Текст книги "Путешествия к Лобнору и на Тибет"

Общий вид и характер тех и других оазисов одинаковы. Главное занятие жителей – земледелие и садоводство. Благодаря обилию рабочих рук, теплому климату и необыкновенному плодородию лёссовой почвы, при достаточном ее орошении, земледельческая культура достигла здесь, еще в глубокой древности, высокой степени совершенства. Неутомимая нужда заставила туземцев до крайности изощриться в проведении оросительных канав (арыков), которые, разветвляясь, словно вены и артерии в животном организме, оплодотворяют каждый клочок обрабатываемой земли. Удивительным для непривычного глаза образом перекрещиваются и распределяются эти арыки по оазису: они то текут рядом, только на разной высоте, то пробегают по деревянным желобам один над другим, то, наконец, струятся по тем же желобам через плоские крыши саклей. Всюду вода приносит здесь с собой жизнь – она не только поит почву, но и оплодотворяет ее лёссовым илом. Главные арыки, от которых отделяются меньшие, нередко приводятся в оазис издалека, за много верст от реки, которая если затем течет по оазису, то уже на гораздо низшем уровне, чем поля и сады, орошаемые ее водой. Самая обработка полей, не говоря про сады и огороды, превосходная. Земля разрыхлена так, что в ней нет ни малейшего комочка; притом все поле выделано небольшими грядками, на которых сеется зерно, а бороздки наполняются водой. Когда напустить эту воду, когда запереть ее – зависит от усмотрения хозяина, до тонкости знающего свое дело. Поля, обыкновенно небольшие, нередко расположены террасами одно под другим для удобства поливки. Очередь пользования водой соблюдается строгая; за этим наблюдает в каждом оазисе особый старшина (мираб). Рисовые посевы делаются на самых низких местах и почти постоянно находятся под водой, как того требует возделываемое зерно.

В каждую саклю, в каждый садик и огород, мало того, к каждому большому дереву, если только оно стоит в стороне, всюду проведены арыки, то запирающиеся, то отворяющиеся для воды, смотря по надобности.

Берега арыков обыкновенно обсажены тополями, ивой, джидой и шелковицей. Эти деревья доставляют тень и служат для топлива. Обращаются с ними самым ласковым, если так можно выразиться, образом. Зато деревья растут быстро и хольно. В течение семи-восьми лет тополь дает строевое бревно, а через 30–35 лет достигает двух обхватов в толщину, при высоте около 100 футов. Для топлива дерево (ива, тополь) срубают сажени на две от земли и самый сруб замазывают глиной, чтобы предотвратить высыхание. Такой ствол вскоре пускает новые побеги, которые быстро разрастаются густой, красивой шапкой, в особенности у ивы. Одни только засохшие деревья срубаются под корень.

Во всех оазисах засевают: на полях – пшеницу, ячмень, кукурузу, рис, горох, просо, клевер, арбузы, дыни, табак и хлопок; в огородах – лук, редис, редьку, морковь, огурцы, тыкву и зелень для кухни. В садах растут абрикосы, персики, виноград, яблоки, груши, сливы, гранаты, грецкие орехи, ююба [жужуба] и шелковица;[941]941
  Миндаля и фисташек нет в Восточном Туркестане.


[Закрыть] здесь же нередко имеются небольшие пруды (бостан), а также цветники, в которых разводятся розы, астры, бархатцы, бальзамины и другие цветы. Огороды возле саклей обыкновенно весьма миниатюрны, да и овощи, в них произрастающие, плохи. Несравненно лучше и обширнее в тех же оазисах сады. В них уход за деревьями самый заботливый, растут эти деревья превосходно и дают отличные плоды. Жаль только, что туземцы начинают рвать их еще сырыми, да и со зрелыми обращаются небрежно. Абрикосы, персики и виноград сушат. В таком виде эти плоды составляют неизменную принадлежность всякого дастар-хана (угощения). Яблоки, дыни и виноград сохраняются свежими всю зиму. Вообще свежие плоды летом, а сушеные зимой служат большим подспорьем в пище местного населения.

Однако, как ни очаровательны с виду все вообще оазисы, в особенности при резком контрасте с соседней пустыней, но в большей части из них бедность и нужда царят на каждом шагу. Теснота, вследствие многолюдства, служит тому главной причиной. Так, по крайней мере, в Хотане, Чире, Кэрии и других меньших оазисах по соседству.[942]942
  В притянынаньских оазисах, как, например, в Аксу, гораздо просторнее; там можно даже значительно увеличить количество обрабатываемой ныне земли.


[Закрыть] Здесь на семью в 5–6 душ едва ли придется 1¹/₂-2 десятины земли; обыкновенно земельный надел еще меньше. Правда, недостаток этот отчасти пополняется отличным урожаем хлебов и двойным посевом в течение одного лета, а также умеренностью туземцев относительно пищи. Но все-таки множество семейств принуждены бывают перебиваться изо дня в день с весны до новой жатвы. Не говоря про то, что даже сырые абрикосы с добавкой ягод шелковицы составляют тогда обыденную пищу для многих обитателей оазисов,[943]943
  Когда же абрикосы и персики поспеют, то их зачастую едят вместе с косточками, лишь бы набить желудок.


[Закрыть] мы видали, как хозяева задолго до жатвы собирают на своих крошечных полях более зрелые колосья ячменя и, набрав их горсть или две, несут на продовольствие семьи. В тех же оазисах можно часто видеть привязанными под шелковичными деревьями ослов или коз, которые целый день подбирают изредка падающие на землю ягоды; сплошь и кряду встречаются также наарканенные на самой малой площадке чуть заметного корма ослы и одиночные бараны; нередко туземец держит в руках такой аркан и целый день переводит свое животное с места на место; или иногда встречается хозяин, который сбивает палкой листья с ивы, переходя от одного дерева к другому, а сзади следуют несколько его баранов и осел, поедая эти листья.

К столь незавидной доле многих туземцев следует еще прибавить полную деспотию всех власть имущих, огромные подати, эксплоатацию кулаков, притеснения от китайцев – чтобы понять, как несладко существование большей части жителей оазисов даже среди сплошных садов их родного уголка. И еще нужно удивляться, как при подобной обстановке, лишь немного видоизменяемой в течение долгих веков, не привились к населению крупные пороки, например воровство, убийство и т. п. Или уже загнанный характер сделался пассивным к требованиям жизни и заменил безусловной покорностью всякие активные порывы.

Стоянка в д. Ясулгун. От Нии до Кэрии, где расстояние 93 версты, дорога по-прежнему вьючная, хотя с трудом, пожалуй, можно проехать здесь и на двухколесной арбе. Первый безводный переход занимает 51 версту; для небольшого отдыха лежит на 15 верст ближе станция Аврас, где воды также нет и ее привозят с собой, иногда же летом вода временно сюда прибегает по соседнему ущелью. На дне этого ущелья пробовали копать колодезь и, как говорят, вырыли землю на 40 ручных сажен в глубину, но воды не достали; работы же были прекращены после того, как обвалом задавило двух рабочих.

Местность на описываемом переходе совершенная пустыня, большей частью песчаная; однако большие пески, придвинувшиеся к оазису Ния, лежат здесь несколько поодаль. Сама дорога вообще хороша и на случай пыльной бури обозначена воткнутыми в землю жердями. Сделали мы этот переход в три приема с ночевкой на ст. Аврас; воду привезли с собой. Хотя жара стояла сильная (+37,8 °C в тени в 1 час дня и +28,7 °C в 8 часов вечера), но верблюды наши прошли благополучно. На следующий день еще рано утром добрались мы до д. Ясулгун, где пробыли несколько суток, ожидая прибытия оставленного больным в Черчене переводчика Абдула,[944]944
  О том, что этот переводчик выздоровел и едет к нам, мы узнали еще в Ние.


[Закрыть] без которого трудно было обойтись в Кэрии.

Оазис Ясулгун

Названная д. Ясулгун представляет собой отрадный уголок среди дикой пустыни. Всего здесь 8 дворов, скученных возле довольно большого и глубокого пруда, обсаженного ивами и несколькими тополями. Вода в этот пруд напускается в то время, когда приходит сюда из гор по сухому руслу, лежащему на продолжении р. Тумая; тогда же поливают и поля. Они расположены вокруг деревни и все вместе, пожалуй, не достигают одного десятка наших десятин. При саклях, как обыкновенно, разведены небольшие сады; вне их также растут абрикосовые и шелковичные деревья, достигающие до 50 футов высоты при диаметре ствола в 2 фута. Жители в Ясулгуне мачинцы, весьма добродушные и приветливые, на золотые прииски не ходят. Стоянка выпала нам здесь отличная, под шелковичными деревьями на берегу пруда, в котором ежедневно по нескольку раз можно было купаться. Деревенская жизнь шла при нас обычным чередом. Женщины хлопотали по хозяйству; мужчины осматривали поля, исправляли арыки, копались в садах или сидели без всякого дела; ребятишки бегали нагишом, валялись в песке, купались, играли,[945]945
  Замечательно, что ребятишки в Восточном Туркестане играют, устраивая маленькие арыки, примерные пашни и водяные мельницы, словом, будущий земледелец виден уже в ребенке.


[Закрыть] иногда же и дрались между собой; притом, словно обезьяны, лазили по сучьям шелковицы, доставая ягоды. Возле саклей резвились ласточки, чирикали воробьи, ворковали голуби, пели петухи, клоктали наседки с цыплятами. Словом, сельская жизнь здесь та же, что и у нас; народ сельский также гораздо нравственнее городского.

Пески близ оазиса Ясулгун

В описанной деревне мы пробыли пять суток и весьма подружились за это время со здешними жителями. На наше предложение снять с некоторых из них фотографии, они согласились с условием не говорить об этом китайцам. Как и прежде, женщины охотнее фотографировались, да и сидели при снимании аккуратнее мужчин, мальчишки же обыкновенно убегали, иные с плачем. По вечерам казаки наши пели песни и играли на гармонии. Игра эта везде чрезвычайно нравилась жителям Восточного Туркестана; слух о столь удивительном инструменте шел далеко впереди нас, так что даже выезжавшие нам навстречу местные власти обыкновенно прежде всего просили «послушать музыку». В Ясулгуне была отпразднована нами шестая тысяча верст пути от Кяхты. Такие празднества, конечно, по средствам, какие имелись налицо, мы устраивали после каждой пройденной тысячи верст. Те же ясулгунцы сообщили нам теперь несколько интересных подробностей относительно нелепой трусости и секретных козней против нас со стороны китайцев. Эти последние не только всюду запретили туземцам входить с нами в близкие сношения и сообщать правду на наши расспросы, но даже приказали увести в горы местных верблюдов, также частью лошадей и вслед за ними прогнать стадо баранов, чтобы скрыть следы. Затем, узнав, что мы намерены пройти в Тибет из Кэрии, местный китайский начальник послал разрушить в горах мост и испортить дорогу. Тот же начальник, или, как его здесь величают, амбань, приказал собрать в Кэрии от жителей запасный хлеб, сложил его в восьми саклях и подложил мину, чтобы взорвать ее в случае восстания жителей по нашем приходе. Сам амбань несколько ночей сряду выезжал с конвоем из города и ночевал в палатке, опасаясь быть застигнутым врасплох. Ранее того полицейские в Кэрии отбирали у обывателей небольшие ножики, носимые на поясах, и отламывали у этих ножей острые концы, дабы сделать такое невинное оружие[946]946
  В Восточном Туркестане туземцам запрещено иметь какое-либо оружие.


[Закрыть] еще более безопасным. Кроме того, китайцы, да и туземцы, были убеждены, что в больших ящиках, где возились собранные нами коллекции, спрятаны наши солдаты. Словом, как теперь, так и после не прекращались нелепые слухи и выходки, которыми китайцы, стараясь повредить нам, заявляли лишь свою трусость и дискредитировали себя в глазах местного населения. Для нас же ясно теперь стало, что из Восточного Туркестана мы не могли бы попасть в Тибет и что весьма предусмотрительно нынешнее путешествие начато было из Кяхты.

Климат мая. Минул между тем май, первая половина которого проведена была нами на пути вдоль северной подошвы хребта Русского на абсолютной высоте от 8 до 9 тыс. футов; вторая же в оазисах Ния и Ясулгун при абсолютной высоте в 4500 футов. В зависимости от различия этих высот обе половины описываемого месяца различались между собой всего более относительно температуры. Хотя и в первой половине мая ночных морозов уже не было, но все-таки термометр понижался на восходе солнца до +2,3 °C, а в 1 час дня до +13,5 °C. С прибытием нашим в оазис Ния (17-го числа) начались постоянные жары: на восходе солнца тепло стояло от +5,8 °C до +25 °C, а в 1 час пополудни от +26 °C до +37,8 °C; при этом только четыре раза было ниже +30 °C. Облачная погода в мае решительно преобладала, в особенности в первой половине этого месяца. Всего считалось в нем облачных дней 17, полуоблачных 5, пасных 5 и ясно-пыльных 4. Притом атмосфера постоянно была наполнена густой пылью. Она поднималась с рыхлой песчаной почвы пустыни не только бурей, но даже и обыденным ветром. Будучи принесена к горам, пыль эта еще сильнее здесь сгущалась, вероятно, потому, что не могла по своей тяжести подняться в высшие слои воздуха. Несмотря на постоянную почти облачность, дождь в течение всего мая лишь однажды только крапал в оазисе Ния; еще мы наблюдали здесь, также однажды за весь описываемый месяц, сверкавшую на севере горизонта молнию. Даже в высоких горах облака не разрешались, по крайней мере, сильным дождем, так как при подобном случае в сухих руслах на продолжении горных ущелий хотя бы временно появлялась вода, чего, однако, не случалось. Правда, во время нашего пребывания в Ние и Ясулгуне в оба эти оазиса пришла по одному разу с гор вода, но это случалось после особенно жаркой погоды, следовательно, от таяния ледников. Сухость воздуха постоянно была настолько велика, что даже в куриных яйцах, пролежавших всего одну неделю, белок значительно усыхал. Хотя в течение мая чаще дули северо-восточные ветры, но они не имели такого исключительного преобладания, как в апреле; притом же нередко стояло затишье. Да и сами ветры большей частью являлись порывами, в особенности в жаркие часы дня. В это время (часов с 11 до 4) бегали частые и нередко сильные вихри. Сколько мы заметили, эти вихри направлялись всегда по ветру; притом в гору, даже крутую, вихрь летел обыкновенно очень быстро; с горы же всегда спускался тихо. Бурь в описываемом месяце считалось восемь, из них четыре от северо-востока, две от юго-запада, две с запада и одна от северо-запада. Таким образом, в юго-восточной части таримской котловины уже перестают исключительно господствовать, как на Лоб-норе, бури от северо-востока. Косвенным подтверждением тому служит также положение песчаных увалов в окрестностях Нии и далее к Кэрии. Здесь эти увалы указывают на преобладание западных ветров, ибо своей вогнутой обрывистой стороной большей частью обращены на восток.

Прибытие в Кэрию. Как только приехал к нам выздоровевший переводчик, на другой же день мы вышли из Ясулгуна в Кэрию. Это было 1 июня. После сильной бури, дувшей перед тем сутки с запада, юго-запада и юга, ночью, накануне выступления, и перемежками до полудня следующего дня совершенно неожиданно шел довольно сильный дождь. Этот дождь осадил всю пыль из атмосферы, так что когда разъясняло, мы увидели, в первый раз от самого Лоб-нора, чистое голубое небо. Вместе с тем, также в первый раз, ясно был виден из оазиса Ой-туграк, куда мы в тот день пришли, хребет Русский в наиболее высокой западной своей части. Громадной белой полосой, еще подновленной только что выпавшим снегом, тянулся названный хребет в направлении от востока-северо-востока к западу-юго-западу. Снеговые вершины и ледники местами выделялись среди этой белой массы.

В особенности высоки были: прямо лежавшая на юг от Ой-туграка вершина [Люш-таг], а также две, пожалуй, не меньшие вершины, между ущельями рек Чижган и Тумая. Затем по ущелью р. Пшкэ [Пишкэ] виднелась, уже на плато Тибета, высокая снеговая горная цепь, которая, как было выше говорено,[947]947
  На основании расспросных сведений.


[Закрыть] отделяется от западной окраины хребта Русского и уходит к юго-востоку на целый месяц пути. Таким образом, нам удалось сделать важные географические открытия, благодаря лишь тому, что случайный дождь очистил на полдня атмосферу от пыли. Действительно, в ту же ночь подул с песков ветер, и опять все заволокло пыльным туманом.

Оазис Ой-туграк, лежащий в 15 верстах не доходя с востока до Кэрии, заключает в себе около 300 дворов мачинцев. Воды здесь мало, ибо она лишь временно приходит из гор по сухому руслу на продолжении р. Ачан. Вокруг оазиса пески, в северной части которых лежит мазар Камбер Пашима, будто бы ученика Алия.[948]948
  Али (Алий) – зять пророка Мухаммада. Его последователи создали одно из двух основных направлений в исламе – шиизм. Шииты считают законными преемниками Мухаммада имамов – потомков Али (Алидов).


[Закрыть] Вообще во всем Восточном Туркестане достаточно находится прославленных святых от времен арабского нашествия. Согласно преданию, из десяти тысяч арабов, пришедших тогда сюда водворить учение Магомета, после покорения ими страны, в живых осталось только 41 человек.

На пути из Ой-туграка в Кэрию нас встретили туземные власти и с ними китайский чиновник. По обыкновению, они предложили дастар-хан, который во всем Восточном Туркестане, не исключая даже Черчена и Лоб-нора, подается на русских подносах. Встречавшие были весьма вежливы и сладкоречивы, в особенности китаец. С ними мы сделали еще несколько верст и, перейдя вброд р. Кэрия-дарья, раскинули свой бивуак на ее берегу, вблизи самого оазиса. От Лоб-нора удалились мы теперь на 870 верст.

Глава десятая
Летняя экскурсия в Кэрийских горах

[13/15 июня—15/27 августа 1885 г.]

Оазис Кэрия. – Наше здесь пребывание. – Переход к д. Ачан. – Дальнейшее движение. – Камень юй, или нефрит. – Колония Полу. – Неудачный разъезд. – Погода в июне. – Хребет Кэрийский. – Флора. – Фауна северного склона. – Племя мачин: наружный тип, одежда, пища, жилище, утварь и домашняя обстановка, занятия, характер и обычаи, язык и грамотность, религия и суеверия, болезни, администрация и подати. – Наш путь вдоль Кэрийских гор. – Постоянные дожди. – Переход в оазис Чира. – Посылка за складом в Кэрию

Оазис Кэрия. Оазис Кэрия лежит при абсолютной высоте 4700 футов на левом берегу р. Кэрия-дарья, верстах в 50 по выходе ее из гор,[949]949
  Считая до южной оконечности описываемого оазиса; лишь небольшой его клочок переходит на правую сторону р. Кэрия-дарья.


[Закрыть] там, где временно отделяющийся от названной реки рукав помогает обводнению значительной площади земли. От севера к югу описываемый оазис простирается верст на 14, при наибольшей ширине около 8 верст; к западу же по хотанской дороге неширокая культурная полоса тянется еще верст на 13 или около того. Население Кэрии составляют мачинцы, число дворов которых простирается ныне до 3000. Подобно тому как в Ние, так и здесь, жители испорчены нравственно – ленивы, плутоваты, развратны и сильно заражены сифилисом. Этому главная причина – отхожий промысел на золотые прииски Копа, Соргак и др. Туда же поставляется из Кэрии (также из Нии и других оазисов) зерновой хлеб, за удовлетворением местного потребления. Садоводство в Кэрии не обширно, так что не только сухие фрукты, но даже свежие в большом количестве привозятся из оазиса Чира. Шелководство и разведение хлопка ныне также незначительны. Обрабатывающая промышленность (кустарная, как и в других оазисах) удовлетворяет лишь местным надобностям. Единственные, как нам говорили, предметы вывоза отсюда составляют золото и камень юй (нефрит).

В юго-восточной части описываемого оазиса находится базар, возле которого жилые сакли лежат скученнее; невдалеке помещаются китайские власти и китайцами же выстроена небольшая глиняная крепостца (импан), словом – здесь город. Однако торговля в нем невелика. Постоянно открытых лавок нет, кроме нескольких мелочных; но дважды в неделю, именно в четверг и пятницу, устраивается кочующими из одного оазиса в другой купцами торг вроде нашей ярмарки.[950]950
  По субботам та же ярмарка переносится на другое место, в том же Кэрийском оазисе, кажется, в западную его часть. Среди торгующих купцов встречаются наши подданные, уроженцы Западного Туркестана, известные в Восточном Туркестане под именем андижан [по имени г. Андижана в Фергане].


[Закрыть] На этом базаре изобильны русские красные товары – ситцы, кумач, платки, плис и др., также зажигательные спички и сахар. Продаются они недорого: так, например, аршин кумача стоит 2 теньге,[951]951
  Теньге – наиболее распространенная в Восточном Туркестане мелкая серебряная монета средней стоимостью в 10 наших копеек металлом. Она заключает в себе 50 медных пул (у мачинцев только 30 тех же пул) или 25 китайских медных до-чан. Крупные кокандские и бухарские теньге (стоимостью в 20 коп.) здесь не ходят. Золотые монеты тилля, обыкновенные во времена Якуб-бека, теперь при китайцах почти исчезли из обращения. Китайские серебряные ямбы (около 4¹/₂ фунтов весом) мы меняли в Кэрии и Хотане [за] 1200–1250 теньге; между последними ныне встречается множество фальшивых.
  Кстати упомянуть, что главными единицами веса в Восточном Туркестане служат: китайский гин (1¹/₂ наших фунтов) и чарык. Последний бывает большой, заключающий в себе 16 гин, и малый – в 12¹/₂ гин; 64 чарыка составляют батман. Сыпучие тела и жидкости меряются также на вес. Линейные меры составляют: ачин – равный нашему аршину; разделяется также на четверти, вершки (суп) и полувершки (пун), гулачь – маховая сажень и таш для меры расстояний. Последний бывает в 12 тыс. шагов (8 наших верст) и в 6 тыс. шагов (4 версты). Первый, старинный, употреблялся при Якуб-беке, последний введен китайцами.


[Закрыть] аршин материи вроде чортовой кожи – 4 теньге, бумажный платок 2 теньге, гин (1¹/₂ наших фунта) сахара 6 теньге. Из местных произведений, кроме предметов одежды, много бывает на базаре мыла и съедобных продуктов; последние сравнительно недешевы. Наши кредитные бумажки и мелкое серебро принимаются охотно.

В административном отношении Кэрия составляет центр отдела третьей степени, находящегося под управлением китайского чиновника, подведомственного начальнику Хотанского округа.[952]952
  По другим сведениям, начальник Кэрийского отдела подчинен прямо Кашгарскому дао-таю. В ведении этого последнего состоят четыре западных округа Восточного Туркестана – Кашгарский, Янгисарский, Яркендский и Хотанский. Четырьмя восточными округами – Учтурфанским, Аксуйским, Кучанским и Карашарским – управляет другой дао-тай, имеющий свое пребывание в Аксу.


[Закрыть] Кэрийский отдел захватывает обширную местность – к северо-востоку до Чархалыка, а к востоку почти до Хотанской реки с оазисом Сампула включительно; кроме того, сюда подчинены и горные мачинцы. Общее число жителей (всех мачинцев) того же отдела простирается до 15 тыс. семейств по следующему приблизительному расчету: Черчен 600 семейств, Ния 1000, Кэрия 3000, Шивал 200? Гулакма и Домаку 800, Чира 1000, Сампула 5500; горных мачинцев: в Русском хребте 1000, в Кэрийском 2000 семейств.

Река, питающая своей водой Кэрийский оазис, притекает сюда с плато Тибета. По размерам она превосходит реки, которые мы пересекли у северного подножия Русского хребта, но меньше р. Черченской. На переправе дороги в оазис Ния Кэрия-дарья имела в начале июня, при средней воде, от 10 до 15 сажен ширины и глубину брода в 2 фута; когда же вода с гор прибывала, что обыкновенно случалось часов с 9 утра до 3 или 4 пополудни, тогда размеры и глубина той же реки значительно увеличивались. Течение у нее весьма быстрое; вода летом грязная. Тотчас за Кэрийским оазисом описываемая река вступает в сыпучие пески и, при большой летней воде, пробегает по ним в прямом северном направлении более 150 верст – до параллели упирающегося в левый берег соседней Хотанской реки небольшого хребта Мазар-таг. На этом протяжении берега Кэрия-дарьи поросли туграком и джангалом; зимой кое-где живут здесь пастухи со скотом. Далее широты Мазар-тага русло Кэрийской реки, ныне совершенно безводное, заметно, как мы слышали, тянется по сыпучим пескам почти до самого Тарима.[953]953
  По одним сведениям, до параллели лежащего на Хотанской реке урочища Янгуз-кум; по другим – еще севернее до широты урочища Зиль на той же Хотанской реке.


[Закрыть] По преданию, в давние времена сюда добегала вода той же Кэрия-дарьи и лежал прямой путь из Аксуйского оазиса в Кэрийский. В 120 верстах ниже этого последнего еще поныне, как говорят, сохраняются остатки старого парома, на котором переправлялись через Кэрийскую реку в большую воду. Верстах в 20 ниже Кэрийского оазиса выкопан недавно от правого берега Кэрия-дарьи большой арык, который, как говорят, тянется верст на семь и может обводнить площадь земли, годную для поселения 5 тыс. семейств. Предполагается расположить здесь город, и при нашем посещении Кэрии уже начинали строить на избранном месте лавки и сакли.

Флора и фауна Кэрии, как и вообще всех оазисов, весьма бедные. Из дикорастущих растений, кроме некоторых, поименованных при описании оазиса Ния, нами было собрано в Ясулгуне, Ой-туграке и Кэрии в конце мая и в начале июня лишь 10 цветущих видов: лактук (Lactuca tatarica), песобойник (Gynanchum acutum), дикая рута (Peganum harmala), чина (Lathyrus sativus?), донник (Melilotus suaveolens), жеруха (Lepidium latifolium?), заразиха (Orobanche sp.), джантак (Alhagi camelorum), астрагал (Astragalus sp.) и какое-то зонтичное. Культурная растительность в начале июня находилась в Кэрии в следующем развитии: абрикосы поспевали, шелковица отходила, виноград достигал величины крупной горошины, дыни цвели (арбузы еще нет); пшеница и ячмень колосились, ранний ячмень кое-где поспевал; рис и кукуруза достигали (средним числом) ¹/₂ фута высоты; первый сбор клевера (люцерны) был уже скошен.

Из диких млекопитающих по соседству Кэрийского оазиса, в джангалах, вниз по Кэрия-дарье, держатся кабаны; в самом же оазисе встречаются летучие мыши, изредка мелкие грызуны. Птицы здесь те же, что и в Ние; прибавилась лишь крачка малая (Sterna minuta). Рыбы в Кэрийской реке мы поймали только один вид – гольца яркендского (Nemachlus yarkandensis). Из пресмыкающихся найдены в описываемом оазисе три вида ящериц – Phrynocephalus Roborowskii n. sp., Eremias Pilzowi, Eremias velox.

Наше здесь пребывание. В Кэрии мы провели шесть суток, и все это время ушло на суетливые хлопоты по снаряжению в дальнейший путь. Цель наша заключалась теперь в том, чтобы пробраться на два-три месяца на соседнее плато Тибета; в случае же неудачи решено было заняться в течение лета обследованием ближайших гор. Как для той, так и для другой местности равно непригодны были наши истомленные верблюды. Поэтому мы оставляли их на пастьбу в окрестностях Кэрии, где имел быть устроен новый наш склад. Для предстоящей же экскурсии необходимо было нанять 30 лошадей и снарядиться налегке.

Китайские власти, которым далеко не по нутру было наше здесь путешествие, тем более при большом расположении к нам со стороны туземцев, старались по-прежнему исподтишка тормозить наш путь и творить недоброе. Так, незадолго до нашего прибытия в Кэрию здесь было вывешено объявление, воспрещавшее жителям продавать нам съестные припасы и входить с нами в какие-либо сношения; в день нашего прихода утром полицейские громогласно повторяли по улицам Кэрии то же приказание с пояснением, что мы дурные люди, путешествуем с худым умыслом и т. п. Сведав об этом вскоре по прибытии на бивуак в Кэрию, я послал своего переводчика к местному китайскому начальству с предложением отменить подобные распоряжения; в случае же отказа с его стороны грозил добыть все необходимое для нас силой. При таком ультиматуме китаец вынужден был исполнить наши требования. На другой день сам кэрийский начальник, или, как его здесь величают, амбань, приехал ко мне с визитом. Посещение это было обставлено большой церемонией. Китаец ехал в двухколесной телеге, запряженной мулом, в сопровождении верхами нескольких чиновников и старших властей из туземцев. Сзади телеги шествовал отряд солдат,[954]954
  При нашем посещении Кэрии здесь находились с полсотни китайских солдат и около двухсот таких же солдат из туземцев.


[Закрыть] одетых в форменные красные и синие курмы, вооруженных трезубцами, секирами и несколькими заржавленными пистонными ружьями. Здесь же несли знамена, большой раскрытый красный зонтик (знак какого-то достоинства) и медный бубен, в который немилосердно колотили; по временам солдаты что-то кричали, вероятно вроде нашего «ура». Я принял китайца в своей палатке, посадил его и местного хакима на разостланный по земле войлок и угостил чаем; остальные чиновники, туземные власти и переводчики стояли при входе в ту же палатку. После нескольких обычных вопросов со стороны китайца о нашем здоровье и благополучии пути я прямо перешел к делу. Объяснил, что путешествую с научной целью и что намерен теперь сходить на лето в Тибет; прошу местного начальника, здесь же при мне, отдать приказание кэрийскому хакиму нанять нам нужных для предстоящей экскурсии лошадей, отвести помещение под склад, продать съестные припасы и все, что будет нужно. О прежней истории с запрещением продажи я не находил нужным упоминать после того, как переводчик накануне объяснил наш ультиматум. Китаец начал уверять в своей дружбе и всегдашней готовности быть к нашим услугам; затем приказал хакиму исполнить наши требования. Таким образом, дело это удалось без излишних проволочек. Обратно китайский начальник уехал с той же церемонией.

На другой день я отдал визит в сопровождении Роборовского, переводчика и нескольких казаков. Нам устроен был парадный прием. Помимо солдат, собраны были все власти Кэрии; в воротах помещения китайского начальника нам салютовали тремя взрывами и музыкой; хозяин встретил нас и проводил в свою фанзу, где сам подавал нам чай. Делалось все это главным образом для того, чтобы показать туземцам, что русские, мол, теперь наши приятели. Пробыли мы у китайца около часа времени; все присутствующие, кроме нас и самого хозяина, стояли. Разговор, как и прежде, происходил через двух переводчиков: я говорил своему по-русски, тот передавал по-тюркски китайскому переводчику, а этот последний переводил уж по-китайски. Сам китайский начальник, вероятно, желая блеснуть своей ученостью, предложил несколько нелепых вопросов, на которые получил, конечно, уклончивые ответы. Так, между прочим, китаец спрашивал: правда ли, что можно узнать высоту положения данной местности по запаху земли? Словом, кэрийский начальник, быть может даже имеющий какую-либо ученую степень, оказался таким же невеждой в деле понимания самых простых явлений природы, как и многое множество тех китайских мандаринов и ученых, которые считаются познавшими всю суть человеческой мудрости, выдолбив наизусть несколько книг своих классиков, но без малейшего понятия даже об азбучных выводах истинной науки.

На прощание я опять напомнил китайцу относительно скорейшего снаряжения нас в дальнейший путь, и опять было повторено хакиму прежнее приказание. Уехали мы с теми же парадными проводами. Вообще китайцы показали теперь себя весьма предупредительными и вежливыми, хотя, конечно, на душе у них было совсем другое. По-прежнему туземцам воспрещено было к нам ходить, и некоторые подверглись за это наказанию. Туземные власти также приезжали к нам не иначе, как по делам и в сопровождении соглядатаев. Добыть нужные сведения можно было лишь украдкой, да и то крайне скудные; шпионство постоянно окружало нас. С другой стороны, простой народ всячески выказывал нам свои симпатии. Во время экскурсий нас постоянно угощали абрикосами и различной едой; то же делали и для казаков, пасших верблюдов или ходивших на базар. Заметив наш способ отдания чести прикладыванием руки к козырьку фуражки, туземцы при встречах с нами стали делать то же самое, не исключая иногда и женщин.

Провозившись еще несколько дней со снаряжением на предстоящую летнюю экскурсию, мы наконец кое-как устроились. Наняты были 30 вьючных и верховых лошадей[955]955
  Вдобавок к ним мы брали еще нескольких своих лошадей.


[Закрыть] с платой по 120 теньге в месяц за каждую и закуплена часть продовольствия. Все наши коллекции, помещавшиеся в 14 больших ящиках и нескольких мешках, сложены были в сакле, отведенной местным хакимом, и сданы ему на хранение. Остальной багаж, за исключением того, который шел с нами, должен был находиться на руках у казаков, оставляемых с верблюдами.

Переход к д. Ачан. Не имея возможности узнать достоверно насчет проходов в Тибет, я решил сначала поискать поперечной тропы в западной окраине Русского хребта, да кстати познакомиться с характером этой его части. Поэтому мы направились из Кэрии к юго-юго-востоку и на третьи сутки пришли к подножию высоких снеговых гор. Местность по пути залегала равнинная с пологим подъемом и сначала совершенно бесплодная; со второй же половины нашей дороги начали попадаться кустики Eurotia? Ephedra и Reaumuria songarica (терескен, хвойник, реамюрия джунгарская). Почва была вначале ненадолго галечная, потом стала песчаной. Словом, описываемая равнина имела тот же характер, как и вдоль всей северной подошвы Русского хребта. Верблюды пока шли с нами, ибо мы рассчитывали найти вблизи гор хорошее и более прохладное, чем возле Кэрии, пастбище.

С приближением к высоким горам местность сделалась холмистой, и здесь на небольшой речке Ачан[956]956
  Той самой, которая при большом дожде или при сильном таянии снегов в горах доставляет воду в оазис Ой-туграк.


[Закрыть] мы встретили того же имени деревню; она вытянулась отдельными фермами верст на 10 и населена мачинцами. Всего, как говорят, в Ачане около сотни дворов. Жители сеют ячмень и пшеницу, но рис и кукуруза здесь не растут; нет также шелковицы и винограда, абрикосов же много; только теперь они были еще зелены, тогда как в Кэрии уже совсем поспели. Кроме земледелия, жители Ачана занимаются и скотоводством.