Текст книги "Советы Богу"

14

Нечистая ткань сиденья пахла сыростью. При этом в салоне автобуса, следующего по маршруту номер шестнадцать, было довольно чисто и удивительно сухо, несмотря на заливающий город дождь. Иван сидел и через запотевшее окно рассматривал улицы. Струи дождя омывали стекло и искажали городской пейзаж не хуже кривых зеркал.

Микрорайоны Берегового были застроены панельными пятиэтажками, из-за сейсмической угрозы в советское время высотки здесь не строили. В районах, с которых город начинал свое существование, доживали свой век двухэтажные «сталинки» и деревянные бараки на несколько семей. А территории, которые застраивались в настоящее время, представляли собой скопление многоэтажных массивов, именуемых в народе «человейниками». Современные технологии и жажда наживы застройщиков и чиновников увеличили этажность зданий до невиданных раньше в городе двадцати пяти, а то и тридцати уровней. Сейчас вытянутый вдоль моря город начинал уходить в сопки, под благовидным предлогом строительства туристического и спортивного кластеров ушлые предприниматели вырубали краснокнижные леса, ровняли горные склоны и засыпали родники. И появлялись в экологически чистых зонах, рядом с небольшим спортивным манежем, элитные жилые комплексы и таунхаусы, на радость риелторов и разрешительных организаций.

Ваня ехал до конечной. Там, в распадке реки Ястребиная, стояли корпуса реабилитационного интерната для инвалидов.

Отец с матерью развелись, когда Иван был уже совершеннолетним. Ждали, наверно, пока сын вырастет. Терпели. Он был у них поздним ребенком, не хотели травмировать подростковую психику. Ваня никогда не замечал особой натянутости в их отношениях. Бывало ругались, сорились, бывало все вместе хорошо проводили время на природе или в отпуске на материке. Жили как все. Пять лет назад они объявили ему, что разводятся, и разошлись так же мирно, как и жили. Ваня остался жить с отцом, так было удобнее, да и всю жизнь отец был ближе для сына. Обычно наоборот, все держится на матери и дети всегда рядом с ней, а если настает момент разделения уже бывшей семьи, то по умолчанию дети остаются с ней. У Ивана было не так, он с детства ощущал большую любовь именно от папы, общие дела с ним, первые секреты тоже с ним. Будучи ребенком, глядя на семьи своих друзей, он задавался вопросом, с кем бы остался в случае развода родителей, выбор падал всегда на отца. Мать он любил, но отец был ближе.

Весной отца сразил инсульт, он выжил, но последствия были плачевными. Все прошедшее с момента трагедии время отец Ивана находился под наблюдением врачей в реабилитационном центре, куда его удалось устроить при помощи Сергея. Норвежский обратился с этой проблемой к Виктории Сергеевне Березиной, и та самыми короткими коридорами помогла лучшему другу сына. Полгода терапии смогли сделать так, что отец Ивана сам стал глотать, заново научился поворачивать голову и немного владеть левой рукой. Недостаточный приток кислорода в мозг сильно действовал на рассудок старика, и несколько раз в месяц наступал кризис. Он переставал понимать, где он и в каком он состоянии, в глазах был виден ужас, первобытный страх неизвестности и непонимания.

Иван навещал отца каждые выходные, старик узнавал сына и изображал подобие улыбки на одеревеневшем лице. Ваня рассказывал о своей жизни и интересных новостях. Говорил только о хорошем, мать, которая ни разу за полгода не поинтересовалась состоянием бывшего мужа, он при отце не вспоминал.

Сегодня с утра Ивану позвонил врач и сообщил, что произошел очередной приступ и желательно, чтоб он приехал и помог вернуть отца в обычное состояние. Ваня давно свыкся с мыслью, что таким, как раньше, папа уже не будет, но делал все возможное, чтобы остаток жизни отец провел, как можно достойнее.

Автобус, переваливаясь на дорожных ямах, подъехал к конечной остановке шестнадцатого маршрута. Иван спустился со ступенек на скользкий от дождя грунт и быстро зашагал в сторону второго лечебного корпуса реабилитационного центра.

15

Сергея не отпускали странности в деле Зины Боковой. Он уже попросил Макса собрать информацию об Эдике Туроняне, как он себя ведет в городской тусовке и как к нему относятся люди, кроме стандартной зависти к папиным деньгам и авторитету. Сам Сергей решил уточнить данные по ДТП, фото с которого убийца, а Сергей думал именно так, установил на главный экран Зининого смартфона. Он забрал из архива дело девятилетней давности и теперь сидел за рабочим столом, неспешно пил дымящийся кофе из металлической термокружки и проглядывал пыльные листы.

Дело было простым с точки зрения юриспруденции. Протоколы осмотра места происшествия, показания участников событий, экспертизы, заключения… Пятнадцатилетняя Зина вместе с подругой и двумя парнями залезли в старый, японского производства, микроавтобус, завели его и поехали кататься по вечерним улицам Берегового. Естественно, все действия сопровождались употреблением алкоголя. За рулем, исходя из протоколов допроса, сидел молодой человек Зинаиды, он же и заводил автомобиль.

В это же время домой после спектакля возвращалась двенадцатилетняя школьница со своим дедушкой. Девочка очень любила театр, и дед всегда составлял ей компанию, заодно и осуществляя функции охранника при поздних прогулках от здания драматического театра до дома. В тот злополучный вечер они шли привычным маршрутом, эмоции от постановки были свежими, и их диалог представлял собой бурное обсуждение нестандартного подхода режиссера к классическому произведению. До родного двора оставалось пройти не больше пятисот метров, перейти Байкальскую улицу по пешеходному переходу, обойти заброшенное здание хозяйственного магазина, и вот он – дом.

Грязно-коричневый микроавтобус с проржавевшими до дыр колесными арками мчался по проспекту Гоголя. Его водитель почти не обращал внимания на дорогу, в салоне царило пьяное веселье, подростки старались перекричать орущий из телефона свежий хит, обсуждали, куда ехать дальше.

Дедушка с внучкой подошли к краю тротуара и ступили на полосатую дорожку пешеходного перехода, который местные называли – «у стекляшки». Машин по обе стороны четырехполосной дороги не было.

Уже явно пережившее свой век изделие японского автопрома на высокой скорости подъезжало к Т-образному перекрестку. Водитель, проигнорировав требования дорожных знаков «СТОП» и «Уступи дорогу», вывернул руль направо, и машина под визг тормозов и резины выскочила с проспекта Гоголя на улицу Байкальскую.

Девочка и ее дедушка успели дойти до середины проезжей части, сначала они услышали резкие звуки, затем успели заметить слева свет единственной работающей фары стремительно приближающейся машины. Шансов у них не было.

Подростки в салоне микроавтобуса даже не поняли, что произошло. Поворот. Удар. Осколки лобового стекла летят в салон. Машина теряет управление. Снова удар. Все остановилось. Секундная тишина. Крики с улицы.

Сергея иногда пугала реальность собственного воображения. Сухой язык материалов уголовного дела обретал в его голове довольно правдоподобные образы.

Люди, ставшие свидетелями этого происшествия, бросились на помощь отброшенным с перехода дедушке с девочкой, звонили в скорую и полицию. Некоторые из проезжавших мимо машин остановились, водители выходили и шли к мигающему поворотниками микроавтобусу. Подростки по одному вылезли из искореженного автомобиля. Как часто бывает в ДТП, пьяные виновники отделались лишь ссадинами и ушибами. Они пытались убежать, когда увидели и поняли, что натворили, но небезразличные к ситуации люди не дали им этого сделать. Оперативные службы приехали быстро, тело пожилого человека накрыли тканью, за жизнь девочки боролись врачи скорой помощи. Подростков усадили в машины ДПС и отвезли в дежурную часть, туда же приехали и их родители.

Девочка выжила, но поврежденный позвоночник навсегда приковал ее к инвалидному креслу. По материалам следствия, за рулем был девятнадцатилетний возлюбленный Зины Боковой, он сел на два года поселения и должен был выплатить родным пострадавших материальный ущерб.

Сергей допил кофе, встал из-за стола и подошел к окну. Два года. Такую цену определил суд за жизнь человека и поломанную судьбу ребенка. Сергей ко многому привык за годы службы, но иногда на него все равно накатывали злоба и ярость от несправедливости, творящейся вокруг. Он хрустнул пальцами на руках, четыре раза глубоко вздохнул и вернулся к столу, набрал на рабочем телефоне номер следователя, который вел дело девять лет назад.

– Это Норвежский из убойного, – сказал Сергей в трубку, – Гаврилов на месте?

– Перезвони еще раз, капитан, телефоны спаренные, после четвертого гудка он возьмет, – ответил ему невидимый собеседник.

Сергей нажал на кнопку сброса и набрал номер снова.

– Слушаю! – грубо произнес хриплый голос.

– Простыл, что ли? – спросил Сергей.

– Серега! Здорово! Давно тебя не слышал. Да так, немного, сопли, да горло село.

– Гриша, я по делу. Девять лет назад у тебя дело было, ДТП с трупом и тяжкими телесными. Подростки на угнанной машине деда с внучкой на переходе у Стекляшки сбили. Припоминаешь?

– Было такое, – шмыгнув носом, сказал Гаврилов. – Так там все закончилось, и мудак этот вышел уже давно.

– Знаю, читал материалы. Ты деталей не помнишь? Там вроде не все так однозначно с обвиняемым было, то ли он, то ли не он…

Смартфон Сергея дернулся и звякнул мелодией нового сообщения. На экране блокировки высветилось: «Макс». Норвежский разблокировал телефон и прочитал сообщение от друга. Максим писал, что есть информация и сегодня можно встретиться для ее обсуждения. Сергей переложил трубку рабочего телефона к левому уху и набрал ответ: «Приезжай сейчас в управу, пропуск закажу».

– Плохо помню уже. Но были там какие-то непонятки, сначала эти детки говорили, что девчонка все замутила и управляла она, – продолжал Григорий. – Потом, когда ее хахаль на себя стал все грузить, и они показания поменяли. А нам еще и лучше, чем с малолетками связываться. Я все оформил и в суд передал. Дальше не моя забота, дел куча. Помню, что срок смешной, но «таков закон».

– Два года поселения, – сказал Сергей.

– Да! Точно! Охренеть, конечно. Сейчас в таких делах строже наказывают.

– Сам что думаешь? Кто главным был в той компании?

– Хрен его знает, да и не помню уже. Но девочка была ушлая и хитрая, строила из себя овечку, хотя не так проста и наивна. Запросто могла и она быть идейным вдохновителем и исполнителем задуманного.

– Ясно, выздоравливай. Спасибо.

– Ага. А тебе зачем? Столько лет прошло, – спросил Гаврилов.

– Да так, собираю информацию по новому делу. Счастливо.

– Пока.

Сергей закончил разговор и тут же начал новый, с проходной УВД, чтобы заказать пропуск для Максима.

16

Альбина морщилась. Запах готовящейся еды раздражал ее. Вторую неделю в здании, где располагалась редакция «Северного берега», не могли починить вентиляцию. Из-за этого ароматы пищи, которую готовили в своей коморке вахтеры, распространялись по всем этажам. Воняло жутко. Какие-то кислые супы, тушеная капуста, жареная ким-ча с копченой колбасой – все это уничтожало тонкое обоняние главреда, и сделать она ничего не могла. Здание было частным, вентиляция и вахтеры находились под юрисдикцией хозяина помещений. И если с ремонтом вентиляцией он мог решить вопрос и по собственным уверениям усиленно этим занимался, то слежка за питанием обслуживающего персонала в его планы явно не входила.

Редакция занимала два этажа здания, построенного в перестроечное время. Государственное строение в успешные для некоторых людей девяностые годы путем приватизации оказалось в частных руках, и бывшую типографию быстро превратили в простенький бизнес-центр.

Альбина проводила здесь немалую часть своей жизни. Ей все нравилось. В работе она подпитывалась эмоциями людей, их реакциями на события. Она получала удовольствие от власти над сотрудниками и умами читателей. И пусть завистники судачили о «мании величия» и сумасбродности Альбины, у нее для них всегда был заготовлен один ответ – завидуйте молча.

Когда она утром встала с постели, то еще раз перечитала пугающее послание. Сейчас она не была уже так уверена в том, что это стоит выкладывать у себя на канале. Вдруг провокация от либерастов или их же розыгрыш. С них станется, а она дурой будет выглядеть. А если нет. Это же – бомба! Федералы зацепятся, эфир на центральных каналах обеспечен. Альбина смотрела в окно на покрытые белым сопки и покусывала ноготь в идеальном маникюре. Детская вредная привычка возвращалась в моменты напряженных раздумий. Опасность есть, но если это письмо настоящего психа, то рискнуть стоит, в крайнем случае можно будет сделать вид, что она так и задумывала изначально. Якобы знала, что провокация, и специально подставилась, чтобы потом вывести оппонентов на чистую воду.

Альбина встала со стула и прошлась по кабинету. Стены офиса были увешаны рамками с благодарственными письмами и совместными фото с узнаваемыми и очень узнаваемыми людьми. Свет люминесцентных ламп отражался в стеклянной столешнице большого переговорного стола. Она всегда включала освещение в кабинете, не экономила на электричестве, дома у нее тоже по вечерам свет горел во всех комнатах, и перед сном «умный дом» выключал разом все. Альбина не любила темноту. Как говорят психотерапевты: «Все идет из детства», а детство у нее было нелегким. Отношения со сверстниками не складывались, родителям особого дела не было до того, как и чем живет дочь, агрессия в ответ на агрессию, ссоры, буллинг и ночные рыдания за закрытой дверью детской спальни. Поэтому детство в памяти Альбины было укрыто черным тюлем, и в своей настоящей жизни она любила свет и старалась чтобы на душе и в пространстве, которое ее окружает, всегда было светло. Она стояла у большого панорамного окна, смотрела на пар, поднимающийся из градирен ТЭЦ: белые клубы на фоне белых сопок поднимались в небо и сливались с белыми кучевыми облаками. Электронная сигарета в ее руке слабо завибрировала, давая понять, что пора заканчивать сеанс отравления организма продуктами горения табака. Альбина выкинула уже бесполезный стик в урну и вернулась к своему столу, на экране монитора был открыт ее мессендж-канал и заранее подготовленный текст нового сообщения был забит в форму для отправки. Рука легла на беспроводную мышь, и еле слышный клик левой клавиши обновил изображение на экране. Губы Альбины растянулись в улыбке, она предвкушала, какой ажиотаж начнется через несколько минут в информационной сфере Берегового и всей области.

* * *

Максим сидел в кабинете Сергея, он крупными глотками пил, принесенную с собой французскую минералку. Полчаса назад он получил временный пропуск на проходной УВД и сейчас заканчивал рассказывать другу информацию об отпрыске семьи Туронян.

– Там вся семья одинаковая, – говорил Макс. – Про отца, думаю, ты и так знаешь достаточно. Сынок – такой же упырь, только молодой еще, а поэтому глупый и непуганый. Матушка от них тоже недалеко, в рассказах о ней самое приличное и в то же время самое часто произносимое слово – хамка.

– Про пацана что говорят?

– Отморозок. Наглый, без страха, злопамятный. Когда серьезное что-то, то за него впрягаются быки из папиной охранной конторы. Контора, как ты сам понимаешь, существует для официального рэкета и легальных стволов.

– Это и ребенку понятно. Про конфликт Эдика и Зины сплетни есть?

– Нет. У него столько подобных ситуаций случается, что если бы не папина спина, то до семнадцати лет Эдик бы точно не дожил. Он не выбирает, с кем кусаться, я же говорю, страха нет вообще.

– Под его отцом весь город. Правда, сам «Влад» всю жизнь под ребятами «с пирожковой», поэтому жив и на свободе до сих пор, но это уже из другой оперы ария.

– Но одна девчонка с гоу-гоу «Григорьева» говорит, что Эдик на днях сцепился с кем-то в лаундже и орал что-то типа: «…а то закончишь, как та шмара в лесу…», – отправляя пустую бутылку в ведро, продолжал Максим. – Но мне кажется, что это просто тупые понты. Жидковат он для таких дел, там характер и мозги все-таки нужны, а у него ни того, ни другого особо нет.

– По-разному бывает. Но в принципе я согласен. В убийствах виден обстоятельный подход, подготовка, и, видимо, есть какая-то идея, которую я пока не понял… – начал рассуждение Сергей.

– Погоди, погоди! – удивленно перебил его Макс. – В каких убийствах? Еще кому-то горло перерезали?

– Живот. Судье, – мрачно ответил Сергей и вкратце рассказал о прошлой ночи в сквере Правосудия.

– Не слабо, – протянул Максим, после того как Сергей закончил историю. – Поди, все уже возбудились? Нервы мотают?

– Чуть больше, чем обычно. Сроки раскрытия нереальные ставят, но это не ново, – Сергей показал пальцем на потолок. – Там половина без оперативного опыта, вся война только на бумагах. Справимся, не в первый раз.

Резко и громко заиграла музыка, Максим от неожиданности вздрогнул. Сергей ухмыльнулся и, глядя на друга, поднес телефон к уху.

– Здорово! – бодро сказала трубка голосом криминалиста-эксперта Вадима Прошина. – Ты уже читал?

– Что? – ответил вопросом на вопрос Сергей. – Привет.

– А-а-а, значит, не видел еще. Поздравляю, у нас теперь свой Зодиак, – насмешливо сказал Вадим. – Кино смотрел Финчера?

– Блин, Вадик, говори ты по-человечески, – разозлился Сергей. – Без тебя умников хватает в последнее время.

– Ладно, извини. Канал такой есть в одном из мессенджеров, «Мегаломания по-Северски». Его баба одна ведет, журналистка местная – стерва редкостная, как-то пересекался с ней на паре мероприятий. Канал так себе, она у чиновников на подсосе, поэтому пишет в основном про местный позитив, а если и проскакивает какая-то грязь про нашу политическую элиту, значит, как писал Маяковский про звезды: «это кому-нибудь нужно».

– Короче, Вадим! Суть в чем?

– А! Ну да. Мне ссылку скинули на ее последний пост, минут двадцать назад опубликовала. Эх… Не буду пересказывать, не тот эффект будет. Сейчас тебе перекину, сам читай. И помни: когда мы его поймаем, не забудь про меня при составлении рапорта о поощрениях. Ладно, кладу трубку, лови ссылку.

Сергей положил смартфон на стол и взглянул на Макса.

– У тебя динамик громкий, – сказал Максим. – Я почти все слышал, но тоже ни хрена не понял.

Короткая трель озвучила приход сообщения от криминалиста. Сергей нажал на подсвеченную синим ссылку, в открывшемся окне приложения мессенджера появился текст:

«Вчера мне на почту пришло преинтереснейшее письмецо. В свете последних событий в городе текст его выглядит нетривиальным. Я долго думала, стоит ли его вообще выносить в общественность, и решила сделать это здесь. Моих комментариев не будет, выводы сделайте сами».

Дальше шел текст письма, которое накануне вечером прислали Альбине. Сергей внимательно прочитал весь текст два раза и протянул телефон Максу.

– Как в кино, – сказал Максим, возвращая смартфон его владельцу. – Думаешь, реально он написал? Может, хайпануть решила? Акула пера, блин.

– Не знаю, – сказал Сергей, еще раз проглядывая текст на экране телефона. – Не знаю…

Дверь кабинета распахнулась, и в кабинет, по-хозяйски широко шагая, зашел полковник внутренней службы в отставке Устинов.

– Привет, парни, – громко сказал он с порога. – Макс, решил променять бизнес на погоны?

– Что-то случилось? – спросил, вставая и протягивая руку, Сергей.

– Добрый день! – произнес Максим.

– Все нормально, ребята, – пожимая обе протянутые руки, ответил Петр Валерьевич. – Я в кадры заходил, справку надо в пенсионку сдать. А вы чего? Приятнее кабинета места для встречи друзей не нашлось?

– Да тут не до дружеских встреч, работа и еще раз работа. Чай? Кофе?

– Нет, не хочу, спасибо. А знаете, что, орлы! Давайте-ка вечерком ко мне, баня, веники с хвоей, настоечка своя. Отдохнете и поговорите, намного лучше и комфортнее, чем здесь. Да и мне не скучно, а то последнее время живых людей вижу только в магазинах.

– Я не против, – сказал Максим.

– Хорошо, только я еще Ваньку позову, – произнес Сергей. – Ему тоже полезно будет голову разгрузить.

– Это молодой который у тебя? Зови, конечно. Ментовское братство своих не бросает. Ладно, я тогда на рынок и баню готовить, жду вас в половине восьмого, без опозданий.

Когда дверь закрылась, друзья вернулись за стол.

– Так, что думаешь-то? – спросил Максим.

– Не знаю, – как мантру, повторил Сергей.

17

Столу, который накрыл для гостей Петр Валерьевич, позавидовали бы многие рестораны русской кухни. Деревянный стол из струганных досок был накрыт бледно-фиолетовой скатертью с геометрическими узорами и стоял в большой комнате отдыха. Баню Петр Валерьевич строил обстоятельно: массивные двери с ухватистыми деревянными ручками, широкий предбанник, двери из которого вели в парную и комнату отдыха. Отдельный выход к маленькому, но глубокому пруду, где было приятно охладиться после жарких процедур с пахучими вениками. Баня была гордостью загородного хозяйства, в нее было вложено много труда, денег и частичка души. Снаружи она выглядела впечатляюще: сложенное из толстого бруса здание с коньковой крышей, внешняя стена комнаты отдыха была полностью из зеркальных окон в пол, изнутри прикрытых плотными вертикальными жалюзи. Баня по своему размеру и убранству могла смело посоперничать с множеством жилых домиков по соседству.

Распаренные довольные мужчины сидели за столом на крепких деревянных стульях с высокой резной спинкой. Через щели в жалюзи была видна почти полная луна, которую периодически прикрывали темные облака, устроившие гонки по вечернему небу. На столе было все. Надрезанные караси в сметане лежали на белом блюде, обрамленным с краев свежей зеленью с рынка. Рядом стояла большая супница, доверху наполненная домашними пельменями, посыпанными твердым тертым сыром, от которых аппетитно валил пар. Толстые ломти черного бородинского хлеба были бережно укрыты пластиками огурцов и уже пропитались маслом с лежащих сверху шпрот. Чеснок. Хрустящие соленые огурчики и квашеная капуста с брусникой. Пятилитровая банка домашнего компота из погреба. Сало с прослойкой. И начатая запотевшая бутыль настойки на можжевельнике и морошке.

– Карась покупной, но по собственному рецепту, – разливая по стаканам настойку, рассказывал Петр Валерьевич. – А вот пельмеши сам лепил, даже счастливый сделал, поэтому аккуратнее.

– Монетка? Перец? – спросил Максим.

– Поверь мне, если тебе попадется – ты поймешь, – усмехнулся Устинов.

Стаканы звонко стукнулись друг о друга, и очередная порция домашнего алкоголя вступила в бой с ресурсами организма.

– А чего ты ждал, Сережа? Не зря их профессию второй древнейшей называют, – продолжил начатый ранее разговор хозяин дома.

– Да понятно все. Но я ее спрашиваю: «Почему сначала в полицию не обратились? Дело-то серьезное, не мандарин на рынке украли». А там доводы одни: что не обязана, что свободная пресса и цензуру она не потерпит. В общем, идейная мадам.

– Ага. Смотря кто оплачивает идею, – вставил реплику Макс.

– Я вообще подумал, что пранк это, – ловя пытающуюся убежать с бутерброда шпротину, сказал Иван. – Мне когда прислали этот пост, я был уверен, что кто-то так не смешно шутит.

Когда Сергей дозвонился до Альбины и начал задавать уместные в этой ситуации вопросы, то был ошеломлен наглостью и безапелляционным тоном собеседницы. Она сообщила, что говорить с полицией не хочет, если надо, то по повестке придет. Что не надо указывать ей, как работать, она сама может многому научить и полицию, а если надо, и прокуратуру с ФСБ. Она будет делать то, что считает нужным, и советоваться ни с кем не собирается. Сергей смог добиться только того, чтобы она переслала ему письмо от неизвестного и на этом их общение прекратилось. Когда Сергей пошел к начальству с докладом по ситуации и предложением не церемониться и изъять компьютер госпожи Бельской как важную улику, ему ответили, что на этого человека давить не надо. Однако он смог настоять на необходимости вызова ее повесткой на допрос. Письмо он переслал Валентине и парням из технического отдела, но понимал, что вряд ли это даст какие-то зацепки.

– Да хрен с ней, – жуя сало, сказал Сергей. – Не факт, что это настоящее письмо. Могла и сама себе отправить. Но отработать, естественно, надо.

– Само собой, – Устинов снова стал собирать стаканы в шеренгу.

– Но вообще мистика какая-то, ни следов, ни улик. Таксиста нашли, который на заказ судьи приехал, говорит, что уже стоял ждал на остановке у сквера и пришел отказ, но деньги за подачу машины пришли, и он уехал на другой адрес. По камерам это подтверждается. Причем видно, что она вышла из здания суда, а до дороги не дошла. В сквере камер нет. Все записи с ближайших рабочих отсмотрели – ничего интересного.

– Сейчас-то Максим вне подозрения? – спросил Петр Валерьевич.

Макс, хотевший было откусить сразу половину от маринованного огурца, замер и посмотрел на отставного полковника.

– Его никто и не проверял, все возможно, – улыбнулся Сергей, – Максим, это ты убил судью?

– Я у матери ночевал, охрану поселка можете спросить. Вечером приехал, утром уехал. Юмористы, блин, – заканчивая с огурцом, сказал Максим.

– Ну, – протянул Петр Валерьевич. – Дом большой, окон много. Вылез и лесом в город добрался, так же и назад. Задача несложная. Так что алиби у тебя так себе.

– Да ну вас, – произнес Максим.

Стаканы звякнули снова.

– Жертвы абсолютно разные, – продолжил Сергей, – связи никакой. Только пол и время совершения преступлений одинаковые.

– Кстати, – Максим вытер руки тряпичной салфеткой и потянулся к стакану с компотом, – моя матушка знакома была с этой судьей, только она тогда следаком была. Это она вела дело о смерти детей в больнице тринадцать лет назад. Мать, когда новости увидела, сразу ее вспомнила. Видать, после СК на повышение пошла.

– Занятно, – произнес Петр Валерьевич. – А ты, Сережа, ищи зацепки. Что-то должно убиенных связывать. Какая-то логика должна быть в действиях преступника, если он так заморачивается с антуражем, как постановщик в театре, то должен для себя оправдывать это.

– Ищу, но глухо, – Сергей откинулся на спинку стула. – Больше половины камер в городе не работают, хотя должны в системе быть. Макс вон с Зинаидой два часа по городу катались, а на записях только на одном перекрестке и у магазина засветились.

– Не напоминай, – буркнул Максим.

– Тебе не раз еще придется пересказывать события той ночи, так что не расслабляйся.

Иван молчал и слушал беседу. Добавить ему особо было нечего, а попусту трепаться он не любил.

По телевизору, висевшему на противоположной окнам стене, фоном шел спортивный канал. Сейчас было включение местной рекламы, показывали пафосный ролик, как молодой, но уже седовласый, спортивного телосложения мужчина в дорогом костюме подходит к стоящему на краю обрыва небольшому вертолету. Поток воздуха от винта треплет длинные до плеч волосы, мужчина встает на хромированную подножку винтокрылой машины, камера облетает вокруг и берет общий план. Вертолет поднимается в воздух и улетает в сторону города. Следующим кадром идет посадка на плоскую крышу здания, разноцветные огоньки подсвечивают посадочную зону, главный герой ролика после короткой прогулки по крыше заходит в двойные кованые двери. Камера вылетает за пределы крыши здания и становится видна подсвеченная надпись на каменном фасаде – «ГригорьевЪ».

– Вот был случай, – кивая на телевизор, начал рассказ хозяин. – Когда этот кабак сделали в бывшем Доме профсоюзов, его решил себе отжать Влад, а в то время было модно устраивать рейдерские захваты. И в одно хмурое зимнее утро группа молодчиков в форме его охранной фирмы зашла в здание. Там их ждали похожие ребята, потасовка, правда, без стрельбы и ножей, но одному из Владовских череп чем-то проломили. Скорая приехала забрала его и нам в дежурку, естественно, отзвонилась. После обеда приходит в больничку участковый, чья земля, чтоб опросить беднягу, а тот в отключке еще.

– Вы как будто рядом ходили, так гладко рассказываете, – сказал Иван.

– Ты слушай дальше и поймешь, почему я так помню хорошо, эта история как раз про удачные совпадения, которых вам пока не хватает, – снова разливая по стаканам, ответил тот. – Ладно, не буду долго трепаться, в общем, этот с дыркой в башке оказался рецидивист в федеральном розыске, он на материке троих подельников порешил, с кем игровой салон обнес, и в бега. К нам приехал и к этой гниде Туроняну прибился.

– Бывает же, – восхищенно произнес Максим. – От сумы и от тюрьмы…

– Ага, мало того, когда на даче, где он жил, обыск делали, схрон нашли с железом, там от пээмов до мухи было. Владовское барахло, конечно, но этот болезный его не сдал. Правда, все равно до суда не дожил. Сердечная недостаточность в СИЗО настигла внезапно. Он как раз только расклады по группировке давать начал, и тут она – хворь. Вот такие совпадения. В этой истории еще один нюанс есть, редкий для настоящего времени. Когда награды расписывали за поимку опасного преступника, про участкового не забыли, причем не грамота перепала, а цацка какая-то на грудь. Мелочь, а приятно было человеку.

– Интересная история, – сказал Ваня. – А с группировкой-то…

– Погоди, – перебил его Сергей. – Так клуб чей в итоге оказался?

– Туроняновский, конечно, – выключая телевизор, ответил Устинов. – Он тогда уже в полной силе был, тем более с прикрытием конторским. Но сейчас не знаю, может, уже продал. Депутат же. Бизнесом владеть не может.

В глазах Сергея появился блеск, как когда человека осеняет отличная идея. Но развивать тему он не стал, надо было все хорошенько обдумать и сопоставить данные. Он поднял свой стакан, стукнулся краем дна о стеклянных близнецов в руках товарищей и залпом выпил ароматный обжигающий пищевод напиток.

Вечер пятницы плавно перетекал в субботнюю ночь. Разговоры о работе сменялись байками о прошлом советской милиции и откровениями о личной жизни. Заканчивалась вторая бутылка настойки, а на плите в предбаннике закипала вода для очередной порции домашних пельменей.

– Люди – загадочные существа, некоторых легко просчитать, а другие так маскируются, что никогда не догадаешься, что у них на душе, – повествовал Сергей. – Вон Вадика возьми. Вроде несложный человек, циничный, где-то надменный, расист, ну, или, как он сам говорит, – здоровый националист.

– Что он имеет в виду? – задал вопрос Петр Валерьевич.

– Россия для русских, но в хорошем смысле слова без погромов на овощных рынках и всего прочего. Контроль за иммиграцией, чтоб не замалчивали преступления наших союзных братьев. Приоритет для местного населения в социальных вопросах, усложнить получение гражданства и реальное наказание за коррупцию в этой сфере.