Текст книги "Чернее черного. Весы Фемиды"

– На тебя он, во всяком случае, не распространяется, – сказала Трой и, не услышав ответа, спросила: – Я права?

– Мой дорогой Аллейн, насколько я понял, по отношению к вам он продемонстрировал самые дружеские чувства.

– О да! Да, конечно. Они из него били фонтаном. И знаете, мне чрезвычайно неприятна мысль о том, что струи могли послужить завесой для куда менее приязненных чувств. Глупо, не правда ли?

– Строить предположения касательно отношений, не являющихся четко обозначенными, значит совершать большую ошибку, – объявил мистер Уипплстоун.

– А где вы видели другие отношения?

– Да, пожалуй, нигде. Мы, разумеется, делаем что можем посредством договоров и соглашений, но, вероятно, вы правы.

– Он старался, – сказал Аллейн. – Поначалу он старался создать своего рода многорасовое общество. Он считал его жизнеспособным.

– Вы с ним касались этой темы? – спросила Трой.

– Ни единым словом. Да ее и не следовало касаться. Мое задание было и без того слишком щекотливым. Знаете, у меня создалось впечатление, что его роскошное гостеприимство по крайней мере отчасти вдохновлялось желанием… ну, скомпенсировать перехлесты нового режима.

– Очень может быть, – согласился мистер Уипплстоун. – Хоть наверняка и не скажешь.

Аллейн вынул из нагрудного кармана несколько сложенных листков бумаги.

– Специальная служба передала мне список коммерческих и профессиональных фирм, а также отдельных личностей, изгнанных из Нгомбваны, с примечаниями относительно тех их прошлых обстоятельств, которые могут выглядеть хотя бы в малой мере подозрительными.

Он опустил взгляд на листки.

– Фамилия Санскрит вам что-нибудь говорит? – спросил он. – Кс. и К. Санскриты, если точнее. Дорогой мой, что с вами такое?

Мистер Уипплстоун нечленораздельно вскрикнул, поставил стакан с портвейном, хлопнул в ладоши и ударил себя по лбу.

– Эврика! – воскликнул он. – Вот оно! Ну наконец-то! Наконец-то!

– Рад за вас, – озадаченно проговорил Аллейн, – и с удовольствием выслушаю все остальное. Что вы такое вспомнили?

– «Санскрит, импортная и торговая компания, Нгомбвана».

– Так и есть. Вернее, было.

– На авеню Эдуарда Седьмого.

– Точно, там я ее и видел, только теперь улица называется как-то иначе. И Санскрита вытурили из страны. Но почему вы так взволновались?

– Потому что я его видел вчера вечером.

– Что?

– Да, скорее всего, это были они. Они похожи, как две препротивные свиньи.

– Они? – переспросил Аллейн, бросая взгляд на жену, в ответ мгновенно скосившую глаза к носу.

– Как же я мог забыть! – риторически восклицал мистер Уипплстоун. – В свое время я каждый день проходил мимо этого дома.

– Вижу, вас лучше не перебивать.

– Дорогая моя миссис Аллейн, дорогой Родерик, прошу вас, простите меня, – порозовев, взмолился мистер Уипплстоун. – Я должен объяснить, чем вызвана моя неуместная экстравагантность. Видите ли…

И он объяснил, рассказав обо всем, включая и мастерскую по производству свиней, с точностью, которой так не хватало первым его восклицаниям.

– Признайте, – сказал он, закончив рассказ, – что это удивительнейшее совпадение.

– Да уж, – вздохнул Аллейн. – А хотите послушать, что имеет сказать об этом человеке, о К. Санскрите, Специальная служба?

– Еще бы я не хотел!

– Ну так слушайте. Кстати говоря, это что-то вроде сокращенного изложения его досье, обнаруженного одним из людей Фреда Гибсона в Криминальном архиве. «Санскрит, Кеннет – ни больше ни меньше. Возраст: около 58. Рост: 5 футов, 10. Вес: 16 стоунов, 4. Очень толст. Волосы светлые, длинные. Манера одеваться: эксцентричная, ультрасовременная. Браслеты, в том числе и ножные, ожерелья. Пользуется косметикой. Возможно, гомосексуалист. Носит в проколотом ухе кольцо. Происхождение: неопределенное. Называет себя голландцем. Фамилия, вероятно, представляет собой искажение какого-то иностранного имени. Осужден за мошенничество с элементами оккультизма: Лондон, 1940. Отсидел три месяца. Подозревался в связях с транспортировкой наркотиков, 1942. С 1950-го занимался импортом керамики, драгоценностей и галантереи в Нгомбвану. Крупное, очень доходное предприятие. Владел несколькими кварталами жилых домов и офисов, ныне перешедшими в собственность Нгомбваны. Убежденный сторонник апартеида. Известен связями с расистскими и африканскими экстремистами. Единственный известный родственник: сестра, совместно с которой он в настоящее время владеет гончарной фирмой «Свинарник», Каприкорн-Мьюз, Юго-Запад, 3».

– Ну вот видите! – Мистер Уипплстоун развел руки в стороны.

– Да. Вижу, хотя и не так чтобы ясно. У нас нет конкретных оснований для предположения, что Санскрит представляет угрозу безопасности президента. Это, впрочем, относится и к остальным именам из списка. Взгляните на него. Никого больше не припоминаете? Никаких совпадений?

Мистер Уипплстоун вставил в глазницу монокль и просмотрел список.

– Да, разумеется, – сдержанно сказал он. – Разочарованные африканцы, изгнанники. Нет, мне нечего добавить. Боюсь, дорогой мой, что, помимо сообщения о странном совпадении, в силу которого один из ваших полуподозреваемых оказался моим соседом, никакой иной пользы я вам принести не смогу. Да, говоря всерьез, и с этим соседом какая от меня польза? Трость надломленная[5]5
  Исайя, XXXVI, 6: «Вот, ты думаешь опереться на Египет, на эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет тому в руку и проколет ее! Таков фараон, царь Египетский, для всех уповающих на него».


[Закрыть], – вздохнул он. – Увы, это все, что обо мне можно сказать.

– Как знать, как знать, – откликнулся Аллейн. – Кстати, посольство Нгомбваны находится где-то в ваших краях, не так ли?

– Да, так. Время от времени я даже сталкиваюсь с Карумбой, их послом. Мы с ним выходим прогуляться примерно в одно время. Приятный человек.

– Обеспокоен?

– Я бы сказал – ужасно.

– И были бы правы. Он места себе не находит от страха и доставляет Специальной службе чертову уйму хлопот. И что еще хуже, он теперь мертвой хваткой вцепился в меня. То, что к службе безопасности я никакого касания не имею, его не интересует. Он, видите ли, волнуется! Я же знаком с Громобоем, и этого достаточно. Он хочет, чтобы я научил Специальную службу, как ей следует действовать. Представляете? Будь его воля, у них уже из каждой орнаментальной плевательницы торчал бы датчик тревожной сигнализации, а под кроватью Громобоя располагался пост службы безопасности. Хотя, должен сказать, я его не виню. Прием-то ему придется устраивать. Вы, я полагаю, приглашены?

– Да, приглашен. А вы?

– В совершенно ненужной мне роли одноклассника Громобоя. Вместе с Трой, разумеется.

Собеседники обеспокоенно смолкли.

– Конечно, – сказал наконец мистер Уипплстоун, – в Англии подобного не случается. Да еще на приемах. Сумасшедшие все больше прячутся по кухням или еще где-нибудь.

– Или у окон в верхнем этаже какого-нибудь склада?

– Вот именно.

Зазвонил телефон. Трой вышла, чтобы ответить.

– Видимо, мне следует воздержаться от малоприятного замечания насчет того, что все-де рано или поздно случается в первый раз.

– Ну что за глупости! – взволновался мистер Уипплстоун. – Глупости, дорогой мой! Уверяю вас! Глупости! Хотя, конечно, – смущенно добавил он, – говорят и такое.

– Будем надеяться, что это неправда.

Вернулась Трой.

– Посол Нгомбваны, – сказала она, – хочет переговорить с тобой, дорогой.

– Да благослови Господь его курчавые седины, – пробормотал Аллейн, возводя глаза к потолку.

У самой двери он остановился.

– Кстати, Сэм, вот вам еще одно совпадение по части Санскрита. Сдается мне, я тоже видел его – три недели назад, в Нгомбване, он стоял во всех его браслетах и серьгах на ступенях своего прежнего заведения. Или это был единственный и неповторимый Санскрит, или я сам – перемещенный голландец в бусах и локонах.

4

У Чаббов Люси особых возражений не вызвала.

– Раз она здорова, сэр, – пожала плечами миссис Чабб, – так чего же я буду возражать. Пускай мышей отпугивает.

Всего за неделю Люси удивительным образом расцвела. Шерстка стала лоснистой, глаза яркими, и вся она округлилась. Привязанность кошки к мистеру Уипплстоуну становилась все более явственной, и он уже начал опасаться – что и отметил в своем дневнике, – как бы ему не обратиться в трясущегося над ней старого дурака. «Очаровательная зверушка, – писал он. – Признаюсь, ее внимание мне льстит. А какие у нее милые повадки». Милые повадки состояли в том, что Люси не спускала с хозяина глаз; что, когда он приходил домой после часового отсутствия, встречала его так, словно он возвратился с Северного полюса; что она носилась по дому, задрав хвост и разыгрывая изумление при встречах с ним, и что по временам, охваченная внезапным приливом чувств, кошка хватала его за руку передними лапами и, падая на спину, молотила по ней задними, притворялась, будто вот-вот укусит, а после облизывала руку, громко мурлыча.

Иметь какое-либо дело с красной шлейкой она наотрез отказалась, но зато сопровождала мистера Уипплстоуна во время вечерних прогулок – к немалому его испугу, во всяком случае, поначалу. Впрочем, Люси хоть и убегала вперед, чтобы выскочить на него из какой-нибудь засады, от собственно улицы держалась подальше, так что совместные походы вскоре вошли у них в привычку.

Только одно обстоятельство огорчало обоих, обстоятельство весьма любопытное. Люси с довольным видом прогуливалась по Каприкорн-Мьюз, но лишь до тех пор, пока они не проходили мимо гаража и не оказывались ярдах в тридцати от свинодельной гончарни. Дальше кошка не шла ни в какую. Она либо удирала домой на собственный страх и риск, либо проделывала знакомый трюк – вспрыгивала мистеру Уипплстоуну на руки. В этих случаях он с огорчением обнаруживал, что Люси вся дрожит. Он решил, что кошка запомнила происшедший с ней несчастный случай, однако это умозаключение почему-то удовлетворяло его не вполне.

«Неаполя» она тоже побаивалась – из-за привязанных снаружи собак, однако во время одной из прогулок в магазинчике покупателей не оказалось, стало быть, отсутствовали и собаки, так что Люси зашла вместе с хозяином вовнутрь. Мистер Уипплстоун извинился и взял кошку на руки. Он уже подружился с мистером и миссис Пирелли и теперь рассказал им про Люси. Реакция их показалась ему несколько странной. Рассказ сопровождался восклицаниями «poverina»[6]6
  Бедняжка (ит.).


[Закрыть] и иными звуками, посредством которых итальянцы общаются с кошками. Миссис Пирелли протянула Люси палец и негромко заворковала. Затем она заметила белый кончик хвоста и вгляделась в кошку внимательнее. После чего принялась что-то втолковывать мужу по-итальянски. Муж, серьезно кивая в ответ, раз десять подряд повторил «Si»[7]7
  Да (ит.)


[Закрыть].

– Вы ее узнали? – спросил встревоженный мистер Уипплстоун.

Супруги ответили, что вроде бы да. Миссис Пирелли по-английски почти не говорила. Женщина она была крупная, теперь же, пытаясь объяснить нечто мимическими средствами – надувая щеки и выставив перед грудью согнутые кренделем руки, – показалась еще крупнее. При этом она дергала головой в сторону ведущего к Баронсгейт проулка.

– Вы про этих гончаров! – догадался мистер Уипплстоун. – Хотите сказать, что это их кошка?

И тут он с изумлением увидел, как миссис Пирелли сделала еще один жест, куда более древний. Она перекрестилась. И положила ладонь на руку мистера Уипплстоуна.

– Нет-нет-нет, – повторяла она. – Не отдавать обратно. Нет. Cavito, cavito.

– Кошка?

– Нет, синьор, – перевел мистер Пирелли. – Жена говорит «плохие». Они плохие, жестокие люди. Не возвращайте им вашу кошечку.

– Нет, – конфузясь, сказал мистер Уипплстоун. – Ни за что не верну. Благодарю вас. Я этого не сделаю.

И больше он никогда не водил Люси на Каприкорн-Мьюз.

Люси признала миссис Чабб в качестве подательницы пищи и в соответствии с этим выполняла обязательный ритуал, состоявший в том, чтобы потереться головой о ее лодыжки. Мистера Чабба она попросту не замечала.

Изрядную часть времени кошка проводила в садике на заднем дворе, исполняя безумные балетные па в погоне за воображаемыми бабочками.

Как-то утром, в половине десятого, – спустя неделю после обеда у Аллейнов – мистер Уипплстоун сидел у себя в гостиной, решая напечатанный в «Таймс» кроссворд. Чабб отправился за покупками, а миссис Чабб, закончив домашние дела, «обихаживала» мистера Шеридана в его подвальной квартире. Мистера Шеридана, который, сколько сумел выяснить мистер Уипплстоун, чем-то там занимался в Сити, будними утрами дома никогда не бывало. Миссис Чабб должна была вернуться в одиннадцать, чтобы заняться обедом мистера Уипплстоуна. Заключенное ими соглашение работало лучше некуда.

Мистер Уипплстоун застрял на особо мудреном слове, и тут внимание его привлек странный шум, своего рода приглушенная жалоба Люси, словно бы мяукавшей с набитым ртом. Она вошла в комнату пятясь, опустив голову, приблизилась и уронила к его ногам что-то тяжелое. После чего села и уставилась на хозяина, склонив голову набок и вопросительно подрагивая, каковую ее манеру мистер Уипплстоун находил особенно милой.

– Ну и что же ты мне притащила? – спросил он.

Он наклонился и поднял принесенный кошкой подарок. Это была керамическая штучка размером с медальон, однако тяжелая и, надо думать, заставившая потрудиться ее бедные маленькие челюсти. Глиняная, кусающая свой хвост рыбка, с одной стороны покрытая белой краской. В спине у рыбки была просверлена дырка.

– Где ты ее взяла? – строго спросил мистер Уипплстоун.

Люси приподняла лапку и улеглась, лукаво поглядывая на хозяина, затем вдруг вскочила и выбежала из комнаты.

– Удивительное существо, – пробормотал мистер Уипплстоун. – У Чаббов она ее, что ли, стащила?

И как только миссис Чабб вернулась, позвал ее и показал рыбку.

– Это не ваша, миссис Чабб? – спросил он.

У миссис Чабб имелся особый прием – не отвечать на вопрос сразу, – к нему-то она теперь и прибегнула. Мистер Уипплстоун протянул ей рыбку, но женщина не взяла медальон.

– Кошка откуда-то принесла, – объяснил мистер Уипплстоун, который всякий раз, как ему случалось упоминать Люси Локетт при Чаббах, почему-то принимал безразличный тон. – Не знаете, откуда это?

– Я думаю… наверное… я думаю, это мистера Шеридана, сэр, – наконец выдавила миссис Чабб. – Вроде как одно из его украшений. Кошка небось залезает к нему в заднее окно, сэр, когда его открывают, чтобы проветрить. Как я сегодня сделала. Только я ее там ни разу не видела.

– Залезает? О господи! Безобразие какое! Вы не могли бы вернуть эту штуку на место, миссис Чабб? Неудобно получится, если он ее хватится.

Миссис Чабб неуверенно взялась за вещицу двумя пальцами. Взглянув на экономку, мистер Уипплстоун с удивлением обнаружил, что ее круглые щеки мертвенно побледнели. Он хотел спросить, хорошо ли она себя чувствует, но тут краска стала возвращаться, хоть и неровными пятнами.

– Все в порядке, миссис Чабб? – спросил он.

Казалось, та вот-вот ответит. Губы женщины дрогнули, она провела по ним пальцами и в конце концов сказала:

– Я не хотела спрашивать, сэр, но надеюсь, вы нами довольны, мной и Чаббом?

– Конечно, – тепло отозвался он. – В доме все идет как по маслу.

– Спасибо, сэр, – сказала миссис Чабб и вышла.

«Она хотела сказать что-то другое», – подумал мистер Уипплстоун.

Он слушал, как миссис Чабб поднимается наверх, и думал: «Хорошо бы она вернула эту дурацкую штуку на место». Через минуту женщина спустилась. Подойдя к окну гостиной, мистер Уипплстоун увидел, как она сошла по ступенькам и скрылась в квартире мистера Шеридана. Через секунду дверь хлопнула, и миссис Чабб вышла наружу.

Белая глиняная рыбка. Что-то вроде медальона. Нет, право же, ему не следует обзаводиться привычкой внушать себе, будто все, что с ним происходит, уже случалось когда-то, будто он что-то такое слышал прежде о всякой вещи, какая попадается ему на глаза, а то и видел ее. Для таких ощущений наверняка существует научное объяснение. То ли одно полушарие мозга срабатывает на миллиардную долю секунды быстрее другого, то ли это как-то связано со «спиралью времени». Мистер Уипплстоун толком не помнил. Хотя, с другой стороны, в случае с Санскритами все объяснилось самым обыденным образом: он и в самом деле видел в прошлом их фамилию написанной на фронтоне здания. Просто забыл.

В этот миг Люси произвела один из своих взволнованных сценических выходов. Она влетела в комнату так, словно сам черт наступал ей на пятки, резко остановилась, прижав уши, и уставилась на хозяина, как будто впервые его увидела: «О боже! Ты!»

– Поди-ка сюда, – велел он.

Люси сделала вид, что не слышит, рассеянно приблизилась, а затем вдруг вспрыгнула ему на колени и принялась потягиваться, укладываясь.

– Никогда больше, – отчитал кошку мистер Уипплстоун, – не забирайся в чужие квартиры и не воруй глиняных рыбок.

Чем дело пока и кончилось.

Кончилось-то кончилось, да только через пять дней, очень теплым вечером, Люси опять стянула медальон и приволокла его к хозяйским ногам.

Мистер Уипплстоун затруднился бы сказать, рассердило его это повторное преступление или позабавило. Он прочитал кошке нотацию, но та, похоже, не слушала, думая о чем-то своем. Он пребывал в нерешительности, не зная, как поступить, – может быть, снова попросить миссис Чабб, чтобы утром вернула вещицу на место? Нет, сказал он себе, так не годится.

Он повертел медальон в руке. На обратной его стороне был выжжен какой-то знак, похожий на волнистый «икс». Сверху дырка, явно для того, чтобы в нее продевать шнурок. Самая заурядная, ничем не примечательная вещица. Скорее всего, какой-нибудь сувенир, решил он.

Мистер Шеридан был дома. Свет падал на темную землю из открытого кухонного окна и пробивался в щель между шторами гостиной.

– Мороки с тобой не оберешься, – укорил Люси Локетт мистер Уипплстоун.

Он сунул медальон в карман пиджака, вышел через переднюю дверь, сделал шесть шагов по тротуару, вошел в чугунную калитку и по нескольким ступенькам спустился к двери мистера Шеридана. Предвкушавшую вечернюю прогулку Люси ему остановить не удалось. Она перепрыгнула через ногу хозяина, скатилась по ступенькам и спряталась за невысоким тисом.

Он позвонил.

Дверь открыл мистер Шеридан. В маленькой прихожей за его спиной горел свет, делая лицо хозяина дома почти неразличимым. Дверь в гостиную осталась открытой, и мистер Уипплстоун увидел, что там гости. Два видных мистеру Уипплстоуну кресла стояли к нему спинками, но поверх торчали чьи-то макушки.

– Прошу прощения, – начал мистер Уипплстоун, – и не только за то, что вас потревожил, но и за… – он сунул руку в карман и вытащил медальон, – за это тоже.

Реакция мистера Шеридана странным образом напомнила реакцию миссис Чабб. Он замер. Возможно, в полном молчании прошла всего лишь пара секунд, однако к тому времени, когда он заговорил, стало казаться, будто их протекло куда больше.

– Я не понимаю, – произнес он. – Вы разве…

– Я вам все объясню, – сказал мистер Уипплстоун – и объяснил.

Пока длились объяснения, человек, сидевший в одном из кресел, обернулся. Мистер Уипплстоун мог видеть только макушку, лоб и глаза, однако сомнений у него не осталось – это была миссис Монфор. Взгляды их встретились, дама пригнулась и скрылась из виду.

Шеридан хранил молчание до конца рассказа, да и по окончании оного тоже ничего не сказал. Он не сделал ни единой попытки вернуть себе свою собственность и лишь после того, как мистер Уипплстоун вновь протянул ему медальон, поднял навстречу руку.

– Боюсь, бедная зверушка взяла в привычку пробираться в вашу квартиру следом за миссис Чабб. Скорее всего, через кухонное окно. Мне очень жаль, – сокрушался мистер Уипплстоун.

Шеридана внезапно прорвало.

– Ни слова больше, – прошепелявил он. – Пусть это вас не тревожит. Сами видите, вещица ничего не стоит. Я уберу ее в такое место, что кошка до нее больше не доберется. Огромное вам спасибо. Да.

– Спокойной ночи, – сказал мистер Уипплстоун.

– Спокойной ночи, спокойной ночи. Тепловато для этого времени года, не правда ли? Спокойной ночи. Да.

Нельзя, конечно, сказать, будто дверь захлопнулась перед носом мистера Уипплстоуна – она захлопнулась, как только он повернулся к ней спиной.

Поднявшись по железным ступенькам, он был награжден возможностью лицезреть еще одно повторное событие. Пересекая улицу, к нему приближались Санскриты, брат и сестра. В то же мгновение кошка, выскочив из своего укрытия, налетела на его ногу и черной молнией унеслась по улице.

За секунду-другую, потребовавшиеся ему, чтобы выйти из калитки, Санскриты подошли совсем близко. Очевидно, свиноделы снова явились к Шеридану в гости. Они стояли, ожидая, пока он выйдет. Он уловил их запах и как будто вновь оказался в Нгомбване. Что это? Сандарак? В Нгомбване из него делают благовония и жгут на рынках. Мужчина, как и в прошлый раз, производил дикое впечатление. Казалось, он еще потолстел. Размалеванный. Весь в побрякушках. И что такое приметил мистер Уипплстоун, поспешно свернувший к своему крыльцу, что-то свисавшее с этой неописуемой шеи? Медальон? Белую рыбку? А тут еще Люси исчезла с такой стремительностью, ну как она потеряется? Он не мог понять, как ему поступить – отправиться на поиски или звать кошку, что будет совсем глупо.

Все еще пребывая в растерянности, мистер Уипплстоун заметил приближавшуюся к нему маленькую тень. Он позвал, и Люси мгновенно возникла из темноты, привычным манером бросившись на грудь хозяину. Он прижал ее к себе и поднялся по ступенькам.

– Вот и правильно, – приговаривал он. – Пойдем-ка в дом. Пойдем. Там нам с тобой самое место.

Когда они достигли своей тихой пристани, мистер Уипплстоун налил себе выпить. Слишком много почти мгновенных событий возмутили его душевный покой, и почему-то пуще всего тревожил разговор с мистером Шериданом.

– Я его точно где-то видел раньше, – говорил он себе. – И не только здесь, в тот день, когда пришел осматривать дом. В прошлом. Где-то, где-то, где-то. Какое-то неприятное воспоминание.

Однако память не пожелала подчиниться приказу, так что мистер Уипплстоун, лишь раздразнивший себя бесплодными домыслами, допил налитое и, пребывая в состоянии умело контролируемого возбуждения, набрал номер своего друга, суперинтенданта Аллейна.