Текст книги "Советы Богу"

– Нет, я ничего такого. Просто впечатления от первого знакомства. По ним видно, что они хорошие. И я доверяю тебе, если ты говоришь, что их можно не опасаться, то мне переживать не за что.

– У всего есть грани и пределы разумного, – Сергей закончил с посудой, вытер руки и сел за стол. – Я им верю, но люди могут меняться, а мы этого не замечаем. С годами это может быть сильнее заметно. Тот же Макс в последнее время сам не свой и на контакт особо не идет. Даже сегодня он сам решил собраться, чтобы перезагрузить мозги, но так душу и не раскрыл, не рассказал, что его тревожит. Зато я хорошо отдохнул. Завтра можно со свежими силами искать новых подозреваемых.

Саша смотрела на него. Это был определенно ее человек. Как будто они знакомы тысячу лет и пережили вместо эпидемии и войны, рождения детей и их смерти. Сильный духом, умный мужчина стал за короткий срок для нее той самой опорой, о которой пишут в романтических рассказах. Пока он говорил о друзьях, она думала о нем и о том, что готова навсегда остаться рядом с ним.

Дослушав Сергея, она сказала:

– Я, когда была подростком, мечтала о красивом свидании с любимым парнем, где мы будем целоваться и танцевать под «Evanescence», – она взяла его руку в свою. – Давай забудем до утра про всех убийц и их жертв, пойдем в комнату и включим красивую музыку.

На улице шел снег, в свете луны, пробивающемся через бреши в облаках, он красиво падал на уснувший город. Пройдет немного времени, и жители будут встречать Новый год за прямоугольниками окон своих квартир, открывать шампанское и загадывать желания. И, как происходит из года в год, самым частым пожеланием станет: «пусть все невзгоды и беды останутся в уходящем году, а новый принесе нам только положительные эмоции». Эх… Если бы жизнь людей можно было наладить коллективным однообразием мыслей…Но так не бывает, каждый должен в своей жизни испить до дна и чашу страданий, и кубок наслаждений. Правила жизни одновременно невероятно простые и неизмеримо сложные.

Пара красивых молодых людей, обнявшись, танцевала под один из главных хитов начала двухтысячных годов, и их сейчас не волновало ничего. В данный момент они были просто счастливы.

30

Похмелья у Максима практически не было, так всегда бывает, если пить хороший алкоголь под правильную закуску. Единственное существенное неудобство, которое несло утро после вечерних возлияний, было, то, что Макс всегда просыпался до восхода солнца. Непонятно, что хотел сказать ему собственный организм такими выходками, но Максим всегда знал заранее: если вечером рюмки пустеют слишком часто, то подъем утром будет ранним. Так и сегодня, он открыл глаза в полумраке ночной спальни материнского дома, поднес запястье к лицу и увидел безжалостные 04:11. Обреченно раскинув руки на вкусно пахнувшей свежестью простыне, он прислушался к телу и с удовлетворением отметил, что тяжести в мышцах и блуждающей боли в черепной коробке не ощущается. Перспектива продолжить сон отсутствовала полностью, поэтому было принято волевое решение использовать ранее пробуждение с пользой и отправиться на рыбалку – «на зорьку».

Путь до речного берега, длиной около трех километров, Максим преодолел пешком. Рассвет постепенно отодвигал ночную темноту за горизонт, тропинки в лесу, раскисшие от ночных осадков, были устланы павшей листвой и рыжими иголками с умерших елей. Разноголосый щебет птиц приветствовал новый день. Большинство людей не найдет прелести в прогулке морозным ноябрьским утром по сырому лесу, и их можно понять, но Максим воспринимал такие моменты иначе. Ему нравились звуки леса: шум листвы в ветре, хруст веток, голоса невидимых зверей и птиц, гул воды у реки. Он не понимал, когда говорили, что в лесу тихо. В лесу не тихо, а спокойно. Лес шумный по-своему, и в этом шуме нет надоевших рычащих глушителей, рекламы, голосящей из внешних динамиков, нет хлопающих металлических дверей и орущих алкашей под окнами домов. В лесу шумно, но этот шум умиротворяет.

На каменистом берегу Максим сменил удобные трекинговые ботинки на сапоги-комбинезон и стал готовить снасти. Удочек было две, одну Макс закидывал и закреплял в рогатине на берегу, второй орудовал самостоятельно. Закончив с наживкой, он достал свой любимый нож-керамбит, заточенный на лазерном станке до показателей близких к хирургическим, и срезал подходящую рогатину с ближайшей осины.

Поклевок не было. Только что показавшееся из-за сопок солнце очень оперативно, словно по отработанной заранее схеме, закрыли плотные тучи. Переменчивая осенняя погода ни на день не позволяла усомниться в собственных возможностях. В этих местах в период с октября по ноябрь дождь и солнце могли сменять друг друга по пятнадцать раз в день. Над Северской областью морской климат встречался с континентальным, что давало сумбур в погоде осенью и заморозки весной, нередко переходящие и на дождливое начало лета. Максим изредка бросал взгляд на поплавок закрепленной на берегу удочки, он следил за тем, как мелкие капли начинающегося дождика падали в бегущую к морю воду реки. Это так похоже на человеческую жизнь. Маленькая частица жидкости хаотично попадает в огромный бурлящий поток, как человек, который рождается несмышленышем, но уже с каким-то сознанием внутри, и сразу оказывается в начале длинного, трудного и часто сложного пути. Эта капля дождя, может, и не хотела никогда попадать в реку, ей было уютно и хорошо у себя в туче, плыть между облаков и не погружаться в суету водного потока. Как и человеческое сознание, его душа обитала где-то и вряд ли желала попасть в маленькое сморщенное тельце, которое вытирают от слизи нежные руки акушерок. И дальше похоже. Капля может вместе с рекой добраться до океана и завершить свой путь на вершине своей водяной табели о рангах, а может сквозь шлюзы дамбы попасть в лопасти турбин ГЭС и в конце концов уйти в небо паром из толстых труб. Также и малыша, который обрел разум, может ждать тысяча разных жизненных путей. Радует одно: что человек, в отличие от безвольной капли, может сам влиять на течение тех рек, по которым будет проходить его жизненный маршрут.

Улов не шел, Максим все больше погружался в философские размышления. Последние несколько месяцев он пытался разобраться в своей жизни. Все шло вроде гладко, но не как-то не так. Вот это «не так» он и пытался понять. Что ему надо? Зачем он совершает те или иные поступки? Макс стал чаще ругаться с матерью, хотя сам решил на время переехать к ней, чтоб было не так одиноко. Ругаться из-за мелочей, потом извиняться и снова психовать. Как будто кризис среднего возраста настиг его раньше положенного. Его беспокоила нереализованность собственных идей в бизнесе, за спиной на работе все равно шептались о его «мажорстве». Его угнетало отсутствие настоящей любви, если получить секс для Максима не было проблемой, то встретить и, что особенно важно, поверить, той, кто скажет, что любит его, было очень сложно. Он смотрел на загорающиеся глаза Сергея, когда тот говорил о Саше, и завидовал другу, по-доброму, без зла, но завидовал. Он не мог разобраться в себе, чего он хочет. Ему не хотелось быть постоянно одному, но в участившихся в последнее время одиночных вылазках в лес он чувствовал себя комфортно. В общем, все было сложно. Максим прекрасно отдавал себе отчет в том, что сам загоняет себя в психологическую яму, но выхода из ситуации пока не видел. Он жил и ждал, что жизнь сама подскажет ему правильный путь. И пусть в последнее время он совершил много ошибок, среди которых были глупые, злые и даже страшные, но он верил, что скоро судьба или кто-то свыше укажут путь его разуму.

За два с половиной часа, которые Максим провел на берегу реки, ему попалась лишь одна худая красноперка. Глядя, как она бьется на крючке, он аккуратно освободил нижнюю челюсть от металлического зацепа и взял рыбу в руки. Красноватые полосы, которыми были украшены бока небогатого улова, изгибались в предчувствии скорой гибели. Макс смотрел в правый глаз рыбы, извивающейся на его ладони, и видел, как последние частички жизни покидают свою маленькую скользкую обитель. Дождавшись, пока конвульсии почти прекратятся, Максим сел на корточки и опустил ладонь под воду. Секунда, другая, спасительная влага снова потекла через жабры, рыба задергалась, медленно скатилась с рук и поплыла как можно дальше от почти настигнувшей ее смерти. Макс с улыбкой сполоснул руки, поднялся и стал собирать снасти в рюкзак. Рыбалка на сегодня была закончена.

Он сложил спиннинги в кейсы, переобулся, достал из рюкзака небольшой термос синего цвета и налил полную крышку кофе. Сделал глоток и постарался запомнить мгновение. Ранее утро. Холодно и сыро. Но яркий аромат и терпкий вкус сальвадорского кофе даже в такой момент могут подарить частичку счастья. Максим закрыл глаза и наслаждался горячим напитком. Сейчас ему было хорошо.

– Из-з-звините, пож-ж-жалуйста, у вас телефона не буд-д-дет? – тонкий дрожащий женский голос вернул Макса в сырую действительность.

Девушке был лет двадцать на вид. Невысокая и худенькая. Мокрый пуховик, грязные рваные джинсы и кроссовки, которые когда-то были белыми. На миловидном лице следы от потекшего макияжа, которые пытались устранить в полевых условиях. Она стояла метрах в пятнадцати от Максима, обхватив себя за плечи, ее била мелкая дрожь.

– Что с тобой случилось? – Максим отставил термос и полез в недра рюкзака. – Тебе не телефон, а согреться нужно. Пневмония очень неприятная вещь.

Девушка медленно приблизилась к Максиму.

– Мне род-д-дителям позвонить нужно, чтоб-б-б не п-п-переживали.

– Это все понятно, – он достал запасную пару термобелья, снял с себя свитер и шапку. – Я отвернусь, а ты снимай сырое и надевай это. Будешь выглядеть смешно, но зато в тепле. А потом и родителям позвонишь.

Девушка не стала спорить, совет был логичным, и принялась расстегивать куртку. Максим повернулся лицом к реке, ситуация его больше забавляла, чем озадачивала.

– Так что с тобой случилось-то?

– Н-н-на б-б-базе от-т-тдыха были, – зубы выбивали дробь от холода, пока она натягивала кальсоны, но голос стал увереннее. – С-с-с парнем поругалась и уб-б-бежала, потом заб-б-блудилась. С-с-сколько сейчас времени?

– Восемь сорок. Переоделась?

– П-п-почти, значит, я часов шесть п-п-по лесу ш-ш-шарахалась. Вымокла н-н-насквозь и з-з-замерзла ужасно. Все!

Максим обернулся. Сложно было не улыбнуться, девушка выглядела как Гаврош.

– Как дура, да? – зубы перестали стучать, она оглядывала свой новый образ.

– Нормально, зато сухо и тепло, – Максим протянул кофе.

– Ой, спасибо, – радостно взвизгнула она и двумя руками обхватила крышку термоса.

– Аккуратнее, горячий. Я – Максим.

– Аня, – она мелкими глотками пила кофе. – Спасибо тебе. Я минут двадцать за деревьями стояла, боялась выходить.

– Так плохо выгляжу?

Анна оценивающе смерила взглядом парня:

– Сейчас уже нет. Но в новостях сейчас такое показывают, что страшно с незнакомцами общаться.

– Так, может, я и есть маньяк из новостей, замылил тебе глаза мнимой помощью, а сам думаю, как тебя поизощренней убить, – Максим улыбался и смотрел прямо на девушку.

Она напряглась. Парень, который ей помог, был привлекательным и обаятельным, рыбу, опять же, отпустил обратно в реку, но тон, которым он проговорил последнюю фразу…

– Значит, я точно дура.

Макс рассмеялся.

– Звонить-то будешь? Тебе вообще куда надо?

– В Светлое, – вздохнула Аня, допила кофе и протянула крышку.

– Ого! Ты живешь там, что ли?

– Ага. Говорю же – дура. С лета переписывались с ним, а тут зовет на день рождения, на природе.

– Так у тебя и там везде сплошная природа, Светлое – это ж три дома, да кладбище у леса.

– Ну, не три, – Аня закусила губу. – Обычный поселок, школа есть, начальная. Телефон дай, пожалуйста.

– Ты родителей совсем не бережешь, сначала уехала за полтысячи километров, а теперь скажешь, что ночью в лесу гуляла и чтобы забрали тебя голодную и грязную.

Девушка смотрела на него, и ее глаза с длинными пушистыми ресницами становились влажными.

– Да ладно, не реви, – Максим убрал термос в рюкзак.

– Мне девятнадцать, – все-таки всхлипнула Аня. – Захотела и поехала в гости. Дай телефон, пожалуйста.

– Ну, тут не поспоришь, – усмехнулся Макс. – Толку тебе от телефона? Родителям нервы лишние, а ты даже не знаешь, в какую сторону к дороге идти. Да не плачь ты.

Девушка уже рыдала не стесняясь. От обиды. Она и так натерпелась за ночь, а тут еще непонятно кто ее жизни учит.

– Повезло тебе. Почти как Золушка, ты встретила своего принца, – Макс широко улыбнулся. Пойдем, я живу недалеко, через лес быстро дойдем. Не бойся, не съем я тебя, мой лимит на «красных шапочек» исчерпан на этой неделе.

Аня вытерла слезы длинным рукавом свитера и подняла взгляд.

– Ты определись тогда, – сказала она, – Принц ты или Серый волк, чтоб я знала, на что надеяться или чего бояться.

– У тебя в любом случае выбора немного: или дальше по лесу гулять, или поверить первому встречному рыбаку. Пойдем, у меня обсохнешь нормально, поешь, и я тебя сам отвезу в ваш «обычный» поселок.

– Далеко идти?

– Меньше часа, я тут все тропинки знаю, не переживай. Вон туда пойдем, – он показал рукой на пологий подъем с берега реки к лесу.

– Пойдем, надеюсь, ты все-таки принц.

Девушка повернулась и зашагала по направлению к лесу. Максим пристегнул кейсы с удочками к рюкзаку, закинул его на плечи и направился вслед за ней. Уже подходя к деревьям, он остановился и быстро похлопал себя по груди и бедрам, затем удовлетворенно выдохнул и стал забираться по склону. Его любимый нож был при нем. Не потерял, как показалось.

* * *

– Ты почему в офисе не был? На телефон не отвечаешь! – Виктория Сергеевна расстегивала сапоги. – Ты же понимаешь, что любые твои выходки на работе отдаются на мне!

Максим сидел в гостиной у зажженного камина, на улице давно стемнело, аромат горящих поленьев успокаивал разбушевавшуюся за день душу.

– Мам, не кричи, – Максу совсем не хотелось сегодня снова ругаться. – Ты же знаешь, что моя работа всегда хорошо сделана, и это не зависит от моих жопочасов в кабинете.

Виктория Сергеевна прошла в гостиную и встала рядом с сыном.

– Не кричи!? Да как тут не кричать? Ты в последнее время делаешь что хочешь, я в твою жизнь не лезу и никогда не лезла.

– Это точно, – Максим подложил небольшое полено в огонь.

– Ты опять?! – мать не глядя бросила сумку на стол, сбив с него узкую стеклянную вазу. – Ты бы хотел, чтоб я сидела с тобой после гибели отца и мы бы жили в той же хрущевке на зарплату врача. Я всю жизнь стараюсь сделать все, чтоб ты ни в чем не нуждался: шмотки, телефоны, жилье. И все не так! Да?!

– Мам, не заводись. Ты же про работу начала. Давай не будем снова поднимать тему моего золотого детства. На работе я не был. Считай, взял отгул, по семейным обстоятельствам. Сегодняшний кусочек своей жизни я посвятил личным делам, а завтра с утра как сяду за компьютер и до конца рабочего дня не встану. Обещаю.

– Да какая у тебя личная жизнь?! Шалава на шалаве! Ты же, как вернулся, ни разу меня ни с одной нормальной девушкой не познакомил. И я знаю почему, потому что все эти девки на ночь. Личная жизнь у него!

Максим поднялся, его пальцы мелко тряслись.

– Так, может, поэтому все на одну ночь, потому что в детстве я тебя только по ночам и видел. Знаешь?! Психологи говорят, что все проблемы из детства. Так, может, глядя на тебя, я привык, что женщины не должны играть в моей жизни важную роль, а сейчас ко всем так отношусь, как к арендной машине.

– Ах ты, скотина! – Виктория Сергеевна замахнулась.

Максим стоял не шелохнувшись. В голове мрачным калейдоскопом мысли сменяли друг друга.

– Ну, – уже спокойно проговорил он.

Мать опустила руку, промокнула платком глаза на красном от гнева лице, развернулась и пошла к выходу из гостиной. Прежде чем выйти из комнаты, Виктория Сергеевна, не оборачиваясь, сказала:

– Утром, пожалуйста, возвращайся к себе в квартиру, и у тебя месяц, чтобы найти другую работу.

Максим подошел к бару, налил себе в широкий толстый стакан сто граммов Dalmore, бросил лед и вернулся к камину. Сегодняшний день вместил в себя большое количество разных событий, и он так хотел, чтоб все закончилось хорошо… Макс тремя пальцами взял из корзины у камина тонкую лучину и поднял ее до уровня глаз. Лучина прыгала вверх-вниз, как необъезженный скакун. Руки тряслись. Он сделал крупный глоток из стакана и закрыл глаза. Мысль, которая не отпускала его в последнее время: «Нужно ли как-то заканчивать старую жизнь, перед тем как начать новую». Ему необходимо было найти ответ на этот вопрос в глубине своего сознания, тем более сейчас для этого настало самое подходящее время.

31

Если делать список самых угрюмых мест, то в любом городе в него войдет Бюро судебно-медицинской экспертизы. Нет, может быть, в Москве, Нью-Йорке или Лондоне это будет современное здание с хорошим ремонтом и функциональным помещениями, но в городке с населением в несколько сотен тысяч человек – это готовая декорация к фильмам Звягинцева или Быкова. На стенах и потолке кафель унылых цветов, кабинеты, долгие годы не знавшие ремонта, лаборатории и прозекторские с устойчивым запахом химических реактивов.

Сергей не любил здесь бывать, не привык за годы службы. Как только он переступал порог главного входа в это здание, его настроение сразу ухудшалось. Грусть и тоска накатывали на опытного оперативника. Здание хранило тела тех, кто закончил свой земной путь явно не так, как хотел в собственных мрачных размышлениях на тему смерти. Люди с малых лет думают о своей смерти, но если мысли инфантильных подростков направлены в основном на эгоистичные эмоции, то взрослые люди задумываются о том, что было бы неплохо умереть во сне и без мучений, а в идеальном раскладе еще и не доставить этим мероприятием проблем близким. В морге Бюро лежали тела тех, чьи мечты о легкой смерти в старости не сбылись. Здесь были трупы, которые нельзя было выдать родным до определенного этапа расследования, и если души этих людей обрели покой, то их телесные оболочки ждали своего часа в холодильниках одного из самых угрюмых мест Берегового.

– Чай? Кофе? Водка? Пиво? – Вадим встретил товарища в своем кабинете с зажатой в углу рта сигаретой.

– Не. Еды нету? Я жрать хочу, проспал, не успел позавтракать, – Сергей расположился на стоящем у стены диване с велюровой обивкой.

– Это ты зря. Режим питания нарушать нельзя. У меня сосед по площадке, алкаш, работает в аптеке за углом рабочим. Так вот, он всегда говорит, что не сдох до сих пор, только потому, что каждый день строго соблюдает дисциплину питания: завтрак, в обед обязательно суп и ужин. И при таком распорядке даже те литры суррогата, который он в себя вливает, пока не сделали его клиентом моих коллег из городской больницы.

– Ага, – Сергей поудобнее устроился на диване, – если еды нет, то показывай, что нашел, зачем звал. Работы куча. Я вчера до ночи сидел за компьютером, искал связь между жертвами. Вообще по нулям. Весь архив перелопатил. Разные люди, разные занятия, возраст и социалка. Еще этот придурок Семушов сбил меня своими посланиями Бельской, я уж подумал, что убийца пообщаться хочет и может ошибок наделать из-за тщеславия, а оказалось, что просто поехавший идиот решил привлечь к себе внимание.

– Ну. Попортил нервов дурачок. Погоди-ка, – Вадим открыл дверцу маленького холодильника, спрятанного от посторонних глаз внутри шкафа для одежды. – Кефир? Чесночная котлета? Или ананас?

– Шикарное меню, – улыбнулся Норвежский. – Не хватает какой-нибудь жареной селедки для полной картины кулинарного безумия.

– Ты жрать вроде хотел?

– Ладно, давай кефир. Срок нормальный?

– Вчера утром покупал, хотел с похмельем после наших посиделок бороться, но не пригодился.

Сергей открутил крышку от картонной коробочки и понюхал содержимое.

– Вроде свежий, – он сделал несколько глотков.

– Да нормальный кефир. А вообще, не переживай: до туалета меньше минуты идти.

Сергей, делая очередной глоток, выразительно посмотрел на приятеля.

Вадим вернулся за рабочий стол, поводив мышкой по коврику, он развернул монитор, так чтобы Сергею с дивана было хорошо видно изображение.

– Я тоже вчера решил поработать аналитиком. Абсолютно не мой профиль в данном случае, но дело уж больно интересное, – он придвинулся ближе. – Меня по молодости интересовали две темы. Ну, кроме девчонок и спорта. Я всегда с удовольствием читал истории про китобоев и маньяков.

Норвежский снова удивленно посмотрел на Вадима.

– Чего? – спросил Вадик. – Маньяки многих интересуют, и по телеку постоянно «Криминальную Россию» гоняли, плюс фильмы американские тогда пошли массово, там тоже на эту тему куча всего было. Интересно же. Ищут долго, несколько подозреваемых, до последнего не знаешь, кто убийца, пытаешься догадаться. А оказывается в итоге тот, на кого вообще не подумаешь. И маньяки изощренные, у каждого свои мотивы и способы умерщвления жертв.

Сергею стало интересно, он отставил кефир и решил послушать рассуждения о нестандартных увлечениях коллеги.

– Всем же интересно, куда пропал Джек-Потрошитель или как закончил жизнь Зодиак, – Вадим увлеченно продолжал. – И заметь, даже сейчас, в век, когда человека легко отследить как в городе по камерам, так и по цифровому следу из телефонов, соцсетей и банковских карточек, люди все равно идут на серийные убийства. Есть в этом какая-то мистическая тяга к выражению собственного превосходства над остальной частью человечества. Так вот, про следы…

– Подожди, мне уже интересно стало, – Сергей прервал монолог. – Хрен с ними с маньяками. Китобои-то тут каким боком?

Вадим снисходительно посмотрел на него.

– Это были очень мощные люди с сильным характером, – с интонацией учителя заговорил Вадим. – Больше тысячи лет назад начали охотиться на китов. И да! Сразу поясню, что я имею в виду именно людей прошлого, во времена до паровых двигателей и гарпунных пушек. Времена, когда в этом действительно был смысл. Представь! Быть в океане на деревянной лодке с гарпуном в руке против огромного морского исполина, которому еще и морская стихия помогает. Это же надо попасть в нужное место очень сильным броском и не раз. Волны качают, капризная морская погода добавляет эффекта, а сама жертва так и норовит поменяться местами с охотником. Вот где торжество духа и воли. Если бы я жил тогда, то точно стал бы китобоем.

– Или маньяком, – съязвил Сергей.

– Все может быть, – Вадим усмехнулся. – Сейчас, конечно, я бы не стал заниматься подобным. Наоборот, сейчас я с удовольствием поучаствовал бы в экспедиции по поиску пятидесятидвухгерцевого кита. Вот где загадка, не слабее поисков маньяков.

– Я слышал что-то…

– В конце восьмидесятых зафиксировали голос кита с частотой в пятьдесят два герца, что является уникальным событием, но самого кита никто не видел, – Вадим увлеченно рассказывал. – До сих пор в разных участках мирового океана ученые или военные ловят подобные сигналы, но так никто ни разу не видел того, кто их распространяет.

– Фигня какая-то. С современными технологиями и не засечь огромное животное там, где постоянно перемещаются тысячи судов. Попахивает красивой байкой.

– Хрен его знает, – Вадим снова придвинулся к столу, – но в экспедиции я бы поучаствовал.

– Ладно. Давай к делу, а то заговорил меня душевными излияниями, – Сергей приготовился слушать и запоминать. Если Вадим позвал его к себе, значит, есть что-то действительно интересное, для всего остального есть телефон и мессенджер.

– Давай. Я собрал в кучу все записи с камер в тех местах, где резвился душегуб. С камерами в городе вообще беда, все, как обычно, у нас. Но я все, что смог, сделал. Записи за сутки, в которые были преступления. Четыре дня сидел, вместе с выходными, на пьянке не стал рассказывать, не закончил еще тогда. А сейчас есть результат.

Глаза Норвежского загорелись, он встал и подошел к компьютеру:

– Вадя, не разочаруй меня. Неужели ты нарыл что-то дельное?

– Смотри! – Вадим выглядел довольным.

Видео на экране соскочило с паузы, и секунды в углу побежали вперед. Камера снимала ночную улицу, яркие пучки света от фонарей резали туман. Медленно вдоль тротуара ехала машина-пылесос, одинокий пешеход перебежал дорогу, придерживая рукой перекинутую через плечо сумку.

– Сейчас, сейчас, – Вадим ответил на вопросительный взгляд Норвежского.

Внизу экрана в кадр въехал автомобиль.

– Это Бельская, за несколько часов до своего пламенного ухода, – Вадим следил за реакцией полицейского. – Вот!

Перед немецким кроссовером из примыкающего двора выехала небольшая машинка. Старый светлый хетчбек. Автомобили по порядку стали выезжать из кадра, в последний момент на кроссовере загорелись стоп-сигналы.

– И? – Сергей повернулся к эксперту.

– Тут все, есть еще запись ближе к парку, там только «Кайен». Но дело в том, что я, как уже говорил, пересмотрел все, что было по районам совершения преступлений, и везде есть эта «Тойота».

Сергей выпрямился, его лицо не могло передать все удивление, которое его охватило. Вадим же наслаждался моментом.

– Ну чего ты замер? Да! В каждые из трех интересующих нас суток на камерах засветилась эта тачка. «Тойота Королла», судя по кузову, начала девяностых годов, у моего отца была такая же.

Сергей начал фразу, но Вадим его прервал.

– Естественно, я проверил номера. Левые. По ним «УАЗ» бьется. В первом случае эта машина была днем на дороге у школы, а там не так далеко и до Горы. Во втором она утром, до рассвета попала на камеры за два квартала от суда. И на этой записи она вместе с «Кайеном» по пути от фитнес-клуба Бельской до парка. Вот такие дела, Серега.

– Наконец-то. Хоть что-то. Не бывает таких совпадений, тем более номера чужие. Сейчас вернусь в управу, дам в ориентировку, но по-тихому, по патрулям и постам, через дежурку. Ты тоже смотри, чтоб в СМИ не протекло, а то мы эту машину больше никогда не увидим.

– Естественно. Я поэтому никому, кроме тебя, и не говорил еще. И в понедельник за столом об этом молчал, хотя уже по двум эпизодам информация была.

Сергей внимательно посмотрел эксперту в глаза.

– В отношении кого сомневаешься? – задал он неприятный вопрос.

– Никого. Я вообще сомневаюсь. Очень часто и по многим вопросам. Натура такая. Я, знаешь, человек довольно мнительный и доверяю очень малому кругу хорошо проверенных жизнью людей. Кавказ этому научил, там я понял, что никогда нельзя знать про человека все, даже про того, кого считаешь своим близким. У всех есть двойное дно. Я и тебе бы не рассказал, если бы ты не был в этом деле главным. И сейчас я знаю, что про «Тойоту» в курсе только мы двое.

– Пока двое, через час все патрули в городе ее искать будут.

– Ну, это уже твое решение и твоя ответственность, – Вадим прикурил новую сигарету.

– Ты бы что сделал?

– Знаешь, Серега. Я, когда домой после покера у тебя ехал, думал об этом, – лицо эксперта сделалось серьезным, пропала всегдашняя ухмылка. – Может, нужны такие, как он. Иногда. Очень редко. Чтоб чистить общество от грязи. Как планета чистит себя стихийными бедствиями, будто стараясь решить проблему золотого миллиарда. Не смотри так, это страшная мысль, но в ней есть рациональное зерно. Никто не любит говорить и слушать правду, особенно если она жестока. Ты посмотри вокруг, сколько гнили стало в людях. Ложь. Зависть. Похоть. Зайди в даркнет, там можно найти все и всех для удовлетворения любых запросов. Этот на «Тойоте» убил троих людей, от которых пользы обществу было ровно ноль. Убил – плохо. Меньше грязи – хорошо.

Норвежский сел на диван. Он не перебивал спокойную, странную, но хорошо выстроенную, словно придуманную заранее, речь товарища.

– У меня дома коллекция холодного оружия, реплики в основном, но дело не в этом. Я, когда на нее смотрю, думаю, что в прошлые века было проще в вопросах поведения в обществе. Оскорбили, вызвал на дуэль, и сабля решает, кто прав, кто виноват. А сейчас, особенно с доступностью интернета, люди забыли, что такое отвечать за свои слова и действия. И это уже переходит в офлайн-общение, особенно у молодежи. Чтобы общество совсем не скатилось в скотство, его надо приводить в чувство, и, возможно способ, которым действует, тот кого мы ищем, не самый бесполезный, в долгосрочной перспективе.

Вадим затушил окурок и поднялся со стула.

– Да брось! Я не псих и все понимаю, – он перехватил взгляд оперативника. – Его надо найти и остановить, но ты меня спросил, и я ответил. Честно ответил. Разве не было у тебя, что ты передавал следствию убийцу, которого, в глубине души, хотел отпустить?

– Было. Но девочка, ударившая отчима ножом, когда он пытался стянуть с нее трусики, и хладнокровный расчетливый убийца женщин – разные вещи.

– Да. Но в данном случае суть одна. И там, и там говна на свете стало меньше.