Текст книги "Космос. Марс"

Доктор Пател вытер глаза тыльной стороной ладони и сделал еще глоток.

– Переступи через гордость.

– Она не хочет меня слушать, – ответил Молчанов.

– Значит, ты говоришь не то, что она хочет услышать.

Воцарилась тишина. Доктор Пател подтолкнул шахматную доску в сторону Молчанова.

– Я проиграл. Она ваша, – сказал Молчанов.

– Ты не спросил, что я получу за выигрыш.

– И что же?

– Твою благодарность. Это подарок.

– Спасибо.

Они еще долго беседовали. Доктор Пател все больше напивался пока окончательно не утратил способность говорить. Потом ему приспичило подурачиться. Он хватал со стены предметы, а затем запускал их летать по модулю. Молчанов лишь успевал убирать подальше от него особо ценные экземпляры. В конце концом доктор Пател уснул.

На Марсе стояла глубокая ночь. Молчанов доставил доктора Патела до его каюты. Она оказалась заперта. Обычно члены экипажа держали каюты открытыми. Молчанов приложил палец Патела к датчику и замок открылся. Он упаковал доктора в спальный мешок, натянул на глаза повязку.

В каюте много книг, журналов и увесистый набор старых открыток с изображением пейзажей, городов, автомобилей, самых разных модников и кинозвезд. Ричард Пател коллекционировал их всю жизнь. Большинство на обороте были подписаны. Некоторые на английском, французском или немецком. Люди желали друг другу счастливого рождества, передавали привет из путешествий, рассказывали о здоровье дедушки, поздравляли с рождением детей. Двадцатые, тридцатые, шестидесятые годы. Целые эпохи сменяли друг друга и только одно оставалось неизменным – люди всегда хотели поделиться сокровенным.

Молчанов перелистывал открытки и наткнулся на фотографию Ричарда Патела и Маркуса Маккензи. Они стояли в походной одежде на фоне вывески с названием городка Карлсбад и наименованием главной достопримечательности – национального парка «Карлсбадские пещеры». На обратной стороне фотографии рукой была выведена надпись: «Путь к истине».

Молчанов уже встречал название этого города. Совсем недавно. Одна из галочек на карте Соединенных Штатов Америки на открытке, которую он нашел в вещах Доктора Патела.

Он оставил доктора и улетел к себе. Сон пришел мгновенно. В эту ночь ему приснилась Света.

***

Во время следующего эфира Молчанов говорил о теории относительности Эйнштейна. В доступной форме, используя заготовленные рисунки и схемы он рассказывал об ограниченности скорости света, о четвертом измерении, замедлении времени, гравитации и эффекте близнецов. Удивительно, как давно известные истины буквально взорвали публику. Пользователи пересылали друг другу приглашения, а когда Молчанов переключился с физики на биологию, счетчик аудитории эфира вошел в красную зону.

Как и банковский счет Бальтазара.

Молчанов ощущал себя пророком, принесшим истину в новый Вавилон. Он провел опрос об известных теориях происхождении человека. Эволюционная привлекла меньше десяти процентов пользователей. В тройку лидеров – создателей человека, попали боги (причем треть голосов досталась богу Сети), инопланетяне и древние Атланты. Молчанов объяснил, что ни одна из теорий не может быть доказана на сто процентов, но он готов привести аргументы, как за, так и против каждой из них. Молчанов рассказал о результатах расшифровки ДНК, археологических раскопках, компьютерном моделировании и тысячах проведенных экспериментов за две сотни лет. Повторный опрос показал рост популярности эволюционной теории до тридцати процентов. Переубедить за час почти миллиард человек можно считать победой.

Пока видео – сообщения путешествовали между Землей и кораблем, Молчанов ютился в собственной каюте, заменившей ему лабораторию, спальню и место приема пищи. Мысли о Свете после разговора с доктором Пателом снова возобладали над ним. Смотрит ли она эфир вместе с остальным миром? Готова ли она еще раз выслушать его?

Пришел видео – ответ. Бальтазар сегодня надел синий костюм с отливом, кожа на лице отсвечивала восковым отблеском, а бриллианты в ушах сияли ярче звезд в иллюминаторе.

– Фух, это было неподражаемо. Пользователи просто сходят с ума. Ты превзошел сам себя, друг мой. Признаюсь, честно, я и сам много не знал. Ох, дома меня ждет дискуссия с моими мальчуганами. Ты для них теперь настоящий идол, и я ни капли не ревную. Лучше они будут верить в такого, как ты – героя нашего времени, а не меня, хохмача и шоумена. Лет сто назад я был бы клоуном в цирке, – он подмигнул и рассмеялся. – Мой друг, ты для меня член семьи, как и для миллиардов тех, кто с замиранием сердца следит за трансляцией. Мы одна семья. Двери моего дома всегда открыты для тебя, – Бальтазар расправил руки в стороны и улыбнулся. Как же он был убедителен. – А теперь время вопросов и ответов. Позволь услышать твой комментарий. Твои поклонницы, горячие штучки, я тебе скажу… Собирают деньги на флешмоб. Да простят меня они за разрушенный сюрприз, – он сделал паузу и выставил руки перед собой, словно барабанщик, готовый сыграть марш генералу. – Гигантское сердце разместиться в пустыне Монголии, чтобы ты мог увидеть его даже с орбиты Марса. Можешь себе представить? Грандиозно, черт возьми! И так мило, что ли… Неужели, я завидую? О, да. Представляю, что ты чувствуешь. Я уже говорил, что все мужчины мира давятся от зависти, а?

Счетчик пользователей перевалил за четыре с половиной миллиарда.

Бальтазар замолчал, искусно сделав задумчивый вид, затем театрально опустил взгляд и вздохнул. Свет за ним потускнел, фоном включилась фортепианная музыка. Он придвинулся к камере, сложил руки в ладони перед собой.

– Признаюсь, я не хотел ворошить эту тему. Пользователи не простят меня, и я чувствую, что не простит господь. Нас разделяют миллионы миль, а я ощущаю твою боль, словно я это ты, мой друг. Правда о трагедии твоей семьи открылась миру. Твоя бывшая жена, эта распутная женщина, ждет ребенка от другого мужчины. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Прости, но мы не могли молчать. Добрые, отзывчивые люди помогают нам узнать правду. Вот, взгляни на фото, мы получили его вчера.

На фото запечатлено окно жилого дома, сквозь которое хорошо различим силуэт молодого парня блондина. Это Макс. Он стоит в квартире Молчанова.

– Этому человеку ты доверял, он был тебе, как младший брат, – продолжал говорить Бальтазар. – Они встречались за твоей спиной. Предавали тебя. Андрей, больше нет нужны молчать. Я готов выслушать твою исповедь. Каждый из пользователей сейчас держит тебя за руку, брат, – внизу появилась надпись: Услуга – «держать за руку» платная. – Все мы, твои братья и сестры шлем лучи нашей поддержки, наши молитвы вместе с тобой. Мы поможем исцелить эту рану, – Бальтазар протянул руки. – Открой свое сердце…

Счетчик пользователей трансляции перевалили за пять миллиардов.

Слезы текли из глаз Бальтазара.

Молчанов отшвырнул от себя камеру. Что – то странное он сейчас услышал, совсем непонятное, не укладывающееся в голове. Он долго сидел молча, смотрел в пустоту, пытаясь собрать все воедино.

Молчанов нашел Наку в жилом модуле. Не говоря ни слова, он прижал ее к стене и поцеловал.

– Я расскажу всем о нас, – сказал Молчанов позже, когда девушка ловила, плавающую по модулю, одежду.

Нака привела себя в порядок, руки девушки дрожали не от услышанного, а от его общего напора. Она больше не носила повязку на голове. Взгляд ее давно стал уверенным, словно она знала его всю жизнь.

– Завтра. Первым делом, – добавил он.

Она погладила его волосы. Затем обняла, положила голову на грудь и прижалась так, словно хотела слиться с ним воедино.

– Сегодня утром я подслушивал, как ты пела в каюте.

– Тебе понравилось?

– Я раньше не слышал эту песню.

– Это колыбельная. Мама пела мне в детстве. Летняя звездочка потерялась в ночи и не может найти выход. Если дитя уснет, то сон укажет путь летней звездочке. Утром она вернется и разбудит теплым поцелуем. Я обязательно спою ее своим детям.

Они молчали и, казалось, Нака боится даже вздохнуть чтобы не испортить этот миг. В голове Молчанова была пустота, ни единой мысли. Вакуум.

А потом он вдруг произнес:

– Когда ты была в коме… Я отключил тебя.

Нака неторопливо высвободилась из его объятий. Сдвинув брови, она попыталась прочитать что – то по его немому лицу.

– Я сама очнулась.

Молчанов покачал головой.

– Я не имел права так поступать. Не знаю почему так сделал. Наверное, испугался.

– Испугался чего?

Сзади прогремел голос Покровского:

– Эй! Передатчики вам нахрена, голубки?

Молчанов и Нака обернулись. Голова Покровского торчала из перехода. Они судорожно проверили передатчики. Оба были отключены.

Покровский сказал следовать за ним и скрылся. Втроем они прибыли в главный модуль. Командир Стивенсон и доктор Пател уже были там.

– Ну, что там? Уже оценили? – с нетерпением спросил Покровский.

Командир Стивенсон обернулся и молча посмотрел на членов экипажа.

– В нашу сторону? – добавил Покровский.

Командир кивнул, потом посмотрел на ничего не понимающих Наку и Молчанова.

– Корональный выброс. Высшая категория.

Нака закрыла лицо руками и вскрикнула в ладони.

– Буря столетия. А еще говорят совпадений не бывает. Предупреждал я, господу надоест на весь этот срам смотреть, – сказал Покровский.

Члены экипажа переглянулись.

– Давно ЦУП знает? – спросил Молчанов.

– Спутники на орбите солнца сгорели. Поток засекли только сейчас.

– Сколько у нас времени? – спросил Молчанов.

– Двенадцать часов.

Воцарилась тишина.

– Пилот, открой люк я спрыгну с самолета, – по слогам произнес Покровский.

– Щит выдержит? – спросил Молчанов.

– Такая мощь пробила бы и земную магнитосферу, – заключил доктор Пател. – Как в супершторм 1859—ого.

– Капсула может и спасет нас, но все оборудование сгорит, – сказал Покровский.

– Требуется моделирование, – сказал Стивенсон.

Доктор Пател вбил данные в компьютер. Все следили за его движениями в предвкушении. Компьютер должен был просчитать переживут они бурю или нет.

На экране появилось изображение солнца. От звезды отрывался поток солнечного ветра, похожий на тысячи острых иголок. Эти иголки летели по направлению крохотной точки, помещенной в мыльный пузырь – корабль Прайм—1479, окруженный Щитом. Иголки врезались в пузырь и вытягивали его в гигантскую каплю, на кончике которой корабль несколько минут балансировал на грани жизни и смерти. Иголки продолжали натиск, пузырь лопался, и точка погасла.

– То, что нам хана было ясно и без мультика, – сказал Покровский.

– Что же ЦУП, сэр? – обратилась Нака. – У них есть план?

– О, да. Отпраздновать, что на пути бури оказалась не Земля. – сказал Покровский.

Стивенсон посмотрел на него пустым, беспомощным взглядом.

– Эй, док. Я знаю у тебя еще осталось горяченькой. Давай хоть напоследок. Сядем, поговорим как люди, выпьем. Что трезвым-то помирать?

Доктор Пател, внезапно, схватил шею Покровского в замок, и придавил бортинженера к стене. Ричард Пател выглядел так, будто собирался открутить Покровскому голову. Молчанов подлетел сбоку и обхватил руку доктора.

– Ричард, хватит, – приказал Стивенсон, почти умоляющим голосом.

Глаза Покровского широко раскрылись. Бортинженер не пытался сопротивляться. Его, будто и не было здесь вовсе, а был кто – то другой. Молчанов увидел Покровского именно таким, каким видел тогда, через толстое стекло иллюминатора, с глазами полными боли и совершенно бесстрашными.

– Ты хочешь умереть? Умереть?! – взревел доктор Пател.

Покровский напряг шейные мышцы.

– Мне нечего терять, док. Давай.

Доктор Пател не отпускал хватку. Он сжимал еще сильней.

– Сэр, прекратите это! – кричал Молчанов, пытаясь отогнуть стальную руку доктора Патела. – Прикажите им прекратить.

Вены на лице Покровского оформились в канаты, кожа покраснела и пошла трещинами, а лицо растянулось в зловещей ухмылке.

– Я говорил, летописец. Они давно это задумали.

– Прекратите, прошу вас, – всхлипывая, пробормотала Нака.

Молчанов облетел Патела сзади и сдавил шею доктора обеими руками. Доктор Пател захрипел и отцепился от Покровского. Молчанов и доктор кувыркались в воздухе. Доктор Пател врезал Молчанову локтем в грудь. Молчанов выдохнул и живот стянуло тупой болью.

Покровский откашлялся.

– Ну что, гнида…

Бортинженер рванул к командиру Стивенсону. Тот, ожидая нападения, пригнулся. Кулак Покровского шваркнул по его лысине. Стивенсон подсел под удар и заломил Покровскому руку. Второй рукой Покровский двинул командиру в челюсть. Звук был смачный, похожий на столкновение двух куриных яиц. Стивенсон не растерялся, удар он словно и не почувствовал. Командир еще сильнее заломил руку Покровскому и тот оказался обездвижен. От ненависти Покровский ревел, зубы его скрежетали друг об друга с противным лязгающим звуком.

Доктор Пател оттолкнул Молчанова и полетел к Покровскому и командиру. Доктор собирался закончить то, что начал. Молчанов вцепился ему в ноги. Доктор Пател развернулся и ударил по едва зажившей руке.

Боль выбила слезы из глаз. Молчанов вскрикнул, но хват не отпустил. Доктор Пател нацелился ему в лицо. Молчанов пригнул голову, обнажив макушку. В этот момент подлетела Нака и стукнула доктора Патела по плечу. Удар едва мог вызвать даже легкий болевой синдром.

Доктор Пател схватил девушку за костюм, размахнулся и собирался ударить кулаком в лицо. Замаха хватило бы чтобы расколоть хрупкий череп Наки надвое.

Молчанов потянул Доктора Патела на себя. Энергия мощного удара доктора досталась воздуху.

Послышался звук стального затвора. В этот момент, доктор Пател перебросил Молчанова через плечо и тот насадился спиной на стальной поручень.

Командир Стивенсон держал в руке пистолет с широкой рукояткой под перчатку скафандра. Его щека горела красным и опухала на глазах. Дуло пистолета смотрело в лицо Покровского. Бортинженер сжимал кулаки и тяжело дышал. Его бровь была рассечена, капельки крови отрывались и кружили между ним и командиром.

– Ну давай, – сквозь зубы прорычал Покровский.

Командир не реагировал на его слова.

– Скотт, он с самого начала… – начал говорить доктор Пател, приближаясь к Стивенсону.

Командир перевел дуло на доктора. Пател от удивления вздрогнул и выставил руки перед собой.

– Я командир на этом корабле, и я не допущу…

– Не долго тебе осталось, – сказал Покровский.

– Не допущу, – еще громче сказал командир Стивенсон. – Никто не имеет права бунтовать. За неподчинение трибунал. Я командир, я буду командиром. Это приказ. Приказ. Я отвечаю за всех, я отвечаю…

Командир Стивенсон заговорился и будто провалился куда – то на миг.

– Убей нас всех сейчас, псих. А сам застрелись. Лучше пуля в башку, чем смерть в микроволновке, – сказал Покровский.

– Идиот! – сказал доктор Пател. – Мы можем выжить.

Покровский посмотрел на Наку.

– Может еще какие секреты вспомнишь?

Нака была в прострации и дрожала.

– Говори, – сказал командир Стивенсон доктору Пателу.

Доктор выдохнул.

– Капсула защитит.

– А приборы, электроника, умник? Все сгорит к чертям.

– Заберем внутрь. Выкинем из капсулыкресла, провизию – все лишнее. Главный компьютер отключим полностью, обложим грунтом. Слой в пять дюймов защитит его. У нас же остался грунт, так ведь, Андрей?

Молчанов кивнул. Рука его ныла и подергивалась, спина, казалось, вообще никогда не выпрямиться.

– А как быть с системой жизнеобеспечения? Она не влезет в капсулу и никакой земли не хватит ее закрыть, – сказал Покровский.

– Используем баки с водой. Обставим по периметру. Вода задержит радиацию.

Покровский молчал.

– Сколько тебе нужно времени? – спросил Стивенсон Покровского.

Покровский глянул с легким недоумением на доктора Патела и Командира Стивенсона, который все еще держал оружие, направленное на него.

– Ну вы даете, янки. Сначала убить хотели, теперь спасти просите…

– Сколько, бортинженер Покровский?

– Двенадцать часов. Справлюсь за девять.

– Проси все, что необходимо – сказал Стивенсон и убрал пистолет.

Командир обернулся к компьютеру. Все задержали дыхание. Покровский легко мог оглушить его со спины и завладеть оружием.

– Всем ясно, что делать?! – командным тоном сказал Стивенсон, не оборачиваясь.

– Да, сэр, – сказал Молчанов.

То же громко повторил доктор Пател, и Нака чуть тише.

– Так точно, сэр, – сказал Покровский и улетел.

***

Макс провел ночь на деревянной лавке с поджатыми гармошкой ногами, уткнувшись ими в голову соседа. Это был обитатель Свалки, как и остальные пятнадцать человек в камере, рассчитанной максимум на четверых узников. Все тело ломило. Вмятины на руках от зубов, избитого в подъезде парня, припухли и округлились синей каймой.

Когда решетка захлопнулась, несколько давно немытых мужчин позарились на его одежду. Спор о том, кому достанутся штаны и обувь перерос в драку. В итоге зачинщиков переселили – одного в другую камеру, а второго в тюремную больницу. Одежду Макс сохранил.

Остальным сокамерникам до него не было дела. Сгустившись в кучу, они обсуждали зачистку Свалки. Официально это называлось «расселением». Всех свозили в спец – центры, где проверяли на причастность к преступлениям. Мужчинам, кто не числился в розыске предъявлялись обвинения в бродяжничестве, хулиганстве и сопротивлению ареста. Им грозили не малым тюремным сроком и штрафом, который никто не в состоянии выплатить до конца своих дней. Вне протокола и предлагали полное помилование в обмен на согласие уехать в заброшенные города Сибири без права вернуться.

– Наши деды поднимали целину и сделали страну великой, чем ты хуже? – говорил поседевший старичок с родинкой на щеке, напоминающей головку гриба опенка. – Так и сказал мне вертухай. Моего прадеда сослали в Магадан. Не думал, что по его стопам пойду.

– Да ладно тебе выдумывать, – перебил другой мужик, помоложе. – Ссылали насильно, миллионы померли… Наслышался я этого вранья в детстве. Люди сами уезжали обживать север. О потомках заботились. Страну строили, и на хлеб всегда можно было заработать. Вот мой прадед лесорубом был, а дед инженером нефтяником, качал нефть там, где прадед деревья срубал. Уважаемые люди были. И всего в достатке. А теперь не нужна нефть, не нужна древесина. А как быть людям, которые больше ничего не умеют?

– Приспосабливаться, – сказал старичок.

– Ага, вот они и приспособились, здесь на горяченьком. Эти научники. Лишили нас всего, а сами жируют в теплых квартирах. – Мужик плюнул на пол и стукнул сверху тяжелым ботинком. – Я из Тюмени. Хороший город был, зимой холодно, снега по колено. Столько молодежи было, студентов. Верили в завтрашний день. Как появился этот синтез за пять лет город опустел. У людей не было денег, чтобы покупать еду, а потом и ее вообще перестали привозить. То, что вырастишь за три месяца, на том и питаешься весь год. Отец последнее отдал, чтобы отправить меня сюда. А сам то помер он, и мамка с бабкой следом. А теперь предлагают ехать мне обратно. Что бы мой батя сказал на это? Неужто зря помер.

– Всегда есть выбор, – говорил старичок. – Твой отец его сделал.

– Что это за выбор у меня? Кто ж выберет самовольно решетку… – возмутился мужик. – Всю жизнь пробиваю себе путь вот этими руками. Никого не обманул, не обокрал. Почему я должен ехать черт знает куда? На мне нет вины.

– Не бывает человека без греха, – продолжал старичок. – И праведник несет грязь за душой.

– Да ну тебя, дед. Тебе, вот сколько осталось? Два, три года… А, у меня целая жизнь впереди. А мне выбор иль решетка иль небо вольное, там, где ничего кроме голода, холода и смерти.

– Да! – сказал сосед.

Остальные тоже подхватили:

– Правильно говоришь…

– Чем мы хуже них?

– Мы невиновные!

– А ты дед, поедешь молча, как скажут?

– Свое время хочу дожить в мире.

– Ну и пусть катиться, – сказал кто – то.

– Это был наш выбор жить так, как хотим, а они отняли у нас его, а теперь хотят избавиться, как от крыс. Не выйдет!

– Да, не выйдет!

– Мы честные люди.

– Потому вы и здесь, – опять заговорил старичок. – Честность она всегда спутник бедности.

Все молчали и косились на старичка, как на каплю дегтя в бочке меда.

– Так что получается дед… Нужно врать и обманывать? Думать только о себе? – спрашивал мужик, окончательно запутавшись.

– А о ком думаешь сейчас ты? Или ты? – старичок водил пальцев вокруг. – О себе же.

– У меня семья есть, – сказал другой мужик.

– И у меня…

– Да, я за своих жизнь отдам!

– Ничего не стоит эта жизнь твоя, – сказал старик. – А вот продать ее дорого – это не каждому позволено.

– Вот мы и продадим, – взвизгнул первый мужик, принявший вакантную роль вожака. – Выйдем отсюда, соберем своих! Сколько нас тут, сотни три на этаже, а во всем здании? Покажем им, что мы тоже люди. Мы сами можем решить, как нам жить!

– Сами решим, – подхватили другие.

– Не позволим!

Никто больше не обращал внимания на старика. Мужики полушёпотом принялись обсуждать план бунта. Макс протиснулся между ними и подсел к старику. Тот долго и оценивающе глядел на Макса.

– Здорово вы их настроили.

Старик улыбнулся. Зубов у него почти не было.

– Ты не должен быть здесь. Твой выбор уже сделан.

– Я пока не думал об этом, – сказал Макс.

– Нет. Внутри тебя борются убеждения и желания. Но в душе ты уже знаешь, как поступишь.

Макс молчал.

– Их намерения чисты, хоть и головы пусты, – сказал старик, глядя на мужиков. – Их уже не остановить.

Дед поднял голову в пожелтевший потолок, вздохнул и, будто вся его жизнь вышла с этим воздухом. За секунду он стал старее.

– Как узнать, правильный ли это выбор? – спросил Макс.

– Узнаешь, когда проживешь жизнь…

Через несколько часов старик уснул и умер во сне.

Утром Максу вручили выписку об оплаченном залоге. В графе суммы значилась баснословная цифра. Только один человек мог заплатить столько.

На улице ожидал электрокар – лимузин. Внутри сидел Матвеев и двое крепких парней. Макс протиснулся между ними.

Электрокар начал движение. Проехав несколько сот метров, он свернул на шоссе.

– Я живу в другой стороне, – сказал Макс.

Матвеев выжидающе смотрел на него, словно ученый на подопытную мышь.

– Думал твои шуточки тебе с рук сойдут?

– Именно так и думал, – сказал Макс безразлично.

– Будь моя воля, я бы бросил тебя в тюрьму лет на пять, чтобы подумал, как в жизни все тяжело дается.

– Воля не твоя. Ты просто шестерка моего отца. Если он прикажет будешь вытирать мне жопу.

Матвеев промолчал. Выглядел он чересчур довольным.

– Вези меня в ЦУП, я хочу с ним поговорить.

– А может захватить с собой твою беременную подружку?

Макс взбудоражился, будто кто – то взорвал рядом хлопушку.

– Она не сказала тебе? – удивился Матвеев. – Истинная леди.

– Заткнись, урод.

– Видел бы ты лицо Андрея, когда он узнал о шашнях его жены.

– Она ему не жена!

Автомобиль свернул с шоссе на дорогу, ведущую к станции электропоездов.

– Куда вы меня везете?

Матвеев молчал.

– Дай позвонить отцу.

Матвеев молча всматривался в окно. Макс привстал, охранники прижали его обратно к креслу.

Матвеев покачал головой.

– Твой отец – великий человек. У тебя могло быть все. А ты смыл жизнь в унитаз.

– Да, жаль, что не ты его сын.

До станции оставалось несколько километров. Электропоезда развивали скорость до тысячи километров в час. К утру Макс мог оказаться где угодно.

– Дай поговорить с отцом. Пожалуйста.

– Как ты заговорил. Константин Александрович велел не тревожить его. Я же, как его шестерка, не имею права нарушить его поручение. Ты можешь поговорить со мной. Я передам.

– Только звонок!

– У него сейчас уйма дел. Ты и так чуть не сорвал слаженную работу НАСА и РКА.

– Этого и хочет Маккензи – избавиться от меня. Он хочет саботировать миссию.

– Глупость какая.

– Это правда. Я нашел доказательства.

– Маркус Маккензи сделал для миссии больше чем кто – либо другой. Зачем ему это?

– Это правда. Я покажу доказательства отцу. Он мне поверит.

Матвеев молчал. Станция была уже близко.

– Это его идея отослать меня, не так ли? – спросил Макс.

– Он спасает тебе жизнь.

Макс опустил лицо в ладони.

– Ладно, я расскажу все тебе. Но ты должен пообещать, что передашь ему все слово в слово.

Матвеев кивнул. Макс рассказал про зашифрованные данные марсохода Террос, про счета Маккензи и убийство Чарли Хэнлона.

– Все что ты сказал это…

– Не выдумка, клянусь. У меня есть заключение Панфилова о неполадках электрокара Чарли Хэнлона. Если обнародовать его официально, они уже не отмоются.

Матвеев сканирующим взглядом смотрел на Макса, затем приказал водителю остановиться.

– Расскажешь ему сам, – сказал Матвеев.

– Спасибо. Спасибо тебе.

Электрокар развернулся и отправился обратно в город.

От напряжения у Макса пульсировали виски. Он подумал о Свете. Почему она не сказала, что беременна? Боялась, что он разболтает, или просто не доверяла? Макс мог поклясться, что взрыв чувств, на мгновение промелькнувший между ними, был настоящим, взаимным.

Электрокар резко остановился на обочине. Затем водитель сдал назад и свернул с шоссе на прилегающую узкую дорогу, поросшую лесом. Проехав несколько километров, они остановились у проржавевшей вывески с названием старой деревушки.

Охранники вытолкали Макса на улицу. Через несколько минут позади остановился еще один электрокар. Из него вышел Монро. Потянувшись, он поправил очки и ковбойской походкой направился к ним.

– Он знает, – выпалил Матвеев, когда Монро приблизился. – У него заключение есть. Нужно обыскать его дом.

– Ты чертова тварь, – заорал Макс.

Монро отмахнулся от Матвеева, как от комара и прошел мимо.

Охранники скрепили руки Макса стяжкой за спиной. Монро подошел вплотную, он был выше Макса на целую голову.

– Наконец – то мы сможем поговорить, – сказал Монро.

– У него была с собой карта памяти, мы ее уничтожили. Он мог рассказать кому-нибудь? – не унимался Матвеев, обхаживая их кругами.

– Конечно рассказал. Он смышлёный.

Монро потянул Макса за собой. Макс попытался вывернуться, Монро схватил его одной рукой за шею и нагнул. В таком положении Макс оказался беспомощен.

– Жена Молчанова. Точно она, – сказал Матвеев.

– Не трогай ее, урод, – заорал Макс.

– Копия у нее. Надо забрать. Если она обнародует. Все узнают, – у Матвеева срывался голос.

Монро харкнул на землю.

– Я закончу с ним и навещу ее, – сказал он.

– Сделай все чисто, – сказал Матвеев.

– Ты мне не приказывай. Езжай к папочке и скажи, что сын сел на поезд в новую счастливую жизнь.

Матвеев передал Монро картонную коробку.

– Все улики по делу Хэнлона. Мой человек сказал, что проблем не будет, но лучше подстраховаться. Из – за этой зачистки теперь всех проверяют. Скажи Маркусу, я и Гумилев выполнили свою часть сделки. И хотим получить…

Монро вырвал у него из рук коробку. Матвеев подпрыгнул от страха. Монро усмехнулся. Матвеев запрыгнул в электрокар и тот умчался, оставив столпы пыли.

Монро поднял Макса и посмотрел ему в глаза. Только сейчас при ярком солнце на его лице стали заметны беспорядочные борозды. Кожа на них толстая, словно естественный бронежилет, способный защитить Монро от любой атаки. Природа словно специально выковала этого человека для такой работенки.

– Не трогай ее. Я тебя урою, – выпалил Макс.

– Спасибо за совет, – Монро ударил Макса в живот.

Макс упал на гравий. Закашлялся.

– Такой же упрямый, как папаша. Лезешь куда не надо. Я бы с радостью посмотрел, как из того багажника достают твой посиневший труп. Папаша чуть с ума не сбрендил, когда ты пропал. Думал, ты с собой покончил. Чуть всю работу нам не парализовал.

Макс лежал на гравии и жадно вдыхал воздух с песком и кашлял. Острые камни царапали ему кожу на лице.

– Ты жив только благодаря мне. А значит я могу распоряжаться твоей жизнью. Могу убить тебя, могу бросить связанным в кустах. Ты в моей власти.

Монро усадил Макса на заднее сидение. Электрокар помчался по дороге вперед. В заброшенной деревне они остановились у старого покосившегося домика. Монро пинком открыл сухую дверь и толкнул Макса внутрь. Макс запнулся и упал на деревянный промасленный пол.

Стекла в доме отсутствовали, окна прикрывали ржавые подкошенные ставни. С потолка свисали шмотки паутины с закрученными внутри мумиями насекомых. Печь кто – то разбирал на кирпичи – красные осколки разной величины валялись на полу.

Монро принес кожаный чемоданчик, поставил на подоконник и раскрыл. Внутрь он смотрел с нескрываемым удовольствием.

– Найти того полицейского – умный ход. Мы думали он давно сдох там. Живучая скотина. Покалечил двоих моих людей. Я сам прикончил его.

– Убьешь меня, отец выгонит НАСА к черту, вместе с тобой.

Монро вытащил из чемоданчика шприц и пару стеклянных бутыльков с неизвестной жидкостью.

– Сначала тебе покажется, что ты немного запутался. Ты станешь забывать, что ел утром на завтрак, как звали твою мать, куда нужно идти, чтобы посрать. Деменция медленно превратит тебя в тихий и безобидный овощ. До конца жизни ты будешь беззаботно ловить бабочек. Разве не здорово?

Острые края стяжки резали Максу руки. В отчаянии он подхватил ступнями осколок кирпича и швырнул в Монро. Осколок отскочил от ноги Монро, как от стальной трубы. Монро одобрительно кивнул бессмысленной попытке Макса и подошел ближе со шприцем в руке.

Что – то затмило свет от двери. Монро резко обернулся.

– Мужики, закурить не найдется? Умираю просто.

В дверях стоял грязный мужик в оборванных штанах и черной, как смоль куртке. Он покачивался из стороны в сторону, расставив руки в проеме.

Монро спрятал шприц за спину и пытался подобрать русские слова из небольшого запаса, объясняя мужику, что ему нужно уйти по – хорошему.

Макс поднялся на ноги. Монро обернулся. Макс побежал тараном на Монро и врезался лбом ему в подбородок. На секунду показалось, что во лбу образовалась дыра. Макс потерял равновесие и рухнул на задницу. Стяжка шаркнулась о камень, разорвала кожу и лопнула.

Монро шагнул назад, слегка пошатываясь. Его глаза стали звериными. Он харкнул кровью на пол, отбросил шприц и направился к Максу с одной целью – убить. Схватив его за шиворот, Монро поднял Макса, как щенка и замахнулся кулаком.

В этот момент Макс ударил его осколком кирпича по голове.

Монро схватился за кровоточащую рану. Макс нанес еще удар в область черепа. Монро упал на пол и не двигался. Макс, замахнувшись, подошел ближе и толкнул Монро ногой. Противник потерял сознание.

– Ну вы даете, мужики. А сигареты, то есть?

Оставлять Монро в живых было нельзя. Он сообщит о провале и на Макса обрушатся все силы Маккензи и Матвеева. Пускай они думают, что Макс сел на поезд.

Он отыскал камень потяжелее и вернулся к Монро. Уходя, бросил старику бумажник Монро с наличностью.

– Спасибо, отец. Трать на здоровье.

Макс воспользовался электрокаром Монро и домчался до дома Молчановых.

Света открыла дверь. Его вид ничуть не смутил ее. Макс вошел. В коридоре стояли сумки с вещами.

– У меня нет времени, говори зачем пришел.