Текст книги "BMW Маяковский"

Когда присели за стол, Ада сказала:

– Смотрела вчера фильм о Кеннеди. Что я поняла вообще? Умерли Гитлер, Сталин, боги земли. И мир стоял на пороге самого великого и значимого. Космоса вообще. Не полета на орбиту Земли, а выхода вообще из Солнечной системы. Две мировые империи возглавили правильные люди. СССР и США могли сойтись, начали сходиться. Весь мир мог прийти к единому знаменателю, начал приходить к нему, и тогда мы могли бы выйти на одно направление, на один поток ветра и оказаться в другой точке вселенной или принять у себя инопланетян. Это как в «Буранном полустанке» Айтматова, когда СССР и США заперлись от инопланетян, но наоборот. Оттепель же. «Я шагаю по Москве» и Шпаликов. Кеннеди убили низменные, животные силы земли. Сама планета Земля. Чтобы не потерять власть над нами и все так же питаться нашими телами. И после убийства Кеннеди стало возможно снятие Хрущева. И возврат к сталинским обычаям и традициям, причем во всем мире. А самоубийство Шпаликова – это убийство Кеннеди под номером два.

Задумались над ее словами, да так, что Сынок залез под стол и облизал каждый палец Ады, признаваясь между захватами губами фаланг Зине в любви, выпили еще и стали в основном есть мясо, которое только нарастало и увеличивалось в объемах от поедания, напоминая тем самым счастье и душу. По этой причине Отец произнес:

– Мясо – вот Бог животных. Вот что значит фраза человека: Бог – он во мне. Это говорит животное в человеке. Само мясо его. Но не только. Есть и другая крайность, когда имеется в виду, что Бог – это беременность ума человека. Бог Мясо и Бог Дух борются в человека, вся битва идет внутри нас. И поле битвы весь человек, а не только его сердце. Когда человека убивают в живот или в сердце, то убивают Бога Мясо. Когда стреляют в мозг, то Бога Духа. Кеннеди убили в голову. Ада абсолютно права. Целую мысли ее и то, что их породило.

И продолжили веселье, льющееся с неба и из сердец, сливаясь в один бурный поток, уносящий планеты и звезды, кроме этого одного клочка под небесами, где сошлись трое девушек и трое парней, чтобы быть счастливыми навсегда.

4

Когда Володя работал на сборе подписей в поддержку одного кандидата с Отцом и Сынком, зашел в квартиру, получил паспорт, подпись, переписал данные и заметил, что женщина лет 35 сидит на тумбочке, подняв правую ногу вверх. Глазам его открылась чаша с медом, текущим в разные, стороны, словно солнце.

– Не хочешь побывать на солнце? Стать круче Гагарина и Титова? – спросила она и развела ноги шире.

Он подумал, захотел уйти, но голод так прижал его, что он припал губами к дару пчел и вкусил солнце так, что от него осталась только луна.

– Завтра луна опять станет солнцем, – улыбнулась женщина.

Он вышел от нее, записав себе в блокнот ее адрес и имя: Елена. Дома захотел ее снова, сел и начал писать письмо:

«Елена, тебя украли у меня, словно яблоко. Позволь моему червяку проникнуть в него. Я твой Парис. Ты не со мной, но только на время. Я обязательно буду твоим. Что ты делаешь сейчас? Стоишь под душем и куришь в сторону непромокаемую сигарету? Я думаю о тебе, я работаю над тобой своей мыслью и душой, я хочу тебя сделать вечно молодой и вечно желанной, я хочу пить твой гречишный мед, хочу слизывать его с ложки, которую ты мне протянешь, я хочу запускать палец в банку и вылизывать его. Кто твой любимый писатель? Может быть, Пастернак? Он крут, я не спорю. Но его «Доктор Живаго» – это не живой человек, а труп, сотканный из разных органов разных людей. От этого он не ожил. Так бывает, когда ты просто хирург, а не Бог. Да, а стихи его – это высший пилотаж, это само собой. Я не спорю. И ты молчишь. читаешь в постели газету и иногда убиваешь ею мух, вылетающих из лампочки, как из черной дыры. Это правильно, так и должно быть, иначе мы все умрем, не увидев и не узнав абсолютно ничего. А мы и не видели ничего. По крайней мере ,если и видели, то все забыли. Земля – это дворик в Саратове или в Твери, всего лишь, можешь его весь обойти, но ближе к Пекину и Еревану не станешь. Надеюсь, ты понимаешь меня. Думаю, да, это само собой. Женщина все понимает, даже больше, просто любит валять дурака, причем всю свою жизнь. Я целую тебя в небо твое и признаюсь тебе во взаимной ненависти, чтобы они обе стали самой большой в мире любовью. Да, любовью, висящей в колготках в кладовке и распускающей по всей квартире аромат чеснока».

Почесал голову, думая, что бы еще написать, ничего не надумал, потому стал писать спонтанно, то, что в голову придет:

«Человек – или бутылка вина, или в ней вино. И то, и другое одновременно не бывает. В случае человека. Но если это случится, то человек будет Бог. Лена, можно поцеловать тебя на расстоянии? Посредством этого письма. Это возможно? Ты против? Ты пьешь сейчас чай и смотришь в окно, видя людей, у которых телевизоры вместо голов? И компьютеры. Ведь люди делятся на две категории: на телевизоры и компьютеры, на тех, кто вещают только сюда, и на тех, где возможна обратная связь. На однополосную дорогу и двух. Я хочу, чтобы ты лежала голая передо мной, а я обмазал тебя арбузным соком и вылизывал тебя долго и медленно. И что бы были обязательно семечки. Самая вкусная часть тела женщины, находящаяся снаружи – в арбузах. Лена, дынька моя, ты станешь моей женой? Ты будешь хранить верность мне и еще двоим мужчинам на твое усмотрение? Я очень надеюсь на это. Я очень люблю тебя и очень надеюсь на верность, иначе все на свете бессмысленно. И вообще, я скажу так, один сперматозоид, дающий ребенка, это девятнадцатый век, где один Бог и миллионы людей. Именно об этом афоризм Ницше, что «Бог умер». Именно отсюда «Восстание масс». А значит, богами должны стать все, практически все. Каждый сперматозоид должен зачать. Ни один не должен погибнуть. Так звезды заменят солнце и вселенная распахнется перед нами и станет доступной, как проститутка для того, кто ей понравился и имеет достаточно денег».

На этом он остановился, заварил зеленый чай, подождал немного, открыл пачку картофельных соломок, начал похрустывать ими и потягивать чай, пока тот не кончился в стакане, начавшись внутри него. Это принесло ему удовольствие, довольно большое, которое постучалось в него, подождало, толкнуло незапертую дверь и вошло в его сердце и мозг, сделав счастливыми их. Решил снова писать письмо. Начал выводить на странице:

«Ты хочешь родить от меня? Конечно, хочешь. Но все женщины рожают потому, что это лотерея и рулетка. Да, каждая женщина мечтает родить Бога, потому и рожает раз за разом и из века в век. Иначе давно бы все бросили это занятие. Кому охота умирать? Кто хочет зла своему чаду? Да никто. Абсолютно никто. Только надежда на ребенка как на будущего Спасителя и Бога толкают женщин на муки и роды. Больше ничто. но хватит загружать твой мозг. Да? Нет, тебе приятны мои рассуждения? Ты кайфуешь от них? Ты кончаешь от них? Да ,конечно, это не маленькая головка, кончающая в вагину, рот или анус, это огромная голова, кончающая, оргазмирующая туда же, но миллионы раз сильней. Именно это и есть философия и литература, просто литература – это не густая сперма, а философия – густая-прегустая ,волшебная и чудесная, не водянистая. Но это условно. Есть литературные тексты, где философии больше, чем в философских».

Пошел на балкон покурить, где выкурил чуть не весь божий мир, выдохнув его заново, но уже более совершенным. Раз в сто или даже более. Устал от письма, в общем, решил завершить его так:

«Если надумаешь встретиться со мной, то напиши мне только об этом или приезжай по адресу, указанному на конверте. Мало ли, вдруг захочешь поупражняться в философии жизни или в литературе смерти, как пожелаешь. Смотри, тебе буду рад, не то слово – рад, буду восторжен при встрече с тобой, подъят над землей выше всех в мире гор, восхищен тобой, твоими точеными бедрами, твоей высокой грудью, твоим подобным ласточке, откладывающей яйцо, лицом, твоими варанами – руками и твоими крокодилами – ногами. и этим крокодилам я позволю поймать меня и проглотить».

Утром отправил письмо и поехал в университет, который за ночь переехал на Марс. А вместо остался муляж. Потому никто ничего не заметил. И обучение студентов продолжилось в том же виде, если не считать того, что их двойники, их дубликаты заполнили стены вуза на Марсе, образовав тем самым крест, состоящий из планет Марс и Земля.

Четвертый курс

1

Между парами образовалось окно.

– Парни, пойдемте, у меня кое-что есть, – сказал Владимиру и Сынку Отец и повел их к себе, где заготовил три косяка, один закурил, а два других дал своим извечным друзьям.

Сели кругом на полу по-турецки, стали глядеть на люстру над ними и попыхивать время от времени. Сначала люстра была собой, но через пару минут она стала расти и превратилась в голову Параджанова. чьим телом был потолок. Голова заговорила:

– Тело мое умерло, превратилось в белый саван потолка, в белый снег по зиме, из моего тела лепят снежки и играют им дети, из моего тела создают, возводят снежную бабу, пока моя голова летает над этим, будто кадр из неснятого фильма, и поет старинные армянские и грузинские песни, переходя на азербайджанские. А раз моя голова жива ,то живо и тело, даже независимое от нее. О чем мои фильмы? О жизни на Марсе. Только об этом. О марсианских странах – Украине, Армении. Грузии и Азербайджане. Их было четыре там. Потому Марс под номером четыре. Потому в Марсе четыре буквы. Потому Марс – это Карс и Чаренц. Ха-ха. поняли ли вы меня? Я обращаюсь к никому и ко всем. Я – Ницше в кинематографе. Я снял тексты его.

Отец, Сынок и Владимир опустили головы, отвлеклись от головы Параджанова ,посмотрели друг на друга и увидели Бодлера, Верлена и Рембо.

– Точно, – сказал Сынок, – Владимир, конечно, это Бодлер, тогда как я и Отец – Рембо и Верлен, верная очень троица, самая. Так давайте читать и выступать перед набитыми залами!

И они стали выходить по очереди на сцену Политехнического и произносить битум, небо, металл. стекло, шифер, работу хирургов, разнорабочих, драматургов, таких как Розов, Арбузов, Вампилов. Высказывать свои мысли – картофель, жареный с чесноком, сметану с блинчиками и вареньем, арбузы, соленые в бочках, яичницу с ветчиной и томатами, курицу по-мегрельски, утку, нафаршированную сливами, колбасу, конскую, паштет из печени Сатаны, бедра индейки, пущенные на салат, кинзу, завернутую в лаваш, бастурму, нарубленную ятаганом в Османской империи, тушенку, пожаренную с рисом на сковородке «Тефаль», борщ с мясом барана, шашлыки с хлебом черным и тмином и так далее и так далее. Выступали так, что зрители испытывали оргазм за оргазмом и улетали друг за другом на небо, где пили шампанское неба с пузырьками высыпавших, как прыщики, звезд. Изрыгали истины Евтушенко, Рождественского и Вознесенского, пока не пришла Ахмадулина, сделав их троих одним человеком посредством одной себя. А дальше пошли – новые тяжелые и чугунные стихи, гашиш, путешествия, сифилис, коитусы, стрельба, тюрьма, бизнес и т.п. Но они не обращали на все это никакого внимания и выступали так, будто бы Сталин жив, а они при нем, сидящим в зале, читают антисталинские стихи и свергают его с престола, не боясь уже ничего. Рвали и метали, в том числе молнии, гремели жестянками и утюгами языков и гладили ими небо, лишая его катышков звезд. Не опасались репрессий ,потому что от их строк Сталин скукоживался и превращался в Брежнева в гробу, а они сами росли и вскоре подпирали потолок одной общей своей головой, данной с размахом. В итоге Сталин начал плакать, растирать слезы по лицу кулаками и говорить:

– Вы убили меня при жизни, у вас просто нет сердца, вы отняли два зеркала друг от друга, встав между ними. Теперь вместо народа я вижу вас и народ вместо меня видит тоже вас. Вы победили меня и народ. Я вас прощу, а народ – никогда. Потому что он любит солнце, а не четыре звезды вместо него. От этого у народа кружится голова и превращается в четырехкамерное сердце. А народ не привык жить так, будто главная в мире – любовь. Нужны века и века ,чтобы привыкнуть.

Поэты ему возразили:

– Неправда, не было никакой Османской империи и марксизма в России ,а народ моментально привык к обоим. потому что это естественно. Неестественно рожать, но это считается самым главным в жизни. Так что не надо.

Сталин замолчал, превратился в полуспущенный шарик и улетел в окно, распахнувшееся для этого случая, так как даже у окна есть разум и мозг. А Отец, Сынок и Владимир забили еще по косяку, улеглись на полу цветком, голова к голове, и закружились пропеллером, унесли комнату в небеса. Проплыли над Саратовом, достигли Москвы и зависли над Красной площадью.

– Люди, – закричал Отец, – мы все живем в нереальное время, когда киоск превращается в кафе, кафе – в ресторан, ресторан – в клуб, а тот в целый мир! Сейчас фантастика становится реальностью, так что ловите ее обеими руками и прижимайте к сердцу ее, наполняйте ею его! Я вам желаю только счастья, неземного, космического! А иначе и не может быть, потому что все иное не Бог! Верить в Бога – это становиться и быть им! Навсегда. Вовеки веков.

Сынок тоже заговорил, причем достаточно громко:

– Мы уже на Юпитере? Нет, это Красная площадь. Скальп, снятый с бога планеты Марс. Это ужасно. Но это заставляет нас верить в чудо, которое просто хорошо забытая реальность. Не более и не менее. Да. Люди, обнимитесь все и поцелуйтесь! Танцуйте, будто звучат хиты БГ и Науменко.

Владимир молчал и только втягивал в себя дым, который делал железной плотью его. Он думал: «Да, молодость проходит, я это уже заметил. Мы это все заметили. Но задача не в том, чтобы сидеть в кафе подряд три дня, а в том, чтобы можно было вернуться в него и посидеть снова и снова».

Красная площадь дергалась и трясла головой под ними, люди смотрели наверх и не видели ничего, кроме молодости и силы троих. И эти трое втягивали и втягивали дымок и смотрели из окна этой комнаты, кидали цветы из дымка, а те, снизу, ловили их и кричали:

– Это «Я шагаю по Москве» №2!

– Да, да, да! – отвечали Отец, Сынок и Владимир.

Наркоугар все не утихал – наоборот, нарастал, сближал с Марсом и Юпитером, делал их часть России, если не целого мира. А вообще, все было слишком сказочно, и они понимали, что сказки должно быть все больше и больше, чтобы она накрыла собой и реальность и включила ее в свой состав. Полетели над Москвой–рекой, ловили рыбу на свой дымок, вылавливали ихтиозавров, разделывали их в своей голове. жарили и кормили весь мир. Вернулись скоро в Саратов, стали часть снова панельного дома, потушили бычки, выпили минералки, включили порно и стали смотреть. На экране строился дом, кран поднимал блоки, сварщики приваривали арматуры, бетонщики соединяли стены друг с другом, плиточники выстраивали полы. А скоро должны были подоспеть и окна.

– Да, нравится мне Сиффреди, – сказал на это Отец и поправил штаны, напрягшиеся немного.

Сынок хлопал в ладоши, Владимир писал в телефоне, создавал заметку-стихи. А в фильме шли занятия по литературе, и ученики рассуждали насчет и по поводу «Одного дня Ивана Денисовича», тянули руки, выходили к доске и рассказывали, и показывали. А учитель ходил между рядов и проверял, все ли мальчики – мальчики и всели девушки – девушки. Да, так и было в том порно, а Владимир, Отец и Сынок изнемогали от желания, потому пошли в ванную, встали втроем у бортика, достали удочки и поймали минут через пять по маленькому крокодилу.

2

Появились сотовые телефоны повсеместно, автобусы напоминали вселенную, где у каждого человека-планеты светила личная его звезда – сотовый телефон. Владимир тоже купил себе недорогую модель и в один из субботних вечеров начал переписку, довольную долгую, с Адой и Мари, используя смс и ммс.

Владимир – Мари. Как прошел с дня твой день? Мы не виделись сегодня, ты не пришла на занятия.

Владимир – Аде: Курю сейчас на балконе и думаю о тебе. О твоей шее, которая – новогодняя ель, кончающаяся звездой.

Ада. Здравствуй, мой ангел. Все хорошо. Ты так бесконечно любишь меня?

Владимир – Аде. Люблю и всегда буду любить. Это уже решено. Навсегда. Даже восьмидесятилетней старухой, чему я не дам состояться.

Ада. Убьешь меня?

Владимир – Аде. Не позволю тебе состариться, не пущу в старость тебя.

Ада. Это ужасно! Так хочется быть старушкой, а потом поваляться в гробу, выспаться наконец! Развлечься в нем с молоденьким мальчиком.

Мари. У меня все хорошо. В туалете читала газету. Шучу. На занятиях не была, приболела. Ты желаешь мне поправки скорейшей? Спасибо, мой друг. А что делаешь ты?

Владимир – Мари. Я думаю о тебе, понимаю, что любовь к тебе навсегда. Если даже я умру, что под вопросом у нас, у людей, в двадцать первом веке, то мой труп или моя душа в виде моих книг или моих двойников или роботов продолжит любить тебя.

Владимир – Аде. Я не против, чтобы у тебя были парни, это естественно. Я буду только больше любить тебя от этого.

Ада. А как ты думаешь, что я делаю сейчас?)

Владимир – Аде. Читаешь Хемингуэя?

Ада. Да! Хемингуэя моего парня)

Владимир – Аде. Ты серьезно?

Ада. Абсолютно.

Владимир – Аде. Ты пишешь мне и параллельно делаешь минет?

Ада. Да)

Владимир – Аде. Мне кажется ты шутишь.

Ада. Мне фото прислать с датой и временем?

Владимир – Аде. Ладно, верю теперь.

Мари. Это приятно. Девушки любят, когда хорошие парни думают о них. Это придает им жизни и сил. Ой, звонят в дверь наверно, подруга пришла. Пойду открою и через пару минут вернусь.

Ада. Мне сладко, мой друг. Ты рад за меня?

Владимир – Мари. Хорошо, мой ангел, конечно. Вечер еще не закончился не перешел в свою маму – ночь.

Владимир – Аде. Это не то слово.

Ада. Ммм. Капельку проглотила. Вкусная)

Владимир – Аде. Скоро капелька помножится на сотни таких же.

Ада. Надеюсь, но над эти надо работать) губками и язычком)

Владимир – Аде. Не устала?

Ада. Смеешься? От этого женщина никогда не устает. Я в раю, милый друг!

Мари. Ой, извини, это не подруга, это парень ее, он ищет ее. Она не пришла к нему, хоть обещала. Он в печали зашел. Налила ему чай.

Владимир – Мари. Парень красивый?

Мари. Ой, ну я не думала об этом. Подруга же исчезла. Смуглый, хорошая, красивая бородка. Мускулистые руки и крепкий подтянутый торс. Ниже еще не смотрела)

Ада. Почему молчишь?

Владимир – Аде. Радуюсь за тебя)

Ада. А ч то делаешь в данный момент?

Владимир – Аде. Да в общем-то ничего.

Ада. Рассказывай)

Мари. Он снял майку, жарко ему. Не знаю, куда деть глаза(

Владимир – Мари. Надо утешить его.

Мари. Ты думаешь? Ты серьезно?

Ада. Будто выпила банку сгущенки) Полна ею, блин, но какое блаженство)

Мари. Ты же прибьешь меня.

Владимир – Мари. Ну нет, о чем ты?

Владимир – Аде. Приятного аппетита!

Ада. Спасибо, мой милый)

Мари. Прибьешь, я тебе говорю(

Владимир – Мари. Да нет же!

Владимир – Аде. Что делаешь?

Ада. Перевариваю сгущенку))) И хочу поцеловать тебя в губы. Взасос. Это слово не принято говорить, но хочу поделиться с тобой, признаться, что малафья моего парня божественная. От нее я просто улетела на Сатурн и увидела весь мир до него самого. На спутниках Сатурна идет наша жизнь параллельно. На одном из них мы боги, на другом – неандертальцы, на третьем – кроманьонцы, на четвертом – сверхлюди, на пятом – снова боги, на шестом – супербоги.

Мари. Ну вот, он полностью обнажился, так он любит мою подругу(( Я даже не смотрю ему туда, но Оно ищет мой взгляд.

Ада. Пойду в туалет) не для того, о чем ты подумал. Надо. Думай обо мне, дорогой.

Владимир – Аде. Конечно.

Мари. Я все верна тебе. Навсегда.

Владимир – Мари. верю, конечно.

Мари. Я не такая, поверь(

Владимир – Аде. Ну, удачно сходить.

Ада. Повторюсь, я не за этим. Хочешь меня увидеть сейчас?)))

Владимир – Аде. Хочу.

Ада, Безумно?

Владимир – Аде. Безумно.

Ада. Извини, я стесняюсь. Я безумно хочу, но еще больше стесняюсь. Домысли меня, мой друг.

Владимир – Аде. Договорились.

Мари. Почему ты молчишь?

Владимир – Мари. Не хочу вам мешать.

Мари. Ты нам не помешаешь) Мы сидим и читаем Рыжего, за столом, потягивая чаек.

Владимир – Мари. Но он же голый?

Мари. Чуть-чуть.

Владимир – Мари. На нем вообще ничего нет?

Мари. Ничего( Но это не то, о чем ты подумал.

Владимир – Мари. Недостаточно средств на балансе.

Владимир – Аде. Недостаточно средств на балансе.

Ада. Почему ты молчишь. Ау!

Мари. Ладно, не буду тебе мешать. Я сама сейчас чуть-чуть занята)

Ада. Я люблю тебя. А ты?

Владимир убрал телефон, сходил за пивом, сел с ним на лавочке около дома, вскрыл бутылку зажигалкой, закурили подумал: «В футбол играют одиннадцать апостолов Бога против одиннадцати апостолов Дьявола, двенадцатый апостол – судья. А трибуны есть сам Бог и Дьявол, поделенный напополам». Ушел домой и прочел в телефоне, прежде чем лечь и уснуть:

Ада. Я стану только твоей женой. Навсегда. Больше никто мне не нужен. И все.

Он убрал телефон, пожалев, что не пополнил баланс, выпил чаю, смешав его с пивом в желудке, и уснул на кровати прилетевшей из глубокого космоса, чтобы улететь вместе с ним назад.

3

Ответила Елена, внезапно, хоть и прошел почти год, Владимир устроился на лавочке с пивом, вскрыл конверт и прочел:

«Я полюбила тебя, когда ты ушел. А пока ты был у меня, я думала: самый обычный парень, таких миллион. Ну не меньше, никак. И ты полюбил меня, ангел. Спасибо тебе. Мерси. Я – Армения, ты – Азербайджан. Так и должно быть всегда. Согласен? Ты киваешь, хоть я и не вижу тебя. Хотя лист бумаги с хорошим, талантливым текстом – это межгалактический портал. Ну, не меньше, ничуть. У меня есть сейчас парень, еще один нравится мне, видится со мной иногда, но по-настоящему я люблю и ценю только тебя. Потому что ты поэт, ты прозаик, ты драматург, ты философ, ты – Владимир Владимирович Маяковский, великий и неповторимы, как Марс, целующий в губы Венеру. Недавно я была в Анапе, купалась, пила пиво, ела кукурузу, смотрела на армян, на русских и поняла. что армян и грузин меньше ,чем русских, китайцев или американцев потому, что большие национальности есть будние дни, а чеченцы или грузины – это суббота и воскресенье. Но хватит философии от меня, потому что от тебя ее еще больше. Ты и есть сама философия. Ты – маяк, ведущий миры. Давай с тобой созвонимся, ниже указан мой номер, и сходим в хорошее заведение, где поговорим и займемся ментально сексом. Позвони мне, мой друг. Я жду. Я не разгрузка кирпича на строительстве жилого объекта, а просто лебяжий пух. Если ты любишь меня (а ты любишь, конечно), то спи хотя бы неделю на этом письме, положив его под подушку. Оно зарядит тебя на здоровье, придаст позитива и сил. А богиня твоя, конечно. Я сразу поняла это по твоему взгляду. Ты смотрел на меня свысока, потому что выше, но был при этом маленьким мальчиком, только что вышедшим из моей утробы. Да, женщины любят только тех мужчин, которые им напоминают их детей, рожденных ими на Марсе. А я тебя родила на Юпитере. И вообще, Сатурн – живот беременной женщины после родов, Юпитер – до них, они не существуют одновременно, они последовательны, мой друг. А Марс и Венера – это мальчик и девочка, рожденные ими. Ты куришь? Мне кажется, да. Это вредно? я все больше сомневаюсь в таком. Неправильно курить, вот что вредно. Сигареты к тому же как еда, есть вредная и полезная, надо просто знать о том, какая относится к какой. Вот и все. Если хочешь поцеловать меня, то поцелуй это письмо – я почувствую, я все пойму. Я отвечу тебе ровно таким же поцелуем, который голубкой прилетит к тебе на балкон и принесет веточку или листок. Думай, обо мне, я прошу. Я все прочувствую и приму. На большее пока не рассчитываю. Просто нет сил представлять тебя голым на своей постели, где ты лежишь, широко раскинув душу, руки и ноги, а я всего тебя изучаю своей душой, губами, пальцами рук и языком. Ладно, все замолкаю, иначе просто сойду с ума и не вернусь на него уже никогда. Напиши мне в ответном письме о своей любви в развернутом виде. Ну, я прошу тебя. Мне это надо. Нет, не для возбуждения, скорей для души и немного для тела. Скажи мне, за что ты меня полюбил, насколько твоя любовь соразмерна моей, кто из них отец, а кто сын или дочь. Будь со мной не только в письме, но и вообще. Ласкай меня гусиным пером не только во время написания месседжа – люби им меня всегда. Что еще мне сказать? Я еще девочка, у меня еще не было секса, была любовь, занятие сексом с одним мужчиной, моим парнем, даже на пару, с его другом. Вот и все. Только и всего. Не более того. Секса не было, в общем. Так что ты общаешься с девственницей. А ты, у тебя секс уже был? Была ли у тебя женщина? Мужчина теряет девственность с одной, женщина – только с тремя. Чао, любимый мой».

Он выкинул пустую к тому времени бутылку, зевнул, открыв рот с несколькими гнилыми зубами, потому что такой вот Владимир, поднялся к себе, принял душ и лег спать на диван, похожий на пасть крокодила, которая выплюнула его.

4

Приехал Харуки Мураками, выступление наметилось в Доме кино. Встретились вшестером у входа, выпили по баночке пива, выкурили по сигарете и пошли на встречу с писателем, сели в третьем ряду, затихли. Скоро на сцену вышел мужчина слегка седой, с раскосыми азиатскими глазами, начал говорить, а переводчик переводил:

– Я рад вам, дорогие читатели из России, а конкретнее – из Саратова, я так понимаю, я весьма популярен здесь. На это я не рассчитывал. Первую свою книгу я написал чуть ли не на туалетной бумаге и не рассчитывал ни на что. Это был роман из жизни Японии семидесятых годов. Было там немного и про Мисиму, который довел себя до совершенства, как Брюс Ли, и по той же причине умер. Это если подумать. Пораскинуть мозгами. Это потрясло тогда нас. Япония и Китай сошлись в этом пункте. Книга зарубилась с кино и стала им. Я не буду очень долго выступать, надеюсь во второй части нашего вечера ответить на ваши вопросы. А о себе и о своих книгах скажу достаточно кратко. Пишу уже много лет. Добился мирового признания, как вы поняли, хоть и не ожидал его. Может, потому я автор с мировым именем, что не ожидал славы и денег совсем. Так часто, конечно, бывает. Это закон природы. Но человека ли? Бога ли? Это большая загадка. Может, Бог и есть великий программист. И если он хочет великой славы как писатель, то он, безусловно, сначала творит бессмертные произведения, а потом программирует другими своими такими же бессмертными текстами людей или богов на то, чтобы его издавали и покупали везде. Я вот больше склоняюсь к такому варианту. Просто так, очень возможно, станет безумно скучно. но если секс, деньги, слава, бессмертие – скука и томление, то что тогда не они? Если жить вечно, то вечно путешествовать по вселенной и открывать такие миры, по сравнению с которыми все превращается все прах, все наши концепции о скуке и о том, что надо умирать, так как надо быть скромным. И здесь уместно вспомнить Блейка, его «Абстракцию». Вот. И кто не читал, у того есть шанс прочесть эту вечность в нескольких строчках. Теперь попрошу вопросы.

– Когда вы впервые влюбились?

– Я не влюблялся еще. А если вы не про любовь к другому, то в утробе матери в самого себя.

– Онанируете ли вы?

– Когда пишу монологи. Диалог уже секс.

Спросил и Владимир:

– Какого размера ваш пенис?

– От меня до первой красивой девушки, даже если она находится в другом городе.

– Верите ли вы в Бога?

– Я его чувствую и знаю. Верили в средневековье.

– Есть ли у вас домашние животные?

– Да. Каждому человеку принадлежит ближайший к нему зоопарк.

– Кто ваш любимый композитор?

– Акутагава Рюноскэ.

– Когда вы занимались последний раз сексом?

– Я им занимаюсь сейчас.

– Прочтите что-то из нового.

Мураками кивнул, и через небольшое время по экрану побежали строки:

«Жить – или жить, или умирать. Это разные направления. Перед каждым человеком есть выбор, в какую сторону ехать. Поскольку дорога его двухполосная, и всегда можно повернуть и ехать в обратную сторону, хоть и не сразу».

5

Во время вечера с Мураками Владимир написал Лене, договорился с ней встретиться в восемь вечера на углу Радищева и Московской, потому быстро простился со всеми, выйдя на улицу, и зашагал быстро по улице, слыша позади крик Ады:

– Изменник!

Но это было больше шутливо и ласково. Он не обиделся, купил по дороге розу, подарил ее Лене ,когда та пришла, и заказал кофе себе и ей и устроился за столиком там же. Стояли, вдыхали вечерний воздух, смешанный с небом, спускающимся ради интереса на землю, смотрели, поглядывали друг на друга, но больше глядели по сторонам, видя Древний Египет и Древнюю Грецию, далее – Древний Рим, где мужчины, важные патриции, любили молоденьких мальчиков и пили при этом вино, беседуя об искусстве. И они сами потягивали кофе, пока Лена не сказала мечтательно:

– Сейчас бы заняться сексом. Шучу. Расскажи чуть–чуть о себе.

– Думаю, я самый великий, и не только на Земле, поэт.

– Сейчас?

– Потенциально.

– Верю-верю, это заметно. Что ж, битва предстоит нешуточная тебе, и не только с другими поэтами, а со всей молчащей вселенной, которая молча жует поэтов и выплевывает прозаиков на землю. а я просто живу, работаю админом, встречаюсь, дышу, пью кофе по вечерам, иногда занимаюсь любовью, но все чаще мечтаю о настоящем сексе. Читаю умные книги, как мне кажется, смотрю фильмы с Деппом и не унываю, надеясь на то, что после тридцати станет легче, чем до двадцати, но сложнее пока, чем до сорока.

Допили кофе, выбросили в урну стаканчики (Владимир со второй попытки, так как был малость опьянен Еленой), пошли на проспект, дошли до него, сфотографировались возле памятник Чернышевскому, который помахал им на это рукой, двинулись в Липки, сели на лавочку и поцеловались потому, что все остальное, абсолютно, было в этот момент запрещено. Целовались, а когда прекратили, то состоявшийся тем самым поцелуй спрыгнул с лавки на асфальт и побежал, крича:

– Кому поцелуй? Кому я? Недорого. Сто рублей час!

Владимир и Лена рассмеялись причудам своего новообретенного ребенка, которого они тут же потеряли (слишком самостоятельный), и пошли искать парня/парней для Лены, встретили парочку симпатичных азеров возле скамейки, объяснили ситуацию, нашли понимание, поехали вчетвером к Лене, где в постели родили Марс №2 и отправили его из окна на прогулку – по небу, чтобы он рос и со временем затмил Марс №1.

А Зина повела Отца и Сына к себе, сказав, что у нее есть отличное порно, переходящее в реальность с экрана, само по себе, привела их к себе в комнату, включив «Кота Леопольда», дала им бутылку водки, две рюмочки, томатный сок, сама исчезла, заперев за собой дверь и устроила тишину, если не считать мультфильма, идущего по экрану.

– Хорошо отдыхаем, – молвил Отец, накатив.