Текст книги "Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1"

Если опять-таки перевести это «мудрое» рассуждение на простой человеческий язык, то получим следующее утверждение. В различных областях производства применение средств производства (то бишь благ высшего порядка) зависит от степени уверенности (неуверенности) их владельцев в предвидении конечного результата, т. е. определения технологии производственного процесса, характера взаимосвязи между количеством и качеством используемых предметов труда и средств труда, с одной стороны, и количеством и качеством произведенного продукта, с другой.

Углубляя свой анализ, К. Менгер утверждал, что поскольку потребности людей разнообразны, а количество доступных распоряжению благ ограничено, люди вынуждены ранжировать свои потребности с целью решения следующих задач.

1. Делать выбор между наиболее важными потребностями, подлежащими удовлетворению доступными их распоряжению количествами данных благ, и теми потребностями, которые они решили оставить неудовлетворенными.

2. Достигнуть путем наиболее эффективного употребления каждой частью количества благ, находящегося в данном количественном отношении, возможно большего определенного результата возможно меньшим количеством благ, или, иными словами, использовать наиболее эффективным образом имеющиеся в доступном распоряжении количества предметов потребления и средств для производства с целью наилучшего удовлетворения потребностей.[353]353
  См., там же. С. 76.


[Закрыть]

Согласно К. Менгеру, вся совокупная деятельность людей, направленная на решение вышеуказанных задач, называется хозяйством, а блага, находящиеся в определенном количественном отношении, как объекты данного хозяйства, соответственно, хозяйственными, или экономическими, благами. Надобность в таких благах всегда превышает их количество. В отличие от последних, блага, количество которых превышает надобность в них и которые не являются объектами хозяйства, называются нехозяйственными, или неэкономическими, благами.

С наличием экономических благ К. Менгер связывал необходимость защиты обществом отдельных индивидов, владеющих определенным количеством благ, от возможных насильственных действий со стороны других индивидов. В результате обнаруживается экономический источник современного правопорядка, который базируется на институте собственности, т. е. возможности владеть и распоряжаться данными благами, количество которых всегда ограничено в сравнении с существующими в них потребностями.[354]354
  См., там же. С. 79.


[Закрыть] Устранение этого института возможно только в том случае, когда количество всех экономических благ, находящихся в распоряжении людей, столь велико, что они способны в полной мере удовлетворять их потребности.[355]355
  См., там же. Заметим, что речь в данном случае идет не о собственности вообще, а о частной собственности.


[Закрыть]

Иная ситуация складывается с неэкономическими благами. Поскольку количество таких благ превышает надобность в них, то они не являются объектами хозяйства и собственности, а потому становятся свободнодоступными для всех членов общества.[356]356
  См., там же. С. 82.


[Закрыть]

По мнению К. Менгера, экономический и неэкономический характер благ сам по себе не есть их имманентное, т. е. внутренне присущее им свойство. Этот характер не зависит также ни от общественной формы хозяйства, ни от продуктов социально-трудовой деятельности,[357]357
  «Экономический характер благ ни в коем случае не предполагает человеческого хозяйства в его общественной форме. Если надобность в благе изолированного хозяйствующего субъекта превышает доступное его распоряжению количество, то он удерживает, сохраняет в своем распоряжении каждую долю этого количества, применяет ее к удовлетворению своих потребностей наиболее целесообразным образом и делает выбор между потребностями, подлежащими удовлетворению, и теми, которые не будут удовлетворены. По отношению к благам, предоставленным распоряжению человека в количестве, превышающем его надобность, тот же субъект не будет иметь побуждения к указанной деятельности. Поэтому и для данного изолированного субъекта будут существовать блага экономические и блага неэкономические. Ни способность блага быть «объектом обмена», ни способность его быть «объектом собственности» не может быть причиной его экономического характера. Столь же мало можно выставить критерием экономического и неэкономического характера благ то обстоятельство, что блага частью являются продуктами труда, частью предоставляются нам без всякого труда природой, несмотря на все остроумие, затраченное на объяснение с этой точки зрения явлений, ей противоречащих. Опыт учит нас, что многочисленные блага, на которые не затрачивается никакого труда (например, наносная земля, сила воды и т. д.), обладают экономическим характером везде, где они предоставлены нашему распоряжению в количестве, не превышающем нашей надобности в них; в то же время само по себе то обстоятельство, что предмет является продуктом труда, не влечет за собой необходимого экономического характера блага и даже характера блага вообще. Поэтому и затраченный на благо труд не может быть критерием экономического характера благ; ясно, что его нужно искать исключительно в отношении между необходимостью в благах и количеством благ, доступным распоряжению.» / Там же. С. 82–83 (прим.). Отсюда видно, что К. Менгер отрицал научную значимость качественного метода в политической экономии. Опираясь исключительно на количественный метод, он стремился опровергнуть трудовую теорию стоимости.


[Закрыть] поскольку он определяется исключительно соотношением между человеческими потребностями и количеством данных благ. При этом характер последних может меняться, т. е. в зависимости от условий, места и времени одни и те же блага могут выступать в качестве и экономических, и неэкономических благ. Поясняя свою мысль, К. Менгер писал: «В то время как не имеют экономического характера количество воды для питья в местностях, изобилующих источниками, сырые стволы деревьев – в первобытных лесах и даже участки земли в некоторых странах, те же блага, в то же время в других местностях обнаруживают экономический характер; не менее многочисленны примеры, когда блага, не обладающие экономическим характером в определенный период времени в определенной местности, приобретают его в той же местности, но в другое время. Эти различия и изменения в благах не могут поэтому иметь в своем основании какого-либо их свойства. Напротив, при точном и тщательном анализе занимающего нас явления мы можем во всех случаях удостовериться в том, что там, где блага того же рода одновременно в двух различных местностях имеют различный характер или же где в одном и том же месте они первоначально не обладали экономическим характером, а затем приобрели его, или же наоборот, всюду существует перемена в отношении между надобностью и количеством благ, доступным распоряжению».[358]358
  Там же. С. 83.


[Закрыть]

Такова суть концепции хозяйственных (экономических) благ К. Менгера, совершившего еще одно великое «открытие». Если классики выделяли даровые (естественные) и хозяйственные блага, понимая под первыми блага, созданные природой (вода, деревья, свет, воздух и т. п.), а под вторыми − блага, произведенные в ходе хозяйственной деятельности, то К. Менгер внес весьма важное «уточнение» в эту классификацию. Как уже отмечалось, по его мнению, все блага делятся на хозяйственные (экономические) и нехозяйственные (неэкономические). В качестве критерия такого деления выступает, однако, не хозяйственная деятельность людей, связанная с производством определенных благ, а отношение между потребностью в этих благах и их количеством, доступным распоряжению отдельного индивида. При этом не имеет никакого значения вопрос о том, откуда берутся сами блага, т. е. являются ли они продуктами труда или непосредственно даны природой? Важно только их количество: если оно превышает потребность в них, то это неэкономические блага, если же, напротив, оно меньше потребности в них, то это блага экономические.

Как видим, критерий классификации благ, предложенный К. Менгером, опирается на методологию индивидуализма. В соответствии с ней он рассматривал хозяйственную деятельность обособленного индивида, живущего либо в первобытном лесу, либо в отдельной местности, где имелось в изобилии большое количество различных предметов. В этом случае данный индивид имел дело с неэкономическими благами. В том же случае, когда данный индивид испытывал нужду в каких-либо предметах, он, напротив, имел дело с благами экономическими. И хотя характер благ может меняться в определенное время в той или иной местности, тем не менее вышеуказанный критерий деления благ, по мнению автора, остается незыблемым.

Однако данный критерий является весьма абстрактным, оторванным по существу от реальной действительности. Как известно, на любой ступени исторического развития всякая хозяйственная деятельность, связанная с преобразованием веществ природы в полезные блага, осуществляется в обществе, посредством определенной общественной формы, а потому вне общества существовать не может. В силу этого каждый хозяйствующий индивид вынужден вступать в экономические отношения с другими хозяйствующими индивидами, в том числе и по поводу обмена произведенными благами. Будучи продуктами труда, все эти блага суть хозяйственные блага, характер которых предопределяется прежде всего характером удовлетворения общественных потребностей. В таком случае деление благ на хозяйственные (экономические) и нехозяйственные (неэкономические) лишено всякого научного смысла, поскольку любой предмет, способный удовлетворять (реально или потенциально) ту или иную человеческую потребность, выступает в качестве хозяйственного (экономического) блага. Нехозяйственный (неэкономический) характер данного блага означал бы лишь то, что оно не способно удовлетворять никакую потребность вообще. Но обнаружить такое благо в действительности не представляется возможным. Что же касается количества благ, доступных распоряжению, то оно свидетельствует не о делении этих благ на экономические и неэкономические, а лишь о той совокупности благ, которыми располагают хозяйствующие индивиды в каждый данный момент времени.

В противоположность этому К. Менгер, опираясь на количественный подход, стремился доказать, что по мере развития общества, роста населения и человеческих потребностей неэкономические блага превращаются в экономические.[359]359
  См., там же. С. 83–84.


[Закрыть] В действительности же, это общеэкономическая закономерность, свидетельствующая о прогрессе общества, развитии общественного производства, в процессе которого происходит преобразование веществ природы в общественно-полезные блага для удовлетворения возрастающих потребностей людей.

Несостоятельность данного подхода обнаруживается еще в двух положениях, выдвинутых К. Менгером. Во-первых, он полагал, что особый научный интерес представляют блага, занимающие среднее место между экономическими и неэкономическими благами. К ним он относил общественные блага (блага публичного пользования, по терминологии автора), т. е. те блага, количество которых доступны распоряжению даже беднейших членов общества (например, водопровод, образование и т. п.). В зависимости от ступени зрелости общества эти блага могут иметь для потребителя либо неэкономический, либо экономический характер.[360]360
  «На высокой ступени культуры народов таким благом бывает обыкновенно школьное обучение. Точно так же свежая вода для питья имеет для жителей многих городов значение столь важного блага, что, где ее нет в естественном изобилии, там путем водопроводов ее проводят в публичные источники, и в столь больших количествах, что не только полностью покрывается надобность в ней жителей, но и всегда распоряжению доступны еще значительные количества, превышающие круг потребностей. В то время как на низких ступенях культуры обучение есть экономическое благо для нуждающегося в нем, при высокоразвитой культуре это благо становится для каждого жителя данной местности неэкономическим благодаря предусмотрительности общества. Точно так же хорошая, здоровая вода для питья теряет свой экономический характер для потребителей во многих больших городах». / Там же. С. 84–85. Нелепость приведенных рассуждений столь очевидна, что вряд ли она нуждается в каких-либо комментариях.


[Закрыть] Такова точка зрения автора. На самом же деле подобные блага есть продукт социально-экономического развития. Как и остальные блага, они удовлетворяют определенные потребности людей, а потому всегда являются экономическими (хозяйственными) благами. Другое дело, уровень удовлетворения данных потребностей, который предопределяется природой общественного строя, всей совокупностью присущих ему отношений.

Во-вторых, блага, предоставленные природой в распоряжение человека в количестве, превышающем надобность в них, по мнению автора, все же имеют для потребителя экономический характер, поскольку их владелец устраняет остальных хозяйствующих субъектов от свободного доступа к ним и свободного распоряжения ими. Иначе говоря, природные блага приобретают экономический характер даже в том случае, когда они неограничены и становятся объектами собственности отдельных лиц.[361]361
  «В изобилующих лесами странах есть много местностей, щедро наделенных природой деревом, так что доступное распоряжению количество последнего значительно превышает надобность в нем жителей и дерево в сыром виде согласно естественному ходу вещей не должно было бы иметь никакого экономического значения. Но если кто-либо захватит в свою власть весь лес или же значительную часть его, то он может регулировать количество дерева, действительно доступного распоряжению жителей данной местности, так что последнее приобретает для них экономический характер». / Там же. С. 85.


[Закрыть] Как говорится, что и требовалось доказать. Оказывается, что независимо от количества естественных благ, доступных распоряжению, любое из них, ставшее объектом собственности, а стало быть, вовлеченное в процесс производства, является хозяйственным благом.

В соответствии с вышеуказанными законами К. Менгер сформулировал два новых «закона», которым подчиняются экономические блага. Согласно первому «закону», «надобность в благах высшего порядка обусловлена экономическим характером соответствующих благ низшего порядка».[362]362
  Там же. С. 87.


[Закрыть] Согласно же второму «закону», «экономический характер благ высшего порядка обусловлен таковым благ низшего порядка, производству которых первые служат, или, иными словами, …никакое благо высшего порядка не может приобрести или сохранить экономического характера, если оно не применяется для производства экономических благ низшего порядка».[363]363
  Там же. С. 88.


[Закрыть]

С точки зрения простого человеческого языка, согласующегося и с экономической наукой, и с хозяйственной практикой, эти «законы», тавтологичные по своей сути, означают следующее: блага высшего порядка (средства производства) создаются не ради них самих, а для производства благ низшего порядка (предметов потребления). Поэтому характер первых предопределяется характером вторых.

Констатируя эту очевидную истину, К. Менгер абстрагировался вместе с тем от целого ряда весьма существенных моментов, а именно, от того, что представляют собой блага высшего порядка, какова их структура, каким образом осуществляется процесс производства благ низшего порядка. В противоположность этому данный процесс трактовался им в плане внешней функциональной зависимости, где первые блага выступают в качестве предпосылки производства вторых.

По мнению К. Менгера, такое положение вещей объясняется прежде всего особенностями хозяйственной деятельности, направленной на удовлетворение человеческих потребностей. Имея в виду эти особенности, он писал: «…Человек со своими потребностями и своей властью над средствами удовлетворения последних составляет исходный и конечный пункт человеческого хозяйства. Человек прежде всего ощущает потребности в благах первого порядка и делает предметами своей хозяйственной деятельности – хозяйственными благами – те из них, доступное распоряжению количество которых меньше, нежели количество, необходимое для удовлетворения его потребности, не имея в то же время практического побуждения включать в круг своей экономической деятельности другие блага.

Позднее мышление и опыт ведут людей к все более глубокому познанию причинной связи между вещами и своим благосостоянием, и они знакомятся с благами второго, третьего и высших порядков. Однако среди этих благ, как и среди благ первого порядка, они находят такие, которые доступны их распоряжению в количестве, превышающем их надобность, тогда как другие находятся в противоположном отношении. Поэтому люди разделяют и эти блага на такие, которые они включают в круг своей хозяйственной деятельности, и такие, по отношению к которым они не ощущают в этом практической необходимости. Это именно и является источником экономического характера благ высшего порядка».[364]364
  Там же. С. 89.


[Закрыть]

Отсюда видно, что в приведенных высказываниях К. Менгер воспроизводил установленное еще античными мыслителями фундаментальное положение, согласно которому всякая хозяйственная деятельность непосредственно связана с удовлетворением человеческих потребностей. Это положение послужило исходным пунктом разработки первых вариантов теории полезности (Э. Кондильяк, Ф. Галиани и др.). Однако развернутое политико-экономическое обоснование оно получило в работах представителей классической школы, выработавших трудовую теорию стоимости. Именно они раскрыли ключевую роль труда в хозяйственной жизни, структуру производственных факторов и цель хозяйственной деятельности в условиях капиталистического общества. Что же касается К. Менгера, то он ограничился абстрактными рассуждениями (с точки зрения «здравого смысла») о хозяйственной деятельности и хозяйственных благах вообще безотносительно к их общественной форме. Абсолютизируя чисто количественный (функциональный) подход и одновременно игнорируя качественный (социально-экономический) подход к изучению хозяйственных явлений, К. Менгер стремился показать, что решающую роль в определении экономического характера благ играет не трудовая деятельность, а познание причинной связи между полезными вещами и благосостоянием людей. Именно поэтому он сосредоточил свое внимание на анализе познавательной деятельности отдельного индивида независимо от конкретно-исторических условий ее функционирования.

Учение К. Менгера о благе образует отправной пункт его учения о ценности. Руководствуясь вышеуказанными концептуальными положениями, он писал: «… Ценность есть значение, которое для нас имеют конкретные блага или количества благ вследствие того, что в удовлетворении своих потребностей мы сознаем зависимость от наличия их в нашем распоряжении».[365]365
  Там же. С. 94.


[Закрыть]

Исходя из этого определения, К. Менгер утверждал, что лишь экономические блага обладают ценностью, поскольку надобность в таких благах превышает их количество, доступное распоряжению.[366]366
  «Поэтому явление жизни, называемое нами ценностью благ, происходит из того же источника, что и экономический характер благ, т. е. из вышеизложенного отношения между надобностью и количеством благ, доступным распоряжению. Различие между обоими явлениями заключается в том, что познание количественного отношения является побуждением для нашей предусмотрительной деятельности, благодаря чему блага, стоящие в таком отношении, делаются предметами нашего хозяйства, т. е. экономическими благами; с другой стороны, познание этого отношения приводит нас к осознанию значения, которое имеет для нашей жизни и для нашего благосостояния наличие в распоряжении каждой конкретной части всего доступного распоряжению количества благ. Поэтому блага, стоящие в вышеуказанном отношении, получают для нас ценность». / Там же. С. 96–97.


[Закрыть] Напротив, неэкономические блага не имеют ценности, причем не только меновой, но и потребительной, поскольку надобность в таких благах меньше их количества, доступного распоряжению.[367]367
  «Отношение, создающее неэкономический характер благ, состоит в том, что надобность в соответственных благах меньше, нежели доступное распоряжению количество их. Благодаря этому всегда существуют части количества неэкономических благ, которым не соответствует никакая человеческая потребность, подлежащая удовлетворению, и которые поэтому могут потерять свой характер блага без всякой опасности для удовлетворения человеческих потребностей. Таким образом, от наличия в нашем распоряжении конкретных благ, не имеющих экономического характера, не зависит никакое удовлетворение потребности, и поэтому конкретные количества благ, стоящих в указанном отношении, т. е. неэкономических, не имеют для нас также никакой ценности». / Там же. С. 97.


[Закрыть]

На данном этапе исследования К. Менгер считал нецелесообразным останавливаться более подробно на отношении между потребительной и меновой ценностью. По его мнению, более важным здесь является вопрос о существенном различии между полезностью и потребительной ценностью. По К. Менгеру, полезность – это способность (годность, по терминологии автора) предмета удовлетворять человеческие потребности. Именно она является общим условием определения характера благ, но только как познанная полезность. В этом смысле и неэкономические блага полезны в той же мере, как и экономические, вследствие своей способности (годности) удовлетворять человеческие потребности. Однако эта их способность (годность) должна быть познана людьми, благодаря чему они становятся благами. «Отличие неэкономического блага от экономического заключается в том обстоятельстве, что удовлетворение человеческих потребностей не зависит от обладания нами конкретными количествами первого, но зависит от наличия в нашем распоряжении конкретных количеств второго; вследствие этого хотя блага первого рода и обладают полезностью, но лишь блага второго рода имеют для нас наряду с полезностью еще и то значение, которое мы называем ценностью».[368]368
  Там же. С. 99.


[Закрыть] Следовательно, неэкономические блага обладают лишь полезностью, а экономические – и полезностью, и ценностью в вышеуказанном смысле, т. е. потребительной и меновой ценностью.

Как мы видели, если в начале своего исследования К. Менгер отождествлял полезность с потребительной стоимостью (ценностью), то теперь он стремился провести разграничение между ними. В противоположность классикам, которые рассматривали полезность как объективное свойство потребительной стоимости, а последнюю – как основу меновой стоимости, К. Менгер определял полезность исключительно как субъективно-гносеологическое явление, обособляя ее и от потребительной ценности, и от ценности как таковой. В этом контексте он утверждал, что неэкономические (естественные) блага имеют полезность, но не имеют ценности. Нелепость такого утверждения очевидна даже с точки зрения «здравого смысла» (наиболее явно эта нелепость выступает в условиях рыночной экономики, где все блага, в том числе и естественные, являются объектами купли-продажи).

Подобно полезности, ценность трактовалась К. Менгером также не как объективное свойство благ, а как неизбежное следствие познания их значения для жизни и благосостояния людей.[369]369
  См., там же. С. 99—100.


[Закрыть] По его мнению, ценность основана не на сущности благ, а на отношении к ним человеческих потребностей. С изменением этого отношения, базирующегося на наличии данного количества благ, доступного распоряжению, должна либо возникнуть, либо исчезнуть их ценность. Поэтому «ценность не есть нечто присущее благам, не свойство их, но также и не самостоятельная, не сама по себе существующая вещь. Ценность – это суждение, которое хозяйствующие люди имеют о значении находящихся в их распоряжении благ для поддержания их жизни и их благосостояния, и потому вне их сознания не существует».[370]370
  Там же. С. 100–101.


[Закрыть]

Главный порок концепции К. Менгера заключается в абсолютизации роли субъективно-духовного начала, познания в хозяйственной жизни (в философском плане эта точка зрения тяготеет к субъективному идеализму). Безусловно, роль эта весьма значительна, ибо всякая хозяйственная деятельность есть деятельность целесообразная, осознанная. И если этот целесообразный, осознанный момент оторвать от самой деятельности, превратить его в абсолют, то неизбежно следует вывод о том, что не данная деятельность, а познание играет решающую роль в хозяйственной жизни.

Придерживаясь этой точки зрения, К. Менгер рассматривал ценность (как, впрочем, и полезность) исключительно как субъективно-психологическое явление. Между тем ценность имеет свою объективную сторону, которая предопределяется природой того или иного блага. В самом деле, по К. Менгеру, ценность – это суждение (правда, он не говорил какое, положительное или отрицательное) о значении конкретных благ для хозяйственной жизнедеятельности людей, обеспечения их благосостояния. Спрашивается, на основе чего складывается это суждение? Естественно, на основе объективных свойств, присущих этим благам. Характеризуя субъект-объектное отношение, ценность имеет, таким образом, и субъективную, и объективную сторону, вне которых она существовать не может.

Возникает вопрос: как же измерить величину ценности благ? По мнению К. Менгера, здесь необходимо решить две задачи. Во-первых, следует установить, насколько удовлетворение различных конкретных потребностей людей имеет для них различное значение, т. е. определить различие в величине значения отдельных удовлетворений данных потребностей (субъективный момент). Во-вторых, следует также установить, какие конкретные потребности удовлетворяются в каждом отдельном случае в зависимости от наличия в распоряжении людей тех или иных благ, т. е. определить зависимость отдельных актов удовлетворения потребностей от конкретных благ (объективный момент).

Решая первую задачу, К. Менгер, вслед за представителями ранней теории полезности, полагал, что различие в значении для людей отдельных удовлетворений потребностей предопределяется степенью их важности. Среди них наибольшее значение имеют те потребности, от удовлетворения которых зависит сохранение жизни каждого человека. К ним относятся потребности в пище, одежде, жилище и т. д. Но при удовлетворении этих потребностей существует известный предел, нарушение которого оказывает негативное влияние на жизнедеятельность людей. Так, удовлетворение потребности в пище сначала имеет наиболее полное значение для сохранения жизни человека. Дальнейшее ее потребление имеет значение для сохранения здоровья. Наконец, последующее потребление пищи совершается ради удовольствия, которое постепенно понижается. В конечном счете оно достигает такого предела (границы), когда потребности в пище удовлетворены настолько полно, что всякое «дальнейшее принятие ее не служит ни сохранению жизни, ни поддержанию здоровья, ни достижению удовольствия, но становится безразличным для потребителя, а затем превращается уже в мучение и угрожает опасностью здоровью и даже жизни».[371]371
  Там же. С. 104. В этой связи необходимо отметить, что еще в 1854 г. Г. Госсен сформулировал два закона, которым подчиняются получаемые людьми удовольствия. Первый закон выражает два положения: а) в одном непрерывном акте потребления полезность последующей единицы потребляемого блага убывает; б) при повторном акте потребления полезность каждой единицы блага уменьшается по сравнению с ее полезностью при первоначальном потреблении. Суть второго закона такова: чтобы получить максимум полезности от потребления данного набора благ за ограниченный период, нужно каждое из них потребить в таких количествах, при которых предельная полезность всех потребляемых благ будет равна одной и той же величине. / См. Законы Госсена // Экономическая школа. 1992. Вып. 2. С. 39–41.


[Закрыть]

Для более наглядной иллюстрации сути этого вопроса К. Менгер предложил следующую таблицу, где по столбцам расположены шкалы (виды) потребностей в благах в порядке понижения их значения для жизнедеятельности человека (римские цифры), а по строкам – последовательные акты удовлетворения потребностей в порядке их убывания (арабские цифры):

Из этой таблицы видно, что виды потребностей в конкретных благах и степень удовлетворения самих потребностей базируются на принципе соизмеримости их значения для жизни каждого человека, т. е. по мере насыщения его потребностей значение конкретных благ понижается. По мнению автора, этот принцип имеет универсальный характер, поскольку он позволяет понять суть хозяйственной деятельности на каждой ступени общественного развития.[372]372
  См. Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бем-Баверк, Ф. Визер. С. 106−107.


[Закрыть] Поэтому «познание различного значения, какое имеет для людей удовлетворение различных потребностей и отдельных актов этого удовлетворения, является в то же время конечной причиной различия в ценности благ».[373]373
  Там же. С. 107.


[Закрыть]

В контексте субъективно-психологической трактовки ценности К. Менгер стремился решить и вторую задачу. В этой связи он указывал на трудность определения ценности всякого блага. Дело в том, что если бы удовлетворение каждой отдельной конкретной потребности осуществлялось посредством только одного блага, не пригодного для удовлетворения другой потребности, то ценность данного блага равнялась бы тому значению, которое оно имело бы для удовлетворения конкретной потребности в зависимости от его количества, находящегося в распоряжении данного хозяйствующего субъекта. «Однако в обыденной жизни отношения между доступными распоряжению благами и нашими потребностями обыкновенно гораздо более сложные. Здесь в большинстве случаев не одно благо, а известное количество их соответствует не одной потребности, но комплексу потребностей, и, таким образом, от обладания известным количеством благ зависит то меньшее, то большее количество удовлетворений потребностей, весьма различных в своем значении, и, с другой стороны, каждое отдельное благо обладает годностью удовлетворять каждую из этих различных по своему значению потребностей».[374]374
  Там же.


[Закрыть]

Опираясь на метод робинзонады, К. Менгер пояснял свою мысль весьма примитивным примером. Предположим, что изолированно хозяйствующий земледелец после жатвы располагает 200 мерами зерна. Одна часть этого количества зерна обеспечивает ему сохранение жизни и жизни его семьи до будущей жатвы, другая – поддержание здоровья всех членов семьи, третья служит материалом для посева на следующий год, четвертая употребляется на производство пива, спирта и других предметов роскоши, пятая – на вскармливание скота; оставшееся же количество зерна, не употребляемое на удовлетворение каких-либо важных потребностей, предназначается для вскармливания животных, составляющих также предмет роскоши, чтобы все же как-нибудь извлечь из данного количества зерна определенную пользу. «Таким образом, удовлетворения потребностей, в отношении которых земледелец зависит от находящегося в его руках зерна, весьма различны. Прежде всего он обеспечивает свою жизнь и жизнь своей семьи, затем обеспечивает дальнейший ход своего хозяйства, что составляет важную основу его постоянного благополучия, наконец часть зерна он затрачивает на цели удовольствия, опять-таки имеющие для него различное значение».[375]375
  Там же. С. 108.


[Закрыть]

В этой связи возникает вопрос: какую ценность при таких условиях имеет определенное количество зерна для данного земледельца, если это зерно одинакового качества? Иначе говоря, будет ли количество зерна, обеспечивающее жизнь земледельцу и членам его семьи, иметь для всех них большую ценность, чем то, которое обеспечивает им здоровье, следующее – большую, чем то, которое дает возможность обрабатывать землю; последнее опять-таки большую, чем то, которое употребляется на предметы роскоши, и т. д.?

Отвечая на этот вопрос, К. Менгер писал: «Никто не станет отрицать, что значение удовлетворений потребностей, обеспеченных в данном случае отдельными частями количеств доступного распоряжению зерна, весьма различно и представляет собой шкалу, начинающуюся значением, обозначенным нами цифрой 10, и кончающуюся значением, обозначенным цифрой 1; в то же время никто не станет утверждать, что одни меры зерна (например, те, которые сельский хозяин предназначает на содержание себя и своей семьи до следующей жатвы) будут иметь для него более высокую, другие того же качества (например, те, из которых он станет изготовлять напитки, составляющие предмет роскоши) – менее высокую ценность».[376]376
  Там же.


[Закрыть]

В этом случае, как и во всяком другом, величина ценности зависит от значения удовлетворения конкретных потребностей посредством доступных распоряжению определенных количеств тех или иных благ. Чем выше это значение, тем выше величина ценности, и наоборот. Такова общехозяйственная закономерность.

В соответствии с ней любое хозяйствующее лицо, обладающее некоторым количеством благ, всегда стремится к возможно полному удовлетворению своих наиболее важных потребностей, отказавшись от удовлетворения наименее важных. Поэтому «… в каждом конкретном случае от наличия в распоряжении хозяйствующего лица определенной части всего доступного распоряжению количества блага зависят лишь те удовлетворения потребностей, которые между удовлетворениями, обеспеченными всем количеством блага, имеют наименьшее значение для данного лица, и поэтому ценность такой части доступного распоряжению количества равна для этого лица значению, которое имеют для него наименее важные из всех удовлетворений потребностей, обеспеченных всем количеством, и зависящие от этой части».[377]377
  Там же. С. 110.


[Закрыть] Следовательно, ценность данного количества благ, доступных распоряжению хозяйствующих лиц, определяется в каждом конкретном случае наименьшим значением удовлетворения их потребностей посредством этих благ.

Разъясняя суть этого положения, К. Менгер вновь обратился к довольно примитивному примеру. Представим себе изолированно хозяйствующего Робинзона на скалистом морском острове с единственным источником пресной воды. Предположим, что для сохранения жизни Робинзону ежедневно нужно 1 ведро воды для утоления жажды, 19 ведер – для питья животных, 10 ведер – для мытья и стирки, 30 ведер – для содержания животных, 20 ведер – для полива цветника и 20 литров – для питья новых животных. Таким образом, Робинзон нуждается ежедневно в 100 ведрах воды, остальному количеству он не нашел бы применения.

Допустим, что источник дает ежедневно 200 ведер воды. В этом случае Робинзон может полностью удовлетворить свои потребности в количестве 100 ведер воды. Остальные же 100 ведер воды не будут иметь для него никакой ценности, а потому не может быть и речи о мере (величине) последней. Но если вследствие какого-либо явления природы (например, засухи) источник заметно иссякнет и станет давать лишь 90 ведер воды, то Робинзон будет испытывать нужду в недостающих ему 10 ведрах. В таком случае от наличия в его распоряжении данного количества воды уже будет зависеть удовлетворение конкретной потребности. Поэтому каждое ведро воды будет иметь для него особое значение, называемое ценностью.

Чем больше будет иссякать источник, тем более ощутимее будет Робинзон испытывать потребность в каждом ведре воды, отказываясь при этом от удовлетворения менее насущной потребности: сначала от приобретения новых животных, затем от полива цветника и т. д., пока, наконец, не наступит такой момент, когда иссякнет полностью запас воды в источнике, вследствие чего сохранение жизни Робинзона станет невозможным. Следовательно, ценность каждого ведра воды для него будет равна значению удовлетворения наименее важных потребностей. Если вначале она была равна нулю, то теперь может быть выражена числом 10, т. е. приобретает наивысшее значение.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что в основе теории субъективной ценности К. Менгера лежат следующие постулаты.

Во-первых, абстрактный подход к трактовке натурального хозяйства обособленного индивида, рассматриваемого вне связи с конкретно-историческими условиями общества. Такой подход позволяет претендовать данной теории на умозрительную универсальность, лишенную всякой социальной определенности. Как справедливо заметил Б. Селигмен, «универсальная теория, которую пытались создать Менгер и его ученики, в гораздо большей степени применима к хозяйству Робинзона Крузо, чем к смешанной системе частного, монополистического и общественного предпринимательства, существующей в настоящее время… Создается впечатление, что вся их теория воплощала точку зрения абстрактного схематического экономического человека, рассматриваемого вне связи с окружающей средой, под воздействием которой он, вероятно, и сформировался. И нигде это не поражает читателя так сильно, как в ранних работах представителей австрийской школы, рассматривавших основы теории благ».[378]378
  Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. С. 165.


[Закрыть]

Во-вторых, весьма своеобразное применение метода робинзонады. Как известно, этот метод получил широкое распространение в период становления классической буржуазной политической экономии. По словам К. Маркса, «единичный и обособленный охотник и рыболов, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к лишенной фантазии выдумкам XVIII века».[379]379
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 17. Характеризуя суть данного метода, К. Маркс писал: «Это – робинзонады, которые отнюдь не являются – как воображают историки культуры – лишь реакцией против чрезмерной утонченности и возвращением к ложно понятой природной, натуральной жизни… А в действительности это, скорее, – предвосхищение того “гражданского общества”, которое подготовлялось с XVI века и в XVIII веке сделало гигантские шаги на пути к своей зрелости. В этом обществе свободной конкуренции отдельный человек выступает освобожденным от природных связей и т. д., которые в прежние исторические эпохи делали его принадлежностью определенного ограниченного человеческого конгломерата. Пророкам XVIII века, на плечах которых еще всецело стоят Смит и Рикардо, этот индивид XVIII века – продукт, с одной стороны, разложения феодальных общественных форм, а с другой – развития новых производительных сил, начавшегося с XVI века, – представляется идеалом, существование которого относится к прошлому; он представляется им не результатом истории, а ее исходным пунктом, ибо именно он признается у них индивидом, соответствующим природе, согласно их представлению о человеческой природе, признается не чем-то возникающим в ходе истории, а чем-то данным самой природой…
  Человек есть в самом буквальном смысле [политическое животное – Авт.], не только животное, которому свойственно общение, но и животное, которое только в обществе и может обособляться. Производство обособленного одиночки вне общества – редкое явление, которое, конечно, может произойти с цивилизованным человеком, случайно заброшенным в необитаемую местность и потенциально уже содержащим в себе общественные силы, – такая же бессмыслица, как развитие языка без совместно живущих и разговаривающих между собой индивидов (выделение наше – Н. С.)». / Там же. С. 17–18.


[Закрыть] В этом отношении К. Менгер, как и другие представители австрийской школы, следовал лишь той традиции, которая была установлена еще классиками политэкономии.