Текст книги "Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1"

2. Согласно Й. Шумпетеру, «все знают», что трудовая теория стоимости «неудовлетворительна». По его мнению, нужно, однако, иметь в виду и тот факт, что «в бесчисленных дискуссиях на эту тему правда вовсе не всегда принадлежит одной стороне, и оппоненты трудовой теории высказали немало ошибочных аргументов».[494]494
  Шумпетер Й.А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. С. 398.


[Закрыть] Поясняя свою мысль, он указывал на два обстоятельста, которые якобы свидетельствуют о «неудовлетворительности» этой теории.

Во-первых, «коренной вопрос состоит вовсе не в том, является ли труд истинным “источником” или “причиной” экономической стоимости. Этот вопрос может быть предметом первостепенной важности для социального философа, который стремится вывести из него этическое притязание на продукт, и сам Маркс, конечно, не был безразличен к этому аспекту проблемы. Для экономической же теории как позитивной науки, которая призвана описать или объяснить фактический процесс, гораздо важнее ответить на вопрос, как трудовая теория стоимости выполняет свою функцию инструмента анализа и каковы те реальные причины, в силу которых она выполняет ее столь плохо».[495]495
  Там же.


[Закрыть]

Используя, таким образом, весьма своеобразный вульгарно-софисти-ческий прием, Й. Шумпетер пытался «доказать», что рассматриваемый вопрос является исключительно предметом изучения социальной философии, задача которой заключается в том, чтобы дать обоснование «этического притязания» на производимый продукт, исходя из истинного «источника» или «причины» экономической стоимости. Это обусловлено прежде всего тем, что экономическая теория суть позитивная наука, призванная «описать или объяснить фактический процесс» посредством инструментального метода. Сообразно этому экономическая теория должна показать, как трудовая теория стоимости выполняет свою «инструментальную функцию» и в силу каких реальных причин «она выполняет ее столь плохо». Отсюда видно, что Й. Шумпетер стремился механически соединить методологию позитивизма и прагматизма для опровержения основного постулата данной теории.

Во-вторых, трудовая теория стоимости «вовсе не работает» в условиях несовершенной конкуренции, что также якобы свидетельствует о ее «неудовлетворительности». Более того, «даже в условиях совершенной конкуренции она никогда не работает гладко, за исключением того случая, когда труд является единственным фактором производства и притом весь труд выступает как труд одного вида».[496]496
  Там же. «Необходимость второй предпосылки, – вещал автор, – является особенно гибельной для трудовой теории стоимости. Она способна справиться с различиями качества труда, обусловленными обучением (приобретенной квалификацией): соответствующие количества труда, которые затрачиваются на обучение, следует добавить к каждому часу квалифицированного труда; так что мы можем, не нарушая принципов, считать час труда, совершаемого квалифицированным рабочим, равным часу неквалифицированного труда, умноженному на определенный коэффициент. Однако этот метод не срабатывает в случае “естественных” различий в качестве, обусловленных различиями в умственных способностях, силе воли, в физической силе или ловкости. В этом случае необходимо учесть различия в ценности часов, отработанных рабочими, которые обладают разной работоспособностью в силу своих естественных особенностей, но это явление не может быть объяснено в соответствии с принципом трудовых затрат» / Там же. Напротив, и «это явление» легко объясняется с точки зрения трудовой теории стоимости. Ибо речь, в данном случае, идет о сведении различных видов квалифицированного труда к неквалифицированному, величина которого измеряется не индивидуальным, а общественно необходимым рабочим временем, затраченным на производство товара. При этом «естественные различия в ценности часов, отработанных рабочими», сводятся к единой основе – простому (абстрактному) труду.


[Закрыть] Но «если любое из этих условий не выполняется, приходится вводить дополнительные предпосылки; при этом аналитические трудности возрастают в такой степени, что вскоре становятся неуправляемыми. Следовательно, аргументация, основанная на трудовой теории стоимости, является объяснением очень специального случая, не имеющего практического значения, хотя кое-что можно сказать в ее пользу, если интерпретировать ее в смысле аппроксимации к историческим тенденциям в движении относительных ценностей».[497]497
  Там же. С. 398–399.


[Закрыть]

Выдвинув эти абсурдные обвинения против трудовой теории стоимости, Й. Шумпетер вместе с тем не объяснил, почему же она «вовсе не работает» в условиях несовершенной конкуренции. Как мы увидим ниже, эта теория прекрасно «работает» в условиях любой конкуренции, в том числе и монополистической (то бишь несовершенной).

В корне несостоятельно и другое абсурдное обвинение, согласно которому трудовая теория стоимости «не работает гладко» даже в условиях совершенной конкуренции потому, что в ней рассматривается только единственный фактор производства – труд, причем «весь труд выступает здесь как труд одного вида». Заметим, негоже «великому технику» экономического анализа так беспардонно врать, ибо ему должно быть известно, что все представители данной теории, наряду с трудом (точнее, конкретным трудом), всегда выделяли и другие факторы производства, т. е. средства производства и землю. Однако они не смогли решить вопрос об источнике стоимости товара. Великая заслуга К. Маркса в том и состоит, что совершенное им открытие двойственной природы труда товаропроизводителей позволило ему установить этот источник. Таковым, как известно, является абстрактный труд.

Игнорируя громадный вклад К. Маркса в разработку трудовой теории стоимости, Й. Шумпетер «глубокомысленно» рассуждал о необходимости введения в эту теорию неких «дополнительных предпосылок», посредством которых якобы можно преодолеть присущие ей «аналитические трудности». Последние, по его мнению, «возрастают в такой степени, что становятся неуправляемыми». Не поясняя сути этих «аналитических трудностей», Й. Шумпетер, вслед за О. Бем-Баверком, с нескрываемым апломбом обвинил трудовую теорию стоимости в «односторонности», не имеющей будто бы никакого «практического значения». Правда, по словам автора, «кое-что можно сказать в ее пользу, если интерпретировать ее в смысле аппроксимации к историческим тенденциям в движении относительных ценностей», т. е. она позволяет выявить лишь эти тенденции, чем и «ограничивается» ее эвристическая значимость.

Установив «практическую и эвристическую ограниченность» трудовой теории стоимости, Й. Шумпетер указывал на тот факт, что ей на смену пришла теория, которая «в ее самой ранней и ныне уже устаревшей форме, известная как теория предельной полезности, – может претендовать на превосходство по разным причинам. Но реальным аргументом в ее пользу является то, что она носит более общий характер. С одной стороны, она равным образом применима к условиям монополии и совершенной конкуренции, а с другой – к наличию других производственных факторов, помимо труда, а также к труду разных видов и различного качества. Более того, если мы введем в эту теорию упомянутые выше ограничения, то из нее будет вытекать пропорциональность между ценностью и количеством затраченного труда».[498]498
  Там же. С. 399. «Фактически из теории предельной полезности вытекает следующее: для существования равновесия каждый фактор должен быть так распределен между различными, открытыми для него видами производства, чтобы последняя единица этого фактора, где бы она ни использовалась для производственных целей, производила ту же величину ценности, что и последняя единица, используемая в каждом из любых видов производства. Если не существует других производственных факторов, кроме труда одного вида и качества, то из этого с очевидностью следует, что относительные ценности или цены всех товаров должны быть пропорциональны количеству человеко-часов, содержащихся в них, при условии существования совершенной конкуренции и мобильности» / Там же.


[Закрыть] «Отсюда должно быть ясно, что со стороны марксистов совершенно абсурдно ставить под сомнение противостоящую им теорию предельной полезности, что они пытались делать вначале. Столь же некорректно называть трудовую теорию ценности “неправильной”. В любом случае она умерла и похоронена».[499]499
  Там же.


[Закрыть]

Таким образом, по Й. Шумпетеру, главный «реальный аргумент», свидетельствующий о «превосходстве» теории предельной полезности (даже в ее «устаревшей форме») над трудовой теорией стоимости, заключается в том, что «она носит более общий характер». В силу этого первая теория имеет «универсальное применение», охватывающее не только «условия несовершенной (монополистической) и совершенной конкуренции», но и «наличие всех производственных факторов, включая и труд разных видов и различного качества».[500]500
  Напротив, по мнению автора, трудовая теория стоимости «была бы верна (при идеальном равновесии и совершенной конкуренции), если бы труд, причем труд одного вида и качества, являлся единственным фактором производства. Это можно было бы рассматривать как специальный случай более общей теории предельной полезности последующего периода» / Шумпетер Й.А. История экономического анализа. Т. 2. С. 778. Разумеется, это «мудрое» высказывание нельзя принимать всерьез. Ибо оно есть не что иное, как плод нелепого «творческого воображения» автора – «великого техника» экономического анализа.


[Закрыть]

Нетрудно видеть, что такая трактовка выдает желаемое за действительное. Как показано выше, эвристическая «ценность» теории предельной полезности весьма ограничена. Кроме того, ее представители «шарахаются от труда, как черт от ладана». В самом общем виде они рассматривают труд как «вынужденную тягость», связанную с выполнением «неприятных усилий или мучений», игнорируя при этом вопрос о критериях оценки затрат этих «усилий, мучений», характера их внутренней (а не внешней) связи с другими факторами производства в условиях той или иной конкуренции.

Подменяя понятие стоимости категорией ценности и отождествляя последнюю с ценой, Й. Шумпетер так и не показал, чем же все-таки определяется, во-первых, величина ценности последней единицы каждого фактора производства (т. е. предельная ценность данного фактора), используемого в любом из видов производственной деятельности; во-вторых, пропорциональность между ценностью обмениваемых товаров и количеством затраченного на их производство труда, причем «одного вида и качества», т. е. конкретного труда, исчисляемого в человеко-часах, «при условии существования совершенной конкуренции и мобильности» (отметим, нелепость этого положения совершенно очевидна). Отсюда действительно становится ясно, что кроме «громоподобных» заявлений о «неудовлетворительности» трудовой теории стоимости и мнимом «превосходстве» теории предельной полезности, не имеющих каких-либо реальных оснований, Й. Шумпетер ничего предложить не смог. Указывая, однако, на некорректность противопоставления этих теорий, он вместе с тем подчеркивал, что нельзя «называть трудовую теорию ценности “неправильной”, ибо “в любом случае она умерла и похоронена”. Таковы “поминки” по данной теории, которые устроил ей “великий техник”» экономического анализа.[501]501
  В этой связи следует отметить, что Й. Шумпетер, как, впрочем, и все последующие экономисты, уделял самое пристальное внимание вышеуказанному «большому противоречию» между первым и третьим томами «Капитала» К. Маркса, подробный анализ которого будет дан ниже.


[Закрыть]

Среди современных «критиков» марксистской интерпретации трудовой теории стоимости особо выделяется английский экономист М. Блауг – «крупный методолог» в области экономической науки.[502]502
  См. Блауг М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. М., 2004.


[Закрыть] Он выдвинул следующие аргументы, направленные на дискредитацию и опровержение этой теории.

1. Отождествляя стоимость с ценностью, М. Блауг пишет: «Ценность любого товара ни в коем случае не может быть полностью сведена к прямым трудовым затратам, овеществленным в прошлом, уже в силу существования “совместно производимых изделий”».[503]503
  Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. С. 216.


[Закрыть] Действительно, если ценность трактовать как оценку полезности товара с точки зрения поведения отдельного потребителя (поясним, автор является убежденным сторонником теории предельной полезности), то эту «ценность» невозможно свести к подобного рода трудовым затратам. Но «крупный методолог» в области экономической науки не может не знать, что К. Маркс имел дело не с субъективной ценностью, а с объективной стоимостью, которая не зависит от мотивов поведения отдельного потребителя и которая определяется не индивидуальными, а общественно необходимыми затратами труда на производство любого товара. Причем эти затраты формируются как раз «в силу существования “совместно производимых изделий”», т. е. в общественном процессе производства, продукты которого становятся товарами в том случае, когда они поступают на рынок.

2. М. Блауг утверждает, что трудовая стоимость (ценность, по его терминологии) – «это не отношение, в котором продукты обмениваются между собой, а чистая абстракция, постулированная, но не наблюдаемая», она «не выявляется ни в наблюдении, ни в поведении». Поэтому «в марксистской формулировке проблема превращения форм искусно поставлена с ног на голову: именно реально наблюдаемые цены следует трансформировать в ненаблюдаемые ценности, а не наоборот».[504]504
  Там же. С. 216, 219.


[Закрыть]

Как видим, «крупный методолог» в области экономической науки так и не «уразумел» тот очевидный факт, что в марксистской теории стоимости (как, впрочем, в экономическом учении К. Маркса в целом) все категории представляют собой «теоретические выражения, абстракции общественных отношений производства»,[505]505
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 133.


[Закрыть] что эти категории «суть лишь абстракции этих действительных отношений и являются истинными лишь постольку, поскольку существуют эти отношения».[506]506
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 406.


[Закрыть]

Как известно, одной из таких абстрактных категорий является стоимость. Важно, однако, подчеркнуть, что К. Маркс не «постулирует» эту категорию как «чистую абстракцию», поскольку она выражает реальное общественно-производственное отношение, в котором «продукты обмениваются между собой» как товары. Анализируя это отношение, К. Маркс отвлекается от потребительной стоимости обмениваемых товаров для того, чтобы обнаружить то общее, которое им присуще. Таковым является абстрактный общественно необходимый труд, образующий стоимость каждого товара. Рассмотрев стоимость как таковую, К. Маркс выводит из нее меновую стоимость, развитой формой которой является цена (а не наоборот, как поступают его «критики»). Будучи денежным выражением стоимости товара, цена устанавливается на рынке, и ее уровень колеблется в зависимости от соотношения между спросом и предложением, складывающегося в данный момент времени. Таким образом, «марксистская формулировка проблемы превращения форм», т. е. проявления стоимости как формы стоимости, а следовательно, и как цены, очевидность которой так и не смогла уяснить «светлая голова» М. Блауга, «твердо поставлена на ноги».

Не понимая реального основания механизма рыночного ценообразования в условиях простого товарного производства, М. Блауг использует традиционный, довольно примитивный, вульгарный по своей сути, прием: коль скоро стоимость (то бишь ценность) есть «чистая» и «ненаблюдаемая» абстракция, то экономическая наука должна иметь дело только с ценами, которые «наблюдаемы» и доступны «восприятию». Отсюда делается вывод, согласно которому главная задача этой науки состоит в том, чтобы показать, как «именно реально наблюдаемые цены следует трансформировать в ненаблюдаемые ценности, а не наоборот».

Но этот вывод вступает в противоречие с исходной посылкой методологического приема автора, ибо сам процесс такой трансформации означает не что иное, как сведение «наблюдаемых цен» к реальной, а не к «чистой» абстракции, т. е. к рыночной стоимости («к ненаблюдаемым ценностям», по терминологии автора), на основе которой устанавливаются эти цены. Как говорится, что и требовалось доказать.

3. По мнению М. Блауга, К. Маркс дал «поверхностную интерпретацию» простого товарного производства, в котором «конкурентная борьба была не в состоянии приравнять квалифицированный труд к некоторому кратному количеству единиц неквалифицированного труда, а следовательно, и соотношения, в которых происходил обмен продуктами, не могли соответствовать количеству “общественно необходимого простого труда”, затрачиваемого для их производства». Однако по своей сути простое товарное производство есть не что иное, как смитово «раннее и примитивное состояние общества», где «товары обмениваются в соотношении, пропорциональном количеству овеществленного в них труда, так как капитал еще отсутствует». Правда, А. Смит «предположил существование такого общества только для того, чтобы проиллюстрировать действие конкуренции в упрощенной гипотетической ситуации. Но Маркс, совершенно в немарксистской манере, действительно исходит из того, что докапиталистическая экономика функционирует по таким же законам, что и смитово общество охотников за бобрами и оленями».[507]507
  Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. С. 217, 218.


[Закрыть]

Несостоятельность указанных положений выражается в следующих моментах.

Во-первых, «крупный методолог» в области экономической науки вступает опять-таки в противоречие с самим собой. В самом деле, с одной стороны, утверждается, что в условиях простого товарного производства конкурентная борьба еще не развита, а потому она была «не в состоянии» регулировать процесс «приравнивания квалифицированного труда к некоторому кратному количеству единиц неквалифицированного труда», а стало быть, и реальные «соотношения, в которых происходил обмен продуктами, не могли соответствовать количеству “общественно необходимого простого труда”», затраченного на производство этих продуктов. С другой стороны, подчеркивается, что в условиях простого товарного производства, характерного для «раннего и примитивного состояния общества», в котором «капитал еще отсутствует», обмен товаров совершался «в соотношении, пропорциональном количеству овеществленного в них труда» (надо полагать, общественно необходимого простого труда). Вот такая весьма своеобразная «логика» получается.

Во-вторых, как известно, А. Смит различал два состояния общества: первобытное и капиталистическое. По его мнению, в первобытном обществе весь продукт труда принадлежал работнику. Поэтому производство и обмен товаров осуществлялись здесь на эквивалентной основе, в соответствии с количеством овеществленного в них труда, т. е. законом стоимости. Напротив, в капиталистическом обществе, где появился капитал и возникла частная собственность на землю, произведенная рабочими стоимость распадается на две части: одна идет на оплату их труда в виде заработной платы, другая образует прибыль предпринимателя на весь авансированный им капитал. Кроме того, часть этой стоимости присваивает также землевладелец в виде ренты. В результате условие эквивалентного обмена между капиталом и трудом нарушается, т. е. закон стоимости при капитализме не действует. Следовательно, А. Смит выделял первобытное состояние общества вовсе не для того, чтобы «проиллюстрировать действие конкуренции в упрощенной гипотетической ситуации», как полагает М. Блауг, а по более глубоким соображениям, связанным прежде всего с необходимостью осмысления сущности закона стоимости, механизма его действия в этом обществе.

В-третьих, М. Блауг выдвигает абсурдный тезис, согласно которому будто бы «Маркс, совершенно в немарксистской манере действительно исходит из того, что докапиталистическая экономика функционирует по таким же законам, что и смитово общество охотников за бобрами и оленями». Как и в вышеуказанном случае, на это следует заметить: «Ври, да знай меру!». Напомним, по К. Марксу, в докапиталистической экономике господствующей формой ее организации являлось натуральное производство, при котором продукты труда предназначались для внутрихозяйственного потребления, т. е. для непосредственного удовлетворения собственных потребностей производителей. Однако уже в период разложения первобытнообщинного строя возникло простое товарное производство, где продукты, создававшиеся для удовлетворения общественных потребностей путем их купли-продажи на рынке, становились в силу этого товарами. Обладая известными общими чертами, оно получило значительное распространение в экономике «азиатского», античного и феодального обществ. Последние накладывали на развивающееся простое товарное производство особые, специфические определенности, которые были обусловлены экономическими системами этих обществ. Сообразно этому укреплялось действие рыночного механизма и присущих ему законов. В таком качестве простое товарное производство исторически и логически предшествует капиталистической экономике, в рамках которой товарные отношения приобретают всеобщий характер.

Сказанное красноречиво свидетельствует о сознательной фальсификации взглядов К. Маркса. Ибо он никогда не отождествлял всю «докапиталистическую экономику» с простым товарным производством «смитова общества охотников за бобрами и оленями», т. е. первобытного общества, развивающегося по законам этого общества. Поэтому негоже использовать столь вульгарно-софистический прием, который не столько опровергает марксистскую теорию стоимости, сколько дискредитирует самого М. Блауга – «крупного методолога» в области экономической науки.

Резюмируя вышеизложенное, следует отметить три весьма важных момента: 1) неоднократно предпринимавшиеся попытки «сокрушить» марксистскую теорию стоимости не увенчались успехом прежде всего потому, что ее «критики» (как «выдающиеся», так и заурядные) не понимали и, кстати сказать, до сих пор не понимают сути диалектического метода, посредством которого была выработана эта теория; 2) способы (приемы) самой «критики» покоились и зачастую покоятся на извращенном толковании отдельных положений марксистской теории стоимости, их сознательной вульгаризации, выражающейся в приписывании К. Марксу того, чего он никогда не утверждал; 3) даже наиболее «выдающиеся критики» марксистской теоретической системы так и не смогли создать сколько-нибудь значительного произведения, адекватного в теоретическом и практическом отношении «Капиталу» К. Маркса.

Важно также подчеркнуть, это касается и «критически мыслящих» представителей российской политической экономии. Напомним, среди них были не только сторонники, но и противники трудовой теории стоимости (разумеется, и ее марксистской интерпретации). Последние, как правило, являлись убежденными приверженцами теории субъективной ценности, или теории предельной полезности (Э.Р. Вреден, В.Ф. Залеский, А.А. Мануилов, Д.И. Пихно, Н.Н. Шапошников, П.Б. Струве и др.). Но некоторые экономисты занимали более «гибкую» позицию. Указывая на достижения и недостатки как трудовой теории стоимости, так и теории предельной полезности, они либо ничего не предлагали взамен (И.М. Кулишер), либо предпринимали попытку (правда, неудачную) осуществить синтез этих теорий (М.И. Туган-Барановский).

Отметим, вышеуказанные аргументы имеют непосредственное отношение и к современной отечественной критике трудовой теории стоимости (включая, разумеется, и ее марксистскую интерпретацию), получившей широкое распространение в экономической литературе с начала 90-х годов прошлого века. В ней можно обнаружить, пожалуй, два основных подхода, в рамках которых осуществляется эта критика.

Не отрицая научной значимости трудовой теории стоимости, сторонники первого подхода выдвигают против нее главный аргумент, сформулированный еще представителями российской политической экономии дореволюционного периода (Н.Н. Шапошников, И.М. Кулишер и др.). Напомним, суть этого аргумента заключается в том, что будто бы данная теория является асимметричной, поскольку она рассматривает только один субъект рынка – производителя (продавца), игнорируя при этом другой субъект – потребителя (покупателя). Столь же асимметричной признается и теория предельной полезности, ибо она, будучи противоположной по отношению к первой, также рассматривает только один субъект рынка – потребителя (покупателя), игнорируя при этом другой субъект – производителя (продавца). Отсюда возникает необходимость «синтеза» этих теорий, что якобы позволит преодолеть присущую им асимметричность.[508]508
  См. Борисов Е.Ф. Экономическая теория. М., 1996. С. 92—103; Экономическая теория / Под ред. А.И. Добрынина, Л.С. Тарасевича. СПб., 1997. С. 72–80; Экономическая теория (политэкономия) / Под общ. ред. В.И. Видяпина, Г.П. Журавлевой. М., 2000. С. 78–84; Экономика / Под ред. А.Г. Грязновой, И.П. Николаевой, В.М. Кадыкова. М., 2001. С. 140–147. Козырев В.М. Основы современной экономики. М., 2003. С. 98—105; Экономическая теория / Под ред. А.Г. Грязновой, Т.В. Чечелевой. М., 2003. С. 157–184; Куликов Л.М. Экономическая теория. М., 2004. С. 128–133; Экономическая теория. Микроэкономика – 1, 2 / Под общ. ред. Г.П. Журавлевой. М., 2004. С. 270–282; Сажина М.А., Чибриков Г.Г. Экономическая теория. 2005. С. 46–51; Афанасьев В.С. Влияние австрийской школы на развитие трудовой теории стоимости / Капитал и экономикс: Вопросы методологии, теории, преподавания. М., 2006. С. 12–34; Экономическая теория / Под ред. А.И. Архипова, С.С. Ильина. М., 2006. С. 80–91; Кучуков Р.А. Экономическая теория. М., 2007. С. 136–140, и др.


[Закрыть]

Важно, однако, подчеркнуть, что никто из сторонников подобного подхода не смог дать вразумительного ответа на вопрос: каким образом должен осуществляться этот «синтез»? Именно поэтому они ограничиваются, преимущественно, общими рассуждениями о «достоинствах и недостатках» трудовой теории стоимости и теории предельной полезности, не предлагая при этом ничего позитивного взамен.

Спрашивается, насколько правомерна сама постановка данного вопроса? Ведь для того, чтобы решить его, необходимо прежде всего выявить не только то общее, что объединяет эти теории, но и коренные различия, которые, несомненно, имеются между ними.[509]509
  «Вопрос о синтезе каких-либо теорий, концепций, взглядов предполагает, конечно, четкое выявление не только “общего”, что между ними имеется, но и глубины различий как теоретико-содержательных, так и методологических – особенно. Последними в конечном счете и определяются возможности “синтезирования”». / «Капитал» и экономикс: Вопросы методологии, теории, преподавания. М., 2006. С. 471.


[Закрыть]

Как показывает исторический опыт, именно эти различия предопределяют особенности развития трудовой теории стоимости и теории предельной полезности. В самом деле, первая теория исходит из первичности материального производства как основы общественной жизни, вторая теория – из первичности потребления как главной сферы жизнедеятельности отдельных индивидов. Первая теория изучает рыночную экономику как капиталистическую систему, субъектами которой являются различные социальные группы (классы), вторая теория описывает рыночную систему, в которой фигурируют только два субъекта – продавец и покупатель. Первая теория исследует экономические отношения на глубинном, сущностном уровне и формы проявления этих отношений на поверхности буржуазного общества, вторая теория ограничивается рассмотрением рыночных явлений и процессов, игнорируя сущностную основу последних. Это означает, что указанные различия исключают самую возможность позитивного «синтеза» данных теорий, поскольку каждая из них не может «поступиться своими принципами». Так «вряд ли можно даже мысленно в виде виртуального допущения представить такую ситуацию, когда теория предельной полезности включит в себя признание трудовой стоимости в качестве основы цены, а трудовая теория стоимости – в том же качестве полезность (предельную полезность). Такое “включение” означало бы просто капитуляцию, самоликвидацию каждой из них».[510]510
  Там же. С. 490.


[Закрыть]

Возвратимся, однако, к вышеуказанному доводу об асимметричности обеих теорий. Действительно, теория предельной полезности акцентирует свое внимание на потребностях, поведении покупателя на рынке. В этом контексте она рассматривает производство как нечто второстепенное, производное от потребления.

Заметим, подобная интерпретация послужила, в свою очередь, отправным пунктом разработки концепции потребительского поведения. Как известно, эта концепция базируется на методологии маржинализма. В соответствии с ней сформировались два подхода к трактовке поведения потребителя: кардиналистский (от англ. cardinal – количественный) и ординалистский (от англ. ordinal – порядковый). Приверженцы первого подхода (У. Джевонс, К. Менгер, Л. Вальрас) считали, что любой потребитель способен оценивать товары с точки зрения абсолютной величины их полезности, которую можно точно измерить, подобно, например, массе, весу, пространству и т. д. Однако единица такого измерения не была найдена, а потому данная проблема осталась нерешенной. Напротив, приверженцы второго подхода (В. Парето, Р. Аллен, Дж. Хикс и др.) полагали, что потребителей интересует не абсолютная, а относительная полезность товаров, которые они могут приобрести в зависимости от своих предпочтений и возможностей, сравнивая при этом полезность одного набора данных товаров с полезностью другого. Такой подход не предполагал необходимости количественного измерения самой полезности, а потому вопрос о ее величине не ставился. По этой причине в рамках рассматриваемой концепции не были выявлены какие-либо общие закономерности потребительского поведения, поскольку оно покоится на субъективной оценке полезности товаров, всецело зависящей от индивидуальных предпочтений каждого потребителя.

Совершенно иначе эти вопросы трактуются в рамках трудовой теории стоимости К. Маркса. Подчеркнем, вопреки укоренившемуся предрассудку, исходя из примата производства, эта теория вместе с тем не игнорирует важной роли потребностей, поведения покупателей на рынке. Но ее интересуют не субъективные мотивы и потребительские предпочтения этих покупателей, а те экономические отношения, в которые они объективно вступают, с одной стороны, с производителями, а с другой – между собой. При этом каждый покупатель делает свой «потребительский выбор», ориентируясь, естественно, не на стоимость товара (она, во-первых, не интересует его; во-вторых, остается для него неизвестной), а на цену и потребительную стоимость данного товара.

Указывая на это обстоятельство, К. Маркс писал: «Так как товар покупается покупателем не потому, что он имеет стоимость, а потому, что он есть “потребительная стоимость” и употребляется для определенных целей: 1) что потребительные стоимости “оцениваются”, т. е. исследуется их качество (точно так же, как количество их измеряется, взвешивается и т. п.); 2) что когда различные сорта товаров могут заменить друг друга для тех же целей потребления, тому или иному сорту отдается предпочтение и т. д. и т. п.».[511]511
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 387.


[Закрыть]

Вся совокупность так называемых «потребительских предпочтений» определяется общественной потребностью, которая в условиях рыночной экономики имеет двойственную структуру. С одной стороны, она представляет собой определенное количество товаров (разумеется, соответствующего качества), которое покупатели могут купить на рынке. С другой стороны, она представляет собой определенное количество денег, которое покупатели могут заплатить за покупаемые на рынке товары. Эта двойственная структура общественной потребности обусловлена, в конечном счете, двойственной природой труда, воплощенного в товаре.

При этом следует иметь в виду, что конкретной формой выражения общественной потребности является спрос, которому противостоит предложение, как конкретная форма выражения общественного производства товаров, поступивших на рынок. Именно в таком аспекте марксистская теория стоимости изучает «рыночное поведение» покупателей и продавцов, подробный анализ которого будет дан ниже.

Заметим, гораздо более резкой «критике» подвергают трудовую теорию стоимости вообще, марксистскую ее интерпретацию в особенности, сторонники второго подхода, отрицая по существу научную значимость этой теории. Причем некоторые из них никогда не скрывали своего негативного отношения к последней.

Так, один из убежденных противников марксистской теории стоимости (как, впрочем, и марксизма в целом), Е.М. Майбурд, используя весьма вульгарные приемы для ее опровержения, выдвинул следующие аргументы.

1. Указывая на исходный постулат данной теории, Е.М. Майбурд приводит известное высказывание К. Маркса, изложенное им в письме к Ф. Энгельсу от 2 апреля 1858 г., где сказано: «Ценность (в оригинале стоимость. – Н.С.) – начисто сводится к количеству труда, время как мера труда».[512]512
  См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 29. С. 254.


[Закрыть]

Отсюда видно, что Е.М. Майбурд подменяет понятие стоимости категорией ценности.[513]513
  Заметим, эту точку зрения разделяют и другие авторы. «В трудах русских ученых конца XIX в., – пишут С.В. Брагинский и Я.А. Певзнер, – слово “Wert” переводилось как “ценность”, а “Wertgesetz” – как “закон ценности”. В первые 10–12 лет после Октябрьской революции в нашей литературе также преобладало понятие “ценность”. В переводах трудов Маркса и Энгельса этот термин уступил место термину “стоимость”, и больше к термину “ценность” не возвращались» / Брагинский С.В., Певзнер Я.А. Политическая экономия: дискуссионные проблемы, пути обновления. М., 1991. С. 29. «Если товар приобретается на рынке, – говорится в одном из учебных пособий по экономической теории, – то это происходит… потому, что данный товар для покупателя обладает определенным полезным эффектом; покупатель ценит этот товар. Недаром на русский язык слово “стоимость” в конце XIX – начале XX вв. переводилось именно как “ценность”, и это был более точный перевод. А ценность – это категория во многих (если не во всех) отношениях субъективная» / Курс экономической теории // Под общ. ред. М.Н. Чепурина, Е.А. Киселевой. М., 1993. С. 50. Спрашивается, отдают ли авторы себе отчет в том, что они пишут? Как мы увидим ниже, такой подход завел теорию рыночного ценообразования в тупик, выход из которого едва ли возможен, если понятие стоимости подменить категорией ценности.


[Закрыть] Отправляясь от этой посылки, автор рассматривает самого К. Маркса как простого рикардианца, не только не сумевшего «преодолеть» затруднения, с которыми столкнулся его учитель, но и «непонявшего» того очевидного факта, что у последнего речь шла не об абсолютной, а относительной стоимости (ценности). Напротив, «Маркс говорит не об относительной ценности, которая пропорциональна затратам труда. Для него ценность и есть затрата труда, измеренная рабочим временем».[514]514
  Майбурд Е.М. Введение в историю экономической мысли. М., 2000. С. 271.


[Закрыть]

Думается, нет никакой необходимости комментировать это абсурдное утверждение, ибо даже С.Л. Франк уразумел, что Д. Рикардо различал два вида стоимости (ценности): абсолютную и относительную (меновую), стремясь определить взаимосвязь между ними. Однако Е.М. Майбурд умудрился «не заметить» этого различия.

2. Изложив на довольно примитивном уровне учение К. Маркса о двойственном характере труда товаропроизводителей, Е.М. Майбурд заявляет, что это учение будто бы не смогло «разрешить» главное затруднение, а именно, каким образом осуществляется сведение сложного труда к простому. По мнению автора, ссылка на «общественный процесс, который устанавливает обменные пропорции на рынке», здесь неуместна. Ибо «из того факта, что рынок сам устанавливает цены, никак не вытекает, что он делает это по теории Маркса.

Если муравьиная куча – это доказательство способности обращать людей в муравьев, тогда, конечно, само существование рынка доказывает, что Маркс правильно объяснил формирование рыночных цен. Только при таком условии».[515]515
  Там же. С. 273−274.


[Закрыть]

Такой прием «критики» марксистской теории стоимости далеко не нов, и его суть была рассмотрена выше, поэтому мы не будем к нему возвращаться. Здесь обращает на себя внимание другое: та лютая ненависть, которую Е.М. Майбурд питает к марксизму. Что же касается аналогии с «муравьиной кучей», то позволим себе ответить тем же: «критические» изыскания автора есть не что иное, как неуклюжая попытка озлобленного «школяра» обвинить учителя во всех смертных грехах с целью сокрытия своего полного невежества в области той теории, которую он так и не смог «осилить».

Среди сторонников второго подхода следует выделить особую группу экономистов, совершивших «умопомрачительный вираж» в своей «творческой» деятельности. Дело в том, что в течение долгого времени эти экономисты не только не сомневались в научной значимости марксистской теории стоимости как высшего этапа в развитии трудовой теории стоимости, но и довольно энергично защищали ее от нападок буржуазных экономистов. Однако в начале 90-х годов прошлого века они в одночасье «прозрели» и заняли прямо противоположную позицию, т. е. превратились из убежденных марксистов в не менее убежденных антимарксистов, стремясь опровергнуть эту теорию как «несостоятельную» в научном отношении.