Текст книги "Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке (сборник)"

– Тогда идем.

Они вместе вышли на улицу. Лорд Роберт проголосовал зонтиком, и рядом остановилось такси.

– Добрвечер, милорд, – сказал шофер.

– А, это вы. – Лорд Роберт узнал его. – Добрый вечер. Мы едем домой.

– Чейн-Уок, 200. Очхорошо, милорд, – прохрипел седой пучеглазый и рябоватый таксист, чье лицо выражало добродушную свирепость. Он захлопнул за ними дверцу, рванул вниз рукоятку счетчика и завел мотор.

– Все-то вас знают, дядя Банч, – сказал Дональд не вполне натуральным тоном. – Даже случайный таксист.

– Этот парень курсирует в наших краях, – пояснил лорд Роберт. Повернув голову, он вновь взглянул на племянника поверх очков. – У тебя что-то случилось?

– У меня… э… ничего. То есть… почему ты думаешь, что случилось?

– Послушай, давай без уверток. Что произошло?

– Ну, на самом деле, – Дональд пнул переднее сиденье, – я действительно хотел с тобой поговорить. Я… я, дядя Банч, действительно в несколько затруднительном положении.

– Деньги? – спросил дядя.

– С чего ты взял?

– Не будь ослом, мой мальчик. Так в чем дело?

– Я… ну, я хотел узнать, не будешь ли ты возражать… Я… понимаю, что был несколько расточителен. Мне чертовски жаль, что так вышло. Признаю, что свалял дурака, но я действительно полон раскаяния и смирения. Больше – ни разу!

– Ну, полно, хватит! – решительно оборвал его лорд Роберт. – В чем там дело? Азартная игра?

– Ну да. С легкой примесью разгульной жизни. В основном игра.

– Скачки? Карты?

– Чуть-чуть, но вообще-то больше всего я сглупил в рулетку.

– Боже милостивый! – с неожиданной яростью воскликнул лорд Роберт. – Где, черт тебя дери, ты играл в рулетку?

– Ну, вообще-то это было в одном доме в Лезерхеде. Он принадлежит человеку, который был на сегодняшнем коктейле. Меня отвезли туда знакомые. Это оказалось довольно серьезное, поставленное на широкую ногу заведение, со столом и шестью крупье. Нет, там все чисто. В том смысле, что игра идет не ради наживы, а просто для развлечения. Капитан Уитерс просто берет на себя…

– Кто?!

– Этого человека зовут Уитерс.

– Когда была эта вечеринка?

– О, да с неделю примерно. Их проводят довольно регулярно. Я всегда платил, но… но в тот раз проигрался практически вчистую. Так получилось, что, как нарочно, чертовски не везло. Можешь себе представить: семнадцать раз выпадала не та масть, при равных шансах? Да, скверно. Очень скверно, – бросил Дональд, вновь, довольно неубедительно, придавая небрежность своему тону. – Прямо скажем, катастрофа.

– Ты чего-то недоговариваешь, – заметил лорд Роберт. – В чем настоящая загвоздка?

– Один из моих чеков был возвращен как несостоятельный. Я прогорел.

– Я заплатил твои оксфордские долги и положил тебе годовое содержание в пятьсот фунтов. Ты хочешь сказать, что, приехав из университета, просадил все пять сотен?

– Мне очень жаль. Да.

– Мать ведь дает тебе четыре фунта в неделю, не так ли?

– Да.

Лорд Роберт вдруг выхватил свою записную книжку.

– На какую сумму был возвращенный чек?

– На пятьдесят фунтов. Ужасно, верно? – Он бросил быстрый взгляд на дядин профиль и увидел, что тот беззвучно присвистнул. Дональд подумал, что все не так скверно, как он опасался, и произнес, уже более уверенно: – Ну разве не занудство?

– На кого он был выписан? – спросил лорд Роберт, держа наготове карандаш с бумагой.

– На Уитса… то есть Уитерса – все зовут его Уитсом. Видишь ли, я держал с ним дополнительное пари.

Лорд Роберт что-то записал, повернулся и посмотрел на племянника поверх очков.

– Я вышлю Уитерсу чек сегодня вечером.

– Очень тебе благодарен, дядя Банч.

– Какой адрес?

– Шеклтон-Хаус, Лезерхед. У него есть квартира и в городе, но адрес в Лезерхеде подойдет.

– Еще какие-нибудь долги?

– Несколько магазинов. Кажется, они уже начинают брюзжать. И парочка ресторанов.

– Приехали! – резко бросил лорд Роберт.

Такси подкатило к дому, который он делил с сестрой. Они вышли. Лорд Роберт заплатил и дал чаевые.

– Как ваше люмбаго? – спросил он у шофера.

– Терпимо, млорд. Спасибо, млорд.

– Хорошо. Доброго вам вечера.

– До свидания, млорд.

Они молча вошли в дом.

– Зайди ко мне в комнату, – бросил через плечо лорд Госпелл.

Он шел впереди, маленькая, комичная, но при этом довольно решительная фигура. Дональд последовал за ним в старомодный кабинет. Лорд Роберт сел за письменный стол и четкими движениями своих пухлых ручек выписал чек. Тщательно промокнул бумагу и, резко повернувшись на стуле, оказался лицом к племяннику.

– Ты придерживаешься прежних взглядов на медицинское образование? – спросил он.

– Ну да, об этом и речь, – ответил Дональд.

– Сдал ведь какой-то экзамен.

– Вступительный по медицине, – небрежно согласился Дональд. – Да, было такое дело.

– Прежде чем тебя исключили за то, что проиграл деньги матери. И мои тоже.

Дональд молчал.

– Я вытащу тебя из этой передряги, но на одном условии. Не знаю, почему ты решил пойти по медицинской части. Уже много поколений нашей семьи трудятся на дипломатическом поприще. Самое время взяться за что-то другое, смею сказать. Будешь заниматься в Эдинбургском университете, как только туда согласятся тебя принять. Если сразу это не получится, я найму репетитора, ты поедешь в наше поместье в Арчери и будешь там заниматься. Я положу тебе такое содержание, какое получает обычный студент-медик, и посоветую твоей матери не давать тебе сверх этого ни гроша. Это все.

– Эдинбург! Арчери! – Голос Дональда задрожал от испуга и огорчения. – Но я не хочу ехать учиться в Эдинбург. Я хочу в Лондоне, при больнице Святого Фомы.

– Тебе лучше быть подальше от Лондона. Есть еще одно, на чем я твердо настаиваю, Дональд. Ты должен порвать с этим Уитерсом.

– С какой стати?

– Потому что этот парень негодяй. Я кое-что знаю о нем. Я никогда раньше не вмешивался в твои дружеские отношения, но чертовски пренебрег бы своим долгом, не вмешавшись сейчас.

– Я не стану порывать с другом только потому, что тебе вздумалось сказать, будто он не годится.

– Даю тебе слово чести, этот человек подлец. И преступник к тому же. Я был изумлен, увидев его сегодня на приеме. Мои сведения о нем тянутся еще со времен моей службы в министерстве иностранных дел. Они абсолютно достоверны. Очень скверная репутация. Послушай, будь благоразумен. Порви с ним решительно и навсегда. Арчери – славный старый дом. Твоя мать может использовать его как pied-a-terre[9]9
  Временное пристанище (фр.).


[Закрыть] и иногда наезжать туда повидаться с тобой. Это всего в десяти милях от Эдинбурга.

– Но…

– Это окончательно.

– Но… я не хочу уезжать из Лондона. Не хочу отираться с кучей усердных шотландцев из бог знает какой глуши. Люди, которые там учатся, – это просто предел!

– Почему? – спросил лорд Роберт.

– Ну, потому что… я имею в виду… Ты знаешь, что я имею в виду. Это будет сборище самых невообразимых чудил. Не спорю, совершенно восхитительных, но…

– Но не одного класса с теми юнцами, которые делают долги чести, хотя не в состоянии возвратить их, и участвуют в великосветских развлечениях на деньги матери?

– Это несправедливо! – запальчиво воскликнул Дональд.

– Почему? – повторил лорд Роберт.

– Держу пари, в моем возрасте ты тоже попадал в такие передряги.

– Ошибаешься. Я совершал столько же глупостей, сколько и большинство юношей в мое время. Но не делал долгов, которые не мог уплатить. Мне казалось, что подобные вещи сродни воровству. Я не крал ни одежды у моего портного, ни напитков из отеля, ни денег у друзей.

– Но я же знал, что в конце концов все уладится.

– То есть знал, что я за тебя заплачу?

– Ты не можешь назвать меня неблагодарным, – огрызнулся Дональд.

– Мой дорогой мальчик, мне не нужно, чтобы ты благодарил меня.

– Но я не похороню себя в заброшенном мавзолее какого-то шотландского дома в разгар лондонского сезона. Тут… тут Бриджет.

– Дочка леди Каррадос? Она тебе симпатизирует?

– Да.

– Кажется, она славное создание. Тебе повезло. Не из этих трескучих пустомель. Она дождется тебя.

– Я не поеду.

– Дорогой мальчик, мне очень жаль, но у тебя нет другого выхода.

Дональд побледнел, только на скулах горели два красных пятна. Губы его дрожали. Внезапно он взорвался:

– Не нужны мне твои паршивые деньги! – яростно выкрикнул он. – Клянусь Богом, я способен сам о себе позаботиться! Я займу у кого-нибудь другого, а не у проклятого самодовольного реликта эдвардианских времен. А потом найду работу и расплачусь.

– Работа на дороге не валяется. Ладно, послушай…

– Ах, замолчи! – Дональд бросился вон из комнаты.

Лорд Роберт смотрел на захлопнувшуюся за ним дверь. В комнате стало очень тихо. С легким шорохом пепла затухал огонь в камине, на каминной полке тикали часы. Вот они тикали громко. Пухлая фигурка, полуосвещенная настольной лампой, сидела совершенно неподвижно, подперев рукой голову. Лорд Роберт вздохнул – негромкий скорбный звук. Наконец он подвинул к себе конверт и ровным почерком написал: «Капитану Уитерсу, Шеклтон-Хаус, Лезерхед». Набросав короткое письмо, он вложил чек, запечатал конверт и позвонил дворецкому.

– Мистер Дональд ушел?

– Да, милорд. Он сказал, что не вернется.

– Понятно. Спасибо. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы это письмо было отправлено немедленно.

Шантаж под музыку

Лорд Роберт сидел на синем диване с двух часов дня, но ничуть не устал. Наблюдая, как прибывают любители музыки, он развлекал себя праздными размышлениями об интеллектуальном снобизме. Попутно он обследовал синий диван, осторожно проведя руками по поверхности сиденья и просунув их вниз – в узкую щель между сиденьем и подлокотниками. Лорд Роберт предусмотрительно положил свои перчатки на стул слева от дивана, чуть-чуть позади. Вошло несколько людей, среди них – леди Каррадос, которая выглядела усталой.

– Вы себя не щадите, Эвелин, – сказал ей лорд Роберт. – Вы, разумеется, очаровательны… платье восхитительно. Но вы такая хрупкая, моя дорогая.

– Со мной все в порядке, Банчи, – ответила она. – У вас прелестный способ намекнуть женщине, что она стареет.

– Нет, что вы! Я имел в виду совсем не это. По правде сказать, вам даже к лицу эта прозрачность, только очень уж вы худы. А где Бриджет?

– На дневном спектакле.

– Эвелин, вы не знаете, видится ли она с моим племянником?

– С Дональдом Поттером? Да. Мы в курсе дела, Банчи.

– Он написал матери, которая, несомненно, снабжает его деньгами. Полагаю, вы знаете, что он живет у какого-то приятеля?

– Да. Бриджи видится с ним.

– Бриджи знает, где он?

– Наверное, да. Она мне не говорила.

– Она симпатизирует парню, Эвелин?

– Да.

– А что вы о нем думаете?

– Не знаю. Трудно сказать. В нем много шарма, но я бы хотела, чтобы он занялся каким-нибудь делом.

– Вас это сильно беспокоит?

– Это? – Она вздохнула. – Немного беспокоит, естественно. О, вон и леди Аллейн! Мы договорились с ней встретиться.

– Восхитительная женщина, не правда ли? А я жду миссис Хэлкат-Хэккетт.

– Вот уж не думала, что она в вашем вкусе.

Лорд Роберт состроил свою кроличью гримаску и подмигнул.

– Мы оба восторгаемся Бахом.

– Я пойду к леди Аллейн. До свидания, Банчи.

– До свидания, Эвелин. И не надо так сильно тревожиться – о чем бы то ни было.

Испуганно посмотрев на него, она удалилась. Лорд Роберт опять опустился на диван. Большая гостиная почти заполнилась, и через десять минут на новомодной эстраде должен был появиться квартет «Сирмионе».

«Она что, ждет, пока погасят свет?» – спросил себя лорд Роберт. Увидев, как в гостиную входит Агата Трой, он попытался встретиться с ней глазами, но ему не удалось. Люди располагались на золоченых стульях, вычурных креслах и на диванах, стоящих вдоль стен. Лорд Роберт беспокойно посмотрел на двери и увидел сэра Дэниэла Дэвидсона. Тот направился прямо к нему. Когда-то сэр Дэниэл вылечил сестру лорда Роберта от несварения желудка, и эмоциональная Милдред пригласила его на обед. Дэвидсон забавлял и интересовал лорда Роберта. Его метода в качестве модного в свете врача была превосходна. «Если бы Дизраэли вместо примул занялся медициной, – сказал однажды сэр Роберт, – он был бы точь-в-точь таким, как доктор Дэвидсон». Во время того визита он воодушевил Дэвидсона, и тот пустился в рассуждения о своем излюбленном предмете – Искусстве с большой буквы. Госпелл завершал латинские изречения Дэвидсона, цитировал вместе с ним Конгрива[10]10
  У. Конгрив (1670–1729) – английский драматург.


[Закрыть] и с удовольствием выслушивал, как тот проводит нелепые параллели между Рубенсом и Дюрером. «Экстраверт и интроверт в искусстве!» – патетически восклицал Дэвидсон, взмахивая своими красивыми руками, а лорд Роберт подмигивал и произносил: «То, что вы говорите, выше моего понимания». «Я говорю вздор, – резко оборвал себя Дэвидсон, – и вы это знаете». Но уже через минуту-другую снова разглагольствовал столь же пламенно. Он распрощался в час ночи, очень довольный собой и бурля цветистыми фразами.

– Ах! – произнес он, пожимая руку лорду Роберту. – Я должен был догадаться, что увижу вас здесь. Отдающего дань моде по немодному поводу. Музыка! Ах ты Боже мой!

– А что не так? – поинтересовался Госпелл.

– Мой дорогой лорд Роберт, сколько из находящихся здесь людей поймут, что именно они слушают, или даже вообще будут слушать? Хорошо, если один из пятидесяти.

– О, ну полно вам!

– Один из пятидесяти! Вон идет этот парень, Уитерс, чье эстетическое восприятие ниже, чем у обезьяны шарманщика. Зачем он здесь? Повторяю, едва ли один из пятидесяти этих лицемеров осознает, что он слушает. И сколько человек из оставшихся сорока девяти имеют достаточно смелости, чтобы признать себя филистерами?

– Довольно многие, смею полагать, – оптимистично отозвался лорд Роберт. – Я, например. Я вот собираюсь вздремнуть.

– Ну зачем вы так? Вам прекрасно известно… Что там такое?

– Извините. Я засмотрелся на леди Каррадос. Она выглядит чертовски расклеенной.

Дэвидсон проследил за его взглядом, направленным туда, где рядом с леди Аллейн сидела Эвелин. Некоторое время Дэвидсон рассматривал ее, а затем тихо сказал:

– Да. Она слишком усердствует с этим сезоном. Придется мне ее побранить. Мое место, кажется, где-то вон там. – Он с досадой взмахнул рукой. – Они все перебарщивают: мужья выходят из себя, молодые люди забывают о своих обязанностях. А затем происходит дюжина шикарных свадеб, примерно столько же нервных срывов – и вот вам ваш лондонский сезон.

– Свят, свят! – сострадательно покачал головой лорд Роберт.

– Это правда. При моем роде деятельности видишь это из раза в раз. Да-да-да, знаю, о чем вы подумали! Я – модный врач, практикующий в Вест-Энде, способствую тому, чтобы все эти женщины воображали себя больными. Так вы вполне можете подумать, но уверяю вас, мой дорогой лорд Роберт: я наблюдаю столько случаев нервного истощения, что это самого наивного простака превратит в циника. И они так очаровательны, эти мамаши. Я хочу сказать, по-настоящему очаровательны. Женщины, подобные леди Каррадос, так много помогают друг другу. И искренне. Но, – он развел руками, – ради чего это все? В чем смысл всего этого? Одни и те же люди вновь и вновь встречаются друг с другом, платят за это большие деньги под аккомпанемент громких негритянских джаз-бандов. Зачем?

– Будь я проклят, если знаю, – бодро ответил лорд Роберт. – Кто тот человек, что вошел вслед за Уитерсом? Высокий чернявый парень с необычными руками. Он кажется мне смутно знакомым.

– Где? А, вижу. – Дэвидсон надел очки, которые болтались у него на широкой черной ленте. – Ну как же! Я скажу вам, кто это. Это человек, заправляющий банкетным сервисом, Димитри. Он вместе с высшим светом пришел получить свою порцию Баха на три гинеи, и, ей-богу, готов поспорить на что угодно: в его необычном мизинце – вы очень наблюдательны, это действительно странная рука! – так вот, в ней больше толку, чем в большинстве этих изнеженных тел. Как поживаете, миссис Хэлкат-Хэккетт?

Дама подошла так тихо, что лорд Роберт сразу не заметил ее. Выглядела она отменно. Дэвидсон, к удовольствию лорда Роберта, поцеловал ей руку.

– Пришли поклониться высокому искусству? – спросил он.

– Разумеется, – ответила она и обратилась к лорду Роберту: – Вижу, вы не забыли.

– Как можно?

– Очень мило с вашей стороны, – обронила миссис Хэлкат-Хэккетт, искоса поглядывая на синий диван. Лорд Роберт отступил в сторону, и она тотчас уселась, расправляя свои меха.

– Мне надо найти себе место, – сказал Дэвидсон. – Вот-вот начнут.

Он направился к леди Каррадос и расположился в кресле рядом с ней в дальнем конце зала. Миссис Хэлкат-Хэккетт спросила лорда Роберта, не обворожительный ли человек сэр Дэниэл. Он заметил, что ее американский акцент проступает сильнее обычного, а руки беспокойно двигаются. Жестом она пригласила его сесть справа от нее.

– Если не возражаете, я останусь на стуле. Люблю прямые спинки.

Сэр Роберт увидел, как она бросила быстрый нервный взгляд на его стул, стоявший чуть позади левого подлокотника дивана. Сумочка лежала у нее на коленях. Эта немаленькая сумка казалась плотно набитой. Дама снова расправила меха – так что они прикрыли сумочку. Лорд Роберт разместился на своем неудобном стуле. Заметив, что Димитри сел в конце ряда, неподалеку, сэр Роберт осознал, что невольно наблюдает за ним. «Интересно, что он о нас думает. Вечно устраивает наши приемы и банкеты, а ведь, готов поспорить, сам мог бы купить большинство из нас и даже не заметил бы этого. Руки у него и впрямь странные. Мизинец одной длины с безымянным».

В зале раздались аплодисменты, и на помост взошел струнный квартет «Сирмионе». Скрытые от глаз лампы концертной гостиной медленно погасли, яркий свет падал только на музыкантов. Лорд Роберт ощутил знакомый трепет, всегда сопутствующий настройке струнных инструментов. Однако сказал себе, что пришел сюда не наслаждаться музыкой, и отвел взгляд от музыкантов. Теперь он украдкой смотрел на левый подлокотник синего дивана. Глаза постепенно привыкли к темноте, и вскоре сэр Роберт уже видел блеск парчи и густую темную глубину мехов миссис Хэлкат-Хэккетт. Контуры этого темного пятна шевельнулись. Он подался вперед. Гораздо ближе, чем звуки оркестра, он услышал трение одной ткани о другую, едва уловимый шорох. Очертания той темной массы, которую представляла собой миссис Хэлкат-Хэккетт, словно напряглись, а потом расслабились. «Она спрятала ее», – подумал лорд Роберт.

Никто не проходил мимо них вплоть до того момента, когда в антракте вновь зажглись огни. И тогда лорд Роберт оценил, как удачно шантажист придумал использовать диван в качестве почтового ящика. Ибо ближайшая боковая дверь во время антракта была широко распахнута, и вместо того, чтобы выходить из гостиной через главную, многие огибали синий диван и удалялись в фойе через боковую дверь. Ближе к концу антракта люди начали возвращаться в гостиную и, беседуя, останавливались позади дивана. Лорд Роберт был уверен, что тот, за кем он охотится, вышел в фойе и теперь ждет, когда свет погаснет. После этого он войдет вместе с другими опоздавшими и, обходя диван сзади, тихонько сунет руку за подлокотник. Большинство мужчин и многие женщины вышли покурить, но лорд Роберт остался, поневоле привязанный к своему неудобному сиденью. Он прекрасно понимал, что миссис Хэлкат-Хэккетт раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, она хотела бы остаться одна, когда сумку будут извлекать, с другой – страстно желала иметь гарантию безопасности, жизненно необходимую ей. Внезапно пробормотав, что ей надо попудрить нос, она встала и вышла через боковую дверь.

Лорд Роберт уронил голову на руку и провел последние минуты антракта, искусно притворяясь, что мирно дремлет. Огни снова стали гаснуть. Опоздавшие, тихо извиняясь, возвращались на свои места. Небольшая группа людей все еще стояла в темноте позади дивана. Исполнители вернулись на эстраду.

Кто-то выдвинулся вперед из-за спины лорда Роберта и встал сбоку дивана.

У лорда Роберта дрогнуло сердце. Он разместил свой стул весьма обдуманно, оставив место между собой и левым подлокотником дивана. Сейчас в это пространство вдвинулась чья-то тень. Это был мужчина. Он стоял спиной к освещенной эстраде и подался немного вперед, словно ища глазами кого-то в темноте. Лорд Роберт тоже чуть подался вперед и издал звук, напоминающий храп. Правая рука его подпирала голову, и сквозь пальцы он наблюдал за левым подлокотником дивана. В этом маленьком царстве полумрака появился силуэт руки. Это была необычайно худая рука, и он ясно увидел, что ее мизинец одной длины с безымянным пальцем.

Лорд Роберт захрапел громче.

Рука скользнула дальше в темноту, а когда выскользнула обратно, в ней была зажата сумочка миссис Хэлкат-Хэккетт.

И в ту же секунду, словно подчеркивая важность происходящего, энергичное крещендо увенчалось ликующим звуком труб. А миссис Хэлкат-Хэккетт вернулась на место с напудренным носом.