Текст книги "Космос. Марс"

Больше никто не решился заговорить.

***

Молчанов обработал порезы на лице, ограничившись вольными мазками зеленкой. Нака навестила его вечером, когда жилой модуль был еще пустынным.

– Как ты? – спросила она.

Он многозначительно кивнул, ответив сразу еще на десяток подобных вопросов, которые она хотела задать.

Нака нагнулась и поцеловала его в щеку. Молчанов рассматривал фотографию семьи Стивенсон, которую командир хранил в своей каюте.

– Что сейчас они чувствуют? – спросил он пустоту.

Нака взглянула на фотографию и из нее вырвался прерывистый жалостливый стон.

– Не понимаю, зачем он это сделал? – произнес Молчанов.

Нака погладила его плечо.

– Ты сделал все, что мог.

– Он спас меня, а я не смог. Если бы я полетел раньше. Хотя бы на десять минут.

– Я прочла твое заключение. Прости, я не должна была, – она опустила виноватый взгляд. – Он был в сильной депрессии. Ты помогал. Но ты не бог. Нельзя спасти человека, если он не хочет жить.

Нака приблизилась к иллюминатору и взглянула на ярко – красное пятно, сверкающее бельмом посреди моря холодного мрака.

– Все это моя вина. Если бы командир тогда послушал Ивана, и мы сменили курс…

Она не договорила, ее голос сорвался, и она заплакала.

– Это было решение командира Стивенсона. Не твое.

– Но я настояла. И я принимаю эту вину, – она приблизилась к нему в ожидании, что он обнимет ее, – Лучше бы я умерла тогда. Не сейчас, не с любовью в сердце.

Она обняла его сама, как – то совсем по – детски.

– Я так боялась, что не смогу снова прикоснутся к тебе.

Она целовала его шею, а он смотрел на счастливые лица дочерей Скотта Стивенсона, обнимающих папу с обеих сторон.

– Когда будут результаты анализов?

Он кивнул.

– Уже? Почему ты не говоришь мне? Я же с ума схожу.

– Доза облучения чуть выше нормы. Жить буду долго.

Она крепче обняла его.

– Я так рада. Ты точно уверен?

Он кивнул.

– Видела бы ты физиономию Омара Дюпре. Его мир рухнул.

– Ты же был там не меньше десяти минут. В самом центре…

– Мне повезло.

– Нет. Мне повезло.

Молчанов смотрел на Наку и понимал, что ничего не чувствует к ней кроме жалости. Ему вдруг на миг показалось, что он понимает причину ненависти к ней других членов экипажа.

Они еще долго разговаривали.

– Два года в полной изоляции. Наружу только в скафандрах. Полная имитация марсианского полета.

– Доктор Пател хотел подготовить вас.

– Мы были подопытными кроликами. Как – то раз Ричард решил проверить, как экипаж будет вести себя в случае поломки ровера. Ричард установил на скафандры дистанционную блокировку, чтобы никто не смог снять их раньше, чем он позволит. В тестовой группе был Чарли Хэнлон и еще двое, Грэг и Мари. Они были любовниками. Все знали об этом, думаю и Ричард тоже. Он специально выбрал их. Группу забросили на десять километров вглубь пустыни. Несколько дней они пытались отремонтировать ровер и наладить связь. У них ничего не получалось, и, конечно, не могло получиться. Они не догадывались, что настоящий эксперимент Ричарда только начинается. Они не могли снять скафандры. Умоляли Ричарда открыть замки. Грэг сошел с ума. Избил Мари и отобрал у нее баллон. Чарли пытался помешать. Они подрались. Ричард все это время не давал открыть замки. Мари была мертва три минуты. Ее чудом спасли.

Молчанов читал об этом эксперименте в книге доктора Патела

«… эксперимент показал, что индивид, оказавшийся на грани жизни и смерти с большей долей вероятности не способен мыслить дальновидно. Запускается инстинкт самосохранения, после чего функционирование человеческой кооперации в группе становиться невозможным. Ни один член экипажа не готов пожертвовать собой для спасения другого»

– Его выводы не верны, – сказал Молчанов. – В истории много примеров, когда люди сознательно шли на смерть ради других.

– Ричард верит только своим результатам.

Нака прикрыла глаза.

– Официально эксперимент Террос признан успешным, но мы все знали, что это провал. Отношения в экипаже к концу стали невыносимыми. Мы ненавидели друг друга. На камеру улыбались, говорили, что готовы к настоящему полету. Никто бы не полетел. Я соврала, я не была готова остаться на Марсе навсегда. Не готова и сейчас. Я хочу вернуться на Землю. С тобой. Я люблю тебя.

Она попыталась поцеловать его, но Молчанов отвернул голову.

– Я понимаю. Ты очень устал. Столько всего произошло. Отдыхай, завтра трудный день.

Она оставила его одного. Эту ночь он не сомкнул глаз.

***

«… Я не знаю прочтешь ли ты. Я скоро умру. Возможно, мне осталось несколько месяцев. Доза облучения слишком высокая. Лечения нет. Я точно знаю, как буду умирать, знаю какие меня ждут мучения. Мне не страшно. Я заслужил. Единственное, о чем жалею – то, как поступил с тобой. Я предал тебя. От мысли, что никогда не смогу поцеловать нашего ребенка хочется кричать. Я сделал столько ошибок, многие никогда не смогу исправить. Я был так зол на тебя, что думал найду утешения с другой. Я знаю ты не простишь меня никогда, я не заслуживаю. Я прошу только одного – воспитай нашего ребенка достойным человеком, расскажи все то, что сделал я. Пусть он знает каким – бы был отец, и какие ошибки он совершил. Покажи это письмо. Мои ошибки не должны повториться. Андрей».

Отправлено

***

Решение ЦУПа запустить спасательную операцию вызвало неожиданную волну скепсиса. Пользователи, изучившие за последние полгода всю подноготную космических полетов, не поверили в успех. Большинство задавалось вопросом – стоит ли жертвовать членами экипажа во имя спасения чуждых землянам марсиан? Им апеллировали другие: земляне сами виноваты и ошибку нужно исправить любой ценой. Слоган «Раса людей» стремительно набирал популярность. Складывалось впечатление, что между странами вдруг стерлись границы. Споры за территории теперь открыто высмеивались. Быстро осознавшие это политики, начали зарабатывать очки, пропагандируя отказ от конфронтаций во имя объединения усилий. Националисты переключись с расовых вопросов на защиту человечества, как вида. Марсиан они называли врагами, требовали не спасать их, а наоборот уничтожить, дабы избежать в будущем захвата марсианами нашей планеты.

В Сети разгорались споры среди новоиспеченных научных энтузиастов. Одни предлагали запустить двигатель, и, не выходя на орбиту Марса, лететь обратно на Землю. При этом скорость Земли, которая теперь удалялась от Марса превышала скорость корабля, и догнать ее не удалось бы. Другие советовали отцепить большинство модулей от станции и эвакуироваться, используя двигатели посадочного челнока. Эта затея также не выдерживала критики. Между тем идеи оформлялись в проекты, набирали сотни миллионов подписей в поддержку и летели в ЦУП с требованием скорейшего рассмотрения. ЦУП отказывался тратить бесценное время инженеров на разбор абсурдных предложений. В ответ ЦУП обвиняли в предательстве человечества, бездействии и непрофессионализме.

В Москву со всего мира съезжались люди. Такого потока приезжих златоглавая не видела с момента большой сибирской миграции. Многие впервые в жизни покидали свои города и страны. Власти временно наложили вето на закон о запрете углеводородных энергоносителей. Сотни оставшихся в рабочем состоянии пассажирских самолетов впервые за многие годы поднялись в небо. Они несли на борту людей разного возраста и вероисповедания, расы, богачей и малоимущих – людей объединенных общей целью – спасти соплеменников, запертых в стальной коробке за миллионы километров от дома.

Подъезды к ЦУПу заполнились толпами протестующих. Люди скандировали имена членов экипажа. Повсюду висели их портреты, среди которых был и Скотт Стивенсон. Его почитали, как погибшего героя. ЦУП не стал сообщать о его самоубийстве, ограничившись несчастным случаем во время магнитной бури.

Отголоски творящегося на Земле безумства докатились до Прайма—1479. Корабль получал несколько тысяч писем поддержки с периодичностью в секунду. Чтобы не оставить их без внимания, Нака запрограммировала компьютер автоматически генерировать ответы. Члены экипажа благодарили людей за поддержку, обещали держаться вместе, не ссориться и работать во благо человеческой расы до самого конца.

Покровский объявил о срочном сборе. Молчанов прибыл спустя пол минуты. Его уже ожидала Нака. С Покровским они пробыли здесь довольно долго – работали голографические экраны, электронная доска для заметок была испещрена цифрами и чертежами. Когда прибыл доктор Пател, Покровский отвлекся и бросил на него осторожный взгляд.

Доктор Пател находился в приподнятом настроении. Он улыбнулся всем почтенной улыбкой мудрого наставника и отдалился от общего полукруга слегка в сторону. Последние часы доктор готовил лабораторию к посадке на поверхность, намеченной на завтра.

– Спасательная миссия отменяется. У ЦУпа новое предложение, – сказал Покровский и выждал реакцию Молчанова и доктора Патела. Интересовала его конечно только реакция последнего. – Нака!

Нака Миура кивнула в его сторону, вывела на экран схему корабля и, медленно, почти беззвучно выдохнула.

– Если бы мы стартовали с орбиты Марса, топлива хватило бы для полета до Земли.

– Мы не на орбите Марса, – замечание доктора Патела звучало, как удар линейкой по рукам.

– Да, топливо мы должны истратить сегодня для корректировки курса. Но этого мы не будем делать.

Она выжидающе смотрела на остальных.

– ЦУП предполагает нам самоубийство? – спросил доктор Пател. – Объясните мне, иначе я ничего не понимаю.

– Мы используем независимые тормозные двигатели лаборатории и жилого модуля, – сказала Нака.

Ричард Пател переглянулся с Покровским.

– На каждом модуле по четыре химических двигателя с автономной топливной системой, – продолжала Нака. – Расчеты показали, что если мы запустим их с определенным импульсом и направлением, то в течении шести часов, корабль встанет на нужный курс. Таким образом мы сохраняем топливо для основного двигателя.

– Подождите, подождите, – вмешался доктор Пател. – Без этих двигателей мы не посадим модули на поверхность. И сами не сможем высадится. Это же очевидно. Этот вариант нужно исключить.

Нака взглянула на Покровского.

– Мы не высаживаемся на Марсе, доктор, – сказал Покровский.

Ричард Пател округлил глаза и оглядел присутствующих с ошарашенным видом.

– Что? – только и смог вымолвить он.

– Мы проведем на орбите восемь месяцев, пока Земля и Марс сблизятся, затем корабль возьмет обратный курс на Землю.

Нака незаметно кивнула Молчанову. Взгляд доктора Патела бегал от одного к другому в поиске поддержки.

– Это какой – то абсурд. Ты забыл зачем мы здесь? Термобомба еще не взорвалась, но взорвется очень скоро. Марсиане погибнут. Наша миссия спасти их. Мы не можем просто так отказаться от нее.

– Это вынужденное решение, доктор, – добавил Покровский. – В противном случае погибнем Мы.

– Вы всерьез верили, что мы выживем? – Ричард Пател рассмеялся странным демоническим смехом. – Что люди без опыта смогут осуществить межпланетный перелет и вернуться обратно? Я был готов к смерти!

– Док, успокойтесь, – предложил Покровский.

– Успокоится? Ты серьезно, СЭР? – с язвительным презрением заявил Пател. – Эта миссия самая важная в моей жизни. А ты так просто, решил отменить ее.

Ричард Пател начал задыхаться, его покрасневшее лицо выглядело жутким.

– Нас до конца дней будут считать трусами.

– Общество полностью на стороне спасения экипажа любыми средствами. У ЦУПа не было выбора.

– Это какой – то бред. Сумасшествие, – доктор Пател обратил взор к Наке. – Это твоя идея, не так ли?

Нака проглотила язык.

– Это ее идея, – ответил за нее Покровский.

– Иван, послушай, – умоляющим голосом заговорил доктор Пател. – Ты же опытный космонавт. Ты не Скотт Стивенсон с его правилами. Ты не будешь пресмыкаться перед ЦУПом. Это решение не правильное. Ты должен сам решать, не плясать под их дудку. Прошу, будь благоразумным.

– Решение принято.

– Нет, – Ричард Пател схватил Покровского за плечи. – Не принято!

Теперь доктор выглядел жалким, словно бедняк умоляющий о подаянии. Покровский ловким движением плеч вывернулся из его хвата.

– Думаю, ваши дети, док будут счастливы обнять папу снова.

Покровский пролетел мимо доктора Патела, проводимый исступленным лицом последнего. Доктор указал пальцем на Наку.

– Ты все это задумала с самого начала!

– Доктор, я приказываю немедленно прекратить истерику!

– К черту тебя! К черту всех вас!

Доктор Пател закашлялся, на лбу выступил пот. Молчанов подлетел к нему, чтобы оказать помощь. Доктор резко взмахнул руками, чуть не зарядив Молчанову локтем в голову.

– Нака, подготовь тормозные двигатели модулей к старту, – сказал Покровский.

– Топлива все равно не хватит на электроснабжение корабля, – проговорил доктор Пател.

– Хватит если мы отстыкуем посадочный челнок, главный модуль и лабораторию, – Покровский обратился к Наке. – Мы должны запуститься в течение часа.

– Да, сэр, – звонко сказала она.

Доктор Пател перекрыл взор Покровскому, снова зависнув перед ним.

– А что если она опять ошиблась? Теперь ты решил ей доверять?

– Она лучшая.

Доктор Пател сдавил челюсти, будто Покровский находился внутри них. Покровский тем временем отдалился, чтобы наблюдать за экраном, на котором Нака начинала вбивать программу работы двигателей.

– Если корабль не выйдет на расчетную орбиту, мы разобьемся о поверхность, – сказал доктор Пател ему в спину.

– Мы все готовы умереть, доктор, – сказал Покровский. – Нака, бери управление на себя.

ГЛАВА 12

***

В ЦУПе готовились к крупнейшему в истории событию. Мировые звезды, политики и президенты съехались, чтобы принять участие в прямом включении с кораблем Прайм—1479. Несмотря на отдельные островки ненависти тех, кто считал, что для спасения марсиан стоило рискнуть экипажем, большинство (по опросам 97 процентов) поддерживали решение ЦУПа принести марсиан в жертву во имя спасения экипажа. Гости должны были продемонстрировать единение и солидарность всего человеческого мира. Они заготовили отрепетированные речи, каждому присвоили очередь в зависимости от его статуса. Из – за сильной задержки сигнала выступление ограничили двадцатью секундами. Во всей этой, безусловно милой затее прослеживались и другие, не менее важные цели. За время простоя корабля на орбите интерес публики неизбежно угаснет. Маркетологи сетевых компаний пытались всеми способами привлечь к трансляции новых зрителей. Известные лица на одном экране с кораблем – шаг скорее отчаянный, но продуктивный.

Подобно не стихающему потоку воды, люди заполняли площади вокруг здания ЦУПа, сбивались сначала в мелкие кучки, затем укрупнялись в архипелаги и полуострова, а потом и в цельный непроницаемый материк, окруживший здание плотной массой. Охранники взялись за локти, образовав живой щит. Под напором они отступали назад пока не уперлись в забор. Силы регулярной армии застряли на подступах, уткнувшись в непроницаемую живую преграду.

Небесные проекции в прямом эфире транслировали работу тормозных двигателей посадочных модулей. Каждый час сопровождался громогласным ором поддержки, после чего толпа немного затихала до следующего раза.

Сотрудников ЦУПа запускали на работу с обратной стороны здания в наспех обустроенном пропускном пункте, чтобы лишний раз не провоцировать толпу. Макс надел хороший костюм и перекрасил волосы в русый цвет – по крайней мере так планировалось, на деле цвет получился чем – то средним между светлым куриным желтком и горчицей. Макс приложил пропуск к датчику, тот отозвался зеленым сигналом и он уверенной походкой прошагал мимо контактных пластин охранной системы, направившись к лестнице.

– Мистер Монро! – окрикнул охранник сзади.

Макс остановился и перевел дух. Охранник вышел из – за стола и быстрым шагом приближался. На случай если его раскроют у Макса был только один план – бежать без оглядки. Благо толпа на улице увеличивала шансы уйти от преследования. Но до нее еще нужно добежать.

Макс обернулся и доброжелательно кивнул. Охранник остановился в метре и просканировал Макса глазами с ног до головы. Макс тем временем боковым зрением оценил пути отхода.

– Мистер Маккензи просил передать, чтобы, вы сразушли к нему. Он не мог связаться с вами.

– Непременно, – ровным голосом ответил Макс.

– Мне передать ему, что вы пришли?

– Нет, я сам. Спасибо.

Охранник кивнул и пошагал обратно, переваливаясь с ноги на ногу. Макс вприпрыжку поднялся по лестнице. Коридоры были забиты толпами людей: журналисты, охранники приезжих гостей, какие – то консультанты – советники, костюмеры, статисты. Многим не нашлось отдельного помещения, и они разместились прямо на полу, обложившись всевозможным реквизитом. ЦУП превратился в мини – лагерь для беженцев. Это было Максу на руку, и он без особых проблем проскочил на третий этаж к серверной.

Серверам НАСА выделили небольшой закуток в общей серверной с отдельным входом. Планировалось, что инженеры НАСА и РКА будут держаться изолированными группами и ходить разными тропами. На деле и те, и другие быстро сдружились и проходили в серверную через главный вход, который был удобнее и ближе для всех. Руководство смекнуло это и все дополнительные входы наглухо перекрыли. Обслуживающий персонал серверной находился на рабочем месте и обрабатывал запросы круглосуточно – так было записано в регламенте. В реальности каждый из работников знал, что нет ничего более святого для системщиков чем пятнадцать минут обеденного перерыва. В это время их обычно не беспокоили и те покидали серверную, чтобы насытить животы в буфете. Неписанное правило действовало безотказно, как солнце, восходящее утром на горизонте.

Макс выждал пока последний системщик покинет помещение и, воспользовавшись пропуском Монро, проник внутрь, плотно закрыв за собой дверь. В темноте он нащупал утепленную куртку на вешалке и накинул на себя. Внутри стоял зимний мороз от охлаждающих вентиляторов.

Макс использовал пароль Монро, чтобы получить доступ к серверу. Далее он ввел адрес облачного хранилища, на который ссылалась странная команда, обнаруженная им в программе марсохода Террос. На экране высветилось сообщение с просьбой подождать некоторое время. Изо рта валил пар, тело покрылось гусиной кожей. И как они тут работают при таком гуле?

Наконец, доступ был получен. Адрес вел к папке с дюжиной файлов. Все они относились к графическим изображениям. Макс открыл первую фотографию: панорама национального парка «Карлсбадские пещеры» – об этом свидетельствовала вывеска в левом верхнем углу. Макс слышал об этом месте. Многие американцы считают его вторым по красоте природным заповедником в стране после Большого Каньона. Местные пещеры, которых насчитывается почти сотня славятся полукилометровой глубиной и общей протяженностью ходов полтора десятка километров. Далее шли снимки внутренних залов пещер; фото поврежденных шасси марсохода Террос, снятое в лаборатории НАСА на этапе инженерных испытаний; обезьяна, по – видимому шимпанзе, запечатленная в джунглях в полный рост, тянущаяся к ветке с сочными плодами инжира. Последним снимком, к которому и обращалась команда, был знакомый всему миру снимок марсианина, являющейся умелой компиляцией снимков пещеры Карлсбада, обезьяны и разрушенных шасси Марсохода… Подделка наивысшего качества.

Макс какое – то время бездумно разглядывал потолок.

Это что же получается… Кто – то смонтировал фотографию и заложил ее в программу марсохода еще до его запуска на Марс… И никто не заметил подвоха. Маркус Маккензи и доктор Пател всех надули. Марсиан не существует, на марсоход никто не нападал, а значит нет и опасности взрыва термобомбы.

Все встало на свои места. Когда экипаж прибудет на Марс и ступит в пещеру обман раскроется. Вот почему Маркус Маккензи собирался сбежать. Засранец боялся попасть в тюрьму за самую крупную в истории мистификацию.

Внезапно, задрожали потолок и стены. Снаружи гремел вой толпы, взрывались петарды и салюты. Значит корабль Прайм—1479 успешно завершил корректировку курса и вышел на орбиту Марса. Высадка экипажа на поверхность не состоится.

Ричард Пател и Маркус Маккензи проиграли.

***

Молчанов, Нака и Покровский в безмолвии наблюдали за Марсом через иллюминаторы купола. Гигант, скорее оранжевый, чем красный, раскинул перед их взором негостеприимные острые скалы, словно внутренним взрывом вырвавшиеся из его подземных недр; пустынные океаны из песка, простреленные кратерами, в которых навсегда застыло время; шапки сухого льда из углекислоты на полюсах, похожие на акварельные кляксы, и, конечно, главную жемчужину, достойную почетного звания трона бога войны – гору Олимп высотой в три Эвереста.

За последние часы, прошедшие с успешного выхода на орбиту и первых поздравлений с Земли, на борту корабля не было произнесено ни единого слова. Каждый погрузился в собственные непроницаемые мысли. Никто не решался нарушить тишину, созданную безмолвной договоренностью.

Молчанов наблюдал за Марсом и не было внутри него ничего кроме опустошенности. Он почувствовал себя бесполезным. Последнее отведенное ему время, пока он еще способен отвечать за свои действия, он проведет здесь, в консервной банке, ненужный никому. А что потом? Потом начнутся сильнейшие боли, от которых он будет молить о смерти, его рассудок помутнеет, кожа превратиться в кипящую субстанцию. Молчанов будет умирать медленно, а агония страданий начнет раздирать его разум, пока он не лишиться последней нити, связывающей его с этим миром. Нет, он не допустит этого, не станет обузой остальным. Уж лучше быстрая смерть, чем мучительная в страданиях. Осталось только придумать наилучший способ…

Через пять часов должен начаться прямой эфир. Ответы на сотни дурацких вопросов, лицемерные улыбки, показная фальшь. Все как он привык.

Нака поцеловала его в щеку и отправилась в каюту, привести себя в порядок. Она верила, что именно сегодня тот эфир, когда Молчанов объявит об их отношениях на весь мир. И Молчанов в самом деле собирался кое – что сказать.

Покровский тоже удалился. Молчанов остался один и не мог насмотреться на прекрасный пейзаж. Он решил сыграть в угадайку сам с собой – тыкал пальцем в произвольную область планеты и вспоминал ее название. Гигантское округлое и почти гладкое, как кожа пятно посреди усыпанной кратерами поверхности – равнина Исиды. Миллиарды лет назад здесь был марсианский океан, и в нем возможно была жизнь. Когда Земля еще утопала в извержениях древних вулканов, когда жизнь на ней еще не зародилась, Марс уже вступил в смертельную фазу своего существования. Столкновения с астероидами выбрасывали в космос сотни тонн осколков красной планеты, превратившихся в капсулы жизни. Если Марс наш древний дом, его обитатели – прямые предки. Нет, мы не на пороге чужого мира. Мы вернулись домой. И этот последний шаг нам уже не сделать.

Молчанов задремал. Очнулся от голоса у себя в голове. Покровский по рации просил всех собраться в главном модуле.

Молчанов встретил Наку по пути. Она впервые позволила себе нанести макияж: аккуратно прибрала волосы, заколов длинной палочкой, похожей на карандаш. Она протянула ему руку, и Молчанов неожиданно для себя вложил ее в свою, скрестив с ней пальцы. Так они и добрались до модуля, словно парочка влюбленных в парке. Нака светилась от счастья, улыбалась Молчанову, посылала поцелуи, говорила, как любит его, и да, на японском это звучало прекрасно.

В главном модуле запах алкоголя врезался в нос, как боксерский хук. По модулю летали исписанные бумажки и пустые пакеты с остатками скотча. В центре всего восседали на воздухе Доктор Пател и Командир Покровский. Оба пьяны.

– Летописец, Наккка, не стесняйтесь, – Покровский распростер объятия, приглашая их к столу.

На нем теснились приклеенными еще недопитые пакеты, пустые консервные банки и тюбики.

– Сэр, прямой эфир через три часа, – с нескрываемым отвращением сказала Нака.

– Я знаю, моя хорошая, – сказал Покровский. – Разве ты не видишь, мы с Риком уже подготовились.

Покровский швырнул пакет с остатками скотча в стену. Несколько капель от удара вылетели через трубку и осели на оборудовании. Нака подхватила тряпку и вытерла.

Покровский схватил следующий пакет и присосался к трубке.

– Эй, Иван, тебе – е уже хватИт, – сказал доктор Пател на кривом русском языке, пытаясь выхватить пакет у него из рук.

В конце концов доктору это удалось. Покровский вытер мокрые губы тыльной стороной ладони. Его глаза были уставшими и смотрели сквозь Молчанова, Наку и корпус корабля.

– Они уже шлют нам поздравления, – заговорил он, набычившись – Герои! Кто тут герой, а? Может быть ты? Или ты? – Покровский тыкал пальцем в каждого. – Я расскажу вам кто герой. Мой сын, да, да. Был у меня сын. Он единственный поддержал меня, когда отвернулись все вы… Даже ты, соотечественник, – Покровский с трудом выговорил последнее слово. Он с силой вырвал у доктора Патела пакет с бурбоном, сделал глоток. – Он не побоялся, не побоялся… Я столько хотел сказать ему, но не мог прервать. А он говорил и говорил. Он же обрел отца, понимаете? И знаете, что он сказал мне? Знаете?! «Научись терпению, папа…”. Мой сын, девятнадцати лет, понимал меня лучше, чем я сам. А потом он сказал «Ты для меня герой». Так он сказал, мой сын. Я герой…

– Его нужно увести в каюту, чтобы проспался, – шепнула Нака Молчанову. – Он все испортит.

– Нет, не вы. Это я герой, – Покровский тыкнул пальцем в себя. – Не Скотт этот Стивенсон, который привел корабль через все препятствия сюда, а я, тот кто трусливо повернул назад. Я так и скажу своему сыну, когда приду на могилу, вот твой папка перед тобой, вернулся герой. «А почему ты струсил», – спросит он меня уже там, у господа на суде. А я скажу – выполнял приказ, сынок. «Почему ты просто смотрел, как невинные существа, которых я создал, мои последние сокровища, умирают? Ведь я послал тебя их спасти» – так спросит господь. Я исполнял приказ, мать его!

– Так, Ричард, Андрей, отведите его в каюту, – командным тоном сказала Нака. – Ему нужно выспаться.

Покровский рассмеялся, но в смехе этом чувствовалось уважение.

– А ты был прав, док. Ей палец в рот не клади.

Наку затрясло. Казалось, она готова была наброситься на Покровского и разорвать его голыми руками. Молчанов подхватил ее со спины и потянул к выходу.

– Пойдем отсюда.

– Стоять! – заорал Покровский. – Оба!

– Не надо так, Иван, – просил доктор Пател.

– Оба, я сказал! Вернуться! Я еще не закончил, – Покровский попытался нащупать пакет со скотчем, но доктор Пател успел все спрятать. – Наши деды проливали кровь, умирали на поле боя чтобы мы сделали мир лучше, справедливей. А что мы? Сидим и смотрим как те, кого мы должны защитить умрут без нашей помощи. Мы не достойны называться сынами. Мы трусы!

– Спасать там уже некого, – сказала Нака.

– Нет. У нас еще есть время, – ответил ей доктор Пател.

– И мы их спасем, – выговорил Покровский.

Нака обратилась к доктору Пателу.

– Зачем ты устроил этот цирк? Чтобы потешить его иллюзиями, или себя?

– Это не иллюзии. Мы это сделаем.

– Без двигателей нельзя посадить модули. Высадки не будет!

– Нам не нужны эти чертовы модули, – Покровский нарисовал руками крышу над головой. – Полетим в посадочном челноке.

Повисла пауза.

– Бред! – воскликнула Нака. – Топлива в челноке не хватит, чтобы спуститься и вернуться.

– Рик, скажи ей то, что рассказал мне, – Покровский, отмахнулся от назойливого взгляда Наки и принялся выискивать вокруг себя наполненный пакет.

– Хватит если облегчить челнок. Демонтируем все научное оборудование. Только мы, запас еды и воды на три дня. Высадимся, отключим термобомбу и вернемся.

Снова повисла пауза, еще более мучительная. Доктор Пател подхватил летающий листок и протянул Наке и Молчанову. На нем ручкой были выведены расчеты.

– ЦУП на это не пойдет, – сказала она.

– Мы им не скажем, – сказал Покровский голосом шкодливого ребенка.

– Это не игра. Без их согласия нельзя лететь.

– Я командир и последнее слово за мной!

Нака ехидно усмехнулась.

– А как же поправка решающего слова? Они заблокируют управление через спутники Глаза, и вы даже не двинетесь с места.

– Мы сделаем это! – выкрикнул Покровский.

– Вас арестуют.

Нака отлетела в сторону.

– Иван не может приказывать, – тихим голосом заговорил доктор Пател. – Это добровольная миссия. Мы с ним все для себя решили. Теперь ваш черед.

– Мы в этом не участвуем, – заявила Нака, вылетев перед Молчановым и уткнувшись взглядом в доктора Патела.

– Может быть, Андрей сам скажет за себя, – предложил доктор, отодвигая ее взмахом руки. – Андрей, ты же мечтал об этом всю жизнь. Встреча лицом к лицу с инопланетной жизнью. Такого шанса больше не будет никогда.

– Не слушай! – строго сказала Нака. – Он манипулирует тобой.

– Закрой свой рот! – выкрикнул доктор Пател.

Они впились друг в друга взглядами, как два озлобленных пса.

– Оставь нас, – сказал Молчанов Наке.

– Что? Я никуда не уйду.

– Я прошу тебя.

– Нет! – вскрикнула она и впилась взглядом в доктора Патела. Он в ответ глядел на нее исподлобья. Тишина продолжалась всего несколько секунд, но казалось за это время они продолжали общаться, посылая друг другу мысли. Между ними была неразрывная связь, соединяющая их общие страхи и секреты. Молчанов теперь видел это отчетливо, – Ты не заберешь его у меня!

У Наки началась истерика. Она сжалась, сдавила кулаки и напрягла мышцы всего тела, извиваясь, словно ужаленный током червяк. Молчанов подхватил ее и попытался обнять. Она вырвалась и случайно двинула ему локтем в челюсть.

– О нет. Андрей – сан.

Она бросилась ему в объятия.

– Ты никуда не полетишь, – заговорила она, целуя его в щеки. – Этот самоубийство. Не слушай их. Они обманывают тебя.

– Оставь нас.

– Прошу тебя останься со мной…

Она впилась ему в плечи.

– Обещай, что не согласишься, – взмолилась она.

Молчанов ничего не ответил. Нака отстранилась от него, слезы смешивались с тушью и черными каплями отрывались от ее глаз. Она сказала что – то на японском, разрыдалась, и покинула модуль. Покровский и доктор Пател провожали ее удовлетворенными взглядами.

– Она права. Когда ЦУП получит сигнал, он отключит челнок и вернет его на корабль, – сказал Молчанов.

– Пока сигнал дойдет до Земли и вернется обратно, пройдет двадцать минут. Плюс время на принятие решения, – разъяснил доктор.

– Точка невозврата сорок четыре минуты. Так сказано здесь, – Молчанов указал в листок с расчетами.

– Да, после развернуть челнок уже будет невозможно.

– Тогда где взять еще двадцать минут? – Спросил Молчанов сам себя. – Отключить главный компьютер, чтобы он не передал данные об отстыковке?

– Этого мало, – ответил доктор Пател. – Система последнего решения автономна. Есть другой вариант…