Текст книги "Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1"

Общеизвестно, что сущность этой теории сводится к отрицанию стоимости как внутреннего фактора товара, к отождествлению ее с ценностью, меновыми пропорциями или ценами, которые определяются соотношением спроса и предложения, складывающимся на рынке в каждый данный момент времени. Превышение спроса над предложением повышает цены, а превышение предложения над спросом понижает их.

Исходя из этого факта, итальянские экономисты предприняли попытку, хотя и весьма примитивную, установить основные количественные закономерности, характеризующие содержание закона спроса и предложения. «Так, напр., Ортес утверждал, что ценность прямо пропорциональна спросу на данный товар и обратно пропорциональна его количеству». Этот закон «несколько модифицировал Валериани, который утверждал, что ценность обратно пропорциональна предложению данного товара (которое не всегда совпадает с его количеством)». Наконец, этот закон «еще более модифицировал Верри, который выдвинул положение, что цена прямо пропорциональна количеству покупателей и обратно пропорциональна количеству продавцов»[290]290
  Блюмин И.Г. Субъективная школа в политической экономии. Т. I. М., 1931. С. 12.


[Закрыть].

Как показано выше, французские и английские экономисты неклассической школы, опираясь на указанные закономерности, признавали в конечном счете решающую роль закона спроса и предложения в регулировании цен. Вместе с тем механизм действия этого закона трактовался ими по-разному. Так, Ж.Б. Сэй, отождествляя цены товаров с их стоимостью (ценностью), полагал, что величина последней определяется, с одной стороны, издержками производства; с другой стороны – соотношением спроса и предложения.

Согласно Дж. С. Миллю, суть данного закона заключается в равенстве спроса и предложения. Это равенство базируется на естественной стоимости, величина которой зависит от количества обмениваемых товаров. Вокруг естественной стоимости колеблются рыночные цены. Движением этих цен управляют спрос и предложение. Каждая из этих двух взаимосвязанных сторон стремится к рыночному равновесию, т. е. такому состоянию, когда они уравновешиваются друг с другом. При этом спрос определяется покупательной силой потребителей и различного рода внешними обстоятельствами, а предложение – издержками производства, т. е. суммой заработной платы, прибыли и налогов.

Совершенно иной, более односторонний, подход к трактовке закона спроса и предложения развивал С. Бейли. Будучи убежденным сторонником меновой концепции, он отрицал существование стоимости как объективного явления, сводя ее к меновой стоимости и в конечном итоге – к цене. С точки зрения С. Бейли, получается, что один и тот же товар имеет столько «стоимостей», сколько имеется других товаров, на которые он обменивается в определенной пропорции при данном соотношении спроса и предложения.

Важно отметить, что меновая концепция С. Бейли оказала глубокое влияние на известного английского экономиста Г. Маклеода. В своей работе «Основания политической экономии» (1857) он дал наиболее последовательное и систематическое изложение основных положений теории спроса и предложения. Рассмотрим их более подробно ввиду того, что им не уделялось сколько-нибудь серьезного внимания в российской экономической литературе как советского, так и постсоветского периодов.

Опираясь на теорию спроса и предложения, Г. Маклеод утверждал, что обмен является универсальным средством обеспечения жизнедеятельности людей. В соответствии с этим исходным постулатом он определял и предмет политической экономии. Последняя, по его мнению, должна ограничиваться изучением размеров обмена, в который вступают различные предметы, а также законов, определяющих меновые отношения, или ценность этих предметов. «По нашему убеждению, – писал Г. Маклеод, – предмет чистой науки политической экономии заключается в том, чтобы открывать законы, определяющие отношения обмениваемых количеств. Меновые отношения каждого количества к другому количеству называются его ценностью (курсив наш. – Н. С.)… Таким образом, по нашему мнению, истинная задача науки политической экономии состоит в том, чтобы открывать законы, определяющие ценность количеств».[291]291
  Маклеод Г.Д. Основания политической экономии. СПб., 1865. С. 11.


[Закрыть]

Смешивая меновую стоимость с ценностью, Г. Маклеод далее отмечал, что в область политической экономии следует включать все количества существующих и материальных, и нематериальных предметов, подлежащих обмену, или имеющих ценность. «Таковы настоящие границы науки, а цель ее заключается в том, чтобы открывать и приводить в ясность законы, определяющие стоимость этих предметов».[292]292
  Там же. С. 13.


[Закрыть]

Следовательно, по Г. Маклеоду, границы политической экономии определяются условиями обмена, количеством представленных в нем предметов. Исходя из этой посылки, Г. Маклеод указывал, что разделение данной науки на три раздела (производство, распределение и потребление богатства), впервые проведенное Ж.Б. Сэем, не дает точного представления о ее предмете. Дело в том, что «… если бы не существовало обмена, не было бы науки политической экономии. Понятно, что тогда не могло бы существовать понятие о ценности»[293]293
  Там же. С. 14.


[Закрыть]… Кроме того, политэкономия включает в себя обширную отрасль собственности, которую экономисты либо игнорировали, либо изображали в неправильном виде. Как ревностный защитник частной собственности, Г. Маклеод писал: «Наука политическая экономия с такою очевидностью основывается на понятии о добровольном обмене, так ясно коренится на правах частной собственности, что социалисты всегда объявляли ей жестокую войну и всегда, сколько могли, старались ее ниспровергнуть».[294]294
  Там же. С. 16.


[Закрыть]

Согласно Г. Маклеоду, изучение политической экономии неизбежно ведет к истине, так как она есть наука точная, близкая к совершенству и полноте. Охватывая широкую область человеческих интересов, эта наука играет важную роль в понимании многих общественных явлений. «Когда все выводы нашей науки будут ясно поняты и все доктрины ее получат доступ в сознание большинства людей, она приведет к тому, что весь мир из бойни и мясной лавки превратится в сад изобилия и благосостояния».[295]295
  Там же. С. 19.


[Закрыть]

Как видим, Г. Маклеод всячески подчеркивал ключевую значимость политической экономии, ее важную роль в общественной жизни. Вместе с тем он стремился обосновать ограничительную версию предмета этой науки, сводя его только к изучению сферы обмена, меновых отношений.[296]296
  Как уже отмечалось, подобные представления вновь воспроизводятся в современной российской литературе / См. Брагинский С.В., Певзнер Я.А. Политическая экономия: дискуссионные аспекты, пути обновления. М., 1993. С. 7.


[Закрыть] Подобная трактовка отбрасывает политэкономию к эпохе меркантилизма, основные постулаты которого настолько теоретически были разгромлены представителями классической школы, что только явная вульгаризация данной науки могла вновь возродить меркантилистские представления о ее предмете.

Переходя к исследованию проблемы ценности, Г. Маклеод, вслед за Ж.Б. Сэем, указывал на основополагающую роль услуг в жизни общества. По его мнению, с тех пор, как люди начали оказывать услуги друг другу, они должны были научиться оценивать эти услуги с точки зрения величины их количества, т. е. сколько услуг одного рода следует оказывать в качестве вознаграждения за услуги другого рода. Отсюда возникает необходимость определения естественного мерила оценки самих услуг. На первый взгляд кажется, что таким мерилом является количество труда, употребленного каждым индивидом на услугу, им оказываемую. Так, зверолов должен был понять, что представляет собой день, в течение которого он занимается охотой. В результате зверолов научился определять, какое количество добытых им произведений следует считать равноценным известному количеству произведений, изготовленных, например, скотоводом или пахарем. Таким образом, «различные произведения принимают известные постоянные размеры, в которых они могут быть обмениваемы друг на друга; это определяет их меновую ценность…, которая остается однообразной до тех пор, пока для создания ее требуется одно и то же количество труда».[297]297
  Маклеод Г.Д. Указ. соч. С. 22.


[Закрыть]

Опровергая это положение, Г. Маклеод отмечал: предположим, что сложилась следующая ситуация. С одной стороны, если бы животные, составляющие предмет охоты, неожиданно размножились, то охотник получил бы возможность добывать гораздо большее количество произведений, употребляя при этом столько же труда, как и в прежнее время. С другой стороны, если бы произведения полей и стад остались бы в прежних размерах, то фермеры и скотоводы перестали бы довольствоваться установленными ранее количествами произведений в обмен на прежние количества собственных произведений. Но «по мере того, как добывание произведений охоты стало бы совершаться с большею легкостью, скотоводы и фермеры стали бы требовать большее количество этих произведений; тогда меновая ценность последних, или количество их, соответствующее, по стоимости, вымениваемых предметов, подверглось бы изменению. Тогда произведения охоты, по общему мнению, понизились бы в цене, так как известное количество их стало бы обмениваться на меньшее, против прежнего, количество других произведений».[298]298
  Там же.


[Закрыть]

Развивая эту мысль, Г. Маклеод утверждал, что такое изменение меновой ценности возможно только в том случае, когда обмениваемые произведения одинаково желательны или необходимы, полезны или вредны. Но если какое-либо из них обладает некой особенностью, делающей данное произведение более приятным и полезным в сравнении с другими, то люди, конечно, будут стараться добывать его с большим стремлением и согласятся давать за него большее количество своих произведений, чем такое, которое соответствует труду, употребленному на его изготовление, – вследствие предпочтения, оказываемого этому произведению.[299]299
  Например, «если бы дичина считалась, вообще, более вкусною, чем баранина, то она и требовалась бы больше, чем баранина, а именно в том размере, в каком первая требовалась бы больше, чем вторая, охотник усилил бы свои требования на другие произведения, обмениваемые на дичину. Это означало бы, что меновая ценность дичины возвысилась. С другой стороны, если бы никто не спрашивал баранины, скотоводу не удавалось бы убедить кого-либо обменять свои произведения на баранину; тогда баранина не имела бы меновой ценности, сколько бы труда ни было потрачено на разведение баранов. То же самое, очевидно, прилагается и ко всяким другим произведениям. Так, если бы кожа одного животного была красивее или полезнее, чем кожа другого, то их меновая ценность значительно подверглась бы влиянию этих особых свойств, а не определялась бы количеством труда, употребленного на их производство» / Там же. С. 22–23.


[Закрыть] В результате «каждый труженик скоро убеждается, следовательно, что ценность его произведения, или количество других произведений, почитаемых равноценному последнему, вовсе не определяется трудом, потраченным на создание этого произведения, а зависит преимущественно от потребностей или вкусов потребителей».[300]300
  Там же. С. 23.


[Закрыть]

Поэтому каждый труженик стремится получить в обмен на свое произведение возможно большее количество других произведений. Это стремление основано на его понимании того непреложного факта, что меновая стоимость произведения, на которое он затрачивает труд, падает, а потому он избирает другое направление приложения своего труда. В этом случае труженик перестает производить все то, что ценится низко, и, наоборот, начинает производить все то, что ценится высоко. Иначе говоря, он старается производить именно то, что может принести ему наибольшую выгоду. Но чем более значительная часть людей производит предметы, обладающие повышенным спросом, в большем количестве, тем более их меновая ценность понижается. В то же время меновая ценность уменьшающегося количества предметов, спрос на которые падает, неизбежно повышается. Эти противоположные направления в движении предметов и их меновой ценности приводят к восстановлению равновесия между прибылями различных производителей и уничтожению каких-либо намерений изменить приложение своего труда. Отсюда вытекает важнейший принцип политической экономии: «… не труд сообщает предмету ценность, а… наоборот, ценность предмета привлекает к нему труд»[301]301
  Там же. С. 24.


[Закрыть]…

Как видим, Г. Маклеод сосредоточил все свои усилия на опровержении трудовой теории стоимости. Однако эти усилия не увенчались успехом, поскольку в теоретико-методологическом отношении его концептуальный подход страдает весьма серьезными пороками.

Во-первых, подобно С. Бейли, Г. Маклеод отрицал наличие стоимости как объективного явления, сводя ее к меновой стоимости, а последнюю – к ценности. При этом ценность трактовалась им как естественное отношение предметов, вступающих в обмен. Именно поэтому он игнорировал качественный анализ, уделяя основное внимание количественным аспектам меновых пропорций.

Во-вторых, Г. Маклеод, как и его предшественники, опирался на метод робинзонады, в соответствии с которым он рассматривал хозяйственную деятельность отдельного, обособленного индивида вне каких-либо исторических условий. Отсюда проистекает отождествление капиталистического товарного обращения с простым товарным обменом, что характерно для всей вульгарной политэкономии.

В-третьих, Г. Маклеод спекулировал на неопределенности понятия услуги, определяя его и как предмет обмена, и как конкретный вид хозяйственной деятельности. Сообразно этому, вслед за Ф. Бастиа, он трактовал общественную жизнь как совокупность услуг, которые люди добровольно или по принуждению оказывают друг другу.

В-четвертых, в соответствии с указанной посылкой Г. Маклеод рассматривал в качестве критерия определения меновой ценности товара субъективные оценки индивидом его полезности. Отождествляя меновую ценность с потребительной стоимостью (полезностью, по его терминологии), а последнюю – со спросом, он утверждал, что величина первой определяется потребностями и вкусами потребителей. Тем самым Г. Маклеод является одним из основоположников теории субъективной ценности.

Наконец, в-пятых, Г. Маклеод не понимал двойственного характера труда, содержащегося в товаре, а потому сознательно искажал установленную классиками обратно пропорциональную зависимость между ростом производительной силы труда и величиной стоимости товара. Смешивая стоимость (по терминологии автора, ценность) с ценой, он полагал, что ее величина определяется не затратами труда, а спросом и предложением. В результате обмен как таковой лишается своей объективной основы, превращаясь в совокупность субъективных меновых сделок, связанных с оказанием тех или иных услуг.

Углубляя свой анализ, Г. Маклеод далее указывал, что понятие ценности имеет лишь количественную определенность. Это объясняется тем, что политическая экономия не изучает причины, обусловливающие выбор потребителями предметов, посредством которых они удовлетворяют свои потребности.[302]302
  «Употребляя слово «ценность» (value), экономисты часто рассматривали это понятие как качество, в силу которого предмет становится привлекательным или заманчивым. Но тут, очевидно, недоразумение. Политической экономии нет никакого дела до того, почему люди желают одних предметов более, нежели других. Объяснение этих причин входит в сферу других наук. Политическая экономия столь же мало касается причины, почему люди желают известных вещей, как астрономия мало интересуется метафизическою причиною тяготения. Все, что она обязана сделать, это принять факт, как он есть, и объяснить его последствия. Присвоение понятия ценности свойствам, делающим предмет привлекательным, есть один из примеров весьма распространенного заблуждения, в силу которого одно и то же название дается явлению и причине этого явления, как справедливо заметил Милль» / Маклеод Г. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть] В силу этого «… люди стремятся к обладанию известными предметами, …они готовы отдать за приобретение этих предметов другие вещи и собственный труд и …количество вещей, отдаваемых за упомянутые предметы, представляет ценность этих предметов в отношении к другим. Таким образом, под словом ценность мы разумеем меновое отношение предметов в их приложении к их численным количествам».[303]303
  Там же. С. 55.


[Закрыть]

Подобные рассуждения вполне вписываются в меновую концепцию автора. Спрашивается, однако, как можно установить известные пропорции обмениваемых предметов независимо от их качественной определенности? Ведь всякий предмет, вступающий в обмен и пользующийся спросом, имеет и качественную, и количественную определенность, т. е. потребительную стоимость и меновую стоимость. Опровергая это положение, Г. Маклеод, вслед за Дж. С. Миллем,[304]304
  См. Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. II. М., 1980. С. 172–174.


[Закрыть] выступал против проведенного А. Смитом разграничения данных понятий (по терминологии автора, потребительной ценности и меновой ценности), полагая, что оно позаимствовано у А. Тюрго, который различал, с одной стороны, ценность при потреблении, или естественную ценность; с другой стороны, меновую ценность. Кроме того, Г. Маклеод упрекал А. Смита за то, что он, подобно Дж. Ло, некритически воспроизвел высказывание последнего, согласно которому «… вода представляет значительную естественную ценность, но не представляет ценности меновой, брильянт же имеет высокую меновую ценность, не имея ценности естественной».[305]305
  Маклеод Г. Указ. соч. С. 55. Напомним, у А. Смита это высказывание звучит следующим образом. «Надо заметить, – писал он, – что слово стоимость имеет два различных значения: иногда оно обозначает полезность какого-нибудь предмета, а иногда возможность приобретения других предметов, которую дает обладание данным предметом. Первую можно назвать потребительной стоимостью, вторую – меновой стоимостью». Однако «предметы, обладающие весьма большой потребительной стоимостью, часто имеют совсем небольшую меновую стоимость или даже совсем ее не имеют; напротив, предметы, имеющие очень большую меновую стоимость, часто имеют совсем небольшую потребительную стоимость или совсем ее не имеют. Нет ничего полезнее воды, но на нее почти ничего нельзя купить, почти ничего нельзя получить в обмен на нее. Напротив, алмаз почти не имеет никакой потребительной стоимости, но часто в обмен на него можно получить очень большое количество других товаров» / Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Т. I. М. – Л., 1935. С. 28–29.


[Закрыть]

Такое разграничение, по мнению Г. Маклеода, нанесло большой вред политической экономии. Дело в том, что, когда речь идет о ценности предметов, следует отвлечься от мысли о их употреблении, поскольку, «когда говорится, что вода вовсе не имеет меновой ценности, это есть лишь пример математического символа О». Но по существу «этот знак совпадает с понятием, выражаемым словом ничто (notliung), которое не означает абсолютного, положительного ничтожества, но представляет нечто чрезвычайно малое, недоступное понятию, но могущее, при известных обстоятельствах, развиться».[306]306
  Маклеод Г. Указ. соч. С. 55. «В подобных предметах есть зародыш или след ценности. Таковы обстоятельства, когда, как например при коронации или при других подобных торжествах, стакан воды может быть ценим очень высоко. В городах, где за пользование водою взимается плата, всякая капля употребляемой воды, очевидно, чего-нибудь стоит, хотя ценность эта до чрезвычайности мала. Таким образом, разграничение это несовместимо с какою-либо философскою симметриею. Вода представляет только нижнюю ступень лестницы, верхнюю ступень которой изображает брильянт» / Там же.


[Закрыть]

Поясняя свою мысль, Г. Маклеод отмечал, что все предметы, способные удовлетворять наши потребности, имеют известную цену. Но если их количество так велико, что мы можем получить их даром, или за ничто, то они имеют нулевую ценность, т. е. не имеют ее вовсе. Таковы, например, вода, воздух и прочие естественные силы природы.[307]307
  «Ветер, когда он дует, составляет достояние всех и каждого. Но ветер прихотлив: по-временам, когда в нем нуждаются, он не дует вовсе; в другое время дует не в том направлении, какого мы желаем, и во всех подобных случаях мы должны решаться на денежные пожертвования, чтобы приобрести помощника, более послушного нашим желаниям. По причине изменчивости ветра паровые мельницы заменяют ветряные мельницы, пароходы вытесняют парусные суда. Сумма, которую мы платим за создание двигательной силы, каков пар, показывает, как велика ценность ветра, т. е. сколько мы готовы заплатить за постоянное пользование ветром; то же самое замечается и в других случаях» / Там же. С. 56.


[Закрыть] «Поэтому все то, чего мы ищем и за что готовы платить, имеет ценность, хотя бы эта ценность была очень незначительна и составляла низшую ступень лестницы».[308]308
  Там же.


[Закрыть]

Отсюда видно, к каким вульгарно-софистическим приемам прибегал Г. Маклеод для того, чтобы опровергнуть трудовую теорию стоимости. Подобно Д. Мак-Куллоху, он отождествлял потребительную стоимость и меновую стоимость (по его терминологии, потребительную ценность и меновую ценность), полагая, что эти понятия сами по себе двусмысленны и вредны. Более того, рассматриваемые обособленно, независимо друг от друга, они якобы не отражают реального положения вещей. В действительности же, как показали классики, только такое рассмотрение позволяет объяснить всю совокупность экономических явлений и процессов товарного хозяйства вообще, капиталистического в особенности. Что же касается известного парадокса А. Смита, то Г. Маклеод интерпретировал его весьма примитивным образом. По его мнению, этот парадокс касается лишь особого, исключительного случая, нетипичного для повседневной жизни, а потому им можно пренебречь. Ведь в этом случае речь идет о предметах, количество которых столь велико, что их ценность становится нулевой. Однако люди постоянно пользуются предметами массового спроса. Хотя количество таких предметов также велико, тем не менее они всегда имеют определенную ценность.

Стремясь разрушить самую основу трудовой теории стоимости, Г. Маклеод утверждал, что понятия труда и стоимости (ценности, по его терминологии) абсолютно не связаны друг с другом. Правда, указывал он, некоторые значительные ценности представляют результаты приложения большого труда, но сам труд не есть их источник или причина. Только один результат как таковой обладает ценностью, независимо от того, получен ли он с помощью большого или малого труда. Поэтому, «когда человек находит на дороге алмаз, этот алмаз представляет такую же ценность, как если бы его искали в продолжение двадцати лет. Алмаз не потому ценен, что человек поднял его с земли, а потому человек его поднял, что он ценен (курсив наш. – Н. С.). Один человек может потратить несравненно большее количество труда или денег для достижения известного результата, чем другой человек, но результат не получит от того большей ценности, и, если он ниже достоинством, то будет и ценность ниже».[309]309
  Маклеод Г. Указ. соч. С. 56–57.


[Закрыть]

Софизм данного высказывания заключается в том, что Г. Маклеод отождествлял ценность как субъективное явление со стоимостью – явлением объективным. Именно поэтому он не понимал общественной природы стоимости, которая представляет собой экономическое отношение, складывающееся между людьми по поводу производства и обмена товаров. В силу этого она выражает не индивидуальные, а общественно необходимые затраты труда. Последние формируются стихийно в процессе конкурентной борьбы между всеми субъектами рынка. И если найденный случайно на дороге алмаз поступает в сферу обмена, то он движется не сам по себе, а по законам рынка, обретая тем самым свою цену.

В противоположность этому Г. Маклеод полагал, что стоимость (ценность) есть лишь субъективная оценка, причем не качественной, а количественной определенности предметов, вступающих в обмен. Но в таком случае возникает вопрос: чем определяется их ценность? Вразумительного ответа на этот вопрос Г. Маклеод не дал. Он ограничился только простым указанием на то, что ценность предметов находится в прямой зависимости от спроса на них. Отрицая основной постулат трудовой теории стоимости, Г. Маклеод утверждал: не труд, а спрос определяет ценность предметов.

В соответствии с этим утверждением Г. Маклеод отмечал, что всякая ценность имеет чисто местный характер. Если на произведенные результаты нет спроса, то они не имеют цены, а стало быть, и ценности. Это касается и тех предметов, которые удалены от тех мест, где есть спрос на них.[310]310
  «Если бы кто-нибудь употребил много труда и денег на изучение китайского языка, то такое знание очень высоко ценилось бы в Лондоне или Париже, где всегда есть спрос на подобные специальные сведения. Обладание такими познаниями имеет ценность в этих местах. Но если бы то же лицо отправилось жить на Гебриды, посреди тамошних крестьян, там не оказалось бы спроса на подобные познания и, следовательно, они не имели бы там никакой цены. Это соображение представляется верным повсеместно; тот же принцип прилагается ко всякому другому произведенному результату. Гинея представляет значительную ценность в большей части европейских государств, но, будучи отвезена во внутренность Африки, она не будет представлять никакой ценности. Пятифунтовый билет Английского Банка, в Лондоне, в настоящее время равняется, во всех отношениях, пяти соверенам, и так как его берут в публике с меньшею готовностью, чем соверены, то это означает, что он совершенно равен соверенам по ценности. Увезенный в место, где публика не стала бы принимать его, он потерял бы свою ценность. В некоторых слоях общества картины Рафаэля или Корреджио ценятся чрезвычайно высоко, в других же окажут предпочтение красивой вывеске. Из этого видно, что не труд сообщает ценность произведенному результату, а единственно спрос на этот результат (курсив наш. – Н. С.)» / Там же. С. 57.


[Закрыть] Сводя по существу ценность к спросу, Г. Маклеод заключал: «Итак, не труд сообщает ценность, а ценность или спрос привлекают труд».[311]311
  Там же.


[Закрыть] Сам же по себе труд может обладать ценностью по двум совершенно противоположным причинам, которые предопределяются характером предоставляемых услуг. Люди тратят деньги либо для получения того, в чем они нуждаются, либо для избавления от того, в чем они не нуждаются. Иначе говоря, здесь речь идет или о приобретении наслаждения, или об устранении препятствия. Для отдельного лица это различие не существенно, тогда как для общества в целом оно представляет важное значение. Поэтому «предметы, для получения которых люди платят деньги, мы называем положительными ценностями (positive values), те же предметы, на которые мы расходуем деньги с целью устранения их, мы называем отрицательными ценностями (negative values)».[312]312
  Там же. С. 58. «Так, если я вижу книгу или другой предмет, который желаю получить, и готов сделать для этого известное пожертвование, то такой предмет имеет для меня положительную ценность. С другой стороны, может существовать предмет для меня неприятный или вредный и я буду готов заплатить деньги, чтобы от него избавиться. Такой предмет имеет для меня отрицательную ценность. В обоих случаях способность известного лица оказывать мне услугу представляет ценность для него самого. Так, если река или море наводняет мою землю и лишает меня возможности ее обрабатывать, то я нанимаю инженера с целью устройства плотины для удержания воды; у меня воды слишком много, я испытываю ее вредное влияние и плачу деньги, чтобы от нее избавиться. Следовательно, она представляет для меня отрицательную ценность» / Там же.


[Закрыть] Следовательно, предоставляемые услуги суть не что иное, как определенные ценности, которые могут быть двоякого рода. Те услуги, которые обеспечивают получение выгоды, – это положительные ценности, а те услуги, которые чинят препятствия, – это отрицательные ценности.[313]313
  «Очевидно, что значительная часть человеческих профессий имеет дело лишь с отрицательными ценностями. Так, когда я страдаю болезнью, я беру врача, чтобы от нее избавиться. Когда я терплю от неправосудия, я беру адвоката, чтобы получить удовлетворение от суда. Когда я имею причины опасаться насилия, вне или внутри пределов моей земли, я плачу солдатам или полицейским, чтобы они меня защищали. Так как человечество подвержено порокам и греховности, то оно содержит духовенство, которое способствовало бы ему очиститься от пороков и грехов. Все это – отрицательные ценности, и все деньги, употребляемые людьми с подобными целями, приводят их только в то положение, которое они должны бы были занимать и без этих пособий» / Там же. С. 59.


[Закрыть]

Отсюда видно, какие вульгарные приемы использовал Г. Маклеод для опровержения трудовой теории стоимости. Сначала он огульно отрицал существование стоимости как таковой и форму ее выражения – меновую стоимость, противопоставив им понятия ценности и меновой ценности, которые рассматривались автором как тождественные друг другу. Затем Г. Маклеод стал отождествлять также ценность со спросом, и как следствие, – с услугами, полагая, что поскольку последние оцениваются с помощью денег, то они (услуги) могут быть либо положительными, либо отрицательными в зависимости от характера их действия.

Опираясь на эти положения, Г. Маклеод пришел к выводу, согласно которому закон спроса и предложения регулирует и ценность, и цену предметов. В этой связи он пытался опровергнуть другой закон, который гласит: «… цена определяется издержками производства»[314]314
  Маклеод Г. Указ. соч. С. 107.


[Закрыть]…

По мнению Г. Маклеода, данный закон покоится на идее трудовых затрат. Резко возражая против этой идеи, он указывал на непоследовательность трудовой теории стоимости А. Смита, в соответствии с которой стоимость товара определяется, с одной стороны, количеством труда, затраченного на его производство; с другой стороны, количеством труда, на которое этот товар можно купить. На эту непоследовательность, отмечал Г. Маклеод, справедливо обратил внимание Д. Рикардо, который отверг второе утверждение, но поддержал и развил первое. При этом Г. Маклеод подчеркивал, что у Д. Рикардо речь идет о стоимости не редких, а свободно воспроизводимых товаров, количество которых может быть увеличено без ограничения.

Критикуя такой подход, Г. Маклеод считал, что трактовка закона издержек производства, данная Д. Рикардо, является неверной и неполной. Дело в том, что «если бы закон Рикардо был верен, то это значило бы, что для изменения ценности предмета мы должны только изменить издержки его производства. Если бы этот закон был верен, то он неизбежно вел бы к тому заключению, что неуклонное производство какого-либо предмета со значительными на то издержками, при продолжительности этого действия, успело бы, наконец, возвысить ценность этого предмета. Между тем такая доктрина была бы совершенно нелепа, потому что если какой-нибудь предмет производится в большем количестве, чем требуется, то ценность его непременно падает».[315]315
  Там же. С. 114.


[Закрыть]

Прежде всего отметим, будучи типичным представителем вульгарной политической экономии, Г. Маклеод не только не различал, но и сознательно смешивал такие понятия, как труд и издержки производства. Как известно, согласно Д. Рикардо, стоимость товара определяется только затраченным на его производство трудом. Исходя из этого положения, он стремился объяснить механизм рыночного ценообразования в условиях капитализма. И здесь Д. Рикардо столкнулся с проблемой противоречия между законом стоимости и законом цен производства. Не разрешив этого противоречия, он не смог показать, каким путем образуется средняя прибыль на основе закона стоимости. В результате обнаружились явные недостатки и противоречия его трудовой теории стоимости.

Паразитируя на этих недостатках и противоречиях, Г. Маклеод стремился опровергнуть очевидную истину: цена определяется издержками производства. Столь абсурдное, нелепое опровержение покоится на полном отождествлении цены со стоимостью (ценностью). Последняя, по его мнению, не зависит от издержек производства. В действительности же, как установили классики, чем больше издержки производства, тем выше цена, и наоборот, что подтверждает реальная практика рыночного ценообразования. При этом по мере насыщения рынка, когда предложение начинает превышать спрос, то цена понижается, а если спрос будет превышать предложение, то, напротив, цена повышается. Что же касается величины издержек производства, то они определяются отнюдь не спросом и предложением, а прежде всего производственными факторами.

Отрицая, однако, этот реальный факт, Г. Маклеод заявлял, что, согласно «общему политико-экономическому закону, отношение между спросом и предложением есть единственный регулятор ценности… Этот закон, подобно закону тяготения, прилагается к случаям всякого рода. Он обусловливает ценность не только каждого отдельного предмета, но и составных частей этого предмета. При всех обстоятельствах, оказывавших влияние на уровень ценности, может быть доказано, что обстоятельства эти влияют в силу оказываемого ими действия на изменение отношений предложения и спроса».[316]316
  Там же. С. 117.


[Закрыть]

Рассматривая закон спроса и предложения как общий политико-экономический закон, Г. Маклеод полагал, что цена есть результат постоянной и непрерывной борьбы между покупателем и продавцом, а потому все прочие обстоятельства, побуждающие и ту, и другую сторону прийти к единому соглашению, служат единственным мерилом ценности в каждый момент покупки. При этом Г. Маклеод сделал следующую, весьма важную, оговорку. «Доказывать, что издержки производства обусловливают цену, можно лишь в том смысле, что никто не согласится добровольно продать произведенный предмет за цену, меньшую издержек производства, совокупно с известным вознаграждением за труд, и, во всяком случае, никто не мог бы производить продажу таким образом в течение долгого времени».[317]317
  Там же.


[Закрыть]

Приведенные рассуждения, с одной стороны, противоречат друг другу. Так, непонятно, что же все-таки является единственным регулятором и мерилом ценности: отношение между спросом и предложением или все прочие обстоятельства, побуждающие покупателей и продавцов прийти к единому соглашению в момент осуществления каждой покупки? С другой стороны, опровергают главный постулат меновой концепции автора, поскольку доказать влияние издержек производства на цену не представляет никакого труда даже для человека, не искушенного в области такой науки, как политическая экономия.

Не замечая столь явного противоречия и несостоятельности своей концепции, Г. Маклеод, как попугай, постоянно повторял, что только «отношение между предложением и спросом есть единственный регулятор ценности…, что изменение ценности зависит единственно от изменения этого отношения и ни от чего другого». Поэтому «никакое изменение в издержках производства не вызовет изменения в ценности, если оно не сопровождается изменением в отношении спроса и предложения; только в силу причин, действующих на это соотношение, изменение в издержках производства обыкновенно сопровождается изменением ценности».[318]318
  Там же. С. 118.


[Закрыть]

Руководствуясь этими соображениями, автор вывел «следующие формулы:

1) Отношение между спросом и предложением есть всеобщий и единственный регулятор ценности…

2) В тех случаях, когда производство может быть увеличено беспредельно, люди приучаются соображать размеры предложения с размерами спроса, так что ценность предмета близко подходит тогда к издержкам производства»[319]319
  Там же. С. 130.


[Закрыть]…

Как показано выше, нелепость и ошибочность первой формулы обусловлены коренным пороком теории спроса и предложения, которая придает решающее значение в экономике не производству, а обмену. Что же касается второй формулы, то в ней есть та доля истины, согласно которой при равенстве спроса и предложения товары продаются по ценам, совпадающим с их стоимостью. Однако это равенство устанавливается не в результате отдельных субъективных соображений людей, как полагал автор, а вследствие действия объективных законов рынка, непрерывной конкуренции между его субъектами.

Отождествляя трудовую теорию стоимости с теорией издержек производства, Г. Маклеод стремился «доказать», что последняя якобы противоречит реальному положению вещей. В этой связи он выдвинул следующие аргументы.

Во-первых, существует целый ряд предметов, в отношении которых закон издержек производства не действует. Вслед за Д. Рикардо, к числу таких предметов он относил картины, статуи, изделия искусства, музыкальные произведения и т. п. «Этих фактов, – писал Г. Маклеод, – совершенно достаточно для полного осуждения закона».[320]320
  Там же. С. 133.


[Закрыть] Но этот аргумент бьет мимо цели, ибо еще сам Д. Рикардо подчеркивал, что указанные предметы составляют исключение из товаров, стоимость которых определяется редкостью, а потому затраты труда не регулируют их цены. Сознательно фальсифицируя это положение, Г. Маклеод распространил его на все товары, в том числе и свободно воспроизводимые, источником стоимости которых является затраченный на их производство труд.

Важно отметить, что Г. Маклеод не считал нужным объяснить, каким образом формируется стоимость (именно стоимость, а не ценность) невоспроизводимых (редких) товаров, а ограничился лишь следующим высказыванием. «Стоимость картин, статуй и других художественных предметов, во мнении самих защитников закона о регулировании цен издержками производства, относится к числу противоречий или исключений из общего правила. Потому нам нет надобности останавливаться на этом вопросе; достаточно заметить, что эти предметы суть признанные всеми примеры приложения закона о предложении и спросе».[321]321
  Там же. С. 142.


[Закрыть] Но если эти предметы составляют исключение из общего правила, то спрашивается, можно ли на этом основании отвергать закон издержек производства? В контексте вышеизложенного ответ очевиден.

Во-вторых, закон издержек производства теряет всякую состоятельность в такой области экономики, как торговля, где более явственно обнаруживаются его ошибки. «Исходя из этого закона, пришлось бы допустить, что люди покупают потому, что другие производят, тогда как наоборот, люди потому производят, что надеются и ожидают, что другие купят их произведения. Всякое производство основывается на спекуляции (курсив наш. – Н. С.)».[322]322
  Там же. С. 134. «Производители исследуют и соображают, в чем нуждаются другие люди, и сообразно с тем производят. Необходим постоянный запас известных предметов. Изобретатели надеются, что могут создать или вызвать желание; но, во всяком случае, люди станут покупать не потому, что другие производят, и если никто не встретит надобности или не пожелает купить то, что произведено, то такой предмет не будет иметь никакой ценности» / Там же. С. 134–135.


[Закрыть] Поэтому все производители рассчитывают, что найдутся покупатели, которые не только испытывают потребность в их произведениях, но и нуждаются в последних до такой степени, что всегда готовы заплатить за эти произведения «сумму, по крайней мере достаточную для покрытия издержек производства, с присовокуплением прибыли, могущей вознаградить их за потраченное время и хлопоты. Силы потребления, говоря вообще, ограничены, силы же производства, во многих случаях, легко могут быть расширены, и размер ценности или уровень цены зависят от пропорции между производством, или предложением, и числом лиц, готовых дать соответствующую цену, или потреблением; отсюда, производство должно всегда сообразовываться с потреблением, а не наоборот. Отсюда также вытекает основная истина, что спекуляция есть мать производства, а спрос есть источник ценности».[323]323
  Там же. С. 135.


[Закрыть]