Текст книги "Диктатура пролетариата"

III. Коммунистическая партия

Российская коммунистическая партия не является партией в западноевропейском понимании, о чем свидетельствует уже ее численность. Что если бы в Норвегии шесть, а то и восемь тысяч человек (цифра взята относительно численности населения) образовали единовластную политическую партию, которая лишь на бумаге выступала бы представителем народных масс, в реальности подвергая любых политических оппонентов и вообще всех инакомыслящих гонениям?

Даже если мы прибегнем к обстоятельным иллюстрациям, невозможно в полной мере охватить феномен российской коммунистической партии: он мог возникнуть исключительно в России и только в результате прихода к власти секты большевиков. Коммунистическая партия – это секта, организованная как идеологическая армия борцов за коммунистическое евангелие, только вооружены они вовсе не проповеднической силой свободного убеждения, а орудиями совсем иного толка. Их источник следует искать в средневековом религиозном фанатизме, который вылился в безумную бойню, истребляющую и доводы здравого смысла, и элементарные нормы морали.

Армия секты является тем столпом, на котором зиждется власть Кремля. С одной стороны, избирая партийных представителей, большевистская верхушка попадает от них в своеобразную зависимость, с другой стороны – в лице партийцев вожди получают послушное и мощное оружие для удержания власти в России, за что члены партии получают вознаграждение. Не знаю, включает ли оно денежные премии (государственная казна сильно оскудела), но оно точно выражается во множестве привилегий. Российская коммунистическая партия и большевистское правительство неразделимы: они нежизнеспособны друг без друга. Кроме того, советское правительство, Российская коммунистическая партия и Третий Интернационал подчиняются одной правящей группе. Следует открыто признать, что если лидеры норвежской коммунистической партии получают директивы от Третьего Интернационала и его исполнительного комитета, а также отчитываются перед ним, то это означает, что обо всех их действиях докладывается российскому правительству. После лицезрения плодов деятельности этой власти в России невольно хочется спросить: куда подевались моральные понятия и здравый смысл тех норвежцев, которые считают, что это правительство должно иметь хоть какие-нибудь связи с Норвегией?

В Российскую коммунистическую партию вступают с целью наработки «партийного стажа» – этим французским словом большевики называют опыт работы и положение в партии. Службу в партии можно начать с раннего возраста: например, в коммунистических молодежных объединениях – «комсомолах», особенно прославившихся своими хулиганскими срывами церковных богослужений, или в школьных «партийных ячейках». Дисциплина железная: ведется строгий учет деятельности членов организации, а недостаточная заинтересованность в партийной работе карается исключением. Само собой разумеется, что все кандидаты исповедуют коммунистические взгляды. Тем не менее долгом каждого партийца является постоянное духовное самосовершенствование, восхождение к правильному мировоззрению, которое должно совершаться на основе «элементарных политических знаний», образующих фундамент коммунистической идеологии. Об этих «элементарных знаниях» мы поговорим позже. В целом просветительская работа в данный исторический момент занимает главенствующее положение в Советском Союзе (речь идет, разумеется, о просвещении исключительно в духе марксизма и коммунизма), и идеологическое образование начинается в первую очередь с самих партийцев.

Заработав «партийный стаж» и получив тому документальное подтверждение от комитета по месту службы, коммунист обеспечивает себе исключительное право на продолжение образования в высших партийных институтах, сектантских «семинариях» и «духовных академиях». Таковыми являются, например: Университет имени Свердлова и Институт Красной Профессуры. Кроме того, партиец получает льготы при поступлении во все высшие государственные учебные заведения, наряду с привилегиями в виде стипендии и других форм материальной поддержки; он имеет право занимать должность государственного судьи, выступать как государственный представитель и инспектор в кооперативах и концессионных предприятиях, – короче говоря, члены партии во всех сферах имеют либо исключительные, либо привилегированные права, если только неисповедимые пути жизни не ставят такие задачи, для решения которых недостаточно узкой «коммунистической» специализации.

Исходя из вышесказанного, для многих, даже не определившихся в своих политических взглядах, членство в коммунистической секте кажется очень заманчивым. Оно сулит кусок хлеба в голодное время. Но даже формально вступив в партию, очень трудно остаться верным здравым убеждениям. Известно, что Ленину пришлось прибегнуть к тщательной чистке: для партии важнее преданность ее членов, чем их численность. Партия обладает властью в стране – но на других правах, чем политические организации в жалких западноевропейских государствах, с их прогнившим классовым конституционализмом.

Наиболее четко механизмы действия коммунистического войска, а особенно его неприглядные стороны, видны на примере функционирования так называемых «ячеек». Для государственного управления и жесткой централизации власти партийные вожди, – надо отметить, проявив себя как проницательные и чуткие к требованиям эпохи организаторы, – учредили четыре главных государственных органа: 1) административный аппарат; 2) Рабкрин, что расшифровывается как Рабоче-крестьянская инспекция; 3) ГПУ, Государственное политическое управление – полицейский орган; 4) система партийных ячеек. На государственном предприятии любого размера, и в первую очередь в образовательных учреждениях, все работающие там коммунисты объединяются в ячейку – орган для осуществления партийной деятельности в отдельной организации.

В чем же заключается партийная работа? Если бы ее суть была лишь в свободном убеждении, поддержании энтузиазма, дисциплины и веры среди единомышленников, тогда нечему было бы возмущаться. Но ситуация в России такова, что система приобрела совсем иной облик. Ячейки – главные органы сложного аппарата, который, как и коммунистическая партия в целом, занимается агитацией, шпионажем и осуществлением полицейского надзора. Ячейка появляется в организации, как только требуется доложить о настроениях коллектива, внедриться в его быт. Ячейка распоряжается правительственными дотациями, направляя средства исключительно на нужды истинных коммунистов; она тщательно ведет учет всех изъянов в работе коллектива, несогласий, личных слабостей, которые могли бы быть использованы инакомыслящими для перехвата инициативы и вербовки оппозиционных сил; члены ячейки доносят на сотрудников и начальство, товарищей и преподавателей – и в этом заключается их «партийный долг».

В этих ячейках заводится и размножается целый класс отвратительных, коварных и кровожадных «насекомых»: партийных семинаристов, шпионов, доносчиков и жандармов, которые получают за партийную работу, т. е. государственную службу, вознаграждение, о котором я писал ранее. Каждый поймет, как губительно ячейки воздействуют на коллективную мораль. Они запугивают слабых, приманивают жадных, желающих продвинуться заставляют заискивать и пресмыкаться. Все это являет собой какой-то сатанинский террор, творящийся не где-то там, в далеких сферах высокой политики, а здесь и сейчас, в мирной жизни простых людей. Подобно клубку ядовитых, смертельно ядовитых паразитических корней, система коммунистических ячеек накрепко присосалась к обществу. Но среди тружеников интеллектуального труда, в случаях, свидетелем которых я был лично, яд едва ли возымел свое действие; и именно духовная сфера и вклад ее работников смогут стать основным фактором краха коммунистической власти. Никто иной не обладает такой возможностью открыть широким слоям населения глаза на происходящее и заставить их подняться против унизительного и возмутительного притеснения. Ропот и гнев на работу ячеек, подогреваемые тем фактом, что в их составе часто очень мало русских, являются основой для зарождения здоровых реакционных сил, которые открыто потребовали бы для России свободы мнений и совести, соблюдения политических правил и честного поведения правительства.

* * *

Большевистская олигархия, действующая руками «российской коммунистической партии», опирается на совсем другие принципы, чем политическая партия в западноевропейском понимании. Это не мешает большевикам прибегать к вполне европейским по своей сути инструментам «политики» для удержания власти. В расчет принимаются интересы и настроения различных общественных групп. Достаточно вспомнить великое начало коммунистических деяний: сколько бы ни критиковали Брест-Литовский мир, этот резкий выход из состояния войны был, без сомнения, целенаправленным политическим решением, принятым с опорой на общие настроения масс. То же касается и других более или менее значительных эпизодов, когда большевики отходили от собственной теоретической программы. Например, знаменитая уступка крестьянам: переход от коммунистической конфискации урожая к «буржуазному» праву владения и торговли сельскохозяйственной продукцией с уплатой налогов властям – мера против краха, вызванного молчаливым сопротивлением крестьян, не желавших быть рабами государства и возделывать родную землю для других. В этой связи интересно упомянуть, что зарубежные поклонники русского коммунизма, услышав об этих реакционных мерах, вовсе не поджали хвост, признав стратегическое поражение, а восхитились «гениальной тактикой» большевиков. Комментарии излишни.

Благодаря политически просчитанным шагам, правительство сохраняет уравновешенный настрой среди крестьян, несмотря на ухудшающиеся условия жизни. Еще одной важной силой, которую, благодаря политической хватке, правительству удалось сделать своим верным союзником, стал еврейский элемент. Кроме того, следует принять во внимание ослабевший и аморфный патриотизм русских. В § 83 Уголовного кодекса прописано наказание за любую агитацию и пропаганду, разжигающие национальную неприязнь и вражду; но оно, вероятнее всего, направлено против старорежимного шовинизма. Так или иначе, то, что не дозволено быку, может быть вполне по праву власть предержащему Юпитеру. Острое чутье уловило ловкую игру вождей на национальных чувствах, в частности, во время обмена резкими правительственными нотами с Англией этой весной. Было, однако, маловероятно, что получится ожесточить народ против Англии – в интеллектуальных кругах можно было заметить, скорее, надежду на то, что Керзону удастся нанести советской олигархии позорное, сокрушительное поражение. Но коммунистические вожди знают, что среди молодежи, даже не разделяющей коммунистические воззрения, зреет еще не до конца оформившееся осознание того, что Русь все-таки должна сохранить суверенное право на самоопределение и владение своими территориями, не утратив собственного достоинства. Большевики также знают об исторически сложившейся у интеллигенции неприязни к Польше и полякам. Вот струны, на которых можно играть, пуская нужные слухи: участившиеся военные учения на границе должны возбудить мысль о готовящемся военном нападении со стороны Польши и капиталистической Европы, скажем, с целью завладеть нефтяными месторождениями. Когда я был в Москве, меня самого настойчиво расспрашивали самые образованные и здравомыслящие люди, верю ли я в возможность новой военной интервенции, сулящей новые беды и испытания…

Некоторые представители интеллигенции утверждают ценность такой политики: они призывают признать приход большевиков к власти естественным этапом исторического пути России, историческим провидением, которое, без постороннего вмешательства, должно привести страну к лучшему исходу, к совершенно новой ступени развития. В скобках заметим, что эта теория является действенным болеутоляющим, притупляющим чувство гражданского долга и мучительные угрызения совести. Если рассматривать события под таким углом, то аргументом в поддержку большевиков будет то, что они закончили войну. Именно большевики, движимые природными и национальными инстинктами, хотя бы частично сплотили Россию, которую в революционном хаосе уже начали разрывать между собой анархисты. Большевики прекратили разгул бандитизма. Большевики оказались достаточно мудры, чтобы выйти за строгие рамки экономической доктрины, создав тем самым хоть сколько-нибудь пригодные для жизни условия и вырвав города из пучины голода. Большевики осмелились дать отпор дерзким посягательствам Европы на независимость России, и именно большевики сейчас, насколько это вообще возможно, поддерживают престиж страны за рубежом. И пусть страну пока встречают по жалкой и изорванной одежке, она все равно прикрывает наготу, а дыры можно постепенно заштопать и подлатать…

Вместе с тем, если мои наблюдения верны, то эти рассуждения являются лишь попыткой выразить – или, наоборот, скрыть – некую эмоцию. Именно эти духовные импульсы и эмоции большевики с выгодой для себя используют в своей политической игре.

Как было изложено ранее, большевистский переворот 1917 года увенчался успехом прежде всего потому, что в распавшейся, истерзанной анархическим безумием стране наконец появилась группа людей, предлагающая конкретные меры и обладающая сильной, непоколебимой волей. Сила воли ценится всегда, но особенно она важна для такого народа, как русский, национальным недостатком которого можно назвать отсутствие железной воли, необходимой для решения больших задач. Между прочим, слабость воли проявилась и у самих российских коммунистов, когда их эксперимент начал разваливаться. Иначе было в период их революционного подъема: тогда воля была сильна, и до сих пор она ощущается в виде строгой дисциплины, поддерживаемой в рядах коммунистической секты – партии. И противники, и сторонники коммунизма отдают должное коммунистической «силе воли» – кто-то с уважением, кто-то с восхищением. Некоторые приходят в восторг даже от самых диких, самых жестоких проявлений этой «силы воли»: смотрите все – вот истинная мощь русского характера. Такие люди, во всяком случае во время разговора с иностранцем, испытывают чувство национальной гордости: исключительно этой силе воли Россия обязана спасением своего общества – и, когда пробьет час, это общество явит миру всю мощь и все величие русского народа… Поклоняясь этой воле, этому спасительному и живительному национальному духу, даже слабые люди, потерпевшие крушение идей и ощущающие свое бессилие перед жизненным потоком, могут лелеять мечты о великих деяниях, которые совершим «мы», народ, претерпев временные испытания, мечты о русском народе как о проводнике над бездной, в которой гниет западная культура.

Таким образом, в большевиках воплощено истинное величие русского народа, за которым мы, вопреки разнице в идеологии и морали, можем и должны следовать.

Подобный душевный настрой созвучен некоторым идейным течениям старой России, по сути являясь их продолжением. Возьмем, например, взгляды славянофилов, их романтическую веру в то, что славянам, и, в частности, русским, уготована особая роль в развитии мировой цивилизации. Эта вера, однажды уже превозносившая абсолютизм царской власти и русскую православную церковь, может теперь также идеализировать большевистское единовластие и религиозные реформы коммунистической секты, увидев в них зарю грядущего величия. Нельзя отрицать, что у обоих течений есть характерные русские черты. Именно этот жертвенный, пассивный, мечтательный романтизм подпитывает коммунизм, так же, как раньше он служил основой царскому абсолютизму.

Среди представителей старой российской интеллигенции многие отдают должное большевистской силе воли и их решительным мерам, воспрепятствовавшим анархическому распаду государства и установлению гегемонии бандитизма. Но эти же интеллигенты признают, что сильные стороны большевиков не могут служить оправданием их ужасным политическим безумствам, преступлениям против морали; они не могут перечеркнуть и насильственные способы осуществления воли коммунистов, используемые теми для целенаправленного уничтожения народной нравственности и силы духа. Заслуженный биолог, профессор юридических наук, практикующий врач – все эти достойнейшие деятели интеллектуального труда приблизительно в одинаковых выражениях излагают общую мысль: больше всего в поступках большевиков ужасает то, что они всегда взывают к самым низменным человеческим инстинктам.

Этот аргумент может показаться по-буржуазному узким социалисту-теоретику, снисходительным взором окидывающему нас, простых смертных, с высоты своей идеальной доктрины. Тому, кто помнит лишь большевистское воззвание к солидарности и лучшим чувствам среди рабочих и членов коммунистической партии, аргумент покажется преувеличенным. Что касается моей интерпретации самого революционного процесса, то вполне ожидаемой реакцией, которую я не раз слышал от «понимающих» иностранцев, «сочувствующих» злоключениям России, является вопрос: Разве не то же самое происходит во время любой революции? Даже если бы русская революция действительно ничем не отличалась от других мировых переворотов, это слабое оправдание происходящему в стране должно было бы заставить всех здравомыслящих людей задуматься о том, возможно ли говорить о революции как о закономерном этапе развития общества. Как бы там ни было, горькая правда заключается в том, что все это время русская коммунистическая партия цинично двигалась к достижению своих ближайших целей, взывая к самым низменным инстинктам.

«Но если сравнивать с революцией в Германии, – возразил один рассудительный экономист, – разве там народ последовал за коммунистическими призывами к низвержению и уничтожению? В Германии хватило культурных ресурсов для того, чтобы сохранить дисциплину и спасти общественные ценности».

«Грабь награбленное» – таков дикий лозунг переворота, в результате которого большевики захватили власть. Революционные ораторы, находящиеся сейчас у власти и особо почитаемые как вожди партии, провозгласили убийство не преступлением, а благородным выплеском революционного экстаза. После крушения старорежимного капитализма, большевики, оставшись один на один со старым общественным порядком, начали опасаться конкуренции со стороны интеллигенции. Поэтому в 1918 году снова зазвучали призывы к истреблению, на сей раз направленные против интеллигенции. За этим последовали, как мы помним, безнаказанные убийства Шингарева и Кокошкина, смерть которых останется на совести революционных демагогов, черной от крови.

Можно справедливо возмущаться жестокостью «белых», и многие жуткие эпизоды гражданской войны мы вправе списать на необходимость ответить насилием на насилие, тем не менее нельзя искажать факты, объясняя действия белой армии только защитой низменных личных или классовых интересов. Несправедливо игнорировать те духовные ценности, за которые боролись и после войны продолжают бороться все политические партии, которые, объединенные общностью взглядов или наличием общего врага, составляют белое движение. Большевистские лозунги и методы борьбы вынудили белых идти до конца, биться не на жизнь, а на смерть.

Большевизм сам навлек на себя проклятие, пробудив в народе худшие инстинкты, и большевикам уже никогда не смыть его в глазах интеллигенции. Социализм, коммунизм – названия этих учений для них звучат как насмешка: не получив ни того, ни другого, народ довольствуется доктриной подлости и воровства, и плоды ее заведомо известны.

Таким образом, хотя коммунисты под предводительством кремлевских олигархов все еще прибегают к политическим методам для укрепления своего положения, основой их власти служит исключительно насилие. Выше я перечислил основные государственные структуры большевиков, которые, разумеется, опираются на мощь военных сил – до тех пор, пока те согласны исполнять команды правительства. В их рядах особую роль защитников правительства и палачей от пролетариата играет преданное войско ГПУ Этот политический орган является отголоском старой России, наследником царской жандармерии, призванным держать население в страхе. Эта кровожадная полицейская машина со своими «административными постановлениями» до сих пор вызывает в памяти народа страшные картины кровавого террора; а коммунистическая партия сохраняет единоличное право распоряжаться государственными запасами, необыкновенно скудными, но остающимися единственным средством к выживанию. Коммунистическая партия держит в руках власть – и она ею пользуется! Огромное число простых русских людей не выдерживают давления коммунистического пресса и сдаются, укрываясь до лучших времен за щитом состояния вялого бездействия, которое я попытался обрисовать в первой части. Эта пассивность, по моему мнению, является важным психологическим фактором, который пока еще держит большевистское судно на плаву в городах… Но оставим теоретические домыслы.

* * *

В чем же заключается, по мнению коммунистической партии, идеальное пролетарское общество?

Будучи в Москве, я говорил с одной дамой. Еще раньше я встречал ее в Христиании, я помню ее как молодую красивую девушку, она происходит из семьи, известной в ученой и политической среде старой России. Теперь она вынуждена зарабатывать на пропитание себе и матери, трудясь в маленькой конторе на самой низкой должности. Мы говорили о ее тете, на которую ГПУ устроило травлю: только за месяц моего пребывания в городе у нее было два обыска; я узнал о судьбе двух тетиных дочерей, после длительного тюремного заключения сосланных на каторжные работы к Северному Ледовитому океану – без суда и следствия, и даже их близкие не знают, по какой статье. Попытки самых влиятельных норвежцев добиться более человечного рассмотрения дела пошли только во вред, ужесточив гонения, так что несчастная мать заклинала меня не ходатайствовать и не просить за нее – только бы не было хуже.

– Дело в том, – рассказывала дама, – что мои двоюродные сестры слишком открыто отзывались о советской власти. Привыкнув к заграничным обычаям, они опрометчиво делились всеми своими жалобами. Если бы только они были порассудительней! Когда сюда приехала так называемая делегация из Голландии, и мы все советовали им быть крайне осторожными, но они все-таки пошли к «голландцам» и стали жаловаться на все и вся. А делегация оказалась ловушкой, подстроенной ЧК. Именно за тот эпизод с сестрами так обошлись. Посмотрите теперь на нас: одного моего брата убили, многие наши родственники и друзья были в рядах Деникинской и Врангелевской армий, но мы сидели тихо, держались в тени, так что мне даже разрешили спокойно работать здесь…

– И Вы все еще верите, что жизнь не так плоха? – спросил я.

Она резко отвела взгляд.

– О, если бы Вы только знали, как это ужасно – быть свидетелем упадка, разложения, видеть, как молодежь, словно шайка мелких лавочников, торгует моральными ценностями, убеждениями – всем, что должно быть свято; везде сталкиваться с коррупцией и злопыхательством, лицезреть обогащение нового «высшего класса», кровожаднее которого еще не видел свет, как безнравственно, бессовестно он наживается на чужих жизнях и благополучии простых людей… Вряд ли посторонний способен понять, какие это страдания. И бесполезно что-то заявлять, кому-то жаловаться – молчание может хотя бы, как видите, обеспечить мирное серое существование и кусок хлеба для семьи.

Не знаю, что кто-то другой почувствовал бы на моем месте. Меня охватили тоска и глубочайший гнев. Так вот каков идеал обитателя коммунистического «рая» – не человек, а послушный пес, смиренно принимающий и корку хлеба, и побои, он лежит в своей конуре, довольствуясь необременительной службой, но попробуй только ощериться, подать голос – и твоя судьба решена. Нужно сидеть тихо и незаметно…

В нашей стране мы слышим те же философские проповеди от некоторых коммунистов и общественных реформаторов. Будьте кроткими смиренными овечками, дайте снять с себя заживо кожу или умрите от голода, но не препятствуйте ходу социалистического эксперимента – и события не пойдут по пути жестокости и предательства, ружья не будут пущены в ход, а революция будет протекать мирно. Тогда истинные пролетарии, физические и духовные труженики, беспрепятственно утвердят блаженное бесклассовое царство на земле… Посмотрите на Россию!

Я разговаривал с еще одной молодой приятной дамой из среднего класса. Она излучала жизненную энергию и, казалось, была обласкана судьбой: в свое время она состояла в женском батальоне, но, к счастью, никто об этом не узнал… Теперь она занимала очень неплохую, учитывая обстоятельства, должность, имела собственное уютное жилье и могла чувствовать себя более-менее защищенной.

– Вы, должно быть, довольны, имея все это?

– Ах, профессор, едва ли Вы можете себе представить это буквально физическое ощущение болезни, стыда, это желание свести счеты с жизнью, которое каждое мгновение гложет нормального человека, обреченного влачить здесь жалкое существование.

Вся думающая Россия, не разделяющая социалистическую веру и не воспевающая большевистскую мораль, заточена в тюрьме, хозяином и стражем которой является коммунистическая партия.

«Все это, профессор, напоминает мне сумасшедший дом», – так один норвежский инженер подытожил свои впечатления о российской действительности. Значительную часть своей жизни он прожил в России.

Очень много русских, очевидно, разделяют это мнение. «Мы живем в сумасшедшем доме», – эти слова мне приходилось слышать постоянно, и в них не было ни капли шутки. Но народный юмор спаял из этого выражения аббревиатуру, образованную по аналогии с расхожими большевистскими сокращениями: сумасшедший дом, учиненный коммунистической властью, именуется «сум-дом».