Текст книги "Сталин. Кто предал вождя накануне войны?"

Дальше Жуков описал то, как он прозорливо придумал ещё в декабре 1940 года снова вернуть в РККА мехкорпуса. Сегодня известно, что к зиме 1940–1941 года в РККА было уже 9 мехкорпусов, а Жуков решил создать ещё 21 мехкорпус. И в каждом по тысяче танков, и все чуть не в течение 1941 года должны быть сформированы.

«В окончательном варианте организационного плана, датированном февралём 1941 года и составленном начальником Генерального штаба генералом армии Г.К. Жуковым, предусматривалось иметь 314 стрелковых дивизий, 65 управлений стрелковых корпусов и 30 механизированных корпусов» (Захаров М. Указ. соч., с. 420).

И перед этими не имеющими полного комплекта по танкам мехкорпусами к июню 1941 года ставились полноценные задачи. М.В. Захаров так оценил это «реформирование» Жукова:

«Новый план не учитывал наших производственных возможностей.

Только для удовлетворения полной потребности механизированных корпусов в танках КВ и Т-34 потребовалось бы до 5 лет. В целом же перевооружение всех танковых частей и соединений новой материальной частью при существовавших в 1940–1941 годах мощностях танковой промышленности могло быть осуществлено за 9-Ю лет.

Подобная картина наблюдалась и в авиации.

В условиях надвигавшейся войны, когда вырисовывались явные признаки готовившегося нападения фашистской Германии на СССР в самые ближайшие месяцы, предпринятые меры по коренному переустройству основных видов вооружённых сил и родов войск были не только ошибочными, но и весьма опасными. По существу армия на какое-то время приводилась в небоеспособное состояние. Например, ранее сложившиеся, слаженные и обученные танковые бригады были почти все одновременно расформированы и растворены в новых механизированных корпусах. Последние могли стать боеспособными только через несколько лет. Не случайно поэтому наши механизированные корпуса к началу войны напоминали больше учебные соединения, чем боевые единицы» (Захаров М. Указ. соч., с. 420–421).

Вот так лукавил «маршал Победы» Жуков, оправдываясь за свои поступки перед Историей. Однако в черновиках он достаточно чётко показал, что приведение в боевую готовность перед нападением Германии проводилось, и весьма активно.

Впрочем, возможно, кто-то из слов маршала Г.К. Жукова сделает свои выводы и сможет доказать, что войска западных округов не приводились в боевую готовность до 21 июня. И не должны были. Хотя как можно поднимать части и выводить их «в районы, предусмотренные планами прикрытия», или тем более «в зону пограничных частей» и при этом не приводить их в боевую готовность – сказать сложно. И при этом Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» утверждает, что военные ничего о дате нападения не знали:

«Та информация, которая исходила от начальника разведывательного управления (РУ ГШ. – Авт.) Ф.И. Голикова, немедленно докладывалась нами И.В. Сталину. Я не знаю, что из разведывательных сведений докладывалось И.В. Сталину генералом Ф.И. Голиковым лично>» (М., 1969 г., с. 226).

«Я не могу сказать точно, правдиво ли был информирован И.В. Сталин, действительно ли сообщалось ему о дне начала войны. Важные данные подобного рода, которые И.В. Сталин, быть может, получал лично, он мне не сообщал. Правда, однажды он сказал мне:

– Нам один человек передаёт очень важные сведения о намерениях гитлеровского правительства, но у нас есть некоторые сомнения…

Возможно, речь шла о Р. Зорге, о котором я узнал после войны…» (М., 1969 г., с. 238.)

При этом про Зорге Жуков, конечно, придумал, а начальнику РУ ГШ Ф.И. Голикову писать мемуары просто запретили. (Это уже достаточно «общеизвестный» факт – пенсионер Голиков даже возил пенсионеру Жукову те докладные с его росписью как генерала армии. Ведь начальник РУ ГШ не носит документы главе правительства. Он их наркому обороны представляет да начальнику Генштаба, а уж те и представляли их Сталину. Но сам Голиков у Сталина был считанные разы…)

Но самое забавное, что этот неопубликованный кусок черновых записей Г.К. Жукова от «не позднее 1965 года» опубликовала «малиновка» – «Международный фонд „Демократия”. Документы 1941. В 2-х книгах», которая вышла под общей редакцией академика А.Н. Яковлева и у которой был очень солидный редакционный совет: А.Н. Яковлев (председатель), Е.Т. Гайдар, А.А. Дмитриев, В.П. Козлов, В.А. Мартынов, С.В. Мироненко, В.П. Наумов, Р.Г. Пихоя, Е.М. Примаков, А.Н. Сахаров, Г.Н. Севостьянов, С.А. Филатов, А.О. Чубарьян, В.Б. Юмашев…

Как видите, кроме таких одиозных фигур, как оголтелые антисоветчики и разоблачители сталинизма А. Яковлев, Е. Гайдар, или «историки» Сахаров, Чубарьян с архивистом Пихоей, в совет входили и такие люди, как Е.М. Примаков (зять одного из заместителей Берии и начальник внешней разведки РФ в 1990-е), которые и выставили этот черновик Жукова в конце сборника. Так что, как говорится, все претензии к публикаторам «малиновки», что и выложили этот черновик…

А теперь смотрите, что писал Жуков официально, например, о «воззрениях» НКО и ГШ на начало войны: «Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений».

Но вообще-то это не «мнение» начальника ГШ Жукова в 1941 г., а оправдание Жуковым своих ошибок, сделанных им накануне войны. «Мнение» же Жукова 1941 г. о том, как начинается война, выражено им в его докладе на декабрьском совещании и в известных нам планах начала войны, в которых нет ни единого намёка на какие-то мифические армии вторжения.

А вот это якобы слова Сталина от примерно середины июня, сказанные им Тимошенко и Жукову на их предложения о приведении войск в боевую готовность, рассказанные Жуковым в частных беседах: «Если будете продолжать провоцировать немцев на границе передвижениями войск без нашего разрешения, полетят головы, попомните мои слова». Если допустить, что они правдивы, то здесь речь идёт как раз о передвижениях войск непосредственно у границ, т. е. о приграничных дивизиях, которые до 19 июня и запрещено было двигать. Но «глубинных» дивизий это как раз и не касалось – они начали выдвигаться с 8-11-15 июня, но их выдвижение немцам ещё надо было отследить. Но если приграничные дивизии начнут выдвигаться с мест постоянной дислокации на исходные позиции согласно планам прикрытия, то именно это и может спровоцировать немцев.

Чего всё же не хватает в тексте Директивы № 1 и что, возможно, на самом деле было Директивой № 1

О чём «забыл» сказать Г.К. Жуков в «Воспоминаниях…» и никогда не говорил и не писал (хотя в поздних, посмертных изданиях некие намёки и делал), – почему в Директиве № 1 от 21 июня 1941 года ничего нет о том, как должны действовать войска в случае, если враг границу перейдёт!

Ведь кроме «странности» со временем отправки Директивы № 1 из ГШ в округа есть более интересный вопрос по поводу её текста. При изучении более ранних и более поздних документов подобного типа возникает ощущение, что в Директиве № 1 явно чего-то не хватает. Одного важного пункта-указания в приказной части.

Ещё В. Резун пытался доказать, что Директивой № 1 Жуков запрещал войскам западных округов открывать огонь по напавшему врагу, но это не совсем так. А точнее, совсем не так. В Директиве № 1 нет пункта, разъясняющего командованию запокругов, как и когда им открывать огонь по напавшему врагу, а это несколько отличается от утверждений В. Резуна. И на это первым обратил внимание в своём исследовании трагедии 22 июня – «22 июня. Блицкриг предательства» историк А.Б. Мартиросян. Попробуем вкратце показать, в чём суть…

Вот какой текст приказной части в 1969 году публиковали Жуков и Захаров:

«Приказываю:

а) в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22 июня 1941 года рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко, Жуков».

Захаров не показывает в своей публикации, как Жуков, дату директивы – «21 июня 1941 года», но в остальном полная идентичность. Также текст вариантов Жукова – Захарова вроде как подтверждается и «опубликованным» в Интернете в декабре 2009 года «черновиком Директивы № 1»:

«Шифром. Расшифровать немедленно

Военным Советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО

Копия Народному Комиссару Военно Морского Флота

1. В течение в ночь на 22.4*44-23-6.41 возможно внезапное нападение немцев на фронтах участках ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, ЛВО.

Нападение немцев может начаться с провока– Сегодня 22.6.41 г. па рассвете рассредоточить ционных действий. Особенно со стороны Румынии.

2. Задача наших войск не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3– Приказываю:

а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять укреплён. огневые точки укреплённых районов и половые сооружения вдоль на государственной границе.

б) Перед рассветом [22.6.41 г.] рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать.

в) Все части расположенные в лагерях привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно и зарывшись в землю.

г) В случае стоит каких либо провокаций со стороны немцев, или их союзников ни на какие провокации не поддаваться, приняв все меры к немедленному урегулированию недоразумений мирным путём.

[г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.]

д) Эвакуац Никаких других мероприятий без особого разрешения не проводить.

Тимошенко

Жуков

21.6.41

Рукопись, автограф

ЦАМО, ф. 48а, оп. 3408, д. 3, л. 257–259

Данная директива поступила в шифровальный отдел в 23–45 21 июня 1941 года.

Машинистка Грибкова отпечатала две копии в 23–50.

Первый экземпляр машинописной копии передан в НКВМФ.

Второй экземпляр машинописной копии передан Покровскому.

Директива отправлена в 00.30 в ЛВO, ЗОВО, КОВО, ОдВО, ПрибОВО под номерами: 19942, 19943, 19944, 19945, 19946 соответственно» (в скобках – добавленные при написании дополнительно слова и пункты вместо зачёркнутых).

Впервые данный текст был выложен 29.12.09 г. на http://militera.borda.ru/Pl-V40-00001208-000-0-0-126^290275 «Сергеем ст.» (С.Л. Чекунов), который переписал, по его словам, текст в ЦАМО от руки. По уверению Чекунова, данный документ имеет подписи Наркома обороны маршала С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова. При этом, кстати, Чекунов при обсуждении данного «черновика» обмолвился, что показал не всё (?). (М. Солонин в апреле 2012 года выложил на своём сайте – http://www.solonin.org/article_poslednie-mirnyie-dni последнюю страницу этого черновика. Черновик написан синими чернилами, подпись Жукова – также синими, а подпись Тимошенко – чёрными. Видимо, он подписал своей ручкой.)

Но.

Павлов в Минске принял её в 0.45, и это также подтверждает подписанный генералом Г.К. Маландиным «Журнал боевых действий» Западного фронта от августа 1941 года, в котором указано, что данная директива поступила в Минск «около 1 часа ночи».

Но вот что далее сделал Павлов: он, сообщая в директиве по округу: «Передаю приказ Народного Комиссара Обороны для немедленного исполнения», – умудрился

выкинуть положение о ПВО и п. «г)», объединив пункты «в)» и «г)» в один. Что в принципе запрещено делать:

«.3. ПРИКАЗЫВАЮ:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировав;

в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко

Жуков

Павлов Фоминых Климовских

На документе отметка: „Отправлен 22 июня 1941 г. в 2 часа 25 минут”» (ф. 208, оп. 2454/сс, д. 26, л 69. СБД ВОВ № 35 1958 г.).

Это сокращение целиком на его совести, но в ПрибОВО командующий округом Ф.И. Кузнецов на подобное не пошёл и выдал в армии дословно приказ наркома:

«ПРИКАЗЫВАЮ:

1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полётах над нашей территорией немецких самолётов не показываться и до тех пор, пока самолёты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.

2. В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его.

3. Крепко держать управление войсками в руках командиров.

4> Обстановку разъяснить начальствующему составу и красноармейцам.

5. Семьи начальствующего состава 10-й, 33-й, 125-й и 128-й стрелковых дивизий перевозить в тыл только в случае перехода границы крупных сил противника.

6. В случае перехода крупных сил противника в наступление:

а) саперные батальоны управлений начальника строительства передать командирам дивизий на участках их местонахождения и использовать для усиления войск;

б) строительные батальоны, автотранспорт и механизмы управлений начальника строительства отвести на тыловые рубежи по планам армий.

7. Командующему 11-й армией немедленно выдвинуть штаб 126-й стрелковой дивизии и возможное количество пехоты и артиллерии её в район Кальвария, куда будут продвигаться все части 126-й стрелковой дивизии.

8. Средства и силы противовоздушной обороны привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов.

9. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно.

10. Исполнение сего и о нарушении границы доносить немедленно.

[Командующий войсками Прибалтийского особого военного округа генерал-полковник] Ф. Кузнецов

[Начальник управления политпропаганды округа бригадный комиссар] Рябчий

[Начальник штаба округа генерал-лейтенант] Клёнов» (ф. 221, оп. 2467/сс, д. 39, л. 77–84. СБД № 34, 1958 г.).

Пункт о ПВО Кузнецов – Клёнов развили и изложили подробно, как и другие пункты, но при этом умудрились убрать пункт о рассредоточении и маскировке авиации! Но что в этой директиве по ПрибОВО особенно интересного? То, чего нет в директиве наркома обороны и тем более у Павлова, – пункта, который обязательно должен был бы быть в «Директиве № 1».

Дело в том, что в шифровке ГШ от 18–19 июня, которую 20 июня довели до командира приграничной дивизии генерала П.И. Абрамидзе, было указано:

«Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать. пока таковые не нарушат государственную гранииу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».

Что означают выделенные слова и особенно подчеркнутые? То, что разрешается уничтожать немецкие части именно в случае нарушения ими границы. Дело в том, что, отдавая приказ приграничным войскам о приведении их в боевую готовность и сообщая, что «возможно внезапное нападение немцев», нельзя не указать, что им делать в случае возможных провокаций, т. е. в случае обстрелов «с той стороны» по нашим частям! И в этом случае данное разъяснение есть – «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». То есть в случае обстрелов с той стороны, например, и если граница не пересекается – не отвечать.

Но тем более нельзя не указать приграничным войскам, что им делать в случае перехода противником самой госграницы уже воинскими частями!

Это было указано в шифровке ГШ от 18 июня для западных округов, после которой в повышенную боевую готовность приводились не только приграничные дивизии, но и авиация с ПВО: «Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать. пока таковые не нарушат государственную границу».

Но точно так же указание, что делать нашим войскам в случае перехода госграницы вражескими войсками, тем более должно быть дано в директиве наркома «№ 1».

В директиве по ПрибОВО, которую в штабе генерала армии Ф.И. Кузнецова представили во исполнении «Директивы № 1», подобный важный пункт есть – «2. В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его». Но дело в том, что убрать по своей инициативе что-то из директивы НКО и ГШ командующие на местах могут (и это будет именно преступлением с их стороны), но вот добавить от себя подобное – вряд ли рискнут. И если в Риге получили текст «Директивы № 1», в котором было разъяснение, что делать «в случае перехода в наступление крупных сил противника», – «разгромить его», то именно поэтому Кузнецов его и вставил в свою директиву «Военным советам 8-й и 11-й армии» в «2 часа 25 минут 22 июня».

Директива НКО и ГШ, конечно, оставляет командующим некий простор для «творчества», и это «творчество» у Павлова в Минске видно отлично – во многих воспоминаниях отмечается, что средств ПВО в частях и на аэродромах просто не было или они бездействовали. Также часто бездействовали и посты ВНОСа, расположенные на границе, – они не оповещали авиачасти (и особенно истребительные) о том, что к границе движутся немецкие самолёты в большом количестве! Маленькое дополнение: в системе ПВО округа, которую Павлов не привёл в боевую готовность «полная», как требовала «Директива № 1», также имелись и радиолокационные станции!! И служба ПВО вместе с ВНОСами должны были отслеживать самолёты противника на глубину до нескольких десятков километров от границы (!) – на глубину действия пеленгаторных станций типа РУС-1 («Радиоулавливатель самолётов») и РУС-2, которых к войне изготовили свыше 50 штук, и часть из них были и на западных границах. И которые имели максимальную дальность обнаружения от 35 до 100 км.

А ведь Павлову не просто так задавался вопрос о том, как быстро посты ВНОС сообщили о приближающихся немецких самолётах, от которого он стал увёртываться:

«Вопрос: Имели ли вы сообщение, что на границе появились самолёты противника?

Ответ: Такое сообщение я получил одновременно с началом бомбёжки.

Минский центральный пост ВНОС получил сообщение о перелёте государственной границы авиацией противника через 4 минуты, а приграничные аэродромы это сообщение получили значительно раньше, но подняться в воздух не смогли, так как новой техникой в ночных полётах не овладели».

Границу немецкие самолёты перелетали всё же несколько раньше, чем начали бомбить аэродромы и прочие объекты на нашей территории. И задача поста ВНОС – засекать вражеские самолёты именно на подлёте, а не когда они уже бомбить начнут. Павлов узнал о том, что самолёты появились только с началом бомбежки, а дальше стал выдумывать, почему авиация ЗапОВО не могла подняться в воздух в темноте! Как будто у него все иап были исключительно на новых самолётах типа МиГ-3… И кто мешал обучить лётчиков ночным полётам?

Как выглядит «Директива № 1» по КОВО и что там намудрили кирпоносы, пока не известно. В 1991 году в сборнике «Лето 1941. Украина: Документы и материалы. Хроника событий» (Киев, изд-во «Украина») опубликовали текст «Директивы № 1» по КОВО. Но, во-первых, он больше похоже на точную копию текста «Приказа народного комиссара обороны СССР № 1» из ВИЖ № 5 от 1989 года, которая там заявлена как директива ГШ, хотя это не так и это именно директива

Павлова, а во-вторых, для этой Директивы № 1 по КОВО указаны такие реквизиты: «ЦАМО СССР, ф. 229, оп. 164, д. 1, л. 71». Но если вы попытаетесь набрать их в Интернете, то найдёте, что это реквизиты Сообщения ТАСС из уже упоминавшегося сборника «1941 год – уроки и выводы. М.: Воениздат, 1992 г. (есть в Интернете): «Достаточно сказать, какое сильное негативное влияние в этом плане оказало сообщение ТАСС от 14 июня 1941 г. В нём, в частности, сообщалось, что „Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз… слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…” (ЦАМО, ф. 229, оп. 164, Д. 1, л. 71)».

Можно, конечно, допустить, что Кирпоносы, как и Павлов, выкинули положение о ПВО в своём варианте «Директивы № 1», но лучше всё же дождаться официальной публикации документа по КОВО с оригинальными реквизитами хранения. Но скорее всего, в КОВО просто продублировали текст, как и в ОдВО.

(Примечание. В черновике «Директивы № 1» есть положение, которое поначалу смущало: «Нападение немцев может начаться с провока– Сегодня 22.6.41 г. на рассвете рассредоточить ционных действий. Особенно со стороны Румынии.». Точнее, слова о Румынии, которые зачем-то сначала написали, а потом зачеркнули. Но в книге В. Рунова «Удар по Украине» (М., 2012 г., с. 173) со ссылкой на статью в ВИЖ № 3 за 1960 год (с. 28) рассказывается о действиях ОдВО и сообщается следующее:

«Примерно в 2.20 в штабе округа был принят приказ наркома обороны СССР, в котором войска предупреждались о возможности провокаций со стороны Румынии, на которые они не должны были поддаваться…»

Видимо, в Кремле не стали загружать черновик лишним словами о Румынии (ведь «Директива № 1» шла в пять округов, и Румыния не со всеми граничила), но следом уже отдельно для ОдВО и дали отдельный поясняющий приказ по Румынии. Ведь Румыния как отдельное государство требовала и «особого подхода» в этом вопросе. Также Рунов пишет (видимо, со ссылкой на ВИЖ от 1960 г.?), что ещё вечером 21 июня из штаба ОдВО войска округа получили приказ о том, что в ночь на 22 июня со стороны немецких и румынских войск возможны диверсии и попытки вооружённых нарушений госграницы. Этим приказом требовалось быть в полной боевой готовности, но при этом войскам категорически запрещалось переносить боевые действия на территорию Румынии. Требовалось вести только пассивную оборону с целью ликвидации приграничного конфликта. Этот приказ был немедленно доведён до всех частей…)

Но убрать из «Директивы № 1» положение о ПВО – это ещё часть «беды»! А вот убрать из директивы по округу пункт о том, что делать приведённым в боевую готовность «полная» войскам (которые предупреждают о возможном нападении и дают команду «не поддаваться на провокации») в случае перехода противником границы – это уже полная «беда». А ведь этого пункта в «Директиве № 1» вообще нет! Его нет ни в публикации «от Г.К. Жукова» от 1969 года, ни в публикации «от Захарова», что вышла в полной версии его книги только в 2005 году. И нет также в «опубликованном» в декабре 2009 года в Интернете черновике «Директивы № 1».

На то, чтобы начать настоящую войну с противником, который перешёл границы, может дать разрешение только нарком с начальником ГШ по разрешению главы страны! Давал ли Сталин такое разрешение – в случае перехода границы противником «мочить» его? Давал. Выяснить это сегодня достаточно сложно, но всё же можно. Что-то можно будет выяснить из воспоминаний одного очевидца – маршала С.М. Буденного, который 21 июня был в кабинете Сталина, а что-то – у адмирала Кузнецова. Ведь то, что нарком обороны Тимошенко такое разрешение давал устно, и подтверждает нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов.

Сначала смотрим официальные мемуары адмирала, так сказать – для чистоты эксперимента. Это официально утверждённые редакторами ЦК КПСС воспоминания адмирала Н.Г. Кузнецова из его книги «Накануне» от 1989 года (есть в Интернете). Гл. «Ночь на 22 июня»:

«Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко:

– Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне. Наши наркоматы были расположены по соседству…Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К. Тимошенко.

Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было всё ещё жарко. Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.

Семён Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну. Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной – на трёх листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.

Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил:

– Разрешено ли в случае нападения применять оружие?

– Разрешено.

Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:

– Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!..»

В этих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов достаточно ясно показывает, что специально уточнил у наркома обороны – можно ли в случае нападения (не провокаций) открывать огонь на поражение. И вообще Кузнецов указал, что в Директиве «подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии». То есть делает явный намёк, что округам указали, что им делать именно «в случае нападения гитлеровской Германии».

А теперь посмотрим, что писал адмирал в 1963 году. Разбор и сравнение этих текстов Кузнецова подробно уже делался в книге «Адвокаты Гитлера» и в этой книге ранее. Но стоит повторить. В официальном варианте он отрицает, что «Директива № 1» касается флота, а в более раннем – говорит обратное. Также в раннем варианте он всячески намекает, что нарком и нач. ГШ «странно» себя ведут – не очень торопятся с отправкой «Директивы № 1» в западные округа. И в обоих случаях показывает, как он сам поспешил с отправкой на флоты своего приказа о переходе флотов в «готовность № 1».

Но в данном случае важно вот что! В 1963 году Кузнецов несколько раз акцентирует внимание на важнейшем вопросе – о применении оружия…

Из воспоминаний Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова, ноябрь 1963 г., из книги «Оборона Ленинграда, 1941–1944. Воспоминания и дневники участников» (Л.: Наука, 1968, с. 222–227). Предисловие Маршала Советского Союза М.В. Захарова. Частично книга выложена на сайте К. Закорецкого (http://2history.org.ua/zukov41.htm), полностью страницы с воспоминаниями Кузнецова в фотокопии Закорецкий любезно предоставил автору данной книги лично.

«Считаясь с возможностью военного конфликта, флот уже давно занимался обучением всех своих корабельных соединений, авиации и баз быстро, по определённому сигналу переходить на повышенную готовность в случае внезапного ухудшения обстановки. Так было и в последние предвоенные недели. По указанию Главного морского штаба Балтийский флот 19 июня перешёл с учебной целью на оперативную готовность № 2, отрабатывая детали этого кропотливого и сложного дела».

С 14–15 июня и Черноморский и Северный флоты также были переведены в повышенную боевую готовность – в «готовность № 2». Там в эти дни проводили учения, а 19 июня «готовность № 2» не отменили. Это даже немцы заметили, и Геббельс 15 июня это отметил в своём дневнике. Но Кузнецов показывает: 19 июня на флотах была объявлена повышенная боевая готовность! И сделать они это могли не по своей инициативе, а по указанию того, кому главный морской штаб и НКВМФ подчинялись – Главы правительства СССР, И.В. Сталина.

«Пригодится, рассуждали мы, если обстановка не разрядится. Но как-то не верилось, что из этой учебной оперативной готовности флот 21 июня перейдёт на готовность № 1 без всяких условностей мирного времени и получит приказание отражать врага всеми силами, если он нападёт. Об этой роковой ночи с 21 на 22 июня полезно вспомнить. Она показала огромное влияние на дальнейшие действия Балтийского флота в обороне Ленинграда.

Когда около 18 часов в субботу 21 июня 1941 г. заместитель начальника Главного морского штаба контр-адмирал В.А. Алафузов (начальник Главморштаба И.С. Исаков был в командировке) докладывал обстановку на морских театрах, то наше особое внимание было привлечено к Балтике. Теперь у же не только немецкие самолёты появлялись в воздухе, но и „неизвестные” корабли неоднократно обнаруживались то тут, то там. Вечером произошёл личный разговор по телефону с командующим флотом В.Ф. Трибуцем. Его тревожило необычное оживление немецких кораблей, и он вместе со своим штабом находился уже на командном пункте. Беспокоило это, конечно, и меня, но официально я ещё не мог дать приказа о применении оружия, кроме распоряжения „быть начеку”».

Здесь Кузнецов специально оговаривается: он действительно до официального разрешения от главы правительства Сталина не мог дать команду применять оружие по нарушителям границы.

«Уморяков есть такой сигнал:,Держать канат по силе ветра”. Так вот „быть начеку ” – нечто похожее на этот сигнал: приказ отдан и в то же время никакие директивы высшего начальства не нарушены. Нельзя отрицать, что в этом разговоре было и зерно полезного, что так пригодилось несколькими часами позднее. Были у меня в это время разговоры и с командующими другими флотами, но Балтика постоянно не выходила из головы. Мы понимали, что здесь особенно нельзя прозевать и позволить застигнуть себя врасплох.

Позволю себе рассказать о любопытном разговоре, возникшему меня с нашим военно-морским атташе в Берлине М. А. Воронцовым. После его телеграммы о возможности войны и подробного письменного доклада начальнику Главного морского штаба Воронцов был вызван в Москву. Прибыл он около 18 часов 21 июня. В 21 час был назначен его доклад мне. Он подробно в течение 40–45 минут докладывал мне свои соображения. „Так что – это война.?” – спросил я его. Да, это война”, – ответил Воронцов. Несколько минут прошло в молчании, потом пришли к заключению, что нужно переходить на оперативную готовность № 1. Однако сомнения и колебания отняли у нас известное время, и приведение флотов в готовность номер 1 состоялось уже после вызова меня в 23 часа к маршалу С.К. Тимошенко».