Текст книги "Советы Богу"

38

– Рассказывай, – Петр Валерьевич разулся и прошел на кухню.

– Пока не забыл, с ноутбуком я разобрался, – Сергей кивнул головой в сторону сумки с компьютером.

– О главном давай, а то заинтриговал по телефону, а сейчас резину тянешь. Что случилось? С матерью что-то?

– На Сашу вчера пытались напасть.

Устинов посерьезнел, ожидая продолжения.

– После работы, возле кафе во дворах. Она убежала, повезло, – Норвежскому было жутковато вспоминать подробности пересказанных Сашей впечатлений прошедшей ночи. – Тот, кто за ней бежал, скрылся, но потерял шокер.

Петр Валерьевич аж приподнялся на стуле:

– Что говорят криминалисты?

– Вадик уверен на девяносто восемь процентов, что шокер именно тот, которым вырубали всех жертв нашего серийника. Но на самом деле это мало что дает. Модель хоть и не самая распространенная, но купить с доставкой особых сложностей не составляет. Отпечатков и других следов нет, в перчатках был, и, как мы уже поняли, он очень аккуратный, Вадик говорит, что даже в канавках пластика нет грязи и кусочков кожи, а значит, чистил он его, как кот свои причиндалы. То ли очень предусмотрительный, то ли просто бзик на чистоте. Поймаем, сам расскажет.

– Ясно, что думаешь делать? – в голосе Устинова звучала четкая готовность помогать во всем и в любое время.

– Во-первых…

В этот момент из комнаты в коридор вышла заспанная Саша. Сергей посмотрел на девушку: даже сейчас, только после тяжелой нервной ночи с взъерошенными волосами и следами от подушки на щеке она была очень красивой. Норвежский невольно залюбовался, и начатая было фраза оборвалась.

– Доброе утро, я вам не помешаю? Есть хочу ужасно просто, – сказала девушка, глядя на мужчин за столом.

– Привет, – сказали они хором, а Сергей продолжил: – Нет, как раз о тебе хотели поговорить.

– Давайте, я в ванную и к вам, пять минут мне дайте, – сказала Саша и закрыла за собой дверь ванной комнаты.

– Правда, давайте подождем, чтоб потом не повторять. Чай? Кофе? – Норвежский встал из-за стола.

– Нет, спасибо, я ж ранняя пташка, пока вы молодые спите, я уже позавтракал и два раза чай попил, – ухмыльнулся Петр Валерьевич.

Норвежский сделал три бутерброда с докторской колбасой и свежими огурцами, налил две кружки кофе и вернулся за стол.

– Садись, кушай, – сказал он вышедшей из ванной Саше и подвинул тарелку с бутербродами. – А я пока расскажу план наших дальнейших действий.

Девушка села за стол и, откусив большой кусок бутерброда, приготовилась слушать.

– Только не перебивайте меня, сначала все скажу, потом вопросы. Сорок километров от города, в сторону Песочного есть старая дядина дача, я туда езжу иногда проверять, не разграбили ли, да пыль протереть.

Устинов кивнул, показывая, что понимает, о чем речь.

– Сейчас ты завтракаешь, собираешь вещи дней на пять, и Петр Валерьевич тебя туда отвозит, – сказал Норвежский Саше. – Подожди, я же говорю, не перебивай. Зацепок у меня почти нет, кого ловить, непонятно, но ясно, что тебе угрожает смертельная опасность, а я не смогу быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Значит, надо тебя спрятать туда, где никто не найдет. Об этом месте будем знать только мы трое. Послезавтра к нам прилетает следственная группа из Москвы, и хоть мне и неприятно это признавать, но надеюсь, что у них получится лучше, чем у меня. Поэтому пока ты поживешь жизнью сельской затворницы, а если надо будет, то я тебя и на материк переправлю. От греха подальше. Человек, которого мы ищем, точно знает обо мне больше, чем я о нем. Поэтому Петр Валерьевич сейчас берет наш серый плед и твои вещи, идет в свою «Ниву» и едет во двор нашей управы, думаю, проблем с дежурным на въезде не будет.

Устинов снова молча кивнул.

– А мы с тобой минут через сорок налегке выходим и едем туда же. Во дворе ты быстро пересаживаешься на заднее сиденье «Нивы» накрываешься пледом и не высовываешься из-под него, пока тебе не разрешат. Возьмешь мой старый телефон, там номер, который никто не знает. Сидишь на даче, электричество там есть, рубильник только надо включить. В погребе консервы, я там НЗ держу на всякий пожарный, по дороге купите воды и что-нибудь еще, я заеду в понедельник, после встречи столичной группы, от дел меня, скорее всего, отстранят. Дальше по обстоятельствам. Суть плана ясна?

– Идея здравая, – сказал Устинов. – Но с чего ты взял, что за тобой могут следить?

– Не знаю. Береженого бог бережет, – Норвежский откинулся на спинку стула. – Саш, чего молчишь?

– А что говорить? Страшно, но почему-то и любопытно, как в кино, блин, все происходит.

– Ага, только перемотать страшный момент не получится. Если вопросов нет, то иди вещи собери, а мы еще пару моментов обсудим.

Девушка вышла из-за стола, поставила посуду в раковину и пошла в комнату, через минуту оттуда раздался шорох укладываемой в сумку одежды.

– Я Макса сегодня в розыск объявлю, – эти слова, произнесенные почти шепотом, дались Норвежскому с огромным трудом.

– Ты хорошо подумал? – с каждым разом удивление от услышанного Устинову было скрывать все сложнее, а показывать свои эмоции он не любил. – Вы же с детства дружите, ты уверен, что никак по-другому нельзя выйти из ситуации?

– Я себе голову уже сломал, уж очень много ниточек к нему ведет. И он в последние годы изменился сильно, злее стал, циничнее.

– Ну так возраст, люди меняются. Это же не значит, что он способен на такое, – на лице Петра Валерьевича отразилось страдание. Он знал этих пацанов очень давно и никогда не мог представить, что жизнь может так круто повернуться.

– Да понимаю я. А какого хрена он исчез? Куда? Или сбежал? Никто не знает, где он, его мать в морге, тело кому отдавать будут? – Сергей стал снова заводиться.

– Ладно, успокойся. Тебе, наверное, виднее. Главное, не пожалей потом.

– Я пожалею, если с Сашкой что-то случится. Со всем остальным разберусь, не впервой.

– Он про эту дачу знает?

– Мы были там вместе, но еще в детстве. Не думаю, что он помнит, где она да и что она вообще еще существует, больше пятнадцати лет прошло.

Девушка вытащила из комнаты в прихожую плотно набитую вещами спортивную сумку, сверху положила плед.

– Все, – выдохнув, сказала она.

Петр Валерьевич поднялся:

– Как знаешь, Серега. Надеюсь, ты прав.

– Ноутбук, – сказал Норвежский, встал и подал сумку старшему товарищу.

* * *

Вадим стряхнул пепел и поднял голову к небу. Оно было ярко голубым, как на детских рисунках, в вышине медленно по-хозяйски плыли большие белые облака, похожие на куски разорванной ваты. Вадим взглянул на желтый диск солнца и громко чихнул.

– Хреново выглядишь, – сказал ему лейтенант, который вышел из дежурки покурить за компанию.

– Ясен хрен, – мрачно процедил криминалист, вытерев нос тыльной стороной ладони. – Суббота, выходной, погода вон какая, для ноября вообще сказка, а я здесь с тобой стою.

Вадим и правда выглядел не очень. Мятое небритое лицо, нездоровые в мелких красных прожилках глаза, насморк, чихание раз через раз. Бессонная ночь давала о себе знать.

– Тебя Норвежский выдернул?

– Да к нему претензий нет, по делу выдернул. Только сил и желания работать от этого не прибавляется, – Вадим бросил окурок в черную чугунную урну.

Они стояли во дворе Главного управление внутренних дел области, рядом с западными воротами был оборудован абсолютно легальный уголок для курения, две скамейки и урна, скрытые от посторонних глаз тремя стройными березками. Это место не пустовало практически никогда. Криминалист и лейтенант стояли, не садиться на деревянную, в тонком слое инея, скамейку благоразумия у них хватало.

– Устинов приехал, – сплевывая в сторону, сказал лейтенант. – Странный он стал, старость. Приехал и сидит в машине, даже поздороваться не зашел.

– Да хрен с ним, оно тебе надо? – зло сказал Вадим.

– Тебе и впрямь отдохнуть надо, а то скоро на людей бросаться будешь, – буркнул лейтенант, выкинул докуренную почти до фильтра сигарету и пошел в здание.

Вадим даже не посмотрел на непрошенного советчика. Он проверил приложение в телефоне, спасительное такси, которое вернет его домой, вот-вот должно было приехать. Шлагбаум на восточных воротах поднялся, и во двор медленно въехал черный «Субару» Норвежского. Машина остановилась рядом с белоснежной «Нивой», Сергей вышел из-за руля и быстрым шагом направился к крыльцу. Вадима он не заметил. Того это не сильно озаботило, тем более на телефон пришло уведомление о том, что такси уже ждет его. Вадим уже было собрался идти, но тут стало происходить что-то необычное. Петр Валерьевич Устинов вышел из своего автомобиля, обошел его и откинул спинку пассажирского кресла, в это же время из «Субару» вышла Александра и ловко запрыгнула на заднее сиденье произведения отечественной автомобильной промышленности и легла там. Устинов накрыл ее сверху куском какой-то сероватой ткани, вернул спинку на свое привычное место и вернулся за руль. «Нива» в два захода развернулась в узком дворе и выехала на прилегающую улицу. Вадим внимательно и с интересом наблюдал за этой необычной картиной. Когда «Нива» скрылась, он вышел из-за берез и быстрым шагом, почти трусцой припустил к ожидавшему его такси.

* * *

«Нива» уже давно съехала с асфальта и сейчас демонстрировала своим пассажирам все прелести работы усиленной подвески на грунтовых дорогах. Последние километры дороги перед будущим убежищем Александры были словно из сказок братьев Гримм. Узкая проселочная дорога, слева и справа стояли высокие прямые деревья, их ветви сбросили с себя листву в ожидании зимы. Поэтому обочины дороги были покрыты разноцветным ковром, красные, оранжевые и ярко-желтые листья разлетались вслед за проезжающим автомобилем. Саша не видела этого великолепия, она так и лежала укрытая пледом, Петр Валерьевич велел не высовываться из укрытия до самого приезда.

– А с работой что делать будешь? – Устинов опустил солнцезащитный козырек.

– Написала с утра, сказала, что приболела и нужно пару дней за свой счет. Надеюсь, эти прятки быстро закончатся.

– Серега говорил, вы переезжать надумали? Такая решительность с твоей стороны. Вы же недавно вместе, а ты уже готова все бросить и уехать с ним. Ценю смелость, молодец.

– А что мне терять? – ответила риторическим вопросом Саша. – Работа меня не держит, к родителям в гости издалека даже приятнее приезжать. А то, что мало знакомы… Не знаю, может, это «розовые очки», но я уверена, что с ним мне точно будет лучше, чем без него. Когда-то женщины за мужчинами на целину ехали, и им было хорошо. Трудно, но хорошо. И не все же жили годами до этого. Я люблю Сергея, и если ему там будет лучше, то я поддержу его. Вернуться всегда можно будет, если у нас не получится красивой истории, но я верю в хорошее.

– Логично, но у Сергея здесь служба, где его ценят и у него все получается, перспективы есть, он молодой еще. Он, возможно, не говорил тебе, но у его матери есть некоторые проблемы, при которых лучше быть относительно рядом.

– Он рассказывал про ее проблемы. Тут я ему не советчик, пусть сам принимает решения. А про работу, так из-за нее он и хочет уехать, устал. Мне кажется он не получает ни удовольствия, ни какого-либо морального удовлетворения от нее. Наверно, когда-то глаза горели, а сейчас разочаровался. В любом случае это только его выбор, а я просто помогаю ему пережить сложный момент в жизни. Я очень хочу, чтобы он поменял свою жизнь так, как ему хочется, а заодно и мою тоже. Хочу, чтоб дальше наши жизни были переплетены в первую очередь счастьем, а не общими проблемами.

– Эх, молодость. Планы, мечты о лучшей жизни, о любви, как в романтических комедиях. Да знаешь, сколько еще разных проблем будет на твоем или вашем общем жизненном пути. Поэтому всегда лучше выбирать стабильность сейчас, чем эфемерное счастье в будущем, это очень прагматичный подход, но с годами понимаешь, что именно такой вариант на сто процентов верен.

Сашу начинал раздражать этот внезапно перешедший границу обычной дорожной беседы, разговор. Сейчас ей меньше всего хотелось выслушивать эти поучительные речи.

– Вы извините, Петр Валерьевич, я не в курсе просто, а у вас семья есть? Как поступила бы ваша супруга в моей ситуации? – Саша добавила в голос едкости. – Поехала бы за вами или стала бы отговаривать менять устроенную жизнь?

– Увы, на этот вопрос отвечать некому, в молодости не сложилось, а потом уже не так просто менять ради кого-то свой быт и делить уют.

– Ага, значит, выбрали прагматичный подход, – Устинов не мог сейчас увидеть ехидную улыбку, которая растянулась на Сашином лице.

Петр Валерьевич рассмеялся.

– А ты правда молодец, за словом в карман не полезешь, повезло Сереге.

– Время покажет, – в тон мужчине ответила Саша.

– Приехали, но пока не вылезай. Сзади машины едут, пропустим их, потом разгрузимся. Я выйду, сделаю вид, что машина забарахлила, вот и встал, – Устинов остановил машину у поворота к маленькому неказистому домику, дернул ручку открытия капота.

Пока Петр Валерьевич деловито изображал осмотр подкапотного пространства «Нивы», мимо, не сбавляя хода, промчались три иномарки. Он проводил взглядом до горизонта последнюю и только после этого помог Саше выбраться наружу.

Рычаг рубильника тяжело щелкнул, и в углу кухни задребезжал старенький холодильник. Саша подошла к нему и прикрыла дверцу. Домик хоть и был совсем крошечным, но выглядел довольно уютно. По-домашнему. Он состоял всего из двух частей: веранда выполняла роль прихожей, кухни и столовой, а единственная жилая комната могла быть только спальней, а на гостиную пространства уже не хватало. На веранде, кроме вешалки, стоял небольшой кухонный гарнитур, который явно перекочевал сюда во времена, когда люди меняли дома советскую мебель на заграничные аналоги. Окна были прикрыты занавесками из плотной желтой ткани, было время, когда для дач из одного материала шили и шторы, и покрывала на кровать. Две спиралевидные конфорки «Мечты» стали нагреваться, как только Саша повернула тумблеры. В общем, минимальный набор для существования был и находился в исправном состоянии.

– Погреб, консервы, – Устинов откинул один из половиков на веранде, показывая люк в полу. – Но, думаю, тебе не пригодится. Того, что купили, должно хватить на два дня, а там Серега заскочит, голодной точно не останешься. Туалет, естественно, на улице, но я тебе бы советовал поставить в тамбуре ведро с крышкой и выливать его раз в сутки по темноте. Так и теплее, и безопаснее. Располагайся, я пойду обогреватель из машины принесу.

Петр Валерьевич вышел из домика, а Саша еще раз окинула взглядом помещение и принялась раскладывать привезенные продукты по полкам шкафа и холодильника. Вдруг из тамбура раздался грохот и приглушенные ругательства, Саша подпрыгнула на месте от неожиданного шума.

– Блин, сколько лет прошло, забыл про него, – Устинов, потирая колено, зашел на веранду с обогревателем под мышкой. – Смотри аккуратнее, порог на входной двери высокий, ноги не переломай.

Обогреватель еще недостаточно прогрел воздух, Саша стояла, смотрела в окно на уезжающую вдаль «Ниву». Она повыше задрала широкий воротник теплой вязаной кофты и засунула руки поглубже в рукава. Все происходившее будто было не с ней, ночная беготня, шпионские пересадки с машины на машину, этот домик с ведром в холодном тамбуре. Бравада потихоньку сходила на нет, девушка подошла к сумке и достала телефон.

– Добрались? Нормально все? – раздался в трубке уже ставший таким родным голос.

– Да, нормально. Только немного страшно, – сказала девушка.

– Не бойся. Верь мне, скоро все закончится. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже, – Саша произнесла слова и слезы полились из ее красивых глаз.

39

Матфей писал в своем Евангелии:

Не собирайте себе сокровищ на земле,

где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут;

Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа

не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут;

Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Путано изъяснялся этот Матфей, но суть верна. Надо быть чистым душой, надо быть честным и в наказаниях тоже. Ты ведь заметил, что я искренне хочу добра тем, кто этот заслуживает. Я показал тебе, как можно решить главную проблемы общества. Это тяжело, грязно, но иначе и не бывает, нельзя вырастить красивый цветок, не перемазавшись в земле. Священники говорят о жалости, но они наивны и слепы, они зачастую не видят дальше порога своего прихода. Мне жалко только парнишку, но такова его судьба. Значит, ему было суждено пасть во имя моей правды, во имя очищения мира от гнилых и лишних людей. Прошу тебя, делай так же, не жалей никого ради достижения главной цели. Вчера не получилось с девчонкой, она оказалась хитрой и изворотливой. После того как она убежала, я даже задумался о том, что, может, это знак и она достойна своей жизни, но только своей, без вмешательства в жизни настоящих Людей. Сегодня я много думал, взвешивал на весах доводы и принял решение закончить начатое дело. Тем более это будет не просто очередной акт очищения от скверны, а помощь Другу.

Девушка молода и глупа, но это не оправдание…

40

Облака плотной завесой накрыли ночной небосвод. Лунный свет старался из-за всех сил проткнуть серые массивы, но выходило у него не очень. Человек стоял, опершись на толстый ствол клена, и наблюдал за окнами маленького дома у проселочной дороги. Иногда в тускло освещенном прямоугольнике окна перемещалась тень, но большую часть последнего часа, что Человек стоял под деревом, оконный прем просто излучал мертвенно-желтый свет. Светящиеся стрелки на циферблате часов сошлись в одну. Полночь. Наступило воскресенье. Ровно четырнадцать дней назад он приступил к выполнению возложенной на него самой жизнью миссии. Четыре твари отправились в преисподнюю. Он сделал это достойно и красиво. Он, безусловно, был рад, что эти пиявки сгинули с выздоравливающего тела общества. Та, за кем он пришел сегодня, конечно, не ровня им, но она мешает и сама сделала свой выбор, а значит, должна нести за него ответственность.

Свет в домике погас. Человек еще раз взглянул на часы, еще тридцать минут, и можно идти, пусть уснет. Пусть примет свой крест во сне. Человек не хотел ее мучений, он не собирался устраивать мизансцену, как в предыдущие разы. Она должна просто пропасть, испариться из жизни, как капелька росы летним утром. Была и нету. Другу так будет легче, мало ли: устала, надоело все, сбежала, испугалась и исчезла. Человек накинул на голову капюшон и пошел к дому. Мягко ступая по уже задубевшей земле, он приблизился к крыльцу. Ключ-бабочка почти беззвучно провернулся в замке, и дверь тихо, без единого скрипа открылась. Было темно, но это не было проблемой, Человек скупым движением отворил вторую дверь, ведущую из тамбура на веранду. Внутри было совсем темно, занавески на окнах не пускали даже те крохи лунного свечения, которые умудрились пробиться сквозь облачную завесу. Человек знал, где расположена кровать, надо всего лишь сделать три шага через веранду и зайти в комнату, девушка будет спать справа, укутавшись в одеяло, по-другому спать не выйдет, ночи уже холодные. Один шаг, второй, вот и дверь в комнату, холодный металл крашеной ручки не ощущался через перчатки. Человек потянул дверь на себя и даже не услышал, а почувствовал движение справа от себя, в углу веранды.

Вспыхнул яркий, направленный на незваного гостя свет. Человек повернул голову, прикрывая глаза рукой. В углу, за небольшим квадратным столом на круглых металлических ножках с черными пластиковыми накладками, сидел Сергей Норвежский, руки его лежали на столе и в правой он держал пистолет, направлений точно в грудь замерзшей в проходе фигуры. По краям стола стояли две круглые лампы, которые буквально выжигали пространство перед ними ослепительным белым светом. Лицо капитана было злым, под кожей гуляли желваки, левая рука сжимала и разжимала кулак, костяшки на котором были белыми от напряжения.

– Я до последнего не мог поверить, – тихо произнес он. – Как же так? Зачем? Ты же как член семьи для меня был.

– Так вот, что мне надо было сделать, чтобы ты перестал мне выкать, – усмехнулся Петр Валерьевич и развернулся в сторону Сергея. – Сделай свет поменьше, пожалуйста, невозможно же.

– Стой, где стоишь, и руки держи перед собой, – рявкнул Норвежский. – Все это время я хотел взять преступника живым, а когда понял, что это ты, то стал сомневаться, стоит ли это делать.

– Брось, Сережа, мы оба знаем, что ты не выстрелишь. Я не знаю, чем закончится эта ночь, но точно не твоим выстрелом, – Устинов сделал движение в сторону стола.

В ночной тишине грохот выстрела прозвучал как гром, левую половину лица убийцы обдало горячим воздухом. Пуля прошла очень близко.

– Следующая будет в колено, – сказал Норвежский, опуская дуло ниже.

Устинов замер.

– Теперь левой рукой медленно доставай все из правых карманов, затем наоборот. На пол бросай.

Упали ключи от машины и дома, мелочь и тонкий держатель для карт с документами. Гулко шлепнулся на пол электрический шокер, точно такой же, как лежал сейчас в сейфе для вещественных доказательств у Вадима. Устинов стоял с вывернутыми карманами.

– Куртку снимай.

Петр Валерьевич ухмыльнулся и медленно стянул с себя короткий пуховик с объемным капюшоном. У бедра на кожаной петле, пристегнутой к ремню, висел металлический предмет.

– Тоже на пол, – Сергей показал пистолетом на бедро Устинова.

Петр Валерьевич отщелкнул кнопку и вложил в свои руки маленький остро отточенный с обеих сторон серп. Он бережно провел пальцами по лезвию, получая от этого явное удовольствие. Вообще Устинов выглядел так, словно ему нравится все, что происходит. Он не выглядел напуганным или расстроенным, казалось, он ждал момента, когда все закончится и они, как в старые добрые времена, сядут за шахматную доску и будут обсуждать прошедшие события.

– На пол, – скомандовал Норвежский, ему было сложно держать себя в руках и не сорваться на ненужные сейчас эмоции.

Серп упал.

– Штанины задери.

– Может, я сразу до трусов разденусь? – сыронизировал Устинов, но поднял по очереди обе штанины до колен.

– Откинь все в сторону ногой и садись на стул, – Сергей снова воспользовался оружием, как указкой.

Убийца все выполнил и уселся на жесткий деревянный стул у противоположенной стены.

– Руки на колени и веди себя спокойно.

– А что ты делать собираешься? Как я вижу, группы захвата нет, один ты меня не повезешь. Убивать будешь?

– Не о том думаешь…

– Как раз о том, – перебил Сергея убийца. – Мне думается, ты хочешь сначала поговорить, а потом уже принять решение. Меня это устраивает. Ты умный, а значит, когда я тебе все расскажу, ты поймешь, зачем я это делал, а поймешь – значит примешь. Мы же близкие люди и мыслим похоже, просто ты еще не задумывался о некоторых материях нашего мира, я помогу тебе понять суть вещей, которых люди боятся или брезгуют касаться. Но сначала скажи, где я ошибся, как ты меня обыграл?

Норвежский смотрел на знакомое с детства лицо, на человека, который очень много сделал для него в этой жизни, которого он уважал и любил. На лицо безжалостного чудовища, отнимающего жизни и коверкающего людские судьбы. Сергей жил с этими мыслями последние сутки, и для него стоило огромных усилий сдерживаться прошлым утром у себя дома. Тогда уже был практически уверен в своих догадках, но не хотел верить до конца, и только сейчас, глядя, как этот человек крадется в темноте, чтобы отнять жизнь у его любимой девушки, мозг Сергея окончательно расставил все по местам. Теперь его интересовал главный вопрос – почему?

– Тебя подвел возраст. В шокере, который ты потерял между домами, не было ничего интересного, ну ты и сам знаешь. Ты ведь никогда не оставлял следов, а если что-то и было, то тебе везло, как с камерами, которые не работают или с дедом-собачником в парке, он не разглядел ничего. Тебе не повезло с Ванькой, но ты быстро решил эту проблему, – левая рука Норвежского снова сжалась в кулак. – А с шокером не повезло по-крупному. Я долго не мог понять, что меня смущает, а потом, когда чистил твой ноутбук и увидел страницу своей матери на сайте одноклассников, меня осенило. Модель шокера не самая распространенная, у нас не купишь, надо заказывать или привозить с материка. Я вспомнил, как ты из отпуска в подарок моей матери шокер привез, еще расхваливал его характеристики. Подарок отличный, нужный. Вот я и вспомнил. Точно такой же шокер. Но это, конечно, не доказательство, в наш век интернет-доставок.

Убийца спокойно, уравновешенно слушал речь Норвежского.

– Теперь про возраст. Помнишь, когда ты купил новый ноутбук и телефон, то я тебе все настраивал? – Сергей отметил кивок головы Устинова. – Браузеры на телефоне и в ноутбуке у тебя привязаны к одной учетной записи – это удобно. И все что ты ищешь в интернете с телефона можно увидеть через ноутбук.

– Ты из меня совсем дурака-то не делай, как чистить историю браузера я знаю. Про это столько шуток ходит, что я изучил этот вопрос.

– Это да, вот только, если в настойках сделать принудительную синхронизацию, то система выдаст историю запросов и сайтов, на которые ты переходил. Такая защита от дураков для системных администраторов.

На лице убийцы появилась досада.

– Как ты понимаешь, там было много всего про твоих жертв и даты запросов были раньше, чем даты убийств. Но даже этого недостаточно, чтобы принять, что близкий тебе человек оказался зверем. Поэтому ты повез Сашу сюда.

– Она молодец, достоверно играла.

– Ты ее снова недооценил, как вчера вечером возле кафе.

– Не боялся? А если бы я не довез ее?

– Ты же сам говоришь, что не дурак. Это было бы очень глупо – посадить девушку к себе под камерами во дворе УВД, а потом убить ее. Нет. Я, когда ночью все понял, разбудил ее и рассказал. И знаешь? Она сама предложила помочь, из-за злости на тот страх, в который ты ее вверг. Мы эту схему с ней придумали, сыграть на твоей трусости. Ты же боишься попасться, ты и Ваньку поэтому убил. Думаю, что даже над вариантами не раздумывал, завел за склад и зарезал. Потому что испугался. Испугался, что придется отвечать за свои поступки. Кстати, нож где?

– Выкинул, просто железка, – Устинов потер ладонями колени. – Дело не в страхе. Парнишка мог помешать мне довести до конца задуманное, а этого никак нельзя допускать. Я тебя всегда учил – начал, значит, надо заканчивать. Коней на переправе не меняют. И, вижу, ты чему-то да научился. Почти ферзевой гамбит сделал, только успел вывести королеву из-под удара, но партия еще не закончена. Дай мне слово.

– Говори, – Норвежский ни не секунду не расслаблялся, он был готов стрелять в любой момент.

– Ты ведь все понял, – начал свою исповедь преступник. – Я наказывал их за поступки, которые отравляли общество. Когда на старой квартире жил, в моем подъезде жила девочка-инвалид, та самая, которую вместе с дедушкой сбила на переходе малолетняя дебилка с друзьями. Справедливо? Ребенок в коляске, а эта шалава свою голую жопу в интернете показывает. Она же тупая, как пробка, была, мне даже утруждаться не пришлось, я, когда ей компромат на сына Влада пообещал, она в ночь и дождь в лес прибежала. Ну не дура? К незнакомому мужику на встречу одна. За что ее жалеть? Залозина – тварь продажная, я ее еще со службы знаю. Все знали, что у нее самый высокий ценник за арбитраж. Столько наворотила за годы в суде, но самый подлый поступок еще в следствии сделала.

Норвежский слушал уверенную речь убийцы, и в памяти возникали образы с мест преступлений.

– По глазам вижу, что понимаешь меня. Да, она отмазала матушку твоего закадычного дружка. Березина тогда сесть должна была, слыхано ли – четыре детские смерти, и три ребенка на лекарствах до конца жизни остались. И? НИ-ЧЕ-ГО, НОЛЬ, – четко выговаривая слоги, сказал Устинов и показал пальцами круг. – Вообще ничего, а все потому, что Березина давала уж очень уважаемому человеку, жаль, до него добраться не было возможности, сейчас высоко забрался. По его указке Залозина дело развалила. Он же помог Березиной с ее клиниками. А детство, Сережа, – это главное время в жизни, самое приятное и самое скоротечное, детство надо ценить как детям, так и взрослым, которые их окружают. Детство пролетает, и начинается тяжелая полная проблем и забот жизнь. А эти суки отобрали у детей их детство, навсегда. Как я мог поступить иначе? Молчишь?

Глаза Петра Валерьевича горели ненавистью.

– С Галиной я был знаком, она, когда по скверу шла, я ее перехватил, предложил довезти, она обрадовалась, такси отменила. Веселая была, подшофе и даже флиртовать пыталась. Мразь мерзкая, я на нее смотрел, улыбался, а потом током ее вырубил и удавку накинул. Неприятно было сидеть с ней мертвой в машине полночи, пока тихо на улице не станет, но ничего – перетерпел. Следующей Березина должна была быть, но нарисовалась Бельская. Не люблю хамок, а она прям эталон. Кстати, если бы не она, то и Ванька был бы живой.

Во взгляде Норвежского блеснула ярость.

– Не зыркай так, – Устинов говорил дальше. – Было бы все по графику, я бы с ним на складах не встретился. Я терпел, старался не обращать внимания на эту газетную вошь, но, когда она стала всякий бред от моего имени публиковать, пришлось ее заткнуть. Ненавижу вранье. Надо быть всегда честным и с окружающими, и с собой. Она даже пыталась меня купить перед тем, как ярко вспыхнуть в последний раз, хотела меня звездой сделать. Вроде не самая глупая баба, но дура ведь. Пока ею занимался, пришлось Березину сдвинуть в графике.

Устинов замолчал, посмотрел себе под ноги.

– Жалко пацана, если бы не Бельская, был бы жив.

Норвежский старался сохранять возможное в данной ситуации хладнокровие и вести себя как профессионал.

– Я делал все красиво, чтобы каждая из них понимала, почему именно так заканчивается жизнь. Все вокруг думали, что я просто сумасшедший маньяк, но это не так. Ты видишь, что я прав, мои поступки логичны. А украшал я не для себя, а для людей, для общества, чтобы мои старания не прошли даром. Люди увидят, узнают и поймут, что жить надо по совести, а не ради корысти или тщеславия. Каждый раз я нес послание в мир. Какая жизнь – такая и смерть. Я часто говорю с ним, – он поднял глаза наверх. – И, мне кажется, он понимает и поддерживает мои дела.

Сергей весь день готовился к этому разговору, но все равно сейчас был обескуражен. Устинов всегда был одним из самых здравомыслящих людей, которых он знал. Как мог этот человек превратиться в полоумного психопата?

– С Березиной тоже сложностей не возникло. Днем я ее встретил в городе, договорился на вечер, а дальше дело техники, – Петр Валерьевич на секунду замолчал и продолжил. – Она рыдала, когда поняла, что все. Не просила, не умоляла, а просто плакала, билась в истерике. Она единственная, кто поняла по-настоящему, за что ей была уготована такая участь. Поняла и приняла это. Я говорил с ней, долго, как с тобой сейчас. Она слушала и молчала, а что она могла мне ответить? Я всегда был прав. ВСЕГДА. Единственная, кто приняла смерть достойно, не как незаслуженное наказание, а как казнь за свои грехи.