Текст книги "Что было бы, если бы смерть была"

Пожара – не произошло. Квартира, расположенная на улице Абазгаа дом 49 кор. 1 под номером 66 (одной цифири не хватило для символизма) – не сгорела. А ведь как искрил провод.

Мелочь, но я остался жив и мог мудрствовать о непостижимом: о божественных логосах, например, и о том, что только внутреннее делание вне языков – уравняет все языки, ни одного не умаляя.

А то ведь есть в лингвистике и такое понятие: субстрат.

«Субстрат (множественное число: субстраты) – это язык, на который влияет навязываемый язык, который способен или не способен в конечном итоге изменить субстрат, чтобы он стал новым языком.

Этот термин также используется для обозначения некоего обратного взаимодействия; т. е. влияние языка-субстрата на замещающий язык. Согласно некоторым классификациям, это один из трех основных типов лингвистической интерференции: субстратная интерференция отличается как от адстратной, предполагающей не замену языка, а, скорее, от взаимствования между языками равной «ценности», так и от надстратной, которая относится к влиянию социально доминирующий язык оказывает влияние на другой, отступающий язык, который в конечном итоге может быть понижен до статуса языка-субстрата.

В типичном случае интерференции подмены язык А занимает данную территорию, и другой язык Б приходит на ту же территорию (привезенный, например, с миграциями населения). Затем язык B начинает вытеснять язык A: носители языка A отказываются от своего собственного языка в пользу другого языка, как правило, потому, что они верят, что это поможет им достичь определенных целей в правительстве, на рабочем месте и в социальной среде.

Однако во время языкового сдвига отступающий язык А по-прежнему влияет на язык Б (например, посредством переноса заимствованных слов, географических названий или грамматических моделей из А в Б).»

Но к чему это я мудрствую? Мне (даже на берегу Русского мира) – не решить задач СВО. Более того, не решить даже так называемых мелочей: вопросов моего личного бытия. Жизнь как шагреневая кожа, сокращается не то что независимо от наших желаний, но в прямой связи с ними: чем больше желаний, тем меньше срок (пусть даже виртуально).

В старости начинают помнить о сроках бытия: старость, она же страсть.

Так что знаковые эпиграфы выпали на долю этой истории. Вот и сейчас, глядя на пасмурное море, я подумал о том, что Женской Голос (женский язык – если уж мы о логосах) из моей давней истории тоже подвергся влиянию внешней силы: моя давняя знакомая стала избегать прямых разговоров и просила прибегать к эпистолярному сообщению.

Не буду вдаваться в метафизику просьбы. Мне (даже на берегу Русского мира) не свести воедино женские ипостаси. Даже то их ограниченное количество (Дульсинея, Роксолана, Хельга и перевод Женского Голоса – в эпистолы); более того, у каждого человека свой язык, у того же Женского Голоса – свой: именование, возможность называть вещи по имени!

Кстати, у того же Женского Голоса есть имя: Мария. Голос и Слово. Как у святого аскета есть антитеза аскетизму: аутентизм.

В православии есть такое понимание: если человек ищет дарований (прозрений) – без внутреннего очищения, то лукавый даст ему множество дарований. Другое дело, что Перельман и без очищения житейски чист.

Здесь я возвращаюсь и возвращаюсь к проклятому вопросу: к безвластной власти Провидения – которое в слиянии с «волеизъявлением» тех же логосов! Многие прозрения святого проистекают из его опыта как грешника. (Эрик Хоффер).

У моего Перельмана – нет такого (необходимого) опыта. Опыт прозрения – есть; нет практики восхождения из падения.

Однако же именно его я отправил в подвал украинского под-сознания (такой под-страты – субстраты), чтобы решить проблему нашей Победы во всемирном масштабе; разумеется, я этого сделать не смог – решить проблему Победы (Перельман не смог).

Но – мы попробовали!

Причём – не без некоторого успеха: нет вопросов, а есть ответ. Проблемы нашей Победы в том, что нет никаких проблем. Только тяжкий труд вам в помощь.

Известная цитата: «Как говорится, хотите Крест над Святой Софией, русский учебник истории и русское национальное государство? Адский труд вам поможет. Оглянитесь – вокруг вас целый рой шаровых молний, готовых хоть сегодня поселиться в вашей грудной клетке, чтобы помочь вам создать новую русскую реальность. Они ежедневно трещат у вас над ухом, подмигивают вам, и вам достаточно только одного – перестать их бояться, по-русски засучить рукава и, не жалея себя, начать воплощать в жизнь ваши самые, казалось бы, невыполнимые идеи.» (Дмитрий Бастраков)

Красивая цитата. Красивая, но ложная. Смертельно опасно понимать русское национальное государство моноэтническим. Русское национальное государство – Русский Мир во всей своей полноте (которой ещё никто не смог отобразить – во всей полноте).

Впрочем, именно с позиций Русского мира возникает ещё одна проблема (которой нет):

 
Сердце ноет. Время мчится.
Мать с утра печёт блины.
Не могу я научиться
Много лет уже молиться
За врагов моей страны.
 
 
По ночам мне снятся старцы, —
Не могу припомнить всех, —
Говорят они: «Сквозь пальцы
Смотрит Бог на этот грех.
 
 
Если мы тебе явились,
Значит, нет в тебе вины.
Мы и сами не молились
За врагов своей страны.»
 

(поэт Николай Зиновьев)

Смогу ли я молиться за Украинцев (внешних и внутренних)? Свидомитую Роксолану из Украины («поймавшую» сбежавшего колорада и ватника Перельмана), свидомитую Хельгу из Санкт-Ленинграда (полагавшую Перельмана житейски использовать), свидомитого европейца Максима Карловича Кантора (сказевшего Перельману, что истина выше Родины) – это всё разные аспекты повсеместной свидомитости: фарисейства для-ради использования истины как кирки или лопаты для построения и последующего самооправдании своего житейского счастья и успеха.

Наверное, смогу. Только (слаб я) – очень лицемерно это всё. Поэтому – не буду.

– Вот видишь, – сказал Женский Голос. – Это всё твоя недосказанность. Почему я не выбрала тебя в спутники жизни? При всей нашей близости, удивительной согласованности дыхания – полностью несовпадение реального воплощения. Ты не готов созидать наивозможную «здесь и сейчас» гармонию из несовершенного человеческого «материала» (взрослеть, примиряться, уступать). Хотя бы во взаимоотношениях мужчины и женщины. Не готов строить совместный быт и позволять собой пользоваться во благо любимого человека.

Я подумал (не подумав) – и согласился (не соглашаясь): именно поэтому – именно Перельман шёл по советскому Крещатику и был схвачен свидомитами (не важно, европейскими или доморощенными) в зоне АТО.

– Ты ставил чистый эксперимент, – сказал мне Женский Голос.

– Машенька, – ответил я. – Это жизнь.

Мария Назаре (именно так зовут Женский Голос) взглянула на меня из своей Москвы. Увидела, как я стою на берегу Русского Мира. Увидела, чего я сто’ю – на берегу Русского Мира.

С женщиной не поспоришь, только людей насмешишь.

Только Перельману и возможно избегнуть такого спора (поражения от женщины). Или только рабу Эзопу – возможно победить в таком споре (поражении от женщины), будучи сброшенным со скалы.

Будучи переданным обратно палачам-Украинцам. Или поставленным в другие (ещё какие-нибудь – не менее свидомитские) рамки со-бытия: «Услышавши это, ученики его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (МФ. 19); «в сущности спасения нельзя ожидать от людей, и оно не может совершаться человеческими силами. Ибо спасение – это спасение от греха, смерти и диавола. Тут беспомощен и человеческий ум, и человеческая логика, и человеческая наука, и человеческая философия, вообще вся человеческая природа, все человеческое; тут всё принадлежит Богу и зависит от Бога: от Бога, Который есть в Богочеловеке, и от человека, который в Богочеловеке. Человек может спастись только Богочеловеком.» (Прп. Иустин (Попович)

Отсюда и произошёл русский Всечеловек.

– Ты ставил чистый эксперимент. – сказал мне Женский Голос.

– Машенька, – ответил я. – Это жизнь.

Часто нам невозможна любовь. Зато – всегда доступно любование. Я был влюблён в Марию Назаре, и она трижды соглашалась выйти за меня, но трижды же – пере-думывала; что тут скажешь? Только одно: я всё же выжил, как и Перельман в подвале украинского под-сознания.

Хочешь остаться в живых? Ищи со-беседника! Вот я и выбрал себе – Женский Голос, Марию Назаре.

– Твой эксперимент не задался, – сказал мне Женский Голос.

Об удаче и речи не шло. Лето не задалось. За месяц, что я пробыл у моря, было не более десятка солнечных дней.

– Я не о погоде, – сказал мне Женский Голос.

Мне нравилось купаться в дождь. Вода июля была солона (напоминая огуречный рассол) и тепла, как женское лоно.

– Да, – согласился Женский Голос. – Ты начинаешь мыслить в правильном направлении. Ну что такое «Женский Голос»? Голос без тела – призрак.

– Душа без тела – призрак, – поправил я. – Для произнесения слов о любви (кроме самой любви) – нужна гортань.

Женский Голос вспомнил о морской воде, тёплой, как женское лоно, и почти засмущался.

– Твой эксперимент не задался, – повторила Мария Назаре. – Тело для души – больше, нежели орудие. Вот и эскапады твоего Перельмана – в беседах с живыми и мёртвыми (она имела в виду Максима Кантора и Виктора Топорова) и «многомерных» насмешках над политическим Украинцами (несомненно – твоя гордыня), согласись – никак не могли бы задаться.

Я стоял на берегу Русского мира. Я любил купаться в дождь.

– Ты так и не определил, каким образом из советского человека выглянул политический Украинец. Согласись, что ты не можешь говорить о генетической предрасположенности тамошнего населения к предательству.

Я стоял на берегу Русского мира. Я знал, что такое предательство. Пожалуй, я и сам в жизни предавал (свои же чувства, мысли, да и в поступках или запоздалом осознании необходимости).

– Русским может быть человек любой национальности. Россиянином, если угодно. Точно так же и свидомитом может быть кто угодно, – мог бы сказать я общеизвестный постулат (но не стал).

Вспомнил один текст:

«Шарикас

Когда я в 1983 г. прибыл из Харькова в длительную командировку в Литву на Игналинскую АЭС, то удивился сорокалетнему сотруднику по фамилии Барановас. Я не задавал интимных вопросов, почему Сергей Баранов так себя позиционирует. С феноменом превращения русского человека в вырусь я в полной мере столкнулся через много лет в Харькове. А в 1990-м мы смеялись над иронией анекдота:

Литовская граница. Выходит пограничник и зовет собаку:

– Шарик!

В ответ – тишина.

– Шарик!

Тишина.

– Шарикас!

– Гавскас! Гавскас!» (Станислав Минаков)

– Не смешно, – сказал Женский (лишённый плоти) Голос.

И вот здесь я понял, зачем мой Николай Перельман пересёкся на берегу Русского мира именно с Женским Голосом: мы (вместе) – всё ещё ещё решаем проклятый вопрос!

Как именно душа обретает тело (как обитает в теле). Как они взаимонастраиваются, тело и душа: как именно – душа уступает органам чувств, начиная гнить. Или (каким-то образом) – всё же проникает во все поры плоти, пропитывает пл-оть и (почти) преображает… Потом – всё одно покидая этот путь.

Здесь же (побочным ответвлением) – вопросы не только к украинству, но и к любому иудству; как именно, спрашиваешь? А посмотри на Перельмана! Чтобы выжить, Перельману надо хоть ненадолго «убить» смерть.

Даже ему, изначально не подконтрольному – ни (собственной) гордыни, ни (собственной) корысти, ни (собственной) похоти.

Ведь даже ему (по Квинту Септимию Флоренту Тертуллиану, «учителю церкви» и христианскому апологету: и его душа в его теле – христианка «без усилий преобразить тело»,) – приходится «прирастать» всевозможностями Сети: внешностью инструментария!

На деле это всё то же подлое: будете как боги.

– Машенька, – улыбнулся я.

– Что? – сделав губы бантиком, кокетливо спросила женщина.

Потом она спохватилась: не много ли я о себе воображу? Таков был Женский Голос из моего давнего рассказа (В которых жизни больше, чем возможно): он был красив и искренен, и очень понятен.

– Ну так ведь это хорошо, – сказала Мария Назаре.

Женский Голос – словно бы прирос плотью моря. Приобрёл удивительную грацию. Малейшее движение её руки (да, её душа зримо приросла телом) словно бы отзывалось движением воды моря.

А так же Русского мира. «Останься пеной, Афродита?

И, слово, в музыку вернись…» (О. М.) – здесь я мог бы сказать вослед Мандельштаму; но (тогда бы) – повторилась история с моим Николаем Перельманом: я словно бы обретал вседозволенности Сети! Разве что (как Буонаротти) – во плоти: не отсекая лишнее, а добавляя к достаточному живую душу.

– Помнишь, ты мне читал своё любимое стихотворение? – сказала Мария Назаре.

Она действительно выходила из пены. Русский мир пребывал в перманентном шторме. Но сейчас ей (прекрасной женщине) – всё шло на пользу: гомункул моего воображения – плюс реальная жизнь реального человека, с которым мы разбросаны по пространствам и временам – всё это становилось более чем человеческий помысел.

Явление Афродиты оказывалось промыслом Божьим.

Я мог знать что-то – о Русском мире, почти всё понимать – о Хельге, Дульсинее или Роксолане; Вечная Женственность – об этом я не смел и помыслить.

Разве что как художник: воплотить (в различных женских голосах) – помянутые частности:

Продолжение Пигмалиона

М. Борисовой

 
Теперь – тебе: там, в мастерской, маски,
тайник и гипс, и в светлячках воздух…
Ты Галатею целовал, мальчик,
ты, девочка, произнесла вот что:
 
 
“У нас любовь, а у него маски,
мы живы жизнью, он лишь труд терпит,
другую девушку – он метр, мастер, —
ему нетрудно, он еще слепит!”
 
 
Так лепетала ты, а ты слышал,
ты пил со мной и ел мои сласти,
я обучал тебя всему свыше, —
мой мальчик, обучи ее страсти!
 
 
Мой ученик, теперь твоя тема,
точнее тело. Под ее тогой
я знаю каждый капилляр тела,
ведь я – творец, а ты – лишь ты. Только
 
 
в твоей толпе. Теперь – твоя веха.
И молотками весь мой труд, трепет,
и – молотками мой итог века!
“Ему нетрудно, он еще слепит!”
 
 
Теперь – толпе. Я не скажу “стойте”.
Душа моя проста, как знак смерти.
Да, мне нетрудно, я слеплю столько…
Скульптуры – что там! – будет миф мести.
 
 
И тем страшнее, что всему миру
вы просчитались так, и пусть пьесу
вы рассчитали молотком, – минус,
мир – арифметика, и плюс – плебсу.
 
 
Теперь убейте. Это так просто.
Я только тих, я только труд – слепо.
И если бог меня лепил в прошлом —
Ему нетрудно, Он еще слепит!
 

Виктор Соснора, 1969 (1970)

Вот истоки «умного падения» (альтернатива «умного делания» Григория Паламы: «Сюда присоединяется другой вид искушения, во много раз более опасный.

Кроме плотского вожделения, требующего наслаждений и удовольствий для всех внешних чувств и губящего своих услуг, удаляя их от Тебя, эти же самые внешние чувства внушают душе желание не наслаждаться в плоти, а исследовать с помощью плоти: это пустое и жадное любопытство рядится в одежду знания и науки. Оно состоит в стремлении знать, а так как из внешних чувств зрение доставляет нам больше всего материала для познания, то это вожделение и называется в Писании «похотью очей». Собственное назначение глаз – видеть, но мы пользуемся этим словом, говоря и о других чувствах, когда с их помощью что-то узнаем. Мы ведь не говорим: «послушай, как это отливает красным», или «понюхай, как блестит», или «отведай, как ярко», или «потрогай, как сверкает»; во всех этих случаях говорят «смотри». Мы ведь говорим не только: «посмотри, что светится» – это почувствовать могут только глаза, – но «посмотри, что звенит», «посмотри, что пахнет», «посмотри, какой в этом вкус», «посмотри, как это твёрдо». Поэтому всякое знание, доставляемое внешними чувствами, называется, как сказано, «похотью очей»: обязанность видеть – эту основную обязанность глаз, присваивают себе в переносном смысле и другие чувства, когда ими что-либо исследуется.

Тут очевиднее различаешь между тем, что требуется внешним чувствам для наслаждения и что для любопытства. Наслаждение ищет красивого, звучного, сладкого, вкусного, мягкого, а любопытство даже противоположного – не для того, чтобы подвергать себя мучениям, а из желания исследовать и знать. Можно ли наслаждаться видом растерзанного, внушающего ужас трупа? И, однако, пусть он где-то лежит, и люди сбегутся поскорбеть, побледнеть от страха… Им страшно увидеть это даже во сне, а смотреть наяву их словно кто-то принуждает, словно гонит их молва о чем-то прекрасном. Так и с другими чувствами – долго это перечислять. Эта же болезнь любопытства заставляет показывать на зрелищах разные диковины. Отсюда и желание рыться в тайнах природы, нам недоступных; знание их не принесет никакой пользы, но люди хотят узнать их только, чтобы узнать. Отсюда, в целях той же извращенной науки, ищут знания с помощью магии. Отсюда даже в религии желание испытать Бога: от Него требуют знамений и чудес не в целях спасения, а только чтобы узнать их.» (Августин Аврелий, Исповедь) Оценили 0 человек

Предположим, непригодный к плотскому сожительству Перельман (мастер) вылепляет из пены Русского мира Афродиту (Она ещё не родилась,

она и музыка, и слово…) – и происходит это без внутреннего очищения самого мастера! Но ведь он – Николай-победитель, он – достигает, но – в процессе вылепливания (прикрепления к скелету – тоненьких жил света) происходит множество само-предательств (само-убийств); вот он и пробует «убить» смерть… Эти рассуждения можно вести бесконечно!

– Да, – согласилась со мной Мария Назаре. – Нас интересует жизнь.

Она говорила в полном соответствии с гениальным текстом Сосноры. Кто бы сомневался?

Кто бы мог предположить, что я (в каком-то своём экзи’стансе – Николай Перельман) полюблю – такую? Но как иначе я мог бы игнорировать разделяющие нас времена и пространства?

Вот что говорит о временах и пространствах, и о разнообразных мирах некто Slav Serguienko (взято в сети): «Она попросила: «Скажи мне что-нибудь приятное…»Он ответил ей: «(∂ + m) ψ = 0»

Это уравнение Дирака и оно самое красивое из всех в физике. Оно описывает феномен квантовой запутанности, в котором говорится: «Если две системы взаимодействуют друг с другом в течение определенного периода времени, а затем отделяются друг от друга, мы можем описать их как две разные системы, но они уже существуют как иная уникальная система.

То, что происходит с одним продолжает влиять на другого, даже на расстоянии миль или световых лет».

Это квантовая запутанность или квантовая связь. Две частицы, которые в какой-то момент были связаны, связаны всегда. Несмотря на расстояние между ними, даже если они находятся на противоположных концах Вселенной, связь между ними мгновенная.

То же самое происходит между двумя людьми, когда их связывает то, что могут испытать и проявить живые существа. Мы называем это ЛЮБОВЬЮ.» (с)

Я стоял на берегу Русского мира. Море виделось несколько более бурливо, нежели минуту назад. Неудивительно: из него вышла женщина.

Женский Голос, который приложил к себе все мои домыслы о женской сущности. Который не стал их с ходу отвергать. Который нарастил солнечную плоть на сумеречный костяк моих мыслей…

– Послушай, Анахорет, – сказала Мария Назаре.

Я слушал (совсем по Августину Аврелию) – похотью зрения: мне становилось солнечно и ветрено. Тогда как море – почти штормило, и собирался дождь.

– Даждь нам днесь, – ответила на это Мария Назаре. – Как бы ты не тужился презирать иудоство политических Украинцев, они – это ты (в какой-то степени); как бы ты не разоблачал женскую суть, всё сводится (в конечном счёте) – насколько ты её (конкретную её) и себя (конкретного себя) разденешь.

Спорить было бессмысленно. Она была женщина, и она была права. А море (море-amore) – по волошински чёрным.

– Послушай, Анахорет. – повторила Мария Назаре.

Я послушался и стал слушать море.

М. Н.

 
Выходит из пены морей
Мария, и я поскорей
Любуюсь её наготой!
Пугаюсь её чистоты.
 
 
Вослед Афродите и ты,
О Дева Мария, ступай.
 
 
Великая будешь Жена.
Язычества здесь допьяна.
Я пью православие моря,
Явление Русского мира!
 
 
Кумира я не сотворю.
Я даже тебя не люблю.
 
 
Я только любуюсь тобой,
Как правдой почти неземной.
Когда ты во всей полноте
Являешься из немоты,
 
 
Ты русской души мировой
Собой воплощаешь черты.
 

– Согласись, Анахорет, не тебе судить.

– Почему ты всё же трижды не вышла за меня?

– А ты представь, Анахорет, что ты не стал бы тем, кто ты сейчас: со-творец Николая Перельмана, формулирующий ответ (нет такого вопроса): спасение мира русскими? Выйди я за тебя, ты решал бы совсем другие вопросы своей жизни.

– Может, я был бы счастлив.

– Скорей всего, нет. Именно поэтому – трижды нет. Мы же русские: умирать и воскресать для нас – дело долга.

Я (вослед Бродскому) – согласился: жизнь оказалась долгой.