксу о показаниях миссис Кокбурн-Монфор и о пистолетном выстреле, если это был пистолетный выстрел, повлекшем за собой кульминационную сцену в парке.

– Да, задачка не из простых, – угрюмо резюмировал Фокс.

В шатре они обнаружили двух полицейских в форме, дактилоскописта и фотографа – сержантов Бейли и Томпсона, – а с ними сэра Джеймса Куртиса, которого в прессе никогда не упоминали без уважительного примечания «прославленный патологоанатом». Сэр Джеймс уже закончил внешний осмотр тела. Копье, жуткое в его неуместности, по-прежнему торчало под углом к жертве, Томпсон как раз фотографировал его крупным планом. Неподалеку валялся опрокинутый стул.

– Неплохо вы тут повеселились, Рори, – сказал сэр Джеймс.

– Копье прошло через сердце?

– Полагаю, да, а потом глубоко ушло в землю. Иначе бы не было такого окоченения. Похоже, после первого удара убийца еще приналег на копье, буквально пришпилив беднягу, как жука.

– Ужасно.

– Весьма.

– Закончили? – спросил Аллейн у выпрямившегося Томпсона. – Все сняли? Под всеми углами? Полный комплект?

– Да, сэр.

– Бейли, что насчет отпечатков?

Бейли, полицейский, главной чертой которого было редкостное упрямство, доложил, что он исследовал копье и обнаружил присутствие на древке всего одного набора отпечатков, да и те оказались смазаны. Он добавил, что камера может, конечно, выявить что-то невидимое глазу, однако у него нет на это особых надежд. Был измерен угол, под которым копье вошло в тело. Удар, сказал сэр Джеймс, нанесли сверху вниз.

– Что указывает на рослого мужчину, – прибавил он.

– Или на мужчину среднего роста, вставшего на стул, – предположил Аллейн.

– Да, возможно.

– Ладно, – распорядился Аллейн, – давайте вытащим эту штуку.

– Ну-ну, поработайте, – отозвался сэр Джеймс. Поработать действительно пришлось, причем работа оказалась не из приятных. В конце концов они прижали тело к земле и выдрали копье рывком, сопровождавшимся тошнотворными звуками и обильным истечением крови.

– Переверните его, – сказал Аллейн.

Глаза покойного были открыты, челюсть отвисла, обратив лицо посла в гротескную маску изумления. Входная рана была больше выходной. Коротко подстриженная трава намокла.

– Жуть, – коротко сказал Аллейн.

– Полагаю, мы можем забрать его с собой? – осведомился сэр Джеймс. – Я бы сразу провел вскрытие.

– Вот тут я не уверен. Мы ведь на земле Нгомбваны. Против машины из морга, пока она стоит вне посольства, им возразить нечего, однако не думаю, чтобы мы могли что-либо сделать с телом без их разрешения.

– О господи!

– У них могут иметься разного рода табу, обычаи, все что угодно.

– Ну что ж, – вздохнул далеко не обрадованный сэр Джеймс, – в таком случае я откланиваюсь. Если понадоблюсь, дайте знать.

– Ситуация щекотлива настолько, что мы тут ходим, будто стадо дрожащих Агагов. А вот и Фред Гибсон.

Последний явился с сообщением, что президент распорядился перенести тело в бальную залу.

– Зачем? – удивился Аллейн.

– На эту их ассамблею или как ее там. Затем тело поднимут наверх. Президент хочет отправить его самолетом в Нгомбвану.

– Всего доброго, – сказал сэр Джеймс и покинул шатер.

Суперинтендант кивнул одному из констеблей, тот привел людей с носилками и покрывалом. И полномочный представитель Нгомбваны возвратился в свое посольство, избавленный наконец от столь тяготившей его ответственности.

Аллейн повернулся к констеблям:

– В шатре все должно сохраниться как есть. Один из вас остается на страже. – Затем к Фоксу: – Ну что, дружище, усвоили картину? Мы все находились здесь, дюжина людей, включая – только не удивляйтесь – и моего брата.

– Да неужели, мистер Аллейн? Какое совпадение.

– Если вы не против, Братец Лис, мы пока не будем прибегать к этому слову. Со дня моей увеселительной поездки в Нгомбвану я то и дело слышу его, такое постоянство начинает меня утомлять.

– Виноват, больше не повторится.

– Ничего, не страшно. Продолжим. Мы все находились здесь, расположившись клином, вершину которого изображал президент. Вот его кресло, а в этом, рядом с ним, сидела Трой. По другую сторону президента – посол. Копьеносец, в настоящее время пребывающий под присмотром в мужской гардеробной, застыл прямо за креслом своего господина. За нашими спинами располагались на козлах столы с напитками, а чуть ближе к нам вот этот опрокинутый стул, назначение которого мне непонятно. Задним входом в шатер пользовались слуги. Их было двое, тот, что покрупнее, – из посольской челяди, другой – румяный коренастый малый в ливрее «Костара». Оба были на виду, когда погас свет.

– И стало быть, – подытожил любивший раскладывать все по полочкам Фокс, – как только появился пресловутый Карбо, его осветил прожектор – его и экран за его спиной. И из глубины шатра, оттуда, где стоял этот умелец с копьем, всякий, кто оказался бы между ним и экраном, выглядел бы как зритель, запоздавший к началу фильма.

– Верно.

– А когда после выстрела вы не позволили президенту встать, посол-то как раз встал, ну и получил, если можно так выразиться, по шапке.

– Если можно так выразиться.

– Далее, – в обычной своей основательной манере продолжал Фокс. – Да. Выстрел. Стреляли, как уверяет упомянутая вами дама, из окна женской уборной. Оружия, насколько я понял, так и не нашли?

– Дайте срок.

– И подтвердить рассказ этой дамы о громадном черном негодяе, который пинал ее ногами, некому?

– Нет.

– Но негодяя-то хоть поймали?

– Исчез, подобно призракам без плоти.

– Именно так. И мы, следовательно, должны предположить, что, после того как он выстрелил и промахнулся, его соучастник – копьеносец или кто-то еще – доделал работу за него?

– Возможно, именно этого от нас и ждут. На мой взгляд, все это дурно пахнет. Не стану утверждать, что запах возносится до небес, однако он, безусловно, присутствует.

– Но тогда что же?..

– Меня не спрашивайте, Братец Лис. И все-таки намеренно или нет, но выстрел отвлек на себя всеобщее внимание.

– И когда зажегся свет?..

– Когда зажегся свет, президент сидел в своем кресле, в которое я его запихнул, а Трой сидела в своем. Как и другие две дамы. Тело лежало в трех футах слева от президента. Гости метались по всему шатру. Мой старший брат дрожащим голосом призывал их не паниковать. Копьеносец стоял на коленях, держась за шею. Стул был опрокинут. Слуги испарились.

– Вот теперь я и впрямь усвоил картину.

– Хорошо, тогда пошли. Совет племени, ритуальное сборище, общая сходка или вече, называйте его как хотите, но оно вот-вот начнется, а мы запаздываем.

Аллейн повернулся к Бейли и Томпсону:

– Пока мне вас, ребята, порадовать нечем, но если вам удастся отыскать что-нибудь покрупнее отпечатка женского пальца во второй налево кабинке дамской уборной, для меня это будет как бальзам в Галааде. Вперед, Фокс.

Однако у самого дома они столкнулись с разгневанным Гибсоном, сопровождаемым учтивым мистером Уипплстоуном.

– Что случилось, Фред? – поинтересовался Аллейн. – Опять дали трещину отношения между расами?

– Можно и так сказать, – признал Гибсон. – Он снова сует нам палки в колеса.

– Президент?

– А кто же еще? Он, видишь ли, не желает иметь дела ни с кем, кроме тебя.

– Вот старый пень.

– И пока ты не объявишься, из библиотеки он тоже не выйдет.

– Господи боже, какая еще муха его укусила?

– Сомневаюсь, чтобы он и сам это знал.

– Возможно, – решился вставить слово мистер Уипплстоун, – ему не по вкусу мое участие в предстоящей процедуре.

– Я бы так не сказал, сэр, – сокрушенно откликнулся Гибсон.

– Каким он все-таки бывает занудой, – посетовал Аллейн. – Ладно, я с ним поговорю. А что, новые хозяева Нгомбваны уже собрались в бальной зале?

– Угу. Поджидают самого главного, – ответил Гибсон.

– Какие-нибудь новости, Фред?

– Пока порадовать нечем. Я поговорил с нашим сержантом из женской уборной. Похоже, она действовала вполне расторопно – после того как покинула свое кресло в партере и привела в чувство миссис К.‐М. Отыскала ближайшего из моих людей, передала ему всю информацию. Они устроили облаву на этого парня – безрезультатную, как мне доложили. Люди, стоявшие снаружи, утверждают, что из дома никто не выходил. И раз они так говорят, значит, так оно и есть. – Гибсон выпятил челюсть. – Мы начали поиски револьвера, если это был револьвер.

– Звук походил на пистолетный, – уточнил Аллейн. – Ну что ж, пойду в библиотеку – дергать льва за усы. Встретимся здесь. Мне страшно жаль, что приходится вас так мучить, Сэм.

– Мой дорогой друг, вам решительно не о чем жалеть. Боюсь, мне все это даже нравится, – успокоил суперинтенданта мистер Уипплстоун.

3

Аллейн и сам толком не знал, какого рода прием ожидает его у Громобоя и какую тактику ему следует избрать.

Впрочем, Громобой повел себя вполне традиционно. Он размашистым шагом приблизился к Аллейну и стиснул его ладони в своих.

– Ага! – взревел он. – Вот и ты наконец. Я рад. Теперь мы сможем покончить с этим делом.

– Боюсь, до окончания пока далеко.

– Только из-за ваших кляузных полицейских. И поверь, дорогой мой Рори, тебя я к этой категории не отношу.

– Вы очень добры, сэр.

– Сэр, сэр, опять этот вздор! Ну ладно. Не будем тратить время на пустяки. Я принял решение, и ты будешь первым, кто о нем услышит.

– Спасибо. С удовольствием.

– И хорошо. Стало быть, слушай. Я отлично понимаю, что твой смешной коллега – как его зовут?

– Гибсон? – подсказал Аллейн.

– Гибсон. Да, Гибсон. Я отлично понимаю, что достойный Гибсон с его оравой телохранителей и прочей публикой находится здесь по приглашению посла. Я прав?

– Безусловно.

– И опять-таки хорошо. Однако мой посол, как мы говаривали в «Давидсоне», перекинулся, и верховная власть в любом случае перешла ко мне. Так?

– Разумеется, так.

– Разумеется, так, – с огромным удовлетворением повторил Громобой. – Власть принадлежит мне, и я собираюсь ею воспользоваться. Была совершена попытка лишить меня жизни. Она провалилась, на что обречены все попытки подобного рода, это я уже объяснял тебе, когда ты так порадовал меня своим приездом в Нгомбвану.

– Объяснял.

– Тем не менее попытка имела место, – басил Громобой. – Убили моего посла, и это требует досконального выяснения всех обстоятельств.

– Тут я с тобой всецело согласен.

– Поэтому я собрал всех живущих в этом доме и намерен допросить их в соответствии с нашей исторически сложившейся демократической практикой. Нгомбванской, я имею в виду.

Аллейн, далеко не уверенный в том, что представляет собой эта практика, осторожно осведомился:

– Ты полагаешь, что виновный может находиться среди твоих домочадцев?

– Может быть, и нет. В таком случае… – Рокочущий голос внезапно стих.

– В таком случае? – подсказал Аллейн.

– В таком случае, дорогой мой, я рассчитываю на то, что ты и достойный Гибсон с тобой вместе поможете мне во всем разобраться.

Выходит, он уже распределил обязанности, подумал Аллейн. Громобой будет заниматься черными участниками событий, а он, Аллейн, и Скотленд-Ярд могут делать все, что им заблагорассудится, с белыми. Это и вправду приобретает сходство с вывернутым наизнанку апартеидом.

– Не мне тебе объяснять, – сказал Аллейн, – что наши официальные лица – на всех уровнях – очень озабочены случившимся. В особенности встревожена Специальная служба.

– Еще бы! – радостно произнес Громобой. – Понасажали громил под каждый куст, и на тебе!

– Ну хорошо. Очко в твою пользу.

– И все же, дорогой мой Рори, если убийца и вправду метил в меня, следует сказать, что я обязан жизнью тебе.

– Чушь.

– Ничуть не чушь. Простая логика. Ты толкнул меня в кресло, а бедняга посол тем временем размахивал руками и выглядел совершенно как я. Ну и – блям! Да-да-да. В этом случае я обязан тебе жизнью. Я не пожелал бы оказаться в подобном долгу ни перед кем, кроме тебя, – перед тобой же я с охотой его признаю.

– Ничего подобного, – испытывая крайнее смущение, сказал Аллейн. – Вполне возможно, что мое вмешательство было просто-напросто проявлением бессмысленной и беспардонной настырности. – Он поколебался и в порыве вдохновения добавил: – Как говаривали мы в «Давидсоне». – И поскольку добавление имело явный успех, поспешил продолжить: – Если следовать твоим рассуждениям, ты можешь с таким же успехом заявить, что именно я повинен в смерти посла.

– Это, – откликнулся Громобой, – совсем другой коленкор.

– Скажи, – спросил Аллейн, – у тебя есть какая-либо теория насчет того пистолетного выстрела?

– А! – мгновенно откликнулся президент. – Пистолет! Так вы нашли оружие?

– Нет. Я назвал его пистолетом предположительно. Револьвер. Дробовик. Автоматическая винтовка. Все, что хочешь. С твоего разрешения мы поищем его.

– Где?

– Ну… в парке. В озере, например.

– В озере?

Аллейн коротко изложил ему рассказ миссис Кокбурн-Монфор. Громобой, как выяснилось, достаточно хорошо знал Кокбурн-Монфоров и даже работал с полковником в пору создания нгомбванской армии.

– Толковый был работник, – отметил Громобой, – но, к несчастью, начал попивать. А жена его попросту распустеха, как мы выражались когда-то.

– Она уверяет, что мужчина в уборной был черным.

Последовала долгая пауза.

– Если это так, я его найду, – наконец сказал президент.

– Дома он определенно не покидал. За всеми выходами наблюдали очень внимательно.

Если Громобой и ощутил соблазн отпустить еще одно замечание по поводу методов мистера Гибсона, то подавил его.

– А вообще-то это правда? – спросил он. – Я о метком стрелке. Он действительно стрелял в меня и промахнулся? У вас есть доказательства?

– У нас вообще нет доказательств чего бы то ни было. Скажи, ты доверяешь – абсолютно доверяешь своему копьеносцу?

– Абсолютно. Однако я допрошу его так, как если б не доверял.

– Ты не позволишь… мне очень неловко просить тебя – не позволишь мне поприсутствовать? На вашем собрании?

На миг ему померещилось, что Громобой намерен ответить отказом. Но нет, он взмахнул своей огромной лапищей.

– Конечно. Конечно. Но только, Рори, дорогой, ты же не поймешь ни единого слова.

– Ты знаешь Сэма Уипплстоуна? Из МИДа, он недавно ушел в отставку.

– Я знаю о нем. Разумеется. У него обширные связи в моей стране. Но до сегодняшнего вечера мы не встречались. Он был среди приглашенных. И сейчас где-то здесь ходит с твоим Гибсоном. Никак не пойму зачем.

– Это я попросил его прийти. Он свободно говорит на вашем языке, и он мой близкий друг. Ты не разрешишь ему посидеть среди вас вместе со мной? Я буду очень благодарен.

«На сей раз, – подумал Аллейн, – меня и вправду ожидает отповедь». Однако он снова ошибся, ибо после ничего хорошего не предвещавшего молчания Громобой сказал:

– Это не очень удобно. Люди, не занимающие официального положения, на расследования подобного рода не допускаются ни под каким видом. Да и разбирательства наши никогда не бывают публичными.

– Я даю тебе слово, что оно и на этот раз публичным не станет. Уипплстоун – сама скромность, я готов за него поручиться.

– Готов?

– И готов, и ручаюсь.

– И прекрасно, – решился Громобой. – Но только никаких Гибсонов.

– Договорились. И все же почему ты так взъелся на бедного Гибсона?

– Почему? Сам не знаю. Может быть, потому, что он такой здоровенный… – Огромный Громобой поразмыслил с минуту. – …И такой бледный, – объявил он наконец. – Он очень бледный. Ну очень.

Аллейн сказал, что, по его сведениям, все обитатели дома уже собрались в бальной зале. Громобой ответил, что отправится прямиком туда.

Что-то в его повадке напомнило Аллейну театральную знаменитость, готовящуюся выйти на сцену.

– Как-то неловко получается, – задумчиво произнес Громобой. – В подобных случаях меня должен сопровождать мой посол и мой личный млинзи – телохранитель. Но поскольку один мертв, а другой, возможно, его убил, придется обойтись без них.

– Тяжелое положение.

– Так пошли?

По пути они миновали одного из людей Гибсона в ливрее «Костара». В холле их поджидал, терпеливо сидя в высоком кресле, мистер Уипплстоун. Громобой, явно решивший вести себя подобающим образом, обошелся с ним очень милостиво. Мистер Уипплстоун произнес несколько безупречно составленных соболезнований по поводу кончины посла; Громобой сообщил в ответ, что посол всегда тепло о нем отзывался и даже собирался пригласить его на чашку чаю.

Гибсона нигде видно не было, однако еще один из его людей украдкой передал Аллейну сложенный листок бумаги. Пока мистер Уипплстоун и Громобой продолжали обмениваться любезностями, Аллейн заглянул в записку.

«Нашли револьвер, – значилось в ней. – Увидимся позже».

4

Бальную залу заперли. Тяжелые шторы скрыли высокие окна. Мерцали шандалы, сверкали цветы. Лишь легкие ароматы шампанского, сандарака и сигаретного дыма указывали, что недавно здесь был праздник.

Бальная зала обратилась в Нгомбвану.

Группа нгомбванцев ожидала на дальнем конце огромного салона, там, где в красном алькове красовался воинственный трофей.

Людей набралось больше, чем ожидал Аллейн: мужчины во фраках, по-видимому игравшие в посольском хозяйстве важную роль, – кастелян, секретарь, помощники секретаря. Имелось также около дюжины мужчин в ливреях и столько же женщин в белых головных повязках и платьях, а на заднем плане топталась горстка младших слуг в белых же куртках. Место, занимаемое каждым из присутствующих, явно определялось его положением в домашней иерархии. В глубине возвышения выстроились, ожидая президента, его адъютанты. По сторонам образовали коридор вооруженные гвардейцы в полном церемониальном облачении: алые мундиры, белые килты, девственно-чистые гетры, мерцающее оружие.

Перед возвышением разместился массивный стол, на котором под львиной шкурой безошибочно угадывались очертания человеческого тела.

Аллейн и мистер Уипплстоун вошли в залу по пятам за Громобоем. Гвардейцы вытянулись в струнку, прочие замерли. Громобой медленно и величаво проследовал к возвышению. Он отдал приказ, и невдалеке от погребального пьедестала поставили два стула. Громобой указал на них Аллейну и мистеру Уипплстоуну. Аллейн весьма и весьма предпочел бы неприметное стоячее место где-нибудь в задних рядах, но делать было нечего, пришлось сесть.

– Записывать мне, наверное, нельзя? – прошептал мистер Уипплстоун. – И говорить тоже.

– Придется запоминать.

– Вот так мило.

Громобой опустился в огромное кресло, уложил руки на подлокотники, выпрямился, приподнял подбородок, сдвинул ступни и колени – в общем, приобрел сходство с собственным изваянием. Глаза его, всегда отчасти налитые кровью, выкатились и вспыхнули, сверкнули зубы, он заговорил на языке, казалось, целиком состоящем из гласных, гортанных вскриков и щелчков. Голос его звучал столь раскатисто, что мистер Уипплстоун рискнул произнести, не открывая рта, два слова.

– Описывает случившееся, – сказал он.

Речь президента приобретала все больший напор. Он резко ударил ладонями по подлокотникам кресла. У Аллейна возникло впечатление, возможно обманчивое, что напряжение в зале еще возросло. Пауза, затем – вне всяких сомнений – приказ.

– Тот, с копьем, – на манер чревовещателя сообщил мистер Уипплстоун. – Привести.

Двое гвардейцев щеголевато вытянулись, промаршировали навстречу друг другу, откозыряли, развернулись и тем же парадным шагом вышли вон. Наступила полная тишина. Отдельные звуки доносились только снаружи. Люди Гибсона, разумеется, и один раз почти наверняка голос самого Гибсона.

Когда тишина стала без малого невыносимой, гвардейцы вернулись, приведя с собой копьеносца.

Он так и не снял ритуального наряда. Ножные и ручные браслеты его поблескивали на свету, посверкивало черное тело, черные руки и ноги. «Впрочем, нет, – подумал Аллейн, – не совсем черные. Если бы Трой написала его, он оказался бы каким угодно, только не черным, – синеватым, чернильным, лиловым, даже красным там, где на тело ложатся рефлексы от ковра и от стен». Копьеносец лоснился. Коротко остриженная голова сидела на стопке шейных колец, будто огромный кусок эбенового мрамора. Львиная шкура облекала его почти как льва. Аллейну бросилось в глаза, что правую руку он держит присогнутой, словно бы просунутой в повязку.

Держась между гвардейцами, он приблизился к столу. Здесь гвардейцы его и оставили – наедине с покойным послом и его президентом, достаточно близко от Аллейна и мистера Уипплстоуна, чтобы они могли ощутить запах масла, которым копьеносец натер свое тело.

Начался допрос. О чем идет речь, Аллейн по большей части догадаться не мог. Двое мужчин говорили очень негромко. Время от времени вспыхивали глаза и зубы, однако мощные голоса обоих оставались приглушенными и оба сохраняли почти полную неподвижность, пока копьеносец вдруг не ударил себя по основанию шеи.

– Рубящий удар, – выдохнул мистер Уипплстоун. – Карате. Вроде того.

Следом наступила пауза, а затем, к большому удивлению и неудовольствию Аллейна, Громобой заговорил, обращаясь к нему, хотя все еще по-нгомбвански. Речь была недолгой, и, закончив ее, Громобой кивнул мистеру Уипплстоуну. Тот откашлялся.

– Президент, – сказал он, – приказал мне спросить у вас, не могли бы вы рассказать о том, что сами видели в шатре. Он также приказал мне перевести ваш рассказ, поскольку ему угодно, чтобы разбирательство происходило на нгомбванском языке.

Оба встали. Аллейн дал показания, Громобой делал вид, что не понимает ни единого слова, мистер Уипплстоун переводил.

Под конец этой трудоемкой процедуры Аллейну был задан вопрос, не сложилось ли у него после обнаружения тела впечатления, что копьеносец также был ранен.

Глядя на великолепное, возвышавшееся здесь словно скала существо, трудновато было представить, что удар по сонной артерии – да собственно говоря, по чему бы то ни было – способен причинить ему хоть малейшее неудобство.

– Он стоял на коленях, – пояснил Аллейн, – прижав правую руку к месту, на которое только что указал. Голова его свисала, левый кулак был стиснут, плечи обмякли. Судя по всему, его мучила сильная боль.

– Что произошло потом? – перевел мистер Уипплстоун.

Аллейн подавил вспыхнувшее было желание напомнить Громобою, что тот и сам там был, да уж заодно сказать, чтобы перестал валять дурака и говорил по-английски.

Однако ответил:

– Возникла некоторая неразбериха. Ее пресек… – он взглянул Громобою в лицо, – президент, по-нгомбвански обратившийся к копьеносцу, который то ли утверждал, то ли отрицал что-то в ответ. Затем появились пятеро офицеров Специальной службы Скотленд-Ярда с двумя гвардейцами президента, стоявшими на посту снаружи шатра. Копьеносца увели в дом.

Снова заговорил мистер Уипплстоун.

Следом Громобой пожелал узнать, удалось ли полиции обнаружить какие-либо улики при осмотре копья. Аллейн ответил, что пока не получил сведений этого рода.

На чем допрос, если его можно так назвать, по-видимому, завершился, и Аллейн сел.

Помолчав некоторое время (Аллейн успел прийти к выводу, что нгомбванцы, похоже, народ отнюдь не разговорчивый), Громобой встал.

Трудно было бы сказать, отчего атмосфера в зале, и так уж далеко не расслабляющая, сгустилась теперь едва ли не до звона в ушах. Произошло же следующее: президент указал на импровизированный катафалк и явно отдал некий приказ.

Копьеносец, сохраняя внешнюю невозмутимость, мгновенно протянул левую руку (правая так и осталась на груди) и отдернул покрывало. Взорам присутствующих предстал посол – открытый рот, выпученные глаза, он словно восклицал нечто такое, чего нельзя было разобрать.

Положив руку на тело, копьеносец произнес отчетливую краткую фразу. Президент ответил ему еще более краткой. Львиная мантия вновь укрыла посла, и церемония – собрания, суда, чем бы оно ни было, – завершилась. На всем ее протяжении Громобой ни разу не взглянул на Аллейна.

Теперь президент произнес, обращаясь к своим землякам, несколько страстных слов. Мистер Уипплстоун краем рта прошептал, что тот приказывает каждому, кто знает что-нибудь, пусть даже самый пустяк, имеющий отношение к случившемуся, немедленно сообщить о нем. Этот призыв был встречен полным молчанием. Последние фразы, сказанные президентом, сводились к тому, что отныне он сам распоряжается в посольстве. Сообщив об этом, он покинул залу. Адъютанты последовали за ним, лишь тот, с которым Аллейн был знаком, приостановился сказать, что президент зовет Аллейна в библиотеку.

– Я приду через десять минут, – кивнул Аллейн. – Будьте любезны, передайте президенту мои поздравления.

Адъютант вытаращил глаза, произнес: «Но…» – однако передумал и пошел вслед за своим господином.

– Лихо вы его, – чуть заметно усмехнулся мистер Уипплстоун.

– Ничего, проглотит. Мне нужно перемолвиться с Гибсоном. Пойдемте.

Угрюмый Гибсон поджидал их в обществе Фокса на временном командном пункте – в комнатке кастеляна. На столе поверх расстеленного влажного носового платка лежало оружие. Вокруг суетились со своим инвентарем Томпсон и Бейли.

– Где? – спросил Аллейн.

– В озере. Пошарили там с фонарем. Дно у него из голубой плитки, на ней эта штука и лежала. Немного в стороне от уборной, футах в трех от берега.

– Его вполне могли забросить туда из окошка дамской уборной.

– Согласен.

– На нем что-нибудь есть? – спросил Аллейн у Бейли.

– Ничем не могу порадовать, сэр. Перчатки, я полагаю.

– «Люгер», – определил Аллейн.

– В Нгомбване такой раздобыть нетрудно, – вставил мистер Уипплстоун.

– Знаете, – припомнил Аллейн, – почти сразу после выстрела я слышал, как что-то плюхнулось в воду. За долю секунды до того, как поднялся крик.

– Да, – рассудительно произнес Фокс, – не самый разумный образ действий. С какой стороны ни взгляни. – Он тяжело вздохнул и добавил: – Впрочем, так они себя обычно и ведут.

– Кто «они», Братец Лис?

– Политические убийцы, непрофессионалы. Занятные, судя по всему, ребята.

– Тут вы чертовски правы, инспектор, – сказал Гибсон и, повернувшись к Аллейну, прибавил: – Я полагаю, мы можем сохранить «люгер» у себя.

– При нынешних обстоятельствах нам повезет, если мы сможем сохранить здравый рассудок. Будь я проклят, Фред, если знаю. По мне, так эта история все больше отдает балаганом.

– Звонил твой заместитель комиссара.

– А ему-то что еще нужно?

– Сообщил, что сюда едет помощник комиссара, вроде как принести президенту соболезнования. А меня, – свирепея, продолжал Гибсон, – осчастливить несколькими полезными советами и поздравить с успешным проведением операции. О господи!

И он повернулся к коллегам спиной.

Аллейн и Фокс обменялись взглядами.

– Большего ты все равно сделать не мог, – после мгновенной заминки сказал Аллейн. – В таких условиях никому не удалось бы обеспечить лучшее прикрытие.

– Да? А эта дурища сержант в сортире?

– Ладно, пусть. Но если миссис Кокбурн-Монфор не врет, сержант все равно не смогла бы остановить в темноте этого малого, где бы она ни находилась.

– Я же им говорил. Говорил этим придуркам, не гасите свет.

– С другой стороны, – с присущей ему рассудительностью произнес Фокс, – главное-то все равно сделал не тот, кто стрелял. Существует же и эта сторона дела, мистер Гибсон, не правда ли?

На это Гибсон не ответил. Он повернулся лицом к ним и сказал Аллейну:

– Нам нужно выяснить, сможет ли президент повидаться с помощником комиссара.

– Когда?

– Он едет из Кента. Примерно через час.

– Я спрошу, – откликнулся Аллейн и обратился к мистеру Уипплстоуну: – Сказать не могу, Сэм, до чего я вам обязан. Если не трудно, не могли бы вы написать что-то вроде отчета об этой черной – во всех смыслах слова – комедии, пока ваши впечатления не утратили свежести? Я должен еще раз навестить великого бея в библиотеке.

– Ну конечно, – кивнул мистер Уипплстоун. – С удовольствием.

Он уселся перед листом бумаги и мгновенно приобрел выражение, с каким сиживал за столом в своем не лишенном изысканности рабочем кабинете, взирая на уважительно ждущую распоряжений секретаршу.

– Ну, Фред, какие у нас еще неприятности? – невесело улыбнулся Аллейн. Этот его традиционный вопрос был известен в Ярде едва ли не каждому.

– Нас все еще ожидает та публика из шатра. За вычетом тех, кому явно нечего было рассказать. И миссис Аллейн, – с некоторой неловкостью добавил Гибсон. – Ее мы, конечно, отпустили.

– Ее я и дома успею потрясти.

– И там… э-э… – еще более неловко продолжал Гибсон, – ну… в общем, твой брат.

– Как?! – воскликнул Аллейн. – Мой Джордж! Ты хочешь сказать, что Джордж так и сидит на своем толстом заду, дожидаясь, когда за него примутся свирепые полицейские?

– Ну… я…

– Миссис Аллейн и сэр Джордж, – мечтательно проговорил Фокс. – А что до совпадений, то о них нам упоминать запретили.

– Старина Джордж, – задумчиво повторил Аллейн. – Ну не потеха ли? Фокс, снимите показания с этой компании. Включая и Джорджа. Я пойду охмурять Громобоя. А ты чем займешься, Фред?

– Обычной рутиной, чем же еще. Ссуди мне этих двоих. – Он указал на Томпсона и Бейли. – Нужно поработать в дамской уборной. Особо надеяться там не на что. Но ведь бродит же где-то по дому хозяин «люгера». Мы, разумеется, ищем пулю, однако это та еще работенка. Ладно, увидимся, – угрюмо добавил он и вышел.

– Ну что же, займитесь уборной, – сказал Аллейн Бейли и Томпсону и отправился в библиотеку.

5

– Послушай, – говорил Аллейн, – дело обстоит следующим образом. Ты – ваше превосходительство то есть – можете, как вам, разумеется, известно, приказать нам выйти вон, как только сочтете это нужным. Что касается расследования внутри посольства, мы можем обратиться в personna non grata с такой быстротой, что и моргнуть не успеем, и как таковым нам придется ограничить нашу деятельность, о который ты, вне всяких сомнений, составил весьма низкое мнение, заботами о твоей безопасности в тех случаях, когда ты будешь покидать пределы посольства. Все очень просто, вопрос только в том, желаешь ли ты, чтобы мы продолжали работать, или предпочитаешь, чтобы мы испарились. Сюда едет полковник Синклер, помощник комиссара столичной полиции. Он надеется повидаться с тобой. Он, разумеется, выразит тебе глубокие соболезнования, но ситуацию в целом изложит примерно так же, как изложил ее я.