Текст книги "Чернее черного. Весы Фемиды"

Она прошептала:

– Он не… Он этого не сделал.

– Нет. Ему повезло. Он был… То, что должно было случиться с охранником, случилось с ним самим. Второй лакей попросту вывел его из строя. И то, что произошло после этого, с Чаббом никак не связано.

– Вы не можете ему повредить. Не можете тронуть его.

– Потому-то я и пришел, чтобы поговорить с вами, миссис Чабб. Строго говоря, мы имеем полную возможность предъявить ему обвинение относительно участия в заговоре, а именно – в осуществлении замысла, имевшего целью как минимум нанесение телесных повреждений. Однако нас заботит не заговор, а убийство. Если ваш муж порвет с этими людьми – а они дурные люди, миссис Чабб, действительно дурные – и без утайки ответит мне на вопросы, основанные на том, что я вам сейчас рассказал, полиция, я думаю, не станет предъявлять ему обвинений в попытке убийства или соучастии в заговоре. Не знаю, насколько вы мне верите, но прошу вас, и прошу со всей серьезностью, если вы имеете на мужа хоть какое-то влияние, заставьте его порвать с ними, не ходить больше на их встречи и – самое главное – не участвовать в действиях, направленных против кого бы то ни было: нгомбванцев, белых – кого угодно. Скажите ему, чтобы бросил все это, миссис Чабб. Скажите, чтобы бросил немедленно. И чтобы он не наделал при этом каких-либо глупостей, не поднял, расставаясь с ними, лишнего шума. Это было бы хуже всего.

Он уже начал думать, что не добьется от нее никакого ответа, но тут миссис Чабб сморщилась и залилась слезами. Поначалу было практически невозможно понять, что она пытается сказать. Слова слетали с ее губ по частям, вперемешку с рыданиями. Однако в конце концов стали складываться в относительно осмысленные фразы. Она говорила, что для Чабба случившееся пять лет назад случилось словно бы вчера. Несколько раз она повторила, что он «так и не свыкся с этим», что «он все время молчит, но она-то знает». Что они никогда не говорили об этом, даже в годовщины несчастья – дни, которые были ужасными для них обоих. Что стоит ей самой увидеть чернокожего, как на нее «что-то находит», а уж Чабб-то, как понял ее Аллейн, питает к ним непримиримое отвращение, считает их зверьми. У него уже были из-за этого неприятности. По временам он ведет себя очень странно, особенно когда его мучает головная боль. Доктор велел ему принимать какое-то лекарство.

– То самое, за которым он пошел сегодня в аптеку?

Да, сказала она и добавила, что «эти его друзья» с самого начала были ей не по душе.

Муж всегда уклончиво говорил об их встречах, продолжала несчастная женщина, и обрывал ее, если она задавала какие-либо вопросы. Она знала, что задумано что-то дурное. Что назревают какие-то страшные события.

– Они старались растравить его страдания. То, что на него находило, когда он думал о нашей Глен. Я видела это. Но не знала, чего они от него хотят.

После того что случилось, рассказывала она, Чабб стал немного разговорчивее, жаловался, что из него «сделали дурака». Он выполнил приказ, говорил Чабб, и чего добился? С его-то опытом? Он был очень сердит и все время жаловался на боль в шее.

– Он рассказал вам, что с ним на самом деле случилось?

Нет, ответила миссис Чабб. Он только говорил, что «действовал быстро, по плану», но что его «оглоушили, так что он ничего толком и не сделал».

Аллейн с трудом сдержал восклицание.

Миссис Чабб все это казалось бессмыслицей. Насколько понял Аллейн, она смутно ощущала, что Чабб вроде бы должен радоваться тому, что убили какого-то чернокожего, а он вместо того злился, утверждая, что его облапошили. Когда Аллейн обмолвился, что сказанное ею нимало не противоречит его версии событий, она уставилась на него затуманенным взором и неуверенно покачала головой:

– Может, и нет.

– Судя по вашему рассказу, мое предложение заставить его порвать с ними не имеет смысла. Вы уже пытались это сделать. И все-таки, когда он вернется из аптеки…

Она перебила его, воскликнув:

– Он уже должен был вернуться! Лекарство готовится быстро. Ему давным-давно следовало быть дома. Господи, и куда он запропастился?

– Не стоит начинать волноваться раньше времени, – попытался успокоить женщину Аллейн. – Оставайтесь здесь и благодарите за все судьбу. Да-да, миссис Чабб, благодарите. Если бы ваш муж сделал в ночь приема то, что собирался, вот тогда у вас был бы повод для печали. Когда он вернется, передайте ему все, что я сказал. Скажите, что за ним наблюдают. Не выпускайте его из дома, а пока заварите себе крепкого чаю и будьте умницей. Всего вам доброго.

Аллейн сбежал вниз и в дверях гостиной столкнулся с мистером Уипплстоуном.

– Ну что же, Сэм, – сказал он. – Ваш Чабб, хоть он того и желал, убийства все же не совершил. Не говоря уж…

Зазвонил телефон. Мистер Уипплстоун, испустив негромкое восклицание, снял трубку.

– Что? – сказал он. – А, да. Он здесь. Да, конечно. Сейчас. Это вас. Миссис Аллейн.

Аллейн успел произнести лишь одно слово, как Трой скороговоркой выпалила:

– Рори. Очень важно. Кто-то позвонил и придушенным голосом сказал, что в машину президента подложена бомба.

Глава 9
Кульминация

1

– Не… – сказал Аллейн, но Трой перебила его:

– Подожди, послушай! Дело в том, что он уехал. Минут пять назад. В своей машине.

– Куда?

– В посольство.

– Хорошо. Оставайся дома. – И, повернувшись к мистеру Уипплстоуну, Аллейн быстро проговорил: – Срочное дело. Увидимся позже.

Выйдя на улицу, он увидел торопливо идущего к дому Фокса.

– Получено сообщение о бомбе, – доложил инспектор. – По телефону.

– Я знаю. Едем в посольство.

Они погрузились в машину. По дороге к посольству, далеко не такой прямой, как путь сквозь проем в стене, Фокс рассказал, что сообщение передано в Ярд человеком, явно постаравшимся изменить голос. Из Ярда сразу позвонили Трой, одновременно известив Гибсона и всех прочих, кто нес службу в этом районе.

– Президент уже уехал, – сказал Аллейн. – А обладатель измененного голоса успел сам дозвониться до Трой.

– Машину сопровождения тоже должны были известить.

– Надеюсь.

– Вы думаете – фальшивка?

– Принимая во внимание характеры людей, с которыми мы имеем дело, строить какие-либо догадки бессмысленно. Мы, как обычно, обязаны исходить из того, что бомба и вправду подложена. И все-таки, Братец Лис, меня не оставляет неприятное чувство, что тревога поддельная и устроена она намеренно. Нас пытаются направить по ложному следу. Ну что же, повидаемся с Фредом и вернемся к нашим баранам. Нашему живописцу на Мьюз следует глядеть в оба. Ага, вот и он.

Не выключая сирены, они свернули с магистрали к Дворцовым Садам и сразу увидели, как из остановившейся у входа в посольство машины сопровождения выбираются Громобой, млинзи и афганская борзая. Аллейн с Фоксом вылезли из своего автомобиля и подошли к президенту. Он радостно поздоровался с ними:

– Привет-привет! Чудны дела Твои, Господи! Последнюю новость, надеюсь, слышали?

– Слышали, – махнул рукой Аллейн. – А где посольская машина?

– Где-где! На полпути между здесь и там – «там», если быть точным, это ваш дом. Достойный Гибсон со своей ордой роется под сиденьями в поисках бомбы. Вашей жене я был больше не нужен, вот и уехал немного раньше, чем намеревался. Войдем внутрь?

Аллейн извинился, сказав, что не может, и с большим облегчением проводил глазами Громобоя, скрывшегося в посольстве. Водитель полицейской машины говорил по рации.

– Мистер Аллейн здесь, сэр, – сказал он. – Да, сэр.

Это был Гибсон.

– Уже в курсе? – спросил он. – Пока ничего, но мы еще не закончили.

– Ты сам слышал этот разговор?

– Нет. Он или она позвонили в Ярд. Говорили, скорее всего, через носовой платок.

– Так он или она?

– Голос звучал довольно странно. Что-то вроде квакающего шепотка. У дежурного осталось впечатление, что говоривший то ли сильно напуган, то ли волнуется. А может, и то и другое сразу. Точные слова таковы: «Это Скотленд-Ярд? В машину посольства черных подложена бомба. Вот-вот взорвется». Проследить звонок не удалось. Они считали, что машина стоит у твоего дома, и потому потеряли минуту-другую, пока выяснили, что это не так. Мои ребята, получив сообщение, мигом оказались на месте. Да, еще одно. Этот человек вроде бы шепелявил.

– Важная новость! Засунь в рот носовой платок, тоже зашепелявишь. Кто у нас в Каприкорнах?

– Тот парень в парике, с цветными мелками.

– О нем я знаю. Кто еще?

– Больше никого. Остальных отозвали сюда, – сказал Гибсон и с негодованием добавил: – Моя работа – обеспечить безопасность этой чертовой черной зануды, и посмотри, в какой балаган он ее превратил!

– Да ладно, Фред, я все понимаю. С ним каши не сваришь. Я возвращаюсь туда. А ты?

– Пойду дальше копаться в его машине. Послушай! – В голосе Гибсона прорезались едва ли не визгливые нотки, которых Аллейн никогда прежде не замечал. – Я уже до того дошел, что был бы рад найти в ней самую настоящую бомбу, без дураков. Ты слышишь? Хоть было бы что в руках подержать!

Пока Аллейн старался придумать какую-нибудь утешительную фразу, по рации пришел новый вызов. На сей раз от даровитого сержанта Джекса.

– Сэр, – немного взволнованно говорил тот, – я решил, что следует доложить вам о том, что здесь творится.

– Да?

– Я насчет тревоги, объявленной по поводу бомбы, сэр. Буквально за минуту до нее тут объявился этот джентльмен из военных, полковник как-его-там. Притопал прямо к мастерской, стараясь ступать очень прямо, сэр, привалился к двери и как нажал на кнопку звонка, так с тех пор и не отпускает. Тут как раз объявили тревогу, и человек мистера Гибсона, сидевший в машине на углу прохода к Баронсгейт, подъехал ко мне и через окно машины в двух словах описал ситуацию. Пока мы с ним разговаривали, из гаража выкатил здоровенный грязный фургон и загородил от меня гончарню. Я, сэр, остался здесь, поскольку вы мне так приказали. А человек мистера Гибсона уехал. Тем временем на Мьюз из-за этого дурацкого фургона образовалась пробка, сэр. Гончарни мне видно не было, зато я хорошо слышал полковника. Он поднял крик. Вопил что-то вроде: «Откройте вашу поганую дверь и впустите меня». Потом водители принялись жать на клаксоны. Все продолжалось минут пять, сэр.

– Мог ли кто-либо – могли два очень крупных человека незаметно ускользнуть, пока продолжался затор?

– Думаю, нет, сэр, уж больно они приметны. И потом, когда пробка рассосалась, полковник по-прежнему стоял на крыльце и жал на звонок. Он и сейчас жмет. Кричит тоже, но уже потише. По-моему, он настолько пьян, что кричит просто из боязни заснуть. Как мне следует поступить, сэр?

– Вы сейчас где?

– Спрятался за мольберт, сэр. Не лучшая маскировка, но я решил, что рискнуть стоит. Минутку, сэр, не отключайтесь.

Некоторое время до Аллейна доносились только уличные шумы. Затем снова послышался голос:

– Я на въезде в гараж, сэр. Пришлось уйти в укрытие. Появился джентльмен из подвала дома номер один по Уок. Направляется к мастерской.

– Возвращайтесь к мольберту и продолжайте вести наблюдение.

– Сэр.

– Я еду к вам. Конец связи. Каприкорн-сквер, – сказал Фоксу Аллейн. – Как можно быстрее, но без сирены.

– Что там такое? – спросил Фокс. Выслушав новости, он заметил, что сержант-живописец, похоже, дело свое знает, даром что с виду дурак дураком. Инспектор Фокс питал предубеждение против тех, кого он именовал «маскарадными полицейскими». Единственную маскировку, до которой сам он снисходил, когда возникала необходимость изменить внешность, образовывали допотопное длинное пальто из донегальского твида и поношенная войлочная шляпа. Как ни удивительно, этот наряд полностью изменял его облик.

Когда они добрались до Каприкорн-сквер, Аллейн сказал:

– Нам лучше разделиться. Ситуация не из простых. Шеридан-Гомец – единственный в этой шайке, кто не знает меня в лицо. Зато все остальные могут помнить вас по посольству. Ваша ночная рубашка при вас?

– Если вы о пальто, то да, при мне. Лежит на заднем сиденье.

– А колпак?

– В кармане пальто.

– В таком случае принарядитесь и топайте к свинарнику через Сквер и Каприкорн-Плэйс. А я двинусь по Уок и Мьюзс. Там и встретимся.

Фокс, приобретший сходство с североирландским зерноторговцем в минуты досуга, ушел. Аллейн, в своем обычном обличье, свернул на Каприкорн-Уок.

Люси Локетт, принимавшая солнечные ванны на крыльце дома № 1, проводила его взглядом.

Люди Гибсона, патрулировавшие Каприкорны и по тревоге отозванные к посольству, несомненно, вот-вот вернутся сюда, думал Аллейн. Впрочем, пока их видно не было.

В это время дня в Каприкорнах обычно царит наибольшее оживление. Вот и сейчас по Уок в обе стороны двигались потоки машин. Аллейн, приближаясь к притулившемуся на углу Мьюз магазинчику домашних украшений, использовал машины как прикрытие. Сквозь угловую витрину магазинчика перед ним открылась вся Мьюз до самой гончарни. Время от времени в поле зрения появлялся и сидящий за мольбертом сержант Джекс, однако его то и дело скрывали машины, въезжающие в гараж и выезжающие на улицу. Сама гончарня тоже то возникала, то пропадала из виду, словно фон телевизионной рекламы. Полковник Кокбурн-Монфор по-прежнему стоял у ее двери, теперь уже в обществе Гомеца. Затем, словно в цирковом фокусе, около них объявился о чем-то расспрашивающий обоих Чабб. Еще через минуту на Мьюз поворотил и остановился около «Неаполя» грузовой фургон, из которого начали выгружать какие-то коробки и ящики, и больше Аллейну ничего разглядеть не удалось.

Между «Неаполем» и гаражом, бок о бок с цветочным магазином, располагается крохотное бистро, носящее имя «Шкатулка». В ясные дни оттуда выносят на тротуар четыре столика, за которыми можно выпить кофе с пирожными. Один из столиков оказался свободным. Аллейн миновал фургон и цветочный магазин, уселся за этот столик, заказал кофе и раскурил трубку. Он сидел спиной к гончарне, однако видел ее четкое отражение в витрине цветочного магазина.

Гомец с Чаббом маячили у двери в квартиру над мастерской. Полковник, похоже, дремал, привалившись к косяку. Чабб, прижав пальцы к губам, замер пообок. Гомец пытался разглядеть что-нибудь сквозь щелку в шторах.

Вскоре к ним присоединился инспектор Фокс, подошедший по Каприкорн-Плэйс. Он, судя по всему, искал некий дом с нужным ему адресом – и нашел, им оказалась гончарная мастерская. Подойдя к двери мастерской, он вытащил из кармана очки, прочитал объявление «Закрыто на инвентаризацию» и обратился с каким-то вопросом к Гомецу, который пожал плечами и нелюбезно повернулся спиной.

Фокс двинулся по Мьюз, ненадолго задержался около даровитого сержанта Джекса, снова надел очки и склонился массивным телом к мольберту, разглядывая рисунок. Аллейн, тихо веселясь, наблюдал, как его коллега выпрямляется, склоняет набок голову, оценивая достоинства рисунка, отступает на шаг-другой, извиняется перед налетевшим на него прохожим и снова трогается в путь. Подойдя к столику Аллейна, Фокс спросил:

– Простите, сэр, это место свободно?

– Да, – ответил Аллейн. – Прошу вас.

Фокс уселся, потребовал кофе и, получив его, поинтересовался у шефа, который теперь час.

– Будет вам, – остановил его Аллейн. – Никто на вас не смотрит.

Тем не менее оба продолжали изображать незнакомых друг с другом людей, занятых пустым разговором.

– Занятная там обстановка, – доложил инспектор Фокс. – Каждый делает вид, будто двое других ему неизвестны. Полковник, похоже, еле держится на ногах. Ткни его пальцем, он и повалится.

– Что внутри?

– В лавке ничего не видно. Шторы сдвинуты, свет не горит. – Он подул на кофе и сделал глоток. – Состояние у всех троих не из лучших. Гомец весь белый и трясется. По-моему, он в любую минуту может сорваться. Как вы считаете, мистер Аллейн, они дали деру? Санскриты?

– Последний раз Санскрита видели примерно в 9.10, когда он вернулся домой.

– Малый с мелками считает, что, пока он сидел здесь, они улизнуть не могли.

– Он, видимо, забыл, как отходил к въезду в гараж, чтобы поговорить со мной. Конечно, объявленная в связи с бомбой тревога увела отсюда людей Фреда Гибсона, и все же я не думаю, что они улизнули. Скорее всего, затаились в своем логове.

– Так какая диспозиция? – спросил, обращаясь к кофейной чашке, Фокс.

– У меня имеется ордер на обыск. И будь я проклят, Братец Лис, если я им не воспользуюсь. Стало быть, так. – Аллейн вынул изо рта трубку и с удовлетворением оглядел небо. – Мы имеем дело с довольно опасной публикой. Поэтому возвращайтесь к машине и вызывайте подмогу. Люди Фреда, надо полагать, уже закончили поиски бомбы. Как только они появятся, начинаем действовать. Вы подаете сигнал нашему живописцу, и мы тут же идем на сближение.

– Что насчет Гомеца с полковником? И Чабба?

– Постараемся задержать их без лишнего шума. Действуйте. Увидимся у дверей мастерской.

Фокс поставил пустую чашку на стол, огляделся, встал, кивнул Аллейну и зашагал в сторону Каприкорн-Уок. Аллейн подождал, пока тот скроется за углом, допил свой кофе и неспешно приблизился к сержанту Джексу, занятому отделкой мелких архитектурных деталей.

– Укладывайтесь, – распорядился Аллейн. – Оставьте ваше имущество на въезде в гараж. Через несколько секунд вы получите сообщение от инспектора Фокса.

– Дело идет к концу, сэр?

– Возможно. Если эти деятели начнут разбегаться, мы их задержим. Тихо-мирно, но задержим. Ладно. Поторопитесь. Как только инспектор вызовет вас, выходите на улицу, чтобы я вас увидел, и начинаем действовать. Договорились?

– Договорились, сэр.

Доставочный фургон, громыхая, отъехал от «Неаполя», с трудом развернулся перед гончарней и покатил назад. Аллейн медленно пошел в сторону мастерской.

С Баронсгейт донесся, приближаясь, звук полицейской сирены. Где-то совсем рядом взвыла другая.

Из въезда в гараж показался сержант Джекс. Фокс с Гибсоном не теряли времени даром.

Гомец торопливо засеменил в сторону Мьюз, но Аллейн пересек улицу и преградил ему путь. Сирены, совсем уже близкие, вдруг смолкли.

– Мистер Шеридан? – спросил Аллейн.

На миг сквозь облик разгневанного джентльмена средних лет проступил другой – пятнадцатилетней давности портрет из альбома мистера Уипплстоуна. Гомец побелел настолько, что его иссиня-черная короткая бородка стала казаться нарисованной.

– Да, – сказал он. – Меня зовут Шериданом.

– Не сомневаюсь. Вы хотели навестить Санскритов, не так ли?

Последовало едва приметное движение: Гомец распределял вес своего тела, отчасти напоминая готовящуюся к прыжку кошку мистера Уипплстоуна. Сзади к Аллейну приблизился Фокс. Двое одетых в форму людей Гибсона свернули на Мьюз с Каприкорн-Плэйс. Вокруг гончарни собиралось все больше крупных мужчин. Сержант Джекс разговаривал с Чаббом, рослая фигура Фреда Гибсона почти заслонила привалившегося к двери полковника Кокбурн-Монфора.

Гомец перевел взгляд с Аллейна на Фокса.

– Что это значит? – прошепелявил он. – Чего вы от меня хотите? Кто вы?

– Мы из полиции. Мы собираемся войти в гончарню, и я хотел предложить, чтобы вы составили нам компанию. Устраивать сцену на улице, пожалуй, не стоит, вы не считаете?

На миг лицо Гомеца приобрело такое выражение, словно он именно сцену устроить и собирается, однако вместо того он, не разжимая зубов, процедил:

– Да, я хочу повидать этих людей.

– Вот мы и предоставим вам такую возможность.

Гомец пробурчал что-то, поколебался и в конце концов сказал:

– Очень хорошо.

После чего он, Аллейн и Фокс направились к гончарне.

Гибсон и сержант управились без осложнений. Чабб стоял по стойке «смирно» и молчал. Гибсону удалось оторвать от кнопки звонка палец полковника Кокбурн-Монфора, развернуть его тело на сто восемьдесят градусов и прислонить к дверному косяку. Глаза у полковника были стеклянные, рот слегка приоткрыт, однако ему, как и Чаббу, все же удавалось сохранять остатки былой солдатской выправки.

Появились еще четверо полицейских в форме, вокруг уже собирались зеваки.

Аллейн позвонил, постучал по верхней доске двери, с полминуты подождал ответа и затем сказал одному из полицейских:

– Замок американский. Будем надеяться, что он не заперт на два оборота. У вас найдется чем его открыть?

Полицейский пошарил по карманам и выудил плотную пластиковую карточку с отпечатанной на ней таблицей перевода английских мер в метрические. Аллейн протиснул ее под язычок замка и покачал туда-сюда.

– Дело мастера боится, – пробормотал полицейский, и дверь, словно согласившись с ним, отворилась.

Аллейн велел Фоксу и Гибсону:

– Подождите здесь немного с этими джентльменами. – Затем он кивнул констеблям, один из них встал в дверном проеме, остальные последовали за суперинтендантом. – Эй! – крикнул Аллейн. – Есть кто-нибудь дома?

Голос у Аллейна был достаточно звучный, но в спертом воздухе квартиры он прозвучал глухо. В узкой прихожей висели какие-то выцветшие африканские одежды, пахло пылью и застоявшимся дымком сандарака. Слева прямо от входной двери поднималась наверх крутая лестница. В дальнем конце прихожей имелась дверь, судя по всему ведущая в мастерскую. У стены стояли два больших чемодана, перетянутые ремнями и украшенные наклейками.

Аллейн щелкнул выключателем, под потолком загорелась псевдовосточная лампа с красными стеклышками. Он взглянул на наклейки: «Санскрит, Нгомбвана».

– Пошли, – сказал он и первым начал подниматься по лестнице. Добравшись до верхней площадки, он крикнул еще раз.

Тишина.

Четыре закрытые двери.

Две маленькие, тесные, обставленные экзотической мебелью спальни, пребывающие в беспорядке. Со спинок неубранных кроватей свисает какое-то белье. Открытые, наполовину опустошенные комоды и бюро. Еще два небольших чемодана, не уложенные до конца и брошенные. И заполняющий все чрезвычайно неприятный запах.

Запущенная и грязная ванная комната, пропахшая распаренным, влажным жиром. Стенной шкафчик заперт.

Наконец, обширная, заставленная тяжелой мебелью комната с диванами, толстыми коврами, кошмарными шелковыми, вышитыми стеклярусом абажурами на лампах, курильницами для благовоний и множеством якобы африканских поделок.

Они вернулись на первый этаж.

Аллейн открыл дверь в конце прихожей и оказался в гончарне.

Здесь было совсем темно. Лишь тонкий лучик серебристого света пробивался сквозь щель между тяжелыми оконными шторами.

Аллейн постоял в дверном проеме. Констебли переминались с ноги на ногу за его спиной. По мере того как глаза его привыкали к недостатку света, в сумраке стал вырисовываться интерьер мастерской – стол, бумажный мусор, обрывки упаковочного материала, незаколоченные ящики на полках, одна-две глиняные свиньи в едва угадываемых цветочках. Он помнил, что в конце бывшей конюшни имеется подобие алькова или ниши, в которой размещаются печь для обжига и рабочий стол. Да, действительно, там и сейчас что-то красновато светилось.

Его охватывало странное оцепенение, памятная по давним детским ночным кошмарам неспособность сделать хотя бы одно движение.

Вот и сейчас ладонь его шарила по грязной стене и все никак не могла нащупать выключатель.

Обычно это состояние длилось несколько секунд, не более, миновало оно и на сей раз, оставив Аллейна при ощущении, что за ним кто-то следит.

Да, кто-то сидел в алькове, по другую сторону рабочего стола, сидел и смотрел на него, кто-то огромный, поначалу принятый им за тень.

Понемногу эта фигура начала проступать из темноты. Крупный человек, согнувшись, сидел за столом, уложив подбородок на руку и напоминая позой плутоватого пса. Сидел и не сводил с Аллейна широко открытых глаз.

Ладонь Аллейна нашла выключатель, комнату залил свет.

На него во все глаза смотрела мисс Санскрит, уютно устроив на руке подбородок и склонив голову набок.

За скамьей, на которой она сидела, обвисал, приподняв колоссальный зад и погрузив руки и голову в упаковочный ящик, ее брат, напоминавший увеличенного во много раз чертика, заглядывающего в свою табакерку. Оба были мертвы.

По полу и по скамье между ними были рассеяны окровавленные осколки керамики.

А в упаковочном ящике лежало обезглавленное туловище огромной глиняной свиньи.

2

Один из констеблей безостановочным шепотом изрыгал непристойности; впрочем, когда Аллейн вошел в альков, констебль примолк и вознамерился последовать за ним.

– Оставайтесь на месте, – распорядился Аллейн. – Хотя нет! Пусть один из вас заведет с улицы в дом всю компанию и запрет дверь. Отведите их наверх, держите всех в одной комнате и не спускайте с них глаз. Записывайте все, что они скажут. Другой пусть позвонит в отдел убийств и передаст всю необходимую информацию. Попросите инспектора Фокса и суперинтенданта Гибсона зайти сюда.

Констебли вышли, закрыв за собой дверь. Через минуту Аллейн услышал топот входящих в дом людей, затем поднимающиеся по лестнице шаги.

– Хорошенькое дело! – протянул вошедший первым Фокс. – Чем это их?

– Подойдите сюда, увидите – только осторожно.

Фокс и Гибсон обогнули скамью и увидели затылок мисс Санскрит, похожий на вдавленное яйцо. Свекольные волосы, потемневшие и намокшие, прилипли к краям раны. Платье на спине пропиталось кровью, на столе под локтем образовалась темная лужица. Судя по платью, женщина собиралась выйти из дома. Окровавленная шляпка мисс Санскрит валялась на полу, сумочка лежала на столе.

Аллейн повернулся к огромному крупу ее брата, обтянутому пальто из верблюжьей шерсти, – только круп и торчал наружу из ящика.

– То же самое? – спросил Гибсон.

– Да. Глиняная свинья. Первый же удар пробил ему голову, а после второго он свалился в ящик.

– Но… Как же это все?.. – недоумевал Фокс.

– Посмотрите, что там на столе. Под ее рукой.

Под рукой мисс Санскрит лежал листок почтовой бумаги. «Мастерская «Глиняные свиньи», Каприкорн-Мьюз, 12, Ю. – З. 3». Под этим печатным заголовком было от руки написано: «Господам Эйблу и Вертью. Будьте добры…» – и больше ничего.

– Зеленая шариковая ручка, – показал Аллейн, – так и осталась у нее в руке.

Фокс тронул ладонь мисс Санскрит.

– Еще теплая, – отметил он.

– Да.

У печи валялся кусок клетчатой ткани. Аллейн прикрыл ею кошмарную голову мисс Санскрит.

– Давно я такого не видел, – выдохнул он.

– А он-то что делал? – спросил Фокс.

– Укладывал оставшихся свиней. Согнувшись над упаковочным ящиком.

– Вы, похоже, уже реконструировали происшедшее? Как?

– Я полагаю, вот как – если, конечно, мы не обнаружим в дальнейшем чего-либо противоречащего моим выводам. Она пишет. Он по одной перекладывает свиней со скамьи в ящик. Некто оказывается между ними. Некто, во всяком случае, не внушающий им опасений. Этот человек берет свинью, наносит два сильных удара, вправо и влево, и выходит наружу.

– Выходит! – возмущенно вмешался Гибсон. – Когда? И главное, когда он вошел? Мы двенадцать часов непрерывно наблюдали за их квартирой!

– Наблюдали, Фред, пока не поднялась тревога из-за бомбы.

– Здесь остался сержант Джекс.

– С автомобильным затором, отделившим его от мастерской.

– Господи, ну и история! – взвыл Гибсон.

– А наш достойный полковник все это время торчал на крыльце, – добавил Аллейн.

– А-а, этот вряд ли бы что заметил, – безнадежно махнул рукой Фокс, – даже если бы мимо него промаршировал туда и обратно отряд королевских гвардейцев.

– Это мы еще выясним, – пробормотал Аллейн.

Все трое примолкли. Гнетущая жара стояла в душной комнате. Между шторами и оконным стеклом жужжали мухи. Одна из них вырвалась наружу и пулей понеслась в дальний угол.

На столе с заставившей всех вздрогнуть внезапностью зазвонил телефон. Аллейн обернул руку платком и взял трубку.

Стараясь говорить тонким голосом, он назвал номер Санскритов. Несомненно нгомбванский голос произнес:

– Это из посольства. Вы запаздываете. Паспорта ждут вас. Самолет улетает в пять тридцать.

Аллейн прошептал:

– Мне пришлось задержаться. Прошу вас, пришлите их сюда. Пожалуйста.

Долгая пауза.

– Ну хорошо. Это не очень удобно, но мы их пришлем. Их положат в ваш почтовый ящик. Через несколько минут. Так?

Аллейн ничего не ответил. Послышался сердитый вздох и щелчок опущенной на аппарат трубки.

Аллейн тоже положил трубку.

– Как бы там ни было, – сказал он, – теперь мы знаем, что в конверте, переданном Санскритом в посольство, находились паспорта. Впрочем, это я уже выяснил у президента. Через пару минут паспорта опустят в почтовый ящик. Он не пришел в назначенный срок, чтобы забрать их.

Фокс взглянул на торчащее из ящика тело Санскрита.

– Это было уже не в его власти, верно?

От входной двери донесся звонок. Аллейн выглянул сквозь щель в шторах. Приехали Бейли с Томпсоном. Небольшая компания, свернув с Каприкорн-Мьюз, направлялась в сторону Баронсгейт.

Оставшийся в прихожей констебль впустил Бейли и Томпсона со всей их оснасткой. Аллейн встретил их указанием:

– Все что есть. Осмотрите каждый дюйм. Особое внимание уделите осколкам.

Осмотрительно ступая, Томпсон вошел в нишу и замер.

– Двое, стало быть? – Он расстегнул футляр камеры.

– Приступайте, – распорядился Аллейн.

Бейли приблизился к столу, оглядел огромные тела и с выражением человека, не верящего своим глазам, поднял взгляд на Аллейна. Тот кивнул и повернулся к нему спиной. Бейли осторожно приподнял клетчатую тряпицу:

– Мать честная!

– Да, красивого мало, – откликнулся Аллейн.

Бейли, у которого потрясение, по-видимому, вызвало неожиданный прилив фантазии, изрек:

– Они кажутся ненастоящими. Вроде надувных кукол из варьете. Гиганты. Им бы в ужастиках сниматься.

– Тут я с вами согласен, – сказал Аллейн. – Вы не знаете, с сэром Джеймсом уже связались?

– Да, мистер Аллейн. Он едет сюда.

– Хорошо. Ну ладно. Начинайте работать. – И, обращаясь к Гибсону с Фоксом, Аллейн добавил: – Я думаю, следует показать эту картину нашим подопечным наверху.

– Шоковая тактика? – невесело усмехнулся Гибсон.

– Что-то в этом роде. Вы согласны?

– Ты тут начальник охоты, не я, – ответил Гибсон, все еще пребывавший в состоянии угрюмого раздражения. – Мое дело – безопасность, пропади она пропадом.

Аллейн давно уже привык не обращать внимания на стенания коллеги.

– Фокс, – окликнул он инспектора, – поднимитесь, пожалуйста, наверх. Возьмите с собой полицейского из прихожей. Оставайтесь с ними в комнате, но предварительно переговорите с констеблем, который за ними присматривал. Если у него есть что-то, о чем мне следует знать, пришлите его ко мне. Если нет, просто побудьте с ними немного, хорошо? Но ни слова о том, что мы здесь нашли. Договорились?

– Да вроде бы так, – безмятежно ответил Фокс и ушел наверх.

Вспыхивала и щелкала камера Томпсона, сообщая немного повернутому кверху страшному лицу мисс Санскрит шаржированные признаки жизни. Бейли собирал глиняные осколки и раскладывал на дальнем конце стола. Все больше заинтересовавшихся мух сновало по комнате. Аллейн стоял у окна, глядя в щель между шторами.