Текст книги "Женщины могут все"

10

Тай был прав, но София собиралась обдумать его слова позже. Может быть, ей станет легче, если придется ломать голову над всякими пустяками. Однако не прошло и десяти минут после разговора с матерью, как начали звонить репортеры. София так и не успела спуститься и поговорить с бабушкой.

Она знала, какого курса следует держаться. Сплоченность. София была готова схлестнуться с полицией, лишь бы смягчить удар, который это нанесет ее матери.

Никаких комментариев прессе, пока она не сможет составить соответствующее заявление. Никаких интервью. Она прекрасно сознавала, что убийство ее отца вызовет бум в прессе, но Джамбелли не должны оказаться в центре внимания.

Это означало, что ей придется позвонить всем членам семьи и руководству компании. Но первым делом – черт бы побрал Тайлера – Элен Мур.

Им был нужен совет адвоката.

– Я позвонила тете Элен, – сказала она Терезе.

– Хорошо. – Тереза сидела в передней гостиной. Спина, как всегда, идеально прямая, лицо сосредоточенно. – Как твоя мать?

– Попросила на несколько минут оставить ее одну.

Тереза кивнула и взяла внучку за руку. Этого жеста было достаточно, чтобы София ощутила поддержку.

– Кто из твоих служащих мог бы написать заявление для прессы и отвечать на звонки?

– Никто. Nonna, я хочу сделать это сама.

– Хорошо. – Тереза сжала ее руку и тут же отпустила. – Cara, я сочувствую твоему горю. Тайлер рассказал нам все, что знал. Мне не нравится, что тебя допросили до того, как ты смогла поговорить с Элен или Джеймсом.

– Мне было некуда деться. Я ничего не знаю. Моего отца застрелили, когда он сидел в моем кресле у меня на квартире. Я должна была сказать им все, что помогло бы найти убийцу.

– Если ты ничего не знаешь, то не могла сказать им ничего полезного. – Тереза нетерпеливо махнула рукой. – Тайлер, дай Софии вина. – Тут зазвонил телефон, и она с досадой хлопнула ладонью по ручке кресла.

– Я позабочусь об этом… – начал Тайлер.

– Нет, сегодня с прессой никому из членов семьи общаться не следует. – София потерла лоб, пытаясь сосредоточиться. – Позвони Дэвиду. Попроси его прийти. Объясни ему все. Тем временем я начну работать над текстом заявления. А сейчас все просто. Семья никого не принимает. Без комментариев.

– Я позвоню ему. – Тайлер подошел к Софии, взял за подбородок и заставил поднять лицо. – Тебе нужно не вино, а аспирин.

– Мне не нужно ничего. – София попятилась. – Дай мне полчаса, – сказала она бабушке.

– Софи… – Эли, сидевший рядом с Терезой, встал и обнял приемную внучку. – Передохни немного.

– Не могу.

– Хорошо, делай как знаешь. Я начну обзванивать людей.

– Я сама могу это сделать.

– Можешь, но звонить буду я. И прими аспирин.

– Ладно. Но только ради тебя.

* * *

Это помогло. Аспирин и дело. Через час она успокоилась, составила текст заявления и поговорила с Дэвидом.

– София, я возьму прессу на себя. А вы позаботьтесь о себе и матери.

– Мы справимся. Вам следует знать, что какой-нибудь предприимчивый репортер может подобраться к вилле и дому Макмилланов. У вас есть дети. Их тоже будут пытаться использовать.

– Я поговорю с детьми. Они не станут продавать интервью бульварной прессе.

– Прошу прощения. Я не хотела сказать ничего плохого. Но они еще дети. Их могут смутить и застать врасплох.

– Я поговорю с ними, – повторил Каттер. – Я знаю, что это тяжело. Не могу представить, как бы я вел себя на вашем месте или на месте вашей матери. – Он поднялся. – Я сделаю все, что в моих силах. Только скажите.

– Я вам очень признательна. – Она помедлила, раздумывая, как быть. Сейчас было не до соперничества и мелких обид. – Мои бабушка и дедушка доверяют вам. Иначе вас здесь не было бы. Поэтому я тоже доверюсь вам. Вы останетесь в доме и будете отвечать на звонки. Я бы отдала вам свой кабинет, но он может мне понадобиться.

София шагнула к двери, но остановилась посреди комнаты. «Она выглядит опустошенной, – подумал Дэвид. – Как будто выключился какой-то внутренний механизм».

– Вам стоило бы отдохнуть.

– Не могу. Мне легче, когда я что-то делаю. Я знаю, что о нем думали. Знаю, что о нем будут говорить, шептаться во время коктейлей, писать в бульварных листках…

«И я знаю, что о нем думала я сама, – мысленно добавила София. – Что я сказала ему. О боже, только не сейчас!»

– Ему уже все равно. Но моей матери это причинит боль. Так что остановиться я не могу.

София заторопилась.

– Думаю, вам больше всего подойдет библиотека, – начала она. – Там вам никто не помешает. Если вам понадобится что-нибудь, что мы не предусмотрели, вызовите Марию.

Она спускалась по лестнице, когда Мария открыла дверь полиции. Клермонт поднял голову и увидел Софию.

– Еще раз здравствуйте, мисс Джамбелли.

– Еще раз здравствуйте, детектив. Все в порядке, Мария. Ты свободна… Есть какие-нибудь новости? – спросила она, быстро сбежав по ступенькам.

– Пока нет. Мы бы хотели еще раз поговорить с вами, а также с вашей матерью.

– Моя мать отдыхает. Дэвид, это детектив…

– Клермонт, – закончил Алекс. – И моя напарница, детектив Мейгир.

– Знакомьтесь. Детективы Клермонт и Мейгир. Дэвид Каттер, главный менеджер компании «Джамбелли – Макмиллан». Вы можете разместиться в гостиной. Я присоединюсь к вам через минуту.

– Мисс Джамбелли, ваша мать дома?

– Я уже сказала, что моя мать отдыхает. В этот раз вам не удастся поговорить с ней.

– София… – По лестнице спускалась Пилар, придерживаясь рукой за перила. За ней следом шла Элен. – Все в порядке. Я сделаю все, что могу.

– Миссис Авано, – начала Элен, из осторожности воспользовавшись прежней фамилией Пилар, – желает ответить на ваши вопросы. Я уверена, что вы примете во внимание ее эмоциональное состояние. Судья Мур, – холодно кивнула она. – Старый друг этой семьи.

Клермонт знал Элен. Ее муж как-то подверг его жестокому перекрестному допросу. «Юристы наготове», – подумал он.

– Судья Мур, вы представляете интересы миссис Авано?

– Я приехала, чтобы оказать подруге моральную поддержку и, если понадобится, дать ей совет.

– Может быть, присядем? – спросила Пилар. – София, будь добра, попроси Марию подать нам кофе.

– Сейчас, мама.

«Воспитанная и культурная, – подумал Клермонт. – Теперь понятно, откуда у Софии взялись светские манеры. Но светские дамы убивают так же, как и все остальные».

Особенно если их бросают ради молодых манекенщиц.

И все же она прямо отвечала на вопросы.

Не видела Тони и не разговаривала с ним после пресловутого праздника. Не была на квартире дочери уже месяц с лишним. Ключа не имела. Пистолета не имела, но призналась, что оружие в доме было. Прервать ее Элен не успела.

– Вы были расстроены, когда муж развелся с вами, чтобы жениться на Рене Фокс?

– Да, – ответила Пилар, не дав Элен открыть рот. – Элен, было бы глупо отрицать это. Естественно, я была расстроена. Я не считаю окончание брака поводом для праздника. Даже если брак был всего лишь формальностью. Он был отцом моей дочери.

– Вы возражали против развода?

– Нет. – У Пилар искривились губы, и Клермонту невольно вспомнилась скорбящая Мадонна. – Спорить с Тони было трудно. Тем более что он всегда избегал споров. Я дала ему то, что он хотел. Ничего другого мне не оставалось, правда?

– Разводом миссис Авано занималась я, – вставила Элен. – Он состоялся с обоюдного согласия. С точки зрения закона дело было очень простым.

– Но тем не менее вы были расстроены, – заявила Мейгир. – Достаточно расстроены, чтобы на прошлой неделе позвонить на квартиру бывшему мужу посреди ночи и высказать в его адрес угрозы и обвинения.

– Ничего подобного я не делала. – В глазах Пилар впервые вспыхнул воинственный огонек. – Я никогда не звонила на квартиру Тони и никогда не разговаривала с Рене. Это только ее предположение!

– Миссис Авано, мы можем проверить телефонные записи.

– Пожалуйста, проверяйте. – Голос Пилар напрягся так же, как ее спина. – Я была недовольна выбором Тони, но это был его выбор. Я не привыкла звонить среди ночи кому бы то ни было. Тем более с угрозами и обвинениями.

– Нынешняя миссис Авано утверждает обратное.

– Значит, она либо ошибается, либо лжет. Она сама позвонила мне среди ночи, устроила скандал, наговорила мне гадостей и обвинила бог знает в чем… Детектив, этот разговор в книге регистрации вы найдете, но моего звонка там нет.

– С какой стати ей лгать?

– Не знаю. – Пилар вздохнула и потерла висок. – Может быть, она и не лгала. Думаю, кто-то действительно позвонил Рене, а она решила, что это я, и разозлилась. Она вообще меня терпеть не может.

– Вы знаете, в какое время мистер Авано уехал с вашего праздника?

– Нет. Честно говоря, в тот вечер я всеми силами избегала его и Рене. Ситуация была неловкая и лично мне неприятная.

– Вы знаете, почему он приехал на квартиру вашей дочери… – Слава богу, найти таксиста удалось. Клермонт заглянул в свой блокнот и добавил: – …в три часа утра?

– Нет.

– Где вы были в это время?

– В постели. Большинство гостей разъехалось к часу ночи. Я поднялась к себе в комнату, когда еще не было двух. Одна, – добавила она, опередив вопрос. – Пожелала Софии спокойной ночи и сразу легла, потому что очень устала.

– Не могли бы вы на минутку оставить нас наедине? – попросила Элен детективов, показав рукой на дверь.

– Отсюда до Сан-Франциско можно добраться за час, – заметила Морин, оказавшись в коридоре. – Так что алиби на это время у нее нет. И мотив имеется.

– Но зачем встречаться с бывшим мужем на квартире дочери?

– Чтобы не выносить сор наружу.

– Может быть, – задумчиво ответил Клермонт. Тут Элен позвала детективов, и они вернулись в гостиную.

– Детективы, миссис Авано не пожелала сообщить вам некоторые факты. Энтони Авано много лет был ее мужем; кроме того, у них общая дочь. Ей не хотелось говорить то, что могло бы повредить его репутации. Однако мне удалось убедить ее, что эти сведения могли бы помочь следствию. Тем более что… Пилар, – тихо сказала Элен, – они все равно рано или поздно узнают это из других источников.

– Ладно. – Пилар встала и начала расхаживать по комнате. – Ладно. Вы спросили, имею ли я представление, почему он мог поехать к Софии. Я не знаю наверняка, но… у Тони была слабость к женщинам. Некоторые пьют, некоторые играют в азартные игры, некоторые заводят любовниц. У Тони были любовницы. Он мог кому-то назначить там встречу, чтобы порвать с любовницей или…

– Вы знаете, кто это мог быть?

– Нет. Я перестала интересоваться такими вещами много лет назад. Но кто-то у него был. Я уверена, что он знал, кто звонил Рене в ту ночь. Во время праздника он был очень возбужден. На Тони это не похоже. Он редко волновался. Он нагрубил Дэвиду Каттеру и был не таким общительным, как обычно. Теперь я догадываюсь, что у него были какие-то сложности. Не знаю… Я не хотела этого знать, потому что ничего не могла поделать. Если бы я… А вдруг это что-нибудь изменило бы? Не знаю. И это больнее всего.

Клермонт встал.

– Мы благодарим вас за помощь, миссис Авано. Теперь нам хотелось бы поговорить с другими членами семьи, мистером Каттером и теми служащими, которые присутствовали на приеме.

Но больше всего Алексу хотелось снова допросить Софию. Они остались с глазу на глаз. Тем временем Морин допрашивала Дэвида Каттера.

– Вы не упомянули о том, что вечером накануне убийства у вас с отцом произошла крупная ссора.

– Нет, не упомянула. Потому что вы об этом не спрашивали. Но теперь, когда вы спросили, я должна кое-что уточнить. Ссоры не было. Как называется беседа двух людей, не согласных друг с другом?

– А как бы вы сами назвали такую беседу?

– Трудным разговором. Трудным разговором, который нужно было начать намного раньше. Детектив, мне тяжело сознавать, что это были последние слова, которые я ему сказала. Несмотря на то что я сказала правду и имела для этого все основания. Он женился через несколько часов после развода с моей матерью, не сообщив о своих планах ни мне, ни моей матери, и приехал на семейное торжество под ручку с новой женой. Это было вопиющей бестактностью. Совершенно в его духе. Именно это я ему и сказала.

– По моим сведениям, вы угрожали ему.

– Да? Может быть… Я была обижена, оскорблена и рассержена. Рене подстерегла мою мать и набросилась на нее с обвинениями. Повода для этого не было: она получила то, что хотела. Отец позволил этому случиться. Он вообще был мастер на такие вещи. Он ко всему относился слишком легко и старался не замечать боли и горя, которые сам же причинял другим…

Новость быстро распространилась по всей стране и достигла противоположного берега Атлантического океана. Донато сидел в кабинете на первом этаже собственного дома, пил бренди и размышлял. В доме наконец-то наступила тишина. Впрочем, в любую минуту мог проснуться и заплакать младенец.

Джина тоже спала. Если бы не полночь, он мог бы улизнуть и провести часок с любовницей.

Но рисковать не следовало.

Тони Авано был мертв.

Совещание с Маргарет Боуэрс, назначенное на следующее утро, придется отменить. Это позволит ему выиграть время. Он предпочитал вести деловые переговоры с Тони, так как хорошо знал все его сильные и слабые стороны.

Но Тони мертв, и это для многих – большое потрясение. Начнутся разговоры, сплетни, задержки, препятствия… Этим можно будет воспользоваться.

Конечно, ему придется вылететь в Калифорнию. Он окажет поддержку кузине, выразит ей сочувствие. А заодно заверит La Signora, что ради блага компании он готов на все.

Поскольку после празднования Рождества прошло всего два дня, он убедит Джину остаться дома и не мучить детей. Ну что ж, неплохо. А для компании можно будет взять с собой юную красотку. Сейчас едва ли кто обратит на это внимание.

А тем временем он подумает, что и как нужно сделать.

«Бедняга Тони, – подумал Дон и поднял бокал с бренди. – Мир его праху».

Джереми Деморне выключил телевизор и снял пиджак. Он был рад, что сегодня вернулся домой раньше обычного. Такие сногсшибательные новости лучше узнавать дома, наедине с собой, а не на людях.

Никчемный ублюдок Тони Авано был мертв.

Какая жалость… Последние события должны были заставить его дозреть. Джерри долго ждал этого.

Он оставил после себя скорбящую бывшую жену, счастливую вдову и горюющую дочь. Куда больше, чем заслуживал.

Раздеваясь, Джерри раздумывал, не стоит ли ему слетать в Калифорнию, чтобы присутствовать на заупокойной службе, которую наверняка закажут Джамбелли. Но в конце концов отверг эту мысль.

Было слишком хорошо известно, что покойный – не тем будь помянут – спал с женой Джереми.

О да, конечно, они отнеслись к этому как культурные люди. Не считая разбитой губы неверной жены в качестве прощального подарка, разъезда, финансовой независимости и сохранения видимости брака на людях.

Что ж, подумал Джерри, все мы мастера притворяться.

Он послал Джамбелли личное сообщение с соболезнованиями и выражением сочувствия. В свете близящихся перемен лучше держаться от этой семьи подальше.

Он выйдет на сцену, когда все будет готово.

Сейчас не следует мозолить людям глаза. Но будь он проклят, если не откроет бутылку шампанского и не отпразднует это убийство.

София занималась убийством отца почти неделю и вела себя так, словно это было деловое поручение. Не давая воли чувствам, она звонила по телефону, отдавала распоряжения, задавала вопросы, отвечала на них и следила за матерью, как ястреб.

Полиция не сообщала ей ничего нового. Точнее, твердила одно и то же: следствие продолжается. Все версии активно изучаются.

Они обращались с Софией как с назойливым репортером. Или подозреваемым.

Рене отказывалась отвечать на звонки, и София начинала уставать от десятков посланий, фиксировавшихся автоответчиком. Сочувствующих, заинтересованных, вежливых, гневных и горестных.

Заупокойная служба по ее отцу состоится. С участием его вдовы или без оного.

Она извинилась перед матерью, привела несколько причин, требовавших ее присутствия в городском офисе, и подготовилась к поездке в Сан-Франциско.

Когда София вышла из дома, к крыльцу подъехал Тайлер.

– Ты куда?

– По делам.

– Куда?

Нервы у Софии были на взводе, но давать себе волю она не имела права.

– В город. У меня есть работа.

– Отлично. Садись в мою машину.

– Сегодня ты мне не нужен.

– Мы с тобой одна команда. Забыла? – Он видел, что София балансирует на краю пропасти, и не мог позволить ей упасть.

– Я справлюсь сама, Макмиллан. – Какого черта она не сказала, что собирается кое-что купить?

– Угу. Ты справишься с чем угодно. – Он взял ее за локоть, а другой рукой открыл дверь машины. – Садись.

– Неужели до тебя не доходит, что я хочу побыть одна?

– Неужели до тебя не доходит, что я на это чихать хотел? – Чтобы не затягивать спор, Тай взял ее в охапку и опустил на сиденье. – Пристегнись, – велел он и захлопнул дверь.

Она долго раздумывала, что пнуть ногой – дверь или Тайлера. Но испугалась, что не сможет остановиться. Гнев боролся с горем. И тут она вспомнила то, что поклялась не забывать. Тай был с ней в самый тяжелый момент.

Тайлер сел за руль. То ли потому, что он знал ее бо́льшую часть своей жизни, то ли потому, что за последние несколько недель уделил ей больше внимания, чем за предыдущие двадцать лет, но, как бы там ни было, думал Тай, он слишком хорошо знает это лицо и может читать по нему, как по открытой книге. Тем более без маски, как сейчас.

– Итак… – он развернул машину и посмотрел на Софию, – куда ты собралась на самом деле?

– В полицию. По телефону они не отвечают.

– Ладно. – Тай включил первую скорость и поехал по аллее.

– Тай, мне не нужна ни сторожевая собака, ни широкое плечо, ни жилетка, в которую можно плакаться.

– О’кей, – он не моргнул и глазом. – Список неполон. Могла бы добавить, что тебе не нужна подушка для булавок.

В ответ она сложила руки на груди и уставилась прямо перед собой. В тумане маячили холмы, покрытые снегом; панорама напоминала нечеткую фотографию. Но это зрелище не радовало Софию. Перед ее глазами стояла страница, вырванная из какого-то промышленного журнала и присланная накануне по почте.

Фотография самой Софии, ее бабушки и матери, сделанная несколько месяцев назад, была испорчена так же, как ангелы Джамбелли. Теперь воспользовались ручкой. На лицах женщин Джамбелли красовалась надпись, сделанная красными чернилами и называвшая их не только суками, но и убийцами.

Может быть, это был ответ на ее повторные звонки Рене? Неужели эта женщина считает, что ее можно отпугнуть таким детским способом? Когда София сжигала листок в камине, она чувствовала гнев и отвращение, но не страх.

Однако прошел день, а она все еще не могла забыть об этом.

– Это Эли попросил тебя присмотреть за мной?

– Нет.

– Бабушка?

– Нет.

– Тогда кто?

– Послушай, София… Когда я на работе, то могу выполнить чей-нибудь приказ. Если нужно. Но не признаю их в личной жизни. А это дело личное. Ясно?

– Нет. – Она оторвала взгляд от линии холмов на горизонте, повернулась и уставилась на не менее четкий профиль Тая. – Ты не любил моего отца и вовсе не сходишь по мне с ума.

– Я не любил твоего отца, – подтвердил он, не выказывая ни сожаления, ни радости, просто констатируя факт. И поэтому София не обиделась. – О присутствующих не говорят. Но я люблю твою мать и очень не люблю Рене. В частности, за то, что она натравила на вас копов.

– Тогда тебе будет приятно знать, что после полиции я собиралась к Рене. Мне нужно поговорить с ней насчет заупокойной службы.

– Замечательно. И как это будет выглядеть? Вы станете вырывать друг другу волосы или кусаться?

– Вы, мужчины, бросите все ради такого зрелища, правда?

– Ага. – Тай завистливо вздохнул, заставив Софию рассмеяться. Это был ее первый искренний смех за последние дни.

Вскоре София вспомнила, что она никогда в жизни не была в полицейском участке. Он представлялся ей таким, как в книгах: длинные обшарпанные коридоры с протертым линолеумом, шумные и тесные кабинеты, рычащие субъекты с воспаленными глазами и дрянной кофе в бумажных стаканчиках.

В глубине души она предвкушала новые ощущения.

Однако полы в помещении оказались чистыми, а в широких коридорах слегка пахло лизолом. Здесь не было тихо, словно на кладбище, но, когда София в сопровождении Тая шла в отдел сыска, было слышно, как ее каблуки цокают по полу.

Отдел был заставлен письменными столами, бывшими в употреблении, но совсем не такими исцарапанными и убогими, как представлялось Софии. В комнате действительно пахло кофе, но крепким и вкусным. Оружие здесь было, но в кобурах, свисавших с пояса или плеча, выглядело как-то необычно. Было странно видеть его в хорошо освещенной комнате со множеством компьютеров.

София осмотрела помещение и встретилась взглядом с Клермонтом. Тот покосился на дверь в соседнюю комнату, потом встал и пошел навстречу.

– Здравствуйте, мисс Джамбелли.

– Я должна поговорить с вами о моем отце. О распоряжениях и вашем расследовании.

– Когда я говорил с вами по телефону…

– Детектив, я помню то, что вы сказали мне по телефону. Практически ничего. Думаю, что я заслуживаю большего. В частности, заслуживаю знать, когда нам отдадут его тело. Хочу сказать, что буду действовать через вашу голову. Воспользуюсь своими связями. Можете мне поверить, у нашей семьи есть связи.

– Я это знаю. Не хотите пройти в кабинет лейтенанта? – Он сделал жест и чертыхнулся себе под нос, когда оттуда вышла его напарница с Рене.

Рене очень шло черное. Бледные щеки и собранные на затылке волосы, сверкавшие как солнце, делали ее идеальной вдовой из светского общества. София представила себе, как перед выходом Рене любуется на себя в зеркало и не может противиться искушению подчеркнуть роскошь черного наряда бриллиантовой брошью в виде сверкающей звезды.

София долго смотрела на брошь, прежде чем сосредоточилась на самой Рене.

– Что она здесь делает? – спросила Рене. – Я сказала вам, что она нарушала мой покой. Постоянно звонила и угрожала мне. – Она комкала в руке носовой платок. – Я хочу, чтобы ее подвергли предупредительному аресту. Всех их. Они убили моего бедного Тони!

– Не слишком ли ты торопишься, Рене? – ледяным тоном спросила София. – Это еще нужно доказать.

– Я требую защиты полиции. Они убили Тони из-за меня. Они итальянцы. И связаны с мафией.

София начала смеяться. Сначала еле слышно, потом все громче и громче. Потом попятилась и села на скамью у стены.

– О да, конечно! В доме моей бабушки – очаг организованной преступности. И разоблачает его бывшая манекенщица, корыстная авантюристка, проститутка, пытающаяся всеми правдами и неправдами пробиться в высшее общество!

София не сознавала, что ее смех перешел в плач и что по ее щекам текут слезы.

– Рене, я хочу похоронить отца. Дай мне сделать это. Дай мне принять в этом участие. А потом нам никогда не придется видеться или разговаривать друг с другом.

Рене сунула носовой платок обратно в сумочку и шагнула вперед. В комнате сразу стало тихо. Все ждали, когда София встанет.

– Он принадлежит мне. А тебе не достанется ничего.

– Рене… – София протянула руку и со свистом втянула в себя воздух, получив по ней хлесткий удар.

– Миссис Авано… – предупредил Клермонт и взял Рене за локоть.

– Пусть она не прикасается ко мне! Если ты или кто-нибудь другой из вашей семьи еще раз позвонит мне, он будет иметь дело с моими адвокатами! – Рене вздернула подбородок и выплыла из комнаты.

– Она делает это назло, – пробормотала София. – Просто назло…

– Мисс Джамбелли… – Мейгир тронула ее за руку. – Присядьте, пожалуйста. Сейчас я принесу вам кофе.

– Не хочу я никакого кофе. Скажите мне только одно. Ваше расследование сдвинулось с мертвой точки?

– Мне очень жаль, но мы не можем сообщить вам ничего нового.

– Когда нам выдадут тело моего отца?

– Останки вашего отца были выданы сегодня утром его ближайшей родственнице.

– Понятно. Я даром потратила свое и ваше время. – Она вышла, рывком вынула из сумочки мобильный телефон и набрала номер Элен Мур. Ей ответили, что та находится в зале суда и что связаться с ней невозможно.

– Думаешь, она сможет остановить Рене?

– Не знаю. Я должна попробовать. – Затем София позвонила Джеймсу Муру и с досадой узнала, что он на совещании. Придя в отчаяние, она попросила соединить ее с Линком.

– Линк? Это София. Мне нужна помощь.

* * *

Пилар сидела в саду на каменной скамье. Было холодно, но она отчаянно нуждалась в глотке свежего воздуха. В доме она чувствовала себя как в каменном мешке. Такого прежде не было. В каменном мешке со стенами и окнами, под охраной людей, которые любили ее больше всего на свете.

«Эти люди следят за мной как за инвалидом, который может умереть в любой момент», – думала она.

Они убеждены, что Пилар горюет. Ну и пусть. Это не самый большой из ее грехов. Пусть верят, что она безутешна.

На самом деле она ничего не чувствует. Не может чувствовать.

Разве что, к собственному ужасу, намек на облегчение.

Да, сначала она испытала шок, ощутила горе, скорбь и печаль, но это быстро прошло. И Пилар было стыдно этой бесчувственности, так стыдно, что она изо всех сил избегала своих родных. Так стыдно, что она почти все рождественские каникулы провела у себя в комнате, боясь посмотреть дочери в глаза. А вдруг София увидит в них фальшь?

«Неужели женщина может так быстро перейти от любви к равнодушию, а затем и к полному безразличию? Неужели я действительно никогда не испытывала ни настоящей страсти, ни сострадания? И не это ли оттолкнуло от меня Тони? – думала Пилар. – Или мои чувства убило его беспечное отношение к нашему браку?»

Впрочем, сейчас это не имело значения. Тони мертв, а она пуста.

Пилар встала и пошла к дому, но остановилась, увидев на тропинке Дэвида.

– Я не хотел тревожить вас.

– Все в порядке.

– Я старался держаться от вас подальше.

– В этом не было нужды.

– А мне казалось, что была… Пилар, вы выглядите усталой.

«И одинокой», – подумал он.

– Наверно, все мы устали. Я знаю, что в последние дни вы взяли на себя множество дополнительных обязанностей. Надеюсь, вы знаете, как я ценю это. – Когда Дэвид шагнул вперед, она едва не попятилась, но заставила себя остаться на месте. – Как вы встретили Рождество?

– Мне пришлось нелегко. Могу сказать только одно: я жду не дождусь, когда кончатся каникулы и дети пойдут в школу… Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Едва ли. – Пилар хотела извиниться и снова сбежать к себе. Но во взгляде этого человека было что-то, что не позволило ей так поступить. Она смотрела на него и слышала свой голос как бы со стороны. – Дэвид, от меня нет никакого толку. Я не могу помочь Софии. Она пытается забыть о своих делах и проводит много времени в кабинете, пытаясь научить меня секретарской работе. А я все порчу.

– Извините, но это глупости.

– Нет, правда. Я недолго работала в офисе, но это было больше двадцати пяти лет назад. За это время все изменилось. Я не умею пользоваться этим чертовым компьютером, не знаю иностранных языков и не догадываюсь о назначении половины документов. София должна была бы бить меня линейкой по рукам, а она гладит меня по головке, боясь огорчить. Но огорчается именно она, а я не могу помочь ей.

Пилар прижала пальцы к виску.

– Вот я и убежала. Это у меня чертовски хорошо получается. Я убегаю, потому что не могу смотреть ей в глаза. Она убивается из-за Тони, пытается уговорить Рене не предъявлять права на его тело. Она очень горюет. Просто не показывает виду. Вопрос остается открытым, и так будет, пока полиция не… Но ей нужен этот обряд, этот ритуал и то, чтобы тело ее отца не досталось Рене.

– Она нуждается в нем по-своему. Вы знаете это. А вы – по-своему.

– Я не знаю, нуждаюсь ли в нем вообще… Мне нужно идти.

Не желая оставлять Пилар одну, Дэвид пошел с ней к дому.

– Пилар, вы думаете, София не знает, как много она для вас значит?

– Знает. Как и то, что для отца она не значила ничего. Ребенку трудно жить с этим.

– Верно. И все же они живут.

Она остановилась у террасы и посмотрела на Каттера:

– Вы когда-нибудь боялись, что одной вашей любви им не хватит?

– Каждый день.

Она грустно усмехнулась:

– Это ужасно, но ваши слова принесли мне облегчение…

Пилар открыла боковую дверь и увидела бледную как полотно дочь, безвольно сидящую на софе, и Линка Мура, державшего ее за руку.

– Что? – Пилар подбежала к дочери и опустилась перед ней на корточки. – Малышка, что с тобой?

– Мы опоздали. Линк сделал попытку. Даже получил решение об отсрочке выдачи тела, но слишком поздно. Мама, она кремировала его. Договорилась обо всем заранее…

– Мне очень жаль. – Расстроенный Линк, продолжавший держать Софию за руку, потянулся к Пилар. – Она забрала тело и сразу же отвезла в крематорий. Ритуал начался еще до того, как мы получили решение.

– Мама, его больше нет…