Текст книги "Жанна Кальман, раскрытие секрета долголетия. Том II. Доказательства. Откуда мы знаем, что старейший человек лгал о своем возрасте"

Речи от имени Ивонны

Когда мадам Кальман не знала ответа на вопрос, она часто намеренно выдавала свои собственные воспоминания, чтобы заменить воспоминания Жанны. Когда она знала ответ, она делилась своими воспоминаниями, которые были правильными для Жанны. Жонглирование своими измышлениями во время дачи показаний было подвигом умственной гимнастики для мадам Кальман. Неизбежно она увлекалась. Ее разум иногда проскальзывал, и она говорила то, что сказала бы Ивонна. Эти промахи наиболее ярко раскрывают ее обман.

Первая оговорка, которую мы нашли, датируется 1977 годом, когда она сказала Гараньону, что ее отец возглавлял анти-германскую лигу в Арле. Здесь мы собираем некоторые из казусов, упомянутых выше, и добавляем новые.

ИМЕНОВАНИЕ ФЕРНАНА «ОТЦОМ»

Она часто оговаривалась, называя мужа Жанны своим отцом, а затем поправлялась, или ее поправлял доктор Лебр:

СЛОВА ИВОННЫ

Иногда она переключала личность, от которой она говорила, на гораздо более длинную часть диалога, чем просто пара слов, таких как «мой отец»:

– Доктор Лебр спросил ее о магазине и том времени, когда она жила там со своим мужем (и дочерью Ивонной). Она сказала, что не работала в магазине, она была дома и помогала родителям.

– Она снова говорила как Ивонна, рассказывая о своих богатых родителях, живущих в квартире дома на улице Гамбетта. Когда ее поправили, она сказала, что это было слишком давно. Она повторила ошибку дважды в одном и том же диалоге.

– Описывая причастие Ивонны, она говорила от имени Ивонны, а не Жанны, пока ее не поправили.

– Сначала она вспоминает, что акушерка Невьер помогала ее матери и только потом, после намека со стороны интервьюера упоминает, что она помогала и ей тоже. Если мадам Гуиран помогала и Жанне, и ее матери, можно было бы ожидать, что она сначала подумает о своем собственном опыте.

– Говоря об Эспартеро, который умер в 19 веке, мадам Кальман сказала, что она фотографировала, но затем отозвала это утверждение. Мы знаем, что сын Ивонны Фредди был фотографом-любителем. Фотографии Жанны, читающей книгу, играющей на пианино и опирающейся на руку, являются домашними снимками, которые могли быть сделаны Ивонной, Фернаном или Марией. Однако крайне маловероятно, что Жанна использовала камеру на корриде в 1890-х годах.

– Говоря о Первой мировой войне, мадам Кальман заявила, что она была довольно молода в то время и слышала об этом от своих родителей. Она также сказала, что ей было около 40 лет, когда она отправилась на виллу Параду с Ивонной и Фредди (это было в 1933 году).

Никто не застрахован от оговорок, но она всегда совершала ошибки, которые ставили ее на место Ивонны, а не кого-то другого. Слова и интонация после этих промахов выдают ее смущение. Часто она пыталась оправдаться, симулируя растерянность и забывчивость. Голос интервьюера доктора Лебра иногда также звучит с раздражением и разочарованием, но он не хотел замечать очевидного намека на то, что показания ложные.

 
Вывод: Эти отрывки демонстрируют, что мадам Кальман часто говорила от своего настоящего имени – Ивонны, а не Жанны. Таких моментов слишком много, чтобы их можно было объяснить плохой памятью или спутанным сознанием. Это очень яркое свидетельство ее настоящей личности. Мы настоятельно рекомендуем читателю прослушать эти эпизоды. Мы присваиваем представленным здесь случаям, которые не были охвачены в предыдущих разделах, дополнительный коэффициент вероятности 100 в пользу подмены.
 

Анализ записанных кассет

Мы считаем, что имеющиеся 15 часов записей представляют собой уникальную коллекцию материала для психологических исследований. Показания мадам Кальман на записанных кассетах оказались гораздо более информативными, чем в ее биографиях, интервью СМИ и книгах валидаторов, которые были очищены путем редактирования большинства ее запутанных и непоследовательных ответов, а также включали искажения, которые помогли повторной проверке ее подлинности различными исследователями в 2019 году.

Эти записи проливают новый свет на такие истории, как Эспартеро, Феригуль или Невьер, которые ошибочно рассматривались как свидетельства против подмены как ее первоначальными валидаторами, так и более поздними сторонниками.

В нашей интерпретации показания мадам Кальман состоят из нескольких компонентов. У нее было очень мало воспоминаний о детстве Жанны. Ивонна подхватила их в семейных разговорах или придумала на основе реальных событий. К ним относятся спуск на воду последнего корабля ее отца, ее встреча с Ван Гогом, выступление Эспартеро, бал в возрасте 16 лет, портниха Шамбурдон, расположение дома Жанны на улице Рокетт, пансион мадам Бене, уроки музыки с Чезари Гашон и неудачные эксперименты учителя физики Дю Бурже. Некоторые из этих воспоминаний раскрываются как фальшивые, потому что мы нашли детали, которые непоследовательны или исторически неправильны.

Мадам Кальман также помнила некоторые подробности о жизни Жанны после появления на свет Ивонны: уроки рисования у Феригуля, нарисованные цветы на складных ширмах, мобилизация Фернана во время Первой мировой войны, сотрудники магазина, мэр Жан Грано, фармацевт Мартель, доктор Беро и доктор Урпар. Некоторые из этих воспоминаний разоблачают ее обман, в то время как другие верны. Они показывают, что ее память была в порядке, и контраст между ясностью этих воспоминаний и нехваткой деталей из детства Жанны говорит сам за себя.

Есть некоторые воспоминания из собственного детства и более поздней жизни Ивонны, которые она пытается выдать за воспоминания Жанны: прогулка в школу с Мартой Фуссон, получение бревета, ее танцы на балу «Альянс Франсез» и в «Фоли Арлезьен», ее свадьба, их машина, медовый месяц в Париже, охота с мужем, ее пребывание в Арле с мужем во время Второй мировой войны, ее любовь к мехам и украшениям. Они часто показательны, потому что детали хронологически неуместны.

Она знала несколько историй наизусть и неоднократно рассказывала их с особой энергией и энтузиазмом. К ним относятся ее отец, говорящий, что его девочка – сорванец, а его мальчик – женственен, история о том, как Ивонна заболела после купания в Роне под присмотром бабушки, как отец или муж обвиняют ее в бесстрашии, и знаменитая встреча с Ван Гогом.

Мадам Кальман смогла вспомнить некоторые события из детства Жанны, но некоторые вещи давались ей слишком тяжело. Она часто понятия не имела о таких людях, которые были бы известны Жанне, например, о Маршето. У нее были проблемы даже с такими близкими родственниками из старшего поколения, как Круансон и Фассен. Она никогда не упоминала музыкальный клуб «Эстудиантина Арлезьен» и его музыкального директора Андре Мари Бурделона, который был двоюродным братом Жанны, свидетелем на ее свадьбе и композитором, посвятившим некоторые из своих произведений своей «кузине Жанне».

Мадам Кальман не знала о существовании старшего брата Жанны, Антуана, умершего в возрасте 4 лет, и сестры Марии, которая умерла вскоре после рождения [7] (6 и 13 июля 1994 25:55). Самым неожиданным было то, что она не могла вспомнить ни друзей детства, ни своих женихов и кавалеров на балах своей юности. Дело было не только в именах (однажды она назвала своему доктору несколько произвольных имен). Обычно память о школьных друзьях является самой устойчивой, но у нее не было вообще никаких воспоминаний. Когда ее просили назвать подруг с сольфеджио, или другие конкретные детали из ее детства, она всегда отвечала уклончиво:

 
«Я не помню», «Это слишком далеко в прошлом», «Я забываю», «Я устала», «Это старое», и т. д. [7] (26 июня 1992 00:20, 03:30, 07:50).
 

Эта амнезия была бы удивительной для Жанны, но ожидаемой для Ивонны. Более успешно обстояли дела с общей исторической информацией, но и там имелись слабые места. Она помнила о деле Дрейфуса. Этот скандал разыгрывался во Франции с 1894 по 1906 год, но обсуждался долгое время после этого из-за его политических последствий. Она не могла вспомнить, на какой стороне дебатов был ее отец [7] (29 января 1991 02:00).

Николя Кальман был советником, известным в то время своей противоречивой работой по распределению пособий для бедных в Благотворительном бюро, расположенном в больнице Арля «Отель-Дье». В 1907 году Жанна была указана в качестве советника в обществе взаимопомощи для рабочих в Арле, возглавляемом графиней Дивон. Позже она участвовала в кампании Красного Креста по кормлению солдат на железнодорожной станции Арля, которая была под управлением того же бюро. Жанна последовала по стопам своего отца, но мадам Кальман не могла вспомнить, чем он занимался [7] (29 января 1991 04:00).

Она не помнила смерти Виктора Гюго в 1885 году (10 февраля 1993 года 01:20), смерти королевы Виктории в 1901 году (15 и 22 сентября 1994 года 13:50) и правительства Эмиля Комба, которое правило с 1902 по 1905 год (10 февраля 1993 года 02:20). Периоды, на которые ее память была плохой, были отмечены Гарояном в диссертации, написанной в 1988 году.

Эти белые пятна примечательны, потому что для других периодов ее память становилась намного яснее, если не считать путаницу, касающуюся ее отца и мужем, или ее возраста. В сценарии подмены эти белые пятна объясняются просто. Ивонна имела ограниченные познания о детстве своей матери, и хотела бы избежать разговоров о периоде их болезни и обмена личностями, который произошел после ее замужества, когда Жанне было 50 лет.

Мадам Кальман знала, что иногда совершала ошибки. Например, она заявила, что фотографировала, наблюдая за тореадором Эспартеро, но затем отказалась от этого заявления. Она много раз говорила от имени Ивонны, но обычно исправлялась или быстро меняла свою историю после исправления.

Иногда она использовала хитрый трюк, чтобы скрыть свои ошибки, симулируя замешательство. Долгое и трудное интервью с ее валидаторами 27 ноября 1992 года прошло не слишком успешно. После того, как она сделала несколько ошибок, когда говорила о балах и нарисованном паравенте, мадам Кальман устала и даже отказалась отвечать на любые вопросы о Ван Гоге. Кроме того, она делала вид, что не может отличить Первую мировую войну 1914 года от более поздней Второй мировой войны, когда город подвергся бомбардировке. Доктор Лебр несколько раз просил ее попытаться осознать различие, но она делала вид, что знает только об одной войне. Даже когда он спросил о том, что произошло в 1870 году, она сказала, что это была «война 14 года», а не франко-прусская война.

Эта дымовая завеса замешательства помогала ей маскировать многочисленные непреднамеренные ошибки, чтобы валидаторы думали, что у нее были ложные или смешанные воспоминания. Во время других интервью, когда она чувствовала себя более уверенно (что обычно происходило, когда Жан-Мари Робин не присутствовал), ее сознание было совершенно ясное. Среди прочего, доктор Лебр был впечатлен ее способностью читать наизусть свои любимые басни Лафонтена [7] (10 и 15 июня 1994 01:45).

Еще одно свидетельство ее высоких когнитивных способностей, знаменитое чувство юмора и многочисленные афоризмы, помогли мадам Кальман стать международной звездой. Сама она говорила, что ее главный секрет долголетия – продолжать улыбаться.

 
Удача существует только для негодяя. Я думаю, что умру от смеха. [24]
 

О «Древе жизни» гингко, которое посадили в ее честь за окном ее спальни на берегу озера:

Мне нравится смотреть, как оно стареет. [35]

Когда журналист выразил надежду увидеть ее в следующем году, она ответила:

Почему бы и нет, вы не так плохо выглядите. [18]

 
Мишель Аллар утверждал, что
 
 
такая интеллектуальная бдительность даже более удивительна, чем сам ее возраст. [34]
 

Когда ее спрашивали, помнит ли она что-то, что должна была, мадам Кальман скромно отвечала «возможно» или «расплывчато». Она была очень осторожна, чтобы не называть даты (кроме дня рождения Жанны Кальман или начала Первой мировой войны). Даты событий сделали бы все намного яснее. Она предпочитала создавать впечатление, что никогда не считала дни и даже не cмогла назвать текущий год, когда ее спросили.

На проверке когнитивных способностей мадам Кальман показала себя очень хорошо. Нейропсихолог Карен Ричи, которая изучала ее в 1993 году, когда ей было 118 лет, пришла к выводу, что

 
В настоящее время нет никаких признаков старческого слабоумия… Исполнительные функции (в основном контролируемые лобными областями), хотя и ухудшились с уровня молодых взрослых, по-видимому, относительно хорошо сохранились… В связи с этим возникает вопрос о том, мог ли изначально высокий уровень интеллектуальных способностей быть защитным фактором. [61]
 

Мадам Кальман могла выполнять сложения, вычитания и прочие вычисления в уме. Пожилые люди с деменцией часто не могут удерживать среднесрочные или краткосрочные воспоминания, но это не относилось к мадам Кальман. Она могла отслеживать разговор, даже когда плохой слух затруднял понимание. У нее была невнятная речь из-за потери зубов, но грамматика была в основном полной, как и прекрасный словарный запас. Она также узнавала новые имена и помнила недавние события, такие как празднование ее дней рождения. Иногда она путалась, но обычно это происходило после того, как она говорила что-то, что могло выдать ее как Ивонну. Это было ее защитной реакцией.

Мы понимаем, что у мадам Кальман были гораздо более интересные воспоминания, о которых она могла бы рассказать, но, к сожалению, не сделала этого, потому что боялась выдать себя.

 
Вывод: Если тщательно проанализировать показания мадам Кальман со знанием ее прошлого, то можно распутать обман и собрать воедино реальную историю ее жизни. У нее была простая стратегия ответов на вопросы. Если она знала правильный ответ, она использовала его. В остальных случаях она вспоминала свой аналогичный опыт и разбавляла его выдуманными деталями. Если это было невозможно, она отказывалась отвечать. Когда она оговаривалась, мадам Кальман частр поднимала дымовую завесу замешательства, чтобы валидаторы могли объяснить это когнитивным провалом. Это само по себе является убедительным доказательством подмены.
Неспособность мадам Кальман описать друзей из детства и юности контрастирует с другими воспоминаниями и является убедительным свидетельством того, что она скрывала свою истинную личность. Мы присваиваем избирательности ее воспоминаний соотношение 5 в пользу подмены.
 

Образ жизни

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ЗДОРОВЬЕ

 
Жанна Кальман выполнила все условия для долголетия, ее образ жизни был безупречным», – говорит Катрин Левро, заведующая гериатрическим отделением больницы в Арле. Она начала курить в 25 лет, но только одну маленькую сигариллу в день, а вечером выпивала небольшой стакан портвейна. Она избегала всех излишеств.
 

В начале 1990-х гипотеза о подмене Жанны Кальман еще не рассматривалась как «безумная теория заговора». По словам Николя Бруара, когда этот вопрос обсуждался на научном совещании по долгожителям в аббатстве Фонтевро, одна из геронтологов заявила, что мадам Кальман выглядела намного старше других долгожителей, которых она посещала. Эта оценка расходилась с тем, что люди видели своими глазами, поэтому аудитория тихо рассмеялась.

Врач Кальман в Мэзон дю Лак, Виктор Лебр, был поражен тем, что ее организм функционирует очень хорошо и без малейшей степени дряхлости [62]. Только в последние годы жизни она начала выглядеть как сверх-долгожительница, но многие старики выглядят так незадолго до смерти.

Удивительно хорошее для ее возраста здоровье мадам Кальман было легендарным. Говорят, что в 85 лет она занялась фехтованием. В нескольких сообщениях утверждалось, что она не отказалась от велосипеда до 100 лет [63, 64], но это, вероятно, было преувеличением.

Анри Беллен, ее сосед по Параду, рассказал Лами, что она подарила его отцу свой велосипед с деревянными колесами, прежде чем покинуть виллу Микеле в 1960-х годах. Она могла использовать его для поездки в Арль из Параду и обратно после смерти Фредди в 1963 году, но велосипед был брошен после падения, когда она слишком сильно нажала на передний тормоз [1], стр. 117. Это означает, что она ездила на нем примерно до официального возраста 90 лет. Этот велосипед также упоминался в интервью с мадам Кальман [7] (25 мая 1994 23:25; 6 и 13 июля 1994, 03:26).

В 1975 году она все еще могла легко спускаться по ступеням Сен-Трофима и ходить по улице в хорошем темпе [18]. Когда мэр Арля встретил мадам Кальман на столетний юбилей, он был поражен, что она не выглядела старше 80 лет. По словам дальней родственницы Жанны Кальман, Жильбер Мери, мэр принял ее за дочь долгожительницы [65].

Медицинское исследование показало, что ее уровень холестерина был как у здоровой тридцатилетней [66]. Позже это было преувеличено: «ее анализы были такими, как будто ей было 30 лет». Психиатрическое исследование в возрасте 118 лет показало, что языковые способности мадам Кальман были в диапазоне, типичном для 80-летнего [61]. Мишель Аллар утверждал, что

 
Ее интеллектуальная бдительность не менее удивительна, чем сам ее возраст. [34]
 

Все это несмотря на образ жизни, который не всегда казался идеальным. Она бросила курить в 117 лет, потому что плохое зрение не позволяло ей самостоятельно зажечь сигарету [35]. Она выпивала бокал Порто каждый день, и получала шоколад грузовиками:

 
У меня страусиный желудок. Врач не может в это поверить. Моя печень любит шоколад так же, как и я. Поэтому, мы делимся. [24]
 

В 102 года она все еще могла написать письмо плавным почерком и без признаков деградации в подписи. Мадам Кальман жила дома, заботясь о себе до 110 лет, несмотря на крутую лестницу, по которой ей приходилось подниматься, чтобы добраться до своей квартиры. Анри Беллен вспоминал для Лами:

 
На свадьбе моей дочери ей было 108 лет. Отец дал ей руку перед заходом на лестницу ратуши Арля. Жанна ускорила шаг: «Я поднимусь лучше тебя!»  [1]
 

Когда мадам Кальман попала в дом престарелых, она все еще предпочитала подниматься по лестнице, а не на лифте. Она могла ходить с тростью без посторонней помощи до падения в возрасте 115 лет [14], и пользовалась такси, чтобы посетить семейную могилу в Тринкетае.

Мадам Кальман любила хвастаться своей исключительной моложавостью:

 
У меня нет морщин (кроме той, на которой я сижу), даже гусиных лапок, когда я смеюсь. И моя грудь, посмотрите на мою грудь, у нее форма не как у табачного мешочка. Она как два маленьких яблока. Мой вес был одинаковым на протяжении всей моей жизни. [10]
 

На самом деле, гусиные лапки можно увидеть на некоторых фотографиях Жанны, в отличие от Ивонны и мадам Кальман.

Старейшина человечества щедро поделилась некоторыми секретами:

 
Когда я была молодой, я интересовалась кремами для красоты. Однажды я смотрела звездные рецепты. Один из них хвалил оливковое масло. Я взяла его на вооружение. Всю свою жизнь я обрабатывала кожу оливковым маслом, завершая небольшим облаком пудры. [10]
 

Мы нашли такой звездный рецепт в выпуске Вог от 1 июля 1932 года. «Исследование красоты» выяснило, что

 
Мадам Люсьен Лелонг скрабирует все тело оливковым маслом.
 

Её муж, Люсьен Лелонг, был сыном Артура Лелонга, владельца текстильного магазина, который стал знаменитым кутюрье. Натали Палей (1905—1981), внучка императора Александра II, едва пережила русскую революцию. После бегства во Францию она работала продавщицей у Лелонга в парфюмерном отделе, а затем стала его женой с 1927 по 1937 год. У Натали было много женихов, в том числе известный писатель Эрих Мария Ремарк, еще одной страстью которого была Марлен Дитрих – также образец для подражания для мадам Кальман.

Несмотря на рецепт оливкового масла, мадам Лелонг не стала долгожительницей. С другой стороны, официальная продолжительность жизни мадам Кальман превысила максимальный возраст ее предков на 27 лет. Возможно, дело было в пудре, которую она наносила после оливкового масла?

Одной из особенностей, которую не коснулось замедление старения, были ее волосы. Фотографии показывают, что мадам Кальман была седой начиная с 1937 года. Многие люди воспринимают человека с седыми волосами пожилым, независимо от других деталей. Это может быть ошибкой: 3% европейцев имеют седеющие волосы к тридцати годам, но многие, особенно женщины, традиционно используют окрашивание.

Это помогает объяснить, как Ивонна могла сойти за свою мать с 1934 по 1950-е годы, но потом казалась удивительно молодой и здоровой для своего возраста.

Дидье Дэвид говорил, что он видел мадам Кальман после Второй мировой войны. В его глазах она

 
Выглядела как крошечная бабушка, одетая в черное, очень бдительная и живая. [60]
 

Хотя маленький мальчик и причислил мадам к бабушкам, вероятно, из-за седых волос и маленького роста, но он обратил внимание на ее подвижность. Несмотря на то, что мадам Кальман была так здорова, она уже считалась очень старой в 1951 году. По словам Ж. Ф. Реймонда, сына покупателей ее фермы Руирон в Сен-Мартен-дю-Кро, ввиду ее преклонного возраста его родители вели переговоры с зятем, Жозефом Бийо-Кальманом, и не встречались с мадам Кальман до подписания сделки купли-продажи.

Другим препятствием для социального взаимодействия Кальман была ее предполагаемая глухота. У нее действительно были некоторые проблемы с левым ухом, но она могла слышать правым, когда ей это было нужно. Она говорила гериатру де Коку:

 
Я глухая, когда хочу этого. [23]
 

Ее врач считал, что эта глухота меняется со временем:

 
Когда Робин подошел к доктору Лебру и объяснил, что хочет взять интервью у долгожительницы, Лебр ответил, что уже слишком поздно; Кальман, по его словам, была совершенно глухой. Но он все равно согласился позволить ему встретиться с ней. Пройдя по длинному бетонному коридору, они вошли в маленькую и свободную комнату. «Здравствуйте, мадам Кальман», — сказал Лебр. «Доброе утро, доктор», — без колебаний ответила она. Лебр был настолько шокирован, что схватил Робина за руку и помчал его по коридору обратно в свой кабинет, где он опросил медсестер о слухе Кальман. По-видимому, временами она могла слышать довольно хорошо, но испытывала периоды глухоты; Лебр, скорее всего, ошибочно принял одну из этих интерлюдий за постоянное состояние. [67]
 

Здоровье мадам Кальман было одним из факторов, которые заставили Новоселова усомниться в ее долголетии:

 
Я гериатр, и в своей работе я очень сильно полагаюсь на визуальную оценку. Мои глаза говорили мне, что у Жанны не было признаков хрупкости, которые соответствовали бы ее официальному возрасту, например, тот факт, что, в отличие от других супер-долгожителей, она могла сидеть прямо в кресле без посторонней помощи. Я не видел ни признаков кожной атрофии, ни атрофии подкожной клетчатки. [68]
 

Жан-Мари Робин опроверг наблюдения Новоселова, сославшись на исследование, которое показало, что для супер-долгожителей

 
Связанные со старением заболевания и синдромы, повышающие риск смертности, должны быть отложены до момента смерти. [39]
 

Мы не согласны с тем, что это полностью объясняет ситуацию. Новоселов сравнил мадам Кальман в 110—117 лет с теми, кто дожил до 117 лет, такими как ее преемник в качестве старейшего живого человека, Мари-Луиза Мейер (1880—1998), и разница все еще была поразительной, то есть «разница в 20 лет».

Естественно, тот факт, что она была очень здорова в пожилом возрасте, коррелирует с тем, что она дожила до 122 лет. Каждый из этих фактов сам по себе является свидетельством необычной ситуации, которая должна быть учтена в байесовском анализе, но они не являются независимыми.

Тем не менее, необычное здоровье мадам Кальман в конце жизни дополнительно свидетельствует в пользу того, что она была не такой старой, как утверждалось.

Вывод: Хорошее здоровье мадам Кальман было исключительным и могло вызвать подозрения в возрасте от 80 до 100 лет. Но оно мало что добавляет к анализу, если принять во внимание небольшую вероятность дожить до 122 лет. Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 1,5 в пользу подмены.