Текст книги "Иствикские жены"

Через час я все же взяла себя в руки и, нацепив какое-то первое попавшееся платье, пошла в ресторан. Андрей действительно привез мне шампанское – в красивой, расписанной вензелями коробке – и долго рассказывал его родословную, но я не слышала слов. Мои мысли были так далеко, что я могла только натужно улыбаться, вцепившись, точно в кованый щит, в бокал с красным вином.

– Ты сегодня что-то тихая, – заметил мой кавалер.

– Еще не отошла от болезни, – ответила я, мучительно размышляя, как подойти к мучившему меня вопросу. – Скажи…

– А у меня есть новость! – перебил меня Андрей. – Ты удивишься, но это факт – я прощаюсь со своей холостяцкой жизнью! Недавно я обручился сдочкой нашего шефа, она живет в Париже так долго, что почти стала француженкой. Конечно, она не понимает моих цитат из «Мордоленты», но хороша!.. – Он закатил глаза, видимо, вспоминая прелести директорской дочки. – Я перебираюсь в Европу и становлюсь совладельцем фирмы, но буду сюда наведываться! Ты же не откажешься выпить со мной коньячку, когда я приеду в следующий раз?

И он подмигнул мне так задорно, что мне лишь оставалось вскочить со стула и живенько сбацать матросский танец «Яблочко» прямо на полу ресторана в знак переполнявшей меня радости за друга. Но я смогла лишь поднять бокал и сказать осипшим голосом: «Поздравляю!»

Когда поздно вечером я дошла до своего дома, рядом на бордюре, сверкая свежими фингалами, сидели две наши подъездные алкоголички – Танька и Манька.

Они жили в грязной запущенной коммуналке на первом этаже с двумя развеселыми братьями, вместе с которыми искали по окрестным дворам пустые алюминиевые банки, а вечерами собирались на шумные флешмобы с местными бомжами возле помойки. Дамы курили, нервно сплевывая через выбитые зубы, и что-то взволнованно обсуждали.

– Я ему и говорю – беременная я, Вась! – со слезой в голосе делилась Танька с подругой. – Думала, он обрадуется, подхватит меня на руки да как закружит по комнате!..

– А он? – взволнованно спрашивала Манька.

– А он сказал: «Дура!», сплюнул и ушел – уже два дня дома не появляется! – Последние слова потонули в нервном всхлипе.

– Эй, соседка! – хрипло окликнула меня Манька. – Дай сто рублей! Вишь, радость у нас – ребеночек будет, надо бы обмыть!

Я протянула им сто рублей и пошла к своему подъезду. Дома я открыла дорогое шампанское и медленно вылила его в раковину – последние капли моей несостоявшейся любви.

– И что ты будешь делать? – пытала меня Юлька, когда на следующий день мы сидели в кафе под открытым небом недалеко от моего дома.

– Аборт, – устало пожала я плечами. – Для меня это дело решенное.

– Ты соображаешь, что говоришь? – нервничала подруга, куря сигареты одну за другой и старательно выдувая дым в сторону. – Это же твой последний шанс! Мужики приходят и уходят, и только дети остаются нашим смыслом жизни навсегда!

– Юль, избавь меня от банальностей, – вяло отмахнулась я. – Что я, мало этих красивых слов в жизни слышала? Ну какой ребенок? Квартира у меня маленькая, денег нет, мужа тоже нет! Что я смогу дать этому ребенку?

– Я, конечно, не могу тебя заставить, – Юлька нервно затушила в пепельнице сигарету, – но умоляю подумать! Твоя карьера складывается хорошо, скоро ты получишь гонорар за третью книгу и за сценарий, наш продюсер тобой очень доволен и рассчитывает на дальнейшее сотрудничество. Я прослежу, чтобы тебе, уже как известному автору, – повысили процент отчислений за книги, возьму финансы в свои руки – раз уж от тебя никакого толку! Мы с Лилькой будем рядом, все купим: от пеленок до коляски! Это твой шанс никогда больше не быть одной!

Лилька взяла меня на руку, но я отдернула ладонь, будто от удара током, встала из-за стола и быстро пошла прочь…

В ту ночь я не могла уснуть. Рано утром надо было отправляться на аборт в платную клинику, что пробивало большую брешь в моем и без того скудном бюджете.

– Ну как я могу родить ребенка, если даже аборт для меня дорогое удовольствие? – утешала я себя, глядя в потолок. – А если я не смогу его полюбить? Или умру при родах и ребенок попадет в детдом? Нет, определенно таким, как я, нельзя заводить детей, и убиенный мною младенец еще скажет мне «спасибо», так и оставшись ангелом!..

Из моих глаз текли соленые слезы, заливая лицо, губы, уши… Но я знала, что поступаю правильно, и единственное, что могу сделать – это честно оплакать своего неродившегося малыша. Почему-то я была уверена, что это девочка с толстыми щечками и кудрявыми волосами… «Все, хватит! – закричала я сама себе. – Нет никаких девочек, это всего лишь кусок мяса размером с грецкий орех, и я даже ничего не замечу, когда его извлекут из моего тела!»

За окном шел мелкий серый дождь, я поняла, что сойду с ума от мыслей и все равно не смогу уснуть, поэтому в шесть утра вышла из дома и побрела по пустынной улице. Прямо передо мной выросла вдруг фигура моего соседа Федора Михалыча Достоевского, с которым нас разделяли десять домов и сто лет. «Весь прогресс человечества не стоит одной слезы ребенка…» «Слезы ребенка…» – звучало в моей голове, как эхо: «Слезы ребенка…» Какого ребенка? Никакого ребенка нет!.. Ребенка не будет!..

Я обогнула каменное изваяние писателя и побрела дальше. Сама не помню, как оказалась возле собора, который не раз пробегала мимо, краем глаза отмечая величавость старых куполов. Я подергала тяжелую массивную дверь, но та была заперта – и правильно, я никогда не ставила богу свечек в лучшие времена, отчего тот должен проснуться в такую рань ради моих проблем? Но тут дверь со скрипом отворилась: на пороге стояла старушка в дешевом ситцевом платочке и ногой легонько подвигала к выходу тощую плешивую кошку с огромным животом.

– Иди, Муська, иди прочь, – приговаривала старушка. – Опять пузо нагуляла! Это мне снова котят топить – грех на душу брать, мерзавка ты эдакая!..

Муська послушно вышла на асфальт, тяжело волоча огромный живот, села и посмотрела на меня огромными синими глазами – будто понимая, что мы с ней одинаковые грешницы, изгнанные из храма. В соборе протяжно и звонко зазвонили колокола, и меня вдруг захлестнула такая отчаянная жалость: к себе, к глупой доверчивой Муське, к моему ребенку, который никогда не родится на свет, что я взяла на руки пузатую кошку, прижала к себе и побежала домой.

Я бежала так, словно за мной гналась бабка с ведром воды, угрожая утопить и котят, и меня, и всех наших с гулящей Муськой нерожденных детей, я бежала и чувствовала, как мне в живот бьют маленькими лапками обреченные на смерть котята. И только редкие прохожие удивленно смотрели вслед рыдающей в голос полной женщине, которая неуклюже бежала по лужам с беременной кошкой на руках…

Эпилог

Письмо:

Квазимодо, 37

Девушка, можно Вас?

Пышка

А можно не Вы?

Ой, я ведь так и не дорассказала вам всю историю! С чего начать?.. Юлька с Вадимом и сыновьями съездили в путешествие по Средиземному морю и даже достроили свой шикарный загородный дом – недавно мы справляли там новоселье. Они обращаются друг к другу «милая» и «дорогой» – и все верят, что это и есть та самая редкая семья из рекламы сыра «Хохланд», в которую меня, как я уже замечала, никогда не возьмут. У них очень красиво и очень дорого, только почему-то холодно даже летом, несмотря на три вида отопления.

Лилька с Ромой тоже слегка подновили свой старый домик и даже пристроили к нему флигелек – теперь у меня среди цветов и трав есть своя собственная комнатка! Я смеюсь, что на старости лет буду жить там в качестве приживалки, бесконечно жалуясь на подагру и вспоминая былые страсти за рюмочкой корвалолу. Лилька ходит, гордо выпятив свой огромный живот, – они с Ромой ждут своего совместного первенца. Врачи сказали, это будет мальчик.

Третья книга понравилась издателям, и мне действительно повысили гонорар, но денег все равно хронически не хватает – вы же знаете, какая у нас дороговизна! Ромин кот, которого Лилька так и не собралась кастрировать, теперь живет нормальной и регулярной половой жизнью с молодой женой – дочкой моей кошки Муськи, а отвергнутый Чебурашка с укоризной смотрит на них с тумбочки.

Вторая Муськина дочь ловит мышей в подвале Юлькиного дома, а сын поселился у Лилькиного соседа по даче – оказалось, кроме велосипеда, тот очень любит кошек. Так что топить нам никого не пришлось, но, опасаясь появления новых беспородных отпрысков, я пристально слежу за кошкой, не позволяя ей гулять дальше подоконника. Впрочем, она не сильно и возражает, совершенно соглашаясь со мной во мнении, что мужчинам верить нельзя.

Ну, вот и все новости, а мне пора идти варить кашу, пока толстая кудрявая Катька, с упорством бульдозера, громко сопя, отрывает голову беззащитному пластмассовому пупсу. И нет ничего главнее и важнее в моей жизни, чем это сопливое, орущее басом по любому поводу существо, за которое я могу перегрызть горло любому, кто посмеет отозваться о ней с недостаточной почтительностью.

Я абсолютно уверена, что она самая красивая и умная дама на планете, и пусть отсохнет язык у любого, кто посмеет сказать, что это не так! Вчера мне неожиданно написал Андрей, что его брак распался и все это было глупой роковой ошибкой. Он снова возвращается в Питер и собирается заскочить ко мне в гости с бутылочкой старого доброго французского коньяка – думаю, коньяк нам пригодится, ведь мой гость еще не знает о том сюрпризе, что ждет его в маленькой кроватке между шкафом и диваном.

А у моего Ангела-Вредителя теперь есть компания, ведь Катюха появилась в нашем доме не одна – могу поклясться, я точно видела качающегося на люстре пухлого конопатого мальчишку с хитрым лицом и белоснежными крыльями! Но Юлька говорит, что мне это померещилось от недосыпа…