Текст книги "Молитвенники земли русской"

«Братия моя, уповайте на бога…»

История Трифоно-Печенгского мужского монастыря – самой северной обители, издревле являющейся оплотом православия в этом суровом крае – полна печальных и драматических событий. Находясь на смертном одре, преподобный Трифон, просветитель лопарей (саамов) и основатель этого монастыря, со слезами на глазах рассказал братии, что на обитель нападут враги, посекут монахов саблями, а сам монастырь сожгут. Все в точности исполнилось. Вот как повествует об этом предание, передающееся из поколения в поколение среди лопарей-поморцев.

Дело было под Рождество; солнце ушло в этом (1590) году как-то особенно рано, и тьме неба помогал и воздух. Мгла все время висела над землей, и туман был так густ, что в пяти шагах не было видно огня, горящего в лопарской тупе. Злой дух гулял по покинутому Божьим светом краю, и наталкивал людей на всякие искушения, и помогал им совершать злые дела. У самого моря, в одном дне пути от Печенги, поставил свою вежу Иван-фильман (кочевой лопарь – владелец оленьего стада). Окрестил Ивана сам преподобный Трифон; только крестился он из жадности, ожидая даров, и, не получив их, питал большую злобу и на преподобного, и на самого Бога и продолжал жить как язычник. И Бог от него отступился.

В этом году его оленям приходилось плохо, стужа сковала снега, олени каждый день издыхали от бескормицы, и стадо его таяло, как тает летом льдина на солнце. Обозлился вконец лопарь Иван и начал думать, как ему наверстать убыток. Думал, думал, запряг кережу (сани) и отправился в Норвегию, в такое место, где знал, что живут зимою морские пираты. Он предложил пиратам довести их до Печенгского монастыря, чтобы его ограбить. Разбойники обрадовались: давно точили они зубы на монастырь, да боялись и не знали дороги. Ивану атаман обещал 50 серебряных шведских монет да еще дал 20 вперед. Разбойники надели пачеки (нечто вроде дохи), вооружились, запрягли свои кережи, поехали и приехали на Печенгу в самый день Рождества.

В монастыре часа за два до их прибытия 51 человек братии и 65 человек послушников после обедни сели за столы в трапезной. Отец настоятель, прежде чем благословить трапезу, взял святую книгу и только что раскрыл ее, чтобы прочесть поучение там, где у него была закладка, как побледнел, зашатался и упал на землю. Братия подумала, что он ослаб от воздержания, один подбежал поднять настоятеля и хотел читать, как, вскричав, закрыл лицо от страха. Все поднялись и увидели с ужасом, что там, где лежала закладка настоятеля, кровавыми буквами появилось поминание по вновь преставившимся убиенным, и следовал список их имен, начиная с имени настоятеля. Поднялся плач и смятение, но настоятель твердо приказал идти всем в церковь и там вместе с братией пал пред иконами.

В это время подъехали разбойники. Стали ломиться в двери освященного храма и, окружив деревянный монастырь, подожгли его со всех сторон. Между иноками был один страшно сильный великан, бывший воин; взглянув в окно и, увидев, что разбойников не больше 50, он стал просить отца настоятеля благословить его и других самых сильных и молодых иноков защищать обитель, так как у них-де есть и топоры, и ломы. Но настоятель сказал: «Нет, это воля Божия. О ней пред своей кончиной, не упоминая часа, предсказал Трифон, а потому нельзя ей противиться и необходимо беспрекословно приготовиться принять венец мученический». Услыхав эти слова, братия смирилась и смолкла. С горячей молитвой пали иноки ниц перед алтарем. В это мгновение ворвались разбойники, но ни один из монахов не пошевелился, не ответил на вопрос о монастырских деньгах и рухляди. Разбойники озверели, и иноки, все до последнего, приняли мученическую смерть, не поднимая головы и с молитвой на устах.

Перебив всех, разбойники бросились искать добычу, грабить утварь и монастырь, но нашли очень мало, так как монахи, будучи скромной, богобоязненной жизни, о накоплении благ земных не заботились. Между тем пожар охватил всю обитель, и разбойники, боясь сгореть, поспешили выйти из церкви, взошли на соседнюю скалу и стали делить награбленное. Ивану при этом досталась серебряная святая чаша, которую он, трясясь от жадности, спрятал за пазуху.

Стоя на скале, разбойники ожидали, чтобы загорелась церковь, но огонь пылал кругом, не трогая деревянной церкви. Вдруг в воздухе над пылающим монастырем показались три белоснежных лебедя. Разбойники стали спрашивать друг друга в смятении: «Откуда эти лебеди? Теперь зима, а их зимой никогда еще у нас не бывало». А лебеди, не отлетая от пожара, поднимались все выше и выше. И вдруг разлились в небе в золотой круг, загоревшийся ярче пожара. Затем из пламени стали вылетать один за другим 116 белых, как снег, птиц, ростом с чайку, только красивее и белее, подниматься вверх и сливаться с золотым кругом, который разгорался и расширялся так, что стало глазам больно. «Видно, большой грех сделали мы, пролив праведную кровь», – вскричал испуганный атаман, и все вместе с проводником в смятении бросились с горы к своей райде и погнали оленей.

Христопродавец

Долго неслись они, совсем замучив оленей, а наутро стали перебираться в Норвегию. Иван, не доверяясь пиратам и боясь быть ограбленным, ехал шагов пятьсот впереди на сильном олене-быке, а за ним тянулась райда с разбойниками и добычей. Вдруг на самом крутом месте задний олень споткнулся и вместе с санями и седоком полетел в пропасть, потащив за собою все остальные привязанные ремнями друг за друга кережи с их седоками. Полные отчаяния и ужаса крики огласили воздух. Адским хохотом отвечал злой дух из пропасти, а ему громко и бесконечно стало вторить насмешливое эхо гор.

Вздрогнул и оглянулся ехавший впереди Иван, видит: все разбойники вдруг пропали из вида. Повернул он оленя и бросился назад, но у обезумевшего от страха животного шерсть стала дыбом; закинув рога на шею и не слушаясь более хозяина, бросилось оно в сторону и как раз на том же месте сорвалось и полетело в пропасть. Долго летел вниз головой Иван и упал на что-то мягкое. На небе горели сполохи (северное сияние); при их свете увидел он, что лежит на куче своих разбитых и окровавленных спутников, а под ним шевелятся их руки и ноги, поднимаются головы и молят о помощи. Кругом целая стая волков с жадностью рвет еще живых. С алчностью накинулись ближайшие волки и на его, еще живого, оленя. Иван с силой отчаяния выхватил нож и, поражая бросавшихся на него волков, в ужасе кинулся стремглав по ущелью. Долго бежал он и очутился наконец в тундре. Кругом лес, посредине прогалина, а на ней большой, высоко и широко бьющий глубоко из земли ключ. Обрадовался ему Иван: изнывая от жажды, он вытащил из-за пазухи серебряную монастырскую чашу, зачерпнул ею воды и жадно поднес к губам. Но вода оказалась теплой, красной. Попробовал – кровь!.. С ужасом бросил он чашу в бассейн ручья, а она не тонет, стала на воде стоймя и сияет, как огненная, а внутри кровь горит, как рубин. Волосы поднялись у христопродавца. Хочет перекреститься – рука не двигается, повисла, как плеть. Но вот поднялся из ручья водяной столб и осторожно понес чашу к небу. Как солнце горела в воздухе святая чаша. Кругом сразу сделался светлый летний день, пока Сам Господь не протянул десницу и не взял чашу в Свое святое лоно. Тогда опять все померкло, сразу наступила темная ночь. С ревом обрушился вниз поднявшийся до неба водяной столб, охватил полумертвого Ивана, завертел и втянул в подземную пучину…

Такое вот предание осталось у саамов. И теперь в Норвегии где-то за Варангер-фиордом есть, говорят, бездонное озеро, воды которого до сих пор имеют красноватый цвет. Никто – ни человек, ни дикий олень – не пьет этой красноватой воды, а из середины озера поднимается большой желтоватый камень, имеющий форму чаши. Нет в этом озере рыбы, и не живут здесь птицы. Оно не замерзает и зимой. И будто бы только раз в году – на самое Рождество – прилетают к нему три белоснежных лебедя. Плавают в его воде, садятся на камень, затем поднимаются и исчезают из глаз.

Прошли столетия, и живет в памяти народной эта удивительная легенда, как живет и почитается имя преподобного Трифона, просветившего саамов-язычников светом веры, возвеличившего северную пустыню. Именем угодника Божия православные саамы нарекают своих детей, его именем названы места его подвигов, к нему не перестают они обращаться с молитвами о помощи.

Заступница во чреве убиенных

«Бывают в жизни такие тяжелые моменты, когда духовная и внутренняя неудовлетворенность выливается в такую кризисную ситуацию, что пока не разрешишь ее, то жить нечем. Тогда-то Господь и свел меня с матушкой Марией Магдалиной – игуменьей женского Печерского монастыря. И сказала она мне следующие слова: „Если хочешь что-то вымолить у Господа, встань на Херувимской на колени и просто кричи в душе о своем горе-беде! И услышит твои молитвы Господь. Кричи, не оставляй упования на помощь Его!“ Я так и сделала. Весь Великий Пост я взывала в своих молитвах ко Господу, чтобы помог он мне разрешить беду мою. И вот в Пасхальную ночь подходит ко мне молодой человек и говорит о том, что рядом с нами живет великая подвижница и что ей дано послушание, особая благодать от Богородицы, вымаливать безымянных младенцев, погибших от абортов или слабости женского организма. Слава тебе Господи, услышаны были мои молитвы!» – Еще один рассказ о подвижниках благочестия наших дней. Раба божия Марина о своей духовной матери, несшей свой подвиг в благодатной земле Вырицкой.

Отслужили молебен и после Светлой недели, получив благословение батюшки с одной из моих знакомых, поехали в Вырицу к этой старице. Не зная точного адреса, решили спросить около храма Богородицы нашей Казанской: «Как дойти до матушки Варвары?» И тут мы такое услышали, что она, дескать мол, и колдунья, и магией-то черной занимается, и человек плохой: сглазить может. Выдали нам характеристику по полной программе. Стоим мы обескураженные и думаем: «Что же нам делать-то: идти или не идти?» Зашли в храм и слышим, что читают в Евангелии отрывок о Фоме. Поняли мы, что это для нас знак в испытание веры нашей. Надо идти! Идем и молимся: «Господи, управь и помоги в делах наших суетных». Матушке Богородице молимся, батюшке Серафиму Вырицкому, ангелам своим хранителям.

Пришли к матушке. Приняла она нас вопросом: «С чем же пришли вы ко мне»? Отвечаем: «Матушка, вопрос у нас есть такой, который очень мучит – это дети…» Хоть и замолчали мы, а поняла она нас: «Да, это очень серьезно. Но надо верить, что…» – а сама смотрит на нас, и глаза у нее такие лучистые, любящие, радостные, что нет у меня слов, чтобы описать их. Назначила нам срок, когда приехать повторно, и что делать надо.

* * *

Приехали мы к ней через неделю. И стала она рассказывать нам о себе. О том, что она уроженка города Печоры республики Коми, что их у родителей было пять сестер. И приходят однажды в дом их монахи. А ей лет 12 тогда было. Пришли и говорят родителям: «Нам нужна одна из дочерей ваших. Мы ее заберем в монастырь. Так Господу угодно, чтобы она служила Ему». Отец промолчал, а мама согласилась и предложила посмотреть всех своих дочек. Выбрали они Наталью. Мирское имя у матушки-то было Наталья Федоровна. Не соглашается мать: «У меня все девочки хорошие, а эта мне самой нужна. Мы с ней по ночам молимся. Во всем она мне самая первая помощница. Берите любую другую, а с этой я не могу расстаться». Монахи в ответ: «Нет, мать, нужна именно эта девочка!» Так и попала девочка в Псково-Печерский монастырь.

Храм Казанской иконы Божией Матери в п. Вырица

Жила она там достаточно долго. Но об этом периоде она не много рассказывала нам. Начнет бывало рассказывать, а как дойдет до времен советских – плакать начинала. Помню такой эпизод. Взяв власть в свои руки, большевики решили разорить и этот монастырь. Тот корпус, где жили монашечки с послушницами, окружило НКВД и прозвучал приказ: «Выходи по одной!» Долго молились монахини, закрывши двери и окна от солдатни, и решила одна выйти к ним: «Что делать, все равно придется выходить». Расправа с ней была прямо под окнами. И видя эту жестокость и глумление над своей сестрой во Христе, решили монахини не выходить и погибнуть голодной смертью. Сильно молились они в это время. Матушка всегда в этом месте сильно плакала. Хотела высказать нам все, что пережила, что видела, но не могла. А, успокоившись немного, говорила: «Что пришлось пережить людям верующим, как глумились над ними. Не приведи Господи снова таких испытаний!»

Стоит матушка Варвара на молитве в этом корпусе и вдруг видит рядом с собой батюшку Серафима Саровского. Говорит ей: «Собирайся, я тебя проведу через кордон нечестивцев. Только не убойся, выведу я тебя». Собрала она узелок, и пошли они. Никто не увидел их. Привел батюшка ее в Вырицу к отцу Серафиму. И стала матушка Варвара с тех пор там назидаться. Там и матушка Любушка была и другие монахини, тогда еще, правда, послушницы. Это они потом уже стали монахинями Пюхтицкого и других монастырей. А ее батюшка Серафим Вырицкий благословил выходить замуж, создавать семью.

Господь послал матушке спокойного, уравновешенного мужа. И верующий был, да увели его из семьи, и двое деток – сын и дочка – не удержали. До того околдовали, что и не понимал, что делал. И сын с такой же сошелся. Когда же спрашивали матушку: «Наталья, как ты вообще допускаешь такое?» Она говорила: «На все воля Божия. Значит им уготованы такие страдальческие венцы». Она видела, что теща ее сына – непростая женщина. Господь во всей «красе» чуть позже показал все это. Но женился сын. И из храма, где он прислуживал, увели его. Поступил в мореходку, стал командиром подводной лодки и дома его практически не было. Матушка Варвара, когда жива еще была, то говорила, что нет воли Божией на роде этом. Так и получается теперь. Но это уже другой рассказ. Да и не время об этом. А муж в семье новой недолго прожил. Умер.

Когда матушка наша Варвара в послушании у батюшки Серафима возросла духовно, то приняла она постриг. Постригал ее отец Феодосии Иерусалимский. Когда же приняла она схиму, то было ей явление Богородицы, Которая сказала ей тогда, что «теперь, Варварушка, ты будешь отмаливать младенцев». «И повела Пречистая Дева Матерь ручкой, – так нам матушка Варвара рассказывала, – и попала я в другой мир. Увидела я землю нашу как один океан огромный. И среди волн этих множество людей. Плывут они несчастные, из последних сил пытаются ухватиться за какие-то щепочки, а волны захлестывают и топят их. Велика и страшна стихия волн. Потом увидела я множество нарядных и веселых людей, идущих одной толпой. На руках у них и рядом с ними находились дети. Но люди эти, не обращая внимания на чад своих, своими руками бросали их в бушующую пучину волн. Дети тонули и кричали: "Мамочка, папа, зачем вы меня сюда бросили?! За что?! Я не хочу умирать! Ма-а-мочка! Помог-и-и! Мне страшно!.." А родители шли своей дорогой, такие же веселые и довольные. Окаменели сердца их, не слышали они предсмертные крики детей своих. И когда увидела я это, то упала Матушке Божией в ножки и взмолилась: "Матушка, что же это такое?! Почему такое творится?!" Богородица ответила мне: "По грехам людей наступает такая жизнь и такое, что ты видишь сейчас, будет твориться повсеместно. Родители добровольно примут на глаза свои шоры и не будут понимать детей своих. Ум и сердце их будут заняты ублажением себя, прихотей тела своего. И детей своих они истреблять будут. Мешают они жизни их греховной. А Я, Варварушка, буду посылать людей к тебе, по указанию Отца Нашего Небесного, и будешь ты отмаливать души младенцев этих невинных". – "Да как же я смогу отмолить их. Я же тоже щепка в этом море". Повела матушка Божия ручкой, и на волнах тех появился плот: "Вот тебе, Варварушка, плот. И будут рядом с тобой всегда Иоанн Креститель и Ангел-Хранитель. Кого призовешь к себе, тот и будет рядом, и поможет тебе. Назидай, вразумляй приходящих к тебе".

Поникла матушка Варвара от тяжести уготованного ей креста, а когда подняла голову – исчезло видение, лишь тонкий аромат и сладость сердечная говорили ей, что не почудилось ей это. И понесла с этого времени матушка крест этот тяжелый. Так и мы к ней попали. Дала она нам епитимию по нашим грехам. Слава Богу за все!

* * *

Помню приехала в Вырицу одна бабушка, а с ней больная внучка: болезнь Дауна. Все было на лице у бедного дитя написано: серьезная болезнь. А у матушки тогда было несколько человек. И эта бабушка говорит: «В свое время я была у великого старца. Сказал он мне, что подобные вещи у нас в стране отмаливают три старицы. Я побывала у двух. Ребенку лучше, но болезнь не уходит. Теперь я знаю, что здесь моя внучка по вашим молитвам получит исцеление». Такая сильная вера была у бабушки. Матушка Варвара на нее посмотрела, взяла ребятенка за ручку и подвела к своему святому уголку. Зажгла от лампадки свечку и дала девочке. Стала молиться. Сколько прошло тогда времени не помню. У матушки не замечаешь времени, оно как бы не существует, там какое-то другое измерение было. И вдруг девочка разворачивается к нам, а лицо светлое, чистое, красивое, ну, просто ангел во плоти, и громко говорит: «Бабушка, ты посмотри, какие они все красивые!» И показывает взглядом куда-то вверх, на уровень потолка. Что она видела там, нам это не было открыто. Мы могли только по глазам девочки видеть эту неземную красоту и благодать. И еще душой чувствовали, что на наших глазах происходит что-то великое и чудесное. Все заплакали, и слова благодарности и молитвы полились из уст наших. Господь по матушкиным молитвам сотворил такое чудо. Исцелилось дитя.

* * *

Чудным образом по молитвам матушки нашей и муж мой исцелен был. Открылась у него язва, и от большой кровопотери упал гемоглобин. Врачи при этом опасались проводить операцию. «Выживет, дак выживет. Мы помочь не в силах. Он может в таком состоянии и на операционном столе умереть». Лежал он тогда в реанимации. Захожу туда, а он такой, что краше в гроб кладут, и шутит еще при этом: «А я тебя на девятый день ждал!» Шутник он у меня. Поехала я с сестрой к матушке. Зашли сначала к батюшке Серафиму на могилочку, помолились. Потом к матушке.

Сидит она на обочинке канавки, которая возле дома ее была. Сидит на травке, свесила ножки. Матушка наша всегда заранее знала, кто придет к ней. Святые угодники говорили ей это. Стали мы заворачивать к дому, а она зовет: «Идите, идите ко мне. Мне уже сказано было, что вы должны ко мне прийти. Сижу, молюсь, вас поджидаючи». Сказала я ей свою беду, помолилась она и говорит: «Что делать, что делать… Ну, вон коровки рядом пасутся?» – «Пасутся». – «Иди купи молочка, вскипяти его, остуди, чтоб тепленькое было. Пойдем в дом, я тебе еще медочку дам… Это и давай мужу своему». Я тогда говорю ей: «Матушка, я не могу за ним ухаживать, он же в реанимации лежит». – «Ничего, переведут». Раз матушка сказала, значит так и будет. Дала она мне мед, благословила, отправила. Приезжаю в больницу, а мне говорят: «Больной переведен на хирургическое отделение». – «Что, – спрашиваю, – ему стало лучше?» – «Да нет, перевели и все». Стала ходить я к мужу. Вставать он не мог, сил совсем не было. Поила молочком с медом. У меня была уверенность, что Господь не оставит его, совершит это чудо, поставит его на ноги, и что все это нужно для укрепления его веры. Родственникам я про его состояние не говорила. Ни его маме, ни своей. И получилось так, что на три дня о моем муже просто-напросто забыли. Кормлю я своего больного, как сказала матушка, ухаживаю, священника пригласила, он его исповедовал, причастил. На утро четвертого дня медицинский обход. Заведующий отделением увидел моего мужа и спрашивает: «А это у нас кто?» Ему ответили. На его лице было такое… «Как?! Тяжелый больной и чтобы к нему в палату никто не заходил?!» Он сам перепугался: «Срочно, немедленно анализ крови. Такая кровопотеря, а про него забыли?! Срочно надо искать кровь! У него же состояние критическое!» Устроил там разгон по первое число. Потом ко мне: «Вы что же ходили и ухаживали за ним?» – «Да. Делала все, что могла». Врач не успокаивается: «Он что-то ел?» – «Теплое молочко и мед». Это его совсем выбило из себя – он никак не мог подумать, что в таком состоянии можно еще что-то и принимать. Я добавила: «Захотел яичка, давала ему, варила в смяточку». – «И… съел, и ВСЕ… нормально?!» – «Да. Я за всем следила». Крайне удивлен тогда был доктор.

Переливание супругу моему, конечно, сделали. Но снова проблема возникла: редкая группа у него оказалась. Опять к матушке за ее молитвами и советом. Приехала. «Ничего. Не волнуйся. Найдется кровь. Ищи… на предприятии. Надо по радио сказать. Нужно делать». Так мы и сделали. Моя крестница объявила по селектору. Восемь человек подошло буквально через час. Перелили почти пять литров крови. Живет, слава Богу, после этого супруг мой.

* * *

Многое матушка, безусловно, брала на себя. Старенькая, немощная, болящая, она молитвой своей одолевала врага рода человеческого. Мстил он ей за это без устали. У матушки на могилке висит фотография, где ее левая ручка перевязана тряпочкой. Она постоянно падала на эту ручку. И очень часто эта рука у нее была перевязана тряпочкой. И когда кого-то матушка отмаливала у Господа, и Он являл чудо, то враг мстил тем, что она ломала свою ручку. Очень враг мучил ее. Она бывало даже кричала от боли. Когда боль отходила, она садилась, а сил-то, видимо, говорить уже не было, качала головкой, показывала на ручку и всем видом своим говорила, что, «дескать, не смогла я выдержать эту боль. Что же делать, немощная я».

* * *

Однажды мы втроем приехали к ней. Сидит наша матушка возле дома, ждет. Сказала каждой то, что надо сказать, в чем-то поругала. А я, помню, впала в какое-то преслушание. Матушка назначила мне епитимию. Благословила – значит надо выполнять. Стоим мы на коленях возле матушки (ведь перед схимниками, когда они благословляют, становятся на колени), и подходит женщина. Пьяная. И обращается к матушке, как к мирскому человеку: «Здравствуй, бабушка». И целует ее. Понятно, что не разумея, кто перед ней. И две мои напарницы с некоторым пренебрежением отнеслись к этой женщине. Слов не было сказано никаких, но отношение их было понятно. Матушка тут же отреагировала, сказав: «Она гораздо чище многих других».

Через некоторое время снова впала я в какие-то прегрешения, касаемые веры. Долго я мучилась и все-таки поехала к матушке. Был со мной муж и еще двое человек. У матушки была в гостях дочка ее. Перед уходом благословляет она нас. Всех благословила, а меня нет. Даже внимания не обращает. И стала я про себя молиться, что, видимо, впала я в такие прегрешения, что нет больше места для меня в матушкином сердце. Так скорбно было на душе. «Господи, я грешница, но только не оставь меня ее наставлениями. Не разумею я вины своей. Наставь меня». Возопила я. Страшно мне стало от того, что я уйду сейчас и останусь без матушкиного окормления и молитв. Не могу увидеть греха своего. Знаю, что муторно на душу, плохо, а понять не могу. И тут матушка подняла глаза и говорит: «Посмотри, небо открыто. Господь на нас смотрит, Ему ли не верить?!» И тут мне весь мой грех стал понятен. Пошло покаяние. И поскольку я раскаялась, тут уж она голову мою взяла и говорит: «Неразумная ты, неразумная. Молись лучше. Перестала молиться, вот и впала в соблазн». Простила меня.

* * *

Но матушка и строгой была очень. Если мы закоснеем в каком-то грехе, не каемся – она очень менялась… Придешь к ней в таком состоянии, она посмотрит и так: «М-Мх!» Взгляд сердитый: «Иди!» Отправит, не будет разговаривать.

Есть у меня знакомая, которая болела по онкологии. Врачи все говорили, что надо делать операцию. Придет она к матушке с этим, а та не благословляет. «Еще не время!» Лежит как-то моя знакомая в больнице и матушка Варвара не выходит у нее из головы, как-будто к себе призывает. Послала больная к ней сына, тот приехал, а матушка и говорит: «Пора. Пусть не сопротивляется». Приходит с обходом комиссия и отправляют мою знакомую в Питер. Машины нет, ехать своим ходом она не могла – большая кровопотеря. Тут чудным образов все прекратилось. Ее приняли и сказали, что срочно делаем анализы и на операцию. Стали готовить к операции и хотят снять с нее крестик. И обуял ее такой страх, что мысленно стала кричать к матушке: «Матушка! Как же без крестика! Подскажи!» И вруг видит мысленным взором перед собой матушку, и идет ей мысль: «Спрячь крестик в волосы», а волосы у женщины были длинные. Замотала тогда она веревочку вокруг волос и воткнула крестик в волосы.

Сама знаю, что порой бывало настолько тяжело, враг одолевает, руки опускаются, а покричишь мысленно: «Матушка, помолись обо мне». И помощь приходит. Это трудно рассказать. Как призовешь матушку, так и отступает враг.

* * *

Некоторые, видела, приезжали к ней разодетые, на дорогих машинах, все из себя. Как же: их нужно вперед пропустить. Матушка принимала таких очень смиренно и как бы с некоторой долей юродства: «Что же вы… Вы же держатели мира сего, а я больная бабушка». Кто понимал, понятное дело, те просто в ноги к ней бросались. Приходили люди и бомжеватого вида: грязные, небритые, самый низ – она их обнимала, руки целовала. Это и для нас был великий урок. Однажды мы зашли в храм, был Духов день, внесли покойного, но отпевания пока еще не началось. Младшая дочь моя как-то засуетилась – не захотелось ей оставаться в храме на отпевание. И ушли мы. Хотя надо было остаться. Умер человек, нужно проводить в последний путь. Пришли к матушке. И вместо того, чтобы поздороваться, она нам и говорит: «Что ж вы… Как же так можно. Если приносят покойного, отставьте все дела. Помолитесь об этом человеке. Возьмите себе это за правило. Вы же тоже умрете».

* * *

Пред смертью матушка болела очень. Спина, рука, а ноги вообще были страшные – нападки такие, что не передать словами. Ходить не могла. Терпела: «Мне так должно». И сколько при этом народу принимала. Нам не раз снились сны, что идем мы к матушке в больницу, а к ней очередь, аж, от вокзала. Верницами стоят. Сказала она тогда своему зятю, что умрет скоро. Он ей: «Ну, как же, мама, тебе же Матушка Божия сказала, что ты проживешь 96 лет, а тебе 92». Она это не объяснила никак. Сказала только: «Все. Мне надо поспешать». Последнее время она и говорила очень мало, только молилась. Но кого-то принимала. Лежала здесь в Питере, в больнице Ксении Петербургской. Когда исповедовалась, причастилась, болезнь как-будто отступила. Но утром в Покров матушка дала знать, что уйдет в этот день. Стала прощаться.

* * *

Чтобы привезти тело матушки Варвары в Вырицу, не смогли найти грузовой машины. Тогда дочка повезла матушку на руках. Укрыли, посадили рядышком и так повезли. «До вечера, – это говорила женщина, которая матушку мыла и облачала, – тело ее было теплое и мягкое. В городе они попали в пробку. Машин много. Когда выберутся?! Дочь сидит и говорит: «Мама, ты помолись чтобы нам проехать. Сколько мы тут простоим? Ведь это может быть и два, и три часа». И чудным образом все разрешилось. Сбоку одна машина отъехала, другая. Подходит к ним милиционер и говорит: «Вы проезжайте здесь и выберетесь». Конкретно им, а все остальные там и остались. Это была пятница, я еще не знала, что матушка умерла и что ее перевезли в Вырицу. Когда гроб выносили, такое состояние было чудное, солнце начало играть, воздух наполнился благоуханием. Все это увидели и почувствовали. Господь отметил ее.