Текст книги "Дворянин из Рыбных лавок"

Глава 13,
а в ней Горлис, будучи в гостях у греческого купца Ставраки, оказывается в неловкой ситуации, но находит выход

Это только сказано было, что он может идти. На самом деле его доставляли отсюда домой примерно тем же манером, как и привозили. Разве что вели себя гайдуки намного более уважительно, чем вначале. Видимо, одобрительных смех хозяйки, предназначавшийся Горлису, в их мнении много значил. Однако для порядка повязку на глаза ему всё ж надели, причем уже в прихожей. И сняли ее только по приезде домой. С другой стороны, и хорошо, что привезли домой, так сказать, положили, откуда взяли. После дождя одесские улицы стали непроходимыми и пришлось бы искать извозчика.

Дом был открыт. Ну, то есть дверь притворена, однако безо всякого замка – заходи, бери, что хочешь. Оставалось надеяться, что в темноте этого никто не заметил. Натан запер дверь. Зажег свечку и пошел закрывать распахнутую форточку. Осмотрев ее, понял, как именно гайдуки отворили затвор, чтобы вызвать сквозняк, потушивший в доме свечи. Подумал, что на будущее нужно будет как-то получше обезопасить свой дом. И вот еще один урок. Ведь и Дитрих, и дядюшка Жако, и Видок учили оружие всегда наготове держать. Отправляясь вечерами на прогулку к морю, он так и делал. А тут, в доме, расслабился, хотя его поисковое дело ныне в самом активном состоянии.

Тем временем в доме ощущался некий посторонний запах. Причем не тот, что был при Марфе. Хм-м, а может, кто-то всё же посетил жилище в его отсутствие? Не украл ли чего?.. Хотя, по большому счету, красть было нечего. (Скажем по секрету, что образовавшиеся излишки денег Натан под небольшой рост отдавал одному еврею с Еврейской же улицы, хорошо знавшему его отца, деда, и даже немного – отца деда. За последние года полтора в Одессу переехало довольно много бродских земляков Горлиса.)

Ну, вот разве что бумаги со схемами по делу. Он подошел к бюро, посмотрел бумаги, все на месте. И как раз на сей успокаивающей мысли Натан получил крепкий удар по голове, отчего впал в забытье…

Впрочем, оно оказалось недолгим – похоже, бил мастер, хорошо знавший, куда и как ударить, дабы получить чаемый результат с точностью до минут. Руки опять были связаны, во рту – снова кляп, на глазах – повязка. Мысленно Натан вновь отругал себя, более прежнего. Эко – думал, более одного происшествия в один вечер быть не может? И ведь почувствовал чужой запах, но как следует не насторожился, за оружие не взялся. А что, ежели второе похищение закончится хуже первого?

Езда оказалась трудной. Хотя цокот копыт тоже был частый, как при запряженной четверке. Но, видимо, теперь направлялись на хутора за город, по распутице, рядом с которой одесское бездорожье кажется ковровой дорожкой в генерал-губернаторской канцелярии…

На сей раз всё было менее загадочно. По прибытии хозяин похитителей в загадки играть не стал, представившись одесским негоциантом Платоном Ставраки, а похищение назвал всего лишь «чрезвычайно срочным приглашением в гости». На вопрос, зачем же было по голове бить, выразил крайнее удивление. После чего громко и ожесточенно накричал на своих помощников, обещая их предать самым зверским казням. Извинился также за повязку на глазах, кляп во рту и связанные руки. Разумеется, тут же это всё было снято, а дорогой гость торжественно усажен за стол, на котором уже стояли кувшинчик с вином, два стакана и много тарелок со сладостями, – лукумом, цукатами и чем-то похожим на колбасу но, кажется, не с колбасой, по крайней мере, не мясной.

Ставраки показывал себя человеком до невозможности радушным, он подливал вино, вел задушевную беседу на русском языке, который знал хорошо, изъясняясь, правда, с ощутимым акцентом. А к вину грек по-базарному ярко расхваливал сладости, объясняя биографию каждой лукумины до третьего, а то и пятого колена. По его словам, особым, неповторимым вкусом лукум был обязан кумквату – корфуской разновидности апельсина. «А вот и цукаты кумкватовые! Но ежели господину Горлису не хватает в жизни остроты, то следует попробовать инжирные колбаски. Ну, каково?.. Не только сладость бытия, но и перчинка жизни! Вот в этой тарелке поострее, в сей – средне, а тут вообще почти без перца».

Но вместе с угощениями и прибаутками он говорил и о деле. Греческий пафос его речи был примерно тот же, что и в случае с pani: не нужно лезть не в свое дело, тем более что «ни я, ни мои друзья ни в чем не виноваты». Несмотря на подслащивание, угрожающие слова, произнесенные Ставраки, звучали весьма убедительно.

Смысловой пик разговора наступил, когда грек с ловкостью ярмарочного фокусника достал откуда-то лист бумаги, сложенный вчетверо, развернул его и сказал, не поворачивая написанным к Натану:

– Хочу еще раз извиниться за неудобства, господин Горлис, – в устах хозяина дома Натанова фамилия звучала совершенно греческой, ну, скажем, как Такис. – Однако мои люди, которых я еще примерно накажу, сказали, что у вас из кармана выпал сей лист. Так что я спешу его вам вернуть.

Натан протянул руку за бумагой. Однако Ставраки не торопился ее отдавать и продолжил речь в другом направлении:

– Но вы, думаю, поймете меня, ежели я по-дружески попрошу вас сказать немного о написанном здесь, на именной бумаге высокочтимого мной и всеми одесского чиновника.

Горлис дожевывал инжирную колбаску средней перчености, однако запивать ее вином, как делал ранее, не стал, понимая, что опять придется держать ответ, как и в гостиной у pani. Потому лучше сохранять имеющуюся трезвость. Правда, теперь он чувствовал себя более уверенно, чем ранее, поскольку один раз это испытание уже прошел. Постфактум, кстати, придумал убедительную версию, и молчать, запираться смысла не видел.

– Гляжу, господин Горлис, здесь помечены некий «вице-король» и некий «Понятинский». А далее – какое-то неразборчивое слово. Просто любопытство разбирает, что же в нем заключено. – Греческий купец состроил извиняющуюся улыбку, дескать, имею такое досужее любопытство, что никак не могу с собой сладить.

Говорить, как в прошлый раз, что это греческий шрифт, теперь было неразумно.

– Ничего нет в том слове. Вы же видите – чистая абракадабра. Просто мелкая мошка в перо попала. Так пришлось расписать перо, дабы не возвращать его хозяину ущербным.

– Ах да. Конечно, вижу. Но вот далее…

И вот тут Натан напрягся – что ж там «далее»? Ничего более на сём листе быть не должно!

– Вот, знаете ли, под абракадаброю вписано, причем другим почерком, иным пером и чернилами. Да еще и латиницей…

Что ж там может быть написано, ежели Натан ничего не писал?!

– Изволите ли видеть, написано слово, которое мне неплохо известно…

Да что ж это за слово такое, «неплохо известное» Платону Ставраки. Сколько может тянуть этот грек?

– И слово сие – Stavraki.

Опять merde! Когда ж это полька успела вписать в лист фамилию купца. Видимо, он в какой-то момент отвлекся и не заметил.

– Да тут еще и пометки такие странные… – продолжил Ставраки.

О, трижды merde! Натан же не успел посмотреть, что pani накалякала на листе. Выходило, что сейчас у него ситуация более сложная, чем была, поскольку он не знает, что и в каком месте успела полька изобразить на листе.

– С радостью отвечу на все вопросы столь радушного хозяина. Но только будьте любезны, господин Ставраки, объяснить, какие именно пометки показались вам странными?

– Пожалуйста! Первые два слова помечены знаком. А вот моя фамилия оставлена без оного. Такое впечатление, будто некий вице-король и какой-то из Понятинских в каком-то случае избраны для чего-то. А моя скромная персона оставлена не у дел.

Волнения Ставраки стали понятней. Хорошо, впрочем, что на листе нет фамилии его конкурента в подряде на черту порто-франко – Абросимова. Так что тут можно фантазировать довольно смело.

– Господин Ставраки, это большая тайна. Но из уважения к вам лично и греческой общине вообще, я скажу, – далее Натан продолжил шепотом: – Вы же знаете, что скоро к нам в Одессу приедет наш возлюбленный император?.. В его пребывание планируется большая программа. По просьбе начальства я записал имена нескольких польских подданных Его Величества, имея в виду, что во время торжественных церемоний буду координировать их участие в общей программе. Однако же вместе с Его Величеством ожидается приезд графа Каподистрии. И мой коллега из чиновников, не имея под рукой своего листа, записал вашу фамилию у меня. Потом он перенес вас в свой список. Такой человек, как вы, тоже займет подобающее ему место в торжествах. Но поскольку вы не из моего списка, то тут и не помечены.

– А что, – спросил Ставраки, просияв глазами, – Вы верно знаете, что Его Сиятельство граф Каподистрия приедет с государем императором?

Вообще-то Натану казалось, что об этом все знают. Но да, да, возможно, о приезде Каподистрии он услышал только и именно от Вязьмитенова. И это было секретом. Было… Что ж теперь делать – сказанное слово улетело. Причем в доме, где его более всего ждали. Довольный Ставраки вернул Натану лист, и они начали раскланиваться перед отъездом.

Но на прощание грек затронул, как обычно витиевато, еще одну тему:

– Вам, господин Горлис, поручено расследовать убийство, совершенное в лавках, что на откупе у негоцианта Абросимова.

– Да.

– Так хочется пожелать удачи в сём процессе. Ведь многоуважаемый Абросимов никак не заслужил, чтобы в его откупе творились такие ужасающие безобразия, ставящие под сомнения репутацию всех одесских купцов и застройщиков. Особенно персонально его, Абросимова, репутацию. И пусть вам, господин Горлис, поможет в делах добрый, но строгий взгляд Спиридона Тримифунтского…

– Кого? – переспросил Натан, подумав, что ослышался.

– Святого Спиридона, мощи которого хранятся у нас на Корфу. Обращение к нему за поддержкой не раз помогало мне…

Горлис облегченно вздохнул и улыбнулся – вот насколько истовы греки в своей греческой вере.

Напоследок хозяин дома отметил, что у кириоса[28]28
  Господин (греч.).


[Закрыть] Натана прекрасный вкус – он любит камбалу по-гречески. Так ведь? Горлис и тут не стал отпираться. Так вот… Хозяин дома принял торжественную позу и… «Опа!» После сего восклицания слуги принесли кувшинчик вина и пахучую корфускую камбалу в двухслойной, толстостенной – чтобы сохранить тепло – греческой керамике под старину.

Горлис подумал, что не помешает запомнить на будущее: Ставраки знает всё, что происходит в греческих харчевнях, вплоть до таких пустяков, как подробности празднования Poisson d’avril Натаном и Росиной.

Обратная дорога казалось более быстрой. Запах блюда, ставшего не так давно прелюдией жаркой ночи, возбудил воспоминания. Проходя мимо милых окон, Натан мнил, несмотря на весьма позднее время, увидеть свет. Увы, у Росины опять темно.

Что ж, пусть будет так! На теплую еще камбалу Горлис набросился, как на любимую женщину, и съел ее всю, не забывая запивать греческим вином.

Глава 14,
в которой Натан узнает много важного, к примеру, что означает прозвище главаря одесской преступности Спиро

И снова воздадим должное молодому организму. Четырех-пяти часов сна хватило, чтобы наш герой чувствовал себя вполне отдохнувшим.

Марфа утром спросила, в какую кофейню вернуть посуду. Натан весело ответил, что ни в какую. Она удивилась, однако переспрашивать не стала. Принялась посудомойничать, а потом стирать измызганную одежду и чистить грязную обувь. Натан же был необыкновенно бодр, энергичен. Куражен. Появилось ощущение гармоничности мира, когда каждый кирпич ложится в свою кладку, в согласии с соседями и скрепляющим всех раствором. Захотелось и Марфе сделать нечто доброе. Господи, да что же она лицо всё прячет! И в глаза никогда не заглянешь. Посмотрел на ее руки, обветренные от частого общения с водой. Сейчас солдатка как раз ловко отмывала плоский горшочек, нарядный, с греческим узором.

– А знаешь ли, Марфа?..

– Что, барин, – отозвалась она, не поднимая головы.

– Забирай-ка ты эту плошку с крышкой. Да и кувшинчик тоже.

– Как это «забирай-ка»?

– Ну, дарю. У меня и своей посуды хватает.

– Спасибо, барин. – В ее надтреснутом голосе слышалось скорее удивление, нежели радость или благодарность.

* * *

Сегодня был уже присутственный день. Но пред тем как пойти на работу, Натан срочно отправился к Степану, порассказать и порассуждать о случившемся. Уж больно много новостей накопилось. Кочубей, видя такое дело, срочно перепоручил свої справи Осипу. Тот в свои тридцать лет не только в бондарстве разумел, но и много в чем.

А Степан засел с Натаном в «шалаше». Горлис рассказывал в очередности, с какой приходили новости. Прежде всего – о воскресном походе в театр, общении с Росиной и Финой. Степан также нашел забавным совпадение – надпись Inconstant на хуторе, где жил Гологур, и новая постановка L’Inconstant, идущая в одесском театре. Вроде бы и случайность, простое совпадение. Но, с другой стороны, была в сём и какая-то не вполне понятная символика, пока что непроявленная. Не говоря уж об элементе театральности с этими надписями на хуторе – теперь еще более очевидном («панский гонор» в Степановой фразеологии).

Натан колебался, имеет ли право сказать Степану выданное ему Росиной по секрету в постели – насчет отношений Абросимова и Фины. Но, вспомнив, как сам обиделся на утаивания Дрымова, решил, что не имеет права что-то скрывать от человека, с которым вместе работает. Тем более что Кочубей человек надежный – от него ничего дальше не пойдет. Но как раз эта новость заинтересовала меньше и казалась менее важною, чем та, что жена Вязьмитенова – сводная сестра Абросимова.

– Степко, а отчего про Абросимова все думают, что он купеческого звания?

– Та что за это думать! Всё разом. И фамилия такая – проста наружу. И сам он хитрит, к заможним елисаветградским купцам присоседился, як кицька до цицьки в дощ.

– Что за купцы такие?

– Крепкая гильдия. На самом деле они все с России. А елисаветградскими их кличут, поскольку они сперва у нас в Елисаветграде обосновались. И уж потом оттуда, хваткой ланкой, в Одессу нагрянули. Они тут у нас крепко сальца нарастили. Теперь сообща большую силу имеют. Абросимов же позже их приехал. Но тоже через Елисаветград. Потому к ним присоседился.

– А разве Абросимов не начал уже и обгонять их?

– Пожалуй, что так. И мы уже знаем почему. Как Вязьмитенов с его сестрой к нам в Одессу приехали, так у него дела в гору пошли быстрее. Так он за свою елисаветградскую корпорацию скоро забудет. Станет большим паном дворянским…

Услышав сообщение о последнем разговоре с Дрымовым, Степан попросил дословно вспомнить, как тот обосновывал, почему не может рассказать о хозяине хутора на Средних Фонтанах. И Натан вспомнил, как ему показалось, совершенно точно: «Засекречено по установлению военного ведомства». А далее высказал свою версию, надуманную им на пляже, – о славном майоре, которого не хотят порочить, поскольку он сам ничего не знал о том, кто и как пользовался его хутором. За неимением других предположений Степан согласился, что и это сгодится. Однако предложил особо запомнить на будущее вот это кивание на «военное ведомство».

Ну и настал черед самой острой части рассказа – о немыслимом, двойном за один вечер похищении. Тут Степан даже несколько раз крякал от неожиданности, как он это умеет и любит делать. Но если с похищением, устроенным Платоном Ставраки, всё было ясно, то личность прекрасной pani требовала расшифровки. Впрочем, она не была слишком сложной и долгою. По описаниям Натана, как далеко и какой по тряскости дорогой он ехал, да по расписанной им внешности и манерам аристократической панночки Степан сделал точный вывод. Почти наверняка, что с ним разговаривала сама Стефания Понятинская. Она вместе с братом Марцином имеет большую усадьбу на другом конце Молдаванских хуторов, далеко отсюда, над Водяной балкой, поближе к морю.

Удивительная история, как только Степан произнес имя и фамилию Стефании Понятинской, Горлис сразу же вспомнил, где он видел pani, причем регулярно – по воскресеньям, на службе во храме. Ему даже показалось, что он вспомнил этот шелестящий шепоток, сопровождавший ее появление: «Стефани… Стефани… Стефания», «Понятинска… Понятинска… Понятинская». (Не исключено, впрочем, что сие воспоминание было кажущимся, то бишь невольно придуманным.)

Понятинские владеют большими поместьями в Подолье, отнедавна ставшем российским. И, как многие польские помещики, торгуют хлебом через Одесский порт. По словам Степана, Марцин и Стефания слыли в Одессе оригиналами. Но что это значит, объяснять не стал. Только усмехнулся: «Не хлопскому розуму за то судить». Стефания, несмотря на мягкую женскую привлекательность, была сильной натурой с характером жестким и почти что мужским. По крайне мере, все важнейшие семейные дела она вела наравне с Марцином…

Что в истории с похищениями впечатляло более всего – так это быстрота, с каковой Понятинские (вряд ли Стефания действовала втайне от брата) и Ставраки начали делать внушения Горлису. В первую голову это показывало, какие у них хорошие информаторы в среде российского чиновничества, что, впрочем, с учетом его, чиновничества, сребролюбия, не странно.

Натан рассказал также, что Стефания знает всё о его галичанском происхождении. И вот это само по себе было весьма интересно. В Галиции и Лодомерии, отошедших после раздела Речи Посполитой австрийскому цесарю, у Понятинских также много земель. Видимо, у той ветви семейства, к которой принадлежат брат и сестра, там также есть поместья. Но откуда они знают о Натане?

– Может, они или для них безделушки рутенские у отца покупали? Да еще сызмальства. Там у нас и игрушки бывали.

– Може.

– Или же скоренько опросили бродских евреев в Одессе, – предположил Натан, вспомнив о своих контактах в сей среде. – Наши, правда, не расположены рассказывать подробности о своих. Но кто-то мог и выдать. К тому ж и я не совсем уже свой.

Степан согласился, что оба варианта равно возможны. Вообще надо отметить, что и других вопросов с этой стороны, что касается Понятинских, оставалось довольно много.

А вот история со Ставраки изначально казалась много проще: чисто денежный интерес, борьба за крупный подряд с Абросимовым. Разве только особо оживленной была его реакция на точное сообщение о том, что в Одессу вместе с императором Александром приедет его земляк граф Каподистрия.

– Подивись, какой тут малюнок получается, – отметил Степан. – Просто орел двуглавый, расейский, с головами по обе стороны от Короны. Одна голова – военное ведомство, граф Аракчеев, другая голова – иноземное ведомство, граф Каподистрия.

– Да, – согласился Натан. – Пожалуй, что и поклевать могут другу друга.

– Ага, почубиться могут славно. Только вот за что?

– Линия порто-франко!

– А, може, и то мелко. Може, еще нечто имеется?.. Ну то як, Танелю, – спросил Кочубей, когда Натан вроде уж про всё рассказал, включая и ужин, подаренный вместе с посудою. – Это всё, что было важного у Ставраки?

– Вроде б всё, – ответил Натан, но спохватился. – Ах нет, постой. Вот еще странность была. Хотя для православного грека…

– Так-так, – оживился Степан. – Знали мы тех греков… Рассказывай!

– На прощание Ставраки еще пожелал, чтобы мне вспомоществовал всевидящий взгляд святого Спиридона Тримифунтского, мощи которого покоятся на Корфу.

– Как-как? – переспросил Степан, лукаво прищурившись.

– Святого Спиридона Тримифунтского, – повторил Натан, еще не вполне понимая, в чем подвох, однако чувствуя, что он есть. – Если его мощи на Корфу, то он, видимо, очень почитаем у тамошних греков…

– Ага! – подтвердил Степан и вдруг взорвался смехом, как пороховой погреб. – Святого!.. Спиридона!.. Тримифунтского!.. – С каждым словом, с каждым слогом он наново заходился смехом, бия себя ладонями по коленям.

Поначалу это казалось Горлису забавным, однако вскоре начало вызывать раздражение, со временем, в коем длился смех, всё большее. Скорее всего, и Кочубей почувствовал это, поскольку постарался обуздать себя, дожевывая на десерт последние смешки.

– Ты, Танелю, не сердись за это. Картина знайома и оттого смешная, как цуцик в спеку. Греки – верующие это да, конечно, кто ж спорит. И Святой Спиридон на островах ихних вправду власть имеет. А через них и у нас в Хаджибее тоже – одесский грек Кесоглу в Арнатуской слободе даже церкву Спиридона Тримифунтского закладывал, щоправда, без толку… Но и кроме того… Как думаешь, прозвище Спиро что означает?

– Хм-м… Неужто? Постой… Короткое имя от Спиридона?

– Саме те. Те саме! И в случае с нашим одесским Спиро – это именно прозвище, а не настоящее имя. Он на шнурке вместе с крестиком носит образок Святого Спиридона. Так за него кажуть, сам, признаться, не видел.

– Так, значит, Ставраки хотел сказать мне, чтобы я в своих действиях всегда помнил, что в Одессе кроме официальных властей еще есть и власть Спиро. И он, его люди всегда за мной наблюдают. Так, что ли?

– Так! Да еще подарил тебе блюдо твое любимое – в подтверждение их всезнания за всё, даже в дещицях мелких.

«Хорошо, – подумал Натан, – что и в этом выяснили всё подробно. Выходит, разговор с греческим купцом был не таким уж безобидным».

Начали уж прощаться, когда вдруг Степан еще одну думку надумал.

– Слухай сюда, друже. Слушай, а что ежели… – И застыл, поскольку сам еще не вполне сформулировал родившуюся в нем догадку. – Мы с тобой решили, что Стефания Понятинская велела тебя выкрасть да внушения сделать, поскольку мы с тобой в бумагах «ятинскі» разглядели, а Вязьмитенов расшифровал это именно как «Понятинский».

– Ну да. И это кажется естественным.

– Кажется оно, авжеж, кажется. Но что если дело не только в этом. Как она тебе говорила: «быть разумней, осторожней, не тревожить высокородные семейства и дворянскую кровь своим глупым любопытством»? И?.. Разумеешь, о чем я?

– Отдельно «высокородные семейства» и отдельно «дворянская кровь».

– Ага. «Дворянская кровь». Дворянин убитый! – воскликнул казак, подняв вверх указательный палец. – Дворянин из Рыбных лавок! Чтоб меня закопичило, она еще и из-за него так волнуется! Может, если бы эти два повода по отдельности, так она бы стерпела, не стала активничать насчет тебя. А тут не стерпела – и сказала выкрасть тебя да внушение сделать. Небось, той дворянин Гологур еще и коханий ее.

– Интересные выводы, Степан, но уж больно смелые и далеко идущие. А с чего это всё взято – из одной только фразы?

– Фраза важная, знатная. Но не только в ней дело. Помнишь, мы говорили, что Гологур – натура не только по-польски гоноровая, но и по-особому романтичная, возвышенная?

– Ну, это ты, скорее, говорил. Но да. И я соглашался.

– А буква S у него в написании странная – даже посреди слова вроде как большая.

– Замечали, да.

– Но понять не могли, откуда это взялось. А теперь-то есть предположение.

– Stefania?!

– Ага. Зустрічали мы это у поляков. Лыцарская галантность такая – первую букву из имени «дамы сердца» начинают писать всегда заглавной. Или почти заглавной, поскольку, когда быстро пишешь, то она среди прочих литер выходит этакой усредненной, полуторной.

– Хм-м. Может быть…

– Но это история такая, почти детская. Молодые парубки из шляхты так делают, пока душа мягкая – потом твердеет. А если Стефания знает про твое галичанское происхождение, если мы думали, что она сама в тех же местах жила в юном возрасте…

– …то и дворянин Гологур мог там жить.

– И не просто жить, но также иметь поместье, быть гражданином Австрии. Но он не магнат, как Понятинские. И поместье у него только одно.

– А это значит, что он, прибыв в Одессу, и до того, как стал рыбным торговцем, мог зайти отметиться в Австрийском консульстве.

– Ага. А ты как, Танелю, мог бы у своих австрийских чиновников за это выпытать?

Натан хмыкнул, представив Фогеля. С одной стороны, того трудно сподвигнуть на подобное нарушение правил. Но с другой – ежели подход правильный найти, то, может, и получится.

– Попробую, Степко, попробую.