Текст книги "Метро 2033: Крым-3. Пепел империй"

– Капец мужику, – вздохнул Бородач. – Лучше бы ему было разбиться. Сейчас его поймают, отвезут в комендатуру и там будут пытать.

– А чего его пытать? – спросила Олька Зяблик. – Расстреляют, да и все.

– Эти твари просто так не расстреливают. Им надо сначала помучить.

– Они будут спрашивать у него про место стоянки Лапуты, – сообразил Контейнер. – Такая махина не может висеть в воздухе постоянно, должна же она где-то приземляться, швартоваться, заправляться.

– Ну да, наверное, – с сомнением согласился Ренькас. – Мужику от этого легче не будет.

– Ты еще не понял, да? – спросил Контейнер. – Лапута должна стать нашим союзником. Это наш шанс, наша новая надежда. Если мы вытащим пилота из комендатуры – мы выйдем на контакт с лапутянами. А совместная атака с земли, моря и воздуха – что может быть лучше!

– Ясно, – сказала Боевой Зяблик. – Рассказывай, Бородач, где эта комендатура, сколько в ней охраны и где держат важных пленников?

– Это что же, – отвесил бороду тот, – мы сами туда пойдем? Комендатуру штурмовать? Сначала хотели ратушу, теперь штаб-квартиру тайной полиции? Ну вы, ребята, психи!

– Что есть – то есть, – согласился Контейнер. – Но в этой войне только у психов есть шанс победить.

* * *

Улицы Керчи после бомбежки являли собой кошмарное зрелище. Все вокруг было затянуто дымом и бурой кирпичной пылью, дома еще полыхали – лапутяне использовали и зажигательные бомбы, уцелевшие стены были посечены шрапнелью. Жители, повыползав из убежищ, пребывали, мягко говоря, в унынии, а точнее, в том странном оцепенении, что предшествует посттравматическому синдрому. Нет события для человека страшнее, чем разрушение дома и гибель близких.

Видимо, это был не первый налет Лапуты на Керчь – пострадавших было на удивление мало, в основном люди успели укрыться в бомбоубежищах. Те же, кому не повезло, быстро получали достаточно квалифицированную медицинскую помощь: команды парамедиков с носилками бегали по улицам, накладывали жгуты и давящие повязки, мастерили шейные воротники из скрученных в тугие рулоны полотенец, фиксировали скотчем, клали пострадавших на щит и тащили в сторону горбольницы, где возник стихийный госпиталь. Давка там царила чудовищная, каждый контуженный, поцарапанный или просто испуганный горожанин считал своим долгом обратиться за немедленной медицинской помощью.

По тротуарам бежали ручейки крови, быстро впитываясь в пыль и приобретая бурый оттенок. Где-то голосили женщины, оплакивая погибших.

«Война – это ад, – в который раз убедился Контейнер. – Будь прокляты те, кто ее развязывает».

«И мы? – спросил он себя тут же. – Мы ведь именно этим и занимаемся. Готовимся окунуть Крым в настоящую, полномасштабную кровавую бучу. Нет, – сказал он себе. – Не мы это начали. Не мы устроили джанкойскую резню. Не мы уничтожили клан Листонош и стравили между собой татар и казаков. Не мы заварили эту кашу, цель которой – война на уничтожение ради уничтожения.

И я не верю, что это все организовал один-единственный Человек в Серебряной Маске. Не под силу это одному человеку, даже очень незаурядному. За ним стоит темная и непонятная сила. Люди, которых надо за шкирку вытащить на белый свет, пощекотать штыком и спросить, как следует: кто такие и чего хотите?..»

Контейнер и Олька Зяблик сидели на третьем этаже заброшенного борделя, в комнате, пропахшей дешевым шмурдяком и махоркой, и смотрели в окно, как горит Керчь. На город опустились сумерки, и очаги пожаров напоминали поблескивание планктона в летнем море.

На лестнице раздались шаги. Контейнер вскинул карабин, Олька вытащила пистолет. Но тревога оказалась ложной – это были Ренькас и Бородач, оба чумазые, перемазанные сажей и кровью, напряженные, со стволами на изготовку.

– Во что это вы вляпались? – спросил Контейнер.

– Так, ерунда. Помогли парамедикам, попутно кончили парочку вертухаев Серебряной Маски, – махнул рукой Ренькас. – Не удержались.

– Как дети, честное слово, – рассердился Контейнер. – Ну зачем? Теперь нас будут искать, а у нас и без того забот хватает. «Не удержались»! О миссии надо думать!

– Не будут нас искать, – хмуро ответил Бородач. – Во-первых, им и без нас работы хватает. А во-вторых, мы все тихо сделали, ножами, и трупы к остальным подбросили. Пока они разберутся, что это не шрапнель…

– Знаешь, Контейнер, – сказал Ренькас задумчиво; глаза у него были стеклянные. – Ты, конечно, великий стратег, но что-то мне лапутяне в качестве союзников не очень нравятся. Как так можно – взять и разбомбить город? Звери они.

– А нам и нужны звери. Безжалостные и жестокие. Иначе нам не победить Союз Вольных Городов.

– Что мы потом будем с этими лапутянами делать? – спросил Ренькас.

– Ничего, – сказала Олька Зяблик. – Насколько я знаю – ну, из того, что слышала – лапутяне в земные дела не лезут. Им главное – чтобы их не трогали. А, судя по бомбардировке, Ферзь и Правдоруб их тронули. Большая ошибка.

– Ладно, отставить лирику, – рубанул рукой Контейнер. – Что по пилоту сбитого биплана?

– Все, как вы и предполагали, – доложил Бородач. – Его взяли на окраине Керчи. Даже из парашюта не успел выпутаться бедняга. Доставили в комендатуру. Что дальше – не знаю, однако не думаю, что им занимаются – все вертухаи сейчас в городе, ловят мародеров и дезертиров.

– Дезертиров? – поднял бровь Контейнер.

– Угу. Солдатики-то из армии Союза Вольных Городов оказались не такими уж и бравыми вояками. Как первые взрывы начались – побросали оружие, посрывали шевроны и – кто куда.

– Это хорошо, – покивал Контейнер. – Когда моральный дух вражеской армии падает – это нам на руку. И бомбардировка для этого, пожалуй, лучшее средство.

– Не такой ценой… – покачал головой Ренькас, и Контейнер мысленно приказал себе приглядывать за парнем: очень уж сильное впечатление произвела на того картина разбомбленной Керчи. Может подвести в самый решающий момент, чистоплюй. Эх, молодость-молодость…

– Выдвигаемся к комендатуре, – приказал листоноша. – Порядок следования: Бородач впереди, Ренькас и Боевой Зяблик следом, я замыкающий. В конфликты с аборигенами не вступать. Оружие применять только бесшумное. Навинчиваем «глушаки» – и вперед. Темп движения высокий, но не бежим. Просто идем по своим делам. Бородач, постарайся провести нас дворами.

При свете горящих домов и полной луны отряд Контейнера двинулся за Бородачем, который лучше всех знал Керчь. В подворотнях испуганно жались к стенам кошки. Где-то в городе постреливали, но не сильно – видимо, вертухаи из тайной полиции расправлялись с мародерами и дезертирами.

До комендатуры добрались без приключений, минут за двадцать.

Здание комендатуры напоминало крепость – да и было ею, по сути. И без того крепкое, с толстыми бетонными стенами строение, пережившее Катастрофу и сотни мелких конфликтов, по приказу Правдоруба (а на самом деле – стоящего за ним Человека в Серебряной Маске) обшили листовым железом внахлест. Окна частично заложили кирпичом, оставив небольшие узкие бойницы. У входа был построен натуральный барбакан – длинный коридор из пеноблоков, по которому посетители шли, как через расстрельный проход. Вздумай кто напасть, мигом окажется под перекрестным кинжальным огнем.

Все дома и лачуги в окрестностях комендатуры снесли, сквер сравняли с землей, вырубив все деревья и кусты. Пустырь в полкилометра радиусом простреливался насквозь. Подъездные пути преграждали шлагбаумы, лабиринт из бетонных блоков (чтобы машина не могла как следует разогнаться), блокпосты и баррикады из мешков с песком. Чувствовалось, что Ферзь и Правдоруб трезво оценивали степень любви крымчан к новой власти, и приняли все необходимые меры предосторожности.

– Да, – сказал Контейнер. – Тут штурмом без артподготовки и трех десятков тренированных бойцов не возьмешь. Придется хитрить.

На краю пустыря стоял старый заброшенный киоск, некогда приспособленный под блокпост, а потом оставленный за ненужностью, когда построили новый, бронированный. В этом киоске и спрятались Контейнер с отрядом.

– Еще раз говорю, – упрямо повторил Бородач. – Вы – психи. Сами на рожон лезете. Суете голову в пасть льву. Ну на фига вам этот пилот?

– Отставить паникерские разговоры, – приказал Контейнер.

Он привстал, достал прибор ночного видения и начал изучать расположение постов на подступах к комендатуре.

Вечерняя бомбардировка Керчи и охота на мародеров вызвала серьезный кадровый голод в тайной полиции. Вместо обычных трех-четырех человек на каждом блокпосту вертухаи стояли в наряде по одному, что было грубейшим нарушением всех уставов караульной службы – и на руку Контейнеру. Ближайший противник с повязкой Серебряной Маски (та, оказывается, светилась в инфракрасном свете – очень удобно в ночном бою, когда у тебя есть прибор ночного видения, можно сразу отличить своих от чужих) стоял метрах в пятидесяти от заброшенного киоска возле шлагбаума. Следующий пост был еще дальше, в ста метрах. Идеальное расположение!

Контейнер принял решение.

– Значит, так, – сказал он. – Ждать меня здесь. Я ползком доберусь до первого поста. Уберу часового. Заберу его повязку. Дальше работаем по старой схеме – конвоируем пленного. Бородач, извини, но кандалы опять придется надеть.

Не слушая возражений Бородача, которому эти железяки уже в печенках сидели, Контейнер избавился от всего снаряжения, которое могло брякнуть или за что-то зацепиться, оставив только нож, пистолет с глушителем и кастет, и пополз к шлагбауму, нацепив прибор ночного видения на лоб.

Запах дешевой махорки Контейнер учуял издалека: часовой курил. Огонек самокрутки то вспыхивал, то гас. Еще одна грубая ошибка. «Расслабился, парень, – подумал Контейнер. – Рад, что поставили в наряд, а не заставили бегать по горящей Керчи и нарываться на пулю или нож. Как бы сподручнее тебя завалить? Из пистолета? Стремно – пуля пройдет навылет с такого расстояния, и неизвестно куда попадет. Ножом? Будет много крови, а мне нужна твоя повязка. Придется по-старинке, вручную».

Когда до часового оставалось около трех метров, Контейнер из положения «по-пластунски» перешел в «низкий старт» – и прыгнул, с разгона врезав кастетом в основание затылка вертухая. Хрустнула кость. Часовой рухнул, Контейнер успех подхватить падающий «Тавор», чтобы тот не брякнул или, не дай бог, не выстрелил. Выжить после такого удара не мог никто, но листоноша для надежности поставил колено на седьмой позвонок и одним рывком доломал бедолаге шею.

После этого он снял повязку с ненавистной Серебряной Маской, нацепил на себя и, выпрямившись в полный рост, пошел к киоску. «Если за мной следят в ночной прицел, – подумал он, – решат, что часовой пошел отлить».

Но никто не следил.

– Ну что, готовы? – спросил Контейнер.

Вместо ответа Бородач продемонстрировал ненавистные кандалы.

– Тогда выдвигаемся.

До следующего блокпоста дошли спокойно, держа оружие в положении стволом вниз.

– Кто такие? – спросил заспанный вертухай.

Контейнер показал ему повязку.

– Спишь на посту, боец? – грозно спросил он.

Полицай вытянулся в струнку.

– Никак нет!

Командирские интонации разом отбили у задремавшего часового желание задавать дальнейшие вопросы, но Контейнер на всякий случай пояснил:

– Ведем опасного диверсанта. Велено доставить к этому, летуну сучьему, которого сбили. Не знаешь, куда его определили?

– Как куда? – удивился часовой. – В подвал, разумеется.

– Ну да, ну да, – покивал листоноша.

Отряд миновал блокпост и спокойно добрался до комендатуры. Прошли опасный барбакан и очутились в гулком и темном вестибюле. В дальнем углу тусовались трое, судя по нашивкам – офицеры, а судя по перегару – алкоголики. Но еще не набравшиеся до нужной кондиции. «Ну, извините, ребята. Будь вы попьянее – остались бы живы», – мрачно подумал Контейнер.

– Кто такие? – заплетающимся языком спросил один из офицеров.

«Почему их всех так интересует этот вопрос? – подумал Контейнер и выстрелил офицеру в голову из пистолета с глушителем. – Им бы задуматься – кто они такие, и зачем они творят то, что творят…»

Двух других офицеров грохнули Ренькас и Олька Зяблик.

– Разделяемся, – скомандовал Контейнер. – Бородач, снимай эти дурацкие кандалы и дуй наверх, на крышу. Там есть пулеметные гнезда. Зачистить персонал, взять под контроль подходы к зданию. Но тихо, не провоцируя штурм – полноценную осаду мы не выдержим. Ренькас – бери второй этаж, убедись, что живых там нет. Зяблик – за мной, в подвал. Встречаемся тут через десять минут. Исполнять!

В подвал вела крутая лестница, вымазанная давно засохшей кровью. То ли пленников сюда доставляли уже в изрядно потрепанном виде, то ли трупы выносили свежие, а может, кого на казнь вели, к проклятой виселице.

Должно быть, и Раиса Петровна побывала в этом подвале. Контейнер скрежетнул зубами.

Дверь в подвал была незаперта. Изнутри донесся сдавленный крик. Контейнер убрал пистолет, вскинул карабин, проверил, туго ли сидит глушитель. Удар ногой. Дверь нараспашку. Внутри – темно, тусклая лампа под потолком.

Человек – полуголый, избитый, висит под потолком. Руки заломлены за спину и стянуты колючей проволокой. Под ребро зацеплен крюк. На крюке и висит. Кровь течет, но не сильно – грамотный палач, не задел ничего жизненно важного. А вот и сам палач. Кожаный фартук, заляпанный кровью, резиновые перчатки. В руках – два зажима-«крокодила», от них тянутся провода к аккумуляторной батарее. По углам комнаты – четверо бойцов в полной броне. Ох, не подвела Контейнера интуиция! Черта с два он бы справился с пистолетом, а вот карабин эти бронежилеты пробьет, главное, чтобы рикошетом не убило пытаемого.

Все это Контейнер увидел, оценил и продумал за долю секунды.

– Олька, бери палача! – крикнул он и двумя быстрыми выстрелами свалил двоих вертухаев. Третий успел отпрыгнуть в сторону, спрятавшись за висящим пилотом. Олька свалила палача одним ударом – ребром ладони в основание шеи, а выживший вертухай выхватил пистолет и навел (сообразил, паскуда!) на висящего пилота:

– Одно движение – и я его убью! – сказал он, понимая, что застрелить обоих – и Контейнера, и Ольку он никак не успеет.

– Тихо-тихо-тихо! – сказал Контейнер, опуская карабин. – Убери пистолет, и мы тебя отпустим.

– Ага, конечно, так я вам и поверил! – оскалил зубы вертухай.

Он попятился, чтобы висящее тело (пилот слегка постанывал от адской боли) было между ним и Олькой – и, заметил Контейнер, вступил в лужу.

Палач, наверное, обливал пилота водой – чтобы пытка электрическим током была эффективнее. Вон и ведро пустое. И теперь вертухай стоял в луже, и в той же самой луже валялись электроды с зажимами-крокодилами. Достаточно повернуть тумблер на аккумуляторной батарее… Одно «но» – Олька Зяблик умудрилась вступить в ту же лужу.

– Оленька, – ласково попросил Контейнер. – Сделай, пожалуйста, шаг назад.

Боевой Зяблик удивилась, но просьбу выполнила. Контейнер нагнулся и крутанул тумблер. Раздался треск, сверкнул электрический разряд. Вертухай взвыл, выронил пистолет и рухнул на четвереньки в наэлектризованную лужу. Контейнер подождал, пока камеру пыток заполнит вонь горелого мяса, и выключил ток.

Вертухай поджарился. Олька убрала оружие и подошла к пилоту.

– Не жилец, – сказала она. – Если мы снимем его с крюка, умрет от кровотечения. Если не снимем – тем более умрет.

– Приведи его в чувство, – попросил Контейнер.

Олька Зяблик схватила бедолагу за верхнюю губу и сильно крутанула. От острой боли пилот очнулся.

– Слушай меня внимательно, – сказал Контейнер. – Я – Контейнер из клана Листонош. Нет, нас не перебили. По крайней мере, не до конца. Мы хотим уничтожить Союз Вольных Городов Крыма. Нам нужна помощь лапутян. Где ваша база? Как вас найти?

Пилот обвел Контейнера мутным взглядом, остановившись на повязке с эмблемой Серебряной Маски.

– Да пошел ты, – харкнул он кровью. – Вертухай хренов, подстилка материковая!

– Черт… – Контейнер сорвал повязку. – Это камуфляж, маскировка! Где ваша база?

Пилот помотал головой.

Олька взяла его голову в руки и подняла лицо.

– Ты умрешь, – сказала она парню. – Мы не можем тебя спасти, крюк сидит слишком глубоко. Но вопрос в том – зачем ты умрешь? Напрасно или принеся пользу всему Крыму? Поверь нам. Мы на твоей стороне.

Что-то было в голосе Ольки – отчаяние, наверное – что заставило умирающего пилота ей поверить.

– Чатыр-Даг, – выдавил он. – Ищите Лапуту на Чатыр-Даге…

Это были его последние слова.

Контейнер бережно снял труп с крюка, уложил на пол. Не было даже возможности похоронить его по-человечески. Ни его, ни Раису Петровну, никого из десятков погибших друзей.

Такая жизнь.

– Вперед, – сказал Контейнер. – Пора покинуть Керчь. Как-то мне тут надоело. Собираем отряд – и на Чатыр-Даг!

Глава 8
Последний легион

Бандеролька очнулась в небольшой комнате без окон. Под потолком горела блеклая лампочка. Голова раскалывалась, и очень хотелось пить.

Голые бетонные стены, бетонный низкий потолок, ведро без крышки в углу, вместо кровати – комковатый полосатый матрас. Бандеролька осторожно села. Ага, и дверь есть. С закрытым смотровым окошком.

Она была в камере, причем одна, без друзей. Как их сюда доставили, как втащили в камеру – не помнила. Слегка подташнивало, и Бандеролька сделала вывод, что у нее несильное сотрясение мозга.

Она с трудом поднялась, пошатываясь, добрела до двери и забарабанила в нее:

– Эй! Я пить хочу!

Окошечко скоро открылось, но кто по ту сторону, Бандеролька не увидела.

– Заткнись.

– Я пить хочу.

– Перебьешься. Не сдохнешь.

И окошечко закрылось. Бандеролька вернулась на матрас и села, притянув колени к груди и положив на них голову. «Интересно, а вездеход бросили или забрали? В нем дневники Пошты… И что стало с Верховцевым, Марикой, Игорем и Владом? Неужто их поймали? А с минчанами?»

На главный вопрос, кто и зачем их взял в плен, Бандеролька надеялась получить ответ в ближайшее время. Совершенно прозрачная и классическая тема: не дают пить, чтобы сломать. Могут еще лишить сна. Но до этого проведут первичный допрос, потом уже будут «дожимать». И если все сразу выложить – не поверят…

Но что выкладывать? Они знали, откуда ехали листоноши, знали, что Верховцев – попутчик, не член клана, знали, что куда-то подевалась половина отряда, но понятия не имели – куда. Или проверяли?

Ладно. Если следовать банальной логике, спрашивать будут сперва общее: кто, откуда, сколько лет, цель путешествия. И если на биографические вопросы Бандеролька готова была отвечать, то о Бункерах Возрождения, наверное, этим бандитам знать не следовало. Они наверняка связаны с Серебряной Маской, а от него ничего хорошего ждать не приходится.

«Только бы не вздумали насиловать, – подумала Бандеролька. – Я же не дамся. Буду сопротивляться, пока не убьют. А остальное можно пережить. И пытки можно. Главное – разыграть, что мне очень больно. Им совершенно не обязательно знать правду о болевом пороге листонош. И лишь бы на моих глазах не мучили друзей. Кайсанбек Аланович, Марика, Игорь, Верховцев – обычные люди… даже Влад, при всей его подготовке, имеет ту же проводимость нервных волокон, и боль отключить не сможет. Ладно, допустим, команду Верховцева им поймать не удалось, но Кайсанбек Аланович…»

Ожидание тянулось и тянулось. Бандеролька осознавала: это сделали специально, чтобы она успела себя как следует накрутить, понавоображать себе ужасов и поверить в них. Она попробовала успокоиться, начала дышать под счет: на четыре – вдох, задержка, выдох. Еще попыталась переключить мысли, уйти в воспоминания о доме, о прошлой жизни. Как ни странно, получилось. Бандеролька даже задремала, убаюканная уютными воспоминаниями.

Дверь распахнулась, скрипнув:

– Встать. Руки за голову. Мордой к стене. Пальцы на затылке. На меня не смотреть! Не смотреть, я сказал!

Бандеролька повиновалась. Ее по-прежнему слегка шатало, но идти она могла.

– Налево! Налево, я сказал, развернулась быстро! Вперед! Потопала! Живо! Руки на затылке!

От воплей охранника голова у нее разболелась еще сильнее. Тем не менее, Бандеролька замечала и анализировала происходящее: большой коридор, база явно подземная, освещение яркое, искусственное. Множество дверей, и не все – от камер. Много людей, мужчины в форме с непонятными шевронами, Бандеролька раньше таких не видела, некоторые – вооруженные, в брониках. И оружие, и снаряжение – по высшему разряду.

Это не бандиты. Точнее, это – не просто бандиты. Это какая-то неучтенная сила, новый фактор в картине мира. Их слишком много, они слишком военные, чистые и сытые. Будто из прошлого…

Бандеролька дошла почти до конца коридора. Ей снова приказали встать лицом к стенке, отперли дверь и, грубо взяв за плечо, втолкнули листоношу в помещение.

В кабинете, за столом красного дерева, под портретом какого-то сморчка в костюме, сидел мелкий и крайне неприятный тип лет шестидесяти, а то и больше, барабанил пальцами по столу и очень, очень ласково улыбался.

И вот теперь Бандерольке стало по-настоящему страшно.

* * *

– Командор! – щелкнул каблуками охранник.

– Руки ей за спиной скрепи и иди, – разрешил старикашка.

Бандерольку усадили на жесткий стул и сцепили запястья наручниками за спиной. Охранник вышел. Тот, кого назвали Командор, по-прежнему глядел ласково, будто на любимую дочь, вернувшуюся домой после долгой разлуки.

– Так вот ты какая, листоноша. А ведь почти не отличаешься от человека. На вид. Как внутри – не знаю.

Бандеролька съежилась. Если тебе страшно – демонстрируй страх. Будь слабой. Ты – слабая женщина, и ты перепугана.

– Что с моими друзьями? Кто вы?

– Меня зовут Командор, деточка. А друзья твои пока что целы… Мы с тобой немного побеседуем, а потом… и с ними побеседуем. – И тут же тон сменился на приказной: – Имя!

Бандеролька отвечала на вопросы по своей биографии честно, как и собиралась. Она все ждала, когда Командор перейдет к главному, но он изматывающе задавал одни и те же вопросы в разных вариантах, и она твердила, как магнитофонная лента, что зовут Бандеролькой, глава клана Листонош, родом из Крыма, не замужем, детей нет, зовут Бандеролькой… И снова, и снова, и снова.

– Молодец, – наконец, одобрил снова подобревший Командор. – Хвалю. Умная девочка, не врешь. А если я тебя спрошу, куда вы так спешили, что ты ответишь?

– Разведка. Поиски уцелевших. Налаживание межкультурных связей и контактов, – оттарабанила Бандеролька заранее заготовленный ответ.

– Находчивая! – восхитился Командор. – Готовилась? Или импровизируешь?

«Будет бить, – подумала Бандеролька. – Он же наверняка садист. По глазкам его крохотным видно».

– Давай попробуем еще раз? – предложил старикашка. – Цель поездки?

– Разведка…

Командор внезапно рассмеялся, шлепнув ладонями по столу, и нажал кнопку на телефонном аппарате:

– Приведите очкарика.

Бандеролька обмерла. Возможно, Командор откуда-то знал об особенностях листонош, а может, импровизировал.

Кайсанбека Алановича держали где-то недалеко, потому что привели практически сразу, через несколько минут.

Профессора усадили на стул и так же, как Бандерольке, сцепили ему руки за спиной. Кайсанбек Аланович выглядел уставшим, но не сломленным. Бандеролька заерзала на жестком сиденье. Повторился допрос: Командор хотел знать имя профессора, откуда он, другие детали биографии. Кайсанбек Аланович отвечал правдиво и с достоинством.

– Какова цель вашего похода?

Бандеролька обмерла. Они же не договорились…

– Исследование обитаемого мира.

– Профессор, зачем вы врете? Кого выгораживаете? Листонош? Вы же не один из них. Вы – человек, они – выродки, мутанты. Вы знаете, например, что они могут блокировать болевые ощущения?

С этими словами Командор поднялся, подхватил со стола металлическую перьевую ручку, шагнул к Бандерольке и воткнул ручку ей в бедро. Та не успела ничего сделать, даже подготовиться к такому повороту событий. Конечно, листоноши могут терпеть боль, могут и «отключать», но не сразу же!

Она заорала, из глаз брызнули слезы. Командор хмыкнул.

– Зря стараешься, деточка, мы с профессором прекрасно знаем, что тебе не больно.

С этими словами он провернул ручку.

Дыхание перехватило, Бандеролька выгнулась и зашипела сквозь зубы, перед глазами все стало красно-черным, в золотых звездах.

– Хватит! Прекратите! – сквозь звон в ушах услышала Бандеролька. – Немедленно прекратите ее мучить!

– Девочка притворяется. Листоноши – не люди.

Удар по лицу Бандеролька почти не почувствовала – включились защитные механизмы организма. И все-таки она закричала, потому что ей было страшно, и потому что скрывать этого она не собиралась, да и не смогла бы скрыть.

Новый удар – мир взорвался ослепительно белой вспышкой, голова мотнулась, и Бандеролька, кажется, отключилась на несколько мгновений.

Когда она очнулась, поняла, что правый глаз почти ничего не видит.

Накатила ярость. Ну как можно назвать мужчину, избивающего пленную женщину? И ведь он – идиот. Он рассчитывает на то, что Бандерольке не больно, а значит, она не обезумеет. Но он недооценивает силу женской истерики.

Новый удар пришелся в правое ухо. Зазвенело.

Бандеролька встряхнула головой и радостно потребовала, чувствуя, как скатывается в бездну уже неконтролируемого безумия:

– И это все?! Еще!

И получила в уже заплывший глаз. На этот раз она не отключилась, хотя голова дернулась.

– Слабак! И это все, что ты можешь?! Да ты не мужик…

Новый удар разбил ей губы. Стало очень больно. Бандеролька зашипела, набрала полный рот крови и плюнула Командору в лицо.

Не попала. Снова получила в ухо – на этот раз правое – и погрузилась в звенящую тишину. Вопить ей это, впрочем, не мешало – и Бандеролька с удовольствием вопила, кажется, нечленораздельно. И требовала добавки.

Командор отступил, наклонился, уперев ладони в колени, и заглянул ей в пока что здоровый глаз.

– Ну, деточка, – пробилось сквозь звон. – Ну ты даешь.

– Прекратите! – Кайсанбек Аланович, кажется, чуть не плакал. – Прекратите это немедленно! Как вам не стыдно калечить девушку! Будьте мужчиной!

– Я бы мог, профессор, калечить вас. Но листоноши – бессердечные твари, ее так не расколешь. Поэтому… ну что же, пальцев у девочки десять только на руках, а у меня есть молоток.

– Хватит! Я все скажу! Хватит! – Кайсанбек Аланович задергался на стуле.

Бандеролька снова плюнула кровью, и на этот раз попала Командору на рубашку. Он выругался. Замахнулся.

– Мы ищем Бункер Возрождения!!!

Пауза. Командор замер. Бандеролька мысленно обругала профессора всеми доступными словами. А потом и некоторыми недоступными.

Командор начал хохотать. Он хохотал долго, с удовольствием, до слез. Вернулся к своему столу, налил себе стакан воды, выпил. Отдышался. Покачал головой.

– Да, профессор… не ожидал, не ожидал. Идете, значит, за чашей Грааля? А ее и нет, вот незадача.

«Врет, – подумала Бандеролька без особой надежды. – Он все врет».

– Единственный существующий Бункер Возрождения – тот, в котором вы находитесь, дорогие мои недруги. На КараДаге Бункер пропал из-за тупости, не побоюсь этого слова, вашего попутчика Верховцева. Он умудрился запустить механизм самоуничтожения…

Бандеролька молчала. Кайсанбек Аланович тоже безмолвствовал.

– Надо думать, вы рассчитывали на бункер на острове Шпицберген? Похвальное стремление, но…

Командор открыл ящик стола, вытащил какую-то пластиковую панель, открыл ее – внутри оказался экран. Командор потыкал в экран пальцами и повернул его так, чтобы Бандеролька и профессор видели происходящее.

На экране возник небольшой скалистый остров в свинцовом море.

– Прошу обратить внимание, остров Шпицберген. Съемка велась с беспилотника.

У берега острова – подводная лодка, отблескивает металлическим китом.

– На этом острове действительно БЫЛ Бункер Возрождения. Впрочем, смотрите сами.

Кадры хроники были беззвучны и беспощадны. Остров содрогнулся, и над ним вырос гриб взрыва. Лодка отошла от берега.

– Вы можете сказать, – Командор выключил запись, – что я вас обманываю. Что на видео не тот остров. Но зачем мне вам врать? Вы все равно не выйдете отсюда. Так хотя бы умрете без иллюзий.

Он снова потыкал пальцем в экран и развернул его к Бандерольке. Та обмерла. Это была анимированная карта мира из ее недавнего сна: вспыхивали огоньки в отдельных городах. Кайсанбек Аланович, обо всем забыв, подался вперед.

Огоньков было много. Они мерцали в России от Калининграда до Владивостока, в Украине, Беларуси, Польше, Шотландии, Англии, Италии, Америке, Южной Африке. Переливалась Австралия…

– Обитаемая часть мира, – прокомментировал Командор. – То, что вы хотели возродить и объединить. Но, понимаете ли, дорогие листоноши, ваши планы идут вразрез с нашими. С планами Последнего Легиона.

То ли ему хотелось поиздеваться, то ли Командор любил поговорить – он поведал Бандерольке с профессором историю Последнего Легиона. Бандеролька слушала – и обмирала. «Какие же мрази, – думала она с отчаянием, – какие же мрази… Давить любой очаг цивилизации, пресекать любую попытку объединиться, разжигать войны. Убивать всех, кто высовывается, чтобы… зачем, ну зачем?!» Она пыталась – и не могла понять больную логику Командора.

– Вы – псих, – прошептал Кайсанбек Аланович. – Вы опасный враг, но законченный псих, Командор. Нельзя желать спасения только для себя. Нет чести править руинами. Вы наслаждаетесь чужим горем и убеждением, и вы больны.

– О, нет, профессор, я здоров. Мое желание – быть хозяином – вполне естественно. Какое мне дело до, вот, например, крымчан? Мне надо, чтобы они были здоровы, счастливы, и чтобы листоноши пришли «отнимать и делить» все, что есть у Легиона? Нет, мне этого не надо. И я отправляю в Крым Человека в Серебряной Маске. Не проходит и полугода, как все перессорились, жители острова думают только о выживании, а листоноши уничтожены, и их лидер сидит передо мной. Разве больной человек сможет это провернуть? Нет. Я просто гений. Смиритесь, профессор. Вы проиграли, я выиграл, это закономерно.

Шевелить разбитыми губами было больно, но Бандеролька все-таки возразила:

– Посмотрите. Нас много. Нас, выживших. А вас – мало. Мы победим. Можете меня убить, можете убить еще десятки, сотни, все равно вас уничтожат. Это – закон истории.

– Да ну? Почему же тогда у таких, как я, у моих предшественников, получилось разрушить старый мир? Мы – сильнее. Мы – хозяева. Вы – стадо.

– И как же вы дотянетесь до Австралии? Профессор прав, Командор, ты болен.

– Как дотянемся… а в этом и заключается главный секрет, деточка. Был еще один Бункер Возрождения. И мы его нашли. В отличие от твоего любимого Верховцева, я – не дурак и систему самоуничтожения не запустил.

Он сделал эффектную паузу, и Бандеролька с тоской поняла, что он скажет дальше. Последний (из известных) Бункер Возрождения достался Легиону. Тем людям, которые точно не будут использовать награбленное по назначению. Тем единственным, которые полученное обратят не во благо человечеству.