Текст книги "Путешествия к Лобнору и на Тибет"

Гусенята, которых в одном выводе бывает от 5 до 8, держатся вместе со своими родителями по речкам, болотам или озерам, возле которых вывелись. Старики в это время начинают линять, и к началу июля, когда молодые почти уже выросли, старые до того вылинивают, что летать вовсе не могут. В эту пору горные гуси, довольно беспечные в другое время года, делаются весьма осторожными. На больших озерах, как, например, на Куку-норе, где горных гусей очень много, десятки выводов соединяются вместе и общими силами охраняют свою безопасность. Обыкновенно стадо ходит по берегу озера или на ближайших к нему болотах, пощипывая траву; но, заметив охотника хотя бы за версту, все гуси опрометью бросаются к озеру и отплывают вдаль; бегают очень быстро, пожалуй, быстрей человека.

Придя теперь на Куку-нор в конце июня, мы встретили там много выводков горных гусей, но, несмотря на усердное преследование, не могли сначала добыть ни одного молодого, – на открытых равнинных берегах подкрасться на выстрел к стаду было невозможно. Наконец, во время стоянки на устье р. Балема мне посчастливилось отлично поохотиться на описываемых гусей.

По приходе на место бивуака на другое утро я отправился с препаратором Коломейцевым на озерки, лежавшие верстах в пяти от нашей стоянки и довольно далеко от берега самого Куку-нора. На одном из этих небольших, довольно мелких озер, расположенных среди болот, мы застали стадо горных гусей, молодых и линяющих старых, штук около семидесяти.

Я пошел к птицам напрямик; по неглубокому, но довольно топкому озеру; Коломейцев же караулил с другого берега. Гусиное стадо, видя невозможность уйти куда-либо, оставалось на одном месте, то сплываясь в кучу, то расплываясь. Я приблизился к птицам шагов на 70 и, выбрав ту минуту, когда гуси сплылись в кучу, пустил в них два заряда. Полоса убитых и раненых обозначила дорогу, по которой летела дробь. Поспешно стал я вновь заряжать свое нескорострельное ружье, стоя по пояс в воде; между тем гуси, видя на противоположной стороне озера Коломейцева, преградившего им путь, не уходили, но, совершенно растерявшись, плавали взад и вперед на прежнем месте и даже подплывали ближе ко мне. Лишь только ружье было заряжено, я опять сделал два выстрела в ближайшую кучу. Опять крик и смятение в стаде, но уходить оно не думает… Снова зарядил я ружье и снова с того же места выпалил из обоих стволов – гуси все-таки не уходят… Опять заряжаю ружье и еще выстреливаю; затем еще и еще. Так стрелял я с одного места 12 раз; наконец гуси опомнились и врассыпную бросились уходить на болота. Тогда я отправился собирать убитых и набрал их 21 экземпляр, хотя, конечно, можно было взять только застреленных наповал; раненые же все ушли. Между тем Коломейцев, которому не пришлось стрелять с противоположного довольно глубокого берега, обойдя озеро, пришел ко мне. Тогда мы вместе забрали убитых гусей и потащили их в ближайшее тангутское стойбище, где, весьма кстати, находились в это время двое наших казаков, приехавшие покупать баранов. Эти казаки забрали на лошадей тяжелую добычу и повезли ее на бивуак.

Выбор возвратного пути через Ала-шань. Прибытием нашим на устье р. Балема завершилась съемка оз. Куку-нора. Не снятой оставалась лишь часть береговой полосы на протяжении 25 верст от нынешней нашей стоянки до устья р. Улан-хошун, где заканчивалась съемка 1873 года. Но здесь берег Куку-нора тянулся почти в прямом северо-западном направлении, которое можно было нанести на карту одной засечкой от устья р. Балема, не предпринимая обхода вверх по этой реке для переправы на другую ее сторону.

Гораздо важней для нас было решить вопрос, каким путем возвращаться домой: тем ли, которым ныне мы сюда пришли, т. е. через Са-чжеу, Хами и по Джунгарии в Зайсан; или выбрать направление через Ала-шань на Ургу, по которому мы возвращались с Куку-нора в 1873 году. Первый путь был сравнительно легче и притом представлял возможность сделать по местам повторные наблюдения, что вообще весьма важно при путешествии в диких, малоизвестных странах. Но и при направлении через Алашань, а затем срединой Гоби мы также дополняли свои прежние здесь исследования; тем более, что некоторые из них производились при первом путешествии грубыми инструментами.[489]489
  Так, например, вместо барометра мы имели тогда лишь самодельный гипсометр; вместо хронометра при определении широт употреблялись простые часы и т. п.


[Закрыть] Наконец, как для того, так и для другого из возвратных путей необходимы были верблюды, которых мы нигде не могли достать теперь на Куку-норе.[490]490
  Мы даже не видели теперь здесь ни одного верблюда; думаю, что сининский амбань распорядился угнать с нашего пути этих животных, опасаясь, чтобы мы, добыв свежих верблюдов, не отправились вновь в Тибет.


[Закрыть] При следовании же на Са-чжеу и Хами верблюды нашлись бы только в цайдамском Сыртыне, но еще вопрос: продали ли бы нам их там или нет? С своими же наличными мулами и тремя уцелевшими верблюдами мы, наверное, могли дойти до Ала-шаня и там, также наверное, достать вьючных верблюдов. Таким образом, шансы расчета сильно склонялись на сторону алашанского пути, и он был избран окончательно.

Местность от Куку-нора до кумирни Чейбсен. 6 июля покинули мы свой бивуак на берегу Куку-нора, а на другой день совсем распрощались с этим озером. Его бассейн отделялся теперь по нашему пути от притоков Сининской реки лишь невысокой седловиной,[491]491
  Барометрического измерения сделать здесь не удалось; но приблизительно, на глаз, эта седловина, равно как и перевал через такую же седловину от Куку-нора к г. Донкыру, едва ли поднимаются более тысячи футов над уровнем самого Куку-нора.


[Закрыть] которая в то же время служит связью между окрайним хребтом восточного берега Куку-нора и мощными горами на северной стороне того же озера. Эти последние горы принадлежат системе Нань-шаня, состоящего здесь, т. е. в восточной своей части, из трех главных хребтов: наружного к стороне Гоби, которому собственно и приурочивается китайское название Нань-шань, или Сюэ-шань,[492]492
  Последнее название означает «Снежные горы»; первое – «Южные горы», так как они лежат к югу от городов Лянь-чжеу, Гань-чжеу, Су-чжеу и др., находящихся в узкой культурной полосе по окраине пустыни.


[Закрыть] и двух внутренних, сопровождающих течение р. Тэтунг-гол. Последние горы лежат, по всему вероятию, на восточном продолжении хребта Гумбольдта и известны китайской географии, как свидетельствует барон Рихтгофен,[493]493
  «China», стр. 267 и карты 2, 3, 8, 9 и 11.


[Закрыть] под названием Тшетри-шань, хотя на месте мы не слыхали подобного названия. За неимением, кроме того, отдельных названий хребтам по обеим сторонам р. Тэтунга я обозначил их, еще при первом здесь путешествии, Северно-Тэтунгским и Южно-Тэтунгским хребтами.[494]494
  См. «Монголия и страна тангутов».


[Закрыть] Для устранения сбивчивости буду следовать и теперь той же номенклатуре.

Вслед за вышеуказанным невысоким перевалом от Куку-нора в бассейн Сининской реки вновь раскидывается довольно обширное луговое плато, ограниченное с юга горами, лежащими северней г. Донкыра, с запада окрайним к Куку-нору хребтом, а с севера и востока отрогами Южно-Тэтунгских гор. Это плато имеет абсолютную высоту, равную с Куку-нором.

Земледелия здесь нет; только кочуют тангуты, с небольшим числом монголов и киргизов. Флора степная, но уже отчасти напоминающая соседний Нань-шань. Из млекопитающих здесь еще живут куланы и пищухи (Lagomys ladacensis), которых нет далее к востоку. Там, вслед за горами, окаймляющими описываемое плато, раскидывается обширная холмистая и частью гористая местность, прилежащая к Синину; она орошается речками, текущими с Южно-Тэтунгских гор и впадающими в Сининскую реку. Вся эта площадь занята густым оседлым населением из китайцев, дунган, тангутов и далдов. Кроме бесчисленных деревень, нередки и города, как Му-байшинта или Сэн-гуань, Шин-чен и Уям-бу. Опустошительная магометанская резня, продолжавшаяся здесь, то в больших, то в меньших размерах, с лишком десять лет, почти не оставила следов: все теперь вновь занято и заселено, частью прежними бежавшими жителями, частью, вероятно, новыми переселенцами из внутреннего Китая.

Наше здесь следование. Восемь суток, с двумя в том числе дневками, употребили мы на переход от устья р. Балема до кумирни Чейбсен, той самой, которая в 1872 и 1873 годах служила базисом, так сказать, наших исследований в этой части провинции Гань-су. От Чейбсена же мы пошли тогда обходным (через верховья р. Тэтунга) путем на Куку-нор, так как прямая дорога лежала по местностям, занятым дунганами. Теперь мы двинулись этой прямой дорогой, хотя опять-таки уклонились от нее к югу, сами не знаем для чего, – так вел проводник, сининский китаец, сопутствовавший нам в качестве соглядатая и на Куку-норе. Вероятно, подозрительный сининский амбань не желал, чтобы мы шли через обильно населенный дунганами город Сэн-гуань или Мубай-шинта, опасаясь каких-либо с нашей стороны тайных сношений с этими заклятыми врагами китайцев. Поэтому нас и обвели южней на большую деревню Бамба, также, впрочем, населенную магометанами. Эти последние сильно угнетаются китайцами и, при первом удобном случае, несомненно, станут поголовно на сторону всякого китайского неприятеля.

В горах, лежащих западнее деревни Бамба, мы дважды дневали, специально для сбора новых растений, которых нашлось здесь более 100 видов. Очень многие из них свойственны и хребтам по р. Тэтунгу; только в описываемых горах лесов нет; все они вырублены окрестными жителями для построек.

Миновав деревню Бамба, мы вступили в район оседлого населения. Насколько хватал глаз, вниз по холмам и долинам к Сининской реке все было сплошь обработано и заселено; клочка нигде не оставалось незанятого. Сверху, с гор, виднелся, как и везде в собственно Китае, чистый муравейник. На полях, превосходно обработанных, засеяны были ячмень, пшеница, горох, бобы; в меньшем количестве – лен, конопля и картофель. Все эти хлеба созревают здесь лишь в августе; поля же не орошаются арыками, так как летних дождей чересчур довольно.

Постоянные дожди. Эти самые дожди, то вперемежку, то иногда по целым дням и ночам сряду, нередко с грозами, сильно донимали нас как на Куку-норе, так и теперь. Сырость везде была ужасная; по временам становилось холодно, как осенью. Все мы ходили в мокром или сыром одеянии; собранные растения часто нельзя было просушить; ружья и револьверы ржавели до крайности. Словом, теперь повторилось то самое, что мы испытали в тех же местах летом и осенью 1872 года. По счастью, изредка проглядывавшее солнце пекло очень сильно, иначе наши коллекции погибли бы от сырости.

Старые знакомцы в Чейбсене. Перейдя по каменному мосту, близ небольшого города Шин-чен, реку Бугук-гол и сделав еще один переход, мы достигли кумирни Чейбсен [Чойбзен], возле которой расположились бивуаком. Все здесь живо помнилось, несмотря на то, что минуло более семи лет после нашего пребывания в этих местах. Нашлись старые знакомые: донир (настоятель), нираба (эконом) и еще один лама в кумирне, с которыми некогда мы шли сюда из Ала-шаня, а также монгол Джигджит, ходивший с нами в качестве проводника и переводчика по горам Северо– и Южно-Тэтунгским. Все эти люди с непритворным радушием, даже большой радостью, встречали теперь нас. Между тем в настоящее путешествие мы почти нигде не приобретали друзей. Причины тому разные; главная же – недоброжелательство китайцев, распускавших про нас нелепые слухи; притом мы теперь мало встречали монголов, несравненно более добродушных, чем тангуты, не говоря уже о китайцах.

Водяная молельня. Новостью в Чейбсене было теперь для нас несколько водяных молелен – хурдэ, как их называют монголы, устроенных на ближайшей речке. Эти молельни, весьма обыкновенные в Тибете,[495]495
  Однако у кочевых тибетцев и у хара-тангутов на Желтой реке мы не видали описываемых молелен.


[Закрыть] частью и в других странах буддийского мира, состоят из большого железного цилиндра, укрепленного на деревянном столбе фута три высотой. Такой столб утвержден вертикально в обыкновенном мельничном колесе небольших размеров, горизонтально положенном. Струя воды, направленная на упомянутое колесо, приводит его в быстрое вращательное движение, которое, с помощью столба, сообщается и железному цилиндру. Последний снаружи выкрашен почти всегда в красный цвет и испещрен какими-то надписями, вероятно священными. Внутрь цилиндра кладутся верующими написанные на листочках бумаги или на тряпках молитвы, которые, находясь без перерыва в движении, тем самым как бы постоянно взывают к богу. Подобная машина в верхней своей части помещается в деревянном ящике, поддерживаемом на углах четырьмя столбиками. Один из боков этого ящика делается решетчатым, три остальные сплошь забираются досками; сверху устраивается крыша, покатая на две стороны.

Конец съемки. С приходом в Чейбсен окончилась маршрутно-глазомерная съемка, которую я вел от самой р. Урунгу;[496]496
  С небольшим перерывом по Восточному Цайдаму от Хырмы Дзун-засак до Куку-нора, где мы шли по старому пути, снятому в 1873 году.


[Закрыть] предстоявший теперь путь через Ала-шань до Урги был снят еще в 1873 году. Всего в течение нынешней экспедиции снято было мной 3850 верст. Если приложить сюда 5300 верст, снятых при первом путешествии по Монголии и Северному Тибету, да 2320 верст моей же съемки на Лоб-норе и в Джунгарии, то в общем получится 11 470 верст, проложенных вновь на карту Центральной Азии. При этом следует сказать, что как ни проста сама по себе глазомерная съемка бусолью, но она достаточно утомляет дорогой, в особенности при жаре, так как для засечек часто приходится слезать с лошади; да и по приходе на место переноска снятого на чистый планшет всегда отнимает час или два времени. Притом сама съемка является лишь небольшой частью различных научных работ во время путешествия.

Хребет Южно-Тэтунгский. Передневав возле Чейбсена и завербовав снова к себе в вожаки и переводчики тангутского языка монгола Джигджита, мы отправились прежним путем в горы Южно-Тэтунгские, куда пришли в два перехода. Под горами везде встречалось, как и прежде, густое население: китайцы, в небольшом числе тангуты и далды.

Хребет Южно-Тэтунгский, равно как и другой, стоящий по северную сторону р. Тэтунг-гол, уже описаны в моей книге «Монголия и страна тангутов» под общим названием гор Гань-су.[497]497
  Том I.


[Закрыть] Теперь придется сделать лишь кое-какие дополнения, в особенности относительно флоры и частью фауны этих хребтов. Оба они, как было говорено ранее, сопровождают течение р. Тэтунг-гол, или Да-тун-хэ,[498]498
  По монгольскому названию Улан-мурень.


[Закрыть] которая впадает в Хуан-хэ и в своем низовье принимает справа Сининскую реку. Истоки Тэтунга лежат на меридиане западной окраины Куку-нора и от этих истоков, вероятно, разделяются оба тэтунгские хребта, которые ранее того, т. е. западнее, быть может, составляют один главный хребет, протянувшийся сюда от снеговых гор Гумбольдта и Риттера. Этот хребет, вероятно, также пускает от себя второстепенные ветви, с одной стороны к Бухайн-голу, а с другой – более значительные, к окрайнему на стороне пустыни хребту того же Нань-шаня; быть может, здесь даже возникают и другие параллельные или поперечные гряды. Впрочем, все это лишь гадательные предположения, которые могут быть подтверждены или отвергнуты только исследованиями европейских путешественников.

Южно-Тэтунгский хребет, поднимающийся своими вершинами до 14 000 футов над уровнем моря или немного более,[499]499
  Гора Соди-соруксум одна из самых высоких в Южно-Тэтунгских горах, имеет 13 600 футов абсолютной высоты по определению точкой кипения воды во время первого моего здесь путешествия; но мне кажется, что цифра эта увеличилась бы при более правильном барометрическом определении абсолютной высоты той же горы, чего, однако, сделать нам не удалось.


[Закрыть] нигде не достигает снеговой линии, но несет совершенно дикий, альпийский характер;[500]500
  За исключением лишь самой западной своей части от верховьев Тэтунга к Куку-нору. (См. «Монголия и страна тангутов».)


[Закрыть] притом северный склон этих гор, в их восточной части, изобилует лесами и вообще богатой растительностью, начиная с альпийского пояса.

Этот пояс в описываемых горах лежит приблизительно вверх от 10 или 10¹/₂ тысяч футов абсолютного поднятия. Южный его район, от 10¹/₂ до 12 тысяч футов абсолютной высоты, принадлежит области альпийских кустарников; верхний от 12 до 13 или 13¹/₂ тысяч футов абсолютной высоты – области альпийских трав. Далее вверх следуют голые скалы и россыпи, между которыми, еще футов на 500 по вертикали, попадаются кое-где маленькие, невзрачные лужайки. Впрочем, такие границы можно обозначить лишь приблизительно, так как они изменяются, смотря по положению не только целого хребта, но и отдельных гор; притом нередко растительные области заходят одна в другую. Однако во всяком случае предельные линии лесной, кустарной и травянистой растительности в обоих тэтунгских хребтах лежат гораздо ниже, чем в горах на верхней Хуан-хэ и даже в хребте Южно-Кукунорском. Впрочем, в последнем леса (исключительно хвойные) растут лишь на южном склоне. В горах же верхней Хуан-хэ все леса запрятаны в глубокие, более теплые ущелья, а сами горы расположены в близком соседстве высоких степных плато, ради чего, помимо более южного положения, снеговая линия поднимается здесь более вверх, чем в Восточном Нань-шане.

Растительность его альпийского пояса. Области альпийских кустарников Южно-Тэтунгских гор принадлежит 12 кустарных видов,[501]501
  В Северо-Тэтунгских горах растительность как лесная, так и альпийская та же самая, но в общем не столь обильная.


[Закрыть] которые, за исключением лишь двух – Potentilla fruticosa, Caragana jubata [курильский чай, карагана-верблюжий хвост], растут исключительно на северном склоне описываемого хребта, да и здесь занимают главным образом скаты, обращенные к северу Из этих кустарников на первом месте должны быть поставлены рододендры [рододендроны] четырех видов (Rhododendron capitatum, Rh. anthopogonoides, Rh. thymifolium, Rh. Przewalskii), все новых, привезенных мной еще из первого здесь путешествия; затем следуют: альпийская карагана (Caragana jubata), желтый и белый курильский чай (Potentilla fruticosa, P. glabra), низкая лоза (Salix sp.) и [сибирка алтайская] – Sibiraea laevigata; на открытых площадках обыкновенна малина (Rubus Idaeus), весьма схожая с нашей, только ростом 1-¹/₂ фута; по берегам же речек растет еще более низенькая альпийская облепиха (Hippophae sp.) с крупными (в горошину) ягодами.

Кроме этих кустарников, специально принадлежащих альпийской области, сюда заходят из лесов: белый шиповник (Rosa sericea), барбарис (Berberis dasystachya n. sp.), деревом растущая облепиха (Hippophaё rhamnoides) и древовидный можжевельник (Juniperus pseudo Sabina), последний поднимается вверх до 12 000 футов абсолютной высоты. Почва кустарных зарослей, обыкновенно весьма густых, почти везде выстлана мхом.

Из трав между альпийскими кустарниками красуются в июле: генцианы (Gentiana barbata, G. Olivieri var., G. straminea n. sp.), мытники (Pedicularis labellata, P. Przewalskii n. sp.), герань (Geranium Pylzowi n. sp.), крупная альпийская астра (Aster alpinus), крупный мыкер (Polygonum viviparum), колокольчик (Adenophora sp.), зверобой (Hyperioum Przewalskii n. sp.), мелисса (Dracocephalum tanguticum n. sp.), бузульник (Senecio Sagitta n. sp.), живокость (Delphinium Pylzowi n. sp.), [сосюрея] – Saussurea pygmaea n. sp., Saussurea phaeantha n. sp., Saussurea nigrescens n. sp. Там же по небольшим лугам возле ключей и речек цветут: тмин (Carum sp.), горошки [остролодки] – (Oxytropis sp., О. ochrocephala n. sp., О. kansuensis n. sp., О. strobilacea), лютик (Ranunculus affinis), маленькие генцианы (Gentiana aristata n. sp., G. aperta n. sp.), Anaphalis alata n. sp., [горноколосник]-Umbilicus sp., [володушка] – Bupleurum miltinerve, Swertia marginata, etc. Вообще луга альпийских кустарников роскошны своей травянистой флорой, в особенности в середине лета.

В области альпийских трав кустарные породы исчезают; растут одни лишь травы, обыкновенно мелкие, невзрачные. Преобладающих, хотя бы на небольших площадках, видов нет – все перемешано, пестрота. Характерными здесь растениями являются: лук синий и желтый (Allium cyaneum n. sp., A. chrysanthum n. sp.), гималайская буковица (Trollius pumilus) и гималайская скерда (Crepis glomerata), мыкер (Polygonum viviparum), камнеломка (Saxifraga n. sp., S. hirculus), три вида прикрыта (Aconitum gymnandrum n. sp., A. Anthora, A. rotundifolium), генциана (Gentiana Przewalskii n. sp.), ясколка (Cerastium melandrum n. sp.), голубой мак (Meconopsis racemosa n. sp.), уже отцветший, вероника (Veronica sp.), хохлатки (Corydalis linarioides n. sp., C. trachycarpa n. sp., С. dasyptera n. sp.), астрагал (Astragalus scythropus n. sp.), Cremanthodium plantagineum n. sp., Cremantodium discoideum n. sp., [сосюрея] – Saussurea stella n. sp., гималайская Saussurea hieracifolia, Hymaenolaena sp., Omphalodes biepharolepis n. sp. и два-три вида мелких злаков. По скалам, опять-таки всего чаще на их северных склонах, растут: очиток (Sedum n. sp.), сухоребрица (Draba sp.) и Isopyrum grandiflorum, в половине июля уже отцветший.

В самом верхнем поясе альпийских лугов, там, где они перемешиваются с россыпями, встречаются Saussureamedusa n. sp. [сосюрея], Cremanthodium humile n. sp., Arenaria kansuensis n. sp. [песчанка ганьсуйская], Corydalis melanochlora n. sp. [хохлатка] и невзрачный, стелющий по земле свои листья, ревень (Rheum spiciforme) с длинным (3–4 фута) и ветвистым, но тонким нелекарственным корнем.

Флора лесной области. Лесная область в горах Южно-Тэтунгских занимает северный склон хребта от самой долины р. Тэтунга, т. е. от 8000 футов абсолютного поднятия вверх до 10 или 10¹/₂ тысяч футов. Впрочем, густые леса оканчиваются футов на 500–700 ниже этого предела, и только можжевеловое дерево восходит до границы кустарной растительности. К западу от устья р. Рангхта, т. е. вверх по р. Тэтунгу, леса идут приблизительно верст на 70–80 или, быть может, на 100; далее заменяются кустарниками. К востоку же лесная область, вероятно, протягивается до самого окончания Южно-Тэтунгских гор близ впадения Сининской реки в Тэтунг. В меньшем обилии, спорадически, леса растут и в Северно-Тэтунгских горах, опять-таки всего больше их на северном склоне, хотя встречаются здесь и на склоне южном, в ущельях, обращенных к северу.

Нигде в Центральной Азии, не исключая даже Тянь-шаня и верхней Хуан-хэ, я не встречал таких прекрасных и разнообразных по своему составу лесов, как описываемые. Они покрывают крутые склоны гор и густыми зарослями одевают ущелья, по дну которых везде с шумом бегут быстрые, светлые потоки. Там и сям среди ярко-зеленой листвы выступают голые гнейсовые и гранитные[502]502
  Красный среднезернистый гранит встречается в среднем поясе Южно-Тэтунгских гор по р. Рангхта-гол. При первом описании тех же гор эта порода не была названа.


[Закрыть] скалы разнообразных, иногда причудливых форм. Всюду тень, прохлада, благодать; притом неумолкаемое почти пенье птиц дополняет общую отрадную картину лесной жизни…

Древесные породы тэтунгских лесов следующие.

Береза – Betula Bhojpattra [гималайская береза] с буровато-красной опадающей корой, которую тангуты употребляют для заверток вместо бумаги. Дерево это, достигающее от 40 до 60 футов высоты, при диаметре ствола от ¹/₂ до 1 фута, преобладает до верхней границы лесов. Береза белая (Betula alba), наша обыкновенная, растет лишь в нижнем поясе гор и встречается реже, нежели предыдущий вид. Осина (Populus tremula) также только в нижнем лесном поясе, иногда сплошными площадями; достигает от 50 до 70 футов высоты и от 1 до 2 футов толщины; но гораздо чаще встречается меньших размеров. Ель (Abies Schrenkiana) растет лишь в самом нижнем поясе лесов, нередко сплошным насаждением; достигает 40–50 футов высоты, при толщине ¹/₂-1 фут; иногда же является могучим деревом от 80 до 100 футов высотой при 2–3 футах толщины. Сосна (Pinus leucosperma n. sp.), отличающаяся по исследованию академика К. И. Максимовича от обыкновенной сосны (Pinus silvestris) только более крупными и белыми семенами; растет там же, где и ель, нередко сплошными площадями; достигает от 60 до 70 футов высоты и от 1 до 1¹/₂ фута толщины. Можжевеловое дерево (Juniperus pseudo Sabina) от 30 до 40 футов высотой, при толщине от 1 до 2 футов; растет в изобилии, исключительно на южных скатах гор, в поясе от 9 до 12 тысяч футов абсолютной высоты. Тополь (Populus suaveolens), распространенный от Алтая до Камчатки и Японии, встречается изредка по дну ущелий в нижнем лесном поясе; ростом бывает от 50 до 60 футов при 2 футах толщины. Рябина красная (Sorbus aucuparia var.) представляет, как и на верхней Хуан-хэ, крупноцветную разновидность; достигает 15 футов высоты. Рябина гималайская (Sorbus microphylla) с белыми, алебастрового цвета ягодами; достигает таких же размеров, как и вид предыдущий. Оба они обыкновении во всем лесном поясе. Облепиха (Hippophae rhamnoides), то деревцом, от 15 до 20 футов высотой, то кустарником, сплошь растет на островах речек, вниз от 9000 футов абсолютной высоты. Наконец, ива (Salix sp.) трех видов растет там же, где и облепиха; изредка встречается по горным склонам.

Кустарники описываемых лесов еще более разнообразны и всего роскошней развиваются в ущельях по берегам горных речек. Вот перечень этих кустарников.

Барбарис трех видов (Berberis chinensis, В. diaphana n. sp., В. dasystachya n. sp.), из которых два последние достигают двухсаженной высоты и усажены колючками в 1¹/₂ дюйма длиной; два вида смородины (Ribes pulchellum, R. Meyeri); крыжовник (Ribes stenocarpa n. sp.) в сажень высотой, с крупными, но кислыми желтоватыми ягодами, встречается только в нижнем лесном поясе; два вида шиповника, с белыми и красными цветами (Rosa sericea, R. Przewalskiana); двухсаженный жасмин (Philadelphus coronarius), дико растущий от Гималаев до Японии; семь видов жимолости (Lonicera coerulea var. tangutica, L. hispida, L. chrysantha var. longipes, L. microphylla var. Sieversiana, L. nervosa n. sp., L. tangutica n. sp., L. syringantha n. sp.), из которых первый доставляет съедобные, попарно сидящие, продолговатые синие ягоды; три вида бересклета (Evonymus sachalinensis, E. nana, Е. Przewalskii n. sp.); два вида кизилника (Cotoneaster nigra? С. rotundifolia), боярка (Crataegus n. sp.), даурская калина (Viburnum dauricum), крушина (Rhamnus virgata), гималайская бузина (Sambucus adnata), малина (Rubus pungens?), таволга (Spiraea longigemmis n. sp.), отлично пахучая Daphne tangutica n. sp.; два вида караганы (Caragana frutescens, С. chamlagu), лоза (Salix sp.); Eleutherococcus senticosus, свойственный лесам Амура; Hydrangea pubescens, белолозник (Eurotia ceratoides), Potentilla fruticosa var. и Caryopteris tangutica n. sp. Таким образом, на небольшом сравнительно пространстве растут 13 видов деревьев и 36 видов кустарников. Если же сюда приложить еще 12 кустарных видов, свойственных альпийской области, то мы получим всего 61 вид деревьев и кустарников, произрастающих в Восточном Нань-шане.

Травянистая флора тех же лесов весьма богата и разнообразна. Наиболее характерными ее представителями в середине лета являются: земляника (Fragaria elatior), теперь поспевшая, но с водянистыми ягодами; недоспелка (Cacalia Roborowskii n. sp.), бузульники (Senecio tanguticus n. sp., S. Virgaurea n. sp., S. Przewalskii n. sp.), лекарственный ревень (Rheum palmatum), довольно редкий, водосбор (Aquilegia ecalcarata n. sp.), живокость (Delphinium grandiflorum), прикрыты (Aconitum Lycoctonum, реже A. volubile), колокольчики (Adenophora) четырех видов, герань (Geranium pratense), грушевка (Pyrola rotundifolia), горошек (Vicia unijuga), майник (Majanthemum bifolium), кровохлебка (Sanguisorbra officinalis), мытники (Pedicularis lasiophrys n. sp., P. rudis n. sp., P. muscicola n. sp.), из которых последний красиво выстилает мшистую почву, в особенности хвойных лесов, своими розовыми цветами; рядом с ним, в тех же хвойных лесах, местами прокидываются маленькие орхидеи (Gymnadenia cucullata, Peristylus viridis, Goodyera repens). Далее следуют – вонючка (Cimicifuga foetida), василистник (Thalictrum sp.), очиток (Sedum Aizoon), пижма (Tanacetum sp.), китайская ромашка (Pyrethrum sinense), Doronicum stenoglossum n. sp., Podophyllum Emodi, Aralia sp., Hymaenolaena n. sp., Anaphalis margaritacea, Triosteum pinnatifidum n. sp., Codonopsis viridiflora n. sp., синюха (Polemonium coeruleum), репейник (Agrimonia pilosa), кипрей, или иван-чай (Epilobium angustifolium), местами сплошь по луговым площадкам верхнего лесного пояса; лактук (Lactuca sp.), бальзамина (Impatiens nolitangere), тмин (Carum sp.), тот же, что и в альпийской области; гималайский зверобой (Halenia elliptica), джума (Potentilla anserina), крапива (Urtica dioica var.), белый касатик (Iris ensata) нередко сплошь по долинам нижнего лесного пояса; хвощ (Equisetum arvense), несколько видов злаков – Роа serotina, Avena sp., Bromus sp. [мятлик, овсюг, костер], вьющиеся ломоносы (Clematis orientalis, С. aethusaefolia), живучка (Ajuga sp.), саранка (Lilium tenuifolium), змееголовник (Dracocephalum altaiense var.); три последние вида встречаются преимущественно по открытым горным склонам. Лесную почву часто выстилают мхи: в лиственных лесах – Hypnum sp., в хвойных – Mnium sp.; те и другие нередко лепятся по скалам. В тех же горных лесах мы нашли 11 видов папоротников. Из них Aspidium filix mas, Nephrodium sp., Cystopteris montana(?) принадлежат лиственным лесам; Aspidium aculeatum, Polypodium Dryopteris – лесам хвойным. Кроме того, в тех и других, под скалами и на самых скалах, растут папоротники: Cystopteris fragilis, Adiantum pedatum, Adiantum Roborowskii n. sp., Polypodium n. sp., Asplenium sp., Cheilanthes argentea. Наконец, в лесах Восточного Нань-шаня обыкновенны грибы, притом те же самые, которые растут и у нас: боровики, березовики, подосиновики (эти три вида редки), сыроежки, рыжики, волнушки, масляники, шампиньоны и другие, несъедобные, которых назвать не умею. Местами тангуты, как и все их собратья, вовсе не употребляют грибов в пищу; изредка, и то неохотно, едят ягоды.

Хайнык

Фауна тех же гор. Несмотря на обилие лесов в Восточном Нань-шане, здесь вообще мало млекопитающих как по числу видов, так и по количеству экземпляров. Тому причинами служат для крупных зверей довольно густое население описываемых гор, а для мелких, хотя бы грызунов, вероятно, слишком сырой климат во время лета. Малое же количество этих грызунов обусловливает, в свою очередь, и бедность мелких хищников, которые ими питаются. Правда, теперь мы пробыли в Восточном Нань-шане слишком короткое, притом самое плохое, время для исследования млекопитающих; зато летом и осенью 1872 года и весной 1873 года достаточно обшарили эти самые горы. Но как тогда, так и теперь, нашли здесь всего лишь 18 диких видов млекопитающих, принадлежащих к трем отрядам: хищных, грызунов и жвачных. Из них альпийской области свойственны: куку-яман (Pseudois nahoor), сурок (Aretomys sp.), два вида пищухи (Lagomys thiebetanus? Lagomys sp.) и полевка (Arvicola sp.). В лесах живут: медведь (Ursus sp.), весьма редкий, марал (Cervus sp.), косуля (Cervus pygargus), кабарга (Moschus moschiferus), волк (Canis lupus),[503]503
  Кроме того, туземцы сообщали нам о другом каком-то волке, быть может, то тибетский Canis chanko.


[Закрыть] лисица (Canis vulpes), барсук (Meles sp.) и хорек (Mustela sp.); изредка попадаются дикая кошка (Felis sp.) и летяга (Pteromys sp.), по открытым долинам и луговым горным скатам весьма обыкновенны слепыши (Siphneus sp.); здесь же встречаются в небольшом числе и зайцы (Lepus sp.).

Из домашних животных жителями тех же гор содержатся 11 видов: кочевниками (тангутами) – обыкновенная корова, як, хайнык (помесь яка с коровой), лошадь, баран и коза; оседлыми (китайцами и дунганами) – осел, мул, свинья и кошка; собака встречается у тех и других.

Несравненно богаче Восточный Нань-шань птицами, которых в оба путешествия мы нашли здесь 150 видов, располагающихся следующим образом по отрядам:[504]504
  Считая в том числе несколько видов, свойственных степной полосе к северу от р. Чагрын-гол. Из этих 150 видов 11 оказались новыми для науки и описаны мною в «Монголия и страна тангутов», т. II. Ныне для Восточного Нань-шаня прибавился лишь один новый вид – Pyrgilauda kansuensis [ганьсуйский вьюрок].


[Закрыть]

** Из этого числа 7–8 видов, быть может, частью оседлы.

В общем орнитологическая фауна описываемых гор резко отличается от соседней монгольской и северотибетской, но весьма сходствует с западнокитайской. Притом же здесь встречаются многие гималайские виды, обыкновенно достигающие северной границы своего географического распространения.