Текст книги "От него к ней и от нее к нему. Веселые рассказы"

Касьян Яманов».

Хозяйка вернулась. «Отдали?» – говорю. «Отдала». – «Одна она в лавочке?» «Никак нет, – говорит. – Писарь военный какой-то сидит и морду корчит». «В любовном, – говорю, – смысле?» «В любовном, – говорит, – потому что она ухмыляется». «Молодой?» – «Молодой». – «Красив?» – «Ничего, так себе, с усиками; только на щеке шишка, на шишке бородавка, а на бородавке волос». «Ну, пущай их», – думаю. Ведь поди ж ты: плевая вещь – эта табачница, а как гора с плеч свалилась!

Вечером был у меня дьячок Ижеесишенский. Маленькая неприятность с ним случилась: в пьяном виде наткнулся носом на гвоздь и разорвал себе ноздрю. Теперь, впрочем, подживает. Познакомил его с хозяйкой. Та от него в восторге. Целый вечер толковала с ним об Антихристе. Сам я с ним говорил мало, и он успел мне сообщить только следующие городские новости. На колокольне у Иоанна Предтечи вот уже третий день сидит неизвестно откуда взявшаяся сова; водка в кабаке Фунтова стала припахивать фиалковым корнем; протоиерей отец Серафим Накамнесозижденский, быв в гостях у купца Треухова, обменил свои калоши; кот дьякона Деоклитианова, считавшийся в течение двух лет котом, оказался кошкою и окотился на днях восемью котятами…

Записываю также интересные, но маловероятные слухи, которые ходят у нас по Черной Речке.

Некто, быв в летнем помещении «Приказчичьего клуба» и выпив у буфета двенадцать рюмок водки, благоразумно отказался, когда ему предложили тринадцатую. На Выборгской стороне появился солдат, который безо всякой боли и видимого ущерба переделывает женский пол в мужской. Так, на днях он превратил одну майоршу в майора. Последний слух очень важен для женщин, которые желают занять места конторщиков, кассиров на железных дорогах, почтамтских приемщиков и не могут получить этих мест потому только, что они женщины, а не мужчины.

10 июня

День субботний. Был в бане; после бани рассуждал сицевое: «Ежели я проем все мои животы и не найду себе места, то дело может дойти до того, что мне негде будет преклонить главу мою, так не идти ли мне на церковное покаяние?» Дело сие очень нетрудно сделать: стоит только свести тонкую интригу с какой ни на есть девицей, а после подать жалобу прокурору, что вот-де, такая и такая девица, соблазнив меня, совратила с пути истинного и вовлекла в противузаконное сожительство. Ребенок – особь статья. До ребенка можно и не доводить дело. Тогда суд приговорит меня к церковному покаянию, а с этим покаянием мне будет даровая монастырская квартира и даровая монашеская пища. Решено: ежели через месяц не найду себе занятий, то заведу противузаконное сожитие, а пока буду отыскивать подходящую девицу, для чего и буду гулять по вечерам в Строгановом саду.

11 июня

Вчера лег спать и долго не мог заснуть; все думал: «А что, ежели бы всех, кто находится в противузаконном сожитии, судить и присуждать к церковному покаянию? Тогда, пожалуй бы, и монастырей столько не нашлось, где бы поместить всех кающихся. Какое монастырей! Целые города нужно было бы обратить в монастыри, и, почитай, половина бы народонаселения прекратила свои занятия. Половина фабричных должны бы были прекратить работу и начать каяться, студенты – оставить учиться и каяться, войско – оставить учение артикула и каяться, и так далее и далее, все бы должны были сидеть по монастырям и каяться».

12 июня

Сегодня поутру у нас на Черной Речке, на дворе дачи купца Самодралова, кучер поймал в погребе хорька. Столь, по-видимому, обычное происшествие привлекло к даче огромную толпу народа. Тут были и женщины, и мужчины, чиновники и няньки с ребятами, и даже виднелся один генерал. Хорек лежал посреди двора, а около него стоял кучер и рассказывал всем и каждому о своем геройском подвиге. Некоторые чиновники вследствие этого опоздали на службу. Хорек был убран в полдень, но многие любопытные деже в три часа дня заглядывали еще на двор и осматривали то место, где он лежал.

Вечером гулял по Строганову саду с целью отыскания девиц для тонкой интриги, и со мной случилась довольно забавная история. Только что я вошел в темную аллею, как вдруг вижу, что передо мной идет рослая и полная дама в голубом платье и соломенной шляпке с широкими полями, из-под которой виднеются роскошные темные волосы, распущенные по плечам. «Ну, – думаю, – коли одна вечером и в темной аллее, значит, ищет приключений», и с сею мыслью бросился за ней. Вдруг дама моя обернулась, и каково же мое было удивление, конфуз, когда она вместо дамы оказалась духовной особой в голубой рясе и соломенной шляпе. Я не потерялся и тотчас же подошел к особе под благословение.

15 июня

Скука смертная! Тоска невообразимая! Вчера день провел следующим образом. Поутру, встав от сна, пил чай и думал о том, что было тогда, когда ничего не было. Потом играл сам с собою в шашки и три раза запер себя в трех местах; после игры считал мух, летающих по комнате, но на второй сотне сбился в счете.

Вечером поехал в город и ночевал у дьячка, а наутро отправился в дилижансе к себе домой на Черную Речку. В дилижансе меня значительно укачало, и я счел за нужное выйти из него у Строганова сада и соснуть малость на травке и легком воздухе, что и исполнил. Долго ли я спал, не знаю, но видел страшный сон: видел я, что какие-то арапки с черными лицами и красными ногами пляшут на моем животе и поют арабские песни, а вдали стоит моя дачная хозяйка, Анна Ивановна, и ехидно улыбается. Долго я терпел истязания, но когда уже терпеть было невмочь, то вдруг заорал во все горло: «Анна Ивановна, заступись, голубушка! Серебряный подстаканник подарю!» – и вдруг проснулся. Открыл глаза и вижу, что надо мной стоит пожилая дама в черном платье и черномазый молодой фертик с козлиной бородкой. «Добрый простолюдин! – сказала дама. – Отчего я должна вас спасти и почему вы узнали мое имя?» «Извините, – говорю, – сударыня. Это я так, в забытьи… Со мной это часто случается. А вы нешто Анна Ивановна?» «Точно так, – говорит. – А разве вы прежде не знали моего имени?» «Откуда же, – говорю, – сударыня, мне ваше имя знать, коли я вас в первый раз вижу?» Дама закатила под лоб глаза и начала тараторить с фертиком пофранцузски. Слышу, поминает что-то: «Спиритуалист, спиритуалист». Раз десять проговорила она это слово, потом обратилась ко мне и говорит: «Послушайте, – говорит, – вы спиритуалист?» «Виноват-с, – говорю. – Это точно, что мы к спиртным напиткам пристрастие имеем и сегодня поутру маленько зашибли, но только без запоя… Побалуем, да и за щеку». «Вы, – говорит, – не так меня понимаете. Скажите, вы медиум?» – «Как-с?» – «Вы медиум? Медиум?» – заболтала она несколько раз. «Никак нет-с, – говорю, – я Касьян Яманов». «Я вас не о фамилии спрашиваю, но желаю знать, не медиум ли вы… не ясновидящий ли? Скажите, вы не имеете сообщения с духами, не беседуете с отсутствующими, не разговариваете с людьми, которые уже давно умерли?» «Это, – говорю, – точно-с, случается… Раз мертвый купец меня к себе в приказчики нанимал, а вчера я ругался с моим бывшим хозяином, которого вовсе и в горнице не было, но это, – говорю, – сударыня, всегда в забытье и больше от тоски, так как мы теперь отставные приказчики и болты бьем, а пить-есть надо!» «Так вы медиум, – говорит, – медиум! Вы и сами не знаете, что обладаете таким драгоценным даром». «Что ж нам, – говорю, – в нем, коли от него не откусишь?» «Вы просили у меня руку помощи, и я протягиваю вам ее. Я сама спиритуалист, а потому должна протянуть вам руку. Я вас устрою. Идемте, собрат мой, ко мне. Я живу здесь, поблизости». С диву дался на нее, однако пошел. Живет великолепно. Дача – роскошь! На подъезде встретил нас лакей в белом галстуке. Отстал я маленько от нее, отвел в сторону лакея и спрашиваю: «Кто это такая?» А он мне: «Вдова, генеральша Кувырканьева». Как сказал он мне, что она генеральша, так я и оробел. «А что, – думаю, – вдруг драть меня прикажет? Уж не обругал ли я ее давеча во сне-то?» Однако вскоре успокоился и вошел в горницу, так как заметил, что около дачи ейной стоял городовой. «В случае чего, – думаю, – так можно крикнуть караул». Однако караул кричать не пришлось. Генеральша была очень любезна, угощала завтраком (первый раз пришлось есть с генеральшей), вином и расспрашивала меня: часто ли я беседую с духами умерших. Меня маленько забрало. Чтобы разжалобить ее, сказал, что часто. «Ну, а можете вы, – говорит, – силою воли уменьшить вес предмета?» «То есть как это?» – говорю. «А так, – говорит, – к примеру, вот эта бутылка весит пять фунтов, так ежели вы пожелаете, то можете вы сделать, что она будет весить вместо пяти фунтов два?» «Могу, – говорю, – потому это плевое дело!» Взял, налил из нее стакан, выпил залпом и говорю: «Потрудитесь свесить: теперь не более двух фунтов будет, может, в восьмушке ошибся». Улыбнулась и говорит: «Это все не то! А верчением столов вы не занимались?» «Трафилось, – говорю, – вертывали». Сели за стол все трое: она, я и фертик – и сделали цепь из рук, поставивши их рогульками. Сидим и смотрим друг на друга. Так и разбирает меня смех, однако креплюсь. «Напрягите, – говорит, – все силы вашей воли, и тогда стол двинется». Ну, я и напряг, вследствие чего стол и двинулся, потому легонький-прелегонький. Генеральша пришла в восторг. «Вы медиум, медиум, поистине медиум! Ежели вы без места, то живите у меня, вам будет готовая квартира, стол и двадцать пять рублей жалованья. Согласны вы?..» Ну, как тут не согласиться? «Так переезжайте же, – говорит, – завтра же…» Обещал и домой воротился, как угорелый. На дворе встретила хозяйка. «Где это, – говорит, – пропадал целые сутки?» «Молчать, – говорю, – а то сию минуту превращу тебя в перечницу и уксусницу! Я, – говорю, – теперь не что иное, как медиум и спиритуалист, завтракал с генеральшей и буду жить в генеральском доме!» Хозяйка обиделась. Ну, да мне теперь наплевать!

Неисповедимы судьбы Божии! То есть думал ли я когда-нибудь, что из простого апраксинского приказчика превращусь в медиумы? Ну, так что ж такое? Медиум так медиум!

16 июня

Итак, я состою в должности «медиума» при дворе генеральши Кувырканьевой. Ведь поди ж ты, какую должность придумала! Уж подлинно, что богатые люди с жиру бесятся! Надо полагать, что эта генеральша – или барынька из блажных, или просто дура. Впрочем, что за важность? Лишь бы деньги брать. Но вот вопрос: что это за должность такая – медиум? Дьячок Ижеесишенский, который был у меня сегодня и коему я в радости сообщил о приискании себе места, с божбою уверяет, что медиум – это все равно что шут у старинных царей и князей или юродивый. Тех же щей да пожиже влей. «Теперь, – говорит, – с шутами и юродивыми никто больше не вяжется, так пошли медиумы в ход». Надо полагать, что он врет, потому что был випивши. Завтра же пойду к генеральше и расспрошу, в чем заключается моя должность. Ежели заставят кувыркаться, колесом ходить или петухом петь, то навряд соглашусь.

17 июня

Сегодня ходил к генеральше и спрашивал, в чем будет заключаться моя должность. Также упомянул насчет кувырканья, петуха и колеса. Улыбнулась и говорит: «Ничего этого не надо, у меня не цирк, а когда на вас найдет вдохновение, туман эдакой, то вы будете предсказывать будущее мне или гостям моим. Вы человек особенный, вы не то что другие: вы разговариваете с отсутствующими, с давно умершими, но мы этого не можем, поэтому вы будете задавать им наши вопросы и передавать нам их ответ. Поняли?» «То есть понять-то, – говорю, – понял, только в разных смыслах…» «Ничего, – говорит, – постепенно привыкнете». Условился также и насчет жалованья и всего прочего. Условия мои такие, что я теперь много почище рыночного приказчика, а пожалуй, повыше и гостинодворского, несмотря на то что гостинодворские пенсну на носах носят и в «Приказчичьем клубе» польку танцуют. Жалованья мне 25 руб. в месяц и отдельная комната (а те этого не имеют и спят по пяти человек в одной комнате); когда нет дела, со двора иди куда угодно, без спросу (а те только раз в неделю или в две, и то со спросом у хозяина); гостей могу принимать к себе, кого хочу (тем же гостей принимать воспрещается); к завтраку, обеду и ужину полагается водка (а тем за водку-то нагоняй, а пожалуй, и выволочка). Только что я вышел от нее на подъезд, француз-фертик (это сбоку припека-то) сейчас за мной. «Что вы, – говорит, – с ней разговариваете! Разве не видите, что у ней здесь мало?» – и показал на лоб. «Видим, – говорю, – что в умалении и скудно, только все же переговорить следует». «Пустяки! Просите только денег больше да врите, что в голову придет, как будто вы это слышите от умерших». «Извините, – говорю, – почтеннейший, вы сами-то по какой части при ней состоите?» «Тоже, как и вы, медиум». «Коли так, – говорю, – ручку!» Для первого знакомства отправились с ним сейчас же в Строганов сад на горку (ресторанчик там есть) и засобачили в себя по три рюмки христианской да саданули по бутылке пива. Француз, а водку пьет, что наш брат русский. Обещался меня познакомить с француженками.

Теперь я понимаю, в чем состоит моя должность: нужно прикидываться перед генеральшей колдуном, гадальщиком, предсказывать будущее, морочить ее и доить ее карман. Сама напросилась. Попробуем. Потрафим, так ладно, а нет, так ведь нам с ней не детей крестить!

18 июня

Переехал к генеральше. Комнатка хотя и махонькая, но отменная. Из окна видны все жизненные удобства, как-то: кабак, городовой и портерная. Прислуга приняла меня не совсем ласково. Лакей при встрече со мной пробормотал: «Еще одного шалопая несет!» Горничная плюнула мне вслед и сказала: «Барон, что гоняет ворон». Ну, да это наплевать! Стерпится, слюбится.

С дачной хозяйкой моей прощание у меня было самое трогательное. Плакала и рыдала она так, как будто провожала в могилу, и просила меня навещать ее, а также присылать для беседы об Антихристе дьячка Ижеесишенского. За квартиру ей отдал я не 20 р. за все лето, как бы то следовало, но всего 5 р., зато подарил мельхиоровый стаканчик при нижеследующем письме, которое она обещалась хранить в божнице. Вот сие письмо:

«Милостивая государыня Анна Ивановна!

Принимая во внимание неусыпные труды ваши, как квартирной хозяйки, при доставлении меня два раза в пьяном образе из трактира купца Житейского под названием „Черная Речка“ в лоно дачи моей и укладку на ложе мое, именуемое диваном, со снятием сапог и сюртука, а также и в опохмелении меня наутро малой порцией, изъявляем вам свою благодарность, а также дарим принадлежащий нам мельхиоровый стаканчик, каковой просим вас спрятать в шкап и, вынимая оный по праздникам, пить из него по усмотрению.

Отставной приказчик, а ныне медиум генеральши Кувырканьевой, Касьян Яманов».

20 июня

Сегодня увидав, что генеральша сидит на балконе, задумал ее поморочить маленько, для чего надел на себя овчинный тулуп шерстью вверх и в таком виде стал прохаживаться мимо балкона, поминутно закатывая глаза под лоб. Увидав сие, она тотчас же спросила: «Касьян Иваныч, что с вами?» Я же, не приветствовав ее ни единым словом, ответил: «Не мешайте, сударыня, я с духами беседую» – и с сими словами удалился к себе. Надо статься, что коленом сим я ее отменно пробрал, потому что, через полчаса призвав меня к себе, подарила мне фрачную пару, оставшуюся от ее покойника-мужа. «У нас, – говорит, – послезавтра будут гости, будем заниматься столоверчением и вызыванием духов, так вы во фраке будете приличнее». Фрачная пара совсем новая и как раз пришлась по мне. Примерял ее, смотрелся в зеркало и думал: «Кто может заметить, что наш тятенька мужик был?»

Вечером зашел ко мне француз, долго трещал, как трещотка, и сказал, чтобы я к послезавтрому придумал ответ духов. Обещал. Веселый такой. Выпили мы с ним полбутылки коньяку с чаем, и я научился от него трем французским словам: «о де ви» значит водка, «бельфам» – разухабистая баба и «пикант» – «забористая». Ложась спать, придумывал ответ духов, но ничего не придумал.

21 июня

Ура! Ответ духов нашел. По городу, по дачам и у нас, на Черной Речке, ходят мальчишки и продают фотографические карточки «с предсказаниями», то есть с прилепленными к карточкам билетиками, на которых напечатаны предсказания на задуманные вопросы. Сегодня купил у мальчишки пяток карточек за четвертак. Билеты, что на них, и будут служить мне ответами духов. Вот эти предсказания из слова в слово: «что же хощеши, человече, того и получишь»; «чего ради плаваешь против воды? Не сломи кормило»; «берегись и ты, человече, добываешь корысти от всякого злого нанадения»; «заткни язву души твоея и береги себя, яко сосуд скудельничий»; «яростная любовь млада, зане не утолится сребром, но кудрявым предметом в образе живе». Чего же еще лучшего ждать от духов? И туманно, и увлекательно, и занятно!

23 июня

Вчера вечером был у нас сеанс столоверчения, спиритизма и беседы с духами. Гости наехали в пяти каретах. Кучера, высадив господ у подъезда, въехали к нам на двор и, сойдя с козел, принялись играть между собою в три листа. Игра завязалась самая интересная, и я хотел уже пристать к ним, но долг службы, так как я служу в медиумах, повелел мне отправиться на сеанс. Напялив на себя фрак, умаслив главу мою помадой фабрики Мусатова, опрокинув для бодрости две рюмки коньяку и заев оный сушеным чаем, дабы из пропасти не несло, я отправился в зал. Француз был уже там и во все горло кричал что-то по-французски на ухо глухому старику-генералу. По совету француза, для напущения большей важности, я вошел в зало, глядя в потолок и с поднятыми кверху руками. Как было условлено, француз тотчас же обернулся ко мне и приветствовал меня по-французски (а черт его знает, может быть, и обругал). Я же, нисколько не оробев, раскрыл свои объятия и рявкнул голосом Леонидова из Александринского театра сицевое: «Собрат, приди ко мне на грудь!» Сцена эта подействовала. Гости покачали головами, какая-то старуха прослезилась, а генеральша, наклонясь к уху генерала, крикнула про меня: «Простолюдин он, ни слова не знает по-французски, но понял мусью Мутона (это прозвище француза) по вдохновению». Генерал крякнул и промычал, а мы (т. е. я и француз) бросились друг другу в объятия. «Господа, рекомендую вам нового медиума, Касьяна Иваныча Яманова», – сказала генеральша. Я поклонился и, разинув слегка рот, дикими глазами обвел присутствующих. Тут был: отставной генерал, тощий, как моща; два лысых старика в очках, как впоследствии я узнал, один – учитель латинского языка, а другой – греческого; пять-шесть старух с утиными носами; юнкер, племянник генеральши; отставной частный пристав и еще какой-то сотрудник «Московских ведомостей», который, объявив мне об этом, тотчас же сел на диван, задремал и начал бредить, произнося слово «нигилист». Сеанс прошел благополучно, стол вертели три раза, а остальное время беседовали с духами, вопрошали, по просьбе гостей, разных Иродов, Наполеонов, Соломонов и передавали от них ответ, я – письменно, а француз Мутон – изустно. Сеанс кончился за полночь и только потому, что, утомившись, я внутренне ругнул всех присутствующих и, сам не знаю как, вместо ответа духов, написал на бумаге такое пакостное слово, которое никто не решился прочесть вслух. Впрочем, все обошлось благополучно.

1 августа

Вот уже месяц, как не писал я своего дневника. Да и о чем писать, коли вся жизнь заключается в четырех словах: пил, ел, спал и скучал. Каюсь, что пил более, нежели ел и спал, за что и получил от генеральши два официальных предостережения (собственные слова ее превосходительства) с секретным предупреждением, что в случае моей неисправности она тотчас же даст мне третье предостережение со снятием с меня сапог и с приостановкою выпуска меня со двора в течение двух месяцев. Как ни оправдывался я, как ни выставлял на вид, что вот уже в течение месяца несу на себе наказание запрещения розничной покупки водки через прислугу, а обязан довольствоваться четвертной бутылью в неделю, да и то пополам с французом, вследствие чего терплю явный ущерб в исполнении моих обязанностей в качестве медиума, – ничего не помогло, и она обещала привести свою угрозу в исполнение.

3 августа

С табачницей у меня все счеты покончены, но сегодня она прислала мне с щапинским кондуктором слезное письмо. Вот оно:

«Милый друг Касьян Иваныч!

Забудьте все прошлое и будьте по-прежнему моим предметом. Ах, какая я была дура, что променяла вас на военного писаря. Я его считала за благородного жениха, но он оказался коварный интриган и за питием чая стянул у маменьки две серебряных ложки. Верьте, что я вас не променяю теперь ни на чиновника, ни на офицера. Плюньте мне тогда в глаза и ежели будете согласны на это, то приходите сегодня вечером в Строганов сад. Лети, письмо, к тому, кто мил сердцу моему. Если ж другу неприятно, то лети, письмо, обратно. Пришлите ответ, согласны или нет».

Письма я не принял и на обороте написал сицевое: «Нам подержанного платья не требуется».

15 августа

Генеральшина горничная Марья Дементьевна в благородстве, оказывается, много чище табачницы. Сегодня она стирала генеральшины манишки и так чувствительно пела «Гусар, на саблю опираясь», что я заслушался. Также и по-французски говорит. Сегодня вечером звал ее в молодцовский клуб, но она отказалась. «Не пойду, – говорит, – я в молодцовский – там хватаются, а я привыкла к благородству. Ежели, – говорит, – хотите, то пойдемте в пятницу в благородку». Обещал и вечером, когда лакей Иван ставил самовар, удрал с ней в Строганов сад. Гуляли по первой аллее и разговаривали по-французски: я ей – «тре бье», «лямур», а она мне – «жоли мерси». Проходящие, по всей вероятности, думали, что мы графы или князья. Возвратились домой в десять часов. Вследствие ее своевольной отлучки генеральшин лакей Иван рассвирепел и обещался пробить ей темя поленом. Это из ревности.

17 августа. Вечер

Сейчас генеральша призывала меня к себе и объявила, что едет на неделю в Москву, а также берет с собою француза Мутона. «А как же, – говорю, – я-то?.. Мне бы тоже хотелось побывать в Москве, к тому же и у тамошних медиумов поучился бы, а то что ж мне с вами все на один манер?..» «Пустяки, – говорит, – этому никто ни у кого не учится; это по вдохновению». «Все-таки, – говорю, – какому-нибудь новому колену обучился бы». «Нет, – говорит, – нельзя. Ты останешься в Петербурге и будешь наблюдать за домом, за людьми и за лошадьми, и за этот труд жалую тебе двадцать пять рублей и старый генеральский халат на красной шелковой подкладке (халат ее покойника мужа) для внушения страха прислуге». Халат и четвертная бумажка тотчас же были вручены мне. Отъезд генеральши назначен на послезавтра.

Как там ни говори, а без Мутошки будет скучно. Хоть он и француз, а все-таки человек: по херам с ним поговоришь, рюмочку-другую сентифарису толкнешь, о француженках потолкуешь и все эдакое…

18 августа. Утро

Вчера ложился спать, полный чувства самодовольства. Что ни толкуй, а все-таки я буду в некотором роде начальник, управляющий домом и, так сказать, глава. Квартира к моим услугам – захочу, так созову всю Александровскую линию и задам пир; по островам захотелось прокатиться или так куда съездить – так закатил кучеру пару пива и поезжай куда хочешь на генеральшиных лошадях.

А что, в самом деле: ведь квартира будет свободна, так не созвать ли знакомых приказчиков да не закатить ли пирушку в складчинку? Чудесно! Повар есть. Купим провизии, так что угодно состряпает. Музыка понадобится, так у генеральши и рояль есть, а горничная Марья Дементьевна отлично играет одним перстом «По всей деревне Катенька» и «Чижик, чижик». Да и зачем нам фортепиано, коли некоторые молодцы из моих бывших соседей по лавке в лучшую жарят на гитаре, а кучер Герасим, ежели на гармонии, – так просто собаку съел. Сообщил о своем предположении повару, тот с радостию согласился.

18 августа. Вечер

Целый день сбирали генеральшу в Москву. Вечером она собрала всю прислугу и объявила, что я остаюсь старшим и что все должны меня слушаться. Я в это время стоял в отдалении, потупя взор. Когда генеральша ушла, лакей Иван показал мне кулак и сказал: «Это старшему». На что я ему ответил: «Погоди, голубчик, дай только генеральше уехать, так я тебя в бараний рог согну» – и тут же объявил ему, что горничная Маша будет состоять при мне. «Ну, еще это дудки!» – сказал он. А Маша ему: «Конечно, денно и нощно при Касьяне Ивановиче состоять буду, так как он от самой генеральши поставлен». Под вечер она забежала ко мне в комнату и просила, чтоб я сжил Ивана. Обещал.

19 августа

Сегодня провожал генеральшу в Москву. Когда поезд тронулся, мне в голову пришла гениальная мысль. В газетах то и дело читаем, что то там, то сям устраиваются съезды и конгрессы: был съезд археологов, съезд естествоиспытателей, были железнодорожные съезды, учительские съезды, наконец, недавно был статистический конгресс, – так чем устраивать в генеральшиной квартире просто пирушку, не лучше ли мне устроить «съезд петербургских лавочных приказчиков»? В сущности, это будет та же пирушка, только по новой моде, по-современному. В сильной радости, что в голову мою пришла такая счастливая мысль, прямо с железной дороги побежал к дьячку Ижеесишенскому и сообщил ему об этом. Тот в восторге чуть не привскакнул на стуле. «Не теряй, – говорит, – золотого времени, беги в рынки и созывай приказчиков!» «Но как же, – говорю, – ты-то будешь на этом съезде, коли это будет съезд приказчиков? Какой же ты приказчик?» «Пустяки, – говорит, – я буду делегатом от просфирни и от свечной продажи». Порешили сзывать из каждого рынка по одному и по два приказчика и назначили съезд на 22 августа, после чего я опрометью побежал в рынки и Гостиный Двор. Первый визит мой был в бывший Апраксин двор, к приказчику Николаю Усталову. Выслушав меня, он не сразу понял, в чем дело, но когда я растолковал ему, что мы на съезде выпьем, закусим, поругаем хозяев и потолкуем, «как бы нам обороняться от них, дабы они не слишком на нас ездили», то обещал быть. «Главная, – говорит, – штука, что у хозяина не отпросишься со двора! Ну да, как-нибудь урвемся! Спрошусь в баню, а на всякий случай если запоздаю, то положу на кровать чучелу в моем халате. Ежели хозяин заглянет в молодцовскую, так будто бы это я сам лежу». От Усталова бросился в Мариинский рынок, из Мариинского в Гостиный Двор, из Гостиного в Никольский рынок, из Никольского на Васильевский остров в Андреевский, а оттуда домой на Черную Речку, где, по силе данной мне власти, обругал лакея и почил от трудов моих, надев генеральский халат.

20 августа

Приготовляемся к съезду петербургских лавочных приказчиков. Одну четверть водки настаиваем черносмородинным листом, другую – рябиной. Горничная Марья Дементьевна шьет флаги из старой юбки и красной занавески для украшения зала съезда. С поваром составили карточку легкой закуски, которая будет предложена съезду. Вот эта карточка:

1) селедка с картофелем и огурцами, соус а-ля Гостиный Двор;

2) заливной жирный поросенок, а-ля бывший мой лавочный хозяин Парамон Иваныч;

3) редька и хрен, а-ля жизнь рыночного приказчика;

4) котлеты битые, а-ля лавочный мальчик.

Кроме того, икра, сыр, масло, сардины.

Вечером был у меня дьячок Ижеесишенский. Порешили с ним, что на съезд допустим и постороннюю публику, но только в качестве зрителей и по билетам.

21 августа

Повар и лакей Иван разгласили о съезде по всей Черной Речке. Многие просят билеты для входа, но отказываю. До сих пор выдал билеты только содержателю лодок на Черной Речке, кабатчику, где забираем водку, бывшей моей дачной хозяйке Анне Ивановне и генеральшиной прислуге. Табачница, узнав о съезде, прислала с дворником письмо, в котором также просит у меня билета. Послал ей ответ сицевого содержания: «С суконным рылом в калашный ряд соваться не след!»

22 августа

Сегодня, в девять часов вечера, назначен съезд. Вчера всю ночь обдумывал речь, которую буду говорить на съезде, но ничего не обдумал. Горничная Марья Дементьевна советует мне быть во фраке, говоря, что во фраке я много интереснее и смахиваю на благородного кавалера. Подарил ей за это шерстяную вязаную косынку на голову.

23 августа

Только что сейчас очнулся от съезда. Вот так съезд! Хотел занести описание его в дневник, но не могу и откладываю до завтра. Голова трещит, руки дрожат, и в глазах двоится. Где-то слегка поправил себе глаз и теперь прикладываю к нему мокрую бумагу. Марья Дементьевна приготовляет горчичник для приставления мне на затылок. Делегат от просфирни дьячок Ижеесишенский спит в сарае непробудным сном. Чтобы привести его в чувство, кучера вылили на него два ушата воды, но ничего не помогло.

24 августа

Описание съезда петербургских лавочных приказчиков

Во вторник, 22 августа, состоялся первый съезд петербургских лавочных приказчиков. Заседание происходило на Черной Речке, на даче генеральши Кувырканьевой, радушно предложившей свой зал для занятий съезда. В день заседания у ворот дома еще с шести часов вечера толпилась пестрая толпа народа. Тут были и простолюдин, и сановник, рубище сирого нищего и роскошный наряд изнеженного богача. Все это с нетерпением ожидало приезда дорогих гостей и пылало к ним теплою любовью. К восьми часам вечера пароходы, дилижансы и извозчики начали подвозить гостей. Толпа заколыхалась и замахала шляпами и платками. На некоторых глазах дам мы заметили слезы. Милостиво благодаря за радушный привет, члены входили в залу, украшенную цветами, гирляндами, флагами и щитами с изображением торговых атрибутов, как-то: аршина, ножниц, четверика, весов с гирями и кота. В глубине помещался большой щит со следующим стихом поэта Некрасова: «Не обманешь – не продашь».

Посреди залы стоял большой стол, покрытый зеленым сукном, вокруг которого помещалось тринадцать кресел. В углу, под образами, стоял такой же стол, с которого радушно глядела закуска и всеми цветами радуги блистали обильно наполненные графины и бутылки. По стенам стояли стулья для публики. Всех членов собралось всего восемь человек. Это большей частью молодые люди со здоровыми кулаками, с полною верою в будущность и с горячею любовию к своему делу, но есть между ними двое, на висках которых давно уже показались седины, а именно делегат от просфирни, дьячок Ижеесишенский, и приказчик из живорыбного садка, Трифон Петров, двадцать пять лет, не отходя от места, живущий у своего дяди в племянниках. Заседание открылось в половине девятого часа выбором председателя и секретаря съезда, где большинством голосов и при громе рукоплесканий публики и были избраны в председатели съезда уполномоченный от бывшего Апраксина двора отставной приказчик Касьян Яманов и в секретари к нему – дьячок Ижеесишенский, после чего новоизбранным секретарем съезда было прочтено письмо члена Василия Носовертова, приказчика из лабаза Никольского рынка, по непредвиденным обстоятельствам не могшего присутствовать при занятиях съезда. Вот оно: