Текст книги "Преступление и наказание в России раннего Нового времени"

Пытка в делах о разбое

Несмотря ни на какие ограничения, прописанные в законах, пытка оставалась ужасным мучением. Обвиняемые часто, слишком часто умирали под пытками. Из тридцати трех дел о колдовстве, собранных Н.Я. Новомбергским, известно о двух смертях под пыткой: в 1622 году не вынесли пытки две женщины, а в 1629 году один мужчина умер, два сбежали от суда, «устрашась пытки», и еще один оклеветал других людей «не истерпя пытки». В 1637 году двух человек пытали огнем по делу о поджоге и ограблении в Москве, и оба после пытки умерли. В 1664 году, когда двух мужчин обвинили в колдовстве и подвергли пытке кнутом и огнем, они умерли в тюрьме спустя несколько дней после мучений. Изучавший колдовство Р. Згута установил, что в собранных им 47 делах 1622–1700 годов указано 39 обвиненных, из которых трое умерли под пытками[389]389
  Новомбергский Н.Я. Приложение: Колдовство. № 1 (1622), 4 (1629). РГАДА. Ф. 141. 1637 г. № 59 (1637). РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 599. Л. 565–571, 654–655, 658 (1664); повторяется в Новомбергский Н.Я. Приложение: Колдовство. № 21. Zguta R. Witchcraft Trials in 17th-c Russia // American Historical Review. 1977. Vol. 82. № 5. Р. 1196–1197. Другое дело: РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 1106. Л. 30 (1686).


[Закрыть].

Если пытка не убивала, то могла оставить калекой. Сечение кнутом, будь то в качестве пытки или самого наказания, так разрывало плоть, что шрамы оставались на всю жизнь. Доктор Сэмюэл Коллинс размышлял о последствиях кнута: «Я видел людей с иссеченными спинами, похожими на кору деревьев: раны зажили, но следы и шрамы от кнута оставались». В 1670 году мужчина подал челобитную царю: его жену пытали незаслуженно и настолько жестоко, что от ударов кнутом она оказалась «на смертной постеле», «выломанными с плеч руки не владеет». На заживление между пытками отпускалось разное время, от недели до нескольких месяцев; доктор Коллинс считал, что нужно 20 дней. Челобитчики часто просили на исцеление больше времени. Сохранилось прошение 1648 года, в котором особо указывалось желание спасти обвиняемого от пыточных мук. Все зависело от того, какие указания получили судьи и палач, которого, по мнению иностранцев, можно было подкупить. Коллинс писал: «Так все происходит, если не подкупить палача – тогда он наносит глубокие порезы», а Олеарий намекал, что палачи немало обогащались за счет взяток[390]390
  Collins S. The Present State of Russia. Р. 73. Новомбергский Н.Я. Приложение: Колдовство. № 22 (1670). РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 567. Л. 391–394, 519–521 (1648). Olearius A. The Travels of Olearius. Р. 231–232.


[Закрыть].

Легенда о «ни с чем не сравнимом упорстве» русских крестьян не дает нам осознать степень физических страданий. Эта идея была общим местом в записках иностранных путешественников, наряду с другой идеей, которая встречается с XVI века: якобы русские женщины любили, когда их били мужья. Олеарий в это не верил, но внес свою лепту в поддержание другого стереотипа, когда пересказал пренебрежительный анекдот о женщине, которая выдержала пытку, лишь бы оклеветать мужа и тем самым повлиять на приговор суда. Иоганн-Георг Корб записал целую историю о том, насколько русские невосприимчивы к боли. Якобы в 1696 году Петр Великий, пораженный тем, как обвиняемый выносит пытку, сам заговорил с ним. Царь «спросил его: как он мог перенести столько ударов кнутами и столь нечеловеческое мучение? Преступник в ответ на вопрос царя начал еще более удивительный рассказ: „Я и мои соучастники учредили товарищество; никто не мог быть принят в него прежде нежели не перенесет пытку, и тому, кто являл более сил при перенесении истязаний, оказываемы были и большие, перед прочими, почести. Кто только раз был подвергнут пытке, тот становился только членом общества… кто же хотел получать различные бывшие у нас степени почестей, тот не прежде их удостаивался, пока не выносил новых мук, соразмерных со степенями почестей… Я был шесть раз мучим своими товарищами, почему и был наконец избран их начальником, битье кнутом дело пустое, пустяки также для меня и обжигание огнем после кнутов, мне приходилось переносить у моих товарищей несравненно жесточайшую боль”». Корб записал и другие анекдоты о том, как русские выдерживают порку[391]391
  Женщинам нравится, когда их бьют: Herberstein S. von. Description of Moscow. Р. 41; Olearius A. The Travels of Olearius. Р. 170, 136. Korb J. – G. Diary of an Austrian Secretary. V. II. Р. 202–206 (рус. пер. Корб И.Г. Рождение империи. С. 223–224).


[Закрыть]. Не стоит обращать внимания на стереотипы: обычная судебная пытка причиняла обвиняемым ужасные страдания.

Небольшое утешение можно найти в том, что страшная пытка была исключительной процедурой и использовалась лишь в делах о самых тяжких преступлениях. На практике судьи прибегали к пытке лишь в случае крайней необходимости. Например, обошлись без мучений в деле о взяточничестве, когда в 1639 году дворяне и крестьяне Каширы жаловались на жадность сборщиков податей. Разрядный приказ прислал сыщиков, которые допросили челобитчиков и устроили очные ставки. Обвиняемые (два дворянина, при них охрана и дьячок) заявили, что деньги брали «в почесть» (в подарок), а не «в посул» (взятку). Удовлетворившись простым допросом, суд вынес приговор, не прибегнув к пытке: двум мужчинам из низшего класса были назначены телесные наказания, а двум дворянам – казнь, поскольку они нарушили присягу, данную при вступлении на службу. Но сразу после оглашения приговора судьи заменили казнь на сечение кнутом[392]392
  РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 111. Л. 186–195 и 223–224 (1639). Другие примеры: РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 246. Л. 384–387 и 404–407 (1640), и Стб. 263. Л. 251–260 (1663).


[Закрыть].

В случаях воровства или тяжелых увечий к пытке также прибегали не всегда. В 1651 году около Вятки один крестьянин в драке пустил в ход нож. Он заявил, что причиной драки была «старая недружба», а он лишь защищался. Воевода устроил ему очную ставку со свидетелями, которые не соглашались, что речь шла о самозащите. Услышав возражения, обвиняемый признал, что он действовал «за старую недружбу». Это означало предварительный умысел, но поскольку убийства не было, его не пытали. Уложение разрешало пытать людей, хранивших табак, но в деле 1672 года судья не стал заходить так далеко. Московский помещик конфисковал табак у украинского купца, который снимал у него комнаты, и судья допросил обоих. Купец отговорился непониманием того, что в России табак был вне закона и обещал уехать с ним домой. Судью это удовлетворило, и он решил препроводить купца к украинскому гетману с наказом тщательнее следить за вывозом табака[393]393
  РГАДА. Ф. 141 (1651). № 58. Ч. 1. Л. 1–4 (1651). РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 283. Л. 251–252 и 369–377 (1672).


[Закрыть].

Даже разбирая дела об убийствах и других тяжких уголовных преступлениях, некоторые судьи обходились без пыток. В делах о столь серьезном преступлении, как убийство, в нашей небольшой базе из 36 вершеных дел пытка использовалась в 24 – это 66 %. Расследуя дело об убийстве 1613 года, белозерский воевода допросил подозреваемого убийцу, и тот признался, что совершил убийство без сообщников. Судья остался доволен признанием и вынес приговор: высечь кнутом. В конце 1622 года на Кольском полуострове мужчина сообщил, что его брат умер от побоев от сборщика податей и подьячего. Воевода допросил свидетелей, они подтвердили вину обоих. На основании повального обыска Москва приказала воеводам бить виновных кнутом и посадить в тюрьму, не пытая. Это удивительно мягкое наказание – за убийство, совершенное двумя чиновниками[394]394
  РГАДА. Ф. 1107. № 19 (1613). РГАДА. Ф. 141. № 31 (1622).


[Закрыть].

Вероятно, после указа 1625 года, признающего предварительный умысел убийства отягчающим обстоятельством, необходимость в пытке выросла. Но и потом многие дела об убийствах расследовали, не прибегая к пыткам. В 1645 году в Белгороде мужчина привел к властям своего брата, офицера в невысоком чине, утверждая, что тот зарезал стрельца в его доме. Воевода начал следствие, осмотрел тело, допросил свидетелей и устроил братьям очную ставку. Обвиненный отрицал свою вину. Десять свидетелей показали, что видели само убийство, другие слышали звуки борьбы, третьи видели, как стрелец упал или обвиняемого с окровавленным ножом, а два свидетеля заявили, что были слишком далеко и не разглядели ничего. Воевода не стал никого пытать, а отправил все показания в Москву. Разрядный приказ велел не использовать пытку, казнить обвиняемого, а затем немедленно смягчил приговор до жестокого битья кнутом и тюрьмы[395]395
  ПРП. Т. V. С. 204–205 (1625). РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 162. Л. 264–272 и 416–418 (1645).


[Закрыть].

Похожим образом развивались события в 1647 году в Ливнах. Воевода расследовал дело: дворянский сын зарубил отца топором. На устном допросе исповедник убитого рассказал, как прибежал на место драки и принял последнюю исповедь отца. Умирающий поведал причину ссоры: он побил невестку. Перед смертью убитый простил сына. На устном допросе сын признался в убийстве и указал на то, что отец простил его. Посоветовавшись с Москвой, воевода получил указание казнить мужчину за убийство отца. При наличии признания и свидетельских показаний чиновник не стал использовать пытку для получения дополнительной информации[396]396
  РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 567. Л. 159–164 и 276 (1647).


[Закрыть].

При мировых сделках по делам об убийстве также обходились без пыток. Например, в 1648 году в Ливны доставили тело «ливенца крымского вожа» (проводника) и с ним местного сына боярского, обвиненного в убийстве. Воевода опросил семерых мужчин, которые доставили труп и ответчика, и все они заявили, что видели драку, но не знали ее причин. На устном допросе обвиняемый сказал, что убил «вожа», потому что тот пытался изнасиловать его жену. Воевода запросил Разряд и получил указание «накрепко» пытать обвиняемого, чтобы добиться подтверждения истории и убедиться в том, что никто больше не замешан в убийстве, а затем доложить о результатах пытки. Но тут вмешалась семья обвиняемого и била челом, чтобы обвиняемого избавили от пытки и наказания, а вместо этого заставили содержать семейство убитого[397]397
  РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 567. Л. 391–394, 519–521 (1648).


[Закрыть].

Судьи учитывали особые обстоятельства дела, например беременность. В 1688 году в районе Белоозера крестьянина обвинили в том, что он убил другого крестьянина в драке. Он признался, что подрался с убитым из-за девушки, которая жила с ними обоими, когда из-за голода они бродили по селам и деревням в поисках пищи и работы. Он отрицал, что планировал убийство. Допросили девушку: она подтвердила их отношения, но отрицала, что знала что-либо об убийстве. Воевода обратился к выдержкам из Уложения и Новоуказным статьям 1669 года, которые оправдывали применение пытки, и приказал пытать обвиняемого, чтобы установить, был ли предварительный умысел. Мужчина принял 43 удара кнутом, но не отступил от своей истории. Но девушку не пытали, «потому что чревата». Что не помешало бить ее «без пощады» батогами вместо кнута – за развратную жизнь. Было решено отпустить девушку на поруки, но она была пришлой и не смогла найти никого, кто бы поручился за нее, так что ее просто отпустили. Беременность упоминается в указе 1637 года, постановившем, что беременных женщин можно было казнить только спустя шесть недель после родов[398]398
  РГАДА. Ф. 1107. № 3549, цит. на л. 10 (1688). ЗА. № 244 (1637). Корб сообщал, что в 1698 г. приговоренную к смерти женщину избавили от кнута, когда выяснилось, что она беременна, но он подразумевает, что ее вскоре казнили: Korb J. – G. Diary of an Austrian Secretary. V. II. Р. 93–94.


[Закрыть].

Принадлежность к высшему классу только в некоторых случаях освобождала от пытки. В 1683 году Ивана Юрлова обвинили в том, что он избивал и пытал своих крестьян, причем один из них умер. Юрлова вызвали на допрос, он все отрицал и заявил, что крестьяне напали на него. Воевода поверил ему и отпустил, не пытая. В январе 1686 года бояре – судьи Приказа сыскных дел отчасти учли особые обстоятельства сына боярского. Они выслушали показания ряжского дворянина Василия Гаврилова сына Левашова: тот отрицал, что приказал сыновьям побить соседа и сломать ему руки и ноги, потому что якобы подозревал его в поджоге своих полей. Однако на очной ставке свидетели ему противоречили. Судьи вынесли решение на основании только допросов, не прибегая к пытке. Они выговорили Левашову за отрицание вины, стремление без надобности сменить судебную инстанцию и за самоуправство, когда следовало сообщить о поджоге властям. Не пытая, Левашова приговорили к казни за предумышленное убийство. По другим делам видно, что дворян могли пытать. В 1672 году, когда вокруг Тулы не прекращались разбои, следователь Приказа сыскных дел доложил, что провел четыре пытки подозреваемых и по крайней мере один из них был сыном боярским. Сегодня нас шокирует, что при назначении пыток не учитывался возраст, ни детский, ни престарелый. В деле 1674 года обвиняемый назван «детиной», но его пытали и казнили за убийство[399]399
  РГАДА. Ф. 1107. № 3109. 23 Л. (1683). ПСЗ. Т. II. № 1154 (1686). РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 283. Л. 335–349 и 378–380 (1672). РГАДА. Ф. 1122. № 1629 (1674).


[Закрыть].

Практика расследования уголовных дел демонстрирует, что судьи и их дьяческий персонал много знали о пытке и смотрели на нее здраво, применяли нечасто и строго по закону. Редкостная документация о работе одного судьи, якутского воеводы Матвея Осиповича Кровкова, с февраля по август 1684 года показывает, как он принимал решения, применять пытку или нет. В августе он допрашивал обвиняемого об умысле: мужчина забил другого насмерть в кабаке, но заявил, что защищался и никакого умысла не было. То же самое он утверждал под пыткой кнутом. Известно много дел, в которых Кровков не использовал пытки. В феврале он допрашивал мужчину по такому обвинению: якобы он жил с женщиной во грехе и участвовал вместе с ней в шаманском колдовстве. Мужчина отрицал и что вступал с женщиной в половые отношения, и что участвовал в шаманских ритуалах. На этом кончаются сохранившиеся материалы дела; если конец его не утерян, можно считать, что воевода поверил его словам и не считал, что расследует дело о колдовстве, иначе он должен был бы пытать обвиняемого. В мае воевода провел устный допрос старца из местного монастыря, который объявил «слово и дело» (то есть обвинение в измене). Кровков допросил людей, названных старцем, и уже был готов их пытать, как старец раскаялся и признал, что выдумал все, будучи пьян. Этот воевода прибегал к пыткам только в случаях преступлений, за которые полагалась смертная казнь. Сходным образом в комплексе из более 120 дел из Тобольска о мелких нарушениях и уголовных преступлениях (1639–1643) пытку использовали только в 20 делах по самым серьезным преступлениям[400]400
  ДАИ. Т. XI. № 11, дела III (драка в кабаке), II (шаманизм), IV (слово и дело) (все 1684). Тобольск: Роспись кому имянем и за какую вину. С. 17–41. В Тобольске пытали по делам об убийстве (ч. 1: № 6, 26, 35, 76), повторной краже (ч. 1: № 29, 54, 92), воровстве в церкви (ч. 1: № 30), поножовщине (ч. 1: № 73, 93), воровстве (ч. 1: № 44, 52), поджоге (ч. 1: № 117), колдовстве (ч. 1: № 64, 103), покупке и продаже алкоголя и табака (ч. 1: № 4, 60, 77, 108).


[Закрыть].

Преднамеренное убийство, автоматически означавшее смертную казнь, так же автоматически означало пытку. В 1644 году воевода Верхотурья расследовал страшное убийство: местный гулящий человек Ивашка закрутил роман с женой другого мужчины, и обманутый муж Федька угрожал ему. Поэтому Ивашка проник в дом Федьки и убил его в постели, пока тот спал рядом со своей женой. Воевода допросил Ивашку и женщину и отправил обоих на пытку. Ивашка признался в убийстве, но отрицал, что жена убитого имела к этому отношение. Она отрицала не только соучастие, но и половую связь с Ивашкой. Из Москвы пришло распоряжение Сибирского приказа пытать обоих во второй раз, «накрепко», чтобы решить вопрос о соучастии и предварительном умысле убийства. На этом сохранившиеся записи этого дела заканчиваются.

При рассмотрении подобного дела в 1644 году Сибирский приказ удовлетворился одной пыткой: в Тобольске захребетного татарина допросили, а затем «накрепко» пытали за убийство другого татарина. Обвиненный признался в убийстве, но сказал, что это был результат ссоры, а не продуманного намерения убить, и никто больше не был замешан. Сибирский приказ принял его показания и приговорил к отсечению левой руки. В июне 1649 года в Ефремове после допроса женщина призналась под пыткой, что убила мужа по наущению любовника. Проконсультировавшись с Москвой, ефремовский воевода получил приказ: писать воеводе соседнего Ельца, чтобы тот арестовал и прислал в Ефремов любовника женщины для очной ставки перед пыточными инструментами. Если они не признаются, перейти к жестокой пытке. Данные под пыткой показания следовало прислать в Москву[401]401
  Ивашко: Убойственные дела. С. 4–5 (1644). Татары: Убойственные дела. С. 3 (1644). РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 270. Л. 473–475, 478–480 (1649).


[Закрыть].

В этих случаях роль Москвы варьировалась – от присылки руководящих вопросов до вынесения приговора, а столичный надзор обеспечивал еще одно ограничение пытки и проведение должной процедуры. Однако судьи должны были работать самостоятельно (см. главу 7), и целый ряд дел показывает, как судьи систематически проходят по всем законным ступеням процедуры допросов без контроля из центра. В 1674 году в Кадоме местный судья провел полный процесс расследования: осмотр трупа, устный допрос, одну пытку из двадцати ударов, обращение к отрывкам из Новоуказных статей 1669 года, – и лишь после этого вынес приговор о смертной казни; он не обращался в Москву за разрешением провести пытку или за одобрением приговора. В 1684 году в Белоозере судья провел три пытки и вынес приговор, указывая в документах даты пыток и количество ударов и обосновывая приговор выдержками из Уложения и Новоуказных статей. В данном случае скрупулезное внимание к процедуре придавало законность всему процессу[402]402
  РГАДА. Ф. 1122. № 1629 (1674). РГАДА. Ф. 1107. № 3187 (1684).


[Закрыть].

Судьи редко проводили три пытки, если одна или две подтверждали признание и не выявляли сообщников. Когда в 1643 году в Тобольске пытали конного казака за убийство жены, он сослался на пьянство, признался, что зарезал ее, но не имел предварительного намерения и даже не помнил, как это сделал. Москва прислала приказ выпороть его кнутом за непреднамеренное убийство. В 1692 году в Белоозере крестьянина обвинили в том, что он забил жену до смерти. На устном допросе он заявил в свою защиту, что такие побои – приемлемое наказание за непослушание, и отметил, что местный священник похоронил ее, зная, что она умерла от домашних побоев. Эти показания он повторил и под пыткой (23 удара кнутом и несколько встрясок). Воевода пытался узнать дополнительную информацию от соседей, но все сбежали, так что он решил дело, не консультируясь с Москвой: приговорил мужчину к сечению кнутом за непреднамеренное убийство. В 1697 году четырех мужчин обвинили в том, что они забили человека насмерть. Судья вынес приговор на основе показаний на устном допросе, показаний свидетелей и одной пытки[403]403
  Убойственные дела. С. 3 (1643). РГАДА. Ф. 1107. № 3904. 7 Л. (1692). Кунгурские акты XVII в. № 72 (1697). Другое дело с одной пыткой: ПСЗ. Т. II. № 1102 (1684). Хотя Новоуказные статьи 1669 г. карали пьянство, связанное с убийством, строже, чем уложение (Соборное уложение. Гл. 22, ст. 17 [РЗ. Т. III. С. 249–50]; Статьи 1669 г., № 103 [ПРП. Т. VII. С. 428]), это было хорошее доказательство отсутствия предварительного умысла.


[Закрыть].

С другой стороны, в одном деле могли проводить три пытки, чтобы заставить упорного обвиняемого говорить, выдать новую информацию, прояснить показания или подтвердить раскаяние. Например, в июне 1683 года воевода Соли Камской подверг трех чердынцев допросу и трем пыткам огнем по обвинению в убийстве. Они признались, что изнасиловали женщину и избили ее, но отрицали, что убили ее умышленно, ссылаясь на пьянство. В 1672 году один воевода доложил, что провел четыре пытки, расследуя преступления банды грабителей в округе Тулы – это очень много для не политических преступлений[404]404
  ДАИ. Т. X. № 87 (1683). РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 283. Л. 342 (1672).


[Закрыть].

Судьи привычно прибегали к пыткам, чтобы установить умысел и обстоятельства преступления, даже если они уже располагали признанием. В апреле 1649 года якутский воевода получил ответ из Москвы. Речь шла о тунгусе, убившем другого тунгуса. Воевода допросил обвиняемого и провел пытку, чтобы подтвердить показания о самозащите. Сибирский приказ не принял заявление о самозащите, но согласился с тем, что убийство было непреднамеренным. Тунгуса приговорили не к казни, а к битью кнутом, несмотря на то что община требовала крови[405]405
  ДАИ. Т. III. № 52 (1649).


[Закрыть].

Эти примеры показывают, что применение пытки следовало установленной процедуре, но все же не существовало последовательной системы в том, когда надо использовать пытку, как часто или насколько сурово. Судья и приказные часто меняли места службы и приносили практику гибкого судебного следствия вместе с собой. В некоторых случаях рассудительность судей была на руку истцам и ответчикам, но в том, что касается пытки, она могла обернуться против них. Этот вывод особенно относится к наиболее тяжким преступлениям: измене, ереси и вообще преступлениям против религии и колдовству, когда пытка подозреваемых была почти неизбежна.

Пытка в делах о наитягчайших преступлениях

Когда расследовалось дело о наитягчайшем преступлении, все ограничения, о которых шла речь выше, вступали в противоречие с одержимостью государства, стремившегося уничтожить любую оппозицию. С одной стороны, судьи сталкивались с ограничениями, если дело оказывалось слабым: например, М. Лэпмен установил, что в 1600–1649 годах при расследовании «слова и дела» (обвинения по которым часто оказывались безосновательными) пытка использовалась в 15 % всех дел, и еще в считаных единицах дел была угроза пытки[406]406
  Lapman M.C. Political Denunciations in Muscovy, 1600 to 1649: The Sovereign’s Word and Deed. Unpublished PhD dissertation. Harvard University, 1981. Р. 35–36. Пытку часто использовали в Европе: Kamen нашел пытку всего в 7 % дел, которые инквизиция вела в Гранаде в 1573–1577 гг., и в 11 % в Севилье в 1606–1612 гг.: Kamen H. The Spanish Inquisition. Р. 188–189.


[Закрыть]. С другой стороны, когда важность дела затмевала все остальное, следствие располагало ужасающей свободой в причинении боли любой степени.

Дела о колдовстве демонстрируют чрезмерное применение боли, вероятно, потому что считалось, что лишь боль может победить демонов, овладевших ведьмой[407]407
  Прецедентное право начинается примерно с 1630-х гг. Упоминания пытки с огнем: РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 284. Л. 391–418 (1647/48); РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 383. Л. 126–127 об. (1664); Новомбергский Н.Я. Приложение: Колдовство. № 11 (1647), 21 (1664), 30 (1677), 33 (1638); РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 565. Л. 6–21 (1647); Стб. 564. Л. 154–234 (1647); Стб. 567. Л. 539–549 (1648); РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 599. Л. 565–571, 654–655, 658 (1664).


[Закрыть]. Весной 1647 года мужчину, заподозренного в колдовстве, подвергли 42 ударам кнутом, затем ему обрили голову, «и вода на голову лита» и «огнем зжен накрепко». Это дело кончается челобитной обвиняемого: он просит выпустить его из тюрьмы, потому что он «лежит во гноище и в дряхлости, в великой нужде, вконец погиб». Драматичное дело об одержимости и колдовстве в Лухе длилось с 1656 по 1660 год: вторая пытка мужчины состояла из сечения кнутом, обжигания раскаленными клещами и медленной пытки водой. В 1690 году двух мужчин обвинили в том, что они навели порчу на множество людей: их пытали кнутом и огнем[408]408
  РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 565. Л. 6–21 (1647). Лух: Kivelson V.A. Through the Prism of Witchcraft: Gender and Social Change in Seventeenth-Century Muscovy // Russia’s Women / Еds. B.E. Clements et al. Berkeley, CA, 1991. Р. 74–94. Семевский М. Историко-юридические акты XVI–XVII веков. СПб.: Тип. В. Балашева, 1892. № 7. С. 70–71 (1690).


[Закрыть].

Ни пол, ни статус не спасали от рук палача. В 1647 году старую женщину обвинили в колдовстве и пытали кнутом и водой, но судья остановился на 11 ударах, а «больше того пытать не смели, потому что стара»», что, однако, не помешало ему позже провести вторую пытку из 12 ударов и огня. По тому же делу пытали двух женщин помоложе, мать и дочь. В первой пытке мать вынесла 30 ударов, а дочь – 25, к тому же обеих жгли огнем и подвергали пытке водой. В 1649 году судья доложил, что обвиненная ведьма была «стара и слепа, с пытки обмирала» (теряла сознание). Он не смел ее «всякими пытками пытать… чтоб она с пытки не умерла». Хотя среди обвиненных в колдовстве мужчин было больше, чем женщин, судьи без колебаний пытали женщин. В 1638–1639 годах расследовали вызвавшее сильное беспокойство дело по обвинению в колдовстве против царицы. Десять женщин, работавших в кремлевских мастерских, перенесли пытку, некоторые – огнем. Шесть женщин пытали один раз, двух – дважды, одна вынесла три пытки, и еще одна – четыре[409]409
  РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 564. Л. 154–234 (1647), и стб. 567. Л. 539–49 (1649). Новомбергский Н.Я. Приложение: Колдовство. № 33 (1638). Другие дела, по которым пытали женщин: Ibid. № 1 (1622), 3 (1628), 4 (1629), 11 (1647), 20 (1664), 22 (1670), 26 (1676), 29 (1677), 32 (1690). Пытка священника: Ibid. № 8 (1640).


[Закрыть].

Центральные приказы тщательно наблюдали за следствием по важным делам, но стремились в первую очередь получить показания, а не проследить, чтобы подозреваемым не причинили избыточного вреда. Например, в 1693–1694 годах у жителя Козлова нашли «воровское заговорное письмо от ружья». На допросе и под пыткой он признался, что хранит его уже десять лет как оберег, а что там написано, он не знает, потому что не умеет читать. Воевода доложил обстоятельства дела в Москву в августе 1693 года, а в январе 1694-го получил приказ «будет он пытан одножды или двожды, пытать втретьие по Уложенью» и выяснить, откуда он взял письмо; затем следовало доложить не только результаты допросов под пыткой, но и количество ударов. Исполнительный воевода отписал, что мужчину уже пытали дважды: 11 июля 1693 года (20 ударов) и 23 июля (50 ударов). Все же провели третью пытку (60 ударов и огонь), на которой мужчина повторил все то же самое. В марте 1694 года Москва отправила распоряжение продолжить мучения: следовало сжечь письмо на спине обвиняемого, выпороть его кнутом безжалостно (несомненно, с целью уничтожить слова) и отправить в вечную ссылку[410]410
  РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 679. Л. 297–300 (1693).


[Закрыть].

Религиозные отступники, как и обвиненные в колдовстве, заслуживали самого жестокого обращения, чтобы изгнать демонов. Самые ранние сведения о преследовании еретиков относятся к судебным записям конца XV–XVI века. Д. Голдфранк полагает, что церковь, опираясь на законодательные памятники, включавшие в себя некоторые нормы римского права, не останавливалась перед использованием пытки[411]411
  Goldfrank D.M. Theocratic Imperatives, the Transcendent, the Worldly, and Political Justice in Russia’s Early Inquisitions // Religious and Secular Forces in Late Tsarist Russia / Еd. C.E. Timberlake. University of Washington Press, 1992. Р. 30–47, 287–297. Церковная реформа и раскол: Bushkovitch P. Religion and Society in Russia. Ch. 3.


[Закрыть]. В некоторых случаях пытка при расследовании преступлений против религии ограничивалась кнутом. В 1657 году в Ростове Великом мужчину обвинили в проповедовании еретических идей. Его и двух его учеников пытали, но довольно мягко, по меркам религиозных преступлений: семь, восемь, десять ударов кнутом. И, наоборот, во время одного из многочисленных допросов протопоп Аввакум получил семьдесят ударов кнутом, но при этом его не пытали огнем. В большинстве случаев пытка не ограничивалась мучениями на дыбе. Около 1666 года в деле, связанном с капитоновщиной, следователи выделили главного подозреваемого, некоего Вавилу. Когда он отказался говорить, его пытали кнутом и раскаленными клещами. Так же пытали и свидетелей, говоривших против него. Самая ужасная пытка ожидала руководителей секты и людей, которые знали больше других. В 1683 году двух мужчин пытали по подозрению в том, что они приводили в секту новых членов. Каждый из них вынес сто ударов, огонь и раскаленные щипцы «многажды». Одному из них добавили «многие встряски», усиливая мучения на дыбе[412]412
  Документы Разрядного, Посольского, Новгородского и Тайного приказов. Разд. II. № 14–16 (1657). Аввакум: Есипов Г.В. Раскольничьи дела XVIII столетия. Извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии: В 2 т. СПб.: Тип. «Общественная польза», 1861. Т. I. С. 116. Вавило: Народное антицерковное движение в России XVII века: документы Приказа тайных дел о раскольниках, 1665–1667 гг. / Ред. В.С. Румянцева. М.: АН СССР, Ин-т истории СССР, 1986. № 17. С. 19–32. Барсов Е.В. Судные процессы XVII–XVIII. С. 16–17.


[Закрыть].

Светские преступления против государства тоже расследовались с применением пытки. По ряду дел (1581, 1613, 1614, 1621 и многие другие годы), касавшихся людей, схваченных на западной границе и обвиненных в шпионаже или переходе на сторону врага, следствие велось с пыткой, целью которой было получение информации. Например, в декабре 1613 года холмогорский воевода доложил, что допросил под пыткой пойманного украинского стрельца («черкашенина») о действиях его полка в ходе столкновений Смутного времени. В январе 1614 года он доложил данные под пыткой показания пленных литовских солдат и добавил, что один литовец и тот украинец умерли под пыткой. В 1621 году появляется интересная деталь: «Будет [обвиненный в измене. – Примеч. авт.] не больно пытан, и его велеть еще пытати; а будет больше того речей не переменит, и его велеть повесить». В том деле человека пытали третий раз «накрепко», огнем, а затем казнили[413]413
  AAE. Т. I. № 310 (1581). АМГ. Т. I. № 46 и 59 (1613), 63 (1614) и 144 (1521).


[Закрыть].

В серьезных делах по обвинению в «слове и деле» стандартно использовали разные виды пытки: кнут, встряски на дыбе и огонь, и, как и в делах о колдовстве, судьи иногда проводили больше обычных трех пыток. Например, в 1627 году обвиняемый вынес 100 ударов кнутом при десяти встрясках, его трижды подвешивали над огнем, но все равно он не дал показаний, которых хотели судьи. Когда его жгли в четвертый раз, он признался. В 1626 году обвиняемый подвергся пяти пыткам, в том числе кнутом, горячими клещами, и мало того – ему сожгли один палец на ноге. В деле, длившемся в 1638–1639 годах, мужчина вынес восемь пыток, из них три огнем. В 1659 году воевода доносил, что провел с особенно упорным заключенным восемь пыток, из них три с огнем[414]414
  Слово и дело: СИДГ. № 50 (1629), 32 (1627), 67 (1623), 80 (1645), 148 (1650), 200 (1625). Больше трех: СИДГ. № 33 и 38 (1627). 1626: СИДГ. № 30 (1626). СИДГ. № 268 (1638–1639). СИДГ. № 268. C. 503 (1659).


[Закрыть].

В этих делах много страха и страданий. Один обвиняемый по уголовному делу признался, что выдумал «слово и дело», боясь более жестокой пытки; другой оклеветал человека, чтобы его самого перестали пытать. Зачастую пытка не приносила ожидаемых результатов. В 1635 году группа высокопоставленных следователей приехала из Москвы в Новгород, чтобы расследовать обвинения в тайном сговоре с врагами-литовцами, в который якобы вступили люди местного архиепископа и близлежащий монастырь. Допросы шли несколько месяцев, десятки людей отвечали на вопросы, а некоторые были подвергнуты пытке. Церковный статус не спасал от дыбы. Двое монастырских служек, два иеродьякона, два старца и даже архимандрит монастыря пережили многократные пытки кнутом, огнем, встрясками. Следователей не волновало, что двое обвиненных – старики восьмидесяти лет, слепые и слабые. Одного мужчину пытали, считая, что он симулирует потерю сознания, но за все время мучений он так и не пришел в себя. Следователи доложили в Москву, что один человек умер во время пытки. Доказать измену им так и не удалось[415]415
  СИДГ. № 146. C. 241 (1648) и 150, 252 (1649). СИДГ. № 60 и 160 (1635).


[Закрыть].

Все же злоупотребления при расследованиях «слова и дела» не были систематическими. Москва аккуратно, пошагово прописывала действия своих следователей и местных судей и требовала отчетов о результатах каждого этапа. Так в 1627 и 1629 годах два воеводы отправили в центр распросные речи и запрос на разрешение использовать пытку. В другом деле 1629 года болховский воевода допрашивал узника, который заявил о «слове и деле». Воевода отправил показания в Москву и получил указания проводить пытку и выяснить, не было ли в действиях обвиняемого измены, других преступлений и были ли сообщники[416]416
  ПРП. Т. V. С. 156–158 (1627). АМГ. Т. I. № 257 (1629). Болхов: АМГ. Т. I. № 257 (1629).


[Закрыть]. В 1629 году в деле о крестьянах, которые несколько раз переходили западную границу и возвращались обратно, местные воеводы допросили их и ожидали указаний из Москвы. Им приказали допросить обвиненных по отдельности «у пытки» (при виде пыточных инструментов), а затем пытать. Главных подозреваемых вызвали в Москву, допросили в Разрядном приказе, а затем отдали дело на решение царю. Только по царскому распоряжению подозреваемого пытали второй раз. В 1644 году местный воевода доложил о трудностях: обвиняемый отказывается говорить и на устных допросах, и когда воевода приказал его «поднять на пытку» (но еще не пытать). Воевода писал в столицу: «Пытать я его без твоего государева указу не смел». Из Москвы пришло распоряжение: обвиняемый должен записать свой рассказ на бумаге. Если он откажется, следует показать ему инструменты пытки. Если это не поможет, тогда разрешается перейти к пытке. Судья выполнил эти пошаговые инструкции и доложил итоги первой пытки – тогда ему прислали разрешение провести вторую. В материалах дела 1638 года записано, что, когда судья показывал обвиняемому пыточные инструменты, то зачитывал вслух царский приказ[417]417
  АМГ. Т. I. № 259. C. 276, 280 (1629). СИДГ. № 274 и 277. C. 517, 519, 522 (1644). СИДГ. № 268. C. 499 (1638).


[Закрыть].

Государство прибегало к суровому насилию, несмотря на то что обвинения в «слове и деле» часто оказывались голословными. Поэтому неудивительно, что суды забывали обо всех ограничениях, когда расследовалось открытое восстание. Мы обсудим кары за восстание в главе 16, здесь же рассмотрим только применение пыток. Собрание документов о городских восстаниях 1648 года показывает, что пытку использовали очень часто. Царь Алексей Михайлович приказал всем боярам посещать проходившие в Москве пытки. Двух зачинщиков пытали по крайней мере дважды, устраивали очные ставки, били кнутом и жгли огнем. Один из них получил 33 удара кнутом на первой пытке и 16 на второй. В Курске по меньшей мере сорок обвиненных (среди них 20 крестьян, 10 стрельцов, один сын боярский, губной староста и другие) были допрошены под пыткой кнутом и огнем. В Устюге Великом под пыткой были допрошены более семидесяти пяти мужчин и женщин и еще многих допросили без пыток; от мучений умерли один крестьянин, один горожанин и два стрельца[418]418
  Городские восстания в Московском государстве XVII в. Сборник документов / Сост. К.В. Базилевич. М.; Л.: Соцэкгиз, 1936. С. 83–92 (Москва), 124–134 (Курск), 141–165 (Великий Устюг).


[Закрыть].

В.И. Буганов, изучавший восстание 1662 года, показал, что царь приказал следователям «розыскивать на Москве и роспрашивать, и пытать всякими розными пытками жестокими накрепко». Использовали кнут и жжение огнем. Большие группы людей допрашивали по несколько раз, забыв обычай допрашивать по одному. В целом под следствием оказалось больше восьмисот человек в Угрешском монастыре, Москве и Коломенском. Наиболее важных обвиняемых отправили в Москву, где их пытали жесточайшим образом. В столице допросили 707 человек, 39 из них пытали (около 5,5 %), причем одного – трижды, пятерых дважды и всех остальных по одному разу. В среднем большинство пыток включало в себя 25 ударов кнутом, но в некоторых случаях могло доходить до 50 и 60 ударов. Учтя и остальные расследования, Буганов высчитал, что было допрошено более 1700 человек, 196 прошли пытку (около 11 %), причем пытки повторялись несколько раз с большим количеством ударов. Опираясь на эти цифры, можно предположить, что пытали самых строптивых или важных обвиняемых и свидетелей и что в делах о государственных преступлениях практически не было ограничений на применение пытки[419]419
  Буганов В.И. Московское восстание 1662 г. М.: Наука, 1964. С. 97–132. Цит. на с. 98.


[Закрыть].

Если верить современникам-иноземцам, с бунтовщиками против царя обходились безо всякой жалости. Один из них сообщает, что с апреля по июнь 1671 года Степан Разин претерпел ужасающие пытки: сечение кнутом, такую дыбу, что у него разрывались суставы, жжение каленым железом и бритье волос на макушке головы, чтобы капать на обритое место холодной водой, «что, говорят, вызывает великую боль». В 1689 году в разбирательстве со сторонниками царевны Софьи пытку применяли даже к окольничему Федору Шакловитому. Пытку прошли по крайней мере 15 стрельцов из числа его сторонников, причем некоторых, по словам одного источника, пытали водой[420]420
  Konovalov S. Razin’s Execution: Two Contemporary Documents // Oxford Slavonic Papers. 1965. Vol. XII. Р. 94–95. ДАИ. Т. XII. № 59 (1690). Шакловитый: ПСЗ. Т. II. № 1349, 1352, 1359, 1362 (все 1689) и 1395 (1691); Фуа де ла Невиль описывает пытки: La Neuville F. de. A Curious and New Account. Р. 42–44.


[Закрыть]. К 1696–1698 годам Петр Великий уже прибирал бразды правления в свои руки. Когда же он встретил серьезное противодействие от перебежчика Янсена, заговорщика Циклера и стрельцов, восставших в 1698 году, уже были выработаны шаблоны следственных действий и казни. Как Петр распоряжался ими и как их менял, мы рассмотрим в главе 18.