Текст книги "Заметки на полях"

Схожесть и чуждость. «Зачарованная величина» Хосе Лесамы Лимы

Петербургское издательство Ивана Лимбаха выпустило сборник избранных произведений кубинского писателя и поэта Хосе Лесамы Лимы, одной из самых значительных фигур в испаноязычной литературе. В сборник вошли несколько стихотворений, новелла «Фокус со снятием головы» и подборка эссе.

Предисловие к сборнику открывается цитатой из Кортасара: «Читать Лесаму – труд тяжёлый и как мало что другое выводящий читателя из себя», и после прочтения книги с этим высказыванием невозможно не согласиться. Читать латиноамериканских писателей всегда нелегко, слишком уж непривычны их образность и манера мыслить, но если Борхес, Кортасар и в особенности Маркес всё же как-то стараются снизойти до читателя, включить его в мир своих произведений, дать возможность для сопереживания, то Лесама хладнокровно и беспощадно обрушивает на читателя поток диковинных образов, ясно давая понять: «кто может и хочет разобраться, тот разберётся, кто не может или не хочет – тому лучше закрыть эту книгу». Полагаю, что именно из-за такого отношения к читателю Лесама не снискал такой популярности, как его современники из того же южноамериканского литературного круга.

Впрочем, составители антологии до какой-то степени пошли навстречу читателю, расположив тексты последовательно от запредельно трудных до относительно сносных. Открывается книга поэтическими опытами Лесамы, являющих собой в концентрированном виде всю мощь его таланта. Концентрат этот настолько тяжёл для чтения, что я после нескольких безуспешных попыток понять хоть что-нибудь, просто пролистал страницы со стихами. Затем следует хитрозакрученная, сотканная из древнекитайских материалов новела «Фокус со снятием головы», в которой с одинаковой лёгкостью можно найти десяток смыслов, а можно и ни одного.

Почти половину сборнику занимают эссе Лесамы на темы искусства – изящные, лёгкие, со множеством отступлений и аллюзий на различные явления из мира литературы, живописи, архитектуры и религии. Чтение, надо признаться, завораживающее, правда, вот только после каждого эссе так и подмывает спросить: «а о чём оно вообще?» или даже «а с кем это вы сейчас разговаривали, дядя Хосе?». В состав эссе включен цикл коротких, на одну-две страницы, заметок о Гаване, которые Лесама когда-то публиковал в местной газете. Заметки представляют собой поэтизированное осмысление событий жизни кубинской столицы, всегда неожиданное и, мягко говоря, причудливое. Не знаю, как воспринимали эти заметки читатели того времени, но никак не могу представить подобных заметок о Москве ни в одной из московских газет.

В целом от книги остаётся впечатление погружения в некий поэтический мир, тесно связанный с нашей реальностью, но нисколько на неё не похожий. Из-за этого странного сочетания схожести и чуждости Лесаму действительно очень трудно воспринимать, так что его книгу никак не посоветуешь для лёгкого развлечения, она требует от читателя серьёзной работы, напряжения мысли и хорошей культурной подготовки.

Юридические рассказы. «Округ Форд» Джона Гришема

Новый сборник рассказов мастера «юридических романов», по которым были сняты несколько известных голливудских блокбастеров. Надо сказать, что «юридические романы» – вещь, нашему человеку пока еще не очень понятная, как и то пристальное внимание, которое американская культура уделяет вопросам юриспруденции и судебной системы (впрочем, для главной страны в мире это, наверное, явление нормальное, римляне тоже ведь отличались потрясающей дотошностью в юридической теме). Помню, какое дикое впечатление на меня произвел один из сезонов сериала «Звёздного крейсера Галактика», наполовину посвящённый суду над главным злодеем сериала. Вместо того, чтобы устраивать космические дуэли на истребителях, высаживать космические десанты и пафосно бороздить космические просторы, герои сериала на полном серьёзе обсуждали особенности космического законодательства, права каждого человека на защиту в суде, свободу прессы и тому подобное. Самое смешное, что наверняка эта нудятина добавила сериалу еще целую толпу поклонников, в Америке, разумеется, не в России.

Возвращаясь к текстам Гришема, замечу, что в своих новых рассказах он, по счастью, не так уж много времени уделяет судебным делам, а пишет в основном о жизни обычных парней из американской глубинки. Рассказы достаточно симпатичные, местами забавные и, самое главное, весьма способствующие межкультурному взаимопониманию. Оказывается, в Америке у простых людей всё примерно так же, как у нас: бухнули, затеяли по пьяни какую-нибудь глупость, поссорились, помирились, съездили в большой город, подивились, влипли в неприятности с полицией, кто-то сел в тюрьму, кто-то оказался в больнице – такая вот проза жизни. Есть, конечно, в происходящем некая местная экзотика, но к ней быстро привыкаешь, а потом замечаешь что по сути жизнь простых «пацанчиков» она что на рязанщине, что на фордовщине примерно одна и та же, после чего читать становится несколько скучновато. У нас такой «округ Форд» по НТВ каждый день в виде криминальных сериалов показывают практически в режиме нон-стоп, так что мы уже к этому делу давно привычные.

Ранние рассказы великого писателя. Габриэль Гарсиа Маркес. «Глаза голубой собаки»

В сборник вошли 11 ранних рассказов Габриэля Гарсиа Маркеса, написанные в конце 1940-х – начале 1950-х годов в жанре магического реализма и опубликованные в различных колумбийских газетах, где автор работал журналистом. Превосходные переводы А. Борисовой, С. Маркова и Ю. Грейдинга оттеняют мастерство, с которым написаны эти ранние произведения великого автора.

Ранние рассказы Маркеса – одновременно трогательные и пронзительные. Они подобны снам и все как один пронизаны смертью. Трупы красавиц, таинственные болезни, блуждающие духи, неожиданная и нечаянная магия, утонченно-изысканное разложение и распад. В этих рассказах автор сосредоточивается на создании атмосферы, а не на получении читателем философского или интеллектуального удовольствия. Рассказы похожи на таинственные сны, а не загадки, которые нужно отгадать, как у того же Борхеса. Почувствуешь, поймешь – понравится.

Неотъемлемой чертой каждого рассказа являются обманутые ожидания читателя. Катарсис не наступает – все предпосылки есть, интрига нагнетается, читатель пытается предугадать развязку, а развязка не наступает – чувствуете себя обманутым – вас обвели вокруг пальца! Будто неисправный занавес падает в театре в самый интересный момент, зритель так и не увидит эпилога, как бы сильно ему этого ни хотелось. Маркес предпочитает открытый финал, эта черта – отчасти причуда гения, отчасти следование законам жанра. Благодаря открытому финалу остается чувство незавершенности, и кажется, что вряд ли научился чему-то новому, что-нибудь для себя усвоил. Более того, читателю самому приходится решать, что же было более правдивым и лежащим в основе мира – фантастическое или повседневное.

Некоторые рассказы откровенно аллегоричны, другие представляют собой несколько наивную попытку юного писателя поразить читателя неожиданным поворотом сюжета в конце. Странное и пугающее обретает черты обыденности, а обыденное медленно перетекает в фантасмагорию. В этих рассказах автор пытается очертить границы и пределы физического существования: персонажи познают слепоту, летаргию, смерть и прочие ужасы человеческого существования. Маркесу удается выделить наиболее яркие черты каждого из этих состояний, и даже бритье перед зеркалом представлено как драма или даже трагедия. Уже в этих ранних рассказах Маркес проявляет ту самую многоуровневость, которая впоследствии принесёт ему славу, он показывает, как под самым обыденным событием скрывается фантастическое и как фантастическое событие может обернуться обыденностью.

Если читать книгу, не взглянув на обложку, то неизбежно возникают вопросы: Кто это писал? Как увидеть и угадать будущего мастера в этих первых литературных шагах?! Следует учитывать, что сборник «Глаза голубой собаки» вышел без ведома автора, и сам Маркес отзывается об этих рассказах не без некоторого кокетства; так, в одном из интервью он сказал: «Я их как-то перечитал и нашел чрезмерно интеллектуализированными; это – умозрительные рассказы, которые, по существу, не имеют ничего общего с моей жизнью». Мнение читателей по этому поводу также разделилось: некоторые считают, что ранние рассказы Маркеса откровенно безнадежны и ниже всякой критики: это эксперимент начинающего писателя и эксперимент провальный! По мнению ярых поклонников и тонких ценителей «Ста лет одиночества» в первых попытках нащупать свою творческую манеру Маркес не столько следует канонам магического реализма, сколько соскальзывает в болото банальных историй о приведениях.

Но в то же время, многие читатели сходятся на том, что сборник «Глаза голубой собаки» – редкий пример того, как даже ранняя проба пера оказывается успешной, и что эта книга ценна не своим литературным содержанием, а тем, что показывает, как именно Маркес стал превосходным рассказчиком. Не стоит забывать, что он писал эти рассказы в возрасте от 19 до 26 лет, редкий случай, когда писателю столь рано удается дебютировать и войти в большую литературу!

Словом, прочитать сборник следует непременно! Во всех рассказах присутствует нечто неуловимое, ускользающее, но одновременно объединяющее все ранние произведения сборника в одно целое и говорящее о том, что все они принадлежат одному автору. Да, разумеется, между ранними рассказами и зрелой прозой Маркеса – пропасть, но мы получаем уникальный шанс заглянуть в мастерскую великого писателя, попытаться разглядеть или даже предугадать развитие его таланта.

Книга о страданиях. «Безгрешность» Джонатана Франзена

Тем временем дочитал (домучал, точнее говоря) «Безгрешность» Франзена. Какой-то растянутый латиноамеринский сериал. «Богатые тоже плачут» или в данном случае «Больные только и делают, что плачут». Все персонажи книги (за одним-единственным исключением) обладают роскошным набором детских травм. У всех были конфликты с матерями, расписанные настолько подробно и ядовито, что ближе к концу все травмирующие матери (травмоматери – вот подходящий термин) сливаются в один архетипический образ Великой Матери, Кибелы, которая калечит своих сыновей и дочерей, а те, в свою очередь, калечат собственных детей, и так идёт из поколения в поколения.

Не знаю, что за такая мания пошла в современной литературе писать про детские травмы, уродующие жизнь персонажей, и почему теперь у нас сюжету строятся по двум вариантам: травмированный герой преодолевает травму либо не преодолевает. Алло, товарищи писатели, вообще-то есть в жизни и другие сюжеты, и другие герои. Впрочем, в других романах есть хотя бы какие-то дополнительные сюжетные ходы, которые несколько смягчают миллионы терзаний главных героев. Вот, например, у Донны Тарт в «Щегле» есть очень милое и подробное описание антикварного мира, и главный герой в этот мир активно и с большим энтузиазмом погружается. В «Безгрешности» персонажи занимаются захватывающим, интересным дело – журналистские расследования, как через официальные СМИ, так и через интернет-волонтёрство. Вот вроде бы интересная, актуальная тема, есть о чём рассказать, есть возможность показать конкуренцию между старым и новым подходом к сбору и публикации информации, подтянуть какие-то интересные, неоднозначные события… Так нет же, вся эта деятельность оказывается лишь фоном для очередной порции страданий (опять же, как это характерно для «мыльных опер»).

Единственное исключение – отличная история про вояку, который позаимствовал с военной базы то ли настоящую термоядерную боеголовку, то ли макет, чтобы поразить свою девушку, заставить её заняться с ним сексом под угрозой взорвать город, причём заняться прям на этой самой боеголовки. Вот это правильная история – эрос и танатос, любовь и кровь, в правильной пропорции, взболтать, но не смешивать. И дальше из этой истории вырастают другие – про наркотики на военных базах (что логично объясняет поведение героя сюжета), загадочные перемещения термоядерных боеприпасов и т. д., но все эти темы уходят в никуда, заслонённые страданиями (нет, не так – СТРАДАНИЯМИ) персонажей. Кстати, в той же сюжетной арке есть хотя бы небольшое размышление одной из героинь по поводу своей работы: журналистская этика, отношения с информаторами, соревновательный зуд в желании успеть опубликовать горячий материал раньше конкурентов. Но потом опять – страдания, переживания, любит-нелюбит и всё такое.

И кстати, раз уж речь зашла о горячих журналистских темах. Раз уж Франзен в подражание Диккенсу и Достоевскому (с которыми обоями он всю книгу носится как известно кто с писаной торбой) использует жанр «бульварного романа», то стоило бы добавить в текст побольше этой самой бульварщины. Ну там, не знаю, «ШОК! Отец и сын влюблены в одну и ту же женщину, отца находят мёртвым, сын арестован по подозрению в убийстве» или «ШОК! Приехавший из Швейцарии наследник огромного состояния сбегает из-под венца вместе с девицей с сомнительным прошлым! Сенсация». А то в «Безгрешности» из бульварщины только вот эта самая история с боеголовкой и ещё сюжет с убийством, настолько явно цельнотянутый у Фёдора нашего Михайловича, так что даже как-то немного неудобно становится. К тому же у Франзена из-за использования приёма нелинейного повествования постоянно возникают проблемы с интригой: читатель знает о том, как она разрешиться порой ещё до того, как она вообще закрутиться.

А ведь бульварный роман предполагает наличие захватывающей интриги, держащей в напряжении до самого финала. Ну там, не знаю: «Будет ли студент, замочивший старушку, молчать до конца или пойдёт на добровольное сотрудничество со следствием?» или «Кого выберет женщина нелёгкой судьбы: чёткого-борзого мальчика-мажора или доброго-печального интеллигента-полубезумца?» (написал сейчас и подумал: в сколь неожиданных местах русской классической литературы проступает комедия дель арте). А в «Безгрешности» интрига фактически одна: найдёт ли главная героиня своего отца или нет, и решается она для читателя ещё в середине романа. А дальше остаётся лишь вопрос, насколько благостным будет финал (спойлер: благостным, но не для всех), и с кем же в итоге останется главная героиня (спойлер: с самым неинтересным и непрописанным персонажем из всех, но зато с единственным, у кого нет в анамнезе детских психологических травм, матери-тирана и тому подобного).

Ну хорошо, если с бульварщиной у Франзена не прокатило, то, может, в романе есть хотя бы какие-нибудь идеи (всё ж таки Франзен у нас вроде как проходит по категории «интеллектуальной прозы»). Но и с этим тоже не задалось. Единственная идея, которую удалось обнаружить в романе, формулируется примерно так: «быть больным и богатым хуже, чем быть здоровым и богатым, но лучше, чем больным и бедным». Ещё есть не столько идея, сколько констатация того факта, что психологические травмы передаются от родителей к детям, и что с травмами вообще-то нужно работать, а не убегать от них. Но, опять же, об этом у нас сейчас каждый второй писатель рассказывает.

Впрочем, есть у «Безгрешности» и свои достоинства. Франзен удивительно умело копается в психике своих героев, рассматривая под лупой и тщательно описывая всех обнаруженных изголовных тараканов, что, правда, заслуживает определения не «тонкий психолог», а «двинутый этномолог» (тут стоит, конечно, вспомнить Набокова, при чтении которого тоже порой возникает впечатление, что он приёмы исследования насекомых переносит на своих персонажей, но, как говорится, «любим мы его не за это»). Ещё в романе есть довольно неплохое описание жизни в ГДР и последствий крушения Берлинской стены. А также любопытные рассуждения о параллелях между тоталитарным коммунистическим обществом и современным роением социальных сетей. К сожалению, Франзена на рассуждения надолго не хватает, чуть-чуть подумали и хватит, надо снова про чувства, любит-нелюбит, к сердцу прижмёт-подальше пошлёт, ну и правильно, а то читатель ещё, чего не хватало, думать начнёт, и жизнь его превратится в сплошные мучения. А так почитал про то, как вдохновенно и самозабвенно терзаются травмированные люди и собственная жизнь кажется уже не такой уж и унылой, опять же, именно для этого и существует жанр «мыльная опера».

А я, пожалуй, чтобы снять послевкусие от Франзена, пойду почитаю какую-нибудь боевую фантастику, чтобы пыщ-пыщ, оло-ло, никаких терзаний и никакой психологии.

Последний Уэльбек

Зачем-то прочитал новую книгу Мишеля Уэльбека. Не смог удержаться, так её хвалили все книжные блоггеры, просто наперебой, я и подумал – ну а вдруг. Если незаряженное ружьё раз в год стреляет, то может ведь и Уэльбек однажды написать приличную книгу. Но нет, увы, это плохо, совсем-совсем плохо. Просто образцовая халтура и конъюнктурщина. Даже просто с точки зрения литературной техники.

Куча сюжетных линий: загадочные теракты, политические конфликты, разогретые приближающимися выборами, болезнь отца главного героя и сопутствующие медицинские проблемы, разные семейные переживания – вроде интересный набор заявок. Но всё это на второй трети книги резко обрывается, у героя обнаруживается рак, и дальше подробно описываются попытки лечения и медленное угасание. Всё. Ни одна заявленная тема не то что не доведена до конца, она даже толком и не раскрыта. Хотя в романе затронуты по касательной: информационные технологии и дипфейки, эвтаназия, мигранты и бунты в гетто, кризис системы социальной поддержки, неэффективность работы госаппарата, экология и так дале, и так далее. Такое ощущение, что Уэльбек аккуратно выписал себе на карточки все обсуждаемые в СМИ темы и про каждую из них чего-нибудь писал, а потом карточку выбрасывал и забывал.

Причём сделан сам текст вполне профессионально, виден огромный писательский опыт – гладко, умело, местами с пафосом, местами со сдержанной иронией, с раскрытием персонажей, с умеренной приправой литературных аллюзий. Моя мама, помнится, про такие тексты говорила: «Петрусь Бровка пишет ловко//пишет ловко и давно//получается… не то».

При этом в романе есть удачные художественные находки. Образ отца главного героя, пережившего инсульт и частично парализованного, символизирует, что в мире Уэльбка Бог, отец, автор, персонаж, мир не умерли, а пребывают в частичном параличе – говорить уже не могут, но ещё способны кое-как двигаться, даже иногда самостоятельно. И большинство персонажей книги живут именно так: в тумане полузабытья, без цели существования, обессиленные и не способные что-либо изменить, короче, не живут, а доживают. Правда, тут хочется спросить: а что же тогда те самые загадочные террористы, у них вроде как должны быть цели, мотивации; они ведь не только в интернете шокирующие ролики выкладывают, но и реальных людей убивают, уж они-то не парализованы, а вполне активны… Но и сюжет с террористами тоже растворяется без следа, оставляя лишь недоумение.

Ещё неплохо вышел сюжет, в котором главный герой внезапно обнаруживает, что с ним в квартире вообще-то проживает жена, и она ещё вполне себе ничего, особенно в мини-шортах, и у них вспыхивает бурный роман со всем положенными подробностями… Вообще, когда дело доходит до описания секса, и сам Уэльбек, и его персонажи резко оживляются, и сам текст обретает на время бодрость и лихость. Что особенно заметно на контрасте с общим унынием и умиранием, но всё равно выглядит опять же чисто литературным умением: нельзя всё время сосредотачиваться на стремлении к смерти, надо иногда разбавлять его стремлением к жизни, чтобы читатель не заскучал.

Также вполне убедительной получилась история болезни главного героя, хотя она местами выглядит литературной обработкой учебника по медицине (в лучшем случае, а может и вовсе статьи из Википедии). И опять же – написано умело, но чересчур уж гладко и фальшиво, особенно если сравнить с текстами, созданными на реальном опыте, как, например, «Тварь размером с колесо обозрения» Владимира Данихнова, текст буквально во всех отношениях превосходящий эту часть романа Уэльбека, да и не только.

Остаётся вопрос, почему стольким читателям этот роман понравился, почему на него столько положительных откликов. Наверное, я чего-то не понимаю.