Текст книги "Тайная улыбка"

ГЛАВА 33

Сьюзен Лиле жила в доме номер 33 на улице Примроуз-Креснт, находившейся на восточной окраине города, около кладбища, Это был ряд бежевых и серых домов, В доме номер 33 были занавешенные окна, красная дверь с отслаивающейся краской и звонок. Когда я нажала на него, зазвучала мелодия: несколько нот из песенки «Сколько времени торчит тот собачник в окне?».

Я не задумывалась о том, что делаю, так как воображала, что в любом случае Сьюзен Лиле не будет дома, поэтому меня просто ошеломило, когда дверь почти сразу открылась и передо мной появилась женщина, которая заполнила собой весь дверной проем. В течение какого-то мгновения я могла думать только о ее размерах. У нее был огромный живот, деформированный голубыми обтягивающими рейтузами, ее белая тенниска, на которой было написано жирными красными буквами «Не трогай!», натянулась на массивной груди, шея была толстая, подбородок в складках; руки покрыты ямочками. Почувствовав, что заливаюсь краской от смущения, я пыталась смотреть только в ее глаза, совсем маленькие на широком белом лице, на существо, скрывающееся под этой горой плоти, и никуда больше. На фотографии у бабушки она была кожа да кости с вывернутыми внутрь коленками; что же произошло в ее жизни, что сделало ее такой?

– Да?

– Сьюзен Лиле?

– Правильно.

Я услышала, как за ее спиной заплакал ребенок.

– Прости, что побеспокоила тебя. Но нельзя ли нам быстро поговорить?

– О чем это? Ты из совета? Они уже осмотрели и дом, и все, что в нем, ты же знаешь.

– Нет, совсем нет. Не из совета, ничего похожего. Ты не знаешь меня, я… меня зовут Миранда, я знаю твоего брата.

– Симона? – Она нахмурилась. – Ты знаешь Симона?

– Да. Если бы я просто могла…

Я сделала небольшой шаг вперед, но она не сдвинулась с места, чтобы освободить дверной проем и пропустить меня. Плач ребенка внутри становился громче, к нему присоединились более пронзительные вопли.

– Лучше тебе войти в дом, пока они не убили друг друга, – наконец сказала она, и я последовала за ней в холл, где стоял горячий радиатор, хотя погода была довольно теплая.

В гостиной было сумрачно, потому что занавески были задернуты, и мне потребовалось несколько минут, чтобы точно определить, сколько детей в этой непроветренной, захламленной комнате. В детском манеже среди гигантской груды мягких игрушек мирно сидел малыш с соской во рту. На высоком стуле восседал карапуз, едва начинающий ходить, на нагруднике красновато-синяя полоса, рядом перевернутый горшок. На диване еще один ребенок – девочка, которая, по-видимому, тоже только начинала ходить, сидела, уставясь на экран телевизора, где передавали какое-то игровое шоу, хотя звук и был выключен. Она сжимала в кулачке леденец на палочке. Я заглянула в переносную сумку для малышей, которая стояла на полу. Там тоже был малыш, который спал глубоким сном, несмотря на шум. Ручки вытянуты перед собой, словно он ухватился за какой-то невидимый предмет, глаза быстро подрагивают. Какие сны снятся малышам?

– Сколько детишек! – радостно воскликнула я.

За защитным экраном в камине жарко горели дрова, распространяя тепло; запах подгузников, пеленок и освежителя воздуха забивал мои ноздри. У меня возникло острое ощущение тяжести в груди.

– Они все твои?

Уже спросив это, я поняла, что вопрос глупый, математически бессмысленный.

– Нет, – ответила она, уставясь на меня с легким презрением. – Только один. – Затем с гордостью добавила: – Еще трое приходят после школы три раза в неделю. У меня хороший заработок. Я зарегистрирована.

Нежно подняла визжащего мальчика с высокого стула и вытерла ему рот уголком нагрудника.

– Ну, успокойся уже, – сказала она. – Ш-ш-ш!

Он сразу притих, его измазанный рот расплылся в широкой улыбке, а руку он запустил ей в густые темные волосы.

Усадив ребенка на необъятную плоть своих бедер, к которой он прильнул, как коала, она спросила:

– Итак, Симон?

Я не была готова к началу разговора, поэтому довольно резко спросила:

– Когда ты видела его в последний раз?

– Ты из полиции?

– Нет.

– Из социальной службы?

– Нет, я просто…

– Так по какому же праву ты врываешься в мой дом, стоишь с таким видом, словно здесь дурно пахнет, и задаешь мне вопросы?

– Прости. Я не хотела… Я просто беспокоюсь и, поверь, буду очень тебе благодарна, если сможешь помочь мне.

– Он надул тебя или что?

– Что?

В какое-то ужасное мгновение я подумала о том, что, возможно, Брендан побывал у сестры до меня и рассказал ей свою версию наших отношений.

– А почему еще ты могла бы прийти ко мне, прося о помощи?

Она опустилась на диван со своим сыном, другой ребенок, девочка, сразу тоже вскарабкался к ней на колени и уткнулся липким личиком в складки у нее на шее. Казалось, что Сьюзен даже и не замечает этого. Она взяла пульт дистанционного управления и стала беспорядочно переключать телевизионные каналы, затем сказала:

– Целую вечность не видела его. Каждый из нас идет своим собственным путем. У него своя жизнь, у меня своя. Зачем? Тебе-то что?

– Как я и говорила, я знаю Симона. Я знакома с ним уже почти год. Я немного беспокоюсь о нем. – Я присела на краешек дивана. – Думаю, он не совсем здоров.

– Ты что, врач?

Она отмахнулась от леденца, который раскачивался у нее перед лицом, словно отгоняя назойливую муху.

– Нет.

– Ему нужно сходить к врачу. Что я-то могу сделать? Он взрослый человек.

– Я не имела в виду, что он болен как… Я хотела сказать… ну, его поведение было довольно странное и…

– О, понимаю. Ты хотела сказать, что у него не все в порядке с головой, да? М-м-м?

Внезапно она заговорила, как Брендан.

– Не уверена. Именно поэтому мне и хотелось поговорить с тобой.

– У Си все в порядке.

Она встала с удивительной проворностью, дети упали в глубину дивана, издав вопль удивления.

– Да что ты себе позволяешь?

– Я не…

– Убирайся!

– Я просто пришла за помощью, – солгала я. Ее гнев моментально утих.

– Не представляю, чем я могу тебе помочь, – сказала она.

Сьюзен достала видеомагнитофон с бокового столика, вставила его под телевизор. По экрану побежали комические персонажи. Она громко включила звук, затем достала с полки коробку с печеньем, взяла три штуки шоколадного печенья, которые сразу сунула в три нетерпеливые ручки.

Я последовала за ней на кухню, где она тяжело опустилась на стул. Она налила себе большой бокал пенящегося лимонада и закурила сигарету.

– Он попал в беду?

– Не знаю, – осторожно начала я, рассчитывая на туманную и вводящую в заблуждение искренность. – Скорее, я хочу предотвратить беду, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Поэтому я подумала, что мне нужно прийти сюда и просто поговорить с кем-нибудь, кто знал его до того, как он попал под наблюдение.

– Что?

– Я думала…

– Наблюдение? – Ее смех был подобен громкой, тяжелой одышке. – Откуда у тебя появилась такая идея?

– Ты хочешь сказать, что его никогда не выгоняли из школы?

– А зачем – с нашей мамой и потом с няней, которая должна была присматривать за нами? За нами никто и не наблюдал. Осторожней подбирай слова, когда говоришь.

– Должно быть, я начала не с того конца, – сказала я умиротворяющим тоном.

Она глубоко затянулась и выпустила струйку голубого дыма.

– Си был неплохой мальчик, – сказала она.

– А как со школой?

– Он учился в школе Обертон, хорошо занимался, но ненавидел, когда ему указывали, что нужно делать, или критиковали его. Все было бы очень хорошо, если бы они не… – Она запнулась.

– Если бы что?

– Не имеет значения.

– Его наказали?

– Им не нравились такие умные мальчики, как он.

– Его исключили?

Она затушила сигарету, жадно допила остатки лимонада и встала.

– Хотела бы я посмотреть, на что они готовы сейчас, – сказала она.

Я уставилась на нее:

– Что произошло потом, Сьюзен?

– Можешь и сама понять.

– Сьюзен, пожалуйста. Что он сделал после того, как его исключили?

– Да кто ты на самом деле?

– Я уже говорила тебе, я знаю Брендана.

– Брендан? Что все это значит?

– Симона, хотела сказать.

– У меня побывало немало людей, которые суют свой нос в наши дела. Живи и дай жить другим, говорю я. В любом случае не верю, что ты хочешь помочь Си. Ты просто шпионишь.

И опять при этом слове, произнесенном с такой враждебностью, мне послышался голос Брендана, странным эхом зазвучавший в моей голове. Он мог отказаться от своего прошлого, мог изменить свое имя, и все же на каком-то глубоком уровне, всеми своими корнями он оставался неразрывно связанным со всем этим.

– Убирайся вон из моего дома, – сказала она. – Уходи! Выметайся к чертовой матери, пока я не вызвала полицию!

Итак, я ушла прочь из этого дома на свежий воздух, под небо, которое прояснялось после проливного дождя, голубое на горизонте и в просветах между темно-серыми тучами. Выпила воды, положила в рот сосательную конфету и завела автофургон. Поехала обратно по той же дороге, по которой приехала, по светлеющим мокрым улицам, но через несколько минут снова остановила машину. Брендан никогда ничего никому не спускал, мрачно подумала я. Никогда.

Я опустила стекло в окне машины и, когда мимо проходила женщина, выглянула и спросила:

– Простите, где находится средняя школа Обертон?

Дети выходили из школы с тяжелыми ранцами на спине, в руках музыкальные инструменты и мешки с принадлежностями для физкультуры. Я продолжала сидеть, наблюдая за ними в течение нескольких минут, почти не понимая, что я здесь делаю. Затем вышла из машины и направилась к двум женщинам, которые болтали, стоя около своих машин.

– Простите, что побеспокоила вас, – проговорила я.

Они выжидающе смотрели на меня.

– Я переезжаю в этот район, – сказала я. – И мои дети… ну, хотелось бы спросить, вы смогли бы порекомендовать эту школу?

Одна из них пожала плечами.

– Все в порядке, – сказала она.

– Она хорошая с точки зрения преподавания?

– Нормальная. Не на что жаловаться. Твоя Элли отлично справляется, да? – обратилась она к другой женщине.

– Здесь очень жесткие требования к дисциплине?

– В любой школе жесткие требования.

– Мой друг учился здесь, сейчас припомню, двенадцать или тринадцать лет назад. Он упоминал о каком-то происшествии.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас точно и не вспомнить, что это было. Он говорил о… – Я замолчала и выжидательно посмотрела на собеседницу.

– Не знаю. Всегда что-то происходит.

– Да это был пожар, – вступила вторая женщина. – Конечно, это было задолго до нас, но люди продолжают вспоминать об этом.

Я повернулась к ней, по коже побежали мурашки.

– Пожар?

– Здесь был пожар, – повторила она, – Понятно? Весь одиннадцатый класс выгорел до основания, сгорела половина помещения для занятий информатикой.

Она показала на низкое здание из красного кирпича, стоявшее в глубине двора и выглядевшее новее остальной школы.

– Как ужасно, – вздохнула я.

Почувствовала, как меня сначала бросило в жар, а потом в холод.

– Как же это случилось?

– Не удалось никого поймать. Возможно, это произошло из-за шалости детей. Ужасно, на что они способны сейчас, да? А вот и Элли! – Она подняла руку, показывая длинноногой девочке с косичками, чтобы та шла в нашу сторону.

– Так никого и не удалось поймать?

– Счастливого пути, – сказала одна из женщин, поворачиваясь. – Возможно, еще увидимся, если решишься переехать сюда.

Я села в свой автофургон и положила следующую конфету в рот. Пососала ее, пока она не стала тоньше, и потом еще тоньше, и в конце концов распалась и растворилась. Включила зажигание, но продолжала сидеть при холостой работе двигателя, уставясь на новое классное помещение, представляя себе яркое пламя с оранжевыми языками. Месть Симона Риза. Я дрожала в теплой машине. Знак, который я понимала, граффити, нацарапанное на стене: месть Брендана.

ГЛАВА 34

Дон был злейшим врагом самому себе во всех отношениях. Курил слишком много. Не придерживался регулярного распорядка дня. Существовал в каком-то общем состоянии неопределенности, которое я стала считать обманчивым, но только до некоторой степени. Когда я покрывала пол лаком, он появился с двумя кружками кофе, мне пришлось отправить его обратно, чтобы он ничего не испортил. Я присоединилась к нему в коридоре, он подал мне кофе и начал размышлять вслух о том, что нужно еще сделать в квартире. Не думаю ли я, что подгнили оконные рамы? (Да, думаю.) Можно ли сделать что-нибудь с трещинами в двери гостиной? (Да, если деньги не проблема.) Я вдыхала аромат крепкого черного кофе, пытаясь заглушить дурной смолистый запах лака для пола.

– Опасно думать об увеличении объема работ во время ремонта, – предупредила я. – Так затраты выходят из-под контроля.

– Я слышал об этом, – сказал Дон, пока пил кофе. – Но проблема в том, что значительно легче все обдумать, когда ремонт уже начинается. Тебе так не кажется?

Я отрицательно покачала головой.

– Всегда найдется, что еще можно сделать, – проговорила я. – Всегда еще что-то можно выявить. Но мне бы хотелось поскорей закончить работу.

– Ты не хочешь получить дополнительную работу?

– Смешно, – сказала я, – но у меня возникло ощущение, что в настоящий момент должна работать не только я. Тебе не кажется, что ты должен работать?

Дон хитро посмотрел на меня.

– У меня есть проблема, – произнес он. – Я страдаю от расстройства, связанного с недостатком внимания.

– Это настоящее заболевание?

– Скорее, это упрощение длинного названия заболевания. Но сегодня тот день, когда я работаю, не выходя из дома.

– Неужели это считается рабочим днем?

– Это время для раздумий и подготовки. Я думаю и пишу, составляю планы.

– А что ты делаешь в остальное время?

– Немного преподаю, принимаю пациентов… и кое-что другое.

– Ты кажешься слишком молодым для этого, – заметила я.

– Ты хочешь сказать «незрелым»?

– Нужно научиться выслушивать комплименты, – возразила я. – Просто на меня это производит глубокое впечатление.

– Думаю, значительно разумнее уметь делать то, что делаешь ты, – согласился он.

– Ты не знаешь и половины этого. Помнишь Брендана, того человека, о котором я тебе рассказывала?

– Да.

– Мне удалось найти его сестру. Она живет в социальном доме в Челмсфорде.

– Ты ездила, чтобы встретиться с ней?

– Да.

– Зачем?

Я не могла придумать краткого ответа, поэтому рассказала обо всем. В частности, о том, что Брендан было ненастоящее имя, и о том, что этот человек сделал в школе.

– Разве не страшно?

– А ты сама не напугана?

– Напугана? – Я отрицательно покачала головой. – Это не про меня. Это относится к другим людям, разве не понятно?

– Трудно сказать.

– Ты сам говорил, что все это звучит зловеще. И что нужно внимательно проанализировать все проявления.

– Может быть.

– Он поджег свою школу. Ты признаешь, что это симптом психического расстройства?

– Что было дальше? Был ли он осужден за поджог? Получал ли он какое-нибудь лечение?

Я глубоко вздохнула:

– Его вообще не поймали.

– Его сестра подтвердила, что он это сделал?

– Читается между строк, это очевидно. Разве ты не уловил схему? Все сходится. Правда или неправда то, что поджоги в детстве являются одним из ранних признаков психопатии?

Я выпила весь кофе, Дон осторожно взял кружку из моей руки.

– Разговор пошел не по тому пути, который задумал я, – проговорил он.

– Что это значит?

– Я собирался сказать, как замечательно, что ты работаешь здесь, и как бы мне хотелось, чтобы мы куда-нибудь пошли выпить. В то же время я собирался сказать, что ты, наверное, всегда раздражаешься и вступаешь в споры, как сейчас. Наверное, еще хотел извиниться, потому что, возможно, такой женщине, как ты, трудно, поскольку ты не можешь выполнять свою работу, чтобы тебе не надоедали такие люди, как я.

Я не могла сдержать улыбку после всего, что услышала.

– А я вместо этого начала говорить об этом психопате, которого знала.

– Вот именно, – согласился Дон. – Я не хотел обидеть тебя.

– Меня нелегко обидеть.

Дон выдержал паузу и посмотрел на меня, словно пытаясь решить, говорю ли я правду.

– Опасаюсь, что ты неправильно поняла то, что я сказал тебе раньше.

– Почему?

– Не думаю, что тебе стоило видеться с этой женщиной.

– Думаешь, это опасно?

Он отпил глоток кофе и посмотрел в чашку с выражением отвращении.

– Холодный, – поморщился он. – Ты должна быть очень осторожной, вмешиваясь в жизнь других людей.

– Я уже говорила тебе, – сказала я, в моем голосе появились более жесткие нотки, – Брендан опасен. Ты не согласен?

– У меня есть коллеги, которые составляют заключение о детях, находящихся в группе риска, для социальных работников. Довольно часто ребенка убивают, пресса обвиняет социальных работников и психиатров, а также полицию за то, что им было известно, что ребенок подвергался опасности, но они не принимали своевременных мер для предупреждения преступления. Но пресса умалчивает о сотнях и тысячах других детей, которые также находятся в этом сером секторе бедности, беззащитности, угроз, безнадежности. И все же большинство из них выходят из этого, оставаясь более или менее порядочными людьми. Но не существует волшебного контрольного списка, Миранда. Ты и представить не можешь, сколько людей, с которыми приходится встречаться мне, находятся на грани. Ты можешь поставить галочку во всех клеточках. Их били, запугивали, насиловали. Да, они могут совершать поджоги. Но кто бы что ни говорил, это еще не делает такого подростка Джеком Потрошителем. Главное же – он исчез из твоей жизни, это больше не твое дело.

– Дон, если ты продал машину, а затем получил сообщение, что в ней какая-то опасная неисправность, что не действуют тормоза, разве ты сможешь забыть об этом? Разве это уже не твое дело?

Казалось, это искренне взволновало Дона.

– Не знаю, Миранда. Хочу сказать, что меня восхищает, что ты сделала это. Ты оказалась подлинной самаритянкой. Более того, ты оказалась самаритянкой для кого-то, кого ты даже не знаешь. Я только хочу сказать две вещи. Во-первых, люди не похожи на машины. И узнать, во-вторых, что ты, в конце концов, собираешься делать.

– Очень просто, – ответила я. – Хочу выяснить, собирается ли он встречаться еще с кем-нибудь. Если собирается, то эта девушка в опасности и я должна предупредить ее.

– Она может оказаться неблагодарной, – сказал Дон. – И твой жест может быть истолкован неправильно.

– Не имеет значения, – ответила я. – Меня нелегко сбить с толку.

– Но ты сама можешь подвергнуться опасности.

Как только он произнес это, я почувствовала, как с головы до ног меня охватила дрожь. Это было не дурное предчувствие, а скорее прилив приятного возбуждения. У меня возникло странное ощущение, что я выхожу за пределы собственной жизни и всего того, что сдерживало меня.

– Это не имеет значения, это не важно, – бросила я Дону.

– Ты будешь соблюдать меры предосторожности?

– Да, – сказала я, подразумевая «нет».

Я не буду соблюдать меры предосторожности; не остановлюсь ни перед чем.

Мне хотелось найти Брендана так, чтобы он не знал, что я обнаружила его. Это оказалось значительно труднее, чем я ожидала. Позвонила по телефону старой подруге Лауры, которую звали Салли, видела ее на похоронах Лауры. Поняла, что она была посвящена в мои дела. В ее голосе появились нотки неловкости и сдержанности, когда я представилась. Совершенно очевидно, что она, должно быть, слышала одну из версий запутанных отношений между Бренданом, Лаурой и мной. Неужели они жалели меня? Неужели они думали, что я в чем-то провинилась? Едва ли стоило задумываться об этом! Я сказала ей, что хочу связаться с Бренданом. Живет ли он в квартире Лауры? Она ответила, что не думает, что это так, но нужно проверить у родителей Лауры.

Позвонила родителям Лауры. Разговаривала с ее мамой. Из разговора стало понятно, что она очень устала и говорила медленно, словно ее только что разбудили, подняв с постели в середине дня. Возможно, она заболела, бедная женщина. Как моя мама. Я назвала свое имя и сказала, что была близкой подругой Лауры.

– Да, – вздохнула она. – Помнится, Лаура упоминала твое имя.

– Я была на похоронах, – сказала я. – Мне очень жаль. Это ужасно.

– Спасибо, – поблагодарила она, словно я сделала ей комплимент.

– Мне бы нужно связаться с Бренданом, – сказала я. – Хотелось бы узнать, как найти его.

– Не знаю, – сказала она.

– Он все еще живет в квартире Лауры?

– Нет, – ответила она. – Ее продали.

– Простите, что я беспокою вас, но нет ли у вас его адреса?

– Мы не видели его. Он сказал, что ему необходимо уехать.

Невозможно поверить, что Брендан покинул тестя и тещу, не оставив даже своего будущего адреса. Что же произошло с недвижимостью Лауры? Получит ли он половину, причитающуюся ему? Но это были такие вопросы, которые я не могла задавать страдающей, оцепеневшей от горя маме Лауры. Я могла придумать только одно, но пока я делала это, у меня появилось дурное предчувствие. Я позвонила детективу, инспектору Робу Прайеру. Оказалось, что он отнюдь не обрадовался, услышав меня.

– Не беспокойся, – сказала я. – У меня всего лишь один совсем простой вопрос. Известно, что ты подружился с Бренданом. Мне нужно связаться с ним, и хотелось бы знать, не можешь ли ты сказать мне, где он.

– Зачем?

– Что ты понимаешь под «зачем»? Это так сложно?

– Ты говорила, что я должен провести расследование по его поводу. С какой целью? И что? Убийство? Зачем он нужен тебе?

– Ты что, его портье? Мне просто нужен его адрес. Повисло молчание.

– Хорошо, – наконец сказала я. – У меня кое-что из его вещей, которые он оставил в квартире, где жил.

– Твоей квартире?

– Любой квартире.

– Каким образом они оказались у тебя?

– Что происходит? – спросила я. – Какое тебе-то дело до всего этого?

– Не знаю, что происходит с тобой, Миранда, но думаю, что ты должна бросить это и отойти в сторону.

– Мне нужен его адрес.

– Ну а я не собираюсь давать его тебе.

Опять пауза.

– Я передам ему, чтобы он позвонил тебе. Если буду говорить с ним.

– Спасибо.

– И больше не звони мне.

Я положила телефонную трубку. Все идет не слишком удачно.