Текст книги "Тайная улыбка"

ГЛАВА 19

Я набралась храбрости и позвонила в собственную квартиру. Ответил Брендан. У меня упало сердце. Меня так и подмывало просто пол ожить трубку, но Брендан мог определить, кто звонил, и тогда перезвонил бы или подумал о чем-то еще, и все стало бы только хуже. Поэтому я сказала:

– Алло…

– С тобой все в порядке, Миранда? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе, наверное, было все это очень неприятно.

– А кто виноват? – спросила я и сразу стала ругать себя. Я была похожа на боксера, который сознательно ослабил бдительность. Удар в лицо не заставил себя долго ждать.

– Миранда, Миранда, Миранда, – сказал он ужасающе проникновенным тоном. – Я не единственный, кто предал Кэрри.

– Ты узнал об этом, читая мой дневник, – возмутилась я. – Потом ты солгал, будто я рассказала тебе об этом.

– В сущности, имеет ли значение, как я узнал об этом? Но возможно, все к лучшему, Миранда. Тайны совсем не годятся для семей. Раскрытие тайн оказывает очищающее воздействие.

В какое-то мгновение я спрашивала себя, не сошла ли я с ума. У меня вызывали тошноту даже не слова Брендана. Его голос физически заражал чем-то меня даже по телефону, словно что-то живое и скользкое медленно вползало в мои уши.

– Я звоню, чтобы сообщить, что заеду завтра за кое-какими вещами. – Я выдержала паузу. – Все в порядке?

– Приблизительно в какое время?

Я собиралась спросить, почему это важно, но просто боялась дольше не выдержать. Следовало ответить что-нибудь и выйти из этого неприятного разговора.

– Зайду на обратном пути с работы.

– И когда это будет? – спросил он.

– Думаю, приблизительно в шесть тридцать, – ответила я. – А вообще-то имеет ли это значение?

– Мы всегда рады подготовить тебе радушный прием, Миранда, – произнес он.

– Кэрри там?

– Нет.

– Сможешь попросить, чтобы она позвонила мне?

– Конечно.

Я положила трубку, но с таким усилием, что тут же виновато посмотрела на Лауру. Поломка телефона вряд ли будет полезным вкладом в ее хозяйство. Она взглянула на меня с озабоченным выражением. И снова была мила со мной.

– У тебя все нормально? – спросила она.

– Тебя это не заинтересует, – сказала я. – Только что я обнаружила, что должна точно определить время посещения своего собственного дома. Прости. Ты заметила, я сказала, что тебе это не интересно, а потом рассказала. Она улыбнулась и слегка обняла меня.

– Знаешь, хорошо бы у тебя и Тони родились дети, желательно побыстрее.

– Почему?

– Потому что мне нужно приблизительно восемь лет нянчиться с твоими детьми, чтобы расплатиться с тобой за все, что ты сделала для меня. – Она рассмеялась. – Буду держать тебя на примете, – сказала она. – Но пока не упоминай об этом в присутствии Тони. Как только начинается разговор о детях, его лицо становится непроницаемым.

Лаура и Тони бегали по квартире, одеваясь для выхода, Было очевидно, что между ними возник какой-то спор, потому что Лаура отвечала резко и развивала бурную деятельность, а у Тони был мрачный вид. Я же собиралась провести сентиментальный воскресный вечер в одиночестве, жалея себя. У меня было все, что я запланировала. Два-три бокала вина. Сандвич на обед, авокадо и готовый бекон, упаковка майонеза, все купила по дороге с работы. Вино. Ванна. Постель. Пьяное оцепенение. Решение о различных причитаниях и рыданиях может быть принято только спонтанно.

Наверное, у меня был вид ребенка, разглядывающего стенд, потому что за спиной я услышала какой-то шепот, Лаура что-то прошипела, и затем Тони спросил меня, не хочу ли я пойти вместе с ними.

– Чтобы я? – спросила я, чувствуя себя смущенной и жалкой. – Нет, нет, мой красный костюм с синеватым отливом в стирке. Мне здесь будет хорошо.

– Не глупи, – проговорила Лаура. – Мы идем на вечер. Там будет масса народа. Ты хорошо проведешь время… не будешь нам мешать.

Последнюю фразу она произнесла скорее для Тони, чем для меня. Отворачиваясь от нее, он поднял брови, выражая сомнение, но я постаралась не заметить.

– Не пойдет, – сказала я.

– Замолчи! – приказала Лаура. – Это моя подруга, Джоанна Герген. Знаешь ее?

– Нет.

– Зато она знает о тебе.

– Ты сказала ей, что я безумная?

– Я сообщила ей, что ты моя лучшая подруга. Будет весело.

Они продолжали настаивать, и в конце концов я сдалась. Приняла душ за тридцать секунд, еще сорок пять секунд ушло на то, чтобы надеть черное платье, а потом села на заднее сиденье к ним в машину и, пока мы ехали по Лондону, пыталась подкрасить ресницы тушью, а губы сильно смятой губной помадой. У Джоанны была квартира недалеко от Ледброк-Гроув, которая стоила… Ладно, я заставила себя не думать о том, сколько стоит ее квартира. Я предполагала провести вечер, который должен был стать убежищем в моей разрушенной жизни. В глазах Джоанны с дорогой укладкой, светлыми волосами, одетой в откровенно безвкусное ярко-розовое платье, отразилось удивление, когда она открыла дверь и увидела, что за спинами Лауры и Тони стою я – пятая спица в колеснице.

– Миранда, – представила меня Лаура.

Джоанна расплылась в улыбке.

– Женщина, которую выбросили из ее собственной квартиры? – спросила она.

Во взгляде Лауры – мольба о прощении.

– Я только сказала, что ты моя лучшая подруга и что у тебя есть проблемы, – объяснила она.

Казалось бы, это не имело никакого значения, но лед был сломан. Джоанна проводила меня к гостям, очень подробно рассказывая о том, что она сделала с домом и сколько времени на это потребовалось. Совершенно очевидно, что она знала обо мне и некоторые другие вещи.

Впрочем, вечер оказался неправдоподобно хорошим. Квартира была большая и с садом, в который можно было выходить из кухни через двустворчатые окна, доходящие мо пола. Сад мерцал, освещаемый свечами в банках для варенья. В гостиной играл оркестр, исполняющий танцевальную музыку латиноамериканского происхождения с элементами джаза и рока, настоящий оркестр, играющий на праздниках сальсу, а ванна была наполнена льдом и бутылками пива. Кроме Лауры и Тони, не было никого из тех, кою я знала и всегда считала немного забавными. Вечер, проведенный в компании незнакомых гостей, похож на инопланетное путешествие. Я сражалась с бутылкой пива, пытаясь открыть ее, когда мужчина, находившийся рядом, взял ее и зажигалкой открыл пробку, потом подал бутылку мне.

– Вот, пожалуйста.

– У тебя такой вид, словно ты уж очень горд собой, – съязвила я.

– Я Каллум, – представился он.

Я подозрительно посмотрела на него. Он был высокий, с темными жесткими курчавыми волосами, а под нижней губой также была растительность забавной формы, размером с почтовую марку. Он перехватил мой взгляд.

– Можешь потрогать, если хочешь, – разрешил он.

– Это как-нибудь называется? – спросила я.

– Не знаю.

– Трудно сделать такое?

– По сравнению с чем? – уточнил он. – С хирургией мозга?

– С бородой.

– Ну, не слишком.

– Меня зовут Миранда.

– Я знаю, – сказал он. – Ты женщина, которая уехала из своей собственной квартиры.

– Ну это совсем не так уж грандиозно, это просто трогательная, печальная сказка.

– В рассказе, который слышал я, все было довольно забавно, – сказал Каллум.

– Да нет, не совсем, – ответила я. – Даже печально.

В стиле бывалого моряка, который часто использовала, я поведала ему свою историю. Пока я рассказывала, он подвел меня к столу, уставленному едой, и положил мне на тарелку кусок пирога со свининой и салат двух видов. Я рассказывала эту историю многим, но, как ни странно, на этот раз она получилась смешной и забавной. Отчасти еще и потому, что Каллум был выше приблизительно на пять дюймов и вопросительно взирал на меня сверху, волосы свисали ему на лоб. Да и трудно сохранять внушительный и серьезный вид, рассказывая историю и одновременно отпивая пиво из бутылки, с тарелкой в руке, из которой ты продолжаешь есть.

– Тебе нужно, – заметил Каллум после окончания моего рассказа, – просто выставить их.

– Я не могу поступить так, – мгновенно ответила я.

– Тогда развлекайся, как можешь, но только не там, где ты сейчас живешь. Раз есть люди, которые смотрят за домом, ты можешь выходить и развлекаться в Лондоне.

Разговор перешел на другие темы. Он уже знал, чем я занималась на работе, и, как на большинство людей, на него произвело неизгладимое впечатление, что я должна подниматься на стремянку и пилить доски, чтобы заработать себе на жизнь. В конце разговора он попросил номер моего телефона, а я сказала, что у меня нет номера телефона, именно в том и дело, разве он не слушал мой рассказ? Он рассмеялся и сказал, что Тони его друг и он позвонит мне туда.

Мне стало немного стыдно, когда я увидела, как растерянно слоняются Тони и Лаура, явно собираясь уходить. Предполагалось, что я должна чувствовать себя подавленно, но мне, видимо, удалось лучше провести вечер на этом празднике, чем им. В машине по дороге домой я вспомнила, что сказал Каллум.

– Я собираюсь выставить их, – сообщила я.

Лаура озадаченно осмотрелась вокруг.

– Что? – спросила она.

– Меня это все слишком подавляет, – объяснила я. – Я не способна теперь даже ясно мыслить. Сейчас я собираюсь действовать как нормальный человек. Я что-нибудь подберу для Кэрри и для ее приятеля, даже если им придется переехать в гостиницу.

– Ты еще можешь пожить у нас, – предложила Лаура. – Правда, Тони?

– Что?

– Разве она не может остаться с нами?

– Ты – хозяйка.

– О, ради всего святого!

Я вмешалась:

– Нет. С вами было прекрасно. Но я чувствую себя пойманной в комнату с отоплением и закрытыми занавесками, в которой что-то гниет. Я собираюсь открыть окна.

– Но что же гниет? – спросила Лаура.

– Думаю, что просто в моем воображении. Знаешь, если кто-то хочет продолжать чудачества, это не моя проблема. Я собираюсь заняться собственной жизнью.

– Приятно слышать, что ты заговорила здраво. Почему такая внезапная перемена?

Я засмеялась:

– Может быть, из-за разговора с Каллумом. Мне казалось, что я в греческой трагедии. А возможно, я просто в комедии положений.

ГЛАВА 20

Я завязала шнурки кроссовок и выпила стакан воды перед тем, как открыть входную дверь. На улице было еще темно и значительно холоднее, чем вчера. Половина седьмого утра. Дорожное покрытие блестело от инея, на окнах машин выступила изморозь. На мгновение я позволила себе подумать, что это мазохизм. Вместо того чтобы истязать себя как средневековая монахиня, можно вернуться в постель или хотя бы на диван-кровать. Мое тело еще надолго сохранило бы тепло. Я отказалась от этой мысли, закрыла за собой дверь и приступила к бегу, который должен был повести меня по узким дорожкам в парк.

На это ушло много времени. Сначала я почувствовала, что промерзла, но постепенно вошла в ритм, и, пока бежала разминочным темпом мимо агентства новостей, в котором только поднимали металлические ставни, мимо еще пустой начальной школы, Центра переработки отходов, я наблюдала, как рассвет переходит в день. В домах зажигали свет; отключили уличное освещение; на обочине заводили машины; темно-серое небо постепенно светлело, облака розовели. Почтальон совершал свой обход. Три огромные собаки, натягивая поводки, протащили мимо меня женщину, едва поспевающую за ними. Я представила, как люди ворочаются в постелях, отключая будильники; дети, потягиваясь и зевая, забираются под свои пуховые одеяла поглубже, чтобы поспать последние минутки; как шумят души, кипят чайники, как жарится хлеб в тостерах… И совершенно неожиданно на меня нахлынуло ощущение счастья – здесь, во время моей пробежки по пустынным улицам Лондона ранним утром, когда еще только встает солнце в этот великолепный день поздней осени.

Я остановилась в конце дорожки на обратном пути, чтобы купить упаковку бекона с прослойками жира и булку. В квартире еще никто и не шевельнулся, поэтому я быстро приняла душ, натянула брюки и шерстяной свитер, старый и теплый, малиново-розовый. Поставила кипятить чайник для кофе, начала подогревать в гриле бекон, и только тогда открылась дверь и из комнаты показалась голова Лауры. У нее был заспанный вид, как у девочки, волосы в беспорядке, щеки пунцовые. Она втянула носом воздух и пробормотала что-то нечленораздельное.

– Кофе и сандвичи с беконом, – сказала я. – Хочешь и постель?

– Утро понедельника!

– Думаю, что начало недели должно быть хорошее.

– Давно ты встала?

– Около часа назад. Я выходила бегать.

– Откуда такое хорошее настроение, и так неожиданно?

– Моя жизнь у меня в руках, – объявила я. – Это что-то новое для меня.

– Боже, – проговорила она, и голова исчезла.

Немного позднее она присоединилась ко мне на кухне, закутываясь в толстый халат.

Она села за кухонный стол и стала наблюдать, как я кладу тонкие кусочки бекона между толстыми кусками хлеба, ставлю кипятить молоко для кофе. Она осторожно откусывала свой сандвич. А я с аппетитом жевала свой.

– Что собираешься сегодня делать? – спросила она. Я с удовольствием пила кофе. Тепло разливалось по всему телу.

– Ночью мне пришла в голову идея. Думаю обзвонить всех тех людей, кто, как мне известно, собирается выехать за город на какое-то время. Их совсем немного, потому что наши заказчики часто высказывают пожелание, чтобы мы выполнили всю работу во время их отсутствия. Я спрошу, не хотят ли они пустить к себе приличную пару, которая могла бы последить за домом, пока их не будет. Я знаю по крайней мере одну семью с массой домашних питомцев, которых нужно кормить не менее двух раз в день, не иначе. Может быть, они будут рады пустить к себе Кэрри и Брендана. Уверена, что смогу подыскать что-нибудь, это значительно лучше, чем просматривать объявления…

Налила себе еще чашку кофе, добавила горячее молоко, взяла еще один сандвич.

– Собираюсь пристроить их куда-нибудь, потому что они явно не намерены делать это сами, так? И тогда Трой сможет быть со мной, как мы и планировали. Потом думаю отправиться вместе с Биллом в Центр по переработке отходов, затем займусь счетами, потом поеду в свою квартиру и кое-что соберу и сообщу им, когда они должны выехать. Вот так.

– Я чувствую, что уже устала только от одного перечисления.

– Поэтому скоро я уберусь отсюда, с глаз долой.

– Мне нравится, когда ты здесь, рядом.

– Ты была потрясающей, но я чувствую, что мне пора. Мне хочется уехать, пока ты еще не захотела, чтобы я уехала.

– Приготовить ужин?

– Куплю готовый, – предложила я. – Тушеное мясо, приправленное соусом карри, и пиво.

* * *

Лаура ушла на работу, я убрала все после завтрака, постелила чистое белье, пропылесосила гостиную. Дала себе клятвенное обещание, что куплю ей хороший подарок, когда буду уезжать.

Я отправилась в офис к Биллу, который находился в сотне метров от его дома, и начала звонить по телефону. Семья с домашними питомцами уже договорилась с другом, что он последит за домом. Молодая женщина, прожинающая в Шордитче, просто не хотела, чтобы у нее в квартире жили незнакомые люди. Пара, у которой была великолепная теплица, изменила свои планы и не собиралась никуда выезжать в ближайшие несколько месяцев. Но пара, у которой был небольшой домик на Лондон-Филдс, заинтересовалась. Они перезвонят мне, когда все обговорят и примут решение.

Приступила к счетам, пока ждала их звонка. Но мне не пришлось ждать долго, телефон зазвонил. Через восемь дней они уезжают в Америку на три месяца, а может быть, и больше, если все будет хорошо. Они не предполагали пустить кого-нибудь к себе в дом на это время. Но так как есть персональная рекомендация, и поскольку новую кухню все же нужно сделать, пока их не будет, а также если Кэрри и Брендан будут платить какую-то ренту, гарантируют чистоту в доме, будут поливать финиковую пальму и апельсиновое дерево, которые у них в ванной, было бы прекрасно.

– Восемь дней? – уточнила я.

– Правильно.

У них был чудесный дом, значительно более просторный по сравнению с моей квартирой, из него открывался вид на парк. Круглая ванна и ковры с глубоким ворсом. Когда мы установим им кухню, то в ней будет полка из нержавеющей стали для подогревания пищи, на полу кафельная плитка, не покрытая глазурью, и большая раздвижная крыша. Брендан определенно не сможет найти даже мелочи, против которой мог бы возражать. Через восемь дней я смогу вернуться в свою квартиру. Перекрашу стену ванной в желтый цвет, переставлю всю мебель. Вымою окна и выброшу вещи.

– Великолепно, – сказала я. – Действительно, все просто великолепно. Вы даже не представляете.

Позвонила Трою по мобильному телефону и рассказала ему. Буквально услышала, как он улыбался.

Я приехала в свою квартиру немного раньше. В одном из окон горел свет, хотя никаких признаков машины Кэрри не было. Вставила ключ в замок, замешкавшись в темноте, и затем открыла дверь. Если бы никого не оказалось дома, можно было бы вздохнуть с облегчением. Если же они здесь, можно рассказать про дом на Лондон-Филдс и попытаться поговорить с Кэрри. Вчера я поняла, что она никогда не сможет простить меня, но сегодня все выглядело для меня совсем иначе. Ничего не случилось, кроме того, что произошло во мне самой.

Я поднялась по ступеням и почувствовала запах, который заставил меня раздраженно выругаться про себя, потому что, конечно, плохо, что они вынудили меня выехать из моей собственной квартиры, но должны же они были хотя бы содержать ее в чистоте, и это самое малое из всего, что они обязаны сделать. Затем толкнула дверь в гостиную, открывая ее. Она ударилась обо что-то, что с грохотом отскочило, когда я толкнула дверь сильнее.

Что я увидела? Что почувствовала? Честное слово, не знаю. И никогда не узнаю. Все слилось воедино, смешалось в бешеной пляске памяти, от которой я никогда не избавлюсь.

Изношенные ботинки, которые я видела раньше сотни раз, но на фут выше пола, а еще выше – парусиновые брюки с пятнами на коленях, пояс с пряжкой на талии. Запах дерьма. Опрокинутый стул. Ужас сжал горло. Я не могла поднять глаза. Нужно посмотреть наверх. Его лицо надо мной, свешивающееся набок, рот слегка приоткрыт, торчит кончик языка. Синева вокруг губ. Глаза открыты, неподвижно уставились в никуда. И увидела веревку, на которой он висел.

Может, он еще жив. О Господи Боже, может быть, жив; пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Подняла стул, встала на него, чуть не перевернулась и тут прижалась к его телу, стараясь поддержать его, чтобы снять давление петли на шею, и попыталась развязать узел. Слишком дрожат пальмы. Его волосы коснулись моей щеки. Холодный лоб. Отклонение тела в сторону. Но люди могут оставаться живыми, когда нет никаких признаков жизни, мы все читали о таком возвращении к жизни, когда уже нет никакой надежды. Но мне не развязать узел, он такой тяжелый, и уже запах смерти. Грязь и смерть, его тело холодное.

Спрыгнула со стула, оставив раскачиваться его тело. Помчалась на кухню. Нож для хлеба в раковине, схватила его и понеслась обратно к Трою. Стоя на цыпочках на стуле, начала резать – нет, пилить веревку, стараясь поддерживать тело. Внезапно он освободился, мы вместе грохнулись на пол, его руки у меня на теле в смертельных объятиях.

Отодвинула его от себя и бросилась к телефону. Нажала кнопки.

– Помогите! – умоляла я. – Помогите! Он повесился. Пожалуйста, приезжайте и помогите. Пожалуйста! Что мне делать?

Голос на другом конце провода был совершенно спокойный. Мне задавали вопросы, а я бормотала ответы, и нее это время Трой лежал с раскинутыми руками, а я продолжала говорить:

– Но что мне делать? Что мне делать?

– «Скорая помощь» будет отправлена немедленно, – сообщили мне.

– Может быть, дыхание рот в рот? Сумею я сделать искусственное дыхание? Скажите, что мне предпринять.

Пока говорила, смотрела на Троя. Его кожа стала белой как мел, только вокруг губ синева. Кончик языка высунулся. Глаза открытые, невидящие. Петля вокруг шеи уже ослабла, но под ней темная полоса. Мой маленький братик!

– Поторопитесь, – говорила я шепотом. – Поторопитесь.

Повесила трубку и пробралась туда, где он лежал. Взяла его голову себе на колени и убрала волосы со лба. Наклонилась и поцеловала его в щеки, потом в рот. Подняла его руку и сжала в ладонях. Застегнула среднюю пуговицу на его рубашке. Через минуту нужно снять трубку и позвонить родителям. Как сказать: «Ваш сын умер»?

На мгновение закрыла глаза, в которых ничего не было, кроме ужаса от всего происходящего.

Его свитер был брошен на спинку дивана. Книга на столе, обложкой вниз. На стене тикают часы. Посмотрела на них: двадцать пять шестого. Если можно было бы повернуть минутную и часовую стрелки назад, на то время, когда Трой еще не встал на этот стул с петлей на шее и не оттолкнул его в сторону, в смерть. Если бы я приехала раньше, а не занималась сыром и соленой булкой, своими счетами и не бездельничала в теплом офисе! Поворошила своими пальцами его волосы. Никогда и ничто больше не может быть хорошо.

Позвонили в дверь. Я осторожно положила голову Троя на ковер и пошла открывать. Пока они толпились возле Троя, сняла телефонную трубку.

– Мама, – пробормотала я. И, не дожидаясь, когда она спросит, как я поживаю, или расскажет мне какую-нибудь из своих новостей, сказала: – Слушай…