Текст книги "Тайная улыбка"

ГЛАВА 41

Я потратила много времени, выбирая место. Сначала хотела найти какую-нибудь многолюдную улицу, например, Оксфорд, или Трафальгарскую площадь, потому что легко затеряться в толпе, стать анонимной и невидимой. Но сразу отказалась от этой идеи. Рассмотрела станцию техобслуживания, расположенную к северу по дороге М1: предположим, можно постоять на стоянке машин или посидеть за столиком в углу около окна, поесть пышек и выпить горький тепловатый кофе. Но через станцию техобслуживания проезжает слишком много народа по пути куда-то дальше, а достаточно будет только одного человека. Возможно, где-то около наземной станции метро на окраине: на последней остановке, где заканчивается Лондон, а сельская местность еще не начинается. Или где-нибудь на грязном поле. Я могла бы отрепетировать маршрут и разработать сложнейшие инструкции; по дороге М11 до перекрестка, затем на восток по А505. Какое-то место с искусственным пейзажем, общественная прачечная в каком-нибудь неприглядном городке, на стоянке для машин на обочине какой-нибудь проезжей дороги с полосой, разделяющей ее для движения в противоположных направлениях, ночь в лесу.

В ясный морозный день Нового года я встала рано, очень нежно поцеловала Дона в щеку, чтобы его не разбудить. Перед уходом я посмотрела на него. Да. Он спал. Я взяла машину и выехала из Лондона. Дороги были почти пустые. Проехала через мост Блэкфрайарз, откуда смогла полюбоваться куполом собора Святого Петра, сверкающим ледяным сиянием, через Нью-Кросс, Блэкхит и дальше на дорогу А2. Оставляя позади Грейвсенд, заехала в гараж, заправилась бензином. Я уже подавала свою кредитную карточку, но тут же передумала и расплатилась наличными. Купила также чашку кофе и выпила ее в машине перед самым отъездом. Я чувствовала себя спокойно, в ярком свете этого зимнего дня все приобретало ясность и точность.

Поехала по М2 и через несколько миль развернулась в сторону Шернеса. Сейчас показалась дельта Медвея, с грязными кварталами и ветхими группами домов, около которых несколько голых деревьев раскачивались на ветру, небо было огромное, без единого облачка. Вскоре я уже переправлялась на остров Шеппи. Подъехала к тротуару и проконсультировалась по карте, затем поехала прямо, потом свернула вправо на дорогу с односторонним круговым движением, опять направо через две мили на ухабистую узкую дорогу, налево к церкви, которую можно было увидеть с расстояния в несколько миль, единственный вертикальный ориентир, возвышающийся над болотистой местностью. Перед церковью я припарковалась и посмотрела та часы. Десять утра; мне нужно было пройти пешком приблизительно две мили, на это у меня оставалось менее часа.

Было страшно холодно, когда я открыла дверцу, ветер разносил отчаянный крик морских птиц. Надела толстую куртку, шарф и огромные велосипедные перчатки. Но все равно щеки пощипывало от холода. Я пошла. Будь здесь Дон, он смог бы назвать всех птиц, парящих надо мной в потоках воздуха или низко летающих над водой с криками. Сжала руки, сложив их вместе, чтобы согреть и поддержать циркуляцию крови. Вокруг никого не было, только несколько овец, пасущихся на траве, растущей пучками, да птицы, осторожно пролагающие свой путь по грязи на длинных голых ногах с выступающими суставами. Я повернулась спиной к морю и пошла в сторону болот, удаленных от моря.

Приблизительно через сорок минут я заметила точку на линии горизонта. Точка становилась крупнее, яснее. Превратилась в фигуру, которая направлялась в мою сторону. Стала женщиной в теплом пальто со светлыми волосами, выбивающимися из-под шляпы, развевающимися вокруг бледных щек. Мы просто шли навстречу друг другу через болота, пока не оказались на расстоянии несколько футов друг от друга.

– Наоми, – сказала я.

– Привет.

– Все прошло нормально?

– Я была осторожна, как ты советовала.

Мы не виделись с ней после тех дней, проведенных в суде, когда я изо всех сил старалась не смотреть на нее, хотя остро осознавала ее присутствие, чувствовала ее даже тогда, когда смотрела в другую сторону. Один раз буквально на одну секунду, даже меньше, наши взгляды встретились, а потом мы обе торопливо посмотрели в разные стороны, словно обожглись. Она похудела, ее бледность бросалась в глаза. Более того, она казалась старше на много лет по сравнению с той искренней женщиной с приятным лицом, которую я встретила в «Крэбтриз». Возможно, это было связано с тем, что исчезла наивность, утраченная всего лишь за несколько месяцев. Это сделал Брендан.

– Прогуляемся хотя бы немного? – предложила я, она согласно кивнула и снова вернулась на свою тропу.

Мы шли какое-то время гуськом, пока тропа не стала шире, превращаясь в частную стоянку для транспорта, покинутую и мрачную. Дорога отсюда вела к дамбе. Перед нами открывался вид на широкую дельту, а на противоположной стороне была видна низкая береговая линия Кента. На урезе воды была галька, валялись обломки ракушек, а также старые консервные банки, битые бутылки, разорванные пластиковые мешки.

– Легко было ускользнуть незамеченной?

– Больше нет никого, кто действительно мог бы заметить.

Ее голос был спокойный и ровный; чтобы услышать ее, мне пришлось напрягать слух.

– А как у тебя?

– Я сказала Дону, что осматриваю пустующую собственность.

– О!..

Несколько минут слышен был только скрип наших ног по замерзшей траве. Я была уверена, что мы обе вспоминали одно и то же, тот странный час, когда мы встретились и, как две ведьмы, бормотали планы и обменивались таинственными знаками. Из своей сумки она вытащила небольшой двойной пакет, в котором были грубые темные волосы, снятые ею с расчески Брендана, и нож с зазубренным острием и резьбой, завернутый в мягкое бумажное полотенце, который она подала, держа его за нижнюю часть лезвия, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не дотронуться до рукоятки. Затем она развернула темно-синюю рубашку и разложила ее перед нами. Я протянула указательный палец левой руки, она взяла английскую булавку, открыла ее и, прикусив нижнюю губу, вонзила острие мне в палец. Появилась темная капля крови, и через несколько секунд я уже трясла палец над рубашкой, стряхивая на воротник кровь, а потом еще и вытерла палец об нее.

– Можно задать вопрос? – спросила она наконец.

– Давай.

– Как тебе удалось сделать такое со щекой? На суде ты выглядела ужасно, хотя ведь прошло много недель после этого.

Казалось, что с тех пор, когда это произошло, прошло много, много времени.

– Как только я увидела, что Дон ушел, я изо всех сил ударилась лицом о кухонную дверь, словно кто-то держал меня за волосы. Я делала это снова и снова до тех пор, пока кровь не залила мне глаза.

– Как же ты могла такое совершить? – поразилась она.

– Я подумала о Трое, а также и о Лауре, но в основном о Трое, тогда это стало легко, даже приятно. Это было ничто.

Наоми кивнула, словно понимая.

– А теперь и ты скажи мне кое-что, – попросила я. – То, о чем у меня не было времени спросить раньше.

– Да?

– Откуда у тебя появилась такая уверенность относительно Брендана?

Она заколебалась:

– Ты уверена, что хочешь узнать это? Тебе это может показаться…

– Скажи же мне.

– Он рассказал мне, что сделал с Троем. Он сказал, что поступит так же и со мной, если я уйду от него.

У меня перехватило дыхание, в глазах защипало, как только она произнесла это. Я сощурилась от ветра и продолжала идти. Почему-то легче разговаривать о жутких, опустошающих душу событиях во время передвижения, когда глаза зафиксированы на одной точке.

– Он действительно рассказал тебе о Трое?

– Да.

– Почему?

Она пожала плечами:

– По той же самой причине, по какой он хранил веревку, наверное. Какая-то безумная самонадеянность. Мы никогда не сможем узнать о некоторых вещах, да?

– Думаю, нет. Но почему ты не пошла в полицию?

– Я думала о том, что случилось с тобой. У меня не было уверенности.

– Что он сказал?

– Накачал его таблетками и повесил на потолочной балке, оставив там умирать.

– Продолжай.

– Он сказал… – Она оглянулась на меня, затем снова на тропу. – Он сказал, что Трой пытался кричать.

– Что?

– Мой голос понизился до шепота.

– Он пытался произнести твое имя.

Я продолжала шагать. Одна нога перед другой. Трудно понять, как это можно продолжать шагать, когда так невыносимо больно и просто хочется, сложив руки на животе, согнуться, свернуться калачиком и заплакать, как ребенок. Он звал меня, потому что думал, что я скоро приду домой. Я же обещала ему, что буду там. Он, наверное, думал, что я смогу спасти его. Но я опоздала.

– С тобой все в порядке?

Мне удалось что-то пробормотать в знак согласия.

– Думаю, что это могло принадлежать ему.

Наоми вытащила руку из кармана; в ней был зажат браслет из кожи с тремя деревянными бусинами.

– Его?

Я взяла браслет рукой в перчатке.

– Да. С тех пор, как он был еще малышом. Он купил его в Италии, когда мы были там всей семьей. Просто старая дешевая вещь.

Я прижала его к своей щеке, подержала немножко, затем надела себе на запястье.

Наоми сказала:

– Моя машина недалеко отсюда.

Мы остановились и посмотрели друг на друга.

– Что ты собираешься делать? – спросила я. Наоми посмотрела вокруг, словно кто-то мог прятаться в тростнике или высокой траве.

– Я поймала его взгляд в суде, – сказала она. – Когда давала свидетельские показания. Он улыбнулся мне. Одной из своих загадочных улыбок. Вот тогда-то я окончательно и поняла, что мне делать. Я бросаю все. Начну новую жизнь.

– А ты сможешь?

– А почему бы и нет? У меня нет семьи. Может быть, именно поэтому я и влюбилась в Брендана. Подумала, что мы оба сироты, которые встретились, чтобы защищать друг друга в этом странном безумном мире.

Она резко засмеялась, и ее смех был похож на лай, затем потрясла головой, словно вытряхивая из нее что-то.

– Однажды он снова будет на свободе, тогда и постарается найти меня.

– Но еще же не сейчас.

– Нет, но как долго это продолжится?

– Ему дали десять лет – значит, он выйдет через пять или шесть лет. Можешь быть уверена, он будет образцово-показательным заключенным, очарует всех. Но Прайер сказал, что они собираются возбудить дело о смерти Лауры и Троя, проведя повторное расследование… Тогда… кто знает. Может быть, он пробудет в заключении значительно дольше.

– Может, да, а может, нет.

– Куда ты направишься? – спросила я.

Воцарилось молчание, она напряженно смотрела на меня, словно запоминая мое лицо.

– За границу. Но пожалуй, лучше не говорить тебе.

– Наверное, ты права.

– Знаю, что права.

– Удачи, – сказала я. – Буду думать о тебе.

– А что будешь делать ты?

– Ничего.

– Ничего?

– У меня есть шесть лет. Я буду тратить их по одному дню за один раз, попытаюсь любить так, как я ненавидела. А дальше? Там будет видно.

– О, – тихо промолвила она, – ты все еще ждешь?

Я поморщилась. Впрочем, отчасти она права. Продолжаю ждать Брендана, а когда он придет, буду готова встретить его, как солдат, чувствующий приближение врага даже во сне.

– Больше мы никогда не встретимся, да?

– Думаю, нет, не встретимся, правда?

– Расстаемся навсегда, – произнесла я и впервые улыбнулась ей.

Мы обе одновременно протянули руки; жаркое рукопожатие. Мы пристально смотрели друг другу в глаза, не отводя их в сторону. Все равно что смотреть в бездонную пропасть.

– Возможно, мы поступили неправильно, да? – спросила она. – Стараюсь представить, как буду оправдываться перед людьми, не уверена, что смогу, кроме…

– …того, что спасла себе жизнь, – закончила я.

– Надеюсь, да, – вздохнула она. – А как ты? Ты рассказала своему… своему бойфренду?

– Нет, – ответила я. – Понимаю, что должна. Но не расскажу. Лучше сохраню это в себе.

Все было сказано, добавить было нечего. Наши руки расцепились.

– Прощай, – тихо проговорила она.

– Прощай.

Она повернулась и пошла по дороге, по которой пришла, а я смотрела ей вслед, наблюдая, как все меньше и меньше становилась ее фигура, пока не превратилась в точку на горизонте и затем исчезла совсем. Потом я повернулась и, подставляя лицо леденящему ветру, пошла обратно по мрачной болотистой почве, с кружащими надо мной птицами, обратно к старинной серой церкви и своей машине. Обратно по узкой дороге к широкой, дальше к шоссе, назад в бурлящий город, где протекала моя жизнь. Вверх по лестнице, к Дону.

– Я дома, – сказала я, вслушиваясь в слова, когда произносила их, повторила для уверенности: – Дома.

– Я скучал по тебе.

– Вот, – сказала я, целуя его, – теперь я здесь.

Дорогой мой Трой, думаю, пришло время нам расстаться. Не представляю, как обойдусь без тебя, но попытаюсь. Прости…