Текст книги "Молитвенники земли русской"

«Дорогой владыченька»

Деревянный гроб, покрытый небесно-голубой тканью, медленно опускается в сырую Невскую землю. «Во блаженном успении, вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему митрополиту Иоанну, и сотвори ему ве-е-ч-ную па-а-ам-ять». Тот день выдался особенно солнечным. Промозглый ветерок разгонял в небе редкие снежинки, и только белый голубь парил над могилой старца, а там внизу скорбно и неподвижно стояли тысячи людей, провожавшие в последний земной путь своего «дорогого Владыченьку».

Через несколько минут сырой холм земли на месте упокоения владыки Иоанна покрыло множество живых цветов. Догорали в руках восковые свечи, а совсем рядом за оградой Никольского кладбища Александро-Невской лавры все так же с шумом проносился нескончаемый поток машин, спешили по своим делам прохожие – этот мир даже и не заметил, что ушел из него великий молитвенник и печальник земли Русской, пастырь добрый, митрополит С-Петербургский и Ладожский Иоанн.

В дни, когда православный Питербург вспоминал о покойном митрополите Иоанне (Снычеве), у меня произошел ряд знакомств, которые при внешней своей простоте, раскрыли для меня еще несколько страниц жизни этого великого подвижника.

Когда святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в июне 1990 года был избран на Патриарший престол, Петербург замер в тревожном ожидании: кто будет назначен на освободившуюся митрополичью кафедру. По слухам были реальные претенденты и из Петербургской епархии, но все это было лишь на уровне предположений.

Вспоминает раба Божия Людмила: «Стоим в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры, ждем приезда нового митрополита. И вот в собор вошел маленький, белый как лунь владыко Иоанн. Он показался мне очень старым, хотя, как оказалось, владыко и не был в преклонном возрасте. Вошел в собор, поднялся на кафедру, чтобы служить молебен святому Александру Невскому и произнес первые слова. Произнес так тихо, что его никто не услышал, а я стояла рядом и поэтому услышала. Потрясение мое тогда было велико… Вместо льющегося, проникаюшего во все уголки храма, голоса Святейшего, прозвучал дребезжащий, срывающийся голосок. Многие стали переглядываться и недоуменно смотреть: кого прислали, он же чуть жив, голоса вообще не слышно. Да, первый момент у меня был шок, но потом я поняла сердцем: это же ангельский голос».

Александро-Невская лавра в 1991 году еще не была монастырем. Скорее всего, передача церкви такого серьезного экономического и земельного объекта светскими властями и не предполагалась. В лавре было много номерных заводов, институтов, лабораторий, которые были засекречены, и все они давали немалый доход. Да и отношения церкви и государства были в большей степени на словах, чем на деле. Именно поэтому, приехав на новую кафедру, владыка Иоанн, не встретившись ни с главой и администрацией города, не отдав дань светских визитов, поспешил в Свято-Троицкий собор, прося молитвенной помощи у святого благоверного Александра Невского. Вопрос же о передаче Лавры Русской Православной Церкви стоял тогда крайне остро. Впереди владыке предстояла очень большая, трудная работа – молитва, общение и убеждение.

9 октября 2001 г. Панихида на могиле митрополита Иоанна (Снычева) на Никольском кладбище Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры в день рождения и тезоименитства Владыки. Служит священноигумен Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря – о. Пахомий

Алексанро-Невская лавра все-таки была передана Русской Православной Церкви. Но случилось так, что передана она была ценою жизни владыки Иоанна. Это здание гостиницы «Северная Корона», построенное на скандальные деньги, около Иоанновского монастыря, и стало тем местом, где Святитель взошел на свою Голгофу.

Вспоминает Анна Степановна Иванова – секретарь владыки Иоанна. «Когда владыка собрался уходить на эту встречу с Собчаком, то уже около двери библиотеки повернулся к нам и, положив правую руку на сердце, с поясным поклоном проговорил: "Ну, благословите меня!" Валюша – его врач, немного замешкавшись, ответила: "Господь вас благословит, Владыко", – и тихонько перекрестила его вслед. Мне тогда эта просьба владыки о благословении запала в душу какой-то тревожной занозой. Я и сейчас иногда думаю: "Неужели владыко знал, на что он идет?!" Наверное, все-таки знал. Помню я такой случай. Сидим мы однажды за столом, и каждый что-то вспоминает. Кто, кому, что предсказал, кто сколько проживет. Мне же никто ничего не предсказывал, я и сижу молча – слушаю. А владыка так тихонько, почти про себя: "Ну, если по маме, – так очень осторожно – то, на 69 году". Сказал-то он всем, но никто не заострил внимания, каждый о своем говорил, а я услышала и запомнила. (Мама-то у него тоже сильно болела). Так и получилось. 9 октября ему исполнилось 68 лет, а 2 ноября владыки не стало».

Каждый год на годовщину смерти Святителя Анна Степановна приезжает в Петербург поклониться дорогой могиле. Не сразу, но все же состоялась наша с ней встреча. «Когда я стала духовным чадом владыки, то тогда я не поняла во всей мере, что произошло. Трудилась, выполняла послушание, если были какие проблемы, то приходила к нему, как и все его духовные дети. Он так и говорил: "Вы же мои детки". Сейчас вспоминаю и понимаю, что жили мы тогда и беды не знали. Иногда тревожит тебя что-то, думаешь, ну, мелочь, не буду беспокоить владыку, а он многое провидел и однажды мне говорит: "Знаешь, Аня, а ведь из мелочей складывается жизнь, и поэтому мне все надо говорить". Выслушает, скажет насколько слов, посоветует, и вопрос как бы сам собой разрешался. А молитва владыки охраняла от всех невзгод. Так и жили мы за его спиной.

Когда владыку спрашивали, как он себя чувствует, он отвечал неизменно: "По погоде". Никогда не жаловался. Если ему было тяжело на душе, то садился за фисгармонь и начинал играть. Мы уже знали, что у владыки что-то случилось, и он очень переживает. Играл только церковное. Если же по болезни не мог ехать на службу в храм, то просил поставить ему кассету с записью этой службы. У него все двунадесятые праздники были записаны и хранились в отдельной коробочке. Лежал, молился. Но это было в крайних случаях. А так он очень любил бывать в храме. Бывало поедет на службу, видно, что из последних сил: больной, идет тихонько, но едет. Когда же приезжал со службы, то весь светился. Лицо в те минуты у отца Иоанна было одухотворенным. Физических сил не прибавлялось, но внутренне он очень преображался».

Мы идем с Анной Степановной по главному епархиальному корпусу. По ее удивленным репликам, вижу, как многое здесь изменилось с того дня, как ее духовный отец покинул эти стены. «Владыко не шел ни на какие компромисы и сделки с совестью. Если затеваемое дело было против церкви и Господа, то он не благословлял это начинание, как бы его не просили. Общаясь со многим кругом людей, владыко всегда смотрел на то, как человек относится к вере, к церкви. Если чувствовал, что человек благосклонен в этом вопросе, то владыко продолжал с ним контакт. Если же замечал, что кто-то ищет сначала выгоду, а потом уж что-то выделит и на нужды церкви, то постепенно, не обижая, не обличая этого человека, осторожно отходил от него и прекращал общение».

Как подтверждение этих слов приведу один случай, расказанный мне рабой Божией Людмилой:

«Пришли как-то раз ко мне два человека поделиться с идеей, по их мнению, очень благородной: создать православный банк. Один ученый финансист, другой практик. "Ну, что такое? Церковь стоит, надо ей помогать. Существуют же банковские институты, но они мирские, надо и нам сделать подобное, но по православной линии". Я тут замолвила, что деньги в рост нельзя давать и по этому поводу в Евангелии сказано конкретно, но это на них подействовало мало. Они решили все-таки заняться разработкой концепции Православного Банка и обосновав все, придумали даже название "Акциз". С этим они собирались ехать ко Святейшему. Но перед поездкой надо было получить благословение у владыки. Меня попросили устроить эту встречу. Когда мы пришли к владыке Иоанну, то сразу было заметно, что он в недоумении от такой идеи. Он посмотрел на меня и как бы молча сказал глазами: "Мать, неужели ты не могла им объяснить, что деньги в рост давать нельзя". Но когда они стали объяснять, теоретически все это обосновывать… И владыко, чтобы не обидеть своих посетителей, сказал: "Оставьте, я почитаю". Посмотрев документы, через некоторое время назначил встречу. Когда мы пришли, владыко почти сразу нас принял и, так как был конец приема, повел обедать. Накормил, познакомил с каким-то юристом и все как-то уходил от конкретного разговора. А моим спутникам нужно было благословение на поездку. И когда они дерзнули все-таки спросить конкретно об этом, то он оперся на свой посох, положил голову на руки и сказал: "Ну, чего там ба-а-нк, ре-бя-я-тушки. Мне бы ма-а-ленький свечной заво-о-дик". И хитро, хитро так смотрит. Этот "маленький свечной заводик" оказался очень непростым, и почему он лучше банка, тогда этого понять этим банковским специалистам было не дано. Это понятие пришло лет через пять. И каждый из них это вспомнил и пришел к владыке. Ведь банк принес бы только хулу и проблемы церкви. Они это поняли только после смерти владыки.

Для меня в этой истории было свое маленькое продолжение. Прихожу я после этого однажды к владыке, он зачем-то пригласил меня. Владыко Иоанн сидит на кровати, закутанный в теплый пуховый платок, рядом покойная Валечка, обрабатывает у него ножки. Тогда привезли соль с мертвого моря – делали ванночки владыке. Сидит он такой больной, умиротворенный. Молчим. Да и говорить не хотелось. Есть такое общение, когда слова не нужны. Потом владыко хитро так и говорит: "Ну, что, ма-а-тушка Людмила, как твой ба-а-нк?" – Отвечаю: "Владыко, да это же не мой банк. Я их просто привела". И вот эта простота ребенка и духовная мудрость отца Иоанна меня всегда поражала».

Но вернемся ко времени приезда владыки Иоанна в Санкт-Петербург. Раба Божия Людмила: «Владыко приметил, что я работала с видеокамерой. Когда я понесла ему пленку, где был заснят молебен у мощей св. Александра Невского, произошло мое знакомство с митрополитом Иоанном. Это свершилось легко и просто. И владыко стал иногда звонить мне вечерами. Никогда не забуду как раздается звонок и в трубке слышен голос: "Ма-а-туш-ка-а, Людми-и-ла. Это Влады-ы-ко". Он тогда мало кого знал в городе, а я по простоте своей и глупости общалась с ним нормально и спокойно. Он о многом спрашивал, в том числе интересовался и моей жизнью. Довелось мне снимать обретение мощей Серафима Саровского. Святейший Патриарх тогда с поезда поехал к Ксении блаженной. В Смоленском храме Святейший приложился в Тихвинской иконе Божией Матери, а потом все пошли в часовню, чтобы служить молебен. И тут прогремел гром, а это был январь месяц! Второй раз я услышала такой гром в Дивеево, когда Святейший служил на улице около мощей преподобного. Там летал вертолет, и был обсолютно солнечный день, ясное небо, и снова гром.

Заехали на Карповку, а затем и в Казанский собор. Я помню необыкновенную трепетность, когда Святейший и владыка Иоанн ждали выноса раки с мощами прп. Серафима Саровского. В них чувствовалось необыкновенное, непередаваемое состояние внутренней молитвы. До боли было видно их напряжение».

Анна Степановна: «Когда он поехал в Петербург, я не ожидала, что он возмет меня с собой, но владыко благословил собираться. В Самаре я помогала составлять владыке каталог русских архиереев, печатала церковные книги – был у нас своего рода самиздат. В Петербурге же людей, которые могли помогать владыке Иоанну, было гораздо больше и даже появилась возможность печатать книги в типографии. Хотя он еще в Самаре начал печатать Закон Божий. Заказал 100 000 экземпляров. Все только разводили руками – это же надо сколько было найти денег для типографии. Но владыко печатал и печатал потихоньку. Потом книга разошлась и все уладилось: рассчитались. И после этого еще дважды переиздавали по 100 000 экземпляров. В Питере я поселилась в архиерейском доме и только тогда сумела по-настоящему понять, каким необычайным терпением и смирением обладал наш владыко. Ведь одно дело видеть его в храме, работать с ним, и совсем другое – жить рядом, наблюдать его быт, характер, привычки…

Как и его духовный отец – владыко Мануил, митрополит Иоанн был безотказен и всячески старался помочь просителям. Люди же приходили к нему постоянно. Только в понедельник у владыки был выходной, а все остальные дни он принимал посетителей».

Анна Степановна с сетрой пришла к владыке Иоанну еще в Самаре. «В это время еще был жив митрополит Мануил. И к нему все стремились попасть. У меня же вопросов духовных не было, и мы с сестрой пришли один раз благословиться. В другой мой прием владыко Мануил был на покое, и прием вел владыко Иоанн. Знаете, и тогда владыко принимал всех и записываться заранее не надо было. Не допрашивали в приемной: "Зачем пришел, по какому вопросу?!" Принял он нас, благословил, я что-то из личного спросила, и тут владыко стал спрашивать меня: как и что, где работаю. И благословляет меня переезжать в Самару. Это было для меня неожиданно и решиться на это мне было трудно, жила-то я тогда в Смоленске. Я и на работе была уже в почете, а тут все надо оставить… Но решилась. Так моя судьба и связалась с моим дорогим духовным отцом.

Сколько раз я наблюдала в приемной: приходит человек и даже разговаривать не может – так придавило его горе, а уходил от владыки счастливым. Наш же бедный владыко Иоанн брал на себя это горе и оставался один с этим грузом. Бывало не один десяток "страждущих и обремененных" приходили к нему за день. Всех утешал. Сердце и надорвалось от наших грехов. Он ведь даже строптивых своих чад не бросал. Они и роптали, и уходили от него, а он оставлял для них в своем сердце уголок. Одна духовная дочь много раз его оставляла – строптивая была очень. Ушла в который раз, и, видимо, жизнь так ее скрутила, что вернулась. Приходит к владыке и говорит: "Я вернулась, простите, владыко". Он ей отвечает: "Ты же столько месяцев обходилась без меня. Живи и дальше так". Сурово так сказал. (Решил, наверное, проверить ее начальное смирение.) Она стоит, плачет. Ко мне пришла: "Владыко не прощает. Пропаду…" Я ей: "Пиши, пиши письмо. Простит владыко". Сломила свою гордыню, написала, и простил ее владыко Иоанн.

Он был как-то по особенному внимателен к людям. И его мягкое и теплое сердце печалилось, если он даже невольно, неосторожным словом мог огорчить своих духовных чад. Строгость он, конечно, проявлял тоже, но то была строгость разумная. Даже зная, что человек действительно не прав, владыко делал все, чтобы он сам осознал это. Даже видя, что ты делаешь что-то неправильно, он давал время, чтобы ты сам понял свою неправоту, созрел до правильного решения. "Нет, ты подумай еще, не торопись". Не начнет резать правду-матку в глаза. Всегда был очень выдержан в словах и действиях – делал все с осторожностью. Не в смысле, что была в этом боязнь, а осторожность не оскорбить, не унизить человека. И в тоже время наставить на путь истины. Я думаю, что для нас эта потеря невосполнимая».

«Вспоминаю то время, когда в прессе впервые появились публикации митрополита Иоанна по истории России, по Российскому самосознанию и оценке современных политических движений, – снова из разговора с рабой Божией Людмилой, – тогда под знамена владыки встали ряд православных, крайне правых организаций, настроенных более агрессивно, более жестко. И политические движения встали под знамена владыки и пошла несуразица. Они не смогли понять, что владыко в первую очередь был молитвенником, что он жил по-настоящему монашескими правилами. И, будучи епископом, он выполнял то, что ему велел Господь. Не дано им этого было понять. Они посчитали, что владыко звал их на баррикады, так как привыкли к активным действиям, он же был заступник за Россию.

Владыко очень твердо повел себя, когда начался путч. Он встал на молитву. А как он начинал борьбу с сектами, с катакомбниками!!! Это было время, когда было важно правильно сориентироваться. С одной стороны, мы обретаем мощи, народ начинает ходить в храм, а с другой – эта эйфория от демократии. Многие вещи тогда развивались очень быстро и стремительно. И не все решалось криками, лозунгами и введением войск. Давно сказано, что Россия всегда спасалась тихой молитвой. И если бы на Петербургской кафедре по тем временам оказался более активный епископ, то неизвестно, куда бы нас все это привело. Под влиянием митрополита Иоанна и господин Собчак вынужден был меняться: сначала из светских побуждений, а потом и из порыва души сделал многое для Русской Православной Церкви. Многое повернул в политике города таким образом, что сейчас это мы воспринимаем естественным образом. Это влияние молитвы, любви владыки. Россия стоит тихой молитвой, и не всегда мы знаем имена этих молитвенников, и, слава Богу, что не знаем. Мы тогда бы по своей "учености и умности" наделали такого, что им бы пришлось отмаливать очередные 70 лет».

После трагических событий в «Северной Короне», гроб с телом владыки Иоанна был поставлен в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры. Митрополит был в белом шелковом архиерейском облачении с вышитыми его духовной дочерью Валентиной Дюниной золотыми крестами на омофоре и звездицей на саккосе. На улице сплошным белым саваном лежал белый снег. Лежал и не таял…

«Корнилие, блаженне…»

Из пророчества монаха Корнилия:

«…Буду прославлен в лике святых. Монастырь наш станет Лаврой. На могиле моей будет стоять храм, где будут совершаться ежедневные службы. За отступление от Бога народ будет наказан на три поколения. А когда положат меня на восток, тогда придет оттуда ИЗБАВЛЕНИЕ».

В первые дни после Рождества 2000 года у меня появилась возможность побывать в качестве паломника в Иоанно-Богословском Крыпецком монастыре. Знал я об этой обители немногое: расположен монастырь в 25 километрах от г. Пскова, основал его в XV веке преподобный Савва, в XVI веке там приняли иночество и подвизались преподобные Нил Столобенский и Никандр Пустынножитель. Именно в этой обители подвизался в конце прошлого столетия и в начале XX века блаженный монах Корнилий, имя которого стало известным и вне пределов Псковского края в связи с его примечательным «завещанием» – пророчеством о своем погребении «головою на север». Эти слова монаха Корнилия, впервые услышанные мною, и что «будет это погребение на бедствие России», сразу запали в душу.

Дорожные проблемы

В назначенное время рано утром народ постепенно собирался около подворья Коневского монастыря. Редкие прохожие спешили по своим неотложным делам, на улицах не сновало бесконечное количество машин, город только-только просыпался. Утренний морозец и питерский промозглый ветерок постепенно делали свое дело. Кто-то старался поближе прибиться к основной группе паломников, а кто-то использовал малейший выступ, чтобы укрыться и сохранить в теле остатки тепла. Почему-то долго не могли открыть дверь на подворье, потом попросили молиться – что-то случилось с автобусом. Народ смиренно стоял, молился. Ропота не было. Православный человек терпеливый, ко многому привыкший. Через час, уже в помещении, после отслуженного батюшкой молебна о путешествующих, пришло известие, что обещанного автобуса на 50 человек не будет. А если и будет, то маленький, человек на 20. Народ стал постепенно расходиться. Я мог поехать только при наличии свободного места, поэтому можно было тоже распрощаться и уйти, но решил остаться и проводить тех, кто поедет. Когда началась воскресная Литургия, прибыл автобус. Очень небольшой, с одной дверцей. Сквозь полупрозрачные окна было видно, как паломники по одному протискивались в узком проходе, рассаживались, тесня соседей. Впереди у них было не менее шести часов дороги – вот уж поистине не позавидуешь. Около автобуса осталась небольшая группа людей. Оказалось, что кто-то уже бывал в Крыпецком монастыре, кто-то приблизительно знает расписание на Псков. Так и родилась идея ехать в обитель своим ходом.

* * *

Удивительно иногда раскрываются люди. Доброе слово, участие, немного заботы, и незнакомый человек преображается, становится чуточку родным. Наверное, это очень трудно всю смену продавать билеты, отвечать на бесконечные вопросы людей, который непременно нужно куда-то уехать. И лучше сейчас, не задерживаясь. А если билета нет, то виноват, конечно, кассир. Когда нам помогли с билетами, захотелось хоть как-то отблагодарить. «Девушка, мы едем в монастырь. Напишите в записке свое имя и своих родных. Мы передадим, помолимся. Знаете как?» Словно невидимая стена отделила нас от вокзальной сутолоки. Ее лицо неуловимо изменилось, помолчала несколько мгновений, потом подняла глаза: «Знаю. Я иногда хожу в церковь».

В автобусе наша группа окончательно познакомилась. Рассказывали о себе, вспоминали прочитанное, дремали, молились. Пассажиры входили, выходили на своих остановках. Снова подсаживались. А автобус ехал и ехал своей, казалось бы, бесконечной и привычной дорогой, перекрывая убаюкивающим шумом двигателя эту дорожную суету.

Когда совсем стемнело, приехали в Псков. Впереди еще 25 километров до монастыря. Рейсовых автобусов нет, попутки туда ходят очень редко. Монастырь находится в стороне от основной трассы. Обратились к таксистам. Услышав предполагаемую цену, стали всерьез задумываться о ночевке на вокзале и приезде в Крыпецкую обитель утром. Через некоторое время решили еще раз повторить попытку. Сумма названа была уже меньше. Прикинули свои скудные ресурсы, сложили все в кучу и поехали.

Иоанно-Богословский Крыпецкий монастырь

«Стучите, да отворят вам»

Очень хотелось попасть хотя бы на елеопомазание. Поэтому, когда приехали в монастырь, сразу же направились к храму. Только и успел рассмотреть: строительные леса около храма, колокольня без крыши, несколько машин и больших автобусов, дорожка, выстланная еловыми ветками. Успели?. Как ни старались – войти в храм не могли. Сквозь запотевшие окна была видна спрессованная масса людей, горящие свечи, слышалось пение и возгласы священства. Не допускает к себе монах Корнилий. Видимо, не достойны.

Услышал нашу молитву блаженный старец, смилостивился над рабами Божиими. «В одиннадцатом часу» и мы были призваны и сподобились приложиться к мощам прп. Саввы и монаха Корнилия. Служба подходила к концу. Постепенно по одному, два человека народ стал выходить на свежий воздух. Только тогда смог протиснуться поближе к Царским Вратам, чтобы сфотографировать Владыку Евсевия, архиепископа Псковского и Великолукского, и записать его проповедь: «Господь определил жить нам в это время. И дай Бог, чтобы предстоящее завтра священнодействие: канонизация блаженного монаха Корнилия, коснулось бы нашего сердца и разума. Хотелось бы, чтобы мы осмыслили: с каким чувством, душой мы приступаем и участвуем в этом священнодействии? Достойны ли мы соприкоснуться с этой святыней? Видимо, достойны! По промыслу Божию Господь определил именно нам с вами быть участниками этого священнодействия, когда подвижник этой святой обители, этой земли становится в лике святых. Святая Церковь сравнивает святых со звездами на небе. Солнце – это Господь Бог, луна – наша Небесная Матерь, а звезды – это Угодники Божий. И, если Господь благословит, завтра взойдет новая звезда на русском небосводе святости. Взойдет для того, чтобы усилить этот благодатный свет. Чтобы мы с вами не блуждали во тьме греха, а взирая на эти Звезды, старались по мере своих сил и возможностей, маленькими лучиками светить в этой земной жизни, неся свет Христовой Веры!»

Дыхание старины

Получив благословение от Владыки и проводив его до машины, верующие стали прикладываться к мощам преподобных Саввы и Корнилия. Образовалась длинная и молчаливая очередь. Кругом толстые колонны, на которые опираются тяжелые своды, стянутые железными штангами. Узкие полукруглые стены, железные решетки, низкий потолок. Так и кажется, что попал в век XV, и что сейчас из-за ближайшей колонны сверкнет украшенный драгоценными камнями кокошник какой-нибудь боярыни, зашуршит тяжелая соболья с откидными рукавами шуба боярина, блеснет кольчуга воина. Утробный, звериный рык вернул меня из моего «путешествия» в действительность. Не вынесла присутствия рядом со святыми Угодниками нечистая сила. Гнул и корежил Благодатный Свет ее темную сущность. Кому-то попустил Господь нести этот тяжелый крест одержания. Дай Бог, во спасение, а нам в назидание.

Игумен Дамаскин

Около храма небольшая группа людей плотным кольцом окружила отца настоятеля. Благословлялись, просили совета, у кого-то стояли слезы на глазах. Отец Дамаскин никому не отказывал, выслушивал, зябко поеживаясь при этом, и почти постоянно тихонько покашливал. Позднее, разговаривая с монахами и трудниками, я узнал причину этой болезни.

Игумен Дамаскин и Владыка Евсевий

Монашескую жизнь отец Дамаскин начинал 26 лет назад в Псково-Печерском монастыре. Был келейником, иподьяконом, регентом. Потом благословили служить на приходе. И было ему как-то видение Божией Матери. Она сказала ему: «Ты должен стать монахом-строителем и обязан восстановить Крыпецкий монастырь». Вскоре в 1990 году Иоанно-Богословский Крыпецкий монастырь передали Русской Православной Церкви. От прежней обители к тому времени остались только развалины собора и колокольни. Добирался сюда батюшка на «Урале», который тащил трактор. Монастырь со всех сторон окружен болотом, дороги не сохранилось, одна тропинка от станции Торошино. Все заросло. На территории обители лес, молодняк. Чудотворный источник чистили где лопатой, где экскаватором. Сделал отец Дамаскин мазанку недалеко от колокольни, так появилась в монастыре первая келья. В 1993 году на Рождество приехал отец Евсей, уступил батюшка ему свое жилье, а сам перешел в колокольню. Помещение там сырое, заплесневелое, по стенам грибок. Камень. Жил он там до 1996 года. Поэтому и подкашливает теперь. А раньше пел прекрасно. Теперь голос потерян.

Ночной разговор

На ночлег нас благословили в столярку. Освободили столы от пахучей древесной стружки, принесли с чердака ближнего дома старую верхнюю одежду, постелили и получились неплохие лежанки. В соседней комнате потрескивала печка, распространяя живительное тепло. Заходили какие-то незнакомые нам люди, разговаривали о своих делах, что-то делали, снова выходили.

Хотя, это мы для них были незнакомыми, очередными паломниками. Они же здесь были хозяевами, людьми, руками которых возрождался монастырь. Что-то там у них не получалось, какой-то шофер куда-то заехал, порушив при этом насыпь. Познакомились, завязался разговор. Собеседники мне попались, как потом оказалось, хлебнувшие лиха. Эти два человека, которым уже за пятьдесят, как-то внутренне дополняли друг друга. Владимир Иванович Соболев останется, наверное, у меня в памяти, как «Иваныч». В моем детстве звали так мужиков, которых уважали за сметку, деловитость, умение справиться, не спасовать перед любым делом. Жилистый, немного ершистый, с бородой, в которой давно уже поселилась седина. Второй – Александр Сергеевич Жернов. Этот помягче, да и внешне приземистее, основательнее. В разговоре то и дело сдерживал Иваныча. Служил когда-то коком на судне, ближе к старости обратился к Богу. Работает теперь в монастыре трудником.

Разговор оказался не просто «за жизнь»: поговорили и о воспитании, и о политике, и о монастыре… Для меня он оказался очень поучительным. Вот лишь малое из того, о чем беседовали в этот поздний вечер.

* * *

Люди приходят в монастырь по одной простой причине, так как осознали, что нация без веры – это ничто, не народ. Сейчас обыкновенный человек запутался во всех этих демократах, либералах, центристах, коммунистах… во всех этих партиях. Он только нутром чувствует, что его давно и очень хорошо дурят. И он начинает искать истину. А истина только у Бога. Поэтому люди и идут сюда.

Четыре года здесь практически ничего не было. Ни мастерской, ни хлеба, ни коровника, ни трапезной… Голое место и болото. Когда был губернатором Вячеслав Николаевич Туманов, тут и храм стали реставрировать, и дорогу провели. Знаешь, когда впервые пришли в монастырь и увидели, сколько предстоит сделать – страшно стало. Потом воочию убедились в молитвенной помощи прп. Саввы, в благодати Божией. Вот эту мастерскую мы начали в августе. Я никогда не думал, что в январе мы ее закончим. А сейчас мы сидим в тепле и под крышей. 120 кубов залито здесь стен, 80 кубов леса, 400 листов шифера. И все это нашими руками, без всяких ПМК.

Когда мы положили пятый венец братского корпуса, приходит сюда мужчина с сыном. Сын после армии стал слепнуть. Этому мужчине лет 45. Когда ему было 20 лет, он потерял зрение. Искупался в нашем источнике, промыл глаза водой и вылечился. С тех пор видит. А сын тоже исцелился. Вот тебе и чудеса в наше время! Как-то приехал начальник строительного управления, весь покрыт какими-то наростами, что-то неизлечимое. Неделю пожил здесь, купался, обмазывался грязью, потом уехал. Приезжает через пару недель: «Мужики, мне надо долечиться! Смотрите, на мне ни шелухи, ни корост!» Через такую благодать, такие исцеления люди приходят к вере. Да я сам (Владимир Иванович – от авт.) приехал сюда больной. По ногам невозможно было провести пальцем – сразу кровь. Тромбоз. Тоже обмазывался грязью, купался. Теперь могу по 20 часов в сутки ходить – не болит.

Иоанно-Богословский Крыпецкий монастырь

При Советах здесь была плодоовощная база, в пределе пяти мучеников Евстратия, Авксентия, Евгения, Мердария и Ореста держали скот. Комиссары хотели все это дело уничтожить. Приезжает сюда подвода за чем-нибудь: «Бери два камня и увози!» Везли, бросали. Так разобрали стену вокруг монастыря. Люди не один десяток лет эти камни на руках носили через болото, чтобы построить монастырь.

Этот храм простоял без ремонта 200 лет. И сейчас наши реставраторы его губят. Они не идут по старой технологии. Ты видел отверстия в стенах? Это же каналы. Они были сделаны, чтобы не плесневели стены, была акустика, чистый воздух поступал в храм. Строители раньше все это предусмотрели. Сейчас в эти отверстия заливают цемент и получается бетон. Монолит. Саркофаг. Сырость постоянно. Попробуй эти стены по 1, 5 метра просушить. Какой там резонанс. Облик той старины мы, может быть, вернем, но душа в цементе жить не сможет. Попробуй посади человека к телевизору, приноси ему еду, кровать рядом поставь… Через некоторое время будет видимость человека, физическая оболочка – душа его перетечет в ТВ.