Текст книги "Телевидение"

Москва

– Подготовьте площадку к вечерним новостям, – распорядился Червинский. – И, слышишь, Мить, дай прожектор не тысячный, а двухтысячный. А фоном пустим не вечерний город, а что-нибудь такое.., кровавое…

– Может, толпу? – предположил компьютерщик Лева. – У меня есть хорошая толпа.

– Слишком пестро получится, – засомневался Игорь.

– Почему пестро? – бесцеремонно вмешалась Савкова. – Наоборот, толпа – это напряжение.

– Лен, – повернулся к ней Игорь, – я в твою работу вмешиваюсь? И ты в мою не вмешивайся. Тексты готовь.

– Ты мне не указывай, что делать, – разозлилась редактриса. – Я тебе по-хорошему советую…

– И я по-хорошему. Не мешай, пожалуйста.

– Значит, Долгова тебе не мешала, а я мешаю!

– У Ирины Васильевны был вкус, – бестактно встрял осветитель.

– А у меня, значит, нет? Хорошо, я тебе это припомню.

Оскорбленная Савкова хлопнула дверью.

– Нет, так работать невозможно, – психанул Червинский. – Каждая вошь из себя великую тварь строит. Она ж все жилы вытянет, будет теперь за каждым шагом следить, вынюхивать… И кто здесь теперь остался? – продолжал возмущаться Червинский. – Долгову уволили, Алка уходит… С кем общаться? С этой змеюкой подколодной? Представляешь, она меня сегодня Загребельной заложила. А я и выпил-то всего ничего.

И от этого воспоминания мысль косо пришла к выводу, что надо бы выпить.

Червинский отправился в буфет, но не успел покинуть студию, как его позвали к телефону. Звонила Долгова.

– Игорь, – закричала она, – как здорово, что я тебя застала! Слушай, тут мне предложили такое дело! Короче, хочешь работать на производстве рекламы? Оплата хорошая, условия тоже.

– Ирина Васильевна, только что вас вспоминал! – обрадовался Червинский. – И думал, куда податься из этого гадюшника. А что за реклама?

– Обычная реклама, ролики. Ты человек с клиповым мышлением, у тебя получится. Это фирма “КВИН” – они рекламировались у нас – хочет открыть рекламное агентство. Лицензия на производство видеопродукции есть. Аппаратуру купят. Студию оборудуют. Меня пригласили возглавить отдел. Нужна команда. Идешь?

– Ну не знаю, – засомневался Игорь.

– Он еще думает! – воскликнула Долгова. – Я уже говорила с руководством о твоем фильме, возможно, они спонсируют производство, нужно только познакомиться V, проектом…

– Ирина Васильевна, – расцвел Червинский, – даже не знаю, как мне вас…

– Потом, все потом, – прервала его Долгова. – И еще оператор нужен. Подумай, а?.. Погоди-ка… – Игорь услышал, как она переговаривается с кем-то, кто находится рядом. – Бери сейчас такси и дуй сюда. Можешь?

– Не могу, Ирина Васильевна, вечерние новости, – взвыл от досады Червинский.

– Черт, ладно, я сейчас сама приеду… Я этот “Дайвер” ополовиню!

Москва

Крахмальникову было даже интересно. Вот так, оказывается, просто. Неужели этот парнишка считает, что все ему сойдет с рук? Веселый пацан.

Вошел милиционер, порылся у следователя в столе.

– А где Андрей? – спросил.

– Вышел, – пожал плечами Крахмальников.

– Встань-ка, – попросил милиционер. – В шкаф надо…

Крахмальников отодвинулся вместе со стулом. Милиционер распахнул створки, нашел на полке увесистый справочник. Положил его на стол. Рядом положил фуражку.

Крахмальников с еле заметной ухмылкой наблюдал, как тот, слюнявя пальцы, внимательно листает справочник.

– Что-то ищете? – спросил Крахмальников.

– Че ты сказал?

– Я спросил – ищете что-то?

Милиционер без размаха, но очень сильно двинул Леонида справочником по лицу. Крахмальников упал со стула.

Сначала ему показалось, что произошла какая-то дикая случайность, несуразица.

Он все еще с ухмылкой поднял голову. Милиционер наклонился и еще раз, теперь уже с замахом, ударил Крахмальникова справочником по затылку.

– Че ты мне сказал? А? Ты думаешь, что ты тут говоришь? – строго спросил милиционер. И снова замахнулся справочником.

Крахмальников закрыл голову руками. Этого милиционеру и было надо. Он саданул ботинком в живот Леониду. Тот задохнулся, стал хватать ртом воздух.

– Ты думай, что говоришь вообще. Че ты тут? Сильно крутой, да? Оскорблять он меня будет. Милиционер присел на корточки.

– Че там у тебя? – спросил он, отнимая руки Леонида от живота. – Ну ладно, все, покажи.

Крахмальников опустил руки. Милиционер снизу коротко ткнул кулаком в солнечное сплетение.

– Тихо-тихо-тихо, – почти ласково проговорил он. – Че ты пыхтишь? Успокойся. Пыхтеть тут не надо. Это тебе не бордель. Это милиция, понял? Давай, все, вставай. И больше так не груби, понял?

Милиционер положил справочник в шкаф, надел фуражку и вышел.

У Крахмальникова задрожали губы. Подлые, слабые, позорные слезы покатились из глаз. Не от боли, конечно. Изворотливый ум его метался в догадках – кто? Кто его заказал? Не могли же эти поганые менты на собственный страх и риск… Не посмели бы. Кто? Дюков, Гуровин, может, Булгаков…

Ах да, Булгаков убит.

Ну и что?! Он мог заказать раньше.

Крахмальников сел за стол, тяжело облокотился, голова гудела.

– Заждались? – вернулся следователь. – Извините, начальство. Так на чем мы остановились?

– У меня нет с собой денег, – сказал Крахмальников.

– Какие деньги? Вы что, Леонид Александрович? Я вас про деньги разве спрашивал? – Он смотрел Леониду прямо в глаза Чистым и честным взглядом.

– Слушай, Андрей, – тихо произнес Крахмальников. – Не знаю, кто тебе меня заказал, но неужели ты серьезно думаешь, что все это так тебе сойдет с рук? Тебя же попрут из милиции.

Он вдруг сам понял смехотворность этой угрозы. Кого сейчас в милицию заманишь?

– Тебя посадят, – добавил он.

– Вот тут распишитесь. – Следователь положил перед Крахмальниковым протокол.

– Я ничего не буду подписывать.

– Тогда напишите, пожалуйста, что с протоколом не согласны.

– Я напишу, что меня избили в милиции.

– Да-да, пишите.

Крахмальников склонился над бумагой. Перед глазами все плыло. Взгляд никак не мог сфокусироваться. Текста он не видел и наклонился еще ниже.

Стол вдруг стремительно взлетел к его лицу. На протокол капнула кровь из носа.

– Ты оборзел, журналюга?! – вскочил следователь. – Ты что мне протокол измазал? Нажрался, так и скажи! Валяется хрен знает где, а потом протоколы пачкает!

Он с какой-то неимоверной проворностью вскинул ногу над столом и ударил каблуком Крахмальникова прямо в зубы.

Вскинув руки, Леонид с грохотом завалился на спину, ударился затылком и на секунду потерял сознание. Или на час..

Москва

Узнав о смерти Алика, Яков Иванович растерялся. Что он теперь скажет Тимуру? Остается ли в силе то условие – вы нам Алика, мы вам акции? А если Тимур передумает – что тогда? На пенсию?

В кабинет неслышно вошла Галина Юрьевна, села перед Гуровиным за стол.

– Яша, – устало проговорила она, – поезжай домой. Ты неважно выглядишь.

Яков Иванович подошел к висящему на стене зеркалу. Откуда-то из Зазеркалья на него глянуло постаревшее и посеревшее лицо с горькими морщинами у рта и мешками под глазами. Только глаза-маслинки оставались такими же, как много лет назад, даже белки не пожелтели от времени.

За этим пожилым человеком с живыми глазами маячила в зеркале фигура немолодой, погрузневшей женщины, которая когда-то много лет назад уложила его к себе в постель и с тех пор держала при себе на коротком поводке. А может, он ее держал – кто теперь разберет?

– Галя, – сказал вдруг Яков Иванович, – я все тебя хотел спросить: ты меня любила когда-нибудь? Галина Юрьевна удивленно вскинула брови:

– Бог с тобой, что за глупый вопрос? Мы столько лет вместе… И потом, я даже замуж не вышла.

– Неужели из-за меня?

– Конечно, – убежденно ответила Галина Юрьевна.

Она и в самом деле нисколько в этом не сомневалась, потому что в принципе не знала, что такое любовь. Она любила цитировать кого-то из классиков, кажется Бальзака: “Любовь – это когда двое смотрят не друг на друга, а вместе в одну сторону”. Как “Рабочий и колхозница” скульптора Мухиной. Как Владимир Ильич Ленин и Инесса Арманд. Как она сама, Галина Юрьевна Загребельная, и Яков Иванович Гуровин. Она не забивала голову синтезом и анализом человеческих взаимоотношений. Вместе работают и вместе спят, – значит, любят. Вместе спят, но вместе не работают, – значит, паскудно развратничают. Категория жен стоит особняком. Это домработницы, которым платят натурой. Что еще может быть общего у супругов, Галина Юрьевна по причине своего устойчиво холостяцкого положения не представляла.

– Галь, а если бы я вдруг потерял работу и здоровье, ты бросила бы меня? – продолжал допытываться Гуровин.

– Что-то ты сентиментальничаешь, Яков, – педагогическим тоном заметила Галина Юрьевна.

– А все-таки?

Загребельная пожала плечами:

– Нет, конечно.

Яков Иванович задумчиво поглядел на нее. Он вдруг почувствовал острую жалость к этой нелепой бабе с ее совковыми замашками и монастырскими убеждениями. С ее верой в собственную непогрешимость. С ее одинокой девической кроваткой и безупречно убранной квартирой.

– Иди сюда, – поманил он ее к себе. Галина Юрьевна покорно обошла стол, прижала голову своего старого и единственного любовника к животу. Наверное, и у нее в душе что-то дрогнуло, но она не умела это выразить словами. Она сказала:

– Я слышала, Дюков звонил.

– Да, приедет на собрание, – не сразу ответил расчувствовавшийся Гуровин.

– Ты готов?

– К чему?

– К собранию, к чему же.

– А ты?

– Всегда готова.

Москва

– Еще? Дать ему еще? – спросил кто-то неизвестный.

– Дай, дай, – ответил знакомый, но совершенно невозможный здесь голос.

Крахмальников открыл глаза, инстинктивно закрываясь руками.

Но бить собирались не его. Здоровые мужики с квадратными челюстями метелили следователя Андрея. Тот молча принимал удары и заискивающе улыбался.

Крахмальников потряс головой. Бред. Он, видно, еще не пришел в себя.

– Еще? – спросил квадратный у кого-то, кто стоял у Крахмальникова за спиной.

Леонид повернул голову и окончательно пришел к выводу, что бредит. Сложив руки на груди, на экзекуцию внимательно смотрел… Дюков.

В нос Крахмальникову ощутимо ударил запах нашатыря. Он дернул головой и только сейчас заметил руку, которая подносила к его носу ватку. Рядом с ним на корточках сидела медсестра.

– Ну как? Голова не кружится? – спросила она.

– Кружится… – пробормотал Крахмальников.

– Леонид Александрович! Ну слава богу, – обрадовался Дюков. – Хватит, – махнул он рукой квадратным. Те прекратили бить следователя. – Иди отсюда! – приказал Дюков.

Следователь исчез за дверью, сказав напоследок:

– До свидания.

– Встать можете? – спросил Дюков.

– Попробую.

– А ему можно?

Медсестра посмотрела Крахмальникову в глаза:

– Можно. Ничего страшного.

Квадратные помогли Крахмальникову подняться.

Подвели к стулу, но у Крахмальникова, похоже, лицо стало таким испуганным, что Дюков скомандовал:

– Ведите его в машину.

Леонида уложили на заднее сиденье “мерседеса”. Дюков еще задержался в отделении. Когда появился на пороге, за ним вышли чуть ли не все милиционеры, включая начальников и постовых.

– Я тебе покажу, если еще раз… – Дюков погрозил пальцем начальнику.

– Виноват.

– А своих архаровцев накажи. Я проверю.

– Не сомневайтесь, сделаем в лучшем виде, – пообещал начальник:

Дюков сел в машину, подал Крахмальникову отнятый милиционерами мобильник.

– Позвонить хотите?

– Нет, – помотал головой Леонид.

– Тогда я позвоню. Как у Гуровина?

С трудом вспомнив, Крахмальников назвал номер.

– Яков Иванович? Дюков беспокоит… Нет, я по другому делу. У вас ведь сегодня собрание коллектива студии?.. Вот и хорошо, не надо отменять. Я хочу поприсутствовать. Да, сейчас будем.

Он отключил телефон:

– Ну, Леонид Александрович, как, сможете?

– Что? – не понял Крахмальников.

– Мы же договорились сегодня. Сейчас будем снимать Гуровина. Вы как?

– Это он меня заказал?

– Да никто вас не заказывал – самодеятельность МВД.

– Их посадят?

– А вы бы хотели?

– Да!

Дюков пожал плечами:

– Вы правда этого хотели бы? Следствие, суд?

– Да! Я бы этого хотел, – поднялся на локте Крахмальников.

– И у вас есть доказательства?

– Можем заехать в больницу. Там зарегистрируют побои.

– Вот что наши менты научились делать, так это бить без следов, – сказал Дюков. – Не советую, Леонид Александрович. Их и так накажут. Подобное подобным. Только бить их будут куда сильнее, чем вас – Вот такое, значит, правовое государство? – еле выговорил Крахмальников.

– Мы его только строим, – улыбнулся Дюков. – Вот построим, “посадим сад и еще в этом саду поживем”… Может быть.

Машина с сиреной неслась к Останкину.

– Ладно, – сказал Крахмальников. – Ладно. Я и сам хотел сегодня все закончить.

– Это вы по поводу собрания?

– По поводу.

– Да уж чего тянуть, – кивнул Дюков. – Президент беспокоится.

На полдороге Дюков остановил машину.

– Придется вам начинать без меня. Я часам к девяти подъеду.

– Да мы раньше и не начнем.

– Вот и отлично. Пересаживайтесь в джип, вас довезут в лучшем виде.

Ну и хорошо, подумал Крахмальников. Ну и отлично. Будет время хоть с мыслями собраться.

Он вошел на студию с продуманным планом, но почему-то пошел не в свой кабинет, не к своим соратникам в информационный отдел, чтобы рассказать самым доверенным людям о том, что готовится, а свернул к гуровинскому кабинету.

Загребельная, которая стояла, прижав голову Якова Ивановича к своему животу, моментально отпрянула, покраснела.

– Ты что, Леня? – спросил Гуровин. – Дюков где?

– Он приедет к девяти.

– Ага, хорошо. – Яков Иванович нажал кнопку на селекторе. – Люба, сообщи всем, что собрание переносится… – Вскинул глаза на Крахмальникова. – На сколько?

– Начнем в восемь, – предложила Загребельная. – Нам надо еще решить кадровые вопросы. Зачем Дюкову наши склоки?

– Люба, в восемь начнем.

– Яша, – сел к столу Крахмальников, – разговор есть.

– Мне выйти? – спросила Загребельная.

– Какая разница, – махнул рукой Крахмальников.

– Выйди, – велел Гуровин. – Слушай из приемной.

Загребельная возмущенно удалилась.

– Да, Лень. Слушаю тебя. Что сказал Дюков?

– Яша, пиши заявление. Ты уходишь из “Дайвера”.

Гуровин наклонился поближе, словно не расслышал.

– Опять? – спросил он.

– Это уже не я решил.

– Я-ясно… – протянул Гуровин. – А почему?

– Ну не нравишься ты им.

– А ты?

– Я поменьше.

– Я-ясно… – повторил Яков Иванович. – Ясненько.

Тихо – Крахмальников даже не заметил – вошла Загребельная.

– Садись, Галь. Давай сочинять заявление вместе. Тебя Леня тоже не оставит здесь, я так понимаю?

– Да, – кивнул Крахмальников.

– Н-нет! – дернула головой Загребельная. – Мы никуда не уйдем! Это вы уйдете, Леонид Александрович. Может быть, те, кто отдал вам эту команду, не в курсе дела, но Яков Иванович Гуровин – владелец контрольного пакета акций студии “Дайвер-ТВ”.

Крахмальников повернулся к Загребельной. У нее был страшный вид. На белом лице одни глаза.

– Владельцем девяноста восьми процентов акций “Дайвера”, – проговорил Крахмальников медленно, – является государство.

– Ха! Ха! – выкрикнула Загребельная. – А почему не двухсот? Что за бред, Леонид Александрович?! Яша, скажи ему! Что ты молчишь?!

– Леня, она права. Уралец отдал акции мне.

– Когда? – улыбнулся Крахмальников.

– Три часа назад. – Гуровин лукавил, но только чуть-чуть. Да, он так и не дозвонился до Тимура. Но ведь тот твердо обещал.

Крахмальников спросил как раз об этом:

– И у тебя есть документы?

– Какие документы? Они в Екатеринбурге. Мы созванивались…

– А у Дюкова есть.

Загребельная ошалело переводила взгляд с Крахмальникова на Гуровина:

– Какие документы? Какие документы?

– Факс. Пришел еще утром. Пинчевский продает свои акции государству.

– Ага) – обрадовалась Загребельная. – “Продает”! Значит, еще не продал! А нам… Якову Ивановичу обещали три часа…

– Погоди, Леня, ты сказал – девяносто восемь. А Казанцев?

– Вот с Казанцевым точно уже все решено. Он отдал акции в управление.

– Яша, срочно звони Пинчевскому. Срочно, – схватила трубку и стала совать ее в руки Гуровина Загребельная.

Тот послушно набрал номер.

– Алле, – ответил сонный голос.

– Тимур? – спросил Гуровин хрипло.

– Да. Это кто?

– Гуровин беспокоит. Я хочу вам сообщить, что… – он покосился на Крахмальникова, – наша договоренность выполнена. С нашей стороны.

– Что? Вы нашли Алика?

– Да! Да, нашли!

– И где он?

– Он… – Гуровин снова посмотрел на Леонида. – Он убит.

В трубке долго молчали.

– Кто убит? – спросил Крахмальников. – Булгаков?

Гуровин кивнул.

– Это правда? Это вы сделали? – спросил Тимур.

– Можно и так сказать, – соврал Гуровин.

– Вы лично?

– Это не телефонный разговор.

– Я проверю.

– Конечно-конечно. Но теперь очередь за вами.

– Что вы имеете в виду?

– Мы говорили об акциях.

– Ах, это… Получите вы свои акции, что вы волнуетесь. Тимур сказал – сделал.

– Извините. Мне очень неловко, но я все-таки спрошу. До меня дошли слухи, что якобы вы вчера отправили факс в администрацию президента…

– Вот суки, – неизвестно кого обругал Тимур. – Это липа.

– Это липа! – озвучил Гуровин, прикрыв мембрану рукой.

– Акции будут ваши.

– Это слова, понимаете? А от этого много зависит.

– Что зависит?

– У нас сейчас будет собрание. Из администрации президента поступил приказ – меня уволить. Если акции у них, то они в полном праве.

– А как же демократия? – хохотнул Тимур. – Что, коллектив проголосует против тебя?

– Я не знаю.

Опять на том конце провода повисла пауза. Гуровин поспешно полез в карман, зачем-то достал ручку, снова спрятал ее.

– Так сделаем. Мы тут на Урале демократы. Если тебя народ не захочет, акции продадим президенту. Если оставит – пакет твой.

И гудки.

Гуровин положил трубку.

– Ну что? – спросила Загребельная.

– Нет, это невозможно, – развел руками Гуровин. – Ведь он твердо обещал, а теперь снова какие-то условия.

– Какие, какие условия?

Гуровин даже не взглянул в ее сторону:

– Леня, ты будешь голосовать против меня?

– Да.

– И ты забыл, что я тебя вывел в люди, что я тебя… – Яков Иванович осекся. – Тогда все. Пинчевский сказал: если против меня будет коллектив, то они отдадут акции государству.

Загребельная тяжело оперлась на стол.

Крахмальников встал.

– Яша, уйди сам, – посоветовал он.

Москва

Едва вернувшись, Альберт Захаров и Антон Балашов уселись писать репортаж для ночного эфира. Антон выглядел совсем неважно: разбитая губа, выбитые зубы, синяк под глазом, распухшее ухо. К тому же дикая головная боль.

– У тебя сотрясение, – диагностировал Червинский, выслушав рассказ об избиении. – Ты зря мотаешься. Тебе лежать надо.

– Завтра ляжет, – ответил за Антона Захаров. – Сегодня выдаст сенсационный номер, а завтра – на больничный.

Заглянул Крахмальников. Он искал Аллу, ему сказали, что она где-то на студии.

– Леонид Александрович! – окликнул его Лобиков. – Ас вами что?

Крахмальников потрогал разбитую губу. Совсем об этом забыл.

– Упал.

– Вы же не видели! – вскочил Антон. – Посмотрите!

– А ты где пропадал? Из музея звонили.

– Он герой сегодня, Леонид Александрович, – вступился Альберт. – Самого Учителя брал.

– А Альберт мне помогал.

– Ну! Блок-бастер прямо! – захохотал Альберт. – Мне Гуровин велел разыскать Учителя, вот и…

– Какого учителя?

Крахмальникову прокрутили снятый Иваном Афанасьевичем материал.

– Да уж, денек сегодня. Сплошные сенсации.

– Так это ж классно! – воскликнул Захаров. – Вот это и есть телевидение. А то в новостях идет одно и то же: приехал-уехал, депутаты проголосовали… А такого материала, как мы привезли, ни у кого нет и не будет.

– Это точно, – кивнул Крахмальников.

– Мы сперва хотели его загнать кому-нибудь, а потом подумали: пусть лучше у нас пойдет в спецвыпуске, правильно?

Крахмальников усмехнулся:

– Правильно. Значит, так, к ночному выпуску давайте репортаж, а потом сделаете передачу.

Он понял, о ком на самом деле спрашивал Гуровина Тимур.

Ах, Яша, Яша…

…Аллу Крахмальников нашел в буфете. Та была пьяна и как-то излишне весела.

– Пойдем, – позвал ее Крахмальников. – Мы не договорили.

– Нет, Леня, мы договорили. Мы все договорили, а что не договорили.., тс-с, – приложила она палец к губам.

– Леонид Александрович, вы покушать? – выскочила из подсобки буфетчица.

– Нет-нет, мы уходим.

– Да ничего, сидите.

– Катюша, – пьяно улыбнулась Макарова, – кормилица наша! Дай-ка пивка. – Она повернулась к Крахмальникову. – Угости меня пивом. Ой нет, у меня же там в сумке мексиканского пива полно. Ты пил мексиканское?

– Может, хватит? – сказал Крахмальников.

– Не волнуйся, меня проводят.

– Кто?

– Не твое дело. Возьми еще коньяка.

– Ты и так уже… Пойдем. – Пойдем, у меня девять банок…

В буфет влетела запыхавшаяся Савкова:

– Леонид Александрович, здравствуйте. Забыла совсем, – затараторила она, косясь на Аллу. – Гости же придут. Катя, что там у тебя есть?

– Пицца, пирожки, сосиски, – привычно перечислила буфетчица.

– Заверни две пиццы и дай чего-нибудь поесть. На месте.

Катя вытащила из холодильника пиццу, положила на прилавок:

– А поесть уже поздно. Закрываемся.

– Интересно, – скривилась Савкова. – А начальству можно?

– И они уходят.

– Хм, значит, выпить ты наливаешь, а поесть человек у тебя не может.

– Пойдем, – тихо попросил Крахмальников Аллу. Но та не сдвинулась с места.

Леониду надо было встать и уйти. Но он почему-то остался.

– Возьмите пирожки, – предложила Катя Савковой. – С собой.

– А я хочу посидеть здесь, – заартачилась та.

– Слушай, ты, – вскочила вдруг Алла. – Сказали же тебе русским языком, рабочий день кончился.

Савкова с головы до ног смерила ее презрительным взглядом:

– Катя, почему у тебя посторонние? Эта женщина здесь больше не работает. И вы, Леонид Александрович, потакаете…

Крахмальников удивленно посмотрел на Аллу.

– Это кто тут не работает? – пьяно обиделась Макарова. – Это я не работаю? Да я сделала для этой богадельни в миллион раз больше, чем ты, бездарь!

– Что?

– Вот то!

Савкова уперла руки в бока, повысила голос:

– Ты думай, что говоришь!

– Я думаю, а вот у тебя вместо башки – задница. И еще сейчас Крахмальникову не поздно было уйти, утащить Аллу. Но он просто опустил голову.

– Да? Так? И вы молчите, Леонид Александрович? Тогда я тоже скажу: сама под каждого стелешься, думаешь, все такие? Думаешь, я ничего не знаю? Да на тебе клейма негде ставить!

Алла протрезвела, сузила глаза.

– Что щуришься? – заметила перемену в ее лице Савкова. – Тайное стало явным? Так, милая моя, все уже видели, как ты на даче…

Она не успела договорить, потому что Макарова вцепилась ей в волосы. Савкова заверещала.

Крахмальников вскочил. Стал разнимать дерущихся.

Буфетчица Катя выбежала из-за стойки.

– Прекратите! – отшвырнул Савкову Крахмальников.

Но Алла вынырнула из-за его спины и влепила Савковой пощечину.

– Ах ты дрянь! Ну это тебе даром не пройдет. Сейчас ты увидишь! – Савкова выскочила из буфета, забыв, зачем приходила.

Алла отпихнула Крахмальникова и побежала следом.

* * *

В кабинет Гуровина, оттолкнув секретаршу, ворвалась всклокоченная и задыхающаяся от ярости Савкова.

– Вызовите милицию! – закричала она с порога. – По территории ходят посторонние и угрожают сотрудникам.

– Какие посторонние? – всполошилась Галина Юрьевна. – Кому угрожают? Яков, немедленно вызывай наряд…

– Это я посторонняя? – За спиной Савковой выросла Алла Макарова и так толкнула редактрису в спину, что та пролетела полкабинета и только чудом не шмякнулась лицом в пол.

– Макарова! – металлическим голосом окликнула Аллу Загребельная. – Вон отсюда!

– Пошла ты! Я больше не ваш сотрудник. И вообще, я не к тебе, а к господину Гуровину, – нагло заявила Алла.

Яков Иванович громко сглотнул.

Тут в кабинет влетел Крахмальников.

Гуровин метался глазками-маслинами от Аллы к Леониду. Алла не сводила с него насмешливого взгляда.

– Макарова, выйдите, – попросил Крахмальников.

Та отмахнулась.

– Вы по какому вопросу? – наконец не выдержал Гуровин.

– По личному.

Яков Иванович сцепил пальцы в замок:

– Слушаю вас.

– Нет, это я вас слушаю.

– Не понял. Вы о чем?

– Она пьяная, – вставил Крахмальников.

– Да, я пьяная. Слушай, Леня. Что у трезвого на уме – у пьяного на языке. Ты сам хотел.

Крахмальников с ужасом увидел, что Алла, возможно, не так уж и пьяна.

– Что вы хотели? – спросил Гуровин. – Я так и не понял.

– Ах, он не понял! – хохотнула Алла. – Да, действительно, это трудно понять: руководитель телекомпании дает сотруднице крупную сумму денег с условием отработать их у него на даче, обхаживая влиятельных старперов. Слушай, Крахмальников, слушай! А за это старперы окажут руководителю услуги. Как то: закроют глаза на то, что он не платит налоги со своих прибылей, что он ворует, что его жена…

– Прекратите! – истерически закричала Галина Юрьевна. – Немедленно прекратите! Яков, что ты молчишь?

– А он потому и молчит, что все это правда, так ведь, Яша? – И Алла фамильярно погладила шефа по руке.

Гуровин не шевельнулся.

– Правда, – продолжала Алла, обводя глазами присутствующих. – Вот только одного я в толк не возьму… Да что ж ты так сник-то? Не стесняйся, Яшенька, здесь все свои. С Галиной Юрьевной мы в некотором роде родственницы, через тебя, милый. А госпожа Савкова, наверное, твоя близкая подружка, раз она знает о нас все. Зачем же ты ей все рассказал, Яшенька?

Лицо Якова Ивановича покраснело, затем побелело.

– Я.., я никому… Выйдите все!

Никто не тронулся с места.

– А тогда как к ней, – Макарова кивнула на Савкову, – попала кассета? А? – Она перегнулась через стол к самому гуровинскому лицу.

– К…к…какая?

– Которую твой охранник снимал для того, чтобы у тебя на старперов компромат был! – выкрикнула Алла. – Как она попала к этой твари?

– К-как попала? – Гуровин схватился за сердце.

– Это ты у нее спроси. А заодно поинтересуйся, зачем она отправила ее моему мужу? Нравственность мою блюдет?

Лицо Гуровина посерело.

– Что ж ты испугался так, мальчик мой? – злобно спросила Алла. – Скажи спасибо, что не твоей жене, а то бы от студии ничего не осталось. Мой муж – человек безобидный, взял и ушел, бросил меня с двумя детьми…

Загребельная брезгливо отодвинулась от Савковой:

– Лена, как вы могли?

– Я не виновата, Галина Юрьевна, – затараторила та. – Но морально это очень тяжело вынести: она звонит мужу по телефону, дает ему задания – убери, приготовь, у старшего проверь алгебру, у младшего – литературу… А сама шасть в машину к Якову Ивановичу – и на дачу…

– Слушай, Леня, слушай, – повторила Алла. – Ты хотел выяснить все до конца.

– Откуда вы знаете, что на дачу? – Гуровин морщился от боли в сердце.

– Да от охранника твоего. Он тебя продал, Яшенька, продал. – А эта тварь еще сотне человек продаст. Мне-то уже ничего не страшно. А вот тебе – супруга, Галочка…

– Как вы смеете? – шепотом воскликнула Загребельная.

– А ты меня поучи… А потом я тебя поучу. Дележка опытом Знаете, как Яков Иванович ее называет? Шавка. В смысле, собака лает – ветер носит…

– Яша, – вдруг бросилась к Гуровину Загребельная, – Яша, что с тобой?

Яков Иванович с безжизненным, серым лицом, сидел в какой-то неестественной позе, согнувшись набок, левая рука болталась плетью. Он был без сознания.

– Приступ! – крикнула Галина Юрьевна Алле. – Что смотрите?! Леонид Александрович, “скорую” вызывайте! Кардиологическую. Савкова! Идите сюда! Помогите его положить! Люба! Где Люба?

Поднялся переполох. Люба побежала за водой. Галина Юрьевна принялась обмахивать лицо Якова Ивановича носовым платочком. Савкова бесполезно металась по кабинету. Крахмальников вызывал “скорую”. И в этот момент у него зазвонил мобильник.

– Да, – мрачно рявкнул Крахмальников.

– Ленечка, это Ростропович.

– Господи, здравствуйте, я.., простите, тут у нас…

– Ленечка, я чего звоню, наше торжество в Доме оперы отменяется.

– Да?

– Ну что вы, такая трагедия, столько людей, как можно? Вы, пожалуйста, Валечке сообщите…